учителем музыки

В начале собрания старик Харон затянул было вечную песню об экологии да о загрязнении Стикса, но его деликатно прервали. Сидеть в сырости не хотелось никому. Перешли на более актуальные темы. Цербер просил отпуск.

–  Нет, нет и нет, – председатель стукнул по столу кулаком для большей убедительности. – А работу вашу кто будет выполнять?

–  На месяц-то можно и замену найти, – вступилась Лана, которой всегда всех было жалко.

–  Искать вы будете? – спросил председатель ехидно.

Я достала из сумочки шоколадку и отломила квадратик. Надо бы поднять вопрос об отоплении, хотя бы в служебных помещениях. Холод – простите за каламбур – адский.

Цербер слегка пожал плечами.

–  Хорошо-хорошо, не давайте отпуск. Вот умру от туберкулеза, все ваши грешники вообще разбегутся.

–  Нового найдем, – буркнул кто-то на дальнем конце стола. – Подумаешь, велика птица…

После заседания я спустилась по скрипящим ступенькам на улицу и остановилась, кутаясь в пальто. Один за другим расходились угрюмые работники Аида. Наконец дверь хлопнула с особенной силой, и по ступенькам сбежал Цербер. Увидев меня, он улыбнулся мягко, но скрыть раздражение в голосе ему все же не удалось.

–  Сволочи! За последние два года не то что выходных не было – света божьего не видел!

Я сжала его руку.

–  Они не имеют права тебе отказывать.

–  Да я уволюсь просто-напросто. Пусть ищут желающих на эту должность. Пойду лучше грузчиком!

Я усмехнулась.

–  Или учителем музыки. Ты ведь на чем-то играешь? Будешь с детьми работать… Говорят, оптимальный вариант.

–  Может, прогуляемся?

Я кивнула.

В серебристом свете луны черная масляная вода выглядела почти романтично. Каблуки увязали в глине. Я цеплялась за локоть Цербера.

–  Уволюсь, – повторил он устало. – У них тут бунт был в субботу. Еле подавили.

Он закатал рукав, демонстрируя ужасный, свежий еще шрам.

–  Телка тут одна. Троих детей на помойку вынесла. Родит и выносит. Носила бы и еще, если бы от СПИДа не умерла… Так вот это она меня… «Мы, – говорит, – хотим на землю». Я говорю: при жизни думать надо было. А она мне, знаешь что? – Цербер сплюнул. – «Нас, – говорит, – при жизни не предупреждали».

–  Увольняйся, – предложила я шепотом.

–  И знаешь, у них нет никаких шансов что-то понять. Раскаяться… Не уволюсь я никогда. Потому что поставят на мое место какого-нибудь олуха… Собирай этих грешников потом.

–  Скажи, Цер… – Я сжала его пальцы. – После всего, что ты видел… Ты веришь в добро?

Он посмотрел на меня сочувственно.

–  А почему, ты думаешь, я тут сижу уже пятый год?

Мы дошли до переправы и остановились.

–  Скоро привезут новую партию. Ты домой?

Я кивнула.

Цербер смотрел на небо.

Над этим угрюмым миром занимался серый день.

Где-то вдали заиграл рожок.

28/04 2006