Аспирантура

Предыдущая глава была здесь: http://proza.ru/2012/12/29/1097
 
Когда Славик закончил (или, по его собственному выражению, «кончил») институт, перед ним открылись две основных возможности трудоустройства. Первая – устроиться куда-нибудь в КБ или НИИ. И вторая – пойти в аспирантуру и в дальнейшем стать преподавателем.
 
В своём выборе Славик ориентировался на своего одарённого друга Колю Тучкина, полагая, что тот поможет ему сделать карьеру. Тучкин выбрал аспирантуру. Славик последовал за ним. Это было полезное сотрудничество: Колян серьёзно занимался радиотехникой и давно уже перезнакомился со всеми преподавателями двадцать пятой кафедры. Вот на эту самую кафедру они со Славиком и распределились.
 
И здесь произошёл один пренеприятнейший случай, о котором следует рассказать особо. Дело в том, что Тучкин придерживался нестандартной сексуальной ориентации, а проще говоря, был немножко голубой, хотя для виду пользовался и девушками тоже. Свою страшную тайну он тщательно скрывал, понимая, что за это по головке не погладят (да и по голове не погладят). А поскольку все связи у него были на стороне, то никто из его друзей в институте даже понятия не имел, что Колян на это способен. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь, а ребята с двойным дном прокалываются чаще всего на мелочах. Так случилось и с Тучкиным.
 
Прикол произошёл в самый первый день учёбы в аспирантуре. Коля привёл туда Славика. В первую очередь Славику предстояло познакомиться с заведующим кафедрой. Это был очень интересный чувак, а наибольший интерес представляло его славное боевое прошлое: он был офицер в отставке. Призванный в армию 22 июня 1941 года, участвовал в Великой Отечественной войне до самой победы. Любовь к истории заставила меня проследить его фронтовую биографию: всю войну он геройски сражался в военкомате в Красноярске. Более того, после победы ему довелось ещё пять лет защищать Родину на этом ответственном посту. И только в 1950 году он демобилизовался, переехал обратно в Питер и вернулся в науку.
 
В описываемое мною время завкафедрой с нетерпением ожидал, что его со дня на день наградят званием Героя Советского Союза. Заслужил, не спорю. Но для нашей истории существенно не это, а то, что, доблестно сражаясь с гитлеровскими ордами, он нахватался солдатских жаргонных словечек и широко ими пользовался. Это и привело к катастрофе.
 
Когда Колян и Славик явились на кафедру, старый вояка был в игривом настроении и как раз искал повода над кем-нибудь приколоться. Поздоровавшись с Тучкиным (они знали друг друга уже года три), он обратился к Славику:

- Ну, боец, давай познакомимся. Как тебя зовут?

- Апарин… Слава.

- Значит, Опарыш. А скажи мне, дорогой Опарыш: почему от тебя воняет, как из помойки? Ты когда вообще мылся последний раз?

Этот вопрос застал Славика врасплох. Он просто не знал, что ответить. Подумав примерно с полминуты, он решил отвечать честно:

- Не помню.

- Ну хоть приблизительно?

- Ну… в прошлом году, наверно, мылся. Но точно не помню: может, в прошлом, а может, и в позапрошлом…

- Молодец, мать твою… Тучкин!

- Я!

- Головка от х…! Кого ты нам привёл?

- Новобранца, товарищ командир!

- Это не новобранец, а кусок говна! Немедленно увести, помыть, отмыть и потом уже приводить! Приказ ясен?

- Так точно!

- Во-от, уже лучше. Баня напротив через дорогу, сам знаешь. Только отдраить его как следует, чтоб сиял! За результат операции отвечаешь лично!

И в этот момент у Тучкина замкнуло в мозгах: он не совсем расслышал одно слово. «Отдраить» и «отодрать» - звучит почти одинаково. Но если «отодрать», значит…

«Не может быть!!!»

- …до зеркальной белизны отпидорасить! Понятно?

- Так точно! – радостно проорал Тучкин и едва не подпрыгнул от восторга. Вот теперь ему стало всё ясно.

«Чего это вдруг он так обрадовался?» – не понял завкафедрой, но оставил этот эпизод без внимания.

- Выполнять!

Тучкин взял под руку Славика, и они удалились.
 
Через пять минут завкафедрой вообще забыл про них: на кафедру пожаловал сам ректор. Они душевно поболтали о том о сём: о научных открытиях, об отчислении студентов в армию, о соблазнительных прелестях второкурсницы Петровой и так далее. Вдруг раздался стук в дверь, и на пороге снова появились Тучкин со Славиком. Отсутствовали они примерно полчаса.
 
Завкафедрой всегда отличался очень тонким обонянием, поэтому он сразу понял: за эти полчаса новобранец чище не стал. Запах немытого тела столь явно распространился по кабинету, что даже ректор почуял неладное. Вскочив со стула, он распахнул настежь обе форточки.
 
Зато в глаза всем присутствующим бросилась кавалерийская походка Славика. Он ходил так, будто провёл в седле Первую Мировую войну, да ещё и Гражданскую в придачу. Ноги колесом, между коленями полметра – вылитый товарищ Будённый!
 
Не стесняясь ректора, Тучкин плюхнулся в кресло. Славик сделал то же самое, но сразу вскочил как ужаленный и остался на ногах.
 
Завкафедрой удивлённо посмотрел на него и внезапно всё понял. Он открыл рот и хотел что-то сказать, но не мог произнести ни звука.
 
Тучкин заговорщицки подмигнул ему и весело отрапортовал:

- Всё в порядке, шеф. Нам даже не понадобилось идти в баню – я его прямо в лаборатории отпидорасил!

Покраснев до оттенка спелой вишни, Славик выскочил из кабинета и бросился бежать…

 ………………………………………………………………………………………………………
 
Целую неделю после этой истории Славик не появлялся в институте. Он просто не знал, что делать. Тучкин нанёс ему смертельное оскорбление. Если бы это случилось на сто лет раньше, надо было бы, разумеется, вызвать его на дуэль. А что делать сейчас, когда дуэли запрещены?
 
Появилось и ещё одно немаловажное обстоятельство. Славик с ужасом осознал, что ему… нет, нет, не может быть! – но ему… понравилось. Да! Чем дальше, тем больше ему хотелось повторить процедуру.
 
«Какой кошмар! Выход один: никогда не встречаться с этим ужасным человеком. Впрочем, думаю, это нетрудно. Совершенно ясно, что его уже отчислили из аспирантуры».
 
Наконец Славик решился пойти в институт. И первым, кого он там увидел, оказался… Тучкин. Они столкнулись нос к носу в дверях вуза.
 
Славик не успел даже рот открыть, как Тучкин поздоровался с ним и извиняющимся тоном сказал:

- Слушай, я не хотел. Честное слово, не хотел! Откуда мне знать армейские выражения? В том, что произошло, виноват только этот солдафон, и никто иной. Я его понял в прямом смысле…

- Хорошенькое дело! – взорвался Славик. – А как мне жить теперь?

- Живи как раньше. Но если тебе понравилось, я могу и ещё раз…

Лицо Славика мгновенно приобрело вишнёвый цвет.

- Ты что, охренел? С чего ты взял, что мне понравилось?

- Дорогой, есть вещи, которые мужчина понимает без слов.

 (Тучкин имел в виду не всех мужчин, а только таких, как он сам. Ну, вы поняли.)

Славик немного подумал и вдруг решился.

- Знаешь, - сказал он, - а ведь мне действительно понравилось. Можно… ещё раз?

- Да запросто! – обрадовался Тучкин. – Пошли в лабораторию.

Славик последовал за ним.

………………………………………………………………………………………………………
 
Через два часа, привлекая всеобщее внимание своими радостными физиономиями, они выкатились из лаборатории.

- Ну как, доволен? – спросил Тучкин.

- Это было великолепно! – выдохнул Славик. – Я ещё никогда не испытывал такого наслаждения!

- Лучше, чем с девочками? – подколол его Тучкин.

- В сто раз лучше! Знаешь, - признался Славик, - я прожил напрасно двадцать три года своей жизни.

- Так вот, - строго сказал Тучкин, - то, что мы с тобой сейчас делали, называется «научная работа». Я занимался с тобой научной работой.

- Вот это… научная работа? Та самая, которая включена в расписание кафедры?

- Она самая.

Славик сиял от восторга. Один препод, проходивший навстречу по коридору, спросил его:

- Чему вы так радуетесь, молодой человек?

- Мы только что испытывали новый транзистор, - ответил ему Тучкин.

- А-а, понятно. Поздравляю!

Мужик неторопливо зашагал дальше.

- Это наш коллега, Юрий Геннадьевич, - сказал Тучкин. – Тоже с двадцать пятой кафедры… Чего ты смеёшься?

- Я подумал… Вот если бы этим занимались не мы с тобой, а рабочий и колхозница с тремя классами образования – это тоже была бы научная работа?

- Конечно, нет! – рассердился Тучкин. – Если это делаем мы – значит, это научная работа, а если рабочий и колхозница – значит, это е…ля. У тебя высшее образование, дружок, мог бы и сам догадаться!

Славик изобразил оскорблённую невинность, услышав непечатное слово из четырёх букв.

- Как ты можешь так нехорошо ругаться, проти-и-вный? – капризным тоном проворковал он.

«Быстро же ты поплыл! – удивился Тучкин. – Вот какой я молодец».

И ответил:

- Сейчас объясню. Я начал выражаться только из-за того, что ты, любезнейший, ни хрена не понимаешь и несёшь чепуху. Мы – люди с высшим образованием, понятно? Мы – избранные! И нас должно быть мало: чем меньше, тем лучше. Потому что в наши ряды не должен попасть абы кто! Потому что мы – каста! Понятно?

- Понятно, - механически повторил Славик, задавленный громадным умищем собеседника.

- Мы должны сохранять чистоту наших рядов! – гремел Тучкин. – Соображай сам: если людей с высшим образованием будет много, то они потеряют свою ценность! Что отсюда следует?

- Не знаю.

- Баран! Ты станешь преподавателем, а преподаватель – это большая сила. Это… смотрящий по институту! Так вот ты, - Тучкин перешёл на шёпот, - должен завалить как можно больше студентов. Тем самым ты сбережёшь чистоту наших рядов. А я тебе помогу! Понял?

- Не совсем. Разве количество отчисляемых студентов зависит от преподавателя? Если у них знания на хорошем уровне…

- Вот мудила! Да кого интересуют их знания?! Халявщиков надо отчислять, но и умных надо отчислять тоже. Всех надо отчислять! Чем меньше народу останется, тем лучше! Если людей с высшим образованием много – это нехорошо: ведь они должны быть элитой и возвышаться над всеми остальными. Теперь понял?

- Теперь понял.

- Ну, слава богу. А научная работа нужна нам для отдыха и психологической разрядки. Так что если тебе надо будет… расслабиться, обращайся ко мне. Я помогу!

- Спасибо, - лучезарно улыбаясь, прошептал Славик.

- Кстати, к научной работе мы привлекаем и студентов. В основном, конечно, девушек, но и молодых людей тоже. Для меня.

- А как вы их… привлекаете?

- Как, как! Пригрозил отчислением – и все дела. Девицы сами к тебе в кровать полезут. Вот у тебя сейчас девушка есть?

И тут Славик разрыдался.

- У меня столько девушек было! – всхлипывал он. – И все от меня ушли, представляешь? Они говорили, что я маленький, грязный и вонючий… Переспят со мной пару раз – и уходят, да ещё носы зажимают…

- Спокойно, миленький, спокойно. Мы тебя отмоем. И девиц найдём подходящих. Всё у тебя получится!

- Правда?

- Обязательно!

………………………………………………………………………………………………………
 
Сначала Тучкин решил отмыть Славика, а потом уже подыскивать ему девиц. Поэтому он посоветовался с коллегами по научной работе и достал импортное хвойное мыло, которым можно отмыть кого угодно. Это была вынужденная мера: Славик жаловался, что обычное мыло его не берёт, и Тучкин уже убедился в его правоте. Как до, так и после мытья Славик благоухал вчерашним говном. Но теперь, надеялся Тучкин, всё будет по-другому. Он дал своему товарищу импортное мыло и стал ждать, что из этого выйдет.
 
Вместе с Тучкиным в эксперименте участвовали и другие преподаватели. Все они собрались на кафедре и не торопясь распивали пиво, а наш герой пошёл мыться в баню (в ту, которая напротив через улицу). Мылся он, наверно, часа три, потому что к его возвращению препы успели не только напиться в стельку, но ещё и провести заседание кафедры. Оно как раз заканчивалось, когда Славик робко постучался в дверь и, весь на нервах, вошёл в кабинет. Сейчас он был похож на изобретателя, придумавшего какую-то хреновину и несущего её на показ учёным светилам. Несёт он эту хреновину и думает: «Сработает или не сработает?»
 
Тучкин первым подошёл к нему и обнюхал (при этом от самого Тучкина за три версты разило пивом). А обнюхав, сказал:

- Ну ты и молодец, бляха-муха! Знаете, мужики, у меня такое ощущение, будто я выбросил своё импортное мыло в канализацию. Как вы думаете: если кусок мыла бросить в городскую канализацию, станет ли она от этого чище, а?

Дикий взрыв хохота потряс аудиторию. Справедливости ради нужно отметить, что здесь собрались не все препы двадцать пятой кафедры, а только половина, причём меньшая половина. Но заржали они так, что в кабинете едва не рухнул потолок.

- Ай, молодца!

- Во даёт!

- Ха-ха-ха-ха-ха! Обалдеть можно!
 
Славик стоял весь красный от стыда и был готов провалиться куда угодно, лишь бы не слышать этот лошадиный ржач. К счастью, это продолжалось недолго. Всего через каких-то полчаса веселье прекратилось и препы угомонились.

- Ну, Славик, - сказал завкафедрой, - я тебя не зря Опарышем назвал. Ты и есть Опарыш.

Эта кличка на всю жизнь прилипла к нашему герою. Так я и буду называть его в дальнейшем: ведь именно под этим погонялом его запомнили студенты.

………………………………………………………………………………………………………
 
Сплетни разносятся быстро. Через месяц все родственники и знакомые уже знали, что Вячеслав Васильевич решил уйти от мирской жизни, постригся в аспиранты и был наречён Опарышем.
 
Тем временем Опарыш осваивал азы преподавательского дела. Сначала он принимал задачи, потом – лабораторные работы, а на горизонте уже замаячил экзамен. Первый в его жизни экзамен, который он будет не спихивать, а принимать.
 
Обычно студенты очень хорошо относятся к аспирантам: считается, что они прекрасно понимают друг друга из-за небольшой разницы в возрасте. С Опарышем всё было наоборот. Стоило ему провести две пары занятий, как по институту поползли кошмарные слухи о появлении нового преподавателя-живодёра.

- Слушайте, пацаны, вы видели Опарыша? Это такое чмо – в сто раз хуже, чем Юрий Геннадьевич! Если он у нас и экзамен будет принимать, нас точно всех отчислят! Полтора года учёбы – коту под хвост!

Опарыш преподавал предмет, который назывался «элементная база РЭА»: всякие там диоды, транзисторы и прочее. Этот же предмет преподавал и Тучкин. Бухович с Чудовичем тоже пошли в аспирантуру, но на другую кафедру.
 
Заваливая студентов направо и налево, Опарыш решил не забывать и о научной работе. Тучкин уже хвастался своими интимными знакомствами с молодыми людьми, и это тоже подталкивало к действию. Несколько раз подряд Опарыш завалил самую красивую студентку. Когда она в седьмой раз пришла спихивать первую лабораторную работу, в её прекрасных глазах уже появился вопрос: что делать? Опарыш не всегда умел читать мысли, но сейчас прочитал.

- А я бы поставил вопрос по-другому! – сказал он. – Не «что делать», а «кто виноват»? Вы сами и виноваты – не хотите учиться как следует.

- Так что же всё-таки делать?

- Приходите сюда после пятой пары, - сказал Опарыш, подумав. – Там мы с вами всё и решим.

Девушка была умная, практичная и, следовательно, отличалась лёгким поведением. Логично рассудив, что новый постельный опыт не повредит, она согласилась. В конце концов: какая разница, с кем? Мужики-то меняются, а сам процесс один и тот же…

- …стань ко мне задом, а к окну передом, - командовал Опарыш. – Наклонись. Грудью на стол! Ну?!

Девушка, не раздеваясь, расположилась в указанном месте. Опарыш запер лабораторию изнутри, подошёл к своей законной добыче и, пошарив под юбкой, стянул с неё трусы.

- А теперь, Полякова, мы обсудим вашу успеваемость.

В следующую секунду девушка вскрикнула от неожиданности и попыталась вырваться. Дело в том, что анальный секс был ещё незнаком на просторах СССР. Кое-кто о нём знал, но большинство считало это извращением, как, впрочем, и оральный секс.

- Не рыпайся, дура! Сама же пострадаешь… Тебе диплом нужен? Или не нужен? Если не нужен, тогда – до свидания!

- Не нужен!!! – закричала девушка, но Опарыш не воспринял её слова всерьёз и продолжал своё чёрное дело.

Ух, какая конечность у него! Об-бал-деть! Вы видели противотанковую гранату? Так вот у Опарыша мужское орудие было, пожалуй, даже побольше. И вес почти такой же – что-то около килограмма.

- Не надо! Отпустите! – кричала Полякова.

- Ма-а-л-чать!

Невероятная выносливость, которой отличался Опарыш, привела второкурсницу в ужас. Распластавшись грудью на столе, она вздрагивала всем телом от мощных толчков сзади и громко стонала. Перед глазами маячило окно. За окном постепенно темнело: когда Опарыш засадил ей с чёрного хода, на улице был ещё день, но вот уже включили уличное освещение, а он и не думал кончать.

Девушка совершенно потеряла всякую надежду на спасение, как вдруг у неё над ухом раздался прямо-таки нечеловеческий рёв. Опарыш задёргался и кончил.

- Объявляю пятиминутный перекур! – сказал он. – Потом ложишься спиной на стол и начинаем в стандартном положении. Мне эти пять минут не нужны, но я пожрать хочу: от голода уже в брюхе урчит…

Он достал из ящика стола две булочки и схавал их одну за другой. Потом снова вернулся к научной работе.

…Когда Опарыш поставил ей зачёт, было уже пол-одиннадцатого вечера. Он взял журнал и неохотно вывел троечку с жирным минусом.

- Почему так мало? – обиделась студентка, непослушными руками натягивая трусы.

- Больше вы не заработали. И не вздумайте расслабляться: вы сдали всего одну работу, а осталось ещё семь.

Шатаясь от усталости, девушка отправилась домой. На первом же перекрёстке её остановили пятеро хулиганов:

- А ну-ка, пошли с нами! Щас порезвимся.

………………………………………………………………………………………………………
 
В зимнюю сессию Опарышу было доверено одному принимать экзамен у целой группы. Тучкин такой чести не удостоился, потому что Опарыш научился заваливать студентов намного лучше. Завкафедрой не уставал его хвалить:
 
- Молодец, Опарыш, далеко пойдёшь! Все студенты должны быть отчислены в армию. Пусть они послужат Родине! Возможно, лучший из них станет таким же героем, как я!
 
Между тем экзамен предстоял очень сложный. У Опарыша забрали две группы, с которыми он имел дело раньше, и подсунули ему группу, сформированную из одних отличников. Причём если те группы относились ко второму факультету, то эта – к восьмому. А восьмой факультет долгие годы представлял собой элиту нашего института. Так было в начале шестидесятых, так было и в моё время.
 
Студенты-отличники смотрели на Опарыша не просто сверху вниз – они его вообще не замечали. Они пришли сюда учиться. Для них не было такого понятия, как «завальные препы». Завальных препов не бывает – бывают плохие студенты. Надо ЗНАТЬ предмет, и тогда никакой Опарыш не сможет тебя посадить.
 
Энергичные и уверенные в себе, как морские пехотинцы, ребята явились на экзамен. Лениво зевая, Опарыш разложил перед ними билеты. Студенты разобрали их и сели отвечать.
 
Принцип работы вакуумного пентода? Напишем как нефиг делать.
 
Отвечает студент Горбунов. Первый вопрос правильный, и второй тоже. А нарисуйте вольт-амперные характеристики транзистора. Пожалуйста. А напишите малосигнальные параметры. Пожалуйста. А чем объясняется вот эта вот кривизна характеристики?
 
Молчит студент Горбунов. Влип. Не знает, что ответить. Нет ответа на такой вопрос. Ни в лекциях, ни в учебниках – нигде. Идите, думайте.
 
Отвечает студентка Черногорова. Ладно, девушка, я вижу, вы всё знаете. Поговорим по душам. Вы такая красивая… Вы занимаетесь спортом? Каким? Фигурным катанием? О-о-о, я вижу, вы талантливы во всём. Не хотите ли после экзамена пообедать у меня дома сегодня ночью? Не хотите? А чего так? Я вам что, не нравлюсь? Ах, не знаете… Ничего-то вы не знаете, как я погляжу. Идите, готовьтесь, будете пересдавать экзамен. Оценка два.
 
Отвечает студент Лоскутов. Ладно, ладно, я вижу, что вы тут понаписали. А вот скажите мне: как меняются вольт-амперные характеристики вакуумного диода в зависимости от атмосферного давления? Вопрос элементарный – отвечать быстро, не думая! Не знаете? Два!!!
 
Экзамен продолжался пять часов. За это время Опарыш завалил ВСЮ ГРУППУ. Студенты находились в состоянии отупляющего шока: сегодня они все потеряли возможность получить красные дипломы. Пять часов назад никто из них не сомневался, что получит красный диплом по окончании института. Но двоечникам не видать его как своих ушей!
 
Расходятся студенты. Униженные, посрамлённые, растоптанные. ОПУЩЕННЫЕ.

……………………………………………………………………………………………………
 
Во время экзамена в кабинет на три минуты зашёл Тучкин. И услышал одну реплику, которая его очень заинтриговала. После экзамена он спросил Опарыша:

- Ну и как же меняются вольт-амперные характеристики вакуумного диода в зависимости от атмосферного давления?

- Э…э… А х… его знает!

………………………………………………………………………………………………………

- Ну что ж, Черногорова, придётся вас огорчить. Пять раз вы мне сдавали этот экзамен, да так и не сдали. Я вынужден поставить вас на комиссию.

- А что это значит?

- Придёте – узнаете. Сбор седьмого февраля на двадцать пятой кафедре. В шесть часов вечера.

………………………………………………………………………………………………………
 
В стародавние времена существовало такое выражение – «поставить на хор». Было оно в обиходе у мелкоуголовных элементов.
 
Завальные препы считали себя людьми культурными, поэтому выражались не так. Они говорили по-другому: «поставить на комиссию». Но смысл оставался тот же самый.
 
Вечером седьмого февраля около двадцать пятой кафедры собралась толпа студентов. Кого-то из них поставили на комиссию, кто-то пришёл поддержать товарища. Но все они с нетерпением смотрели на дверь: когда же ЭТО начнётся?
 
А там, за дверью, изготовились к бою самые свирепые. Самые махровые. Ложка дёгтя в бочке мёда. Только бочка мёда сейчас дома отдыхает, а ложка дёгтя – вот она, здесь, на сверхурочной работе. Ударники производства. Опарыш, Тучкин, Юрий Геннадьевич… Соколов прилетел с двадцать второй кафедры, за ним и Бухович с Чудовичем подтянулись. И Гоблин с кафедры матанализа. И другие, которых я даже не знаю: я их уже не застал. В общем, смешанная комиссия.
 
Конечно, некоторые из них (например, Гоблин) в радиоэлектронике не рубят. Но и собрались они не для этого: цель у них совсем другая. Какая – сейчас увидите.

- В эту сессию мы прекрасно потрудились, - начал завкафедрой. – И я очень рад, что особенно отличилась наша двадцать пятая кафедра. Именно поэтому мы здесь и собрались. Нашу кафедру вывел в победители один из молодых сотрудников. Зовут его Опарыш. Вот он.

Опарыш, застенчиво краснея, поднялся со стула.

- Предоставим же ему право первой ночи! Действуй, Сява, а мы посмотрим.

Опарыш выглянул в коридор и сказал:

- Черногорова! Заходите.

Между прочим, именно Черногорова, - в отличие от других студентов, собравшихся здесь, - уже поняла, что её ждёт. Но она тоже, как и предыдущая жертва Опарыша, была девушкой нетяжёлого поведения. Красивая, изящная брюнетка среднего роста, мастер спорта по фигурному катанию, она решила один разочек дать Опарышу, чтобы без проблем закончить институт.

- Проходи сюда, - скомандовал Опарыш. - Грудью на стол.

- Эй, эй! Так не пойдёт. Вас тут слишком много!

- Не волнуйся, экзамен принимать буду я один. Ну-ка ложись!

Девушка легла. Опарыш собрался расстегнуть штаны и обнаружил, что они, как всегда, уже расстёгнуты. Тогда он извлёк своё хозяйство и, держа его наперевес, как копьё, двинулся в наступление. Препы восторженно загудели, приятно удивлённые размерами его органа.

На этот раз Опарыш начал с обычного секса, то есть попал куда следует. Но эта дура всё равно была чем-то недовольна. Понятно чем: у Опарыша оказался слишком здоровый конец, который долго не влезал. Бывшая отличница верещала и отбивалась.

- А я сказал – влезет! – упрямо повторил Опарыш и, поднатужившись, всё-таки втиснул ей с парадного входа своё орудие производства.

- А-а-а-а-а!!! – кричала Черногорова. – Помогите!!! Помогите!!!

Изящная фигуристка явно не сдюжила мощнейший натиск Опарыша. Он навалился на неё с такой первобытной силой, что она тут же забыла и про экзамен, и про красный диплом. Правда, красный диплом ей уже не грозил, но именно об этом она и думала последние дни.

Завальные препы орали от восторга, а Тучкин обмозговывал коварную мысль: вот бы сейчас подскочить сзади к Опарышу и засадить ему как следует! Да вроде бы неудобно – товарищи смотрят.

Научная работа продолжалась так долго, что все охренели. Девица уже ловила чёртиков, развалившись на столе безвольной куклой. Чтобы она взбодрилась, Опарыш произвёл аварийный впрыск топлива и вытащил свою игрушку на свет божий.

Черногорова медленно сползала со стола. Опустившись коленями на пол, она с огромным трудом повернулась в сторону Опарыша.

- Ф…ф…ф…всё? – с надеждой спросила она.

- Три! – провозгласил Опарыш.

- Три? А почему не пять?

- Дура! Я сказал, три! – взорвался Опарыш, сделав красноречивый жест.

Усталость как рукой сняло: неповиновение было чревато жестокой расправой. Черногорова схватила вновь вставшую конечность Опарыша и принялась её тереть.

Зрители тащились вовсю. Опарыш громко и сладострастно стонал. Наконец он задёргался и испустил такую струю, которая сделала бы честь любой пожарной машине.

- Ну как? Поставите мне пятёрку? – шепнула ему Черногорова.

- Какую ещё пятёрку?! – зарычал Опарыш. – А ну-ка, открой рот! Шире, шире! Если у тебя и рот такой маленький, как п…да, то я тебя сразу отчислю!

…Когда Черногорова покинула этот проклятый кабинет, она еле держалась на ногах. Каждую секунду приходилось сдерживать подступающую рвоту. Опарыш так вонял, что она не выдержала орального секса с ним, выплюнула его конечность и была отчислена…

- Ну, как там? – спросил один из студентов, ждавший своей очереди. – Не слишком заваливают?

- Да нет, не очень, - криво улыбаясь, ответила Черногорова.

Дверь приоткрылась, и в коридор высунулся завкафедрой. Он сделал весёлое лицо и радостно прокричал:

- Заходите все!

………………………………………………………………………………………………………
 
Студентов выпустили только на следующее утро. Всю ночь их терзали беспощадные преподаватели. Зато утром завкафедрой подошёл к Тучкину с Опарышем и сказал:

- Поздравляю! Вы прошли самую главную проверку! Теперь вы полностью наши. Кстати, вы ещё не попали в книгу учёта преподавателей?

- Ещё нет, - ответил Тучкин.

- Какое упущение! Займёмся этим сегодня же.

………………………………………………………………………………………………………
 
В нашем институте существует особая книга. Там хранятся досье на каждого преподавателя. Фамилия, имя, отчество, фотография и краткая биография. Лежит эта книга в профкоме и насчитывает примерно тысячу восемьсот страниц. Крупные фотки, молодые лица… На всех фотографиях – молодые лица. Видите, студенты, все ваши препы тоже были когда-то молодыми.
 
Вот это – знойная девушка Валя с кафедры информатики. Кафедра №17, если кто не знает. Увидев Валю, остальные девушки зеленеют от зависти, да и молодые люди сразу начинают волноваться. Даже великий сыщик Силачёв, побывавший в нашем профкоме в 1997 году, не смог сдержать своего благоговейного трепета перед её божественной красотой. «Ну и лахудра!» – сказал он. И добавил кое-что непечатное.
 
Склеил бы я эту девушку. Да только гуляет она не с кем-нибудь, а с медведистым препом. А с медведистым препом зачем ссориться? Мне инвалидность не нужна.
 
А вот вам фотка медведистого препа. Надо же, в молодости он имел довольно интеллигентный облик. Не то что в моё время. В моё время он совсем омедведел. Кстати, преподаёт он там же, на семнадцатой кафедре. У нас в институте он прославился как борец за перестройку и защитник молодой демократии от красно-коричневых. Об этом я ещё расскажу поподробнее.
 
А вот и наш главный герой – Опарыш. И в юности он был таким же грязным и немытым, как при мне. Хотя нет, не таким: ведь при мне он стал старше в два с половиной раза, и значит, во столько же раз грязнее. А на фотке он ещё чистенький. Но черты лица знакомые: глупая деревенская физиономия, маленькие прищуренные глазки, оттопыренные уши и несмываемая улыбка. И стрижка под горшок.
 
Этакий Иванушка-дурачок. Балда. И костюм у Опарыша соответствующий – короткие тёмно-серые брюки и говнистый пиджачок коричневого цвета, делающий его похожим на то, чем он, в сущности, и является. Взять бы его за шкирку, запихнуть бы в стиральную машину да и выстирать с отбеливанием. Прямо в одежде. Кстати, среди студентов ходило такое поверье: поскольку Опарыш никогда не мылся, то он стал разносчиком всех инфекционных заболеваний, какие только есть. И хотя сам он не болеет этими инфекциями, но легко может заразить ими окружающих (точно так же, как кошка – переносчик глистов). Более того, в конце концов студенты пришли к выводу, что Опарыш может заразить любого человека любым вирусом по своему усмотрению: одного – пневмонией, другого – туберкулёзом, третьего – сифилисом и так далее. Неудивительно, что его боялись как огня. Ведь такой тип найдёт способ кому угодно испортить жизнь.
 
В общем, вы согласитесь со мной: Опарыш был самой знаменитой личностью в нашем вузе. Прославился он круто. Дай бог каждому.

Продолжение будет здесь: http://proza.ru/2012/12/29/106