От неба до неба

Димеоне опять снился кошмар. Собственно, назвать это сном было трудно, - просто кому-то из богов казалось забавным заставлять её переживать эти события снова и снова, словно бы проводя наждачкой по застарелой мазоли.
Вот она медитирует в Роще; а вот, пробудившись, она слышит крики и, бросившись к дому, видит там больше десятка диких людей с ножами и саблями. Вот трое из них окружили Мелиссу и спорят о том, что сначала с ней сделать. А вот Димеона бросается на них со спины и начинает рвать их, кусать и разбрасывать, и в пылу битвы даже не замечает, что её руки покрыла вдруг шерсть, а на пальцах проступили острые когти; когда же она понимает это, раздумывать о том, как это получилось, некогда: почти все враги повержены, а последний оставшийся, самый наглый, что ножом вскрывал на Мелиссе одежды, словно случайно, со смехом, оставляя глубокие, до рёбер, царапины, бросается в лес. Димеона бросается следом, полная жаждой погони; просто так разорвать его было бы слишком просто - лихой человек сперва должен выбиться из сил, потеряться в лесу; три ночи его будет преследовать медвежье рычание, и к четвёртой заре ему суждено будет забраться в болото, где его муки наконец-то окончатся; только тогда Димеона поймёт, чем она стала и, раскаявшись, будет истово молиться, прежде чем тело её обретёт прежнюю форму, а разум очистится от огня жажды крови.
Но, словно бы этого было мало, события ведут дальше, и бедная нимфа видит, как она, вся в тоске и смятении, возвращается в Рощу, и предстаёт пред Мелиссой, и падает на колени, и плачет, и во всём признаётся, и просит, чтоб та простила её и просила простить Фериссию, либо же приказала предать себя смерти во имя Её; и как на губах Мелиссы проступает улыбка, и её голос, прежде такой глубокий и мягкий, а ныне вдруг приторно-сладкий со стальными нотками, говорит эти страшные слова.
"Не нужно винить себя, дорогое дитя; ты всё сделала правильно. Раньше я тоже думала, что вся Фериссия есть любовь, но теперь понимаю: с дикими людьми иного выхода нет. Сегодня ты истребила отдельных из них, и это наполнило моё сердце радостью; возрадуйся же и ты, ибо это начало новой эпохи, в которую мы вернём Фериссии былое могущество и славу, и все, кто ей не угодны, будут повержены."
Словно во сне, слушала Димеона эти слова, и падала на земь, и умоляла Мелиссу одуматься, но та была неприклонна; с той поры минуло почти два года, но каждый раз это воспоминание вонзалось в душу как острый кинжал.
Проснувшись, Димеона сотворила молитву, но это принесло ей мало облегчения. Она в задумчивости пошла по лесу, бросая редкие взгляды на раскинувшийся в долине внизу город. Всё здесь было как-то неправильно: и сны, и средь бела дня гуляющие по улицам мертвецы, и лопочащие на незнакомом языке люди, и спятившие с ума животные, и местные жители, как всегда противопоставляющие себя Природе, и даже Гарри, который, ко всему прочему, оказался вовсе не некромантом, а просто лесорубом с охотничьим рогом...
Как всегда в такие минуты, накатило чувство усталости, удручённости, переходящей в апатию, - усердно загоняемое вглубь уверениями себя в том, что всё идёт хорошо, всё в порядке, сейчас оно нащупало слабину и немедленно вырвалось на поверхность. Может быть, нужно было остаться в Иллирии? Там люди были, всё же, доброжелательнее, небо - светлее, море - приветливей... Или это путешествие так утомляет разум и душу, что, оказавшись вдали от любимой рощи, хочется прилечь на землю и на время забыться?
Внезапно она обнаружила, что за ней наблюдают, - не то, чтобы она не почувствовала этого сразу или наблюдавший хотел остаться незамеченным, - просто именно это чувство было настолько знакомым, родным, что ин один звоночек не прозвонил на задворках сознания, когда оно появилось. Нимфа нерешительно оглянулась; прочитав смену её настроения, серая тень выползла на дорогу и вытянулась пред ней, устремив в Димеону немигающий взгляд двух холодных зрачков.
"Вот вновь и встретились, - проявились в мозгу Димеоны мысли, с таким изяществом втиснутые в голову земноводного, что оценить это мог лишь истинный мастер; нимфа могла. - Далеко же тебя занесло, дитя."
"Здравствуй, - подумала в ответ Димеона. - Давно не виделись..."
"Да уж, давненько," - змея неотрывно смотрела на девушку, безвольно вбирая в себя её волны, чтоб передать их тому, кто сейчас далеко-далеко мог видеть мир её глазами. Димеона прикинула, сколько бы ей пришлось медитировать, чтобы хотя бы учуять волну на таком расстоянии, не говоря уже о поиске малого разума по соседству и непрямом контакте, и содрогнулась.
"А знаешь, - нерешительно начала Димеона. - Здесь столько всего интересного: и ходячие мертвецы, и Гарри, который не некромант, а ещё был тот старый маяк, где я..."
"Я знаю, - нетерпеливо махнула хвостом змея. - Пожалуйста, прекрати; мы обе знаем, от чего ты бежишь, так что можешь не притворяться."
Змей улыбнулся - уголки его губ только дрогнули, но этого было достаточно, чтоб показать: тот, кто вселился в него, способен на многое.
"Ты уже не уверена так, как раньше, - гад вдруг скользнул по земле, быстро поднялся по ноге Димеоны и обвился вокруг плеч так, что их глаза оказались на одном уровне. - Жизнь изменила тебя, детка; ты не сможешь упрямиться вечно."
"Пока всё идёт хорошо, - нимфа бесстрашно глядела змею в глаза, хотя возле сердца бился тревожный звоночек, сообщая, что воздух вокруг стал плотнее, чем следует, и что за этим, скорее всего, последует нечто большее. - Конечно, дикие люди сидят глубоко в своих предрассудках, но я почему-то не сомневаюсь..."
- Но ты сомневаешься, - сердце девушки билось часто-часто, и она изо всех сил пыталась убедить себя, что прозвучавший вдруг вместо мыслей чистый голос - всего лишь игра её собственного воображения. - Я чувствую это в твоей душе; ты не сможешь врать себе вечно.
Димеона отступила на шаг от неясного образа, что уже проявлялся в пространстве напротив неё.
- Я... - она сглотнула. - У меня, может быть, и бывают минуты, когда я... Не так сильна в своей вере, как следует... Но это пройдёт, - добавила она быстро, отведя глаза. - Я знаю, это пройдёт.
- Прошло уже сорок восходов, если ты понимаешь, о чём я, - фигура шагнула из воздуха, на ходу формируясь, покрываясь деталями, и улыбнулась, - так мог улыбаться лишь человек, которому известно, что его ждали, хотя и надеялись изо всех сил, что он не придёт. - Итак, ты добилась успехов?
- Немного, - не сразу отозвалась девушка. - Я... Я рассчитывала на большее, но... Кое-что у меня всё же получилось.
- Вот как? И сколько же человек пошло за тобой?
Лесная нимфа вскинула голову и вгляделась в эту улыбку - нет, это был не вопрос, это было утверждение, полное уверенности в том, что ничего не получилось и не получится.
- Пятеро, - сглотнув, сказала она.
Брови на прекрасном лице скользнули чуть вверх.
- В самом деле? И где же они? А... Понимаю. Ты говоришь о тех женщинах, которые не убоялись вступить в схватку с бандитами, чтобы спасти свою деревню. Очень романтично! Прости, дорогая, но я говорю о тех людях, что действительно согласились служить делу Фериссии.
- Они обещали устроить храм, - глухо ответила Димеона, и по тону её было ясно, что она намерена стоять до конца, цепляясь за каждую ниточку.
- Храм?! - прекрасное лицо женщины на одно лишь мгновение исказил гнев, секундою позже снова сменившийся сладкой улыбкой. - Моё дорогое дитя, вспомни нашу Священную рощу; вспомни леса и поля, озёра и реки, горы и скалы; разве диким людям под силу воздвигнуть храм лучше того, что создала сама Фериссия? Фериссии не нужны церкви, Фериссии нужно, чтобы люди ходили угодными ей путями, и ты прекрасно об этом знаешь.
- Дай мне ещё сорок дней, - хрипло выдохнула девушка. - Я буду стараться. Я хочу... Я верю, что всё могу изменить.
Длинноволосая женщина вновь улыбнулась, только теперь это было торжество победителя.
- Итак, ты не хочешь признать, что проиграла, - она двинулась вокруг поляны, и там, где она ступала, немедленно прорастали и обращались в труху печальные белые розы с большими колючками. - Вместо этого ты предлагаешь мне поднять ставки. Готова ли ты сама сделать то же самое?
- Готова, - нимфа выдохнула. - Я не только признаю, что я проиграла; я позволю тебе сделать меня такой же.
Женщина просияла.
- Моё дорогое дитя, - она говорила медленно, смакуя каждое слово. - Я дам тебе сорок дней. Я дам тебе ещё столько, сколько понадобится, но не затем, чтобы повысить ставки, а чтоб ты могла наконец-то понять, насколько ты заблуждаешься. Этих людей уже никак не изменишь: они покинули тропы Фериссии, когда первый охотник взял в руки палку, когда зажёгся первый огонь, когда зазвучал первый топор, и они не могут вернуться туда, откуда ушли.
- Их дети могут.
- Их дети, дети их детей... Неужели ты думаешь, что они позволят тебе воспитать их так, как ты видишь нужным? Но даже это не помогло бы; к тому времени, когда возмужают их дети, они успеют причинить Хозяйке лесов ещё больше проблем; не думаю, что мы станем столько терпеть. Их нельзя изменить, деточка; значит, нам придётся истребить их.
- Но Фериссия...
- Фериссия поможет нам в этом. Сотни лет хищные звери пожирали охотников, сотни лет леса наступали на пашни; настаёт время выступить в полную силу, и ты знаешь об этом.
Димеона закрыла лицо руками. Не думать, не слушать, не смотреть... Призрачные руки Мелиссы легли ей на запястья.
- Твоя ошибка, девочка, в том, что ты думаешь, будто их можно любить; скажи, дорогая, помогло ли это тебе хоть немного вразумить тех, кого ты считаешь друзьями?
Не смотреть, не слушать...
- Вспомни, как к тебе пришла сила... Неужели ты думаешь, что сможешь сама достичь большего? Напрасно ты думаешь, что чиста, - в последнее время ты злоупотребляешь высшими формулами, а это само проложит тебе дорогу туда, куда ты боишься шагнуть. Или бандиты, что встретили вас с Гарри в завале среди холмов: глубоко внутри ты позволила себе вспомнить, как мы с тобой били тех дикарей, что пытались разграбить наш лагерь, и это придало тебе сил; и именно злость текла в твоих жилах, когда ты впервые превратилась в медведя, чтоб отомстить за ту боль, что они причинили мне... Ты думаешь, я забыла? Наоборот, я всегда благодарна тебе; ты знаешь, что, если б не ты, я была бы уже мертва. Фериссия направляла твои шаги, но ты продолжаешь бояться, закрыв глаза очевидному...
- В ту ночь зверь бушевал внутри обеих из вас, - как сквозь туман, долетел до сознания девушки старческий голос. - Только она смогла превратиться обратно, а ты - нет.
- Левизан... Зачем ты пришёл? - холодно спросила Мелисса, разжимая холодные пальцы и отступая на шаг.
- Затем, что ты дала слово; ты дала девочке сорок дней, а теперь пытаешься забрать их назад.
- Я лишь хочу, чтоб она сделала правильный выбор, - Мелисса двигалась с нетерпеливой грацией; Левизан стоял рядом, положив сморщенные ладони Димеоне на плечи, и укоризненно качал головой. - У нас нет... Столько времени. Ты нужна мне, девочка.
- Она сама выберет, - возразил Левизан. - Ты боишься признать, что сама проиграла.
- Я?! - от удивления Мелисса утратила часть деталей, и в зрачках её снова сверкнул взгляд змеи.
- Ты послала девочку к людям. Ты надеялась, что вид их нечестивых путей сделает её безжалостной и жестокой, - Левизан говорил медленно, словно нехотя. - Но она всё равно любит их - любит их даже больше, чем раньше. И она продолжает любить тебя, хотя это и ранит её всё сильнее. Не хочу говорить этого, но ты очень сдала, дорогая...
- У нас есть соглашение, - нетерпеливо тряхнула головой Мелисса. - Ты не должен стоять между нами.
- Пока ты держишь слово. Ты и так уже загнала девочку в лабиринт, из которого она не может найти выход. Ей приходится закрываться от мира, потому что иначе она боится... Боится, что ты будешь права. Это не те правила, о которых мы говорили.
Мелисса стояла, нервно кусая губу; от прежней улыбки не было и следа.
- Ты слышала, дорогая? Через сорок дней я вернусь. До свиданья!
Краски вокруг вдруг стали тускнеть; змея, обвившаяся вокруг девушки, потеряла к ней интерес и скользнула прочь. Сидевшая на плече птичка подмигнула ей одним глазом и, чирикнув, унеслась в небо. Димеона упала на землю и пару минут тяжело дышала, хватая ртом воздух.
- Мелисса... - чуть слышно произнесла она. - Раньше ты была другой...
Она поднялась. На город, раскинувшийся в долине, ложились первые тени; в красноватой дымке чернел удивительно плотный в лучах заката мавзолей, вокруг которого плясали язычки злой красной ауры. Близилась ночь.