В подземелье бессознательного

     Геля обожала кошек и ей хотелось собрать со всего городка их в свою хату, дабы там откормить их как следует, чтобы потом они родили ей кучу котят. Она могла думать о кошках всю ночь напролет. На улицах она задерживалась часами, взирая на какую-нибудь кошку, ей так хотелось, чтобы они мурчали вечно, глядя на нее. Она поглаживала медленно шерстку кошку и говорила ласково: «Мяу-мяу, мурлыка!». Кошка в ответ мяукала ей, а потом Геля брала на руки ее и прижимала к своей груди, целовала в нос, ушко, шейку.
      В ее избе ютились хлысты, которые не любили кошек. В своей комнате могла бы держать пятнадцать кошек, а также и котят, но хлысты были решительно против этого.
       Геля от досады идет на улицу, где радостно смотрит на то, как котенок играется в мяч. Он лапкой по пыльной дороге его гонят, а Геля подыгрывает ему: бьет своей ножкой мяч, а котенок бежит за ним в дальний угол двора.   
      Геля каждый день гуляет по городу и ищет новых кошек, которых бы можно было к себе домой привести, но увы, это лишь ее мечта. Она нашла улицу, где увидела домишки с обветшалой желтой краской. В одном из подвалов она видела кучу тощих котов. Они сидели у миски, где старушки спускались хмуро по ступеням и наливали им бутыль молока.
     Геля стала гладить котов. Они стали мурлыкать ей в ответ. Она им стала мяукать тоже. Они замяукали ей снова и снова, таким образом, они легко приветствовали друг друга.
    Геля хотела тайно затащить к себе в хату одного черного кота, который был крайне тощ. Она бы хотела, чтобы она развалился на ее кровати. Геля мяукала бы, кот мяукал ей бы в ответ. Геля бы была на седьмом небе от счастья тогда. Она вспомнила юность, когда еще не была связана обетом хлыстов. В те дни она бежала на кухню с котом, которого подобрала на улице и кричала маме все, что сказал ей кот, а мама качала головой и строго наставляла:
- Геля, поменьше уделяй внимание кошкам, а может, если тебе повезет, если ты по-настоящему перестанешь заниматься ерундой, то тебя приметит солидный  кавалер, тогда-то ты, Геля, забудешь все эти глупости. Ты будешь хозяйкой дома, будут у тебя свои дети, свои хлопоты и погребальные огни, и даже седые волосы и газон синий у дома.
       Геля лишь смеялась над словами матери. Она говорила ей мило, что кошки удивительны, что они загадочны, что в них полно тайны. Геля не унывала:   
- Любимая моя мамочка, мне выпало большое счастье, что я понимаю язык зверей. Знаешь, они намного чище, чем многие светские львы, которых хвалит наша публика, знать, что гуляет во дворце императрицы. Ад – это они!
       Геля все также ходит по улицам городка, ведь мама уже не даст ей совета. Прошло уже сорок лет с того момента, как в ее доме появились хлысты, а кошек до сих пор она не завела. Она ходит одиноко по улицам городка и ласково подзывает нужную кошку ласково: «Кис-кис, а ну-ка, давай же сюда иди ко мне, покумекаем о том о сем, иди же смелее, я тебе дам гостинец».
      Геля доставала из сумки кильку и кидала котам на тротуар, а дети бегали вокруг и дразнили. Те быстро ели подарочек и кто из них был посмелей , тот давал себя погладить.
    Однажды она зашла во двор, где на скамейке сидел один из хлыстов, что жил в ее хате возле сарая. Он сидел со своей гитарой и пел навзрыд: «То будет для нас откровением небес. Никто не сможет глубину нашей любви затмить. Дай мне руку, друг, мы пойдем в небеса». Вдруг Геля резко поняла, кто перед ней сидит. Она ощутила одиночество этого человека, но он сказал уверено ей, что не одинок, что Господь с ним навсегда.
- Христос с тобой, милый! – сказала Геля ему ласково.
- Я и есть Христос! – ответил человек, загадочно улыбаясь.   
 - Мы телами умеем вертеть, а вот земля все еще без движения, но с нами и земля взлететь в небеса успеет – улыбаясь, ответила Геля
- Родная, ты не меня обидела, ты Христа, что во мне пыталась обидеть, - молвил ей человек, - но Бог милостив. Простит! – все так же загадочно улыбался он. – Просит тебя, ведь мы же знаем, как надо идти к Богу. Наш путь загадочен, но верен.
  - Кто же вы, кто? – стала вопрошать вдруг не своим голосом Геля. - Я никогда раньше вас не видела в этом дворе с гитарой, а живу я в этом районе не один десяток лет. Вы вроде бы из иных миров. Моя хата с краю, но я кое-что о вас все-таки знаю, ведь я дала вам приют.
    Тут глаза Гели заблестели. Она стала с тревогой в сердце ожидать его ответ.
- А нечего тут говорить. Нечего! – улыбался по-прежнему он. – Человек я божий. По жизни – прохожий.
- Как же здорово, что мы встретились, я совсем забыла кто я, зачем я здесь хожу, я увидела ваши глаза. Они источают свет небесный. Я тоже люблю читать псалмы. Давайте-ка ко мне на хату пойдем. Вместе почитаем. Надо же, как все интересно вышло, вы дали мне знак. Очень рада знакомству. Мне надоели все эти кошки, озабоченные лишь едой. Надоели все эти их крики по ночам, ведь они лезут из кожи вон, чтобы доказать мне, что я без них ничто. Одной сложно следовать духовным путем, вы есть для меня божий промысел. Это награда мне за мои тяжкие годы затворничества. Славное утешение для меня есть вы.
   Сказала это самое Геля и заплакала от ощущения того, что теперь ей станет ясно, как надо жить.
- Не плачь, дитя, - утешал ее человек, - мир догорал, мир содрогался, мир звенел, словно колокол на башне. Теперь же звон исчез. Я слышу тишину. Я боялся, что не смогу справиться с этими звуками. Теперь же тишина. Лишь сверчки поют себе в траве. Слышите? Боже, до чего же чудесно они поют. Век бы слушал. 
- Да, красота не спасает мир. Идем на хату, там все грехи замолим, все вольные и невольные, окаянные замолим – говорит ему Геля без всякой печали.
- Бог милостив к кающимся. Без греха нет покаяния, - учил он ее, - грех Бог создал, чтобы проверить нашу любовь, имеем ли мы ее в сердце или же нет. Коль не имеем, то исчезнем бесследно.
 
      Долгое молчание настало. Дети ушли по домам. Кошки в подвал залезли. Стало пусто во дворе. И вдруг легко, словно перышко, подхватил он ее на руки. Носил ее по двору, гладил и шептал:
- Да успокойся милая …Ишь, дрожишь-то как! Чего же ты такая пугливая? Все люди родные!
      Геля бурно разрыдалась. Обхватила его за шею. Она плакала, плакала и просила:
- Еще, еще! Носи меня …Ах, как приятно…
      Поцеловал он медленно в лоб ее, а она зажмурила глаза от удовольствия. Она преобразилась вся от сладкого чувства чего-то неведомого. Она закрыла глаза и шептала ему на ухо нежно:
- Как же с вами хорошо! Господи, почему же раньше я не знала этого чувства.
- Душа моя, бедная, как ты дрожишь, не бойся ничего. Чужих людей нет. Матушка моя, родименькая, не отпущу больше тебя никуда. Нельзя тебе жить одной. Бес тебя запутает. Вижу, что запутает. Нельзя одной быть тебе никак! – резко наставлял на путь истинный он Гелю.
    Они целовались и плакали. Очень уж были они хорошие. Ночь настала и она спросила, уняв свои эмоции.
- Дашь ли мне святости?
- Дам. Ужо получишь. Приду я к тебе читать псалмы. Приду. Сегодня я переберусь к тебе в опочивальню. Не буду у сарая больше жить.
- Я увидела тебя и вся открылась на встречу тебе. Научи, как мне быть? Не томи душу, не томи. Ладно, скорее ко мне идем. Нас ждет чтение псалмов.
     Они бежали по темным улочкам к ее хате, где бы Геля стала совсем иначе мыслить, ведь он теперь ее не оставит больше никогда одну.
     Утром Геля на чердак залезла и стала думать о том, что ей повезло, что все идет так, как нужно. Летний южный ветерок шептал ей о том, что вот теперь ее захлестнет море любви. Она нашла на чердаке спящего на кресле кота, взяла его на руки и прошептала: «Тела у меня уже нет. Остался один дух. Я сама себя ощущаю святой после общения с ним. Старец молодец. Его практика сильна. Он – бесподобный ангел. Как же мы горячо молились. Как же неистово молились. Кнут делает свои дела точно и верно, без всяких рассуждений о добре и зле. Богослужение было на высшем уровне Ни в одном храме я не испытывала такой благодати. Хороший он человек. Суеты в нем мало».