Сближение

«…Время работать с людьми, пока с чёрного входа
                к ним не юркнул гробовщик.»

Рей бредбери «Прикосновение пламени»

Сближение.

Витя видел омерзительный сон, доведший его до ужаса, который заставил сразу же всё забыть. Он с трудом открыл слипшиеся от гноя глаза, с болью приняв первые лучи ядовитого солнца. Губы сомкнутые вонючей слюной на всю ночь, дали брешь и выпустили пара зловонной гари, ассоциирующиеся у Вити с фекалиями, на манер тех, которые повсюду оставляет его питомиц. Он был голоден, одновременно с этим его невероятно воротило и потоки тошноты, того и дело начнут порываться вверх по ободранной водкой и сигаретным дымом глотке.
Приняв сильные решения, Витя оттолкнулся отбитыми локтями в просаленную грязь простыни и сел на кровати, испытывая головокружения и болезненные ощущения в висках. В комнате был такой холод, что по серой от грязи и затхлости коже бегали кровожадные волдыри мурашек, вытягивая из организма последние жизненные соки, жирными пятнами оставаясь на рваной майке, а так же извергая вонь.
Почуханное тело затрясло в утреннем холоде. Солнце, сморкающееся в его окно ослепительно-ядовитыми лучами, нисколько не грело. Батарея у стены подавала жалкие признаки жизни. Синие, тощие, голые стопы как палки воткнулись холодный сырой пол. Витя мыльными глазами осмотрел мрачную при белом дне комнату, и в горле заскрежетало, изжога, и боль в лёгких не давали ему покоя. 
Пол был усеян различным мусором, в число входящих – бычки, фантики от бич пакетов, рваные куски газеты, и бог весть, откуда взявшиеся – грязные зёрна пенопласта. Кое-где лежали фекалии оставленные котом, таким образом, чтобы при первоначальном взгляде, увидеть их было нельзя. И в то же время, обязательным образом, лежали кое-где, в качестве мин. У кота была своеобразная охота и забава.
Шаркая тапочками в грязных чёрных трусах и майке, он вышел в коридор – единственное место в квартире, где не присутствовал свет, попадающий из окон. Далее, его путь практически инертно и уныло лежал к разбитой кабине ванны. Витя нажал на кнопку света, и тот час же в него хлынули новые, не менее холодные и ядовитые потоки.
Воспалённый тяжёлым сном взгляд попеременно ползал с потресканной плиткой стены до грязного, вырезанного зеркала, без рамки, отражающего в себе дряхлое синюшное тело, на фоне бытового свинарника. При этом, в голове присутствовало забвенное  НИЧТО.
Витя помочился стоя под душем, принимая латентное удовольствие от того, что горячие струи мочи огненными потоками стекали по его ляжкам, грея их, и унося с собой миллионы и миллионы не убитых днём ранее, клетки мозга. Ржаво-хлорированная вода, гуляющая в прогнивших водосточных трубах за стенкой,  была не достаточно тепла, но от безнадёги терпима. К тому же слабый напор вырабатывал воду гораздо меньше положенного.
Витя стоял под душем, мылил голое тело, сплошь покрытое царапинами и синяками, хозяйственным мылом. Помыл голову. Затем, стоя под тем же самыми, едва тёплыми и реденькими каплями воды, он испытал эротическое возбуждение, ввиду длительного отсутствия физиологической связи с представительницами противоположного пола. Он оттянул сморщенную крайнюю плоть вниз, испытав некоторое жжение и, представил свету многослойные залежи творожных струпьев смегмы. Совершив несколько болезнетворных фикций, он ощутил практически неощутимое волнение в организме и выдавил несколько полупрозрачных капель спермы на серую сырую поверхность старой ванны.
Почистил зубы, кое-как зачесал на мокрую реденькие волосы и вышел из сырой холодной коробки. Обратно внутрь тёмной квартиры.
В комнате было всё так, как он её оставил. Без изменений. Где-то в глубине исполосованной души, теплилась искорка того, что однажды утром он скроется в ванной, покинув свою спальню, не надолго, а когда вернётся – то застанет хорошо освещённую комнату, в которой свет из окон греет, а не болезненно и холодно жжётся, словно мороз.
Все вещи будут лежать по полочкам в шкафу, а не валяться в хаотическом порядке и смятом виде, где не попадья. Постель будет заправлена а на столе, без явных признаков пыли и липких пятен – источает приятный пар кружка отличного кофе, и, аппетитно выглядящая яичница с нежными ломтиками колбасы. Ободранные, копчёные стены, отныне будут покрывать мягкого цвета обои, полы устланные тёплыми пушистыми коврами из меха, а потолок больше никогда не будет протекать из-за свинского и халатного поведения соседей. Вместо пыльной двухсотваттной лампочки, отныне будет висеть изящно и со вкусом подобранная к общему интерьеру, люстра.
Витя вернулся в совершенно иную своим грёзам одбстановку. Выбрал из кучи мятых шмоток, воняющих на дне шкафа, более менее приемлемые для ношения. Оделся, превозмогая боль в суставах и костях. Старые оконные рамы плохо сдерживали ледяной воздух, поэтому следовало одеться как можно теплее. На пол, по ту сторону его потолка, обнаглевший сосед, то и дело обрушивал нечто тяжёлое, и настолько часто, что, было совершенно невозможным думать о чём-либо своём, строить планы на день. Сегодня он начал как никогда рано. А ночью, его потолок ходил ходуном от звуков и ботаний сверху, во время того, как сосед совершал яростный акт соития со своей женщиной.
Витя старался не слушать, что происходит над его головой, подозревая, что мерзавец занимается подниманием-опусканием тяжёлых гантель, небрежно кидая их об пол. Витя видел его пару раз на лестничной площадке – здоровый верзила - качок, суровым взглядом и уголовно-лирической наружностью.
Он натянул дурно-пахнущий, но тем не менее, тёплый свитер, самый тёплый что у него был и, стал готов к приёму пищи, несмотря что тошнота и болезненные ощущения в животе не отступали. По пути на кухню он влетел одной ногой в кучку оставленную котом, самого мерзавца, по прежнему видно не было, по мастерству растворяться в пространстве, ему не было равных. С внезапно нахлынувшим признаком отвращения и раздражённости, Витя обтёр ногу о выступ из пола, в дверном проёме. Пошёл дальше.
На кухне, его как всегда ждала привычная картина, привлекающая исключительно неутешительные веянья в душе. По пустому столу и двум табуреткам, нашедших своё расположение неподалёку от облупленной раковины, доверху набитой грязной посудой, и электрической плиты, сплошь заляпоной остатками горелой еды. Старой холодильник, стоял у окна. Он едва заметно подрагивал, из-за  своего чудовищно громкого тарахтения, давно нуждающимся в ремонте, моторчика. Довершало убогую картину кухни присутствие многочисленных тараканов и букашек, в отличие от мух не впавшие в анабиоз и чувствующие себя полноправными хозяевами положения.
Витя сомкнул дрожащие пальцы на дверце холодильника и потянул. Дверь открылась, треск стал практически несносным для ушей, а внутри воняло так, что доводило до потемнений в глазах. С пустых полок Витя схватил, банку открытых консервов, старое молоко, но не успевшее прокиснуть и завёрнутую в целлофановый пакет – булку хлеба.  Действовать нужно было быстро, и сразу же закрывать холодильник, слишком надолго задерживать воздух он не умел. К своему изумлению он обратил внимание, что мерзкие твари добрались и до холодильника – по решёткам и обледеневшим стенам бегали чёрные тараканы. Дверца захлопнулась.
Часть содержимого банки, Витя кинул на газету у батарее, где обычно трапезничал кот, затем, убедившись, что вода в его миские присутствует в достаточной мере, он пошёл к столу, смахнул самых наглых и ленивых тараканов и поставил перед собой свой скудный завтрак.
С завтраком было покончено, желудок с трудом принял в него брошенное и Витя вяло подошёл к окну, чтобы выкурить первую сигарету за день, а затем изучить мир снаружи, отличающийся редкостным однообразием и унынием. В карманах штанов, он не нашёл заветной пачки. Пришлось порыться в старой банке из под томатной пасты, куда он скидывал бычки.
Сегодня, ответственный день, размышлял он, сидя на кресле в своей комнате. В его
руках находился здоровый мясницкий крюк, на манер тех, что грузчики на складах тягают замороженные туши убиенной скотины. Он нашёл его когда переехал в эту квартиру, около года назад. Крюк торчал с потолка, вкрученный болтами, рядом с лампочкой. В этот же день, Витя свинтил его, потому как ему казалось, что торчащий с потолка крюк выглядит очень зловеще и отталкивающе. А потом, с удивлением заметил, что в те моменты, когда железяка оказывалась в его руках, он чувствовал себя уверенно и спокойно, не взирая на то, что она была вечно холодной. Он часто ходил устраиваться с ним на работу, держа его за пазухой. Как-то раз, от престарелых соседей, что иногда гуляли около его подъезда, он услышал, что на крюке повесился предыдущий хозяин квартиры.
Кот выбрался из своего укрытия и деловито ходил по мебели изучая, без того знакомые территории, чьи владения, всецело приписывал исключительно себе. Его скатавшаяся шерсть, тускло блестела в наполненной мраком комнате, а хищные, жёлтые глаза, подозрительно поглядывали на Витю, не позволяя ему приблизиться ближе положенного.
Старые часы показывали около десяти. Через час он пойдёт устраиваться на очередную работу. Собеседование назначено на двенадцать. Нужно не опоздать. А пока – час безделья, в компании с равнодушным и озлобленным на него животным и крюком для разделки туш, повешенья. Рай в домашнем шалаше под аккомпанемент процессов жизнедеятельности соседа сверху.
Сидел и слушал. Последнее время, голове было очень больно слушать.
Сначала раздался стук в дверь. Они вошли не дождавшись и пяти секунд ответа. Тревога и беспокойство ворвалось в душу Вити, он резко повернул голову на внезапно открывшуюся дверь. И увидел их…
Появление двух молодых красивых женщин, придало совершенно не предсказуемый поворот, кратковременно разорвав его обыденное ощущение жизни. Ненадолго возникло состояние иллюзии интереса. Он это осознал.
На первый взгляд, им лет двадцать – двадцать пять, строго забранные волосы на голове и тёмные костюмы. Две чёрные леди на фоне серой комнатушке, наполненной ядовитыми лучами. У смерти два лица?
- Кто вы? Что вам нужно? – поинтересовался Витя, голос подрагивал, как ему показалось, убедительно.
- Здравствуйте,  Я Катя, а это – Юля. Мы из социальной службы, стажируемся на повышение квалификации, поэтому мы проводим некоторые исследования, опрашивая граждан в этом районе. Мы могли бы поговорить?
- Это недолго? Мне нужно вскоре уходить. – Витю посетило ощущение, что его сердце колотится с ним вместе со стулом. – А о каких исследованиях вы говорите?
- Ну, скажем, это связано с людьми, живущими в этом районе. Эти сведенья будут предоставлены комитету по здравоохранению и фонду благоустройства города, помогут развиться программе…
- Ммм. Хорошо, думаю, у меня найдётся некоторое время, чтобы ответить на ваши вопросы, только не слишком личного плана. – Произнёс Витя, неожиданно поверивший в убедительность её голоса и почувствовав благие намеренья.
- Конечно, разумеется. – Сказала всё та же чёрная девушка, по имени Катя. Юля тем временем не  участвовала в разговоре, а изучала потолки, мебель и разбросанные вещи.
Девушки прошли в комнату, черты их лица стали чуть мягче.
- Как ваше имя? – спросила Катя.
- Витя… ээээээ, а не могу ли я вам предложить чаю? – спросил, внезапно перебив себя же, он. С излишней расторопностью, не присущей естественной ситуации, он промчался мимо девушек, по узкому коридору и очутился в кухне. Какая-та часть его мозга подсказала ему, что это из-за ощущения горького запаха сигарет и перегара,   он  не
желал, чтобы они учуяли его запах. Не хотел, чтобы они ощутили затхлую вонь его свитера.
- Да, конечно, с удовольствием. – Сказала девушка за его спиной.
Он нашёл более-менее чистые бокалы. Не стал их споласкивать, дабы от них не пахло ржавой водой.
- Вам здесь не холодно? – Раздался голос за спиной девушки Кати, пока Витя возился с организацией чая.
- Нет, с чего вы решили? – сказал он. – Мне здесь вполне нормально. – Произнося, он старался заметить, выходит ли вместе со словами пар.
- У вас прохладно. Вас так устраивает?
- Весьма, свежий воздух, понимаете ли. – сказал он, выдавив скрупулезную улыбку, какую и не выдавил бы самый неквалифицированный актёр в мире. – Здесь немного скапливаются запахи.
Он вернулся с двумя бокалами, из которых клубился пар, и поставил на стол, смахнув несколько тараканов. Он улыбался всё той же улыбкой, одновременно опасаясь, того что носки на его ногах, могут оказаться недостаточно свежи.
- Прошу прощение, сахара нету, и чая к сожалению тоже, но есть замечательная питьевая вода, горячая. – Сказал Витя немного извиняющимся голосом.
Он отошёл немного от стола, и уселся на табуретку, возле мойки. На себя воду, он наводить не стал.
- Благодарим. – ответила за обеих Катя. В этот момент она делала кое какие записи, в бланке. Другая осматривала кухню, весь её бардак и насекомых.
В дверном проёме появился кот, важно прошёл мимо всех к миски. Витя смотрел на него и поражался тому, как он может вести себя так нагло и высокомерно, всех проигнорировав.
- Нашей организации интересен подобного рода быт. Вы уверены, что это та самая обстановка, какая вам нужна?
- Ну чем богат, тем и рад. Я пока не могу позволить себе большее. Я, видите ли, ищу работу. – Сказал Витя. Табуретка была отчаянно жестка для его недавно выскочившего геморроя, с другой стороны, если бы её не было вовсе – он умер, от спазмов в животе и мигрени.
Кот лазил в углу и уронил бутылки. На время, все переключили внимание на источник шума, а затем последовал очередной вопрос:
- А почему вы не пытаетесь что-то изменить?
- В каком смысле? Вы видите – я рад и меня всё устраивает.
- Но посмотрите вокруг, - она обвела взглядом кухню. – Ведь всё могло быть и лучше!
- Я с вами не спорю. У меня могло быть много чего, как и у любого из нас… - он утробно закашлялся и немного подался вперёд, прикрыв рот ладонью.
- Может быть нам вызвать врача? – в голосе девушки послышалось беспокойство.
- Нет, всё нормально. Всё пройдёт. Всегда проходит.
- Вы здесь совершенно один живёте?
- Да. – сказал Витя.
- Вы знакомы с термином, социальная адаптация?
- Да, что-то читал в школе… В общих чертах знаю. По крайней мере, представляю, о чём вы.
- Нам важно знать, почему вы живёте один? – Витя почувствовал в словах нечто неприподъёмное для своего нутра.
- Со мной живёт кот. – Ответил, Витя.
- Не больно кто он приветливый. – Произнесла загадочно, Катя, глядя на то, как животное, обожравшись консервов завалилось спать у батареи.
- Нормальный кот. Тоже мой друг. – Витя вновь изобразил улыбку. Беспокойство
росло, так же быстро как и его печень, в последние месяцы.
Последовали очередные записи.
- Как вы относитесь к людям? Какие у вас отношения с соседями?
- Эм… вполне обычно, нормально, в общем. – Внутри защекотало. Ситуация вновь начала приобретать неожиданные обороты. - У меня есть друзья, иногда они тут, со мной.
- Часто ли у вас случаются приступы агрессии или обиженности?
Витя с задумчивым видом посмотрел на девушку.
- Какие у вас странные вопросы. Сказать по правде, они ставят меня несколько в неловкое положение.
Юля встала из-за стола, сложила руки на груди, выдохнула дрожащим голосом. Витя понял, что им становится холодно, так же как и ему. Девушка хранила молчание, подошла к окну и принялась рассматривать оконные рамы, которые пропускали сквозняки. Катя тем временем, старалась не показывать вида, касательно некомфортной температуры, и продолжила говорить:
- Я думаю, что вы весьма сдержанный человек, и часто не подаёте вида.
- Быть может, я могу вам предложить пойти обратно в спальню? – предложил Витя, на что получил утвердительный ответ.
Они покинули кухню, так и не притронувшись к воде, что он для них приготовил. К этому времени, она уже перестала источать пар.
Юля ходила по комнате, хрустя мусором под ногами, с явным интересом в глазах рассматривая каждую деталь. Катя говорила:
- Вы знаете, всё же, это не то место и не та обстановка, в которой вы должный пребывать.
Витя слушал её, одновременно с этим, он наблюдал за Юлей, и тем, как она взяла со стола его крюк, крутила его, трогала пальцами, без единой доли эмоций.
- Почему вы постоянно твердите мне, что всё не так как нужно, в то время, как я вас бесконечно уверяю, в обратном? – спросил Витя, он неуклонно следил за второй девушкой.
В этот момент наверху грохнула музыка. Мощная акустическая система высекала низкие частоты, заставляя дрожать потолок и шатать из стороны в сторону лампочку. Сосед принялся топать и перемещать тяжёлые вещи – он всегда любил заниматься перестановкой мебели под громкую музыку.
- Вы меня слышите? – спросила громко Катя. – В ваших интересах, прислушаться к нашим советам, пока ещё не слишком поздно. Мы хотим помочь. - Сидя на стуле, она подалась немного вперёд, очевидно, для того, чтобы предать своим словам более убедительный характер.
Она говорила:
- В наши должностные обязанности входит уведомить вас заранее, прежде чем случится непоправимое.
Витя не нашёлся в ответах. Внимание сосредоточилось на страшную крутиловку в животе и жжение в заднем проходе, на почве нарывающего геморроидального узла. Боль живота, в результате серьёзного отравления ржавой водой, которую попил утром, из под крана.  А она продолжала, её лицо было очень серьёзным. Её глаза… Холодные и проницательные:
- Ну а что может случиться непоправимого? Я не нарушаю закон, не выхожу по ночам, не вступаю в конфликтные ситуации с соседями. У меня спокойная и уютная жизнь. – Сказал он, затем.
Воли его не было предела - стерпеть всё это сразу. Головная боль перерастала в невероятную мигрень, пробивая все области тёмного мяса его мозгов. Куски почти не переваренной употреблённой накануне пищи, гнилостным болтуном ходили вверх-вниз по горлу, токсичным выбросом, который обжигал ободранную водкой поверхность. И при всём при этом, он удивлялся способности, как то ещё что-то отвечать.
- Дело не в том, что вы нарушаете...  - Сказала она, понизив тон. Своими словами заставила его содрогнуться посильнее, чем обычно содрогает порывистый северный ветер, блуждающий тут в ночи. Её лицо было глянцевым и гладким. Светящиеся глаза говорили в ней то, что она могла убеждать.
- Своим состоянием вы нарушаете других, и разрушаетесь сам.
- Как-как, простите? Я не верю в то, что мне говорите. У вас есть доказательства ваших слов? – Витя встал, приложив огромные усилия.
Ему приходилось говорить очень громко, дабы перекричать раздающиеся сверху шумы. Непрерывное движение чувства дискомфорта и боли, не давало ему сфокусироваться на смысле ей произнесённого, не позволяло дотянуться до самой сути, таящейся в её словах. С другой стороны, что-то начало проясняться. И этого он боялся даже больше, чем, внезапный прорыв геморроидального узла, на почве нервов, при собеседовании, что должно состояться сегодня. Внезапно, он почувствовал пар своего дыхания, вырывающийся изо рта – он пах перегаром, зубная паста и скудный завтрак не смогли его перебить. Как только, девушки из социальной службы оставят его и уйдут, он пообещал себе решить этот вопрос, а заодно и принять львиную дозу обезболивающего.
- Смотрите, - начала Катя. Юля тем временем смотрела сквозь окно на улицу и дрожала всем телом. – Каждый человек создаёт для себя социальную среду, к которой, в конечном счёте привыкает. Становится зависимым. Если он смиряется и опускает глаза на некоторые дисбалансы в ней возникающие, то с каждым разом, перестаёт замечать, как они влияют на него всё чаще и чаще.
- Да… но как это связано со мной? – поинтересовался Витя, про себя отметил, насколько пронзителен и ровен её голос, по сравнению с его.
Девушка начала терять терпение. Это стало заметно, но продолжала сохранять самообладание. Витя продолжал симулировать невозмутимость.
- Создавая определённые условия быта, в последующем влияет на наше психологическое состояние и общее восприятие этого мира. – Сказала Катя и встала со стула. – Вот посмотрите, как вы живёте…
Она описала взглядом всю его комнату и сделала соответствующий жест рукой.
Витя осторожно посмотрел по сторонам и не увидел ничего из ряда вон выходящего.
- Соблюдая, обычные правила и нормы гигиены, вы смогли бы изменить свою жизнь. – Сказала она.
Мысли у Вити тут же пошли в другую степь, относительно подлинности её профессии. Ему тут же пригрезилось, что его трепетное сознания пытаются подвергнуть гипнозу. На самом деле это две приспешницы чудовищной секты, которые выдали себя за социальных работников, но только для того, чтобы проникнуть в дверь его квартиры. А теперь, он ожидает, что в каждый момент, они перейдут к сути и принципам их организации. Начнут в чём-то убеждать, навяливать своё мнение и позиции. Он был готов к этому, готов чтобы в случае чего отразить.
- В этой квартире, созданы все условия для эффективной затравки человека как личность.  В нашей с Юлей работе… Вы меня слышите? – перекричала она сквозь музыку. Витя положительно кивнул. О да, он слышал, к глубочайшему сожалению и тревоги.
- Пребывая в бесконечной мрачности, и холоде, какой мы у вас наблюдаем, в сознании каждого человека происходят нежелательные изменения. Всевозможное многообразие фобий, комплексов, болезней. И вы даже не можете это замечать. – Сказала она. Витя почувствовал, что дрожит как студень и это заметно, невооружённым взглядом. Тем временем Катя не останавливалась, уверенно перекрикивая музыку:
- Так вот, в психологических процессах каждого человека, заложена удивительная функция – способность адаптироваться к любым условиям пребывания. В любой момент, достигает той точки, что сознание перестаёт видеть тот ужас в котором пребывает тело.
- Всё равно я не могу понять. Ничего!
- В эту зиму выдались рекордно низкие температуры, не находите?
- Вполне нормально, - ответил Витя, - в моей квартире вполне уютно и спокойно. Ну я…. По крайней мере, я привык.
- Вот! Вы привыкли. Но вы посмотрите! – катя начала расхаживать по квартире, в то время как Юля делала то же самое  поодаль от них, и пиная в разные стороны мусор, кашачьи экскременты и пустые бутылки, непрестанно телеграфировала шариковой ручкой. – Привычки порой губительны. Вот гляньте – ваши окна – она подошла к окну, грязному и покрытому инеем – они ненадёжно утеплены, сквозь них, постоянно просачивается холодный сквозняк, и день и ночь. Комната едва ли уступает по температурным числам снаружи. Но вы ничего не предпринимаете, чтобы изменить… А почему?
- а стены? – она подбежала к дальней стены, на которой виднелись жирные разводы и следы тушения сигарет. Она постукала по ним ладонью, в следствие чего послышался звонкий гул.
- они слишком тонкие – всё слышно, чем занимаетесь вы, и чем занимаются соседи. С другой стороны, соседи не  могут слышать ничего за своей стеной, с вашей стороны, потому как вы не производите никакого шума. А они производят, но вы ничего им не говорите. – Дабы предать своему суждению больше веса, она показала глазами на потолок и шатающуюся от музыки лампочку.
- Очень интересные доводы. – Произнёс Витя, будто в пустоту, с видом, словно его здесь не было.
- Вы игнорируете проделки даже собственного животного, который откровенно издевается над вами, испражняясь не туда, куда положено, раскидывая мусор и еду по квартире. Вы это видите, не отрицайте, пожалуйста.
- Возможно, но дело то не во мне! – Терпению шёл конец, ничтожные зачатки гнева, моментально придавливались невероятно сильным чувством похмелья и не возможности подобрать правильные слова.
- Да нет, любезный! Как раз таки, исключительно дело в вас, и ни в ком ином. Но не вы один создали такую ситуацию. Прежде чем я продолжу, хочу обратить ваше внимание, что у вас полная кухня вредоносных паразитов, к факту которому вы относитесь весьма естественно. Ну это ладно. – Она медленно перешагивала ошмётки мусора, щёлкая каблуками. Иногда они липли к полу и отдирались с едва уловимым ухом, омерзительным треском – кошачьи лужи высохли и стали им следствием.
Она ходила по комнате, Юлия тем временем, была практически не заметна, занималась своими делами. Катя перетянула на себя всё внимание и комната, будто погрузилась в ней. Даже музыка, и та стала, будто вдали отсюда.
- Вы бы могли обустроить свою квартиру. К примеру, убраться… очень важно, для температуры души, для её нормального состояния, тело чувствовало, опрятность своего обитания. Это не сложно сделать, но вы почему-то отказались от этого. Отсюда и отношение к себе. Ваш внешний вид, подсознательно подстраивается под вид окружающий. Невозможно быть опрятно одетым и ухоженно выглядеть, пребывая, среди мусора, сквозняков и тараканов.
Она перешла к Витиной кровати. Ещё с сырой и мятой простынёй. Она посмотрела на неё и покачала головой. Произнесла, выпуская пар:
- Нет, нельзя… И вот вы выходите такой наружу. – Её взгляд обратился в окно покрытое пылью и полосами льда. – Вас видят другие люди. Вы обращаете внимание, что людям, в транспорте, на улице, в помещениях, в вашем присутствии дискомфортно, как бы не зачесали волосы, не прогладили и одели бельё. Далее, у вас развиваются к ним подозрения, Из-за логически возникшей мысли – почему они так на вас реагируют?
Многие – очень чувствительны к разным вещам, поданной нашей харизмой, действиями. От не пренебрежительного вида, они начинают относиться пренебрежитель –
но и к вам. Изо дня в день, нахождения снаружи, являясь мишенью для глаз и действий со стороны, человеческая душа черственеет, холод пробирается уже не внутрь, а исходит изнутри. Притупляется бдительность, на каждый выкрик, грубое обращение, или им подобное, человек начинает реагировать как на нечто естественное. Вы это понимаете?
Витя не понимал. Частично он вдумывался в то, что она говорит, что-то внутри его изодранного организма заставляло это делать, однако, сознательная часть не давала ему постигнуть ход её мыслей до конца. Ему пришло в голову, что в движении, станет лучше размышлять, такой метод часто помогал ему раньше. ОН принялся ходить по комнате, ковыряя под потрескавшимися ногтями грязь, с каждым выдохом, выпуская клубы пара, ощущая холод во всём теле, и продолжая внимательно слушать, не произнося не слова:
- Вот поэтому мы здесь. Потому что увидели вас около месяца назад.
- Правда? Где же вы меня могли увидеть, извольте полюбопытствовать? – промямлил Витя.
Катя сделала паузу, думая, говорить или нет… Потом приняла решение и сказала:
- вы собирали окурки на трамвайной остановке, неподалёку отсюда. Вы это помните?
Новая волна смятения и неприятных подозрений, тонной наковальней обрушилась ему на голову. Неприятно слышать то, что его кто-то видит,  как он побирается. Она могла бы промолчать из вежливости – так он подумал.
- Помню – произнесли потрескавшиеся губы.
- Господи, как у вас тут холодно. – Произнесла Катя и съёжилась. Её партнёрша сложила руки на груди и перетаптывалась у двери. – Вы не мёрзните? На вас же одна майка и трико.
- Нет, мне вполне нормально.
- Я считаю, что это не правда. То, как вы себя ведёте и чувствуете, не соответствует норме. Ради Бога не обижайтесь, но я считаю, что вы будто стараетесь не замечать всей этой разрухи. – Она описала взглядом комнату.
Неожиданно, музыка наверху стихла и послышалась какая-то возня.
Катя подошла к стене и постучала промёрзлыми руками.
- Стены слишком тонкие, вы слышите? Сквозь них можно хорошо слышать соседей. И так же, они превосходно слышат вас, но вы молчите и стараетесь не делать лишнего шума. Не так ли?
Каждое её слово будто лезвия, обрушающиеся на тонкие нити его терпения. Витя подошёл к окну, взял с подоконника недокуренную сигарету и посмотрел, что там творится на улице. Закурив, он ощутил жалкую пародию на эйфорию, но в тоже время, не утратил бдительности, внимательно слушая, надо заметить, затянувшуюся речь социальной работницы.
Музыка сверху смолка. Зато возобновились перемещения, удары и ботанья.
- Стены не позволяют вам уединиться в той степени, в которой бы вам хотелось. Вам кажется, что ваши соседи – придут в негодование, если будут слышать, что вы перемещаетесь или разговариваете слишком громко.
- Это возмутительно! – превозмогая изжогу, сказал Витя, и затянулся едким дымом.
- Начинать нужно с себя, и обстановки вокруг. Тараканы… они же вам на голову сели – а ведь, один звонок, и к вам приедут из службы, поморят их. Вас мучает ряд недугов, физиологического характера, хотя вы могли сходить к врачу, вылечить их. Отчего-то, вы это избежали тоже. – Лицо Екатерины, приобрело иронический характер, она опустила глаза и прошлась по комнате, по всей видимости, таким образом рассчитывая немного согреться.
- Если вы выглядели опрятно, к вам не относились с пренебрежением на улице.
- Извольте! У меня всё в порядке во взаимоотношениях с людьми!
- Тогда почему на вашем теле синяки и ссадины? – спросила Катя. Она задала слишком много вопросов и сказала многое, но этот вопрос заставил Витю взорваться внутри, не подавая вида, как он умел, ибо как казалось, что перед гостями, тем более не знакомыми, демонстрировать вспышки ярости – это не этично.
- Меня избили… - процедил он сквозь зубы, выплёвывая клубы пара.
- За что, позвольте полюбопытствовать?
- Я… - тут он вспомнил, как на улице  ему в спину проорали, что он бомж. Естественно, Витя возразил, и троя неизвестных жестоко и бескомпромиссно повалили его ударами наземь. Кроме ног обрушаемых ему на голову и туловища, и шквала мата извергаемого скверными ртами, более  он ничего не помнит. Воспоминания завершались, тем, как он ехал в полицейском бобике, который в тот день собирала всех пьяных с мороза. Он долго лежал до этого момента без сознания, засыпаемый снегом и покрываясь льдом. – Я не знаю, за что…
- Почему вы не заведёте женщину?
- Ну знаете! – Витя, безуспешно изобразил негодование. Попытка настолько жалкая и безрезультатная, что слёзы навернулись на глазах, слова девушки для него стали крайне невыносимы.
- Не боитесь ли вы, с кем-то сближаться настолько, что это посягнёт и разрушит ваше личное пространство? Не стыдитесь ли вы своего внешнего вида? где-то в глубине  души, не явно… Не занимаетесь ли вы самообманом и отрицанием всего, что вы боитесь понять? – С этими словами она надвигалась на него, стараясь удерживать его взгляд на своих глазах. Тем временем, ёжась от холода, Юля что-то яростно записывала в блокнот, а кот рылся в куче мусора, пытаясь найти более тёплое место для сна. Когда Витя подошёл к окну, то занял пространство около батареи, коту было неприятно находиться рядом с ним. Он это знал давно. А теперь, и кот, и Юля казались так далеки. Возникло странное и непоколебимое ощущение, что остались только Витя и Катя.
Катя приблизилась настолько близко, он уже чувствовал её дыхание на лице, и запах её духов.
- Вы не можете отвечать людям, за всё что они делают с вами, вы не хотите, что-то делать для того, чтобы с вами так не обращались… Ведь это так. – она понизила голос, для того, чтобы произвести максимальное воздействие. – И этот сосед сверху, - она подняла голову к потолку – вы тоже не можете  ему ничего сказать в ответ, сделать так, чтобы он не отравлял вам жизнь.
Витю начало колотить, холодный вихрь совершенно новых мыслей и оценок ворвался ему в голову и ободрал внутренние стены черепа. Головная боль переросла в невыносимую мигрень
- Люди… люди источают холод, доводя свой образ жизни до замкнутости и отчаянья, добровольно отказываясь от общества, соглашаясь на то, что общество отказывается от них. Внутренний холод… - Её глаза стали как стекло, будто она погрузилась в глубокие и старые воспоминания, вспыхнувшие с неожиданной яркостью. – Этот холод сильнее, всех тех, что существует в природе. Он рождается от такого образа жизни и чёрствости.
- Так всё-таки… Вы говорите слишком много вещей, которые не совпадают с тем, как всё обстоит на самом деле. – Сказал Витя, попытка, возразить была настолько жалкой и не убедительной, что…
- Вы источаете холод. – Произнесла Катя. – Вы. Мы изучаем и исследуем свойства души человека на фоне характера, его обитания и отношения с людьми. Если хотите, у нас есть масса неутешительных примеров.
- Как я могу источать холод? Это же чушь!
- Вот мы и занимаемся тем, чтобы вы понять… хотя, с другой стороны, чем больше
этим занимаемся, тем неутешительны результаты. Сейчас наша деятельность направлена на предотвращение весьма неприятных исходов.
- Уму не постижимо! На что идут мои налоги. На какие-то бредовые исследования. Вы что, боитесь, что я источая лютый мороз, могу себе навредить? – спросил Витя и дёрнулся в сторону от батарее, движениями разгоняя обледеневший воздух. За его спиной, взору Кати открылся покрытый инеем подоконник, в результате того, что Витя на нём посидел.
- На самом деле, уважаемый Виктор Тихонин, мы волнуемся за вас окружающих, чаша терпения, ваша чаша терпенья уже через край. Жертвой всплеска вашей агрессии, копившейся за все года проживания в этот месте, может стать любой прохожий или скажем, сосед по лестничной площадке, этажам… мы пытаемся вам предупредить, и начать работать над собой!
- Да что вы говорите! У меня всё прекрасно! Всё прекрасно! Понимаете вы или нет, не лезьте мне в душу! – Воскликнул Витя. Он стал махать руками и расхаживать по комнате, злобно пиная мусор и обрывки старых газет. Никогда он не чувствовал такого раздражения.
Юля, которая во всём этом разговоре была вне участия, стояла в другом конце комнаты и держала в руках термометр, выжидая, не отрывая взгляда от шкалы. Она надела на руки перчатки, потому как холод стал практически не терпимым:
- Минус тридцать два! – Воскликнула она. – Это при температуре воздуха снаружи, в двадцать один градус.
- НУ, вот видите?! – спросила настойчиво Катя, внедрившись в хозяина квартиры глазами. – Начните всё менять пока не поздно сейчас!
- Вон! – заорал Витя, превозмогая боль, он подскочил к столу, схватил с него стеклянный стакан, и швырнул в потолок. Посуда с грохотом разлетелась в дребезги, осыпав побелку и осколки вокруг.
Катя и Юля замерли, но лишь на мгновение. А потом Катя произнесла спокойным тоном:
- Ну, хорошо, мы оставим вас, но мы сказали все, что были должны.
С этими словами, они, не делая лишних резких действий и слов, удалились, оставив, как никогда разъярённого Витю в полном одиночестве и душевной пустоте. Когда дверь захлопнулась за ними, он ещё долго стоял посреди комнаты и тяжело дышал, позабыв обо всех недугах его коробящих. Сжав кулаки.
День был непоправимо испорчен. Всё что ему теперь хотелось, это лечь в свою вонючую и смятую постель, полежать, свернувшись калачиком, и возможно, всплакнуть, впервые за месяцы раз.
Он подошёл к кровати, прихватив с собой крюк-талисман, и увидел, что кот помочился на его подушку. Придушив внутри себя новую волну агрессии, он вернулся к стулу, что стоял в середине комнаты и сел, ожидая сам не зная чего, слушая тишину, и выпуская клубы пара изо рта.
А где-то сверху, возмущённый грохотом и чрезмерной наглостью сосед, уже наматывал бинты на кулаки, соизмеримые с головами кувалды, чтобы спуститься этажом ниже и выделить ему очередную дневную порцию побоев.

- Помойная 47… - прочла Юля надпись на доме, в котором жил Витя. – Мда… новый обречённый.
- Я, кажется, допустила грубую ошибку. – Сказала Катя и затянулась сигаретой.
Они стояли прямо  возле подъезда двухэтажного барака, с облупленным фасадом и просевшей крышей, куда явились с миссией спасенья и курили, ожидая сами не зная чего. Светило солнце, на улице царил ясный зимний день, чуть падал снежок. Было гораздо теп-
лее, чем в квартире, которую только что покинули.
- Какую ошибку? – поинтересовалась Юля.
- Я нарушила его личную зону комфорта, я приблизилась слишком близко.
- Ну, теперь это уже не имеет значение… - сказала Юля.
- Ну, теперь уже да… теперь ему уже ничего не поможет. Я имею ввиду, тому полоумному качку, что живёт над ним. – Сказала Катя. – Надеюсь, он заслуживает, то что рано или поздно получит, остаётся только вопрос, когда он это получит.
- Да ну тебе-то, какая теперь разница? Мы собрали достаточно материала для отчёта, предлагаю забыть теперь об этом убогом и сходить в кафе, выпить, что-нибудь горячего, а то я уже ни ног, ни рук не чувствую. – Сказала Юля и бросила под ногу бычок, с хрустом втёрла его в снег.
- Да, пошли… - Ответила Катя и сделала тоже самое.
Больше, они не появлялись на улице Помойной никогда.

Тяжёлые шаги, сравнимые с громом кувалды, обрушались на оледенелый пол тёмного сырого подъезда. Они яростным стуком рвались хищной дрожью, сквозь синюшную тонкую кожу Вити. Потная холодная майка прилипла к телу. Однако дрожь в некотором роде другая, как ежели была прежде. Чудовищный ужас, в вперемешку с остекленевшим чувством призыва, к немедленным действиям. Скрюченное жизнью и всезначными побоями, болезнями, тело распрямилось в обоссанной котом кровати, сжимая в руке крюк, что являлся его необыкновенным талисманом, с момента заезда сюда.
Время шло. Терять нельзя ни минуты. Он подкрался незаметно к двери, стараясь ни в коем разе содрагать тишину его квартиры. Тишина немым грохотом повисла в воздухе, мусор не летал от сквозняков, гнилые половицы изъеденный изнутри паразитами, презрительно не скрипели. Не выдали скверно и предательски, как выдал некто бы другой. Неизменным остался лишь мороз. Такой же сильный, такой же пронизывающий. Холод, порождённый по обе стороны этих стен.
Витя, едва ли предавая анализу свои чувства и действия, как по неведомой, когда-то заложенной в его голову программе, прижался к стене, возле двери, слушая стремительные приближения грозных шагов. И ждал, когда дверь распахнётся, чтобы нанести удар. До самого конца, он, с выработанным с годами терпением, ждал.