Участь невидимки

Сними с меня лицо, как будто мраморную маску.
Сними с меня лицо, коснись стальных костей с опаской.
Оскал мой поцелуй своими тёплыми губами.
Ты видишь, больше нет различий между нами.

Otto Dix - Раздетые.

"Задумавшись однажды о своей жизни, я понял, что, пожалуй, я больше ненавижу, чем люблю ее.
Может быть, все дело в том, что моя жизнь протекает в круглосуточном кафе, давно заменившем мне дом. Я ненавижу запах кофе и треск кофемолки, молочную пену и шоколад, поэтому на работе я пью только чай, хотя всегда любил кофе.
Я ненавижу звон входного колокольчика, утренних посетителей, похожих на зомби, скомканные салфетки со следами губной помады и пол в бело-черную плитку.
Я ненавижу место, в котором работаю, я ненавижу засыпать за кассой и просыпаться с отпечатавшимся на щеке следом от наручных часов.
А еще я ненавижу свои отражения. Потому что они искажают и показывают мне ложь и темноту.
В моем мире слишком много "ненавижу". Это слово стекает к моим ногам, течет по стенам, постоянно исчезает и возвращается.
После я буду выводить это слово кровью на белых простынях и на полу, и мне поставят неутешительный диагноз "сумасшедший".
Это вы все - сумасшедшие. Вы не знаете того, что знаю я. Вы не видите".

Зеркала - лгуны и обманщики, я никогда не любил их. Почти никогда не смотрел. Я не проявлял к своей внешности какой-либо интерес, потому что считал себя уродом. Бледный, худой, с запавшими глазами и взглядом побитой собаки.
Иногда я чувствовал себя невидимкой. Люди смотрели сквозь меня, а я смотрел на людей и запоминал их лица - мне казалось, что только это не давало мне раствориться в окружающем мире, помогало оставаться собой.
Зеркала - огромные прозрачные глаза, и в них никогда не увидишь своего отражения. Я никогда не любил зеркала, потому что мой двойник презрительно улыбался мне, манил пальцем и отступал в черный туман.
Проще не смотреть. Не видеть. Не замечать. Нужно быть нормальным, как и все.

Я ненавижу кафе, в котором работаю. Милые фонарики у входа, колокольчик над дверью, уютные кресла и стеклянные пепельницы. Единственное, что я люблю - это посетителей. Не тех, что приходят утром, мычат сквозь зубы "каппучино, и побыстрее", нет. Я люблю тех, что приходят ночью.
Они редки, эти посетители, но они приходят каждый день. Я знаю их имена, знаю каждую черточку лица, оттенок голоса и отзвук смеха. Они красивые. Они непохожи на других.
Чаще других сюда приходит девушка. Бледная, светловолосая, трогательно-худая, с длинными пальцами, похожими на паучьи лапки. О ней я знаю только то, что она учится и работает, у нее есть кот и сломанный телевизор, она любит музыку и не любит дожди. Она носит оранжевые куртки осенью, а зимой - белую шапку, у нее узкие перчатки и облезший лак на ногтях, у нее очень темные глаза и совершенно некрасивая, кривая улыбка, густые брови и ямочка на подбородке. Эта девушка немного нравится мне, но я никогда об этом ей не скажу. Потому что она приходит ко мне лишь за тем, чтобы выпить кофе без молока и без сахара, и выкурить сигарету.
Для нее я тоже невидимка.
Но когда она подходит оплатить чек, она улыбается - улыбка совсем не красит ее бледное лицо, но я не выдерживаю и улыбаюсь в ответ, как придурок.
И замечаю, что у нее глаза в крапинку. Очень красивые глаза.
Когда она уходит, я подхожу к зеркалу и поправляю засаленный фартук и приглаживаю волосы. Корчу рожу своему отражению.
- А она красивая, ты понимаешь, придурок?
Отражение кивает мне, хотя я не делаю ничего. Лицо кривит презрительная гримаса.
Я поспешно отворачиваюсь. Нельзя смотреть в глаза своему отражению. Не знаю, почему. Просто верю - нельзя.

Зеркала забирают наши воспоминания и искажают их, превращают любовь в сущий кошмар.
Шеф говорит мне, что я схожу с ума. Что я разговариваю сам с собой и разбиваю зеркала в туалетах.
Он кладет руку мне на плечо и спрашивает: "Эй, Мэд, что с тобой?"
А я молчу, потому что мне нечего ему ответить.
В его глазах я вижу отблеск зеркальных осколков, собственное отражение, которое, я знаю, издевательски ухмыляется мне.
"Тебе нравится игра, Мэд? Давай поиграем еще..."
По ночам меня мучают сны, где мое отражение прижимается ко мне холодными стеклянными губами, режет их в кровь, а затем сдирает кожу с лица когтями, улыбается разодранным ртом.
"Смотри на меня, малыш. Теперь мы одинаковые".
Глаза той девушки - порой все, что остается мне сейчас. Глядя в белый потолок, на белые стены, на крепкую дверь, я сжимаю сбитыми ладонями виски и вспоминаю ее лицо. Память услужливо подкидывает мне ее черты, искаженные и неправильные, точно отраженные в разбитом зеркале. И в глазах ее - серебряные осколки, и кожа покрыта стеклом...
В моей палате нет зеркал, но по ночам я слышу тихий шепот из темноты - бесплотные голоса зовут меня по имени, и по спине проходит холодная дрожь, и я начинаю кричать, колотить кулаками о стены, потому что мне страшно - по-настоящему страшно оставаться одному.
Но меня никто не слышит. Никто не придет.
Такова участь невидимки - всегда оставаться одному. Даже наедине с собственными кошмарами, которые режут острее ножей.
Когда ночь проходит, меня уже нет. Лишь кровавые надписи растекаются по стенам, создавая ощущение вечно исчезающей комнаты.