Портреты словами. Чудо-ребенок

Детям на ночь обычно сказки читают.
Его родители были очень занятыми людьми, и чтобы сэкономить на времени, читали ему  учебники. Мама - книжки  по истории, папа – по экономике.
Ему было интересно. Во-первых, потому, что все было по-настоящему, а не какие-нибудь колобки придуманные, во-вторых, потому, что было много незнакомых смешных слов типа «рецессия» или «маржа», которые, если донести до детского сада, можно гордо произнести вслух, наблюдая за округляющимися глазами воспитательниц.
 А самое главное, что кто-то один из них, папа, или, предпочтительнее, мама были в эти недолгие минуты с ним. Просто сидели рядом и занимались своим, интересным делом. Он как-то с недетским смирением принимал ситуацию, и совсем не капризничал и не  сопротивлялся. Надо людям готовиться к экзаменам, значит надо. Еще потерпит. Жизнь долгая, экзамены преходящи. Настанет и его день – и они с удовольствием будут слушать на ночь его настоящие истории.
Он довольствовался малым. Тем, что он или она, сидя на краешке его кровати, и держа на коленках открытую книгу, с выражением читают какую-то  скучную чепуху. Потом закатывают глаза и декламируют  обоям на стене  ее же, только своими словами. Изредка встречаясь  взглядом с ним, растерянно улыбаясь и ловя на одеялке его руку. Но тут же отпуская – детская ручонка очень мешает произношению важных экономически-исторических терминов.
Ему нравилось их тепло. И ощущение покоя, когда они были рядом. Мир съеживался до размеров его спальни,  но в него вмещалось самое основное – уверенность, что самые главные люди  живы, здоровы и с тобой.  Он  смыкал ресницы и  представлял себя на лодочке в море. Голос  лектора заменял шум волн,  становился все тише, тише, и вскоре замолкал где-то вдали.   
А вместо снов  ему до утра снились  рыцари, размахивающие мечами или крестьяне, сносящие господский дом. Или прыгающие цифры, одетые в  роскошные одежды с кружевами, на конях и со шпагами. Или   революционеры с перебинтованной головой  и красными пятнами на одежде.
 И  дурацкое слово «рецессия», которое он, даже во сне, повторял многократно, чтобы не забыть и все-таки ввернуть его в  садике. Потому что нет больше удовольствия, чем знать, что ты знаешь то, чего другие еще не проходили.
Хотя бы в отместку, что им читают про колобков, а тебе нет.