ЗвездО

«Посидел каких-то пять минут, а в ведерке уже плещется несколько золотистых карасиков.  Неплохо, если и дальше так же дело пойдет.  А дело, видимо, пойдет.  Вот и приметы налицо: ветер западный – раз, месяц огляделся – два и что самое важное – дождик прошел.  Хоть и выбрался на рыбалку всего на пару часов, пока механик в сельхозтехнике запчасть достанет, а с таким успехом можно и полное ведерко накидать».

По другую сторону пруда на обрыве появилась чья-то фигура с удочкой, торчащей над головой, как антенна.  В глаза сразу же бросилась форменная фуражка вновь испеченного рыболова.  Рубашка тоже для сельской местности необычная.  Милицейская что ли?  Рубашка подняла руку и стала вырисовывать в воздухе непонятные жесты.

« Приветствует?  Дескать, рыбак рыбака видит издалека.  Или зовет?  Точно, зовет – машет». А боковым зрением механизатор Вася приметил, как его поплавок вздрогнул и уверенно устремился под воду.  Резкая подсечка – и упрямый карпик, размером с хорошую ладонь, трепыхается на траве.  Рыбалка нравилась все больше.  Но этот с обрыва опять отвлекает – машет. 

«А-а-а… точно, новый участковый.  Зовет. Вот радость, бросить все и, не ближний свет, к нему тащиться. Обойдется.  И откуда он, черт, взялся в такое неподходящее время, на природе достал!»

 С видом непонимания, что от него требуется, и как бы, в знак рыбацкой солидарности, механизатор в свою очередь помахал ему ладонью поднятой руки.  А сам снова забеспокоился: что ему надо?  Не знакомиться же он сюда пришел – с удочкой.  Да, требования власти надо выполнять. Вздохнул, положил удочку на рогатину, воткнутую у берега в воду.  Вставая, поскользнулся, упал на правую руку.  Вытер грязную ладонь о траву и подумал: «А может помыть?   Вдруг этот мент руку подаст».  А последующая мысль уверенно заняла спорное место, напрочь отвергнув прежнее предположение: «Нет, мент не подаст.  Вон, опять машет.  Гляди, прямо сейчас в воду брошусь и поплыву. Нет,  лучше все-таки пойти.  Все мы по жизни        отчасти греховодники. От сумы да от тюрьмы, как говориться…»  Механизатор взглянул на поплавок, уныло попрощался с очередной поклевкой и пошел, скользя кирзовыми сапогами по мокрому уклону балки.

При строительстве этого степного водоема был удачно использован рельеф местности: балку перегородили плотиной – и все дела.  И теперь пруд выглядел толстющей длинной змеей с раздвоенным хвостом.  Даже в затишье вдоль лога тянуло сквознячком. Сегодня, в пасмурную погоду, возникший ветерок тревожил  водную поверхность.  А в силу ныне сложившихся у рыбака обстоятельств, подобное сравнение в его глазах находило неоспоримую схожесть пруда со змеей:  ветерок поднимал темно-серую рябь, очень похожую на змеиную чешую.

 Долгой и грустной показалась дорога.  Так бывает всегда, когда идти очень и очень не хочется.  Когда заведомо знаешь, что впереди ждут неприятности. Чтобы обойти водоем, добраться до стража порядка, объясниться и вернуться обратно, требовалась солидная часть того время, чудом оторванного от сельских забот для рыбалки. И это без учета, как долго придется объясняться…  Чем дальше шел, тем больше охватывало беспокойство: «Зачем зовет?  Или совхоз весной малька запустил, а теперь запрет?  Вряд ли – была бы табличка.  А там, как знать.  Село-то одно, а порядки разные: у них в совхозе одни, у нас в колхозе – свои.  …Нехорошие мысли возвращаются, как их не гони.  В прошлое воскресенье в клубе потасовка вышла с совхозными, да и переросла в драку.  А земля -то слухами полнится… А как же тогда меня узнал?  Ах! дочка его неприступная.  Ведь приставал к ней.  Значит, и на меня успела своим крашеным коготком указать.  Ну-ну.  Она же грозилась позаботиться о моей подстрижке. Так и сказала: «Сорок копеек сэкономишь и пользу на улицах райцентра с метлой в руках принесешь».  Значит, сейчас по-отцовски беседовать будет. Ещё один Анискин объявился. Но это всё-таки лучше, чем стать свидетелем того, как  напарник- комбайнер бункер зерна загнал.

 Идя вдоль пруда по скользкому склону балки, Василий обогнул отвилок, обнаживший донный грунт, поросший камышом и, взойдя на бугор, уткнулся в летний лагерь для скота.  Покосившиеся, полусгнившие у земли столбы едва держали свои жерди, уложенные по пригнутым гвоздям.  Рыбак пролез сквозь ограду, – так путь короче, – изрядно чухнувшись об кривую жердь, нервно выругался и, маневрируя между коровьими лепешками, оказался в хвосте пруда.  Теперь он, преодолев первую половину пути, и переправившись на «неприятельскую территорию», наступил, так сказать, на змеиный хвост: неотвратимо приближалась встреча с властью и неприятные ощущения становились всё острее. Под ногами потрескивала и ломалась выгнутая пластинками земля.  Даже изрядный дождь ее не размочил.

«Мелеет пруд. Далеко вода отступила.  В грязь бы не втюхаться. И без того, кажется, замарался.  Ну, ничего, ничего: сживемся и с этой участью.  Времена меняются, и мы другими становимся.  Вон, лягушки когда их на берегу пугнешь, теперь прыгают не в воду, как прежде, а наоборот – в гору.  Так их рыбаки-браконьеры своими  электроудочками достали…»

  Он шел по скользким вилюжистым тропкам, натоптанным парнокопытными и сердце всё чаще колотилось в груди.  До участкового оставалось несколько десятков шагов.

« Вот сейчас, сейчас начнет хитрить, как его учили делать при дознании.  Потом применит психологическую атаку: или пытать взглядом будет, или взревет, как пускач на тракторе».

 И все-таки бедолага присел у воды, помыл руки, вытер о штаны.
« Ишь, стоит – ждет, как не на рыбалку пришел.  Так, спокойно, не волноваться.  Протокол здесь никто писать не станет».
 
Навстречу шагнул парень в милицейской форме. И в глаза сразу же бросилось его дружеское расположение и обезоруживающая улыбка, какая может быть только у безгранично счастливого человека.  Парень поднял руку к фуражке и, указывая на её красный околыш длинным пальцем, картаво, но торжественно произнес: «Смотри, какое у меня звездо!» Механизатор внимательно посмотрел, призадумался и подтвердил: «Н-да! действительно звезда хороша».  Василий взглянул на парня еще один раз и повернул обратно.

 Он шел, прежней тропой, находился в том же, разумеется, обличии, но был это совершенно  другой человек: его радовала скользкая тропа, промозглый ветер, дующий теперь прямо в лицо, веселил прощальный момент с последней поклевкой.  Он еще раз чесанулся о знакомую жердь, шумно втянул воздух сквозь зубы и улыбнулся. У него было прекрасное настроение.  Его радовала жизнь. И он подумал: лучше встретить дурака, чем милиционера.