Деревня

Интернат был, понятное дело, психоневрологическим, поскольку другие в системе Департамента социальной защиты населения не числятся. Я был направлен туда на совещание по вопросам приспособления здания интерната для инвалидов руководством своей родной дирекции по ремонтам учреждений социальной защиты. Микроавтобус, обычно служащий для перевозки постояльцев интерната, вёз меня по заснеженному шоссе к самым окраинам Подмосковья. Машин на дороге было немного, но из-за того, что асфальт был спрятан под слоем нечищеного снега, путь занял довольно продолжительное время, и я был порядком утомлён.

Посёлок Белоконево, в котором располагался интернат, состоял из нескольких однотипных трёхэтажных домов, большая часть населения которых работала в этом же учреждении. Сам интернат стоял немного на отшибе – видимо, дома специально построили на отдалении от психушки, чтобы жители посёлка могли избежать не самого приятного соседства. Сплошной бетонный забор, окружающий интернат, со стороны шоссе заменялся старинной кирпичной стеной: до начала двадцатого века здесь был расположен монастырь. До нынешних времён от монастыря остались только кусок обветшалой стены и призрачная тишина внутри.

В совещании принимали участие не только руководители интерната, но и сотрудники Департамента, которые приехали туда примерно на час раньше меня, успели освоиться, согреться чаем и подышать свежим загородным воздухом.

Когда совещание закончилось, нас повели не к центральному входу, расположенному на месте бывшей надвратной церкви, а в противоположную сторону. За глухими металлическими дорогами оказалась узкая дорога, по которой крайне редко проезжали автомобили. Однако микроавтобус вишнёвого цвета, на котором меня забрали от конечной станции метро, уже был припаркован именно там. Водитель дремал над раскрытой газетой.

В сопровождении маститых сотрудников Департамента я чувствовал себя немного неуверенно. Дело даже не в возрасте и не в квалификации: вопросами адаптации городской среды я владел получше их. Понять меня смогут только те, кто тесно общался с опытными чиновниками. Их разговорный язык поневоле заставляет собеседника запутаться даже в собственных словах и мыслях. Простейшая мысль, выраженная словами госслужащего с многолетним стажем, преображается в форму какой-то особой субстанции, какого-то естества, борющегося само с собой. Два чиновника могут разговаривать друг с другом о совершенно банальных вещах, но при этом люди не из их круга, стоящие рядом и пытающиеся вникнуть в разговор, поймут только небольшую часть, да и то неверно её растолкуют, потому что обилие недосказанностей и профессиональных эвфемизмов могут перевернуть в ушах слушателей смысл любой фразы задом наперёд.

В результате мы все сели в автомобиль и поехали, и я даже не смог задать вопрос о том, куда мы едем. Узкая дорога подсказывала, что едем мы не в сторону Москвы.

Проехав несколько километров, мы остановились. Все стали выходить, и я сделал то же самое молча, потому что не мог себе позволить задавать лишние вопросы. Ко мне подошли директор интерната, молодой и приветливый доктор медицинских наук, а также его заместитель по хозяйственной части, уверенная в себе женщина предпенсионного возраста. За ней была дама из Департамента, примерно тех же лет. Директор скромно сказал мне: «Андрей, сейчас мы с Вами пройдём немного до деревни… Мне нужно показать Вам деревню». Далее инициативу перехватила замдиректора: «Пойдёмте туда, мы Вам по дороге всё расскажем».

Я ничего не понимал, но пошёл вместе со всеми по узкой дороге, окружённой белоснежными полями и перелесками. На деревьях и кустарниках лежали впечатляющие своими размерами шапки снега. Далее ко мне подошла дама из Департамента: «Андрей, Вам придётся несколько дней прожить в деревне Тиншаново. Это совсем недалеко отсюда. Там есть один хороший пустующий дом. Вы проведёте там около недели. Это будет такая командировка».

Я был ошеломлён этой странной вестью и хотел задать вопрос «Зачем?», но дама поняла это и продолжила говорить: «Сейчас мы уже придём туда, Вы посмотрите дом. Мы покажем Вам все комнаты. Сейчас, конечно, много снега на участке, но ничего страшного, как же зимой без снега?»

Я снова попытался открыть рот, но мне не дала это сделать замдиректора интерната: «Мы уже почти пришли. Вон, впереди уже видна деревня».

До покосившихся крыш впереди было не меньше километра. Справа был овраг, а слева – опушка леса и невысокие кустарники. Вдруг слово взял молодой директор: «Это даже не деревня, а хутор. Вот, мы уже пришли».

Мы очень резко повернули налево и обнаружили следы. Они отходили с дороги сразу за кустами и круто поворачивали назад, таким образом, что с дороги, если идти прямо, их совершенно не было видно. Метрах в тридцати от нас стоял одинокий деревянный дом. Он также был отгорожен кустами и деревьями так, что увидеть его с дороги было почти невозможно.

Всей нашей компанией мы вошли в дом по старому деревянному крыльцу. Дверь была открыта, первым зашёл директор. Я по-прежнему не знал, что от меня требуется в этом захолустье и решил поискать пути отступления. Я сказал, что на кафедре, где числюсь аспирантом, меня тоже вскоре ждёт командировка (на самом деле она ожидалась только весной), но мне ответили, что задачи, которые ставит Департамент, должны быть на первом месте. Тогда я сказал, что готов пожить неделю в этом доме, но не зимой, когда нужно топить печку и ходить по морозу в деревенский уличный туалет. Но дама из Департамента настойчиво ответила, что командировка должна начаться именно в ближайшие дни.

Внезапно ко мне пришла первая за день позитивная мысль. Мой хороший друг Катя Кирст, которая обожает природу вообще и сельскую местность в частности, могла бы приехать сюда ко мне в гости, и здесь, в этом доме, вдали от цивилизации, мы могли бы устроить с ней какой-нибудь незабываемый праздник. После прихода этой мысли я решил больше не задавать вопросов, а плыть, что называется, по ветру. В любом случае, если меня отправляют в командировку, пусть даже в такую странную, мне объяснят, что делать.

Итак, меня повели осматривать дом изнутри. Первое, на что я обратил внимание, - это то, насколько дом необжитой. Облезлые стены, застарелая пыль, почти полное отсутствие мебели – только пара старых некрасивых стульев и какая-то незамысловатая тумбочка. Только после этого я поднял глаза наверх и поразился. Потолок в доме был немыслимо высоким – не меньше четырёх метров. Все деревенские дома, где мне приходилось бывать до этого, были значительно ниже. Я безмолвно задал вопрос: для чего нужно было возводить такой высокий дом, ведь его гораздо сложнее протопить?! И после этого я стал озираться в поисках печки. Но ни её, ни каких-либо других обогревательных устройств во всём доме не нашлось.

Зато нашлось нечто другое. В одной из комнат было возвышение наподобие балкона или ниши, нижний край которого был примерно на метр выше уровня пола. Ширина этой ниши была не меньше трёх метров, окон с её стороны не было. Нишу эту занимали ровные плиты из чёрного гранита. Всего их было около десятка, длина каждой из них была около двух метров, ширина – около метра, толщина – сантиметров пятнадцать-двадцать. Не успел я поинтересоваться, что это за плиты, как один молодой человек из нашей компании воскликнул: «Ого, тут даже гранит остался!» Тотчас я понял, что мой вопрос прозвучал бы сейчас крайне неуместно, и продолжил молчаливый осмотр.

Мы обошли все пять или шесть комнат по кругу и вернулись ко входу. По интерьеру комнаты не отличались одна от другой, если не считать комнату с гранитными плитами. Мне было по-прежнему совершенно непонятно, какую задачу я буду выполнять в этой командировке. Когда мы подходили к крыльцу (а вернее, к внутренней лестнице, которая вела от двери, расположенной практически на уровне земли), дама из Департамента сказала как бы с усмешкой: «Андрей, можете у местных жителей спросить, как им живётся в деревне». Я на всякий случай повертел головой в поисках местных жителей и вдруг неожиданно для себя увидел стоящую на лестнице старушку с картой Московской области. Она выглядела совершенно стереотипной деревенской бабушкой в платочке и простой поношенной одежде. Карта, напротив, выглядела совсем новой, при этом старушка рассматривала её крайне увлечённо. Чувствовалось, что она только что впервые увидела эту карту и при этом обнаружила на ней родное Тиншаново. Взглянув на нас, старушка пробормотала: «Лучше не спрашивай», - и вышла на мороз.

Сначала я подумал, что старушка – хозяйка этого дома. Однако было очевидно, что в доме никто не жил. Значит либо рядом с ним были ещё какие-то дома, либо старушка пришла из деревни, которую мы видели в километре отсюда. Но я обратил внимание на то, что карта, которую рассматривала бабушка, была очень небольшого формата, хотя при этом охватывала всю Московскую область. Таким образом, масштаб позволял отобразить на ней только крупные деревни и сёла. И если Тиншаново – крупная деревня в километре отсюда, то почему мне сказали, что это даже не деревня, а хутор, и привели в этот огромный заброшенный дом?

Наконец я почувствовал, что могу что-нибудь произнести, и сказал: «Почитаю в Интернете про эту деревню». На это директор интерната ответил очень тихо, но в то же время очень настойчиво: «Не надо. Нечего там читать».

Эти слова слегка меня напугали. Кажется, у меня скакнуло давление или просто закружилась голова. Через секунду наша компания уже выходила на улицу, и вдруг я посмотрел в сторону дальней комнаты и увидел там карлика. Маленький человек с совершенно лысой головой и злобным прищуренным взглядом прошёл из одной комнаты в другую и скрылся. Не успев опомниться и сформулировать мысль, я постарался привлечь внимание всех сопровождающих к этому карлику и закричал: «Человек! Человек!» На тот момент компания уже вышла на улицу, и оттуда, снаружи, незнакомый женский голос ответил мне тем же тоном: «Паровоз!» Поскольку железной дороги поблизости не было, я понял, что надо мной посмеялись.


Когда я добрался до дома, был уже поздний вечер, и я прямиком направился в постель, не включая компьютер. Когда на следующее утро я пришёл на работу, начальник был, как обычно, не в духе. Однако я не смог ждать и задал ему вопрос насчёт предстоящей командировки. «Департамент посылает меня на неделю в какую-то деревню… Что делать-то?» Начальник нахмурился и пробурчал: «Что делать, что делать… Поезжай». Я спросил: «А для чего всё это нужно-то?» Начальник ответил: «Андрюха! Не бойся, всё тебе расскажут», - и погрузился с головой в работу.

Включив свой рабочий компьютер, я сразу зашёл на «Викимапию». Мне не составило никакого труда найти на карте те места, в которых я побывал за день до этого. К сожалению, разрешение спутникового снимка было очень низким, и мне не удалось изучить все окрестности. Открыв описание деревни Тиншаново, я обнаружил крайне скудную информацию: «Деревня, сельское поселение Белоконевское. Численность населения 85 жителей (2004 г.)».
После этого я набрал слово «Тиншаново» в «Яндексе» и вскоре понял, почему директор интерната советовал мне не читать ничего про эту деревню в сети. Интернет пестрил множеством сообщений о различного рода мистических событиях, произошедших в этой деревне. Оказывается, там и люди пропадали, и зомби с вампирами появлялись, и летающие тарелки видели… Всё происходящее продолжало приобретать черты бессмысленного кошмарного сна.
После этого я решил почитать в «Викимапии» про посёлок Белоконево, в котором находится тот самый психоневрологический интернат.

Про сам посёлок тоже не было написано ничего интересного, зато на карте оказался отмеченным сам интернат, занимающий территорию старинного монастыря. В описании была скопирована чья-то статья об истории Троицкого Белоконевского монастыря. Я пробежался глазами по тексту, в котором не было на первый взгляд ничего интересного – типичная история типичного монастыря. Основан неким отшельником Игнатием Белоконевским, был когда-то процветающим монастырём, потом постепенно пришёл в запустение…  И вдруг среди немногочисленных комментариев я увидел следующую фразу: «Из всех сохранившихся до наших дней монастырских построек только столбы северных ворот сохранились со времён Игнатия Тиншановского».

Моё предположение, что отшельник Игнатий Белоконевский и Игнатий Тиншановский – это одно и то же лицо, подтвердилось, когда я нашёл на просторах сети статью с его кратким жизнеописанием. Эта статья позволила мне найти связь между деревней Тиншаново и монастырём, территорию которого сейчас занимает интернат.

«Игнатий Белоконевский родился в конце … века на рязанской земле. Происходил из крестьянской земли, жил в деревне Рыково. В возрасте пятнадцати лет вместе с товарищем Тимофеем Солотчинским отправился в странствие. Во время пешего путешествия из Рыкова в Москву посетил несколько монастырей, затем был послушником Свято-Данилова монастыря. Дав обет безбрачия, покинул стены монастыря и пустился в новое странствие. Не вернувшись через год, считался пропавшим без вести. Однако через пять лет был найден больным и измождённым в подмосковном селе Белоконево. О странствии святого Игнатия известно немного. Считается, что эти годы он провёл в Азии, в районе Тянь-Шаня, где проживал в семьях местных жителей, интересовался их религиозными обычаями и обратил несколько семей в христианство. В Белоконеве он отказался от лечения и ушёл в лес, где проводил время в молитвах Господу. Долгие дни и бессонные ночи, проведённые в молитвах, принесли Игнатию здоровье и силу. Он собственными руками построил храм и основал вокруг него монастырь. Место, в котором жил Игнатий, стало считаться святым, поскольку принесло исцеление не только ему, но и жителям Белоконева. На этом месте стали селиться люди, и образовавшаяся деревня получила от Игнатия название Тянь-шаново, позже упростившееся до Тиншаново».
 
Оказывается, Тиншаново – деревня, построенная на святом месте! Эта информация была для меня очень интересной с учётом того, что, как я узнал незадолго до этого, деревня пользуется дурной славой.

Дальнейшее изучение этой темы принесло пищу для новых размышлений. Выяснилось, что, по мнению некоторых, Игнатий использовал для своего выздоровления чуждые христианству методики, позаимствованные у азиатских шаманов. Ещё во времена постройки монастыря у Игнатия было много противников, которые стремились выжить его из Белоконева. Эти люди распространяли слухи о том, что в Тиншанове водятся бесы, которые спасли Игнатия против воли Господа и хотят подчинить себе как можно больше его сподвижников. Одним из противников Игнатия был Тимофей Солотчинский, вместе с которым они отправлялись из рязанской деревни в Москву. В библиотеке Солотчинского монастыря под Рязанью были найдены письма, которые Тимофей писал митрополиту. В письмах содержались сведения о еретической деятельности Игнатия Белоконевского и прошения о предании его анафеме. Письма не были отправлены, поскольку на это не дал согласие настоятель Солотчинского монастыря, однако именно они после их публикации в конце двадцатого века породили массовые паломнические поездки в Тиншаново людей, стремящихся найти спасение и не нашедших его в официальной Церкви.

Одни люди целыми компаниями приезжали в святую деревню, а другие препятствовали этому и распространяли слухи о бесовщине, которая творилась в её окрестностях. С развитием Интернета паломническая направленность, видимо, сошла на нет или её нарочно не стали афишировать, зато наполненные мистическими ужастиками статьи множились, как грибы. Каждый автор, перепечатывающий чужую статью на каком-нибудь сайте вроде «Русская мистика» считал своим долгом приукрасить историю новыми, только ему известными фактами о вампирах и зомби, обитающих в Тиншанове.

Изучая материалы в Интернете, я обнаружил интересную закономерность: в статьях об основателе монастыря и миссионере Игнатии он назывался Белоконевским, а в заметках о современных поездках в «святую деревню» Игнатия всегда называли Тиншановским. Это и помогло мне досконально разобраться в хитросплетениях, связанных с деревней. При этом мне так и не удалось выяснить, действительно ли Игнатий Белоконевский был на Тянь-Шане или он путешествовал в гораздо более близких местах: никакой конкретики о его азиатских странствиях не нашлось.

Всё, что я нашёл в Интернете про эти места, было чрезвычайно интересным, однако не отвечало на два вопроса: что это за странный огромный дом на хуторе и зачем меня отправляют туда в командировку.

Но вскоре ответы на все вопросы были найдены. После обеда позвонили из приёмной и попросить забрать срочный факс для начальника. Бегло пробежавшись взглядом по документу, пришедшему из Департамента, я обнаружил что-то очень знакомое и стал читать внимательнее.

«Просим Вас направить специалиста Дирекции для передачи подрядной организации ООО «ТехноКвадроПолис» объекта «Центр социальной адаптации при Белоконевском психоневрологическом интернате» по адресу: Московская обл., … район, Белоконевское с/п, дер. Тиншаново, пионерский лагерь «Деревня», на срок с 10 по 14 декабря 2012 года».

Итак, оказалось, что огромный дом ранее был корпусом пионерского лагеря, который и носил название «Деревня». Для подготовки к передаче объекта требовалось присутствие специалиста там в течение нескольких дней, так как было необходимо принять от подрядчика некоторое технологическое оборудование. Мне, к счастью, не пришлось жить в этом неотапливаемом доме: для меня нашлась комната в одной из квартир посёлка Белоконево.

Оказалось, что некоторые инвалиды, проживающие в интернате, подрабатывают там на должностях, не требующих квалификации. Некоторые из них приезжали в дом, который планируется переоборудовать в центр социальной адаптации, для расчистки дорожек и выноса старого хлама. Одним из этих работников оказался и карлик, которого я видел в день первого приезда.

Долгое время я продолжал задаваться вопросом, что же за гранитные плиты были сложены в одной из комнат. Но ответ на него был очень прозаичным. Директор интерната рассказал, что очень недолгое время в бывшем пионерлагере располагалась гранитная мастерская. После того, как её владелец переехал ближе к Москве и расширил бизнес, несколько заготовок остались на месте старого производства.

Дама из департамента, посетившая дом после передачи объекта подрядной организации, поблагодарила меня за работу и пообещала поговорить с моим начальником о выдаче мне премии за тяжёлые условия труда во время этой командировки. Мы с ней довольно душевно побеседовали. Как я понял, решение о том, что именно я должен выполнить эту работу, было принято руководством Дирекции достаточно давно, и она была уверена, что я всё уже знаю. А начальник, которому пришлось направить меня на выполнение обязанностей другого отдела, был разозлён этим фактом и забыл вовремя меня предупредить.

Когда я уезжал из дома, туда пришла старушка, которая изучала карту в день моего первого визита. Она рассказала, что живёт на краю Тиншанова – той самой деревни в километре от лагеря – и частенько наведывается в этот дом, чтобы проверить, не приезжают ли сюда новые паломники. От старушки я узнал, что люди, приезжавшие на святые места Игнатия Тиншановского, до открытия гранитной мастерской часто заходили в здание бывшего лагеря, чтобы согреться горячительными напитками. Дом был скрыт за деревьями, если двигаться от Белоконева; со стороны Тиншанова же, наоборот, он был виден издалека.

На прощание старушка подарила мне маленькую икону святого Игнатия, назвав его отцом своих отцов. Возможно, она, действительно, была его потомком.