В поисках безнадежности

от аниме Death Note здесь только имя главного героя...

я открываю глаза…
«мне 16 лет»
темно…
«…мне 16 лет...»
Что я здесь делаю?! Что это за место?! Почему я не могу ничего толком разглядеть…
«я открываю глаза..мне 16 лет…меня зовут…»,- мое имя…имя,-«Мое имя… »
«я открываю глаза…мне 16 лет…мое имя Л»
Мое имя Л…не может…подобное имя не может соответствовать реальности и иметь место быть…
«где я нахожусь…»
«мое имя Л…и я гений…»

«я открываю глаза…мне 16…меня зовут…»
…я ничего не помню…
Холодные как будто живые стены и серый бетонный пол, когда-то бывший светлым потолок с пигментными пятнами на стыках будто тектонических плит или временных пластов, тяжелый влажный воздух, оседающий спорами плесени в легких…
«представьте себе огромное скопление шестеренок, постоянно находящихся в движении, взаимосвязанных между собой и вырабатывающих КПД в сотни раз превосходящий ваше, но от которого вы все зависите, как если бы это был святой источник веры и истины – именно это и представляет из себя мой мозг; мой мозг – это гнездо диких пчел, где мед – это информация, которую они производят и хранят сами же для себя, и потребляют сами,- тонны меда; вообразите постоянно расширяющуюся вселенную, являющейся вместилищем для беспрестанно пополняющегося количества всего!, связь между которым основана на галактическом каннибализме, - это мой мозг в сравнении с вашим»
«я Л… и я гений…»
Невозможно…
Человек в больничной одежде сидит, забившись в угол, и что-то упрямо шепчет, он здесь один, полумрак, стылые стены, запах пота и мочи…
"Вы ведь хотите видеть меня, вы все хотите этого, тогда представьте себе бесконечность сиротских полупустых полумолящих надменных глаз...Одиночество тонких чувствительных пальцев… Растерянность смешанных непонятных неизведанных и неизданных эмоций…Скорбь кровоточащих изливающихся нехваткой любви ран… Отчужденность хрупкого робкого испуганного тела… Алчность ненасытного обособленного вечно ищущего ума… Гладкость глубинного вязкого голоса… Острота мягких непреклонно несущих истину слов… Неразрывность и неизбежность дарящих несчастье линий… Высота верных белых матовых мечтаний… Напряжение лунного цвета струящихся внутри нервов… Непокорность когтистому огненному фатуму… Изысканность низменных горьких искушений… Невозможность коснуться невесомой искристой души…и бескрайнее множество эпитетов и метафор, коими можно описать Противоречие ведущих и ведомых во мне и меня мыслей… "
Почему я никак не могу выкинуть эти бессвязные фразы из головы?! Почему они меня мучают? Почему?
«Потому что кто-то намеренно хочет, чтобы именно эта информация оставалась у меня в мозге на подсознательном уровне, точнее, только эта информация».
Человек, забившийся в угол, кричит, он не зовет о помощи, он, надрываясь, выблевывает бессмысленные обрывки предложений вместе с остатками картофельного супа, бьет себя по голове, царапая ногтями кожу, сдирая пластырь на выбритых висках вместе с запекшейся кровью, сучит ногами и все кричит. Он смотрит со слезами на подающуюся вперед дверь, твердя бессмыслицу, старается встать навстречу входящим, тянет к ним окровавленные руки, и санитары, приближающиеся к нему, видимо, решают, что он не хочет здесь быть… Он открывает глаза, снова ощущая себя привязанным к кровати, улавливает сквозь звон в ушах стандартное «больным полагается лежать, отдыхайте» и опять проваливается сквозь все эти разговоры, стоны, стены, части параллельных вселенных, проваливается, надеясь, что уже не вернется.
«я открываю глаза…мне 16 лет…меня зовут Л…и я гений..я могу манипулировать любым из вас, каждым, ради собственных целей, которые могут никоим образом не быть связаны с вами..»…. меня зовут Л… мне 16…
Человек лежит на спине, молча уставившись на мигающую флуоресцентную лампу, заливающую комнату противным белым светом, и страдай он эпилепсией, то сейчас бы уже захлебнулся вспенившейся слюной и подавился собственным языком, но человек лежит молча, упрямо вперив безразличный взгляд в потолок, отсчитывая метры его вынужденной «зоны комфорта» – комната два на три метра - и ему кажется, что пространство вокруг перестало сохранять постоянную форму и втекает друг в друга, измерение в измерение, предмет в предмет, и все жидкое и податливое и еще чуть-чуть и это вселенское все поглотит и его.
Когда я открываю глаза, в очередной раз открываю глаза, когда в очередной раз полностью забывая, где нахожусь, открываю эти чертовы глаза, ничего не ожидая увидеть, то вместо этого сохранившая сознание часть моего мозга понимает, что обстановка вокруг изменилась. Из безмолвного созерцания новой комнаты меня вырывает чей-то мужской голос, я сжимаюсь и закрываю рот рукой…
Я вижу мужчину и женщину в белых халатах… они…они совокупляются…я не знаю, как по-другому назвать это действие, наверное, раньше знал…моя ладонь сдавливает губы так, что они больно врезаются в осколки передних зубов, и я боюсь закричать…я не знаю, сколько времени все это длится, не знаю, почему они меня не видят, не знаю, почему я не выйду и не прерву все это, и не знаю, чего я жду…Мужчина оправляет одежду и уходит…Женщина встает и начинает двигаться в мою сторону, я слегка дергаюсь назад, и мне в нос ударяет запах чужого тела, женщина останавливается, скидывает с себя халат, бросая его куда-то в сторону, берет другой и выходит из помещения, и тут меня осеняет, что это бельевая комната…
Я не думаю, как оказался здесь, сам ли смог каким-то образом сбежать или меня просто подставили, проверяя мою надежду на «счастливый финал», я только боюсь, что дверь сюда закрывают на ключ и мне уже не выйти, пока снова кто-то не отопрет, пока снова не придет эта женщина или этот мужчина, или они оба, я только боюсь так и умереть здесь,- и я ловлю себя на том, что паникую…
Встать оказывается трудно, и я ползком выбираюсь из кучи грязного белья, на мне одежда, которую носят пациенты, на мне желтое пятно засохшей рвоты, на мне как будто чужая кожа…
Я следую примеру той женщины – беру халат и одеваю его на себя, - не знаю, зачем я это делаю, не знаю, что будет потом, но мне надо выйти…Продвигаюсь украдкой в сторону выхода, стараясь умерить сердечный ритм и дышать как можно тише, я открываю дверь из помещения и тут же прячусь за нее, - это больничный коридор, там врачи, настоящие врачи, они меня узнают, они снова будут делать мне больно, я снова не буду ничего помнить, а потом придет Он, потому что знает, что доверяю ему, потому что знает, что у меня больше никого нет, потому что знает, что мне страшно, и будет говорить своим предательски заботливым голосом, что «больные должны отдыхать», что скоро заберет меня назад, если я буду слушаться его, и я забудусь, я снова поверю и снова буду предан, и слезы будут течь от бессилья, и я буду стараться прокусить себе язык…
Я выхожу из комнаты…в моей голове рефреном бьются эти проклятые, впаянные мне в подсознание, мысли: «…я могу использовать любого из вас…»
Ссутулившись, стараясь не отходить далеко от стены, я проскальзываю в ряды молодых врачей, видимо, направляющихся к выходу и оживленно что-то обсуждающих…я молчу, я думаю о том, что мне надо выйти, но не знаю, где выход, не знаю, зачем мне это нужно, не знаю, что будет, если мне удастся все-таки покинуть помещение незамеченным, не знаю, зачем я вообще думаю об этом… Мы идем по коридорам; один, второй, третий повороты, я уже не считаю, я путаюсь, не запоминаю, просто иду за ними, мне трудно сосредоточиться…и тут я осознаю, что не помню, какое сейчас время года, не знаю, что меня ждет за стенами этой больницы, не помню, каким должно быть небо сейчас, и не знаю, что значит это «сейчас»…и мне страшно… Я иду за ними, машинально повторяя их маршрут, их движения, и думаю, что скоро все должно закончиться, только что значит это «все» я по-прежнему не знаю... Мы подходим к выходу, мое сердце подает куда-то вниз и гулко ударяется о выдолбленный каблуками бетонный пол, я держу руки в карманах, чтобы тремор не выдал моего волнения, я не знаю, откуда у меня все эти привычки, откуда я знаю, как надо действовать, не знаю, что будет теперь, и не знаю, кто я, потому что то, что диктует мне мое подсознание, невозможно, абсурдно и нереально, да и верить ему вряд ли стоит после всего того, что ему пришлось в себя принять…Все мои мысли вертятся вокруг этих треклятых дверей; двери, двери, двери - сегодня весь период бодрствования состоит из этих дверей, куда они, зачем, почему я подчиняюсь бездумному желанию открыть эти двери… мы выходим… группа интернов удаляется прочь, дальше, к воротам, а я стою… а я задыхаюсь, меня душит запах сырой весны, запах талого снега, грязи, запахи и звуки людей и машин, меня душит это небо, эта паническая атака. Я бегу вперед, бегу к забору, я знаю, что должен быть другой выход, не для врачей, должен, он должен быть, я ведь должен покинуть это место, я ведь не хочу больше здесь быть, я не хочу больше этим заниматься, я живой, я хочу оставить все это, я хочу жить другой жизнью, - там! Я слышу, чувствую эту жизнь, другую жизнь, она пахнет, пахнет не больничной едой и не больничной одеждой, она пахнет небом… Реальность не видит ничего, кроме огромного забора, ничего, кроме безнадежности, и я кричу и падаю навзничь…
Когда наступит зима, то мне не будет страшно, мне не будет страшно и потом, когда стает снег, когда вода прошлогодней грязной весны снова будет стачивать эти стены с бульканьем и чавканьем, мне не будет страшно уже никогда больше…мой снежно героиновый, прожженный не раз сеансами шоковой терапии, мозг забыл все естественные инстинкты, и если сейчас кому-то в голову взбредет облить меня кипятком, то мое тело не сожмется в панике, потому что мне уже не страшно…
Мне будет только трудно, трудно чувствовать, трудно осознать, трудно учиться жить с безнадежностью…Если ее слишком передержать, если слишком перекормить себя надеждой, то легко не заметить входящую в тебя безнадежность, она становится похожа на скользкий, смазанный маслом, нож, который кто-то, кому ты доверяешь, пропускает тебе сзади промеж ребер, а ты и не понимаешь сразу, что происходит, ты еще секунд 20 смотришь на этого человека как ни в чем не бывало и по инерции продолжаешь надеяться, что все.будет.хорошо...и эта безнадежность теперь и каждый следующий день похожа на неправильной формы крупинки циррозной печени, такого же гадкого цвета и такие же дурно пахнущие..
И безнадежность цвета больного желтухой пропитывает меня постепенно…
И любое время года приравнено к ней, потому что никогда не будет уже той весны и ее запахов, которые у меня отняла кирпичная стена высотой в три метра…
Связывающие меня мысли не лезут больше наружу…ничего больше нет..все осталось запечатано в этой больнице. Я помню только то, что должен, я делаю только то, что должен, нет моих желаний, есть только те, которые должны быть, есть только огромная во все экран староанглийская литера L,которой всецело подчинено мое я…