Кома

Тем вечером я со своим другом, решил в первые попробовать дышать клеем.
 Глупая была затея.
Он начитался на интернет форумах о том как это классно, какие интересные впечатления от этого можно получить. Информации он получил достаточно: Даже о том, как правильно выбрать клей. До сих пор помню, как уже сидя вечером у него дома, я сам лично прочёл на одной из интернет страниц, как оказалось судьбоносные для меня слова: «Это способно отправить вас в другой мир»
Я помню, как натянул себе на глаза зимнею шапку и уселся в углу кровати. Мой друг был в другом углу напротив, используя тот же приём с шапкой, найденный нами на форума. Помню, как нам было страшно. Помню как сказал изумлённому другу что надо доделывать до конца, раз начали. Помню свои глубокие вдохи, и сопровождающий его шум пакета.
 Не могу лишь не как вспомнить, как прошло пятьдесят пять лет.
В тот вечер. В тот спокойный летний вечер, когда я закрыл шапкой свои глаза, мне было всего семнадцать. Не знал, что открою их вновь, лишь через пятьдесят пять лет.

 Я очнулся изнеможенным, нечего не понимающим, окружённый непонятными приборами, мерцающими разноцветными огоньками. Начал ворочаться, что то засигналило и ко мне вбежал молодой паренёк в белом халате. Лишь открыв дверь он остановился, глядя на меня изумлённым взглядом, я смотрел на него ошарашенным.
- Где я? - прохрипел я не своим голосом и почувствовал ужасную резь в горле.
Не сводя с меня взгляда, он проговорил что этого не может быть, и исчез, так же быстро как и вошел.
Я продолжал воротится в кровати. Попытался даже встать, но из за сильной немощи во всём теле, не смог даже свесить ноги. Вскоре в мою палату, в месте с пареньком, вошли ещё двое. Они смотрели на меня тем же, не верящим взглядом что и он. Одна из докторов, женщина, даже сложила руки на груди, будто молящаяся католичка. Их прервал лишь мой хриплый голос:
- Что случилось? Где я?
- Вы в клиники святой Виктории,- ответила женщина.- Как вы себя чувствуете?
- Очень уставшим, - ответил я и замолчал. Боль в горле была ужасна.
Эти трое подошли ко мне, стали сверять какие то данные с аппаратов, снимать провода, и ощупывать моё тело.
Во взгляде женщины. (Она мне показалась главной среди них) Я заметил изменения. Её до не давнего времени удивлённый взгляд, сменился озабоченным и даже страдальческим.
- Андрей - обратилась она к пареньку, копошащемуся с трубками. - Позвони его сестре.
«Сестре. Почему сестре? - подумал я, но в слух не произнёс, болело горло. - Она ведь совсем в другом городе. Почему не родителям? Да и что же наконец случилось»
Дав поручение пареню, женщина вновь обернулась, и заметила мои глаза, полные непонимания и страха:
- Не волнуйтесь, вам нельзя волноваться. Мы свяжемся с вашей сестрой, она вам всё объяснит. Только не волнуйтесь.
Вскоре с рулонами расчерченный бумаги, полной кривых линий и множества цифр, из палаты вышел и второй врач. Со мной осталась только женщина. Она села рядышком со мной на стуле. Я думаю скорее за компанию, чем для наблюдения. Наше не долгое молчание прервал всё тот же резвый паренёк. Влетев в палату он сообщил женщине, - Наталье Николаевне, как он обратился к ней. - Что моя сестра приедет, но сейчас она далеко, и будет не раньше чем к утру.
 Она приехала раньше.
Наталья Николаевна сделала мне укол, и узнав о моём больном горле, дала выпить немного голубоватой, вязкой как кисель жидкости, от которой мне вскоре полегчало и я заснул.
Проснулся я утром. И первые минуты вновь не понимал где я. Оглядевшись я увидел что на стуле, на котором вчера сидела Наталья Николаевна. Сейчас положив голову на мою кровать, спала седовласая женщина, лица её видно не было. Я долго на неё смотрел, не понимая кто она, но чувствуя что-то родное. Когда я попытался к ней обратится, меня охватил кашель и она проснулась. Это была моя сестра. Она подняла свои усталые, заспанные веки, произнесла моё имя и обняв зарыдала.
Весь этот день мы провели вместе. Нас не кто не беспокоил. И она как я сейчас вспоминаю, за весь день даже не разу не поела. Она ответила на все мои вопросы. Кроме одного. - Почему? - Но я не уверен, что задал это вопрос именно ей.
Она рассказала как родители узнали от моего друга, что со мной что то случилось, когда мы якобы просто смотрели фильмы. Как меня увезли в больницу. Как признали токсикологическое отравление и кому. Как не смотря на мольбы родителей, врачи не смогли сказать нечего обнадёживающего.
Она рассказала как я три года лежал в одной и той же палате. Каждый день навещаемый кем то из родных. Как мама каждое воскресение ходила в храм, молилась и ставила свечи за моё здравие.
 Рассказала как на третий год, больницу было решено ремонтировать. И родителем пришлось перевести меня в другую клинику, где им позволили оставить меня на неопределённый срок, но за ежемесячную плату.
 Она рассказала как мама часто повторяла, что не кому не позволит отключить меня. Как она верила что я обязательно проснусь. Пусть даже она этого и не увидит.
Она рассказала как сильно поменялся мир. И как поразительно не менялся я. Она рассказала что у неё есть дочь, и что ей уже двадцать пять. Что она учится на переводчика и сейчас проходит практику в Египте. Самым же страшным для меня, было услышать что наших родителей уже давно не стало. Что мама попросила сестру беречь меня. И не за что не оставлять.
Она рассказала что мою комнату, держали в низменности целых девятнадцать лет. Но дом снесли, построив на его мести детский сад.
За весь день, сестра не разу не повысила на меня голос, не разу не накричала. Она видела, что мне как и ей и так очень, очень больно.
 Ещё три дня я провёл в больнице и моя сестра всегда была рядом со мной. Я начал понемногу двигаться и вскоре мне позволили покинуть клинику, место которое я мог бы наверное назвать своим домом. Она наняла машину и мы поехали к ней. Помню как приехавший за нами таксист, увидев как моя сестра подвозит меня на каталке к машине спросил, что случилось с её внуком. Она промолчала.
За следующий год, моё тело начало быстро набирать пропущенные годы. Я одряхлел, согнулся. Дёсны начали кровоточить, даже выпало несколько зубов. Волос на голове осталось совсем не много. И те по серебрились, огрубели, и не как не хотели расчесываться. Да и что там оставалось расчёсывать.
 Внутренности мои тоже быстро хирели. Появилась одышка. Кожа покрылась красноватыми пятнами. И на ослабевшие глаза, пришлось надеть толстые очки. Из родных у меня больше не кого не осталось, поэтому всё время я проводил только с сестрой. Но этого времени нам всё ровно не хватала.
 Последние сем лет она жила в небольшом домике за городом. Дочь её навещала не часто. «А я особо и не настаиваю. – говорит моя сестра – у неё своя жизнь» Всё время мы проводили вдвоем, почти не выходя из дома. Сидели в больших придвинутых друг к другу креслах, перед дровяным камином. Вспоминали былое и рассматривали старые, пожелтевшие фотографии. То ей то мне, бывало становилось нехорошо. Тогда мы что есть сил, старались друг другу помочь.