Вера. надежда. любовь

                Знакомство

Люба не вошла в комнату общежития – она влетела, как фурия. По просьбе отца, ей нужно было перекантоваться здесь года два.
– Хам!
– Н-нахал!
– Да, мои митенки  стоят дороже, чем твоя замухрышка-машина!
Она стаскивала с рук очень дорогие кожаные перчатки без напальчников. На каждый освободившийся палец слетало:
– Петух, ощипанный!
– Балбес-с…
– Это я-то “квача заморская”?!
– Обозвать мою абсолютно новую машину, – она выехала на ней в первые, – за 3000 баксов Вазовским выкидышем!..
Надо было знать Любу, чтобы понять причину ее тирады: вела она себя так, когда была виновата, на все сто процентов. Сейчас, паркуясь возле общежития и рисуясь перед парнями, глазевшими не столько на нее, сколько на машину, она нарушила все мыслимые и не мыслимые правила дорожного движения. И, если бы не абсолютно правильные маневры, отъезжающей машины, крупной аварии не избежать. Вместо того, чтобы извиниться, Люба первая налетела, на приходящего в себя водителя, обзывая его и кидаясь чуть ли не с кулаками, а когда получила жесткий отпор, ретировалась:
– Ну, попадись, ты мне… – Люба, забыла, что мысли материальны.
Наконец исчерпав запас ругательств и освободив руки, с чувством исполненного долга, подбоченившись, она начала осматриваться по сторонам. Зайди сейчас в любом городе в любое общежитие практически любого учебного заведения, можно наблюдать одну и ту же картину. Она повторяется из года в год и передается по наследству от освобождаюших комнату студентов к вселяющимся.
Что комната обитаемая,  она знала, но, видно, никого не было. Посреди традиционного общежитского набора: мусора, утвари, старых конспектов, груды шпаргалок, столов и стульев, стоял очень большой, туго набитый, выцветший от времени солдатский вещмешок, Любе показалось, что из него слышиться:
– …Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится…
Люба заглянула за мешок:
– Иже еси на небесех! Ты кто?
 С минуту они пялились друг на друга: аборигенка, сидя на корточках прятавшаяся за мешок, как за камень, и до смерти напуганная ее видом Люба. Пришелица была в полном комплекте “готов”: вся в черном, с заклепками и цепочками, с черными губами, тенями и ногтями.
–  Тебя как зовут?
Сидящая, боясь пошевелиться, вцепившись в Библию, еле слышно выдавила: “Надюша…” – и поперхнулась. Туча сверху освободила ей небо. Осмелев, аборигенка выглянула из своего убежища.
–  Любовь, – представилась соседка и, плюхнувшись задом на голую панцирную сетку, начала, скрестив ноги, раскачиваться, как в шезлонге. Cудя по еще одному свободному койко-месту, теперь надо ждать Веру…
Надя все еще сидела в засаде. Голова ее очень смешно торчала, как будто из мешка. Девушки смотрели друг на друга. Люба отметила, что глаза Надюши были очень умными, добрыми и красивыми, вот только очки портили их. Кроме того, волосы, которые дня три тому назад уже требовали срочно их помыть, торчали во все стороны; не помогала даже старая резиночка, которой хозяйка волос попыталась собрать все в так называемый “хвост”. “Для завершения образа, ей на очках не хватает синей изоленты”, – подумала Люба, улыбаясь, и, отведя взгляд в сторону, спросила:
– А ты, из какой Хацапетовки?
Надюша, убедившись, что бояться ей некого, взгромоздясь верхом на вещмешок, гордо заявила:
– Из Мырандино…
Люба не могла больше сдерживать смех, и девушки дружно закатились.

Надя смеялась, потому что смеялась Любаша, и потому что ей стало вдруг хорошо и весело, а вот Люба…?! Если бы ей два дня назад сказали, что она будет чувствовать то, что чувствовала сейчас…
Который раз уже она ловила себя на мысли, что люди совершенно не умеют слышать Бога. Порой он указывает им путь, а люди сопротивляются, начинают биться лбом в стену, не замечая, что дверь совсем рядом. Люди не хотят знать, что Господь дает испытания тем, кого больше любит, и чем сложнее испытание, тем богаче вознаграждение. Люди сопротивляются, люди спорят с ним, забывая, что он благосклонен к нам до тех пор, пока мы сами не перегнем палку. Вот тогда мы вспоминаем Его, бежим в церковь, ставим свечки, просим его, чтобы он услышал наши молитвы, не понимая, что тем самым мы не верим в Бога, а как будто делаем прививки, чтобы жить дальше и ослушиваться его.
Еще два часа тому назад она рвала и метала, она слышать даже не хотела ни о каком общежитии, а сейчас Люба смотрела на «чудо», которое сидело напротив ее, болтало нагой и совершенно не было похоже на людей из ее окружения. Ей захотелось, чтобы этот человечек, очень маленького роста, не понятно в каком стиле наряженный, но с очень богатой душой… – Люба это чувствовала, – …чтобы этот человечек понял, согрел и полюбил ее. Она осознала, что еще немного – и ее смех превратится в слезы… Но в дверь тихо постучали, и вошла очень красивая, похожая на богиню девушка. Она даже стояла, как статуя из мрамора, только вьющиеся волосы, были заплетены в косу и украшали не требующую этого грудь.
– Ты к нам жить? – соскочив с мешка, спросила аборигенка и, забрав небольшой саквояж у гостьи, потащила ее в центр комнаты:
– Я Надя, это Люба.
–  Вера, – тихо представилась богиня. Надя встала как вкопанная, снизу вверх рассматривая гостью, как будто и впрямь видела что-то не обычное. И вдруг, как по команде, обе девчонки дружно расхохотались. Вера удивленно посмотрела сначала на одну, потом на другую, пожала плечами, улыбнулась, а через секунду уже хохотала с ними вместе, как будто понимала причину смеха.
С верой, надеждой и любовью у них начиналась, новая жизнь.

                Надежда
1
Столько событий, и все в один день. Анна сегодня получает диплом об окончании педучилища и по распределению едет учительницей начальных классов в село с забавным названием Мырандино, и получает собственную квартиру, которую дали ей как  сироте. И в школе, и в училище она училась очень слабенько, но дисциплины не нарушала, была тихой и совсем не заметной. Девчонки из общежития и одногруппницы вспоминали о ней только в день стипендии или когда она получала пособие. При этом они бессовестно ее обворовывали, но Аня не обижалась и даже рада была такому вниманию, денег она не жалела.
До Мырандино она добралась ближе к вечеру. В школе уже никого не было, но ей сказали, к кому обратиться, что бы забрать ключи от квартиры.

– А я уже все глаза просмотрел, – за ее спиной стоял не высокого роста мужчина, Ане он показался забавным,
– Ну и как тебя звать-величать? Что на “ты” – не обижайся, ты мне в дочки годишься.
– Аня. – И она пожала плечами, что означало: – Я и не обижаюсь.
– И правильно делаешь, мы народ простой и открытый. Анна… А по-нашему это Нюра значит.
– А отчество ты свое скажи, тебе без отчества никак. Ты дочка, внучку мою учить будешь. – Анюта еле успевала за... Она остановилась, поняв, что доверилась первому встречному, и что с этим что-то надо делать.
– Меня Никита Сергеич зовут, как генсека Хрущева, – он опять ринулся в путь. – Знаешь такого? Тфу-ты, слышала о таком? – он обернулся, увидел, что его спутница улыбается, добавил: – Я здесь тоже почти генсек – завхоз. Ну вот пришли. Первый этаж, и комната угловая, но ты, Нюра, не переживай, тепло будет. Я уж сегодня находился сюда, завтра с утра, у тебя белить будем, да так кое-что подделать надо, так что не обессудь… А ты заходи, не стесняйся. – Открыл дверь, передал  ключи хозяйке и пошел к выходу. Уже с порога крикнул:
– Дочка, величать-то тебя как? Ты так и не сказала.
– Сергеевна, – улыбнулась Аня.
– Почти тезки, – хихикнул завхоз и  удалился, продолжая разговаривать уже сам с собой.
Постояв на пороге еще с минуту, Аня решительно шагнула в квартиру.

2
Такого утра у Анюты, еще никогда не было. Не потому, что она проснулась на новом месте, а потому, что проснулась она другим человеком. Оставшись одна вчера, она осмотрелась, быстро приняла решение помыть полы, расставила все, что ей попало под руку, по местам, заправила диван-кровать новым постельным бельем, которое было приготовлено, наверное, Никитой Сергеевичем и махом уснула. Ей впервые в жизни было удобно и комфортно, и как-то еще, но объяснить этого чувства она не могла даже самой себе.
– Ку-ка-ре-ку! – раздавалось за окном. – Ку-ка-Ре-ку! – слышалось, как эхо, с другой стороны улицы.
Анна села на подоконник и открыла окно, солнце и ветерок сразу обняли ее.
Двухэтажный кирпичный дом стоял один, его окружали, деревянные. Практически из каждых ворот хозяева выгоняли скотину: коров и овец. Куры, гуси и свиньи были на самообслуживании и важно, следовали по только им известным маршрутам.
То же самое происходило в доме напротив. Пастухом был парень. Не обратить на него внимания было ну просто нельзя. Он был хорошо сложен, высокий, волнистые темные волосы блестели на утреннем солнце, а загорелые грудь и плечи завершали картину,
Пастухом он был давно. Жили они вдвоем с матерью. Когда Денису было четыре года, отец уехал в город, чтобы обосноваться и перевезти туда семью, а потом, как судачила  вся деревня, сначала “подженился”, а потом вообще исчез, и больше его никто никогда не видел.
Аня смотрела, как ему радуется пес, путаясь под ногами, как вожак гусиной стаи, проходя мимо, остановился, вытянул шею и что-то прогоготал: скорее всего, пожелал удачного дня. Было интересно наблюдать, как красивая корова, стояла в центре двора, мешая всем,  и помахивая хвостом. Она не двигалась с места, пока пастушок не подошел к ней и не обнял, он ласково пошептал ей что-то на ухо, похлопал по пышному животу, поцеловал в носище.
Денис сразу заметил на себе взгляд незнакомки. Он знал себе цену, знал, что все деревенские девчонки и молодые бабенки к нему не равнодушны, знал, как выгоднее себя преподнести, чтобы долго не заморачиваться при знакомстве, а сразу приступить к делу, то есть пополнить список разбитых им женских сердец.
Но не знал он одного: что Анюта про него тут же забыла, и ее внимание уже давно привлекла старушка, которая еле-еле передвигалась в сторону колодца. Было видно, что каждый шаг давался ей с трудом, она останавливалась через каждый метр, опиралась на деревянную палочку двумя руками вмести с ведерком, которое подергивалось, потому что руки, по всей видимости, тряслись. С горем пополам, она достигла цели. Молодая женщина вместо того, чтобы помочь ей, не наполнив до конца ведро водой, очень быстро, как-то странно ринулась от колодца.
А старуха, пристроив ведро, чуть постояв и отдохнув, начала добывать воду, но у нее ничего не получалось. Аня уже бежала, на помощь.
– Давайте, я ва-м по-по-мо-гу, – и притихла. За последние почти 15 лет это была первая фраза, которую она сказала сама, то есть не отвечая на чей-нибудь вопрос.

3
В детдоме все ребятишки воспитателей называли “мама”. В зависимости от того, кто дежурил, говорили: “Мама Марина, мама Оля…” Анечке тоже очень хотелось, хотелось, чтобы ее тоже взяли на руки, тоже называли любимицей, как называли тех, кто был пошустрее и попроворнее. Но ее не замечали, она мечтала, что рано или поздно это произойдет. Были дни, когда она жила надеждой: “Вот сейчас мама Марина поможет Петеньке встать с постельки, потянув его за ножки, за ручки, пощекочет за бочок и подойдет к ней”. Она лежала до последнего, но на нее никто не обращал внимания. Впрочем, таких было большинство. Или “вот сейчас мама Марина покормит с ложечки Светочку и обратит внимания, что Анечка, тоже ничего не ест”, но опять ничего не происходило, а она ждала, ждала, ждала и надеялась на чудо. А когда мама Марина читала сказки о Новом годе, о Деде Морозе и других сказочных героях и тех чудесах, которые случаются по доброй воле волшебницы Феи в этот сказочный праздник, она стала ждать еще больше. Ждать, что придут Дед Мороз-папа и Снегурочка-мама и заберут ее отсюда насовсем, ведь забрали же Колю, Васю и Полю, и еще много ребятишек. Но, утром 31 декабря, она заболела ветрянкой, и ее изолировали вообще от всех и забыли. Новый год она провела в лазарете совсем одна, правда иногда приходила медсестра, которая говорила одну и ту же фразу:
– Температура скоро спадет, и легче будет.
– Это потому, что я ни разу, не сказала…  Ни разу “мама” не сказала.... Такое слово… с… мама.
– Бредит, все что-то бормочет и бормочет, маму зовет. Где ж на вас столько мамок наберешься? – стряхивая,градусник, медсестра уходила, уже напевая: – пять минут, пять минут… Там далеко громко играла музыка и было весело.
А она ждала и надеялась, что хоть мама Марина о ней вспомнит, но…
После выздоровления с молчаливого согласия любимой куклы Даши было принято решение действовать. Она готовилась, подстраивалась, старалась быть на виду, во всем быть первой или наоборот последней, что только не делала, чтобы на нее тоже обратили внимание, но результат был тот же, она только всем мешала. Но однажды осмелела. Ее любимая воспитательница очень долго отсутствовала, она была в каком-то отпуске, и Анечка очень по ней скучала, даже плакала. Она любила к ней прижиматься, даже когда та этого не замечала, потому что все ребятишки висли на ней при всяком удобном случае. Анечка соскучилась по ее запаху и по теплу, которое от нее исходило. Она знала, что как только она придет из этого не понятного отпуска, она назовет ее мамой. Марина Анатольевна услышит ее, возьмет на руки, поцелует.  Крепко-крепко прижмет к себе, так, что ножки заболтаются, и скажет: “Ой, как же я по тебе соскучилась. Как же я тебя люблю, любимица моя”.
Наконец этот день настал, и Анечка была первая. Она так громко крикнула: “Мама!” И протянула ручки. А мама прошла мимо, подхватила на руки Юлю. И все, о чем мечтала Аня, рухнуло. Она сказала ей: “Мама”, – еле слышно, с надеждой еще раз сказала она, обессилела и замолчала на много лет.

4
Аня уже с минуту стояла возле колодца, и не потому, что на нее вдруг нахлынули воспоминания, просто она испугалась старухи. Вид у нее был жалкий, одежда очень старая и давно не стираная, да и саму ее давно надо было бы как следует отмыть. Лицо ее было похоже на дряблую картошку, даже Баба Яга в ее детских воображениях была не такой жуткой.
Старуха тоже с явным любопытством уже давно разглядывала незнакомку. Взгляды их встретились, и Анечка разулыбалась. У Бабы Яги глаза были очень-очень добрые, светящиеся и лукавые.
– Вы идите, я догоню, – Аня поймала себя на мысли, что что-то новое в ее сердце опять дало знать о себе. Набирая воду, Аня попыталась определить, где дом старушки. К сожалению, из дюжины домов ей мог принадлежать только один: он стоял в одном ряду со всеми, но как-то обособленно, и на жилье он не был похож. Когда-то он был, по-видимому, двухкомнатный, но крыша отвалилась очень давно, и на одной половине дома уже много лет росла крапива, в ней гуляли куры. Сама избушка была черная, перекошенные окна уперлись, прямо в землю, оставшаяся крыша практически вся сгнила, и вообще весь дом очень соответствовал своей хозяйке.
Подхватив ведро, Аня догнала старушку, несколько шагов прошли вместе, и, точно определившись с маршрутом, с молчаливого согласия спутницы, Аня быстро зашагала к дому. Дверь оказалась тоже вся перекошенная, очень низкая и не заперта. Чтобы оказаться в жилище, надо было нырнуть вниз, на целую ступеньку, дом так осел за долгие годы. Внутреннее убранство мало чем отличалось от внешнего вида. Единственная комнатка была очень маленькой, у двери – умывальник, который упирался в большую русскую печь. Было видно, что хозяйка любит греть на ней свои старые косточки. Два окна, большой деревянный ни чем не покрытый стол, длинная лавка, на стене – шкафчик со скудной кухонной утварью, под ним –  сундук. Очень небрежно заколоченная досками и тряпьем дверь в когда то существовавшую комнату. Аккуратно заправленная старым ватным одеялом кровать, вешалка с тулупом на крючке из ржавого гвоздя. Все вещи уже несколько раз пережили свой срок эксплуатации. Не было абсолютно ничего лишнего, ничего такого, чем бы хозяйка не пользовалась. И не смотря на то, что неизвестно когда эти стены в последний раз видели известь, а деревянные поверхности – воду, в доме был идеальный порядок. Хозяйка любила свои вещи. Но не это взволновало Анну. На одной стене и простенке от потолка до пола висели иконы. В комнате было мрачно, а они светились. Аня, как завороженная, сделала шаг к ним и ….. и растворилась, она стала легкой-легкой, свободной и воздушной и … и опять в груди… Аня не понимала, что это, а задуматься у нее уже не было времени. Еще раз окинув взглядом избу, пулей вылетела на улицу. Она приняла решение…

5
Споткнувшись о мотороллер с кузовом, наполненным принадлежностями для малярных работ, притормозила, о чем-то подумала и еще быстрее помчалась к себе.
Убегая, закрыть дверь на замок она и не подумала, поэтому посреди комнаты стояло обещание Никиты Сергеевича в виде двух абсолютно одинаковых мужиков в  комбинезонах, запятнанных цветной краской и известью. Один был с краскопультом в руках, другой – с кучей кистей, собранных в охапку, как букет.
 Однажды, на остановке в ожидании автобуса Аня наблюдала такую картину: два абсолютно одинаковых человечка, трудно даже было понять мальчики это или девочки, бегали за голубями. Птицы понять не могли, что происходит, обычное обеденное место, и час они не нарушили, все едут с работы домой и будут сыпать им семечки, поэтому они взлетали и туда же возвращались. Показывая на шалунов, маленькая девочка, дергая мать за руку, кричала:
– Мама, мама, скажи, это скворцы или дворняжки?
– Успокойся, не то и не другое. Это близ-не-цы.
Если бы не этот случай, Аня не знала бы, кого сейчас видит перед собой. Они были забавные в пилотках, сделанных из газет, наверное, даже из одного и того же номера. У обоих в разные стороны торчали рыжие кудряшки.
– Ты, это, ты че?! –  вместо “здрасте”, сказал Скраскопультом.
– Она же ведьма, – добавил почти шепотом со страхом в голосе Сбукетом.
–  Ты, это, ты че?!
–  Ты была, у нее…? – Сбукетом даже не нашел слов, чтобы описать зловещее, по его мнению, место.
А Аня, как будто не только не слыша, но и не замечая их, суетилась по квартире, мужики поворачивались вслед за ней.
–  Ты, это, ты че?!
–  У нас ее вся деревня боится!
А Аня тем временем то пыталась отделить краскопульт от одного, то выбрать кисть у другого, но не тут-то было. Складывалось такое впечатление, что они срослись со своим инвентарем, как сиамские близнецы. Но отступать она не хотела.
– Ах, так?! – молчком достала из кошелька крупную купюру и положила на стол.
– Ты, это, ты че?! – испугался Скраскопультом.
– Белить… У ведьмы?.. – догадался Сбукетом.
Аня доложила еще такую же купюру.
Сбукетом широко открыл глаза и уставился на деньги. Скраскопультом громко сглотнул. Пауза затянулась. Аня потянулась рукой за двумя бумажками.
– Ты, это, ты че?!
– Миллионерша, что ли, – и один из них смело забрал со стола одну купюру, в тут же секунду исчезла и другая. Тяжело вздыхая, они удалились. А Анюта, упаковав все необходимое для претворения своего решения в жизнь и оглядевшись, увидела большое махровое полотенце, поставила пакет и вышла.
Она искала старушку. Увидела, как близнецы перепираются, кому из них первому переступить порог их страха. Оглянувшись и увидев Анну, каким-то образом они махом и одновременно исчезли с поля ее зрения. А пропажа стояла за углом своей избушки и приходила в себя после столь утомительного вояжа. Они виделись второй раз в жизни, но уже понимали друг друга с полуслова, да и слов-то не было. Просто произошло единение одиноких и никому не нужных в этом мире душ. Аня взяла старуху за руку, и, нет, она не испугалась, она удивилась. Ладонью это не назовешь, зрелище действительно было жуткое, высохшие пальцы безобразно переплелись между собой и не двигались похоже уже очень давно. Заглянув в глаза, она увидела, что хозяйка рук, пожимая плечами, как бы говорила:
– Извини, так получилось.
Позже Аня узнает, что это профессиональное заболевание доярок. Так, держа старуху за руку, Аня привела ее к себе домой. Помогла раздеться и долго-долго мыла в ванне. Она терла спину, расчесывала голову, опять брала мочалку, меняла воду, подстригала ногти на руках и ногах, и все это время Аня говорила и говорила, говорила и говорила, пытаясь тем самым заглушись то не понятное, что не давало покоя в ее груди.
В конце концов ванная процедура подошла к концу. Кое-как добравшись до постели, укутанная только в махровое полотенце, счастливая старушка присела. Аня заранее приготовила, – к счастью, у нее это было, – новые колготки, белую майку и байковый халатик. Теперь ей скорей хотелось во все это нарядить так неожиданно появившуюся подругу, но та дала понять, что справится сама, и чтобы не обижать гостью, хозяйка побежала на кухню хлопотать о чае.
Когда она вернулась, то увидела любующееся на себя в зеркале животное полинезийского периода в майке и в колготках с улыбкой до ушей. Сдержать смех было невозможно, старуха тоже недолго заставила себя ждать. Она-то по молодости веселая была, но  забыла, как это делается, а с Анной это случилось впервые. Они смеялись, смеялись, смеялись... 
Успокоившись, старуха совсем обессилела, присела на диван, который с утра так и остался не прибранный, и тихо уснула. Аня аккуратно подобрала ее ноги, хорошенько укрыла одеялом, подумала, накрыла сверху покрывалом, поправила волосенки на голове, взяла давно приготовленный пакет и пошла, принимать работу близнецов.
К ее удивлению, работа уже была сделана, и когда только успели.
– Ну, что ж, деньги отработаны честно. – Придраться было не к чему, близнецы даже заменили и забелили доски, на когда-то существовавшей двери, сделали ступеньки, для того, чтобы удобнее было залазить на печь, сняли вторые рамы, и теперь, выкрашенные, они стояли рядом с такими же белыми окнами.
Иконы не тронули.  Все это время, что Аня находилась в избе старухи, она отводила взгляд от них, сначала не понимая почему, ведь они  манили ее. Наконец поняла. Она испугалась, что не испытает больше тех чувств, которые были несколько часов назад. Что чудо больше не повторится. Ання резко повернулась и неожиданно для себя встала на колени и...
– Господи! Прости меня....
– Господи!....
– Господи!....

Время летело быстро. Позади уже было знакомство с коллективом, генеральная уборка кабинета, собрание родителей ее первых учеников, консультации завуча по предстоящей работе, наконец, 1 сентября – и еще много-много чего из будней средней общеобразовательной сельской школы. Ей нравилось буквально все, а самое главное – возвращаться с работы домой, где ее ждала....
Аня была крайне удивлена, когда доводила до совершенства очень скудное хозяйство избушки. В шкафчике для посуды под газеткой, края которой были когда-то вырезаны “под кружево”, от которой, уже практически ничего не осталось, так как газета,  была датирована 28 декабря 1952 года (хозяйка, видимо, готовилась встречать новый год), она нашла документы на имя Сусловой Дарьи Алексеевны 1863 года рождения. Это означало, что почти век тому назад, ее назвали Даша. В груди опять защемило. У нее теперь есть настоящая... Аня не смогла подобрать слово. Да и не важно это. Она посмотрела на иконы:
– Спасибо, Господи.
Вернувшись домой, Аня убедилась, что старушка, мирно спит, пошла на кухню. Вчера, она разобрала две коробки новой посуды со столовым и чайным сервизом, поделила поровну, вспомнила о проделанной работе. Она отмыла как смогла окна, лавку, стол, пол – в общем, все, что мылось. Повесила шторки, сделав из одной своей две. Постелила скатерть и заправила новую постель, предварительно тщательно выбив столетнюю пыль. Оставшись результатом довольна, пошла спать. С минуту она смотрела на Дарью Алексеевну. Прилегла, сначала обняв, а потом осторожно прижала к себе спящую, как когда то куклу. Ощутила тепло старухи, еще сильнее. Чтобы не разбудить, прижалась и улыбнулась, в груди опять..., она поняла... Это было счастье. Бог услышал ее...
– Спасибо, Боже..! – Аня крепко уснула.

6
Ей нравилось утро, и начиналось оно, как и в первый день в Мырандино, с обряда провожания. Теперь Аня уже знала, кстати, от своего любимого ученика Вовки, что красавицу-корову зовут Майка, потому что она не родилась в апреле, иначе бы ее звали Апрелька. И Денис, и Аня искали повод задержаться, один на улице, другая – у окна, если, кто-нибудь из них, опаздывал на утреннее свидание. А вечерних у них, не было. Только однажды, на день учителя, который отмечали шумно и в клубе, Денис пригласил ее на танец.  Аня так разволновалась, что не смогла двинуться с места. А когда он почти насильно положил ее руку  на плечо и притянул к себе за талию, повел, ее хватило на два такта. Она с силой вырвалась, расплакалась и убежала, больше в клуб она не ходила. А так как на улице наступили холода и скотину в поле  перестали гонять, утренние свидания прекратились тоже.
Если, когда Аня возвращалась домой, Дарьи Алексеевны не было Аня знала, где ее искать. Когда в первые так случилось, войдя в избу, она увидела, что старуха стоит на коленях и молится. Анна не раздумывая, встала рядом. Старуха молчком и с трудом поднялась, достала из сундука чистый платок пахнущий нафталином, покрыла им голову Ани, потом принесла не весть от куда взявшуюся  Библию, в отрытом виде вложила девушке в руки и вернулась на место. С той поры это стало повторяться часто. Иногда они оставались ночевать, обнявшись, они засыпали. А однажды...

Свой первый сексуальный опыт Денис не любил вспоминать. Ему едва исполнилось 15, как его практически изнасиловала не очень приятная, жирная, с зелеными тенями вокруг глаз и ярко красными губами, с отвратительным запахом особа. Она приехала из города в сельмаг проводить инвентаризацию, а продавец тетя Нина была матерью его ближайшего друга. Тетя Нина попросила помочь переставить при пересчете тяжелые ящики, мешки, коробки и прочее.
Мальчишки рады были разнообразить свой досуг. В конце концов, результаты фактического наличия товара в магазине удачно сошлись с данными бухгалтерского учета, поэтому в завершение было бурное распитие спиртного. После чего Генка поволок едва живую мать домой, а ничего не подозревавший Денис остался наедине с председателем комиссии, тут-то все и произошло. Он был высокий и стройный, выглядел намного старше своих лет. Его знакомство с взрослой жизнью происходило в ногу с установленными для этого возраста правилами. Поэтому ему льстило, что он был первым среди своих сверстников, кто лишился девственности, ему откровенно все завидовали. А дальше все пошло как снежный ком. Вскоре после этого события он закончил 8 классов и уехал в ПТУ учиться на шофера-тракториста, – незаменимая профессия на селе, – вернулся, через 3 года с аттестатом об окончании 10 классов и, естественно, всего остального. Город сделал свое дело. Он возмужал, похорошел и деревенские бабенки как с ума посходили, а Денис и не собирался никого обижать, он любил всех, точнее удовлетворял всех и удивлялся, почему мужики ему морду не набьют. Он откровенно не понимал этого, но себе в удовольствии отказывать тоже не собирался, боясь признаться самому себе, что удовольствия, он еще не получал. Все шло так, как шло, пока не принесли повестку в армию. Хозяйство, в котором он работал, было богатое и знатное во всех смыслах, поэтому проводы проходили на высшем уровне с большим количеством спиртных напитков, до упаду. В большом мазутном гараже, рядом со своими боевыми металлическими друзьями уже четыре часа упивались в хлам сослуживцы. Кто дошел до кондиции, спал тут  же, а остальные давали напутствия, еле ворочая языками, новобранцу. Пока дядя Вася неожиданно не спросил:
– Дениска, а ты его жену трахал? – показывая на самого молодого женатика из присутствующих. Это слово еще только входило в обиход, но в пояснениях оно, почему-то не нуждалось. Все насторожились.
– А причем тут моя Люська? Ты лучше спроси, он хоть раз целку имел?
Тема всех взволновала и много пар глаз уставились на Дениса, для всех это оказалось важнее или испугались, что начнется перекличка всех рогоносцев, автором которых был... А для него это действительно была... Денис не знал, как это назвать, просто он давно уже сбился со счета, сколько женщин у него было. Ту, первую, он ненавидел, она сломала его, он, боялся себе сознаться, что он хотел любить, но просто не понимал, что для этого надо сделать. И вдруг, кровь заиграла в его жилах...
– Не было, так будет, –  и, шатаясь, встал. Какие бы мужики не были пьяные, но сразу поняли, кого он имеет в виду.
– Не сметь, – закричал, дядя Вася. И стукнув, кулаком по столу и лишившись тем самым последних сил, плюхнулся носом в тарелку и замер.
– Пусть идет.
– Потом расскажешь.
– Пусть идет, может, пропадет, охота, к моей, бабе ходить, – икнул самый молодой женатик и тоже вырубился.
– Ты, что-то путаешь, это она к нему ходит, а не наоборот, – сказал, его сосед и тоже направился к выходу.
– Иди, иди, проверь, может, он не к моей Люське пошел, а к твоей Маньке, – и опять уснул.
А Денис шел. Шел по улице к дому… Его знобило, было холодно, и чем ближе подходил, тем увереннее был его шаг. Последняя мысль его была о том, что хоть бы она ему не открыла. Он не знал, что Аня вообще никогда не закрывала дверь, она у нее, как и душа, всегда была нараспашку, парадокс судьбы.
Аня навела в квартире порядок, а перед этим то же самое сделала у Дарьи Алексеевны. Хорошо у нее, натопила, скорей всего, ночевать они будут там. Ноябрь, холодно, ей очень тяжело ходить, но она молодец, не сдается. Мурлыкая песенку, с ней теперь и это стало случаться, она приготовила туесок с едой, осталось до конца упаковать чемоданчик, утром она уезжала в Москву на  конференцию учителей начальных классов, путь предстоял долгий. Когда на педсовете зачитали приказ, у Ани, загорелись глаза и тут же потухли, она ни разу нигде не была. Ни проронив, ни слова, она опустила, голову и сжалась в комочек.
– Нюра, за Ведьму, не переживай.
Аня, резко выпрямилась.
– Дочка, за Дарьей Алексеевной, мы присмотрим, я обещаю тебе.                                            Никита Сергеевич, удивился, что знает ее по имени-отчеству. Что это могло быть услышано  от Анны и речи быть не могло, за все время работы, она не проронила ни слова, но при этом ее все понимали, сами удивляясь, как это происходит. Сложилось так, что все, кто задавали ей вопросы, сами на них отвечали.
В учительской часто  говорили:
– Сегодня слышала, как вы читали стихи детишкам. У вас талант, пропадает.
Или:
– Анна Сергеевна, вы сегодня с детьми на математике такую интересную считалочку про цифры учили, вы не сами ли ее сочинили?
 Аня, только молча улыбалась, мол, как вам хочется, так и думайте, я не обижусь.
– Анют, это они тебе завидуют, – заступилась за коллегу Инна Михайловна, первая модница на селе, учитель иностранных языков в старших классах. Все мальчишки были в нее влюблены, а девчонки во всем ей подражали. Она искренне не любила Анну, порой не скрывая этого. А однажды просто выбежала из учительской, когда кто-то сказал: “Видел сегодня нашу учительницу начальных классов. Ребятишки ее любят, повисли на ней, дерутся, спорят, кому сегодня с ней за руку идти”.
– Слушайте анекдот. Родился ребенок, год прошел, а он молчит, два – молчит, три, четыре, на пятом году жизни сели за стол – он вдруг говорит: “Каша-то не соленая”. Все ложки побросали, рты пооткрывали: “А раньше-то что молчал?!” Отвечает: “А что говорить, раньше все нормально было!”
Все засмеялись и пошли к выходу. Звенел звонок на урок.
– Тогда молчи, Анечка, до конца дней своих.

– Ну вот, все готово.
Еще раз оглянулась: “Можно идти, сейчас почитаем молитву, и...” Она повернулась к выходу. На пороге стоял Денис, он тяжело дышал, возбуждение не прошло. Не смотря на стужу на улице, он был раздет, ему было жарко. С минуту они молча глядели в глаза друг другу. Аня поняла все сразу. Она боялась пошевелиться, она перестала дышать. А Денис успокоился. Он медленно подошел, взял голову Ани в руки и очень нежно поцеловал в губы. Посмотрел в глаза и опять поцеловал. Последнее, что он помнил, что это был первый поцелуй в его жизни...
Наконец Денис уснул, а у Ани все еще кружилась голова. Полежав немного, она встала, накинула на себя тут же лежавшее пальто, остальная одежда в клочья была разорвана, взяла вещи и, не закрывая дверь на ключ, вышла.

На кровати, приготовленной для сна, в одной сорочке, с распущенными волосами, с глазами, смотрящими  в одну точку, сидела старуха. Дрожащими губами она шептала: “Спаси и сохрани ее душу грешную...”
Времени было два часа ночи. Аня осторожно прямо в пальто, прилегла старухе на колени. С большими усилиями та положила свои руки-клешни на голову, как она считала грешницы, и попыталась погладить волосы. Пряди зацепились за ее больные пальцы и, чтобы не сделать еще больнее, она просто их опустила:
– Молись, дитятко, – и дальше не понять. Это единственное, что услыхала Аня от старухи за все время их знакомства. А по ее щеке бежала слеза, сначала одна, потом – другая. Она не понимала, почему они бегут, ведь она была счастлива. 
Проснулась Аня в той же позе, как и уснула, рука старухи лежала там же. Аня встала, подошла к Дарье Алексеевне, поцеловала ее в голову: “Простите меня”. Старуха не шевелилась, на ее лице была улыбка. Аня не могла больше здесь оставаться…

Через час Никита Сергеевич зашел к старухе, чтобы выполнить свое обещание. Она сидела на том же месте, что и вчера, но была мертва.
Вернувшись из Москвы и узнав, что Дарьи Алексеевны больше нет, а Денис уехал служить,  Аня слегла. Только изредка ей казалось, что под окном стоит то старуха, то Денис. Она вскакивала, всматривалась в темноту, убеждалась, что опять осталась одна. Навещавшая ее фельдшер уже серьезно начала опасаться за ее здоровье, особенно, когда после наступившего, вроде бы, улучшения, появилась необъяснимая рвота. И сегодня, в очередной раз ломая голову над тем, что делать, ожидая Аню после очередного приступа тошноты, она вдруг поставила диагноз:
– Дура я, старая дура. Да ты ж беременна, а-а-а...?! – и прикрыла рот ладошкой.
В голове у нее рисовались картины бурно проведенного времени ее подопечной в Москве. И, не попрощавшись, фельдшер вылетела из избы, теперь у нее были другие обязанности. А Анюта легла, натянула на себя одеяло, оставив снаружи только глаза, которые светились так, что в комнате стало светлее, во всяком случаи ей так показалась. Она очень осторожно дотронулась рукой до живота и вслух сказала:
– Счастье-то какое! Боже!
Она, даже не накинув пальто, побежала к дому старухи. Там были иконы.

Роды случились тяжелые. Аня даже не поняла, что все уже позади. Сначала издалека, а потом четче, она стала различать голоса:
– Да красавица-то какая! Сколько работаю, а таких ангелочков не встречала!
Повернув голову в сторону голоса, Аня увидела спину женщины в белом халате, которая шустро выполняла привычную для нее работу с новорожденным:
– Толку-то от этой красоты, – возразил ей голос помоложе. – В свои тридцать два я точно убедилась: не родись красивой, а родись… – голос замолчал, потому что его обладательница тоже делала свое дело, только с роженицей.
– Потерпи, дорогая, будет больно, – Аня вскрикнула. – Потерпи! Не верю, никому и ничему. В счастье – тем более. Да и что это такое?
– Господь с тобой, ты ж еще молодая, у тебя все еще впереди, – и, повернувшись к Ане, показывая ей дочку, спросила:
– Как назовешь свое сокровище?
– Я еще не знаю, – еле слышно прошептала Аня. – Я не... Надежда!

7
– Мама, ты молишься?
– Молюсь, дочка, молюсь, – Аня отложила Библию, прижала дочку к себе и поцеловала в макушку.
– А зачем?
– А затем, чтобы все у тебя в этой жизни было хо-ро-шо! – постучав  пальчиком по носику, она усадила дочку на колени. – Чтобы Господь Бог дал тебе то чего, никогда не было у меня, чтобы он тебя защищал, не давал в обиду, любил – в общем, все.
– Все-все-все?! – не унималась Надюша.
– Все, что ни попросишь.
– А ты просила? – широко открыв очень красивые глаза, Надя смотрела на мать.
– Конечно! – Догадавшись, какой последует вопрос, Анна продолжила: – Я тебя просила у Бога, такую умную, такую красивую, такую… – она не успела договорить. Надюша повернулась, сжав руки на груди, ее глаза горели. Почти шепотом она спросила:
– Бог – мой папа?!
– Нет, – Аня рассмеялась. – Почему ты так решила?
– Потому что все, что ты сказала, как про Аленкиного папу!
Надюша, еще не выговаривая, буквы “р” и “с”, порой переставляя местами остальные, оживленно продолжала:
– Я сама слышала, как Аленина мама говорила тете Наташе, что она “еле уговорила Аленкиного папу разрешить ей родить Алену, а теперь он в ней души не чает, и не дай Бог кому-то обидеть его любимицу”.
Аня, конечно, ждала такого вопроса, но сейчас не готова была отвечать, продолжая смеяться, она сказала:
– А вот завидовать нельзя!
– Почему?
– Потому что Господь Бог, отнимает у людей то, чему завидуют, и отдает тем, кому завидуют!
– Хорошо, не буду, – быстро согласилась Надя, сползла с колен на пол и, выбегая на улицу, крикнула: – Я подумаю, что я хочу!
Аня, глубоко вздохнула и задумалась, но не прошло и минуты, как Надюшка вернулась.
– Хочу здесь жить, – она ткнула пальчиком  в картинку с изображением Кремля, стоящую на столе. Но Аня уже не слышала ее. Они любили сюда приходить. Ей казалось… Нет, это было правдой, что посидев в избе старухи, среди икон, помолившись Богу, на душе становилось лучше, чище, спокойнее, умиротвореннее.
Вот и сейчас она, сидя за столом, смотрела на иконы и подумала, сколько их тут. Никогда не задумывалась об этом. Побывав здесь первый раз, она начала читать книги и вообще все, что находила, о Боге, иконах, молитвах. Она очень любила читать Псалтырь, сначала ничего не понимала, а со временем научилась чувствовать смысл священных слов. Старухина изба стала единственным местом, где Аня не чувствовала себя одинокой.
И сейчас Аня улыбалась, потому что вспомнила, как Надя, разглядывая иконы, однажды спросила:
– А это кто?
– Казанская Божья Матерь.
– А это?
– Николай Угодник.
Дочка переводила пальчик с одной иконы на другую и ни разу не переспросила, память у нее была хорошая.
– А это?
–...Матерь
– А это
– ... Матерь.
Надя удивленно перевела взгляд на Аню:
– А зачем их так много? А они все мамы? – Дочка переживала возраст “почемучек”. Анна, до сих пор державшая Надю на руках, поставила ее на пол, присела рядом:
– Все, но для разных людей по-разному. Вот, посмотри на них внимательно...
Надюша насупилась:
– Я смотрела, у них у всех глаза опущены.
– А ты еще раз посмотри. Вот которая на тебя посмотрит, та и есть твоя покровительница.
Дочка заинтересовалась, а Аня оставила ее одну, чтобы не мешать, села за стол и начала читать Библию:
– Мама, – шепотом позвала Надюша. – Смотрит.
Взяв дочку на руки, Аня тоже шепотом сказала:
– Повторяй за мной…

8
Все было как всегда. Аня уже сделала свой первый выпуск, а второй – в этом году, перешел в третий класс. Стало традицией, что ее соседские ребятишки караулили утром, чтобы проводить до школы. Про обратную дорогу и говорить нечего, правда, кое-какие изменения все-таки произошли. За одну руку всегда держался только один мальчишка. Им был Колька. Всех конкурентов, он отучил претендовать на эту привилегию: кого просто поколотил, кому пригрозил, а с кем-то и серьезно переговорил. Кроме того, он без вариантов считался женихом для Надюши.
Уже подошли к двухэтажке дружной гурьбой, как вдруг учительница встала, как вкопанная. Им навстречу шла похоронная процессия.
– Анна Сергеевна, вы, что так испугались? – Колька тянул ее вперед. – Это же похороны, не бойтесь. Это соседка умерла, она напротив вас жила, она старая была.  Анна Сергеевна, ну пойдемте! Вы не знали, что ли? – и, поняв, что одному ему не справиться, побежал догонять своих одноклассников.
– Нет, – ответила Аня; на лице ее не было ни кровинки.
Надюша была дома, сидя на диване и мурлыкая что-то себе под нос, она наряжала куклу. Аня села рядом, ее била мелкая дрожь. Посидев с минуту, быстро молочком накинула на дочку пальто и шапочку. Выбежала с ней на улицу.
Похоронили быстро. Односельчане, кто – пожимая руку, а кто – выразив соболезнование, стали медленно, расходиться. Денис остался один. Правда, метрах в двадцати, осталась, стоять женщина. Могила была на краю кладбища, и женщина собою прикрывала от ветра девочку лет пяти. Денис поправил могилку, поставил памятник. Женщина стояла. Аккуратно разложил венки. Женщина стояла. Настала пора уходить. Денис сделал несколько шагов, обернулся, и... Постояв с минуту, он пошел прочь.
Как дошли до избушки и сколько она уже сидит, уставившись в одну точку, она не знала, на молитву не было сил. Ей не хотелось ничего.
– Мама, ма-ма, ну ты чего? – Надюша теребила мать за рукав. – Тебе дядя с кладбища передал, он на красивой машине уехал, он на меня долго-долго смотрел, – и дочка выбежала на улицу.
 Аня открыла конверт, он выпал из ее рук, по полу рассыпались... деньги, очень много денег.

10
Проснувшись утром, Денис понял, что он один. Почему-то очень сильно болела голова, он впервые это чувствовал. Прислушался к себе, понял, что с левой стороны, под лопаткой, тоже что-то ноет. Было радостно и грустно одновременно. Он не мог понять, что с ним происходит. Он натянул на себя подушку, на которой спала или должна была спать Аня, вдохнул запах, пахло чистотой и свежестью, он перевернулся и уткнулся носом в подушку. С улицы доносились урчание заведенной машины и громкие голоса. Он соскочил. Армия! Он проспал! И действительно, все провожающие были на нервах, только дядя Вася, который должен был отвезти его в город, встретив его, дал хороший подзатыльник:
– Куртка и вещи в машине.
На ходу попрощавшись со всеми, он  заскочил в машину и уже из окна, крикнул:
– Я вернусь, ждите! – и только Богу было известно, кому предназначались эти слова.
Попал он служить в Москву, в автобат. Для парня, который ни разу не был даже в областном центре, он не показался страшным и пугающим, они сразу нашли с ним общий язык и слова “ждите” и “я вернусь” он забыл в первую же минуту.
А его ждали, ждали и надеялись, за него молились, о нем просили Бога. И у него все было хорошо, пока...

                Любовь
1
Денис медленно шел по аллее. Куранты пробили два часа ночи. Была зима, но ему было тепло и уютно. Хотя, нет, если бы все было так хорошо, как сейчас в природе, он бы сюда не пришел. С той неожиданной встречи на кладбище это место стало единственным, кому он мог довериться.
– А причем тут аллея? – вдруг подумал Денис. – А приходишь ты сюда, чтобы разложить мысли по полочкам, ответить на вопросы, которые сам себе задаешь и не получаешь ответов.
Это были свидания с самим собой. Он знал, понимал, что никто не может так наказать и осудить человека, как он сам.
– В каждом из нас живет два человека, – вдруг подумал Денис. – И порой сам с собой не договоришься. А  как можно договориться с другим, если в нем тоже два? А если в семье не один ребенок, а… Бредятина какая-то. Впрочем…
Семья, дети… Он остановился возле очень древней липы. А тогда он не стоял возле нее и не плакал, он выл. Пока старое дерево не приняло его обиды, разочарования, а главное, не простило его. Во всяком случае, ему так показалось, или его “второе Я”, взяло верх и вернуло в обычное русло жизни.
               
  – И чего опять, разнылся?.. Как придет сюда, так начинается: “Второе Я-второе Я…” Инь – я теперь так называюсь! Тьфу ты, русских слов им не хватает! А ты чего молчишь? Как ты там теперь по-новому, Ян, что ли? Просыпайся, сейчас совестью страдать будем.
– Бессердечный ты, бесчувственный, – откликнулся второй голос.
– Да не понимаю я этих мужиков. Думают одно, говорят другое, делают третье. Каких там “два голоса”? Да в них целый квинтет живет! В каждом! А дирижер у них – вообще потусторонний голос, “женщина” называется.
– Инь, ну, что ты, опять? Не начинай…
– А что “не начинай”! Раз уж пришли сюда, давай, продолжай! Обиделся, видите ли, он...
– Да не обижался я, – удивился Ян.
– Да ты-то тут причем? Я про хозяина…
– А он на себя обижается,  да и обидой-то это не назовешь.
– Интересно получается. Вот у женщин, говорят, логики нет вообще, а если она блондинка, то полный…, а у мужиков, можно подумать, она есть!
– Инь, ты о чем? Можешь объяснить, чего ты разбузовался ?
– Ян, чистая душа и здравый смысл, ответь мне на вопросы. Почему хозяин так быстро забыл свою любовь? Почему не вернулся к ней? Почему, как последний трус, бежал? Ведь он все понял, увидев Аню с девочкой! Почему, столько лет мечтая о ребенке, вместо того, чтобы поставить все точки над И, он ходит сюда, видите ли, пострадать, и не предпринимает никаких действий? Больше чем уверен, что на любой вопрос, как и у всех мужиков, будет один ответ: “Не знаю”. Вот почему он до сих пор не женат? Столько баб вокруг него вьются…
– Вот ты сам и ответил на свой вопрос, – в большой задумчивости сказал Ян. – Вьются бабы, а ему нужна женщина.
– А разница-то какая? – недоумевал Инь.
– Очень большая. Из самого дорогого бутика наряженная красотка нужна, чтобы похвастаться перед партнерами, сходить на презентацию, в постель, наконец, положить и для прочих мужских дел. Этой категории женского рода, как правило, нет доверия, уважения, а главное – любви. Да им ничего такого и не надо, они уже получили, что хотели, – Его. Если этот человек в юбке поставит цель “Хочу вот Этого”, ей глубоко наплевать, женат ли он, сколько у него детей, чем живет, что чувствует... Все, пиши пропало, они Этого одурманивают своим спецэффектом, и он их. Вот тогда-то у мужиков и включается их знаменитое “Не знаю, как так получилось, сам в шоке”. И начинается, в зависимости от того, что его квинтет подскажет: либо мужик спивается, если до этого в петлю не успеет залезть, либо вот так, как наш, по аллее погуляет, на рыбалку съездит или на охоту, и сразу идет к той, неугодной, но у которой душа есть. К женщине. Так и будет мучиться и всех мучить, пока, в конце концов, не примет решение, если он по натуре способен на поступок.
– Ну ты наговорил! А главное, хозяину помог, вернул его на путь истинный, во всем обвинив женщин или “баб”, как твоей душе будет угодно. Ведь завтра опять сюда придем!
– Нет, – возразил Инь с ехидцей, – завтра у нас дела неотложные. Завтра мы страдать не будем. У нас сначала переговоры сложные, потом выставка интересная, потом встреча важная, а потом мы летим во Франкфурт-на-Майне. В общем, пообедать некогда, не то что...
– Ну вот, ты еще на один вопрос ответил: почему бежал, как трус, почему не встретился, не переговорил. Деловые мы.
– Прикрываешься, ведь для самоедства время есть, а для поступка – характер нужен!
– Это что же получается, мы все время, оказывается, характер воспитываем, выгуливаем, лелеем, а характер, он либо есть, либо его нет?
– Не смеши, просто вспомни, как все было.
– Вспомнить, чтобы оправдаться перед самим собой и отложить поступок на неопределенный срок? Задать вопрос “когда ты, наконец, примешь решение?” Получить ответ “не знаю”? Посмотреть по сторонам и решить, какая здесь красота, надо прийти сюда еще раз? И придет ведь, это самое легкое, что можно сделать для себя любимого! Ах да, еще есть вариант: обвинить во всем женщину, как было с нашим. Ты помнишь его мысли? “И зачем она пришла на кладбище?” – это единственное, что его волновало, в этом сущность (а лучше, через “ч”!) всех мужиков. Это получается, жил он, не тужил, а она посмела прийти и все испортить! Вот от этого он тогда и выл, как одинокий и голодный зверь. Это ж надо менять привычки, образ жизни, признать свою ошибку, взять на себя ответственность... А о женщине кто будет думать, ей каково?
– Так пару минут назад об этом же и говорили: во всем виноваты женщины.
– Ну что ты с ним будешь делать! А Аня разве просила ее насиловать?
– Она просила Бога о любви и ребенке.
– Ну ты наглец!
– Но я прав.
– Тогда объясни, правдивец ты наш, когда Денис увидел Аню, почему его как током шибануло? Ведь дело не в девочке, ведь он очень хотел семью, и в его власти было найти женщину своей мечты!
– Вот и на этот вопрос ты правильно ответил. Все дело во власти, именно ее все мужики бояться, женской власти над собой. Парадокс, сначала они ее ищут, ждут, а испытав, бегут. И опять в женщин все упирается. Умная, понимающая, по-настоящему любящая, такие условия для мужчины создаст и при этом будет счастлива! Хотя чем-нибудь ей придется пожертвовать, но и к этому она приспособится, а если нет, то грозит ей гордое одиночество или будет она всю жизнь желаемое выдавать за действительное.
– Я не понимаю, ведь Аня, получается, с первой минуты, как глаза их встретились, получила эту власть. Зачем он тогда женился на этой... Даже слово подобрать не могу… На этой, у которой единственное достоинство было это имя Настя, а все остальное гнилое и порочное.
– Так она ж из породы этих... В общем, этих, которым нужен Этот и никто Другой. Хозяин на седьмом небе был от счастья, что попал в Москву, что ему доверяли машины, которых он даже на картинках не видел. А как его переполняли эмоции, когда на одной из них проехал по ночному Арбату! Уже стали привычными такие поездки, а он по-прежнему от переизбытка чувств не мог стать собой. Какая Аня? Служба вытеснила все. Поэтому, когда из университета надо было встретить генеральскую дочь, он сделал это с превеликим удовольствием, с открытым сердцем и несходящей счастливой улыбкой. А Настя все это приняла на свой счет. Вечером объявила отцу, чтобы прежнего солдата-водителя, больше не присылали. На следующий день был бурный секс в машине в первых попавшихся зарослях, притом никто никого не уговаривал, оба этого хотели, и оба были опытные партнеры.
– А ты помнишь, какой был скандал, когда на третий день знакомства с Денисом Настя объявила, что они подали заявление в ЗАГС и что свадьбе быть через 2 месяца?!
– О да, было на что посмотреть!
– И было, что послушать.
– Вот видишь, опять виновата женщина.
– Бедные родители, успокоили себя коньячком и “валерианкой” и закатили такую свадьбу, о которой хозяин даже мечтать не мог!
– Свадьба была, а вот счастье?
– А откуда ему взяться, если у этой Насти, кроме секса, в мозгах больше ничего не было.
– Зато с тестем повезло!
– Наоборот, тестю повезло с нашим хозяином! Ты вспомни, начинались лихие девяностые. Денис еще служил, а генерал уже в отставке был и замутил свой бизнес с машинами, слесарками, шиномонтажками, и хозяин наш был у него на побегушках. А когда появилась прибыль, да не малая, друзья превратились во врагов, партнеры в подлецов. И остался он один с очень преданным, верным и исполнительным зятем, который устраивал, своего босса во всем.
– Это правда. Повезло парню, удачно зацепился. Сейчас он завидный жених в Москве.
– А вот в личной жизни...
– Сам виноват.
– Кто ж знал, что эта стерва такой блудницей окажется! Это у Бунина сказано: “Не ошибиться в женщине – это все равно, что спелый арбуз выбрать”.
– Это в те времена так было, а сейчас они все спелые, а есть невозможно!
– Тебе не кажется, что на сегодня хватит?
– Может, и хватит, только делать-то что?
– Не знаю.
– Тьфу ты, что и требовалось доказать!
***
Денис, еще с минуту посидел в машине, завел и поехал. Начинались трудовые будни.

2
Смеркалось, Вера домой, вернее, в общежитие, не торопилась. Там сегодня ее никто не ждал. С тех пор, как у Нади появился папа, она все выходные проводила с ним. А Люба и раньше с понедельника расписывала субботу и воскресенье на гламурные вечеринки, тусовки, бары и рестораны, бутики и шопинги, презентации и выставки. Из всего перечисленного, пожалуй, она любила только последнее, но все перечисленное она не пропускала никогда. То ей звонили и просили о помощи, то ей неудобно было отказать – в общем, всегда была причина обязательного ее присутствия. Это был Любин образ жизни. Она наотрез и с легкостью отказалась вернуться к отцу в свой шикарный дом:
– Любаша, доченька, как можно, все это, – он обвел руками очень дорогое убранство дома, – поменять на общежитие?
– Можно. Тебе этого не понять. А за дом спасибо. – После этого с отцом она общалась, только по телефону.
Вера улыбнулась, вспоминая тот первый вечер встречи с Надиным отцом. Они столкнулись с ним в коридоре, как выяснилось, он ждал уже около часа. Выглядел он очень импозантно. Стоило только заглянуть в глаза, и становилось ясно, что он умен и прост. Волновался он очень. Она сразу поняла, кто из этой комнаты ему нужен. Те же глаза, та же улыбка, они даже голову наклоняли одинаково. Наверное, поэтому Вера спросила:
– Вы Надюшу ищите?
Мужчина удивился, но согласился.
– Тогда подождите в комнате, проходите, она сейчас придет.
Никогда ни Любаша, ни Вера не спрашивали, как все произошло, но каждая из них улыбались, когда вспоминали, что погуляв около двух часов, изрядно изголодавшись, да и волнуясь, они заглянули в комнату. К удивлению, ничего странного там не происходило. Спиной к двери возле компьютера сидели дочь и отец и как ни в чем не бывало спорили.
– Папа, да это ты не понимаешь, везде написано: “Cахар вреден для организма, а  соль надо исключить из рациона”.
– Надюш, как ты не поймешь, для организма это стресс – взять и лишить его привычной дозы соли или сахара…
Еще через час сменилась только тема.
– Россияне произошли от булгар, которые… – доказывала Надюша.
– Ну, это спорный вопрос. Историки… – парировал отец.
Прикрыв дверь, Люба спросила:
– Делать-то что будем?
– Давай еще чуток погуляем, – предложила Вера.
А через час Надюша прямо в одежде крепко спала, как всегда обнявшись с книгой и улыбаясь во сне. Аккуратно, чтобы не разбудить, подруги ее раздели и, укрыв, сами плюхнулись спать. Проснулись от крика Нади.
– Рота подъем! – она стояла посреди комнаты в спортивной одежде и с огромным туго набитым солдатским вещмешком. – Мы едем на сплав на Катунь! Нас ждут уже в низу.
– Какой сплав?.. – еле ворочая языком, не проснувшись, ворчала Люба. – Ты с ума сошла, время 5:30…
– Я все упаковала.
Вера подошла к Наде, положила руку на голову:
– Нет температуры, ложись спать. Где мы, и где Катунь…
– Мы летим! Рота подъем! Мы опаздываем на самолет!
Неведомо как, но через пять минут они были в машине. Надюша их представляла:
– Папа, это Люба, она… – Надюша указала на Любу, которая перебив ее добавила:
– Папа, Любу предупреждать надо заранее, что все ее планы псу под хвост.
– Хорошо, – улыбался Денис.
– “Папа”? – неожиданно для себя спросила Вера. – А это удобно?
– Я же Па-а-апа! – многозначительно протянул новоявленный отец сразу трех таких взрослых и красивых дочерей. Они хором рассмеялись и тронулись в путь.

3
Вера поймала себя на мысли, что опять появилось чувство тревоги. Который раз ей кажется, что за ней кто-то идет. После того, как с ней случилось это впервые, она знала, что сначала черная тень, потом тревога, потом…
Она ускорила шаг, тень – за ней. Свернув за угол, Вера облегченно вздохнула, там стояло трое парней, она почти побежала к ним. А дальше помнила, как всегда в таких случаях, смутно. Кажется, один, с оскалом зверя, схватил ее за руку и резко бросил на землю. “Неужели все так плохо? – падая, подумала Вера. – Они спасут меня, – твердила про себя, чувствуя, как другой прикрыл ее собой и начал вдавливать в землю”. Потом она услышала шум ударов и почувствовала холод от того, что она лежала на траве, одна. Было тихо.
– Вер, ты почему так поздно гуляешь одна, ведь эти ж подонки могли тебя… – ей руку протягивал одногруппник, который тоже жил в общежитии.
– А где она?
– Кто?
– Тень.
– Вера, с тобой точно все в порядке?
–Да-да, спасибо. Все хорошо, – и, прячась за его спину, ойкнула, указывая на кусты: – Она там!
– Никого там нет. – Стряхивая с нее листву, он добавил: – Пойдем, я тебя провожу.
Но Вера его не слышала, она ушибла ногу, и боль давала о себе знать, но беспокоила ее тень.
– Ты чего вертишься?
– Там, она стоит там.
Спаситель посмотрел в сторону, куда показывала Вера.
– Ты же видишь, никого нет. – И, открывая дверь в общежитие, посоветовал: – А в медпункт ты завтра, вернее, уже сегодня, все-таки, сходи.
Дул ветер, ветки нагнулись, за ними никого не было.
– Извини, показалось.
Принимая душ, она вспомнила, что почти все повторилось, как и в первый раз. Тогда, еще девчонкой, до утра проплакав после того, что дома ей запретили с кем-нибудь встречаться, она убежала из дома. Она торопилась на автобус и, чтобы не опоздать, решила сократить путь, поэтому побежала по проселочной дороге. Сразу за поротом ей показалось, что ее кто-то догоняет.
– Мама или папа? Ну и пусть бегут! Все равно не вернусь! Видеть их не могу. Пусть как хотят, так и живут. Но почему они не окликнут? Обернувшись, она увидела, как черная тень мелькнула за дерево. А впереди появился автобус, и надо было торопиться. Запрыгивая в уже отъезжающий, она решила посмотреть, кто ее преследовал. Тень стояла за ней. Потеряв равновесие и  стукнувшись головой о дверь, она на миг потеряла сознание. Очнулась от крика водителя, который стоял возле нее и орал:
– Дура малолетняя! Тебя куда несет?! Ты почему не подождала, когда я остановлюсь?! Ты ж могла остаться без обеих ног! Да если бы не… – он махнул рукой и вышел из салона. А пассажиры еще долго гудели:
– Господь ее спас.
– Надо ж… Вовремя водитель затормозил.
– Повезло девчушке.
А Вера, посмотрев по сторонам, решила, что тень ей померещилась, села, укуталась, пригрелась.
– Да уж, повезло, – подумала она, и слезы опять одолели ее.
И тогда на сплаве она решила поднять камушек со дна реки, но сильное течение подхватило ее и понесло. Она чудом успела схватиться за стоящий на берегу Надюшкин вещмешок, лямка которого зацепилась за сук, и какая-то неведомая сила выбросила ее на берег.
Первое, что она увидела, это стоящего на коленях возле нее мокрого Надюшкиного папу.
– Простите меня…
Он прижимал ее к себе:
– Благодари бога, ты чудом осталась жива.
Ее окружили подбежавшие девчонки.
***
Поспать ей так и не пришлось. От пережитого сон не шел, и покоя ей не давали мысли о черной тени. Впервые она подумала, что тень появляется, когда ей грозит опасность, смертельная опасность. Это было странно и непонятно, но, вспомнив все события, она уже не сомневалась, что так оно и есть.
На самом деле, была еще одна причина ее бессонницы. И имя ей Арсений Филиппович.  Утром она будет сдавать ему зачет по “Религии и праву”. Он священнослужитель и в университет ходит в рясе, чем совсем свел с ума всех студенток, которые давно насытились видом мужчин в джинсах, и теперь им хотелось экзотики. Он был очень красив, чист душой и телом, это сильно было заметно. Впервые они встретились в автобусе, когда она возвращалась с очередного мероприятия Надюшкиного папы, на сей раз это был вечер игры на гитаре с пением романсов. Она читала учебник, как потом выяснилось, по его предмету. Поймав на себе взгляд, священника, она сильно смутилась и, как не силилась заставить себя читать, у нее ничего не получалось. Он уже давно был далеко от нее и не смотрел в ее сторону, но она поняла, что он улыбается, и улыбается ей.
Все зачеты и экзамены Вера сдавала первая, а в этот день она изменила своим правилам. В надежде дочитать учебник, она решила посидеть в библиотеке, но и здесь у нее ничего не получилось, она просто сидела и улыбалась, пока ее не нашли одногруппники. Напуганные, не случилось ли чего с их любимицей, бегом сопроводили ее до аудитории, потому что там оставался последний отвечающий. Переступив порог, она совсем онемела, а улыбка, наконец, ушла с лица. За столом сидел тот самый… Из автобуса. Предыдущего преподавателя повысили, и он уехал куда-то за границу. Наконец сообразив, что надо действовать, она взяла билет и села сразу отвечать.
– Вера, вы забыли зачетку отдать.
– Что? – удивилась она, не узнавая свой голос. Сердце у нее сильно билось, во рту пересохло. А он улыбался, улыбался глазами больше, чем губами, и Веру это еще больше смущало.
– Зачетку дайте, пожалуйста.
Как в тумане, она выполнила его просьбу. Казалось, еще мгновение – и она расплачется. Еле сдерживаясь, увидела она, что он ставит ей зачет.
– Не будем терять время, я не сомневаюсь, что, если у вас по всем предметам “отлично”, то мой предмет вы знаете так же. Тем более, утром я был свидетелем процесса вашей подготовки к зачету. – Он встал из-за стола и вышел.
Вскоре после этого события Денис, Вера и Люба крестились в Храме Христа Спасителя.
Что Вера была сама не своя на всех лекциях и особенно семинарах по “Религии и праву”, заметили все быстро. Не осталось без внимания и особенное отношение преподавателя к Вере. Кто-то подшучивал, кто-то завидовал, а кому-то просто до этого не было никакого дела. Поэтому дождавшись, когда ни в аудитории ни в коридоре не останется ни одного свидетеля, ее страшной тайны, Вера пошла сдавать экзамен.
Он ее ждал. И все повторилось. Только протягивая зачетку с пятеркой, тихо предложил:
– Пойдемте лучше выпьем хороший кофе.
– Я не пью кофе, – совсем растерявшись, еле слышно сказала Вера.
– И правильно, я тоже. Пойдемте тогда пить чай на травах, здесь недалеко есть замечательное местечко.
Вера, как загипнотизированная, последовала за ним.
На улице шел дождь. Оступившись, чтобы не упасть, она оперлась на его руку. Поняв это, хотела отдернуть, но он еще сильнее прижал ее к себе. Так они вошли в чайную. Там было уютно и светло, и тепло, за несколькими столами сидели священнослужители. За одним их сидело четверо, они оказались знакомыми, их ее спутник по очереди обнял, по-христиански поцеловал и только после этого сказал:
– Знакомьтесь, это Вера Вячеславовна.
– Откуда он знает мое отчество? – удивилась она. – Ах, да, зачетка! – и успокоилась.
– Вы красивая достойная пара, я рад за тебя, – неожиданно сказал самый старший, остальные одобрительно поддержали его.
– О Господи, о чем это они! – удивилась Вера, но через минуту забыла об этих словах.
Арсений оказался хорошим собеседником, и при этом еще и внимательным. Чай он заказал именно с теми травами, которые она любила с детства. А когда созналась, что сильно голодна, то ни в первом, ни во втором блюде с выбором не ошибся. Ей показалось, что она давно его знает. Он любил то же, что и она: книги, театры, музыку, лошадей. Он бывал везде, где была она. Даже на Катуни, они были в одно и тоже время! И он бывал в тех местах, откуда родом Люба.  В общем, расставаться им уже не хотелось. На следующий день договорились осуществить давнюю мечту Веры – научиться ездить верхом.
А ночью с девчонками она уехала в поезде на практику к себе на родину, вспоминая каждую минуту, проведенную с ним…

                Вера
1
Ничего нового для маленькой Любы не произошло и сегодня. Все было как всегда. Когда ее няня Люся вошла к ней в спальню, она уже проснулась, потянулась и даже успела помечтать, ведь сегодня она с мамой и папой идет в гости. Если честно, то она не знала, что это такое. Но сам факт, что куда-то идут все вместе, ее очень волновал. Люся умыла свою подопечную в душе, помогла почистись зубки и принялась приводить в порядок ее волосы, которые были очень красивые, кудрявые, длинные и золотистые, как у куклы.
– А давай примерим платье! И тогда станет ясно, какую прическу надо делать.
Увидев свой наряд, маленькая Люба пришла в восторг. Она вертелась у зеркала, и ей уже было все равно, что  Люся сделает на голове.
– Придурок, – раздался мамин голос из спальни.
– От такой же слышу, – парировал из другой спальни папа.
– Ну, началось... – возмутилась няня. Кстати, если бы не Люся, то Любаша и не знала бы, что родители, ругаясь, делают что-то нехорошее. Другими она их просто не знала.
Наконец, няня сказала:
– Ну все, быть тебе сегодня королевой бала!
Люба не знала, что это значит, но поняла, что это что-то потрясающее. Они с няней покружились в танце и побежали к выходу. Спальня Любаши была в центре, между ее спален родителей, и она ждала комплиментов от мамы и папы. Но, увы. Мама вылетела, вся наряженная, на ходу нервно застегивая браслет на руке и громко ругаясь на папу, который выглядывал из своих апартаментов, громко что-то отвечал маме, исчезал и опять появлялся уже в другом галстуке. До ребенка им не было никакого дела. Постояв немного, они молча спустились в большой холл, где Люся чмокнула Любашу в носик, пока никто не видит, убежала по своим домашним делам, а ребенок остался дожидаться все еще орущих друг на друга родителей.
Всю дорогу они выясняли отношения. А когда приехали в такой же большой и красивый дом, разбежались в разные стороны, и, если бы не два клоуна, которые извлекли гостью из машины и на руках отнесли к таким же наряженным ребятишкам, она осталась бы одна, не зная, что делать в этих гостях дальше. Оглядевшись по сторонам, Люба решила, что она самая красивая. Все завизжали и куда-то побежали, она тоже не заставила себя ждать. Это был первый ее выход в свет, это были первый круг ее общения, капризный, вздорный злой и безразличный. Королевой она не стала, потому что был избран король, и им оказался мальчик, у  которого сегодня был день рождения. Ей показалось, что это несправедливо, но все согласились. “Значит, так надо”, – решила Люба. Как бы там ни было, но домой она возвращалась счастливая, и даже родители первые минут пять молчали, а потом… Потом было все как всегда. Тогда впервые ее никто не встретил в холле, время было позднее, мама и папа с шумом и гамом поднялись каждый к себе по разным лестницам, а обессиленная Любаша сначала присела, наблюдая за удаляющимися родителями, а потом уснула. Тут утром ее и нашла прислуга. Потом это будет повторяться часто.
Когда Любе исполнилось пять лет, у нее тоже были гости. Почти все те же ребятишки, с которыми она провела тогда весь день и не познакомилась. Они ей не понравились, потому что они пинали клоунов и плевались в них, падали на пол и громко кричали, как будто их режут, и делали прочее, чего Люба никогда бы не сделала. Теперь она была королева, но радости ей это не принесло.
Этот день рождения для нее был переломным. По прошлым “гостям” она знала, что, если мальчишки собрались больше двух, жди пакости, поэтому она стала за ними следить. Не разбираясь, что они затеяли, доброе или злое, она, скрестив руки на груди и “расстреливая” своих врагов взглядом в упор, преграждала им дорогу. Те молча отступали. До девчонок ей вообще не было дела, тем более, что еще в прошлый раз они взаимно не полюбили друг друга. Она не понимала их светских бесед с умным видом ни о чем, но на правах хозяйки она, естественно, уделила им внимание, при этом ни на секунду не спуская глаз с неугомонных пацанов. В их банду не входил только один толстячок. Его именинница уличила в воровстве съестного со стола и организовала для него пятиярусную вазу с пирожными, сказав:
– Это тебе на вечер. До этой беседки ни кому нет дела, ешь. Меня Любой зовут. Счастливый гость галантно наклонив голову, представился:
– Константин. Спасибо, – улыбнулся и приступил к делу.
Когда бывший король закатил истерику не весть из-за чего, упал и начал дрыгать ногами, она вылила на него воду из вазы для цветов, а другому просто дала пинка под зад. Как ни странно, но среди мальчишек к концу вечеринки она пользовалась огромным авторитетом, а вот девчонки к Любе отнеслись по-своему, в их лице она приобрела маленьких врагов.
Больше всего ее разочаровали родители, которые до прихода гостей чуть не передрались, а при появлении первой семейной пары со своим чадом, стали ласковыми, предупредительными, обходительными. А толстого и постоянно жующего мальчишку мама даже поцеловала. Любаша не знала, как называется такое поведение родителей, но  это событие запало ей в душу. Она не понимала, что она уже составляющая этого мира и что она уже живет, по правилам тех людей, которые ее окружают. В этот день она вспомнила о Люсе, и в ее душу закралась маленькая надежда на любовь, а когда ее пригласили к телефону и она услышала голос няни, она поверила, что все в ее жизни будет хорошо.

2
Однажды, как обычно, утром к ней пришла Люся, они поиграли в “потягушки”, пальчики няни побегали по спинке изображая “рельсы, рельсы, шпалы, шпалы...”, а в “ладошки” Люся играть отказалась. И только тогда Любаша заметила, что с ней что-то не так.
– Девочка моя, нам надо серьезно поговорить, – Любе показалось, что она сейчас расплачется. – Дело в том... – она теребила волосы своей любимицы, избегая встречи глазами. – Я выхожу замуж и уезжаю, насовсем, далеко уезжаю, – говорить ей было трудно. – Я хочу... Я не знаю, как ты будешь без меня. Ты такая необычная, ты живешь не в своем мире. Господи! О чем я говорю! Прости меня, если у меня будет девочка, я бы очень хотела, чтобы она была похожей на тебя. Прости меня... Я верю в тебя! – она совсем расплакалась и выбежала из комнаты. Больше Люба ее никогда не видела.
Прошел час, другой. В доме было тихо-тихо, только где-то далеко внизу слышны были голоса и гремела посуда. Вскоре прислуга, закончив свои дела, по всей видимости, ушла. Маленькая Люба была одна в огромном доме. Сколько так продолжалось она не знает, скучно ей почему-то не было, голодно тоже, кухарка исправно выполняла свои обязанности, но только свои. Люба даже выходила гулять, она познакомилась с охраной, знала, кто за кем дежурит и даже как полноправная хозяйка, поругала одного наглого, который вздумал играть в “Таракана” на компьютере, во время дежурства.

…– И где здесь наша узница? –Любаша проснулась от того, что с нее кто-то тянет одеяло. – Ну-ка, вставай и быстро одевайся, – незнакомец сидел у неё на кровати и протягивал ей одежду.
– Вы моя новая няня? – с радостью и надеждой спросила Люба.
– Пока нет, но если хочешь, могу быть и няней. Да я смотрю, она тебе не нужна, ты сама прекрасно справляешься. Значит так, зовут меня дядя Вася, меня к тебе твой отец прислал, мать-то опять по заграницам… Но то как же! Это ж важней, чем ребенка в школу собирать! Мы с твоим отцом служили вместе, тогда я у него командиром был, а теперь он у меня…
Но Люба его не слушала. Ведь он сказал, что скоро в школу, и это значит, что она будет туда ходить и учиться.
– Он хороший мужик, только больно деловой. А, может, так сейчас и надо,- продолжал, дядя Вася, автоматически распределяя разбросанные вещи по местам.
– Папка твой разрешил моим девчонкам, а они у меня близняшки, учиться в одном классе с тобой, чтобы догляд за всеми был. А раньше я его водитель был, теперь твой буду. Я смотрю, ты готова! – он протянул ей руку. – Едим форму покупать!
Люба была счастлива. С этого момента мир для нее изменился.
В машине на заднем сиденье ее ждали абсолютно одинаковые девочки. Та, что оказалась ближе, быстро соскочила с места и скомандовала:
–Будешь сидеть между нами. Я Ксюша, а это Катюша.
С переднего сиденья к ним повернулась женщина и, подавая три яблока, представилась:
– Я их мама. Меня тетя Оля зовут. Яблоки чистые.
Девчонки, чуть поспорив, кому какое из одинаковых яблок есть, приступили к делу. Выходя из машины, Любаша вдруг отметила, что всю дорогу родители девочек ни разу не повысили голос, ни разу не перешли на крик, а много и подолгу разговаривали, а иногда... Ну совсем уже…Они смеялись!..
В этот день ее счастью не было предела. Очень непохожие на ее прежних знакомых девочки оказались добрыми, открытыми и честными. Их родители привели Любу в восторг. Она не заметила, как пролетел день. Магазины, покупки, подарки, примерки, суета ничуть не утомили ее. Она с сожалением начала думать, что не хочет с ними расставаться. Когда сбор детей в школу был завершен на все сто процентов, решено было отметить это праздничным ужином в детском ресторане. Уже подали десерт, как неожиданно к Любе подошел мальчик и галантно пригласил на танец. Это был Константин! Она так обрадовалась встрече, что чуть не расплакалась.
–Любаш, иди. Мы тебя вон там подождем, – сказала тетя Оля и пошла в указанном направлении.
После танца Костя пригласил Любу за свой столик, где их ждали с улыбкой до ушей мамаша, которая подставила свою голову для “чмоки-чмоки”, и папаша, галантно предложивший стул. Любе ничего не оставалось делать как принять эту игру дружелюбия, внимательности и даже любви. Ни есть, ни пить она не хотела. Единственным ее желанием было быстрее вернуться к новым знакомым. Она ела мороженое и изображала, что очень внимательно слушает не умолкающую ни на секунду Костину маму, а на самом деле мысли ее были далеко:
– Почему они так ведут себя, эти взрослые, ведь я совсем им безразлична, ну, если только чуть-чуть нравлюсь этому толстощекому… А так, я им нужна лишь для того, чтобы было о чем поговорить при встрече с такими же неинтересными тетками, как она сама. Почему надо быть артистом, чтобы тебя приглашали на вечеринки и все время говорить то, что от тебя хотят услышать, а не то, что ты думаешь на самом деле? Почему мама и папа родили меня, ведь я им совсем не нужна? Почему тетя Оля… – Люба поперхнулась и начала вертеть головой по сторонам, у нее в груди похолодело: – А вдруг они уже уехали?! Забыли про меня, как часто делали родители, и уехали!
– Деточка, что случилась? – у мамаши наконец прекратилась словесная диарея. Слава Богу, Люба все пропустила мимо ушей.
– Извините, все было замечательно, но мне пора, меня ждут... – и совсем тихо добавила: – Наверное…
– Дорогой, ты посмотри, какой замечательный ребенок! Какое воспитание, какие манеры! Прелесть какая! – и мамаша опять наклонила голову для “чмоки-чмоки”, но Люба ее разочаровала, так как проигнорировала эту процедуру. Она уже выбегала из зала и не видела гримасы Костиной мамы, а если бы задержалась еще на секунду, то услышала бы:
– Какая невоспитанность!
Успокоилась Любаша только когда увидела у импровизированного водопада родителей близняшек. Они, обнявшись, любовались бурлящей водой и тихо разговаривали.
– Вася, да жалко мне ее. Ну как она одна в таком огромном доме? Завтра 1 сентября, и помочь одеться надо, и головку в порядок привести, волосы-то какие...
– А я что могу сделать? Два раза звонил уже, “вези домой и точка”.
– Вась, ну, может, хоть только на эту ночь?
– Нет, Оль, прости. Все понимаю, но ослушаться не могу, – он обнял жену, поцеловал в висок.
Решение Любе пришло мгновенно.
– Так, с кого начать? А кто первый будет в списке, того и осчастливлю! – она пробежалась взглядом по телефонному справочнику. – Ага, попался... Папочка! Привет!
На другом конце провода от неожиданности молчали. Люба продолжала:
– Ты в курсе, что твоя единственная дочь завтра впервые идет в школу?
– Любань, дочка, здравствуй, я не... Понимаешь... У меня...
– Значит, так, дорогой родитель, довожу до вашего сведения, что линейка в 12-00, а общий сбор дома в 10-00. Не явишься, в 12-05 я буду лететь с верхнего этажа школы. Все, целую. Пока.
– Мамуля, привет! Завтра ты за ручку, как добропорядочная, ведешь меня в первый класс. Да букет не забудь купить! Не будешь в 10-00 дома – меня увидишь, а дома нет! Я его сожгу! Все, целую. Пока.
– Дядя Вася! Нам пора ехать, мне еще к приезду родителей надо подготовиться, – она встала между ним и его женой, взяла обоих за руки, и они, воодушевленные ее настроением, весело зашагали к выходу. Девчонки их уже заждались.
Невероятно, но угрозы подействовали. Оба родителя подъехали к дому одновременно, только на разных машинах и с разных сторон. Оба вышли  возбужденные и махающие руками. Наблюдая за этим, Люба почему-то улыбалась. С криком они вошли в дом, вот только разбежаться на разные лестницы они не успели. К их ногам со второго этажа упала и разбилась вдребезги огромная амфора, она была древняя и стоила целое состояние. Наступила мертвая тишина. Родители пришли в себя, глотнули воздуха, но рта не успели открыть, как увидели по центру вверху на лестнице свою дочь, которая на держала в руках еще одну точно такую же антикварную штуковину...
С этого момента жизнь в их семье кардинально изменилась. Из робкого, тихого, скромного и покладистого ребенка маленькая Любаша превратилась в монстра.
В детстве она мечтала, – нет, она верила, – что наступит утро, и к ней в комнату войдет мама, пожелает доброго утра и дня, спросит как спалось ее любимице; а когда вернется поздно вечером папа, то они с радостью выбегут к нему навстречу и наперебой будут рассказывать, как прошел их день, потом будут ужинать все вместе за столом и смеяться, потом она подойдет к папе, поцелует и пойдет спать, и ждать его, потому что он придет читать сказку. Когда она впервые все это увидела в семье у дядя Васи, она не поверила своим глазам.
– Значит, так бывает! – Ей хотелось сказать, что не надо отвозить ее домой, дома все не так, дома надо лгать и притворяться, дома нельзя быть собой.

3
Но жизнь шла своим чередом. Мир, в котором она жила, не стал ни добрее, ни искреннее. Напротив, кто был глуп – стал еще глупее, кто зол – еще злее. В общем, все шло по нарастающей, и чувства Любы тоже. Если бы ее кто-нибудь спросил, сколько было ей лет, когда она влюбилась, она бы тут же ответила:
– Семь!
Звали его Женя или Евгений Васильевич, он был старшим братом Катюши и Ксюши. Однажды, забрав девчонок из школы, Капитан (так называл дядю Васю папа) изменил маршрут. Так Люба впервые попала к ним домой. Когда всей гурьбой ввалились в квартиру, она не сразу поняла, что происходит. Девчонки завизжали и наперегонки кинулись на шею молодому человеку в морской форме. Все шумели, смеялись, прыгали, шутили, только она одна стояла и не шевелилась. Он был такой красивый, строгая форма не вероятно шла ему.
– А это кто у нас тут стоит, молчит? – он с любопытством разглядывал незнакомку, потом, повернувшись к отцу, ткнул его кулаком в плечо и расхохотался:
– Папа, колись, это не сестренка моя левая?
– Ах ты нахал, – парировал дядя Вася. – Ты как с отцом разговариваешь! – и стукнул, видимо, не больно Женю.
– Все понял, закончу мореходку, схожу в кругосветное путешествие и на тебе женюсь! –  он подхватил Любашу и начал с ней кружиться по комнате. А Любаша, даже повзрослев, не хотела признавать, что это была всего лишь шутка.
С той разбитой вазы прошло много лет, но чувство, которое появилось в ней тогда, осталось. Это было желание иметь то, что хочется, любой ценой. Поэтому она даже не сомневалась, что  Евгений – ее и ни чей больше.
То лето, когда они познакомились, провели вместе, это были самые счастливые каникулы в ее жизни. Во-первых, она была далеко от родителей, так как Капитан, все семейство вывез на дачу. А во-вторых, она была рядом с Женей. Эта дружная, любящая друг друга и очень гостеприимная семейка приняла Любу как родную, она перестала чувствовать себя одинокой и никому не нужной.
Евгений Васильевич, – почему-то его так называли и соседи по дому, и мальчишки на даче, и взрослые, – при распределении обязанностей на период каникул, взял на себя ответственность за организацию досуга. Поэтому каждое утро начиналось, конечно же, с зарядки, но проходила она с каким-нибудь сюрпризом, розыгрышем, с музыкой и шутками. А после, конечно же, была речка. Этого мероприятия Люба ждала особенно, потому что идти надо было далеко, через весь поселок, и непременно за руку с Женей. Если по какой-то причине, он удалялся от нее, она все равно добивалась своего. Но и это было не самое главное. Оставить без внимания столь привлекательную и шумную компанию никто не мог, поэтому  кто-нибудь из только что прибывших на дачу после традиционного обмена любезностями обязательно спрашивал:
– Ты, обзавелся новой сестренкой?
Или:
– О, какие дамы тебя окружают! Поделись! – ну, или что то в этом роде…
На все ответ был один:
– Это моя невеста.
На следующий год каникулы на даче повторились. Вот только уже никто не спрашивал, кто эта красивая девочка рядом с Евгением Васильевичем. “Наверное, запомнили с прошлого лета”, – решила Люба и успокоилась. Главное, они были вместе, правда, ни разу не держались за руки, а она всю зиму так мечтала об этом… Но и этому нашлось объяснение. Каждый день шли дожди, и из дома выходили редко, но, поскольку все очень любили читать, то времени для этого было предостаточно. Что такое скука – этой семье было не ведомо. Люба даже не сомневалась, что она тоже часть этой семьи. Так и было. После второго лета, проведенного в Ягодном, – так назывался дачный поселок, – было третье, четвертое, пятое... Женя уже приезжал не на каникулы, а в отпуск. Он был моряком-подводником и давно жил своей взрослой жизнью. И к подруге своих сестренок относился как брат. Не понимала этого только Люба, она не замечала, что с возрастом изменилась, и той детской дружбы с близняшками уже давно нет.

4
Как часто судьбу человека решает случай. А если речь идет о ребенке, страшно подумать, сколько людей смогли бы прожить иначе свою жизнь, окажись они в другом классе, с другими одноклассниками, у другой первой учительницы. Ах, Случай, Случай...
Что Любе не повезло с этим, сказать нельзя, а вот с ней у окружающих начались проблемы с первых дней учебы. И Капитану стали жаловаться на его подопечную все: учителя, ученики и их родители, и даже технички и охрана школы, не подозревая, что он всего лишь ее личный водитель.
Дело в том, что Жанна Владимировна, – так звали классного руководителя 1 “А”, – невзлюбила Любу, за то, что она была по-своему права, защищая своих одноклассников от ее не совсем корректного поведения. Стаж у учительницы был уже 10 лет, она была на хорошем счету, и очень многие родители стремились, чтоб их чадо училось не просто в этой школе, но именно под ее руководством. Всю душу и все свободное время она отдавала детям. Но у нее был один недостаток, на который почему-то никто не обращал внимания: она была не замужем. А это значит, что один раз в месяц ей нельзя было не только доверять детей, но и вообще выходить на улицу . Так получилось, что именно такой день совпал с 1 сентября. Близняшки заняли первую парту среднего ряда, а Любаша подсела на вторую к очень маленькому мальчику в очках. Его лицо все было в канапушках, сам он кучерявый и совсем рыжий.
– Тебя как зовут?
– Илья.
Больше говорить было не о чем, и они начали смотреть по сторонам.
Учительница разговаривала с родителями,  которые просили обратить особое внимание именно на их дочь или сына. Все уже расселись и только четыре девочки шептались у стола, где стояла ваза с еле входившими туда цветами. Вдруг одна из девочек как бы невзначай пальчиком толкнула букет, он, естественно, упал, вода из вазы залила все лежащее на столе. Жанна Владимировна, в эту минуту закрывавшая дверь и, наконец, освободившаяся от назойливых родителей, как коршун налетела на Илью, который пытался спасти от воды книги, тетради и журналы. Она резко дергала его за руку, пытаясь то отобрать то, что у него в руках, то поднять цветы, то отчитать негодника. Он болтался за учительницей, как надувной шарик на ниточке. А когда в его адрес полетели угрозы, Люба не стерпела. Она молчком отобрала своего соседа по парте, посадила на место, вернулась к разъяренной классной даме и тихо ей объяснила, что вести себя так взрослому человеку нельзя, что Илья ни в чем не виноват и впредь в обиду ей она его не даст, а порядок на столе сейчас встанут и наведут те, кто имеют к этому самое прямое отношение. При этом она даже не посмотрела в их сторону. Все повторилось, как несколько лет тому назад, она приобрела авторитет у всех мальчиков класса и ненависть у всех девочек, кроме капитанских дочек. Ни сейчас и никогда потом они ее ни в чем и не осуждали, и не поддерживали, они всегда были рядом, но параллельно с ней.
Школа была элитная и таких “привилегированных” детей было большинство, но Любаша была самой невыносимой школьницей. Она могла встать и демонстративно выйти из класса во время урока, а, поскольку была способной и очень одаренной от природы, схватывая все на лету, не терпела никаких, даже самых незначительных промашек учителей. Про одноклассников и говорить нечего. Люба не любила и не хотела конфликтовать, но это стало неотъемлемой частью ее жизни. На всех светских вечеринках она была в центре внимания, и каждая вечеринка обязательно заканчивалась каким-нибудь инцидентом. Близняшки только однажды посетили такое мероприятие, и больше ни под каким предлогом она их не смогла туда заманить.

5
Единственное место, где Люба была сама собой, это семья Капитана. Люба была тихой, спокойной, уравновешенной, без выкидонов, капризов и самодурства, пока...
Начиналось лето. Они заканчивали девятый класс, до каникул оставался один экзамен, на который Катюша с Ксюшей не явились. Все телефоны молчали, никто не знал что и думать, в голову лезли дурные мысли. Наконец, освободившись от школьных обязанностей, Люба поехала к близняшкам. Дверь ей открыла незнакомая девушка, но Любе было не до нее. В квартире было очень тихо и холодно, незнакомка, кутаясь в большой вязаный платок, скрестив руки на груди, наблюдала за ней. А Любаша растерялась и насторожилась еще больше. Она уже видела, что дядя Вася сидит, уставившись в одну точку, на кухне, держа в одной руке пустой стакан, а в другой неполную бутылку водки. За столько лет знакомства Люба ни разу не видела его за распитием спиртного, он был абсолютный трезвенник. В спальне, отвернувшись к окну, неподвижно лежала тетя Оля, на тумбочке виднелись следы недавнего пребывания неотложки, пахло спиртом и валерианкой. С каждой секундой страх охватывал все больше и больше. Наконец она нашла девчонок, они сидели в лоджии, обнявшись, и плакали. Без сил она медленно опустилась перед ними на колени...
– Женя...
– Пропал без вести...
– Подводка... затонула... у берегов... – и они навзрыд заплакали.
Люба резко встала, холодным взглядом обвела всех и тихо сказала:
– Он жив! – В наступившей тишине добавила: – Я знаю это! Я чувствую! Я верю! – и решительно направилась к выходу, на пороге резко повернулась:
– Ты кто? – обратилась она к незнакомке.
– Наташа. А ты Люба? – но Люба ее уже не слышала.
На следующий день близняшки в школе были, а их подруга – нет.

В офисе отца она была впервые. Через все заслоны и кордоны охраны пробралась нагло и быстро.
– Игорь Сергеевич не может вас принять, у него очень важное совещание.
– Чтобы попасть на прием к Игорю Сергеевичу по личному вопросу, надо за неделю записаться.
– Это что за наглость! Вас кто сюда пустил, вы как сюда попали?!
Не обращая внимания на возмущения секретарш, их почему-то было три,  она заткнула всех сразу, когда, указывая пальцем на одну из них, заявила:
– Побереги свой голос! Он тебе еще понадобится, когда будешь трахаться со своим боссом и изображать оргазм!
Оставшиеся двое сразу потеряли интерес к гостье и тупо уставились на свою коллегу, надо полагать, теперь еще и соперницу.
– Так, на какую кнопку нажать?!
На помощь пришла именно та, которой она только что нахамила.
– Папа, мне срочно надо с тобой поговорить, – она впервые за очень большое количество лет назвала его “папой”. И именно это заставило отца теперь отложить все свои важные дела.

…Когда Капитан рассказывал о службе в армии, она не очень верила и не осознавала, что речь идет о ее отце, но сейчас Люба убедилась, что слова дяди Васи были правдой. И если бы не его звонки, разговоры и поездки, наконец, связи, вряд ли она когда-нибудь вновь увидела Женю. А сейчас до прибытия поезда, на котором ехал Евгений Васильевич, оставалось 25 минут.
Любаша не спала всю ночь, она представляла их встречу и то, как он отреагирует, когда узнает, что она подняла всех на ноги, и благодаря ей он сейчас находиться в кругу своей любящей семьи и рядом с ней. Как они будут гулять, взявшись за руки, а потом... Потом он ее поцелует... И... И произойдет то, о чем мечтают все девчонки в ее возрасте. О том, что он будет у нее первый, будут знать только они вдвоем. Все, с кем Люба общалась в клубах, школе и прочих тусовках, были уверены, что она прошла Крым и Рим, как говориться. Все девчонки ей завидовали, поэтому очень хотели перед ней порисоваться и казаться в сексе опытными, как и она. Подобные разговоры Любаша не поддерживала и даже стеснялась, но ее понимали по-своему.
Она опаздывала, потому что ей надо было каждую клеточку, каждый волосочек и ноготочек приготовить для предстоящей ночи, она должна была быть безупречна. К ее счастью, поезд тоже опаздывал, поэтому на вокзал они прибыли одновременно. Устремившись к пятому вагону, она заметила всю семью Капитана, среди них была девушка, чье лицо было Любе знакомо, только она не могла вспомнить, откуда. Но она обо всем тотчас забыла, потому что увидела Женю, он махал ей рукой.
Еще мгновение – и она скажет ему, что только она верила, что он жив. Она, и никто другой! А он уже бежал ей навстречу и... Что это?! Непонятно откуда, опередив Любу, к нему на шею кинулась... Наташа... Люба вспомнила, где видела эту девушку.
Она не верила своим глазам: он неистово целовал другую... А они все стоят вокруг: и дядя Вася, и тетя Оля, и Катюша, и Ксюша. И смотрят, и радуются. Чему? У нее закружилась голова, ей не хватало воздуха, она начала задыхаться, слезы застилали глаза, видеть все это не было сил.
– Люба! Люба! Не плачь, – Евгений тряс ее за плечи. – Успокойся, все будет хорошо, верь мне, все будет просто замечательно. Любаша, успокойся, – он, как маленькой, вытирал ей глаза и нос, потерял равновесие, чуть не упал, она только сейчас заметила, что нога была в гипсе, и весь он был постаревший и похудевший. Наташа подала ему трость, он одной рукой уперся на нее, а другой на отца, тяжело пошел к выходу.
– Я верю, но и ты поверь, ты мой!
Свой план она решила осуществить, конечно же, на даче. Что Женя и Наташа любят друг друга – было очевидно. Но Люба не привыкла отступать. Евгений еще был слаб, и одного его не оставляли, поэтому когда в очередной раз назначили выезд в город, она вызвалась быть сиделкой. Все было заготовлено и просчитано. Сценарий избавления от соперницы банально прост. Подсыпать избраннику снотворное, а в ее положении другого варианта и быть не могло, разбросать вещи по комнате и в неглиже претвориться спящей. Так их и застали вернувшиеся. Люба ликовала, а Женя ничего не понимал, он, удивленно смущаясь, прикрыл абсолютно голое красивое тело и вышел из комнаты к стоявшим с открытыми ртами родственникам, прикрыв дверь. Сначала было тихо, а потом раздался шум соковыжималки. Люба почему-то глубже зарылась под покрывало, а потом услышала голос Наташи:
– Будешь сок? Как ты любишь – из яблока. С морковкой. 
Люба совсем пришла в недоумение, голос был ровный, спокойный и даже любящий.
– Буду, только я сначала тебя поцелую. Я очень соскучился, иди ко мне.
Люба поняла, что проиграла. Больше ни разу никого из семьи Капитана она не видела.

Клубы, тусовки, гламурные вечеринки теперь занимали все ее время. Мнимые чувства, притворство, зависть, интриги, похоть и одиночество. Ее никто не любил, и она никого не любила. Изредка она общалась с отцом, обоим это доставляло удовольствие, они даже вместе ездили отдыхать в Ниццу. Родители давным-давно были чужими друг для друга. Мама с великим удовольствием жила за границей, она никогда не скрывала, что родила, только для того, чтобы женить на себе своего бывшего шефа. Нужен он ей был только из-за его финансовых возможностей. А папа слишком поздно это понял… Поэтому Люба не стала возражать, когда отец попросил разрешения взять с собой его новую пассию. Ею оказалась красивая длинноногая блондинка, далеко не глупая и очень веселая, они быстро подружились, но больше ехать с отцом на отдых она не захотела, предпочитая общаться с ним наедине. Поэтому она очень обрадовалась предложению Игоря Сергеевича встретиться в их любимом кафе.
– Любаш, извини, – папу трудно было узнать. Красные глаза выдавали, что он давно не спал, он все время тер виски и говорил нервно и быстро: – Ты не поверишь, но это правда, я очень тебя люблю. Ты не нуждалась никогда не в чем, кроме любви и ласки, прости. Прости, но такой уж я есть. – Он взял ее руки в свои ладони и крепко поцеловал. – Прости, прости.
Люба не могла произнести ни слова, а он продолжал:
– Я поздравляю тебя с успешным окончанием школы, очень рад. Еще больше рад твоему решению стать журналистом, я тоже об этом в детстве мечтал. Прости, но у меня мало времени. Есть определенные серьезные проблемы, я их обязательно решу, надо потерпеть года два, ни о чем не спрашивай. Нашего дома больше нет. – Не выпуская рук дочери, он продолжал: – Уже вопрос решен, пока все не прояснится, ты жить будешь в общежитии. Поверь, в данной ситуации это очень хороший вариант. Куплю другой дом, будем жить вместе, или как захочешь ты. Деньги у тебя есть, и, главное… Пойдем, – он встал и потянул ее за собой. На улице подвел к очень красивой дорогой новенькой машине, обнял. По глазам Любы понял, что угодил:
– Прости. Она твоя. Это тебе в связи с последними событиями в жизни и в честь восемнадцатилетия. Вот ключи, документы, адрес общежития. Я скоро найду тебя, прости, – отец обнял ее, крепко поцеловал в макушку и быстро ушел. Он плакал... А Люба, исполненная радости, постояв с минуту, поехала знакомиться с новым местом жительства...

6
– Девчонки, я все продумала! На преддипломную практику мы поедем  ко мне! – она светилась вся. Выгружая продукты из пакета и раскладывая их по местам, Вера кружилась в вальсе то с бутылкой молока, то в паре с батоном.
– Тебя в супермаркете током стукнуло, больше не ходи туда. Надюш, ты тоже, ты уж точно инвалидом вернешься, – подавая яблоко подруге, ворчала Любаша.
– Верунчик, а я там что буду делать? Я же “растениевод”. Так,  кажется, вы меня называете?
– Как “что”?! Ты знаешь, какие у нас луга? А цветы? А заповедник? А река? А лес? Пиши-не хочу!
– Любань, всего в трех километрах монастырь. Мужской! Это ж то, что тебе нужно...
– Та-а-к! А с этого места поподробней, – обе подруги уже шли в наступление. Вера обняла их и громко закричала:
– Ура! Решено! Я знала, чем вас заманить
– Не обобщайте, – наигранно смутилась Надя. – Все, что связано с мужитским родом, это не про меня. Спец по этому вопросу у нас Любовь, – и Надя побежала спасаться за Верину спину.
–Да я имела в виду тему ее дипломной работы!
– Так и я тоже, – смеялась Надя, укрываясь книгой от ударов Любы, вооруженной подушкой. Никогда и нигде Надя не выпускала книгу из рук.

…Поезд стоял всего две минуты, поэтому троица кубарем вывалилась из вагона прямо на траву с шумом, гамом и колокольчиковым Надюшкиным смехом.
– Ух ты! Красотища-то какая!
– А я что говорила!
– А до дома далеко? – разминаясь, спросила Люба. – И как мы этот “диван, саквояж, картину, корзину, картонку… – пальцем пересчитывая их багаж, она наткнулась на Надю, – …и маленькую собачонку” будем транспортировать?
Вера озиралась по сторонам. Надя сидела на траве и с интересом рассматривала стебельки.
– Об этом я не подумала… Что-нибудь сейчас найдем, – и подруги направилась в сторону часовенки, около которой стояла лошадь с телегой, одним глазом она косилась на резвившегося рядом жеребенка.
Поняв намерения подруги, Люба схватилась за голову и села рядом с Надей, которая пыталась найти в книге информацию о какой-то травке, которую она держала в другой руке.
– Ну вот, а вы переживали! – спрыгивая с повозки и загружая вещи, сказала через несколько минут счастливая Вера. Ей подмигнул красивый голубоглазый монах с вьющимися русыми волосами.
– Ага, переживали. Особенно этот ботаник испереживался весь… – Вера и Люба уставились на ничего не слышащую Надю. – Ее, похоже, вместе с клумбой придется грузить.
Почему затея с такой преддипломной практикой ей перестала нравиться?... Но она об этом забыла, как только  проехали ельник и их взору предстал неописуемой красоты пейзаж.
Дорога проходила по существовавшему много миллионов лет назад ущелью. Сейчас бывшие горы превратились в густой смешанный лес, а предгорье – в поля зреющей пшеницы и цветущего льна, в луга с благоухающим многотравьев . Очень высоко, прямо в небо с белыми облаками, своими позолоченными куполами упиралась церковь. Недавно прошел дождь, и птицы высоко над головами, казалось, благодарили Бога за всю эту благодать.
Через минут сорок они подъехали к большому деревянному дому, который стоял на опушке.
– Проходите, не стесняйтесь, – пригласила Вера. – Здесь я родилась, выросла. Этот сруб сделал еще мой прапрадед по отцовской линии, а все его сыновья дом только подстраивали. Располагайтесь, кому где понравится. Места много. – И очень грустно добавила: –Я ненадолго отлучусь...
– Наверное, на кладбище, – почти шепотом сказала Надя, – к родителям пойдет.
– Да иди уже! – не желая продолжать разговор, Люба легонько подтолкнула подругу вперед.
Так у них сложилось, они могли говорить часами о чем угодно, но только не о жизни до их знакомства.
О том, что у Веры родителей нет в живых, узнали случайно.

…Была летняя сессия второго курса. Люба с грохотом вошла в комнату, при этом дверь чуть не слетела с петель.
– И кто сейчас посмел разбудить в тебе зверя? – невозмутимо спросила Вера.
– Ты завалила экзамен? – поперхнувшись, выдавила из себя Надя. И прошептала: – Не может быть, не поверю.
– И правильно сделаешь, – констатировала Люба. – Собирайтесь, я жду вас на улице, – и, спокойно закрыв дверь, вышла.
– Что это с ней?
– А я знаю?
– Я никогда еще такой ее не видела.
– Ты обратила внимание, на ней лица нет.
– Что могло случиться?..
Переговариваясь на ходу, девчонки быстро собрались и побежали догонять подругу.
Всю дорогу ехали, не проронив ни слова. По опыту знали, если Люба в гневе, лучше промолчать. Наконец машина остановилась возле дома, похожего на дворец. Люба сухим голосом давала команды:
– Выходите!
– Проходите!
– Подождите!
– Стойте!
Наконец все трое оказались в очень большом холле. Им на встречу шел с распростертыми руками моложавый мужчина, который только что, как мусор, стряхнул с коленей длинноногую блондинку.
– Дочка, дорогая, как я рад тебя видеть! А где твои вещи?
Люба демонстративно повернулась к подругам, явно желая уйти от объятий:
– Познакомьтесь, это мой папа.
– Игорь Сергеевич, – как ни в чем не бывало представился хозяин и по очереди поцеловал руки гостьям, задержавшись возле Веры.
– А там, надо полагать, моя мачеха, – заключила Люба, игнорируя отца и помахав пальчиками длинноногой, которая ответила Любе тем же жестом и сахарной улыбкой.
– Любаш, я не понял... – гнусавил отец.
– А не надо ничего понимать, – она обошла так и стоящего с распростертыми руками Игоря Сергеевича, положила на столик ключи и вновь принялась командовать:
– Выходите!
– Проходите!
– Подождите!
– Стойте!
Сев в машину и проехав с километр, Люба запела. Переглянувшись, Вера с Надей подхватили.
К общежитию они подъехали молча, каждая думала о своем. Тишину нарушила Надя:
– Я за хлебом забегу.
– А я припаркуюсь.
– А я чайник пойду поставлю.
Управившись с машиной, Люба увидела Надю, которая на ходу жевала багет и читала книгу. Она дала ей подзатыльник и громко закричала, помчавшись в верх по лестнице:
– Кто последний зайдет в комнату, тот всю неделю моет посуду!
Дорогу им преградила Вера:
– Девчонки, подождите.
Но ни той, ни другой быть дежурной всю неделю не хотелось.
– Стойте же вы!
– Да что случилось?! – возмутилась Люба.
– Случилось.
Только сейчас подруги заметили, что Вера сильно нервничает, ее знобит.
– Надюш, ты только не волнуйся. – И, указав на дверь, добавила: – Там твой папа!..
Все замерли. Первой в себя пришла Люба:
– У них что, сегодня родительский день? Сговорились, что ли? А твой через час подъедет, – она не обратила внимания на то, как потускнели глаза Веры.
– Папа?! Мой?! Нет... Я не хочу с ним встречаться, – и, сделав шаг к двери, Надя отступила назад. – Нет, я не пойду... Не нужен он мне. Нет, не хочу...
– Мой папа умер, – тихо и грустно сказала Вера. – Мама тоже. – И, подтолкнув Надю, добавила: – Иди.
– Верунчик, прости, я не знала, – Люба обняла подругу, и они обе громко заплакали .

7
Кладбище было высоко на пригорке, идти надо было по узенькой дорожке. Вера нарвала большую охапку полевых цветов, мама их очень любила, а папа не упускал возможности ее порадовать. Из-за букета она плохо видела калитку.
– Давайте я вам помогу.
Вера на самом деле, нуждалась в помощи.
– Будьте добры. – А увидев женщину, резко оборвала: – Не надо.
Она видела ее только один раз, на похоронах отца и не могла забыть. Это ей было сказано:
– Ну и чего ты добилась?
– Чего глаза свои таращишь?
– Хоть бы слезинку выронила…
– Ехала бы ты отсюда по добру по здорову.
Женщина с высокомерием ответила тогда всем сразу:
– Ага, щас! Я-то тут при чем?
– Тьфу, бесстыжая…
А Вера тоже знала, что бесстыжая, и сейчас она идет за ней, вернее, крадется.
– Почему так бывает? Зачем так Богу угодно? – Вера подняла глаза полные слез к небу: – Господи, объясни мне! Они любили друг друга. Они были надеждой и опорой друг для друга. Господи, ведь ты же это видел! Господи, ведь ты же это знаешь! Господи, как жить? Как любить? Верить как? Господи.
Прошло почти девять лет, как родителей нет в живых, но ни тогда, ни сейчас она не хотела верить в это и не могла с этим смириться. От заимки, где они жили, школа находилась в семи километрах, но было решено, что Верочке лучше жить и учиться в городе в школе-интернате, а на выходные папа и мама будут забирать ее домой. Конечно, никому не хотелось расставаться, конечно, все скучали, семья у них была очень дружная, но учиться надо. Вера была благодарна родителям за то, что и проводы и встречи всегда были веселыми, ни для кого не обременительными, как-то все было легко и просто.
Поэтому, приехав как-то на выходные, она не придала значения, что с мамой что-то не так, не было привычной выпечки, тортиков, салатиков, смеха, привычного ворчанья с любовью на папу. Не обратила она внимания и на то, что время позднее, а папы нет. Мама притихшая и ходит, как-то бочком.
Счастливая, что она дома, Вера забралась под свое любимое одеяло и заснула. Почему проснулась глубокой ночью – до сих пор понять не может. Наверное, Богу было, так угодно. Услышав, что родители на кухне и, наверное, чаевничают, решила присоединиться. Но, сделав несколько шагов вниз по лестнице, замерла, услышав папин голос:
– Оль, я тебя люблю и ее люблю. – И, помолчав, добавил: – Я не знаю, как мне жить...
Ноги как окаменели, все тело стало тяжелым и чужим, она медленно опустилась на ступеньку. Было очень тихо, а в ушах звенело так, что задрожали коленки, их и одновременно голову она зажала руками, невыносимая боль пронзило все тело.
– Ты уже определись, – тихо сказала мама. Больше Вера ничего не слышала.
Утром, чтобы ни с кем не встречаться, она вернулась в город. А через два месяца ее вызвали прямо с урока. В коридоре стоял ее старший брат. Она все поняла:
– Кто?
–Мама.
Вера их не узнала. В гробу лежала совсем другая женщина. Маленькая, высохшая, совсем на маму не похожая. А рядом сидел дед, щуплый, седой и дряхлый, он ничего не видел и не слышал. Умер папа на девятый день после смерти мамы.

…За спиной зашуршали кусты, Вера испугалась:
– Дочка, прости меня.
– Я вам не дочка, Бог простит.

8
Сегодня Люба была дежурной по кухне. По просьбе девчонок она напекла огромную гору оладушек с тертым яблоком. Она крайне удивилась, когда, впервые попав на кухню в качестве кухарки, получила истинное удовольствие. И вообще, приняв переезд в общежитие как игру, не заметила, что не просто приняла такой поворот судьбы. Как когда-то в семье Капитана, теперь она была счастлива рядом с Надей и Верой. Только теперь Люба дорожила каждой минутой общения с ними, очень боялась потерять или утратить доверие. Слава Богу, что особенно ей для этого ничего не нужно было делать. Она просто жила и любила своих, таких разных непохожих друг на друга, подружек. Для них, не задумываясь, она могла пойти и в огонь, и в воду.
– Ну, вот, – оглядывая результат своего труда, сказала Люба. – Горка ладненькая получилась!
Наверху зазвонил телефон. Люба, отключив газ, побежала наверх. По мелодии поняла, что это был папа. Поговорив с ним минуты три, она вернулась в столовую.
– А это еще что за новости!
За столом сидел мужик, обросший и неухоженный, он с аппетитом уминал их завтрак, и приди Люба минутой позже, тарелка была бы пуста. Люба с ходу начала колотить обжору полотенцем, засыпая вопросами:
– Ты как посмел?! Тебе кто позволил?! Ты кто такой?! Ты как сюда попал?!
Не привыкшая слушать, а привыкшая нападать, она не расслышала, что незнакомец, услышав шаги, с полным ртом, пытался сказать:
– Верунчик, вкусно. Я и не знал, что у тебя появился еще один дар...
Он пытался уйти от ударов и не понимал, что, вообще, происходит. Наконец, сообразив, что это не Вера, перешел в наступление. Он резко схватил обидчицу за руку и притянул к себе... Глаза их встретились.
Это был Он.

У Любы всегда было много поклонников, но ни одного из них она не рассматривала в качестве избранника, жениха, мужа или просто любовника. Она ко всем относилась одинаково – никак, чего не скажешь о них. Кто-то, помечтав и попереживав, что ничего не получилось, либо забывал о ней, либо поддерживал приятельские отношения. Кто-то пытался грубить и хамить, но был обязательно публично осмеян и больше к ней не приставал. А были еще такие, которые не прощали ей обид и, с их точки зрения, унижений. Вот они-то распускали о ней слухи и рассказывали небылицы. В результате, она прослыла распутницей и развратницей. Только Богу было угодно знать, кто такая Люба на самом деле. Люба прощала их, потому что они ей были не интересны и казались ей бесхребетными. И  теперь этот, который крепко ее прижимал к себе, был единственным, кто дал ей отпор и тем самым, наверное, захватил ее сердце. Она не понимала, почему она периодически о нем вспоминает, почему всех с ним сравнивает, и, вообще, какое он имел право занять ее мысли и вытеснить память о… Теперь уже не важно, о ком.

– Чего вцепился?! А ну, пошел вон!
– Это с какой такой кстати я должен идти из собственного дома! 
Такого поворота событий Люба не ожидала.
– Если кого-то здесь что-то не устраивает, выход там! – и он, крутанув от себя Любу, сел доедать оладьи. – И кто такую гадость наготовил…
– Нахал! Обжора! – Люба все еще трясла полотенце в руке, не понимая, что делать дальше, слов у нее тоже не находилось.
– Вадим меня зовут, – представился гость с полным ртом.
Хотя ни одна идея ей пришла в голову, она решила, что больше еды ему не достанется. “Гадость!” Она схватила тарелку, но, увы и ах, он опять опередил ее, запихав все сразу в рот и пробубнил:
– Да-да, вымыть надо...
– Ни на минуту больше не останусь в этом доме! – и Люба  побежала по лестнице наверх.
– Я руки сейчас помою и помогу чемоданчик застегнуть, – он проводил Любу оценивающим взглядом. Глаза его горели. Он знал, что судьба их еще сведет.
– Спасибо, Господи.

9
Надиному счастью не было предела! Все лето она будет вместе с девчонками! А еще пригласила маму в гости! Это значит, что не надо прерывать свои каникулы для поездки на родину. А еще мир растений здесь оказался таким богатым, что о лучшем и мечтать не надо.
Сегодня у нее по программе был сбор гербария. Она уже часа четыре ползала по лугам и полям, поэтому решила отдохнуть, а за одно и перекусить. Накрыв сама себе “поляну”, решила, что для полного куража не хватает букетика полевых гвоздик, кроме того, они ей нужны для дипломной работы. Напевая, она приступила к осуществлению поставленной задачи. Когда цель была достигнута, она вприпрыжку направилась к обеденному столу. Но не тут-то было. Вокруг скатерти самобранки сидели, и как ни в чем не бывало чинно и важно ели четыре человечка. Два мальчика, (на вид им было, одному лет семь, другому лет пять) девочка четырех лет и полуторагодовалый карапуз, который был симпатичный и с равной долей вероятности мог оказаться как девочкой, так и мальчиком. Все они были очень похожи друг на друга и одинаково чумазые. Надю так развеселила эта картинка, что, не удержавшись, она расхохоталась. На присутствующих это не произвело никакого впечатления. Они молча продолжали есть. Ей ничего не осталось, как присоединиться. Кроме того, малыш или малышка, явно нуждался в помощи, а старшим братьям и сестре явно было не до него. В том, что они родственники не было ни каких сомнений. Дети были голодны. В считанные минуты от съестного остались одни обертки. Убедившись, что поживиться больше нечем, они молчком встали, старший как-то по особенному посадил мелкого себе на бедро, и все как ни в чем не бывало пошли прочь.
– Эй, вы! А родители где ваши? – наконец опомнившись, закричала Надя им вслед. – Вы куда?! Подождите! – и, наспех собрав свой скарб, побежала догонять.
– Ну, вы шустрые, – ей тяжело было бежать. Спотыкаясь и путаясь в вещах, чуть не упав, она наконец поравнялась с ними. – Да подождите же...
В ту же секунду карапуз, который давно тянулся к ней, оказался у нее на руках. Ее букеты, сумки и гербарии поделили мальчишки, а девочке кстати оказалась Надина свободная рука, за которую она вцепилась, прыгая в такт собственному напеву.
– Вот это да! – удивилась в очередной раз Надя. – Главное, честный обмен.
Но мальчишки ее не слышали, они шагали впереди, продолжая прерванный разговор.
– Ты кто? – задала она вопрос малышу. Ответ последовал от девочки:
– Валька!
– Так! Уточним. Валька – это то, что у меня сидит на руках, или та, что мне сейчас оборвет руку?
Девочка с удивлением остановилась и обиженно заявила:
– Это Валька! – хмыкнула и пошла вперед.
– Ну, что ж, извини. Пойдем другим путем. – Надя, убедившись, что ее никто не видит, пока карапуз был занят божьей коровкой, которая ползала по его ручке, заглянула ему в штанишки. – Ну вот, “программа минимум” выполнена, мальчик. А тебя как зовут?
– Сашка, – не оборачиваясь, представилась девочка.
– Это ж надо, повезло, не придется заглядывать в...
– Ы-ы-ы… – Валька вместе с божьей коровкой были обижены, что никто на них не обращает никакого внимания.
– Ой! Какая красивая букашка! – продолжала Надя, опуская ребенка на землю. – Божья коровка, улети на небко! Там твои детки кушают конфетки. Всем по одной, а тебе ни одной.
Божья коровка тотчас взмахнула крылышками и улетела. Мальчишки и Саша, задрав головы, смотрели ей в след. Валька надул губенки и приготовился расплакаться.
– Не плачь, – успокоила братишку сестра, – она домой полетела, ее ребятишки ждут.
– Она там живет? – удивился средний брат.
– Нет, она на земле живет, – пояснил старший, протягивая руку для знакомства. – Генка. А это Юрка.
– Тетя Надя. Нет, просто Надя.
– Задолбали они меня своими вопросами. Как начнут в два голоса: “зачем?” да “почему?”, “а куда?”, “а кто?”. Мелкий подрастет – с ума сойду.
– Тогда почему она называется божья?
– Ну вот, что я говорил!
– Ничего Гена, не переживай, справимся, – сказав это она почувствовала, что сердце ее сжалось. – На небе только Бог живет, остальные – на земле.
– Нет, – уверено заявила Саша. – Мама наша тоже на небе живет.
Растерявшись, Надя добавила:
– Бог и ангелы-души умерших.
Надя не знала, что делать и говорить дальше. Спасла стрекоза, которая бесцеремонно села Юрке, на плечо.
– А она где живет? – тут же спросила сестренка.
– Под листом.
Все трое, как по команде, разбежались в разные стороны и начали теребить траву. Рой мух, мотыльков, комаров и прочих насекомых тотчас окружили их. Отмахиваясь, они вернулись на проселочную дорогу.
– Осторожно, не наступите. Смотрите, что я вам покажу. Это насекомое называется Священный скарабей, –Надя стояла на коленях и осторожно соломинкой показывала на жучка, который задними лапками очень шустро перекатывал земляной комочек, что был в два раза больше его. Ребятня, включая карапуза, присоединилась к Наде, каждый старался выделиться:
– Генка, не мешай.
– Валька, не трогай.
– Юрка, не толкайся.
И засыпали Надю вопросами:
– А он куда ползет?
– А ему зачем этот комочек?
– А почему он вверх ногами?
– Значит, так, – улыбаясь и поднимая Валю с земли, заявила Надя, – я буду отвечать на все вопросы только того из вас, кто будет обращаться к своему брату или сестре: Валя, Гена, Юра, Саша.
– Ты... – только и успел произнести Юра.
– А ко всем старшим обращаться только на “вы”. Ясно? Не слышу. Решено? Так договорились или нет?
Она шагала уже далеко впереди, но четко слышала:
– Ясно.
– Решено.
– Договорились.
Саша, догнав, взяла ее за руку, а мальчишки пошли рядом, увешанные ее вещами. Так они подошли к большому, но не ухоженному дому. Валя крепко спал на Надином плече. Как и следовало ожидать внутри дома было еще хуже, чем снаружи.
– Так, – оглядевшись, сказала Надя, – будем действовать, как в рекламе: “Мужик, я тебя не знаю, но я тебя побрею”! Не знаю, кто здесь хозяйничает, но так жить нельзя.
А три пары глаз уже ждали ее команды.
– Нам надо положить ребенка спать, отмыть полы, навести порядок, приготовить обед.
Первым отреагировал Генка:
– Я мою полы.
Вторым Юрка:
– Я навожу порядок.
А Саша, разведя руками, констатировала:
– А мы готовим обед.
Работа быстро и дружно закипела.
Через два часа все уставшие, но удовлетворенные результатом своего труда, собрались вокруг стола. Всем хотелось есть.
– Вот это да! – раздалось за спиной у Нади. Все ребятишки наперегонки, с криками “Папа!” побежали и облепили мужчину.
Увидев его, Надя покраснела, как тогда, когда увидела впервые…

Это было на второй день их приезда на заимку. Она с девчонками пошла в магазин за продуктами и, обратив внимание на человека, который громоздил огромные сумки на велосипед, спросила:
– Верунчик, а это кто?
– Это очень хороший человек, но очень несчастный... Ой, Любаш, ущипни меня! Наша Надюша впервые обратила внимание на мужчину. К чему бы это?!
– К беременности, – пробубнила Люба. – Слава Богу, хоть одна снизошла.
– Ой-ой, кто бы говорил! Вот что на тебя засматриваются – это факт, а вот чтобы... История об этом умалчивает.
– Чья бы корова...
– Фу, какая на вас не похожая аллегория! Надюш, а ты уже смени цвет своего лица с приятно-розового, который вам, кстати, очень идет, на привычный библиотечно-бледный.

…А хозяин, впрочем, как и все остальные, с огромным аппетитом, опустошал тарелки. Надя стояла и опять не знала, что ей делать. Из комнаты вышел заспанный Валя, подбежал к ней и уже на руках занервничал, мол, “ну чего стоишь? Я тоже голоден, корми скорей!”.
– Очень вкусно.
– Никогда не ела ничего подобного.
– Ага!
Малыш от удовольствия подпрыгивал у нее на коленях. А их отец ел молча, глядя... Наде показалось, что он не очень понимал, что с ним происходит и где он находиться. Пришел в себя, когда услышал, что сейчас все дружно наводят порядок и готовят постель ко сну, чтобы, после речки сразу лечь спать:
– Купаться! Вот здорово, ночью вода теплая-теплая! Давайте я возьму у вас сыночка. Догоняйте! Ген, мы за развилкой будем, там берег лучше, – и ушел.

Домой Надя вернулась далеко за полночь. В глубокой тишине услышала сначала, голос Веры, а потом – Любы:
– Ну, наконец-то!
– Ну, сейчас она у меня получит! Ну, сейчас я ей задам!
А поднимаясь по лестнице, благополучно миновав подруг, услышала:
– Надюш?!
– Верунчик, что это с ней? А?

Проснувшись ранним утром, лежа и потягиваясь, Надя поняла, что она улыбается. Вспомнила вчерашние лица девчонок и совсем рассмеялась. Неужели она и впрямь так необычно выглядит? Решила убедиться в этом, посмотревшись в зеркало. Проходя мимо окна, она увидела Гену, Юру и Сашу, которая за руку держала Валю. Подумала, что это ей мерещится, потрясла головой. Нет, это было правдой. Они стояли. Выбравшись из дома через окно, она кинулась к ним:
– Вы что здесь делаете? Вы давно здесь стоите? Вы же совсем продрогли! – она присела и обняла их всех сразу.
– Ты... вы... обещала показать, как букашки рано утром вместе с солнышком встают.
– Ты... вы... забыла?
– Вы... ты... проспала? Мы опоздали?
– Родные мои, – ком подступил у нее к горлу, – простите меня, я... Нет, мы не опоздали. Идите потихоньку вон туда, я оденусь и догоню. И вот еще что, обращайтесь ко мне на “ты”, хорошо?
– И к папе? – спросила Саша.
– И к папе! – поцеловав каждого, она подтолкнула их вперед.
Прямо у порога в  ночных сорочках ее ждали подруги.
– Надюш, как это понимать? Ты отдаешь себе отчет? Это ж дети? Что все это значит? – возмущалась Вера, кутаясь в накинутый на плечи платок.
– Ты на солнышке, случаем, не перегрелась? – подхватила Люба.
– Девчонки! – уже одетая, Надя носилась по кухне, одновременно делая бутерброды, упаковывая фрукты и заваривая чай. – Вы меня больше не теряйте, со мной абсолютно все в порядке! – и, убегая, сняла с Веры платок, чмокнув ее на ходу, а Люба добровольно отдала курточку, машинально подставляя щеку для поцелуя. – Я вас люблю.
Положив голову на плечо Вере, приобняв ее и наблюдая за удаляющейся Надей, Люба сказала:
– Ты знаешь, а я рада за нее.
Скрестив руки на груди, Вера молчала.
– Мы же не сказали ей, что сегодня надо Анну Сергеевну встречать… – И, подумав, добавила: – Хотя, что это теперь изменить…
Из кустов вышел мужчина, напугав подруг.
– Извините, я не хотел вас... Мне надо с вами очень серьезно поговорить, – он явно волновался, вид у него был неопрятный.
– Марк?! - удивилась Вера.
– Да, я папа этих ребятишек.
– Проходите в дом, – пригласила Люба и проводила его на кухню. Вера шла следом.
– Чай, кофе?
– Да, если можно, кофе, нет чай, кофе мне нельзя. Я буду краток. Вопрос о лишении меня родительских прав либо вот-вот решится, либо решен уже . Еще вчера я не знал, как быть. Вы знаете, что после смерти... Н... У меня проблемы с зд... – его трясло, разговор давался нелегко. – Лечение продлиться минимум три месяца. Я узнавал, это пройдет, голова вернется в прежнее состояние, вы же знаете, я ученый. Они... хорошие, они очень хорошие, а ей только надо помочь. А как они без нее, а как без меня?.. – он плакал.
Люба пожалела, что пригласила этого сумасшедшего, она соображала, как теперь от него избавиться.
– Поезжайте, – неожиданно тихо сказала Вера, – поезжайте и ни о чем не думайте. Все будет хорошо. – А про себя подумала: – “Надо вызывать Вадима”.
– Я вам верю. Я не сомневался в вас. Спасибо.
– Верунь, ты, что?.. – Люба смотрела на подругу широко раскрытыми глазами. Предложила Марку: – Пойдемте, я вас провожу.

10
Вадим сидел на перилах крылечка, перила были когда-то сделаны лавочкой. Он хорошо помнил, что на этом самом месте любил сидеть отец, особенно после баньки. Он знал, что здесь сидел его дед, и отец деда, и отец дедова отца. Дом достраивался, подстраивался, а это место осталось первозданным. Он сидел и размышлял:
– Да, у моих предков таких проблем не было. Правда, они у них похлестче были. Вера все правильно сделала. Абсолютно уверен, все деды, как бы им холодно или голодно ни было, а детей в беде не оставили бы. У прапрадеда сколько их было? Одиннадцать, кажется. Значит, на полатях и на полу под тулупами торчало бы на четыре головы, больше. М-м-да-а... Интересно получается, сложись такая ситуация, тогда... Эта комиссия, в поселок ездит уже как к себе домой. Хоть добрые люди нашлись, подсказали, где детей искать. Ладно, Вадим, не будем ломать голову, будем импровизировать, раз ничего умного не придумал. Детей они все равно не найдут. Надюха пока им про все тычинки на цветках не расскажет, домой не придет. Это ж надо, ходят за ней, как нитка за иголочкой. И все так просто, со своими проблем не оберешься, а тут чужие. Да и не скажешь, что они ей чужие… Вадим, а твои-то, где детки? Похоже, скоро будут. Вади-им? Ты влюбился. Нет, Вадим, ты полюбил. И, похоже, давно. Ну, что ж, я рад за тебя. Поздравляю! Ага, а вот и гости. Ну, Вадим, держись!
Подъехал уазик. Из машины вышла молодая особа и вульгарной походкой , явно желая понравиться, направилась к нему. В руках она держала папку.
– Наверное, самая главная, – решил Вадим. – А в машине остались участковый, который был на стороне детей, и просто по роду своей работы обязан был здесь находиться, водитель и еще кто-то.
– Здрасте, – длинноногая явно строила ему глазки. Видно, что он ей приглянулся.
– Чем обязан... – он не успел договорить.
– Дорогой, – послышался за его спиной противный голос Любы. – И что все это значит? – она бесцеремонно положила свои руки ему на плечо и тупо уставилась на гостью. От ее прикосновения у Вадима кровь закипела в жилах. Он еле сдерживал себя, чтобы не прижать ее к себе еще сильнее.
– Ты меня на эту... променял? – она встала перед инспекторшей.
– Что вы себе позволяете?! – возмутилась та.
Но Люба уже ничего не слышала. Она нападала на Вадима, толкая его и браня не весть за что. Она готова была убить его, потому что он издевался над ней. Он отступал и улыбался, он дразнил ее, он манил ее.
– Ну, все! – Вадим крепко прижал к себе Любу и поцеловал в губы.
-Э... Вы... Им...те с...ть. Что делать-то?! –инспекторша, оглядываясь на машину, просила помощи.
– Да нет! – сказал участковый, выглядывая из машины и улыбаясь. – Здесь, похоже, все серьезно. Поехали. Это шапито мне изрядно надоело. Это последний ваш приезд сюда. Отчитывайтесь как хотите. Детей мы не отдадим.
– Ну, это мы еще посмотрим , – усаживаясь в машину, ворчала инспекторша.
– Ну, посмотрите!

– Больше никогда этого не делай, – голова Любы удобно лежала на руке Вадима. Машина давно уже уехала.
– А мне слышится другое, – и он притянул ее к себе, но она резко высвободилась и побежала прочь.
– Дурак, дурак, дурак..., – она бежала, не разбирая дороги, слезы застилали глаза. – Дурак, дурак, дурак...
Наконец обессилев, она опустилась на колени и начала выть. Она корчилась в траве, потому что хотела  избавиться от тупой боли в низу живота, от стука в груди и висках, от мыслей о нем. Немного успокоившись, она села на дерево, ствол которого находился прямо над водой.
– А вдруг он все понял? – она опять начала заводить себя. – Нет, это невозможно.
– Ты мне сына родишь?!
– Я девочку хочу, – от неожиданности, не столько от вопроса, сколько от своего ответа, Люба ойкнула и вместе с суком, на котором сидела, полетела в воду.
Когда она очнулась, первое, что увидела, это его синие, как небо, глаза. Они были близко-близко от нее. И в них был огонь.
– Ты ушиблась?
– На всю голову! – она была мокрая до нитки, но под ним ей было тепло, и ей не хотелось шевелиться.
– Люба, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж.
– Конечно, нет! Ду...
Вадим резко встал.
–Д-а-а-а!
Он опять согревал ее своим теплом и целовал. А боль в животе нарастала.
– Это ша-н...
Вадим приподнялся, Люба не отпускала его, они долго смотрели в глаза друг другу.
– Какой он красивый, – подумала она и притянула его к себе...
Они слились и растворились с травой, небом и солнцем.

11
– А где Надя? – еще с подножки поезда крикнула обеспокоено Аня. – Что случилось? Почему она меня не встречает? Да говорите же! – обнимая по очереди Веру и Любу уже на перроне. А они наперебой успокаивали ее.
– Да все с ней хорошо!
– Не переживайте вы так.
– Она жива и абсолютно здорова.
– Она вас ждет.
Аня вертелась по сторонам в надежде увидеть дочь.
– Ничего не понимаю, да объясните вы мне, наконец, что происходит?
Люба, пытаясь устроить и распределить по рукам и плечам все вещи Анны Сергеевны, ворчала себе под нос:
– Легко сказать, где Надя. Очевидно только, что голова в одной стороне, а тело... Что тут можно объяснить? Теорему Пифагора хоть можно выучить и... Происходит? Господи... Да что же происходит?.. – она совсем запуталась в вещах.
– Любаша, что вы говорите? – Аня пыталась освободиться от Веры, которая с усилием пыталась под руку увести ее подальше от Любы. – Верочка, подождите, пожалуйста, надо помочь...
Кое-как распределив вещи по машине, приготовились ехать, но Анна Сергеевна, стоя у открытой двери, заявила:
– Пока вы мне что-нибудь вразумительное не скажете, я не двинусь с места. Девочки?.. Вера?..
Та, выйдя из такси, резко начала:
– Два года тому назад из Санкт-Петербурга приехала молодая семья ученых биологов, потому что троим малолетним детям там не климат. Монахи и родники сделали то, чего не смогли медики. Чуть больше года прошло и при рождении четвертого ребенка жена умерла, а ... Марк... Он... В общем, сейчас он в больнице, – Вера больше не могла говорить, ей не хватало кислорода.
– В общем, – пришла на помощь Люба, – Надя сейчас с детыми.
– Ну, слава Богу! – наконец пришла в себя Аня и, счастливая, скомандовала: –Поехали! – Украдкой смахнула слезу и добавила: – К детям.

Тра-та-та! Тра-та-та!
Мы везем с собой кота,
Кошку, забияку...
– Господи, да она сама еще ребенок, – услышав приближающееся пение Нади и ребятишек, снимая с веревки высохшее белье, улыбалась про себя Вера и тут же подхватила: – Тра-та-та! Тра-та-та!..
А в это время вся компания гурьбой ввалилась в комнату, где Анна Сергеевна ставила на стол очередную тарелку с пышными пирогами, а Люба домывала окна.
– Мама! Мамочка! – Надя с криком бросилась на шею Ани. – Прости, прости! – она целовала ее в лицо. – Я совсем забыла. Мамочка, как я по тебе соскучилась!
– Надюш, – отстраняясь от дочери, ласково сказала Аня, – детей кормить надо. Проголодались небось?
Надя спохватилась:
– Мам, познакомься. Это Гена. Мамочка, ты не поверишь, он знает больше нас всех вместе взятых! 1 сентября он пойдет в школу.
– Почему не поверю? Поверю. Меня Анна Сергеевна зовут. Гена иди мой руки и садись за стол.
Саша попросила пальчиком Надю наклониться, и все услышали шепот:
– А тетю на “вы” или  на “ты” надо называть?
Надюша присела к девочке и, увидев в добрых глазах матери одобрение, так же взглядом поблагодарив ее, сказала:
– На “ты”! И она не тетя вам, а бабушка, – Надя помогла Саше вымыть руки и посадила рядом со старшим братом.
Не сводя глаз с пирогов, чтобы не затягивать процедуру знакомства, Юра быстро представился и побежал мыть руки:
– Таких молодых бабушек не бывает. Они старые и беззубые, а еще у них ноги болят, – он оценивающе окинул взглядом с ног до головы Аню, чем рассмешил окружающих.
– Любаш, этот малыш не дорос до такой еды. Ему в пору еще только кашу есть, – забирая к себе на руки Валю, на правах старшей Аня давала наставления. – Пойдем, я тебя вкусно накормлю, – но отобрать пирожок, уже было невозможно.
– Не переживайте, Анна Сергеевна, – готовя белье для глажки, сказала Вера, – он и не такое ел. Мы всем поселком их кормили. У их отца периодически приступы с головой были, и он исчезал на время. Дети сами себе предназначены...
Месяц пролетел быстро. Надя с мамой безвылазно жили в доме Марка, который звонил на дню несколько раз, и они часами сначала о детях, а потом обо всем на свете говорили. Заочно он познакомился с Аней, которая консультировалась у него про здоровье ребятишек.
А однажды, перед тем как лечь спать Надя зашла в комнату к старшим мальчикам. Гена сильно стонал и корчился:
– О, Господи! Что случилось? – дотронувшись до его головы, она отдернула руку. – Да у него жар, он весь горит!
– Надя, у него второй день живот болит, он сказать боялся, сильно болит.
– Юра...? Гена...? Да разве так можно! – она суетилась, не зная, что предпринять. Гена стонал все громче и громче.
– Что случилось? – вбегая в комнату, спросила Аня и, быстро сориентировавшись, решила: –Машину! Срочно! В город надо ехать!
Вернулась она тотчас и не одна. Аня пыталась корчащегося и стонущего Гену завернуть в одеяло, поднять и нести, но у нее ничего не получалось. Мужчина легонько ее оттолкнул, скомандовал:
– В машину.
От голоса у нее что екнуло в груди, но разбираться было некогда.
Операция шла уже около часа. Перитонит.
Надя лежала на скамеечке, положив голову матери на колени. Мужчина сидел далеко по коридору за спиной у Ани, она его не видела, но почему-то чувствовала. В машине, когда ехали, было темно, но она периодически ловила его взгляд на себе в зеркале заднего вида, и ей это было приятно.
– Мама, – неожиданно спросила Надя, – а как быть счастливой?
Аня молчала.
– Вот, есть женщины, которые просто счастливы, и они ничего для этого не делают, а есть – из кожи лезут, а счастливыми их не назовешь.
– Да нет, – подумав, отозвалась Аня, – они просто делают то, что им нужно, а не то, что хотят от них. Такие женщины себя больше любят. Быть счастливой – это труд. Несчастливой быть легче. Мужчина готов горы свернуть, звезду с неба достать для той женщины, которая его понимает. Не ломает, не воспитывает, которая слабее его, которая просто любит его таким, какой он есть, со всеми его недостатками, привычками. – Она хихикнула. – Надо хвалить его за никому не нужные покупки, защищать от мамы и жены, и еще много-много чего. В общем, надо быть такой, какая ты ему нужна. А не на оборот.
– Мама! А если бы ты папу сейчас встретила, ты бы что ему сказала?
Аня, пожав плечами, тихо ответила:
– Ничего. – И, подумав, добавила: – Просто любила.
Надя приподнялась, опершись одной рукой на скамейку, и посмотрела в сторону, где сидел... Обернувшись, Аня поняла, кто это был .
– Мамочка, прости, я не знала, как тебе сказать, я не знала, как ты к этому отнесешься. Он давно меня нашел...
Аня сидела, будучи не в силах пошевелиться. А Денис подошел, встал на колени, положил свою голову ей в ладошки и, целуя их, заплакал. По Аниным щекам катились слезы, а Надя, то их целуя, то отца в голову, расплакалась тоже.
– Да жив ваш пацан, вы что здесь потоп устроили! – над их головами стоял огромный доктор. – Следить надо было лучше за своим ребенком, вот люди тоже… – И пошел прочь, бормоча что-то себе под нос.

Из больницы Гену забирали, как сказала санитарка, “всем колхозом”. Марк приехал на выходные, лечение было успешным, но до выписки оставалось еще полтора месяца, кроме того, надо было обсудить, что делать дальше.И обсудили!..
А когда встретились по осени отметить сразу несколько событий, в том числе и возвращение Марка, то выяснилось, что есть еще два повода. Первой новость сообщила Наде мама:
– Доченька, ты же не будешь против, если у тебя будет братик?
– О, нет, мамочка, тем более, что моя новость тебя огорчит. Ты станешь бабушкой.
Счастливая Аня обняла дочь:
– О, нет, ею я стала несколько месяцев назад, – и они пошли к шумному столу, где мужчины встретили их с любовью, упреками и заботой.

Вера смотрела на счастливое застолье, и ей было немного грустно. Она одна. Как почувствовав ее мысли, к ней подошел Вадим:
– А давай, сестренка, тебя сосватаем за первого добра молодца, кто появиться на заимке.
– А давай! – Вера не сводила глаз с маленького автобуса, который с минуту назад появился на горизонте. Сердце ее екнуло и часто забилось, на щеках появился румянец.
– Вер, я правильно понял, что там едет тот, про кого, я думаю? – не унимался брат.
Вскоре из автобуса вышел Арсений, он был в джинсах и рубахе навыпуск, вслед за ним с шумом, гамом и звонкими песнями стали выходить под стать ему, ну, точно, добры молодцы.
Вера стояла, как завороженная и боялась пошевелиться, а на поляне разыгрывалось целое представление. Ребятня, окружила ее.
– Идите, чего стоите, – толкал ее Генка.
– Это вас тоже сватать приехали! – радостно кричал Юрка.
– Вы у нас тоже теперь невеста! – с детской завистью констатировала Саша.
– Ура-а-а! – прыгал Валька.
И эхом по лесу раздавалось:
– У вас девица красна…
– У нас сокол ясный…
Наконец Арсений подошел к ним, его тот час засыпали вопросами:
– Вы Веру замуж хотите взять? – первый на правах старшего начал Генка.
– Да, только в жены, если она не против.
– Конечно, она не против! – все закричали хором.
– А когда свадьба? – смущаясь и строя глазки, спросила Саша.
– Венчание будет через месяц в церкви, где захочет... 
Он снизу вверх посмотрел на Веру. Глаза их встретились, полные любви и верности.
– А где вы жить будете? А дети у попов бывают? – Саша продолжала кокетничать.
– Служить и жить мы будем очень-очень далеко. Пока – за границей, но обязательно вернемся, и детей у нас будет... раз, два, три, четыре… – он пересчитал своих собеседников по порядку. – Четыре.
– Только, чтобы два мальчика и две девочки было, а то эти пацаны, – она показала кулак убегающим братьям. – Хорошо? – и последовала за ними.
– Хорошо! – и, встав перед Верой на колени, он сказал: – Ну, вот! Ты все слышала. Если согласна со мной, то будь моей суженой!
– Я люблю тебя! Я верю тебе! Я надеюсь на тебя!
Он присел на корточки и, знакомясь с каждым по ручке, начал отвечать