Бессмертная партия Часть 1 глава 4

В соавторстве с Валерием Сергеевым Орловским




         Размышления шахматной фигуры – 4
 
         Становится интересно!
         Наш конь находится под ударом, но его защищает пешка. Он, конечно, не сдвинется с места. Он может пасть под напором слона, но и тот неизбежно погибнет, сражённый маленьким бойцом. Всадник на коне чувствует опасность, но от страха не дрожит: знает, что будет отомщён. И даже если он падёт, то непременно с верой в нашу победу! Гораздо хуже погибать, когда видишь, что сражение проиграно и всё твои усилия были напрасны…
         В помощь одинокой королевской пешке выдвигается вторая, с моей стороны, открывая выход стоящему рядом слону. Слон мотает массивной головой, в нетерпении извивается хобот. Офицер, сидящий на его широкой спине, издаёт громкие победные крики.   Ему, наверное, кажется, что именно он пленит вражеского короля…
         Ну, что же… Посмотрим-посмотрим…
 
   


         Глава 4. Аптекарь с Кёнигштрассе
 
         8.30, утро в районной поликлинике.
         К участковому врачу выстроилась длинная очередь. Человек двадцать. В основном, это - люди пенсионного возраста. Большинство из них – женщины.
         Бабульки сидят и обсуждают свои проблемы. Одни пришли выписать рецепты, другие - померить давление…От множества голосов в помещении царит гул, иногда нарушаемый хлопками закрывающихся дверей. Тема одна – неважное самочувствие. Минут через двадцать после начала приёма, участковый терапевт покидает свой кабинет и куда-то уходит… Немного позже слышится такой разговор:
         - Марья Петровна, чего сидим? Пошли лучше домой, «скорую» вызовем…
         - Зачем тебе «скорая»?
         - Ну, приедут, хоть давление померят, может, и уколют чего…
         - И я пойду, вызову, - вдруг откликается соседка.
         - И я – тоже.
         Половина очереди встает со стульев и начинает движение к выходу…
 
         Кирилл после дежурства проспал до обеда, потом поднялся, принял душ и поставил на плиту кастрюлю: скоро из школы должны придти дети, их надо накормить.
         Из-за входной двери слышны чьи-то голоса. Видимо, соседи опять затеяли спор по поводу постоянно выкручиваемых в подъезде лампочек. «Выйти к ним, тоже поругаться?» – усмехнулся про себя Кирилл. Вместо этого он нагнулся и поднял с пола кошку, пришедшую проверить, кому это понадобилось греметь кастрюлями в таком интересном месте. Увидев хозяина, она в беззвучном приветствии потёрлась о его ногу. В результате, была взята на руки и посажена на плечо. Эту домашнюю питомцу звали Ксюшей, а появилась она в квартире Ильиных в начале лета. Тогда Кирилл присмотрел возле здания подстанции одинокого котёнка, который внимательно и как-то слишком рассудительно смотрел на окружающих его людей своими желтоватыми глазками, словно сам себе подыскивал хозяина. «Если после дежурства встречу тебя здесь вновь, то возьму к себе», - решил тогда Ильин.
         Он включил чайник и, пока тот нагревался, прошёл в детскую комнату. Незаправленные постели, брошенная где попало одежда почему-то вызвали у Кирилла лишь лёгкую улыбку. «Надо приучать к порядку», - в который уже раз по-отечески строго подумал он, но тут же остыл… «До порядка ли теперь? Спасти бы ребёнка… Леночке всё тяжелее посещать школу, того и гляди, придётся поместить её в больницу…»
         Вздохнув, Ильин опустил Ксюшку на дочкину софу. Кошка, обнюхав простыню и подушку, совершила прогулку на другой край постели и, довольно мяукнув, грациозно спрыгнула на пол.
         Взгляд Кирилла остановился на детских игрушках. В этом вопросе его малышам никогда не было отказа. Оттого на водопроводной трубе у подоконника скопились плюшевые мишки, зайки и котики, ожидающие маленькую хозяйку из школы. Возле стены на подушке спал тигрёнок – самый любимый Леночкин зверёк.
         Игорёк тоже любил игрушки, но не так самозабвенно, как его сестричка.
А ещё детям очень нравилось, когда на ночь им рассказывали сказки. Мама и папа по очереди приходили в детскую и в течение нескольких минут выдумывали какую-нибудь интересную историю, обычно с продолжением. Сам Кирилл умело сочинял приключения доброго доктора Айболита в современном городе, где ему необходимо было спасать и детей, и зверей, и даже разбираться со злобными компьютерными вирусами.
         Ещё раз, тяжело вздохнув, Ильин подобрал валяющийся детский носочек, повесил его на спинку стула и вернулся на кухню. Кошка следовала за ним, справедливо полагая, что хозяин, наконец, догадается хоть чем-то угостить пушистую домоседку.
         «Какие у меня на сегодня планы?» - подумал Кирилл, наливая себе кофе. Надо бы сходить в домоуправление, решить вопрос по поводу счётчиков воды… Но это - не срочно… В магазин? Вроде бы, жена таких указаний не давала. Впрочем, нужно проверить, насколько полон холодильник…
         Но что-то надо было сегодня успеть… и непременно сделать …
         Он открыл пошире форточку, вдохнул свежий осенний воздух. Прислушался к звукам со двора… «Чёрт возьми, сегодня же надо заглянуть к Муратову! Раз обещал, значит, никуда не деться… Пешком или проехаться на машине?»
 
         Старик ждал. И даже готовился к встрече: он вскипятил воду в своём самоваре, заварил чай, достал мёд и пряники.
         - Как ваше самочувствие, Пётр Петрович? – первым делом осведомился Ильин.
         У деда заискрился взгляд:
         - Немного лучше, Кирилл, спасибо вам. Да только я не по поводу здоровья… То есть, дело, конечно, касательно здоровья, но не в том смысле...
         - Загадками говорите, - ответил Ильин, усаживаясь за стол. – Ну, я вас слушаю...
         - Угощайтесь, - предложил дед. Сегодня он действительно выглядел лучше, бодрее. Но чувствовалось, что это ему давалось с трудом. – Я начну рассказывать, а вы пейте чаёк и старайтесь не перебивать… Я должен вас предупредить, что этот разговор может затянуться, но то, что вы сейчас услышите, обещайте принять всерьёз…
         - Даю вам слово, Петр Петрович, что выслушаю вас внимательно и серьёзно.
         - Спасибо… Итак, с чего начать? Конечно, с начала, - Муратов улыбнулся. Руки он сложил на коленях и на минуту задумался, словно взвешивая: стоит ли раскрывать почти незнакомому человеку некую важную тайну… Наконец, решился. Его взгляд затуманился - было похоже, что старик отправился в дальний и нелёгкий путь по тропинкам своей памяти...
         - Как сейчас помню, - начал он, - шёл апрель 1945 года…
         Вы, конечно, знаете, что 9-го числа была подписана капитуляция Кёнигсберга (4). Город-крепость пал… Вслед за частями 11-й армии в город перебазировался и наш военный госпиталь (5). Я тогда служил в нём санитаром. Хоть и не был бравым молодцом, но мужские руки – дело очень нужное, когда находишься при раненых… Что тогда представлял собой наш город, вы, наверное, тоже слышали…. Это было страшное зрелище: сгоревшие и разрушенные здания, неубранные трупы, разбитая боевая техника. На главных улицах – железобетонные противотанковые заграждения, окопы и траншеи, огневые точки с круговым обзором и обстрелом...
         Муратов мысленно унёсся в те времена. В его сознании опять возникли выпотрошенные здания, из стен которых, словно требуха, вываливались мебель, скатерти, шторы. Ноздри ощутили горький запах пожарищ и смрад смерти...
         - Многие дома буквально утопали в чёрном дыму. А в подвалах прятались мирные жители и вооруженные гитлеровцы. Света и воды, естественно, не было… Зато периодически возобновлялась стрельба. Например, здание знаменитого Кёнигсбергского университета всё еще находилось в руках фашистов, которые не подчинились приказу о капитуляции. Там засел батальон «СС» и остатки других частей вермахта и полиции, которых наши артиллеристы и огнемётчики понуждали сложить оружие… Они недолго продержались. Когда наши захватили здание, в его подвалах обнаружили запасы продовольствия, бочки с вином, соки, мясные консервы, хлеб, изготовленный еще в 1939 году. И, конечно, медикаменты, которые мы тут же использовали по назначению…
         Наш окружной госпиталь развернулся в районе нынешней улицы Красной, в уцелевших зданиях, подвалах и палатках. Раненых бойцов было очень много. Кроме того, к нам постоянно доставляли изувеченных немецких детишек, женщин и стариков.
         Старик сделал паузу, отхлебнул чай.
         - Военный комендант, - продолжал он, видя, что Кирилл с явным интересом его слушает, -  был другом начальника госпиталя и выписал для наших служб спецпропуска. Наши проныры-снабженцы быстро освоили все прилегающие районы города и лихо пополняли наши запасы продовольствием, медикаментами и иным санитарным имуществом… Мне тоже (в качестве переводчика и грузчика) частенько приходилось колесить на полуторке в составе команды таких «добытчиков-трофейщиков» по разрушенному городу…
         Извините, Кирилл, я не очень вас напрягаю своим рассказом? Я сразу начал про Кёнигсберг, а о себе ни слова не рассказал… Сам я из приволжских немцев, в детстве родители научили меня немецкому языку, а впоследствии я неоднократно имел возможность совершенствовать свои знания… Но об этом – потом, как-нибудь. Самое главное началось именно тогда, в далёком сорок пятом…
         - Ничего, Петр Петрович, я затем и пришёл к вам, чтобы выслушать. Интересно познавать историю своего края по рассказам живого свидетеля… Продолжайте, прошу вас.
         - Продолжаю… Очень полезными оказывались порой такие поездки. К примеру, как-то раз мы решили осмотреть очередной объект – Кафедральный собор. В те времена он произвел на нас гнетущее впечатление: крыши на нём не было, стены зияли дырами, пробитыми снарядами. Картины и гобелены отвалились вместе со штукатуркой. На полу были разбросаны рукописные книги в толстых переплетах. Однако в высоких и сухих подвалах на стеллажах мы обнаружили коробки с медицинскими препаратами и шприцами. Я доложил об этом начальнику команды, и все имущество было отправлено в наш госпиталь.
         От вокзала до центральной площади города - Адольф-Гитлер-плац не было ни одного целого дома: вокруг стояли лишь обгоревшие скелеты зданий по две-три стены и возвышались руины Королевского замка. По дорогам было почти невозможно ехать: горы битого кирпича и стекла… Полностью был разрушен и мост на железнодорожном вокзале, а поезда первое время прибывали на товарную станцию, где из сборных щитов был оборудован пассажирский сарайчик…
         Старик опять сделал паузу.
         - А не закурить ли нам, Кирилл? – вдруг предложил он. – Я страсть как люблю затянуться иногда сигареткой, особенно, когда вспоминаешь былое…
         Кирилл не позволял себе курить в доме. Ни в подъезде, ни, боже упаси, в квартире. Там, где дети, считал он, табачному дыму не место. А если будешь покуривать на лестничной клетке, то, глядишь, позволишь себе это занятие и на балконе, и в туалете, а затем место курения переместится на кухню… Нет, лучше выкурить сигаретку перед домом и забыть про табак до следующего выхода на улицу. Но тут дед сам предлагает…
         Они затянулись дешёвыми сигаретами Муратова, и Кирилл спросил:
         - Но ведь сохранились же где-то и целые дома? Как они выглядели? Сложилось ли у вас впечатление о том, каким был Кёнигсберг до войны?
         - Конечно, такие здания сразу привлекали наше внимание. Очень интересно было побывать, например, в женском монастыре Святой Екатерины, который располагался на улице Оберхаберберг,… старые их названия никак не стираются из моей памяти… сейчас это улица Богдана Хмельницкого. Монастырь представлял собой почти ровный квадрат, состоящий из нескольких зданий, посреди которых находилась высокая и красивая кирха. Теперь это - Концертный зал филармонии. В годы войны у немцев здесь размещался свой военный госпиталь. Мы рассчитывали найти там запасы медикаментов, спирта и перевязочных средств. Ведь даже самые обычные бинты нам приходилось в ту пору помногу раз перестирывать. И действительно, в одном из зданий монастыря на первом этаже находилась аптека, в которой мы реквизировали для своих нужд много медицинского имущества...
        - Вот я и дошел до эпизода, на котором хочу остановиться подробнее, - сказал Петр Петрович и отхлебнул остывающий чай из своей любимой чашки. - Однажды на Кёнигштрассе, сегодня – это улица Фрунзе, нас остановили бойцы одного из штурмовых батальонов и сказали, что дальше ехать опасно, поскольку только что закончена зачистка квартала от вооружённых гитлеровцев и сапёры еще не успели его полностью разминировать. Узнав, что мы представители медицинской службы, они попросили нас доставить в госпиталь нескольких раненых товарищей, а с ними пожилого немца, у которого были забинтованы голова и грудь. Мы, конечно же, согласились.
         Когда машина тронулась, немец, до этого лежавший без чувств, пришел в сознание: стал громко стонать и о чем-то довольно эмоционально просить окружающих. Поскольку из всех нас только я знал немецкий, то и успокоить старика поручили мне...
 
         Полуторка ползла по разбитым улицам Кёнигсберга, с трудом преодолевая  участки дороги, засыпанные кирпичом. Четверо раненых бойцов разместились в кузове. Среди них не было «тяжёлых», наибольшие опасения вызывал только старый бюргер, которого чёрт послал в район Трагхайма, к полуразрушенному дому, откуда наши бойцы с боем «выкуривали» засевших в нём фрицев. Усталые солдаты с безучастным видом поглядывали на старого бедолагу, один лишь раненый в руку молодой лейтенант произнёс:
         - Кто-нибудь понимает по-немецки? Что он говорит?
         - Я могу перевести, - ответил Муратов.
         - Спроси его, дед, что ему нужно. Может быть, он хочет сообщить что-то важное?
         Пожилой санитар подсел поближе к немцу.
         - Вы ранены,  – сказал он, без труда переходя на «дойче шпрахе». – Сейчас мы едем в госпиталь, где вам окажут помощь.
         Услышав родную речь, раненый оживился и быстро-быстро заговорил:
         - Меня зовут Карл Майбах, я – владелец аптеки на Кёнигштрассе. В неё прошлой ночью попал снаряд. Все мои близкие погибли, а меня, лежащего без памяти, извлекли из-под обломков русские солдаты…  – старик скривился от боли. – Вы тоже русский солдат… Я потерял много крови и чувствую, что мои часы сочтены... Поэтому, не откажите в моей последней просьбе…
         Машину хорошенько тряхнуло на ухабе, и немец потерял сознание. Санитар похлопал его ладонью по щеке и тот снова открыл глаза.
         - …В подвале дома есть лаборатория,  - с трудом прошептал он пересохшими губами, - там стоит шкаф, в котором хранится наше фамильное средство – эликсир… - старик замялся, было видно, что он не готов говорить об этом с первым встречным, но, видимо, у него не было иного выбора, и он продолжил:
         - Я чувствую, что вы - добрый человек, поэтому умоляю: принесите мне это… лекарство, а сами можете взять всё, что только захотите: я не бедный человек - там есть дорогая мебель, одежда, посуда, золотые украшения и столовое серебро, даже несколько картин великих мастеров … Заберите всё это себе, только дайте мне взамен бутыль с эликсиром… Шкаф откроете ключом, он у меня в кармане… Пожалуйста, поспешите! Найти мой дом очень просто – квартал называется «Кёниг сэк» (6), а над входом в дом большая надпись: «Кройц-Аптека»… - сказав эти слова, он вновь потерял сознание.
         - Что старику надо? – спросил лейтенант. – Он хочет быть похоронен в фамильном склепе?
         Бойцы ухмыльнулись, а Муратов ответил:
         - Этот старик – аптекарь. Он желает передать свои медикаменты нашему госпиталю.
         - Что ж, хоть какая-то польза! Дайте закурить, хлопцы...
 
         - Позвольте, Пётр Петрович! Вы обмолвились, что в то время вас уже называли «дедом»? Я не ошибся?
         - Да, называли. Но об этом позже… Мне действительно тогда было немало лет. Мой сын уже воевал… Пожалуйста, не перебивайте меня. Сейчас всё поймёте…
         Эта история, Кирилл, определенно попахивала какой-то тайной. Я, конечно, был староват для подобных загадок и приключений, но с другой стороны… немец посулил мне чуть ли не сказочные сокровища… Войне скоро конец и с чем же я, солдат-победитель,  вернусь домой? С пустым котелком, в просаленной телогрейке и сапогах, «просящих каши»?... Вот и задумался я тогда о земном… О возвращении домой и своей послевоенной жизни… Неужели мы, одолев такого сильного врага и претерпев столько лишений, не заслужили награды? Заслужили!
 
         - Очень плохо нашему старцу, просит, чтобы его вылечили, - передал Муратов сотрудникам госпиталя рассказ немца. - А ещё он сказал, что тут неподалеку в его аптеке есть большой запас медикаментов и другого добра.
         К этому времени раненых разместили в приёмо-сортировочных. палатках.
         - Завтра поедете, - сказал заместитель начальника госпиталя, майор Потапов. - Скоро комендантский час, а завтра утром надо обязательно туда заглянуть… Кочергин! – позвал он старшину, начальника группы снабжения, - Завтра возьмёшь Муратова, ещё пару человек и – в аптеку за медикаментами! Как раз и сапёры закончат свою работу. Авось ещё не все барахло растащили. Хоть бы дождя не было… - задумчиво продолжил он, глядя в низкое мрачное небо. - Надоел уже…
         Старшина Кочергин, грузный мужчина пятидесяти лет, отправился давать соответствующие распоряжения. Ему нравились такие поездки. А особенно – ценные трофеи, которые нет-нет, да и оказывались у него в вещмешке. Старшина надеялся, что, вернувшись домой, он порадует жену и дочерей хорошими подарками и обеспечит себе безбедную жизнь.
         Тогда он ещё не знал, что в самом начале войны эшелон, на котором следовала его семья в эвакуацию, был полностью уничтожен немецкой авиацией…
 
         Утро 16 апреля выдалось прохладным, но солнечным. На безлистых ещё ветвях старых лип посвистывали шустрые синицы. Проходя мимо хирургического отделения, Муратов спросил у знакомой сестрички:
         - Настенька, как там наши вчерашние раненые?
         - Нормально, Петрович! Все живы.
         - Ах, ты ж моя умница! Да за таким-то уходом!.. – он громко рассмеялся. - А старый немец?
         - Он очень слаб и температура всю ночь была высокой, наверное, заражение начинается…
         В кармане Муратова лежал старинной работы ключ, который он при свидетелях изъял у старого немца. Кочергин хотел было отобрать его у санитара, но тот – ни в какую:
         - Мне передано, у меня и будет храниться! – впрочем, старшина особо не настаивал.
         Возле медицинского склада уже стояла потрёпанная полуторка, а водитель Володька из Смоленска с аппетитом хлебал в кабине что-то вкусное из своего котелка. Дверь кабины была открыта, Володькина нога в грязном сапоге болталась на весу. Рядом стоял старшина Кочергин с автоматом на плече и распихивал что-то по карманам гимнастёрки.
         - Полюбуйтесь на этого любителя пожрать, – беззлобно бубнил старшина, - когда наворачивает харч, то у него аж уши в трубочку закручиваются! Заканчивай трапезничать, нам ехать пора!
         Муратов залез в кузов, устроился на пустом ящике. Вскоре подошёл другой санитар, молодой солдат - Коля Гончаров. Его собирались демобилизовать по ранению, но он сам напросился остаться в армии до полной победы, пусть даже санитаром в госпитале. Николай был родом из-под Тулы, воспитанник детдома. Ему ужасно нравилась медсестра Настя.
         А тут появился и майор Потапов. Был он чисто выбрит, сапоги блестели на утреннем солнышке. Он опирался на трость – после ранения осталась хромота.
         - Товарищ майор! – бодро доложил Кочергин. – Группа снабжения готова выехать в немецкую аптеку для пополнения запасов медикаментов!
         - Осторожнее там, старшина, - разрешил отъезд Потапов.
         Похоже, и майор тоже имел интерес к городским квартирам и подвалам, но сам был лишён возможности проводить там «ревизии». Впрочем, старшина явно делился кое-чем из добытых им «сокровищ» с заместителем начальника госпиталя.
         Где-то в южной стороне города громыхнуло…
 
         - Интересно, - сказал Кирилл, когда возникла новая пауза в разговоре. – В таких вот поездках и поисках наверняка можно было раздобыть что-то весьма ценное…
         - Конечно, - отозвался Муратов. – И находили, и докладывали командованию, и, конечно… кое-что присваивали… Многие уже чувствовали конец войны и не хотели возвращаться нищими победителями. Хотя, до Победы был почти месяц и в любой момент нас могли убить… Впрочем, в госпитале было куда безопаснее, чем на передовой…
 
         Полчаса полуторка из окружного госпиталя петляла по узким улочкам поверженного Кёнигсберга.
         Не первый разрушенный город и не последний… Но, глядя на окружающие развалины, поневоле делается жутковато… Словно клыки в распахнутой пасти торчат печные трубы и закопченные остовы зданий. Горы битого кирпича от рухнувших стен возвышаются от здания к зданию, перегораживая улицы. По этой причине было трудно ориентироваться и ещё сложнее двигаться вперёд.
         Всего несколько дней назад здесь ещё шли бои и рвались снаряды. Почти каждое здание немцы превращали в неприступную крепость... Вот через эти окна, двери и проломы в стенах, предварительно забрасывая их гранатами, врывалась в дома наша славная пехота и уничтожала врага. А сегодня сквозь зияющие глазницы окон проглядывало голубое весеннее небо, и стояла гнетущая тишина… как на погосте.
         А вот, наконец, и Кёнигштрассе. Выглядит она, по сравнению с другими улицами, довольно неплохо. Много уцелевших зданий и вполне проходимая дорога.
         Машина подъехали к четырехэтажному красавцу-дому, над одним из пяти подъездов которого имелась надпись «Kreuz-Apotheke». Несмотря на то, что большинство оконных стекол было разбито, а на стенах виднелись следы от пуль, вышедшие из машины люди невольно залюбовались тем, как богато было декорировано это здание. На его украшенном изящными цветочными рельефами фасаде и фронтонах размещался лепной орнамент в виде солнца, соседствующего с помпезными геральдическими щитами. Вероятно, «Королевский угол» был одним из самых красивейших архитектурных ансамблей Кёнигсберга, во всяком случае, в данном районе соперничать с ним в этом никто не мог...
 
         - Кирилл, вам знакомо это место на улице Фрунзе (7)? – с печалью в голосе спросил Пётр Петрович. - Сейчас от аптеки осталась лишь фасадная стена. Печальное зрелище... Самое обидное, что аптека довольно успешно пережила и англо-американскую бомбардировку, и штурм города. Неудивительно, что сразу после войны это здание превратили в жилой фонд. Вплоть до середины восьмидесятых «Кройц-Аптека» держалась молодцом. А потом начала резко сдавать. Говорят, роковую роль сыграла её близость к трамвайной линии. Видимо, проезжающие вагоны создавали вибрацию и расшатали стены.
         А в восьмидесятых здание признали аварийным и жильцов расселили. Долгое время оно оставалось сиротой. Только некоторые предприимчивые граждане, использовали его как каменоломню. Чуть ли не каждый день они приходили на руины и что-то выковыривали и отдирали… А на реставрацию денег так и не нашли… Но я все же думаю, что «Кройц-Аптеку» восстановят. Не сегодня - так завтра. Она действительно того стоит. Ведь когда-то это здание было украшением города…
         Только я, кажется, немного отвлекся…
 
         - Наверное, у нашего аптекаря деньжат было, как у дурака махорки,… –   присвистнул Володька. – Идёмте скорее, пороемся в его сундуках!
         - Давай-ка без дурости! – прикрикнул на него старшина. – Ты остаёшься в машине. Мы не какие-нибудь мародёры, а представители советской власти! И о личной безопасности тоже не забывайте: всем проверить оружие и держать его наготове!
         Трое подошли к высоченной деревянной двери и подергали за массивную медную ручку, сработанную в виде льва, держащего зубами кольцо. Закрыто…
         - Ничего, - не смутился старшина, - попробуем через окно.
         Он направился к витрине, забитой какими-то щитами, и, покряхтев, оторвал две нижние доски. Убедившись в том, что никакого стекла за ними нет, Кочергин перешел на шепот:
         - Полезайте-ка, хлопцы, за мной…
         Внутри царил полумрак, и старшина включил трофейный фонарик.
         В глаза бросился страшный беспорядок: опрокинутые столы и стулья, разбросанные листы бумаги, осколки стекла и фарфора. Ни живых, ни мёртвых… Тяжёлый, спёртый воздух…
         Это помещение оказалось проходным, через красивый арочный проём солдаты вышли в следующее - прямоугольной формы зал, вдоль стен которого стояли высокие (до потолка) однотипные шкафы с выдвижными ящиками. На каждом из ящичков висели таблички с надписями на немецком и латинском языках.
         - Вот она какая - «Кройц-Аптека»! - с восхищением воскликнул Муратов. – Не то, что у нас в посёлке… На верхних этажах дома, видимо, находятся жилые помещения, а где же вход в лабораторию?
         Они разбрелись в разные стороны, чтобы осмотреться и приступить к поискам медикаментов.
         Муратов обошел еще несколько смежных комнат, но ничего похожего на спуск в подвал не обнаружил. «У старого немца не было никакого резона меня обманывать: перед смертью не лгут… - рассуждал он, - значит, мы не там или не так ищем…».
         В это время Кочергин деловито осматривал содержимое шкафов с медикаментами, вытряхивал его на пол,  некоторые коробки выставлял в проход, готовя их, таким образом, к погрузке на машину. Запертые створки шкафов он безжалостно разбивал прикладом автомата.
         Николай громыхал в другом конце помещения. Он пытался открыть массивный шкаф…
Муратов вдруг поймал себя на мысли, что хоть все трое, оказавшиеся здесь люди, выполняют одну работу, одно задание, но каждый увлечён чем-то своим. Старшина хозяйничает, словно в собственном дворе. Коробки с медикаментами для него – дело второстепенное. Тем более, что результат уже есть – не впустую съездили! Но он уверен, что здесь, в этих шкафах хранится нечто не менее ценное, что может сгодиться лично ему.
         Коля, тот не алчен. Им движет, скорее, любопытство. Единственное, что его могло бы сейчас несказанно обрадовать, так это блестящая побрякушка или колечко, которую он смог бы подарить Настеньке.
         Самим же Муратовым руководила мысль о необходимости исполнить, возможно, последнее желание старого аптекаря. К тому же, чувствовалась во всём этом  мероприятии некая тайна… Эликсир… Ну, отыщет он этот эликсир, глядишь, под руку подвернётся нечто более стоящее!... И всё же, ему чудилось, что здесь его ожидает прикосновение к чему-то необычному… Старинные ключи, шкатулки… Всё это живо напомнили ему прочитанные в детстве книги о путешественниках, кладоискателях и необычных открытиях отрешённых от мира учёных…
         Вдруг раздался голос Гончарова:
         - Смотрите: за этим шкафом какая-то дверь!
         Действительно: среди аптечных шкафов с лекарствами - один служил в качестве потайного входа в просторный подвал. Дверь поддалась под ударами солдатских сапог и вскоре Муратов со старшиной уже спускались вниз по крутой лестнице.
         Лучи фонарей вырвали из темноты множество коробок с дорогой посудой, тюков мануфактуры, а также сложенных вдоль стен ящиков с другим имуществом. Видимо, хозяин дома всё самое ценное спрятал здесь.
         Под сводчатым потолком подвала висела старинная керосиновая лампа, которая тут же была зажжена.
         В дальнем углу стоял двустворчатый лакированный шкаф, сделанный, видимо, из какой-то ценной породы древесины и украшенный позолоченным вензелем «I.M.». «Похоже, тот самый» – решил Муратов и, вставив старинный ключ в замочную скважину, дважды его повернул…Дверцы со скрипом открылись. Внутри на пяти широких полках стояло множество коробочек и пакетов, книг в потертых кожаных переплетах с плохо различимыми названиями и ряды разнокалиберных склянок самой причудливой формы. На одной из полок лежали куски каких-то минералов и плоские баночки со странным содержимым. Взяв в руки один такой сосуд, санитар увидел, что в нем находятся сушеные лягушки, в другом были какие-то насекомые.
         - М-да… - выдохнул стоящий рядом Кочергин, - как в краеведческом музее…
         Он держал в руках бутыль с прозрачной жидкостью, в которой покоилась свитая кольцами крупная змея.
         На самой верхней полке находились другие, более габаритные предметы, завернутые в плотную серую бумагу. Муратов потянулся за одним таким свертком, разорвал упаковку и застыл в изумлении. Его взору предстала удивительной красоты шахматная доска, выложенная мозаикой из разнотонного янтаря. Рядом в бархатном мешочке хранились искусно выполненные в стиле средневековых рыцарей шахматные фигуры.
         - Возьмёшь себе? – отрывисто дыша, спросил старшина, кивнув на доску.
         - Пожалуй. Этот подарок обещал мне старый аптекарь, - санитар спрятал свою находку в вещмешок. – Осталось принести ему то, о чём он меня просил…
         А Кочергин уже разворачивал следующий предмет. Вскоре в его руках оказалась изысканная трость с большим янтарным набалдашником, который изящно обвивала золотая змейка.
         - Ну, что там у вас? – сверху раздался нетерпеливый голос Николая – Я подтаскиваю коробки к окну. Вам моя помощь нужна?
         - Здесь ничего интересного нет. Готовь медикаменты к погрузке. Мы сейчас поднимемся…
         А вот, видимо, то, что Муратов и искал! В кожаном футляре, который он открыл, нажав на крохотную кнопочку, находилась небольшая четырехгранная бутылочка из темного стекла с позолоченной крышкой и надписью: «Elixir Vitae». Старшина через его плечо бросил взгляд на находку. Промолчал и тотчас увлёкся другим футляром, в котором, как оказалось, хранился старинный серебряный брегет.  Удовлетворённо хмыкнув, Кочергин сунул его в карман.
         Пора было закругляться. В шкафу оставалось много других предметов, особенно книг, но таких громоздких и увесистых, что не было ни малейшего желания брать их с собой.
         - Ну, всё, Петрович, поднимаемся наверх и начинаем грузить! Всё добро всё равно не вывезем, сообщим начальству, пусть разбираются.
         Уходя, Муратов почти машинально сунул за пазуху небольшой рукописный томик, на корешке которого просматривалась надпись: «Johann Meibach, 1727».
- Зачем тебе? – удивился Кочергин? - На курево?
          Муратов не смог объяснить: рука как-то сама, непроизвольно, его взяла…
 
         - Когда мы, погрузив лекарства в машину, отправились в обратный путь… - Пётр Петрович вынул из пачки очередную сигарету, - я бросил, так сказать, прощальный взгляд на аптеку… - Он сделал длительную паузу… Молчал минуты две. Кирилл не осмеливался его перебивать. – Я был уверен, что мне не показалось…. Мы перетащили коробки через окно, вылезли сами… Дверь по-прежнему была заперта, мы не смогли её открыть и изнутри… И вот, едва мы отъехали от аптеки на несколько метров, я отчётливо увидел, как дверь открылась! Мало того, из аптеки вышел человек! Кто он, откуда? У меня от удивления отвисла челюсть… Мы были готовы поклясться, что кроме нас в аптеке никого не было!
         - Что за человек? – Ильин тоже потянулся за сигаретой.
         - Не знаю… Он посмотрел нам вслед и вернулся обратно. Дверь закрылась, а мы отъезжали всё дальше… Но я его отчётливо видел, это вне всяких сомнений! Был он одет как-то странно… Впрочем, в то время никто за модой не следил, каждый старался напялить на себя что покрепче, да потеплее… Наливайте чаю, Кирилл. Я уже заканчиваю свой рассказ…
 
         Ильин наполнил чашку кипятком, плеснул заварку. Размешал ложку мёда.
         В окно ударили капли вечернего дождя.
         Старик, после глубокой затяжки, продолжал: 
         - Короче, Кирилл, вернулись мы в госпиталь. Я первым делом отправился навестить немца-аптекаря, но фельдшер мне объявил, что старик час назад умер…
         Расстроенный я вернулся в подвал, где мы ночевали последние несколько дней. Моих товарищей не было: они, видимо, отправились на кухню за обедом. На душе у меня стало совсем скверно. В ней поселилось довольно неприятное чувство, словно я кого-то обманул или даже обокрал… Ведь каждый прекрасно знает и понимает, что не всегда был честен и порядочен, помнит, когда струсил и кому солгал, но… прячет от других и гонит от себя эти неприятные мыслишки. Отвратительное состояние, когда твоя собственная совесть вдруг начинает напоминать пластилин - изменчивую и ненадёжную субстанцию, так часто подводящую своего хозяина «под монастырь»…
         Вот с такими невесёлыми думами я и решил выпить «за помин души» бедного немецкого аптекаря. В связи с этим вспомнил об эликсире, который так и не доставил его хозяину: ведь наверняка же он приготовлен на спирту. Вынул из кармана красивую бутылочку, вытащил плотно притертую пробку и понюхал: содержимое пахло довольно приятно – душистыми травами, ароматными плодами, вишневыми косточками…
         После этого я осторожно попробовал эликсир «на язычок» - вкусно! Густой и крепкий состав оставил во рту сладковато-терпкий привкус. Тогда я взболтнул бутылочку, сделал большой глоток и спрятал ее в вещмешок. Затем на какое-то время и вовсе о ней забыл – закрутился...
         В «Кройц-Аптеку» на следующий день меня, как я ни просился, не взяли. Туда поехали молодые и сильные парни из команды выздоравливающих. Ну, и пусть - мне не жалко…
         А теперь, Кирилл, самое главное…
         Вскоре я заметил, что со мной стали происходить странные вещи…
         Как известно, мужчины на войне в зеркало смотрятся крайне редко. А тут как-то совершенно случайно увидел я свое отражение – и сам себя не узнал: на моей лысой голове стали пробиваться волосы и морщины на лице отчего-то разгладились. Представьте себе, у меня даже на носу были морщинки! А тут смотрю: как будто бы это я, но только лет 15 назад!
         Вам, врачу, конечно же, известно, что такое пародонтоз - это когда вы ложитесь спать… и зубы ваши тоже укладываются на бочок, - усмехнулся Пётр Петрович, - потом наступает день, когда они безболезненно вынимаются пальцами… Я страдал пародонтозом долгое время, а тут вдруг у меня стали расти новые зубы!... На месте выпавших еще до войны… Потом начали постепенно рассасываться старые шрамы, что были еще с мировой и гражданской, заметно прибавилось силёнок и, наконец, как бы это вам объяснить… меня потянуло на баб! – Он громко расхохотался, но смех почти сразу перешёл в такой же громкий и затяжной кашель. - После всего этого, - продолжал старик, откашлявшись, - я стал употреблять эликсир регулярно: отпивал из бутылочки маленький глоточек и добавлял в нее столько же спирта или водки, однако, не смотря на постоянные разведения, омолаживающий и оздоровительный эффект снадобья сохранялся все эти годы.
         Война вскоре закончилась. Меня демобилизовали одним из первых и я отправился домой, в Саратов… Там я и узнал, что моя жена, невестка и внучата погибли при бомбежке в 1942-м, а сын пропал на фронте без вести. Изрядно погоревав, я решил вернуться сюда, в Кёнигсберг, один-одинёшенек…
         Время шло, и однажды я надумал повторно жениться на женщине много моложе себя. Но я зарегистрировал брак по документам своего сына, в одночасье «помолодев» на целых 39 лет. Это ему, моему сынку, было бы сейчас 90. Особых сложностей с этим не возникло: во-первых, явное портретное сходство, а во-вторых, сын тоже был Петром Петровичем…
         Так и прожил я более шестидесяти лет. Работал мастером в рыбном порту, потом завхозом в школе. Вторая моя жена умерла десять лет назад, детишек мы с ней не нажили, я остался один. И всё было бы неплохо. Я вёл довольно активный образ жизни: любил покопаться на даче, участвовал в шахматных турнирах, много читал, ходил на все театральные премьеры… Но год назад случайно разбилась моя заветная бутылочка с эликсиром, из которой я черпал свою жизненную энергию, после чего я стал стремительно дряхлеть и постоянно болеть…
         А теперь я скажу главное, для чего и затеял весь этот разговор…
         Кирилл!.. Дорогой доктор, мне крайне необходима ваша помощь! У меня нет медицинского образования, но я и так вижу, что в этой старинной книжечке собраны рецепты каких-то древних лекарственных средств. Прошу вас: найдите среди них состав того эликсира, который я принимал на протяжении всех этих лет, и попытайтесь его воссоздать. Иначе я вскоре погибну… А жизнь-то чертовски интересная штука!.. В качестве награды за труды, я дарю вам вот эти необыкновенные шахматы, -  Пётр Петрович вылез из-за стола, подошёл к комоду и достал из ящика янтарную доску. - Это самое ценное, что у меня есть!
         Ильин с безучастным видом сидел за столом, держа пальцами ушко чашки.
         - Я понимаю, - вновь горячо заговорил дед, - что во всё это трудно поверить! Я предвидел, что непросто будет убедить в моей правдивости любого человека… Но я готов предъявить вам любые доказательства!..
         Кирилл с видимым интересом смотрел на старика, не решаясь, впрочем, что-либо произнести в ответ. Он машинально взял в руки протянутую Муратовым шахматную доску, отметив изысканность и несомненное мастерство её изготовления… Весь вид доктора  свидетельствовал о крайней его растерянности. Открыто сказать старику, что он не верит в столь чудодейственный бальзам, он не мог, боясь обидеть Муратова и довести его, чего уж греха таить, до инфаркта. Но и делать вид, что он искренне поверил всему услышанному, тоже было свыше его сил.
         - Вы не верите мне, - прошептал убитый горем старик…
         - Что вы, Пётр Петрович, - наконец, словно очнулся ото сна Кирилл. – Я вам этого не говорил… Для начала успокойтесь… Дайте вашу руку…
         - Скажите… - начал было Муратов, но Ильин жестом призвал его к молчанию.
         - Давайте поговорим об этом позже… Действительно, мне нелегко поверить в ваш рассказ, и вы сами это понимаете. Нет, ваш рассказ о службе в госпитале вполне правдоподобен. Но волшебный эликсир?.. Вы знаете, сколько фантастических рассказов придумано людьми на эту тему?..
         - Я готов доказать, - упавшим голосом произнёс старик…
         - Хорошо-хорошо… Ведь я же не сказал вам: «нет»… Дайте мне немного времени,… чтобы осмыслить всё услышанное… Сделать кое-какие выводы. – Он поднялся из-за стола. – Спасибо за чаёк, Петр Петрович… Я обязательно позвоню вам, как только приму решение.

4 – В ходе Кёнигсбергской операции (6—9 апреля 1945)  Вооружённых сил СССР против немецких войск в Великой Отечественной войне была ликвидирована кёнигсбергская группировка противника и захвачен город-крепость Кёнигсберг (часть Восточно-Прусской операции 1945 года).

5 - 13 апреля 1945 года в районе улицы Красной был развернут окружной военный госпиталь №4866 «Особого военного округа города Кёнигсберг». (Сформирован в ноябре 1942 года в городе Серпухове как 4866 военный (эвакуационный) госпиталь, Ныне - ФГУ «1409 ВМКГ БФ» (Главный госпиталь БФ).

6 - "Королевский угол".

7 - Дома № 53-57 по улице Фрунзе (в разговорной речи известны как «Кройц-аптека», по сохранившейся на одном из домов немецкой надписи).
Комплекс состоит из трёх четырёхэтажных смежных домов, имеющих в общей сложности пять подъездов (по принятой в Калининграде системе нумерации каждый подъезд имеет собственный номер дома).
Данный жилой дом на Кёниг-штрассе, на первом этаже которого размещалась «Кройц-аптека», был построен в 1888 году. За время своего существования аптека принадлежала разным владельцем – в частности, Адольфу Петренецу, доктору наук и весьма авторитетному в Кёнигсберге фармацевту.   
С двумя соседними зданиями - этот маленький архитектурный ансамбль назывался «Кёниг-сэк» («Королевский угол») - отголосок прошлого и по сей день можно услышать в названии улицы Угловой, проходящей в настоящее время через дворик.
Даже сегодня на стенах можно разглядеть полустёртые немецкие надписи с названиями давно не существующих аптеки и кофейни.