роман-нуар Кровь Готэма, глава 3 Стив и Керри

Я бываю здесь каждый вечер. Мне нравится это место – бар «Черный кот» на Макдугал–стрит. Застольные разговоры подвыпивших литераторов, художников и музыкантов об искусстве, откровениях жизни и прочей чепухе настраивают на определенный лад и дают богатую пищу для размышлений. Все проходит в комфортной, непринужденной обстановке. Каждый волен быть собою. Никаких границ. Это – Гринич.
Место за столиком в углу, возле окна, всегда свободно. Меня узнают и это чертовски приятно.
– Привет, Стив!
– Да, как дела, Стив? Написал что–то новое?
Приветствую всех и направляюсь к Ленни.
Бородач Ленни – бармен. Он же владелец этого заведения.
Обмениваемся рукопожатиями.
– Стив! Чем порадуешь своих почитателей сегодня?
Ставит стакан на стойку, наливает виски.
– Ничем, Ленни. И заметь, в этом есть твоя заслуга.
Делает удивленный взгляд.
– Черт возьми! Я что–то определенно упустил?
Опустошаю стакан.
– Твои девочки, Ленни, в ненасытности дадут фору вендиго.
Улыбается, в глазах хитринка.
– Укротил? Вколол успокоительное чертовкам?
– Да…
Закуриваю.
Прошлая ночь была великолепна.
Особенно хорошо старалась блондиночка. Её кажется… Вот, черт!
– Ленни, а как зовут ту… светловолосую?
– Запал, да? И имя не спросил?
Заливается хохотом.
– Керри. Запомни.

– Стиви, ты милашка!
– Да, Стиви, покажи нам мастер–класс!
Оборачиваюсь. Это Дилан и Кеннет. Разодеты будто денди. Называют себя художниками, утонченными натурами. Впрочем, все знают, что они геи.
Отвечаю:
– Как–нибудь, но не в этой жизни, девочки.
На «девочки» они обижаются. Вот и сейчас дуют губки. Пидоры, одним словом.

– Ленни, я голоден. Покормишь?
– Нет проблем! С кровью?
– Да, спасибо.
Тушу окурок и сажусь за стол.
Посетителей немного, но не пройдет и часа, ночная жизнь «Черного кота» забурлит. Дым сигарет будет разъедать глаза, алкоголь – дурманить, а разговоры об искусстве – величии слова, новых веяниях в живописи и музыке – постепенно снизойдут на нет. Все чаще будут звучать такие слова, как: красотка, секс и трахнуться.
Нью-Йорк великий город.
Мне все здесь нравится.

Не проходит и пяти минут – Ленни ставит предо мной тарелку с ароматным бифштексом. Только сейчас понимаю, насколько я голоден.
– Вино? Пиво?
Надрезаю ножом хрустящую корочку – обильно сочится кровь. Запивать это пивом – кощунство.
– Красное, Ленни. Красное.

Расправившись с бифштексом, подливаю в бокал вина и закуриваю.
Народ прибывает. Кто–то, с небольшой сцены, читает стихи. Сигаретный дым с каждой минутой становится плотнее, голоса – громче.
Над входной дверью издает короткую трель колокольчик. В бар вваливается шумная компания подвыпивших литераторов. Огаст, Кесс и Альфред.
– Стив! Черт тебя подери, к… куда ты вчера по… подевался?
Альфред заикается, видимо, чуть перебрал. С ним всегда так.
Поднимаюсь, приветствуем друг друга.
– Стив, м… мы все бары на Макдугал о… обошли в по… поисках твоей у… утонченной натуры.
– Да, Стив! Мы так набрались вчера, пока тебя искали! Скажи ему, Кесс!
Это Огаст – хороший парень и неплохой поэт.
Кесс… Пока не обойдет все заведение и не поздоровается с каждым лично, его можно не ждать.
– Простите меня друзья, что не предупредил, но желание погрузиться всецело в лоно любви, дабы извлечь божественную квинтэссенцию было так велико! Давайте присядем.
– Непременно. И ты расс… скажешь все в по… по…
Огаст, усаживая Альфреда:
– Успокойся мой друг. Ты много повторяешься, а это плохой знак.

Подходит Ленни, интересуется, что будем пить, есть. Альфред, как и подобает поэту, стихотворно объявляет вечер «Винной посиделкой». Вскоре к нам присоединяется довольный и, уже, изрядно, поднабравшийся Кесс. Плюхается на диванчик рядом со мной.
– О чем разговоры ведем?
Возвращается Ленни, с двумя бутылками красного вина, ставит на стол, желает всем доброго здоровья и удаляется за барную стойку.
Кесс разливает вино. Дружно поднимаем бокалы.
Огаст:
– Предлагаю выпить за женщин!
На лице Кесса – недовольная мина.
– Чушь, Огаст! Полнейшая чушь пить за женщин, когда есть столько тостов!
– А что ты предлагаешь?
– О` кей, я вот спрошу у Стива. Стив, чем тебе так нравится наше ремесло?
Знаю Кесса –  в вопросе подвох. Делаю вид, что задумался:
– Ну…
Кесс громко – любит публику:
– Вот! Писатели! Черт вас подери! Двух слов связать не можете! Что для вас женщина? Я скажу! Объект для сексуальных утех. Иногда, если повезет, ею можно полюбоваться в целях получения эстетического удовлетворения. Но! Все это чувства. Не материально. Какую пользу женщина может принести?
Альфред:
– Д… дееети?
– Фу… Они вечно путаются под ногами, орут и просят кусок хлеба. Никакой пользы! Абсолютно! Теперь слушайте внимательно. Литература! Вот настоящее искусство, за которое можно и нужно выпить. Она дает все. В ней загадка, наслаждение и утешение. Настоящая литература возносит к недосягаемым вершинам. Где рай и упокоение. Образы, мысли, эмоции – все на бумаге. Их можно потрогать, в них можно погрузиться. В конце концов, литература дает нам возможность купить одежду, пищу, и… бутылку вина. Давайте друзья, выпьем за величайшую в искусстве! За литературу!
Альфред запускает пятерню в свою рыжую шевелюру:
– Бо… боже! Как я сам не… не догадался? Браво, Кесс! Браво!
Огаст встает, и с деланно серьезным выражением на лице говорит:
– Брависсимо, мой друг! Предлагаю выпить стоя.
Встаю, хоть и не со всем сказанным согласен.
Под звон бокалов, выкрики и рукоплескание публики выпиваем вино, усаживаемся, откинувшись на мягкие спинки диванов, закуриваем. Обычно Альфред не курит, но когда выпьет… Это значит только одно – скоро отключится.
Проходит минута в молчании. Я знаю, что происходит – литератор должен вести умные беседы – так любит говорить Кесс, и сейчас в умах, лихорадочно, при всем внешнем спокойствии, ведется поиск темы для заумной беседы. Иногда меня это раздражает. Первым оживает Кесс. Не удивляюсь – он умен и интересен. Его работы всегда с радостью принимают в «Бруноз Богемия», «Метрополитен», я пока лишь довольствуюсь журналами Креймборга «Глиб» и «Азерс».
– Господа, взгляните на это вино. Что вам оно напоминает?
Огаст в задумчивости трет подбородок. Философ, окончивший Колумбийский университет против Кесса, выпускника Гарварда. Я им не ровня. Альфред вне игры – еще пара минут и – уснет прямо за столом.
Огаст:
– Не томи, Кесс. Говори.
Кесс снимает очки, протирая стекла:
– Кровь, господа! Кровь.
Вино всегда сравнивали с кровью…
Я:
– Звучит банально, Кесс.
– О, нет, мой друг! Вино олицетворяет собою жизнь, в него вложена душа винодела. А что же кровь, как не жизнь? Я хочу сказать – выйдите на улицу,  посмотрите вокруг. Пройдитесь по Бродвею. Что увидите? Жизнь. Бурлящую, будто стремительный поток горной реки. Представьте город живым организмом. Его улицы, словно кровеносные артерии, а по ним течет кровь, и сердце его здесь, в Гриниче.
Умно и свежо.
Прошу Ленни принести еще бутылку красного.
Огаст, снимая галстук:
– Стив, ты вчера читал отрывок… Я не совсем понял, ты замахнулся на роман?
Кесс:
– А что? Пора уже, Стив. И кусок хороший. Мне понравился. В духе Теодора Драйзера.
И в самом деле, дальше очерков и рассказов я не ушел. Во мне кипели амбиции. Когда–то нужно начинать. Друзья правы.
– Кесс, Огаст. Спасибо за поддержку. Я…
– Скажи, ты писал с натуры?
– Ты имеешь в виду Черри–стрит, Огаст? Если так, то – да.
Кесс, разливая вино:
– Однако, Огаст, наш друг совершил отважный поступок, посетив тот мерзкий район. Я восхищен.
– Полностью согласен, Кесс. Так рождается в литераторе гений. За тебя, Стив!

«Мегги, уличная девчонка». Эта повесть произвела на меня неизгладимое впечатление. Безразличие и нужда, описываемые автором, были мне до боли знакомы.
Отец – плотник, постоянно ошивался у своих шлюх, а когда бывал дома… Мои ребра не успевали срастаться, синяки – сходить.  Мать – алкоголичка, ей было на все наплевать. В какой–то момент я не выдержал…

– Кесс, ты когда–нибудь интересовался европейской культурой?
– Конечно, Огаст. Она источник вдохновения.

Воспоминания из прошлого плыли перед глазами – ужас в глазах отца, и никаких эмоций на лице матери. Помню, как бешено колотилось сердце, дрожали поначалу руки…
Настроение ни к черту.
Пора домой.

Кесс, толкая меня в плечо:
– Стив?
– Да–да, простите, что–то задумался.
Огаст, улыбаясь:
– Это нормально, Стив. Так вот, был я в одном пабе, и одна девушка со странным акцентом мне сказала… не желаете ли, сэр, покувыркаться с ней и ее подругой?
Кесс, закуривая:
– Вопрос в том, как понимать слово «покувыркаться» в данном контексте.
– Вот я и подумал, может все дело в акценте. Наверное, она румынка.
Я:
– Ты насладился ее соком?
Огаст:
– Она была нескромна в своих запросах.
Кесс, ухмыляясь:
– Хм, понятно.
– Стив, у тебя нет на примете каких–нибудь дилетанток?
Подруга Керри?
– Я подумаю. И… друзья, вынужден покинуть вас.
Достаю бумажник.
Кесс:
– Нет–нет, приятель – сегодня все за мой счет.
– О` кей. Об Альфреде позаботьтесь. Успехов и до встречи.
– Пока, Стив! Не забудь о подружке!
– Не забуду. Пока, Ленни!
– Заходи, всегда рад!

Душно. Срываю галстук, расстегиваю ворот. От выпитого кружится голова. До Восьмой Западной пятнадцать минут ходу. Прошлое надо забыть. Воспоминания выводят из себя. Внутри будто вулкан просыпается, кровь закипает. Трудно себя контролировать, но стараюсь. Дышать глубже. Дыши. Ночной воздух еще горяч. Противно.
Мой дом. Крохотная съемная квартирка на втором этаже. В спертом воздухе лестничной клетки витает запах апельсина и чего–то еще. Не знаю что это, но знаю, кому принадлежит.
– Керри?
– Я тебя заждалась. Поднимайся быстрее.
Преодолеваю пролет в три шага.
– Ты что здесь делаешь?
Руками обвивает мою шею, прижимается грудью, шепчет на ухо:
– Соскучилась. Тебя ждала.
– Ты одна?
– А тебе меня мало?
– Не дуйся. Пусти, дверь открою.
Пытаюсь отстраниться.
– Нет, милый. Не отпущу.
Целует шею, щеки, глаза. Чертовски приятно. Возбуждает.
Пытаюсь достать ключ.
Рука дрожит.
Замок.
Ее рука опускается, рвет сорочку – пуговицы по полу.
Вваливаемся в темную прихожую – грохот падающей вешалки.
За стеной ругань.
Впиваюсь в губы.
Стонет.
Рву платье на груди.
Запускает руку в штаны.
Сдергиваю ремень.
Опускается на колени, расстегивает.
Хватаю ее за волосы.
– Мм… Да. Так. Быстрей.
Вино – кровь.
Еще. Еще…
Кровь – жизнь.
Керри делает это блестяще. Знает свое дело. Давай, милая. Старайся.
В темноте – лица, черт бы их побрал.
Топор, кровь, пожар.
Поделом.
– Хватит, Керри.
Отстраняю.
– Мрр… Что ты делаешь? Я еще не закончила.
Беру ее на руки, несу на кухню.
На стол.
– А–ах… Да–а… Да…
Глубже.
Сильней.
Сердце рвется из груди, пульсируют артерии.
В груди щекочущее чувство.
– Да, милый. Быстрей. Да!
Еще немного – и стол сломается.
Пытается ухватиться – сгребает на пол кастрюли, немытую посуду.
Ее ноги на моих плечах.
– А–ах… Да–а…
Кровь.
Жестокость.
Пот градом.
Это чувство в груди… оно все ниже и ниже.
– Стииив, я скоро… А–ах…
Смерть.
Я видел ее лицо.
– Да! Да! Да!
Напишу то, о чем знаю лучше всего.
– Да! Да!
Я назову ее «Кровь».
– Да!
– Стииив! А! А! Аааа!..

– Стив?
– Чего тебе?
Пальцем рисует круги на моей груди.
– Мне было больно. Немножко.
– Отстань. Спи.