74. Швартовка и бойцовские петухи

      15. 03. 92

Утро раннее. Топот ног на мостике. Будят в 7-ом часу: чиф, выходи к трапу левого борта. Вышел. Привезли заказанные продукты, согласие мое требуется на обмен на дизтопливо. Для вида поломавшись, даю это согласие. На 6-7 бочек. Моя экономия накрывается медным тазом. Скорей, капитанская, он тут тонны две зажал, передавая Компании данные на приход в порт о наличии топлива и масел.

Приснился милый поросенок. И на тебе, привезли двух поросят. Один черненький, как во сне, другой — беленький. Кто-то из филиппинцев потащил кулек с рыбой и ромом. Кэп отвернулся. Руки на продуктах они конечно нагреют оба-два наших капитана, Бебис и Яннис.

Продукты не ахти, при ближайшем рассмотрении. Много гнилья. Но все же — зелень. Кур много, то-то работы будет матросам. У нас краска закончилась, и они совсем заскучали без основной своей работы. Уже занялись всяким перетряхиванием судового скарба по коффердамам и тамбучинам. Доски перекладывают, олифят деревянные плинтусы, косяки дверные, деревянные настилы.

Дизелька маркитантам не подошла, темная. Поросята лежат на палубе, уже приговоренные. Чейндж продолжается, но опять на тросы стальные и растительные концы. Завтрак по сему случаю отменяется. Готовим машину, в 10-11 часов идем в порт. Сегодня чуть-чуть штивает, вода носится вдоль борта мутно-жёлтая. Баркас на одном конце привязанный, гуляет вдоль нашего борта.

На корме Фавилларан вскрывает шеи кур и бросает их в корзину, где они трепыхаются, взлетают, умирают, разбрызгивая кровь и окрашивая все вокруг. Два петуха дерутся на скользкой кровавой палубе. Вовсю гогочет Фавилларан, подбадривая их индейскими кличами. Его добрая обезьянья рожа достойно украшает эту кровавую баню. Тут нужен живописец класса Иеронима Босха.

Три бочки уносит течением, вывалились из сетки. Наперерез им пошел другой баркас. Тут же на корме свежуют поросят филипки. Константино дрючит в каюте бирманку. Все чем-то заняты. Артелку забили зеленью и провизией под подволок, много влаги и тепла, в холодильных камерах по 15 градусов, компрессор пашет, как на каторге.

Пришвартовались. Опять полувручную. Давненько не было у меня таких маневров. По судну носится самый боевой петух. C трюма на трюм перелетает. На причале столпились человек 20 в форме. Ждут установки трапа. А тут — петух. Если узнают про чейндж на рейде, могут быть неприятности.

По ТВ бегут полосы, сквозь которые летят самолеты, идут танки, маршируют войска, слышится марш. Выключил телевизор. Включил радио. По УКВ опять марши в уши. Знакомо. Ночную серенаду Баха так обработали под марш, что бедный музыкант на том свете уже ноги, поди, отбил! Так и хочется встать и вместе со всеми зашагать. Куда?

Начался таможенный досмотр военных в хаки. Возле кают чертят мелом круги и цифры. Зашли ко мне. Один со мной болтал, второй рылся по рундукам и шкафам. Угостил их сигаретами. Попросил, который рылся, «Вим» для чистки раковин. Дал. Любезно распрощались, ушли. Зашел их начальник, предложил угостить его сигаретами, увидев блок на столе. Дал только пачку. Тут их будет, чувствую, много таких. Поставили на моей цифре перед дверями меловой круг: обработали. Такова Бирма, она же Мьянма.

Пришел чиф, принес пропуск. Извинился, что не постучал, давно на ногах, замучился. Увольнение здесь до восьми вечера. А я как раз вчера сочинил стих: «Блюстителям нашей морали».