визажист

Визажист.

Когда я работала в морге визажистом, все было правильно, и по-честному.
Мой папа был лесником и жил в домике с керосиновой лампой.  Папа ходил в лес в галстуке и полосатом пиджаке, и когда не спал, то любил саперные лопаты и собак породы такса. Он их скрещивал с терьерами и удивлялся, как так получается, вроде таксик, а всмотришься – вроде терьер. Собаки прыгали высоко, как терьеры, и копали глубоко, как таксы, и мой папа всегда был задумчив и от этого умер.
Когда мама об этом узнала, она вскричала – ну вот, я же тебе говорила, не доведут его до добра эти кладоискания. Папа еще при жизни мамы купил такой прутик волшебный, на конце раздвоенный, как пальцы буквой V, и искал этим прутиком воду – не для себя, а для всего человечества. Он ее нашел, но оказалось, что вода желтая, пахнет подгорелой морковкой и никто ее не покупает. Поэтому мой папа умер, а прутик спрятал на чердаке в подвале, чтобы мама не видела его позора.

Когда мой папа умер, мама оживилась. Она надела новую черную юбку и пошла к нему вся в трауре, ну такая красивая, что не могу. Мама посидела рядом с папой, а потом, уходя, возьми, да и поцелуй его в лоб. А он взял да и вспотел, подскочил, весь в крапиве, чтоб не пахнуть, и опять галстук одел.

Мама обиделась на него, а я тогда решила кем я стану, когда вырасту, и написала сочинение на тему «Как я провела лето».
Я провела это лето за нос, и мама с папой, пася коров на лоджии, не обратили на это внимания, и тогда я твердо решила и ногой топнула – все, в визажисты подамся. Это решено.

Я хотела стать визажистом в морге и вышла замуж за тамошнего Патолого Анатома, он сначала был хирургом, а потом что-то у него не срослось или не там надрезалось, и он топнул ногой в дырявом берце, и плюнул в труп, и на этом месте вырос не лютик, а грибок.
Я ему объясняю, Славик, ну конечно грибок, а не лютик, там же сыро, плесень там, Славик, а он кричит – а почему она синяя, а не белая, если я хотел желтую?!!!
Он был настоящий художник, Славик, и в слове «жопа» он писал три круглые ноля, потому, что бог троицу любит, и рисовал красные цветы в красном бокале на красном фоне.
И вот тогда я вышла за него замуж, и мама с папой, одна в черной юбке, другой в зеленом галстуке в цвет глаз, оба с букетами пластмассовых роз, тогда они уже окончательно умерли от счастья и безысходности.

И я подумала, ну почему я до сих пор не визажист в морге, ну должно же государство предусматривать учебные заведения, а потом практики и вакантные места для начинающих визажистов.
Я убила Славика и продала его скелет на выставке достижений патологоанатомического хозяйства, и на эти деньги выучилась.
Теперь его скелет гордо стоит в казанском анатомическом театре и радуется, что у него нет ушей и он не слышит, что за дурные стихи читают молодые поэты.
А я визажирую и визажирую, и всплакну иной раз над тщетой, а потом возьмешь себя в руки – надо. Родственники усопшего хотят видеть своего дорогого покойничка в надлежащем виде, припудренного и с пришитым носом, даже если этот нос откусили в пьяной драке. А если носа не нашли, или его просто насовсем откусили и прожевали, то я пришиваю член – и все одно, ну висит и висит себе. Все довольны, и только Славик порой – раз, и критично так скажет – ну и дурра же ты у меня…