Ось семьи

   – В Севилье – цунами! – радостно взревел ворвавшийся в кухню муж.
   – Пашечка, ну что ты говоришь! Откуда цунами – там нет моря, – возражает супруга, не поворачивая головы от раковины.
   – Ты, может, скажешь мне, что Севилья не находится в Индонезии? Я сам видел.
   – Значит, это другая Севилья, не та, которую я знаю, – выкручивается жена.
   – Естественно, не та. Ты тут дрызгаешься в раковине и вообще ничего не знаешь, и ещё меня поправляешь. Только что показывали. Громадные волны идут стеной… Корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» залез на пальму и крупным планом сфотографировал глаза дельфина. Ты не представляешь себе, какой взгляд! Дельфин выскочил из воды, чтоб спастись, чтоб волна его не накрыла. А в глазах – не могу – такая мольба: спасите, караул, тону! Сердце разрывается. – Он приподнимает крышку. – А что тут у тебя в этой кастрюлечке? Ух ты! Соус с грибами! – Засовывает пальцы в кастрюлю, вылавливает гриб, несёт в рот, но тот выскальзывает и плюхается назад.
   – Что ты делаешь! Грабят! Мужчина, убирайся! Руками в кастрюлю! – вопит жена и грозно надвигается на него.
   Он зажмуривает глаза и отпрыгивает.
   – Мусенька, я только попробовать хотел, – жалобно вытягивая губы, хнычет муж, – чуточку…
   – Утроба твоя ненасытная, только есть, только есть… Иди к своему телевизору, – грозно приказывает жена.
   Паша поворачивается было уйти, но раздумывает, обиженно надувает щёки и говорит плаксиво:
   – Муж пришёл с работы, усталый, голодный, печальный, положивший всё своё здоровье на поддержанье материального благосостояния семьи. Совершенно заброшенный муж хочет пообщаться со своей единственной лапушкой-женой. Он не рассказывает ей об интригах и пакостях на службе, нет, он развивает и просвещает её светом знаний о событиях в мире. Он поднимает её до своего уровня, до мирового уровня. – А она его гонит вон! Она не даёт ему вкусить малюсенького поганого гриба, утолить его голод и жажду. А у самой их целая лоханка! А я, проливая пот, всё лето таскался по лесу, собирал дары природы, всё, что под руку попадётся. И вот она – чёрная неблагодарность. – Он издаёт носом звук, похожий на всхлип. – Мария, твоя алчность и жадность не знает границ. Боже мой, с кем я живу! Всё. Развожусь, – заключает он и, почти рыдая, уходит смотреть телевизор.
   «Кажется, я была слишком строга, перегнула палку», – сконфуженно думает жена.
   – Пашенька, ну не хнычь, ну иди сюда, съешь грибок.
   – Нет, ни за что, – несётся из комнаты. – Никогда.
   Некоторое время в кухне тихо, если не считать шипенья сала на сковороде, шума закипающего чайника и плеска воды в раковине. Но молчание разрывает крик.
   – Манечка, иди сюда, скорей – начинается!
   – Что там ещё?
   – «Историческая карусель: правда или вымысел?», – доносится голос мужа.
   Маша оглядывает раковину и плиту: всё ли в порядке? И бежит в комнату:
   – Не могу, Пашечка, котлеты подгорят.
   – Ну, ты хоть капельку. Сегодня сам Ковырялкин ведёт.
   – Ковырялкин! Ох, ты…– Она склоняется к экрану, чтобы лучше разглядеть, какой сегодня галстук у ведущего. – Не пойму, есть крапинки или нет? – Из кухни разносится мясной аромат. Маша спохватывается. – Ну, никак не могу посмотреть, Пашечка. Ты мне расскажешь. – И исчезает.
   Через пятнадцать минут дверь в кухне распахивается. На пороге стоит красный Паша. Остатки его волос топорщатся, как антенны. Вытаращенные глаза сияют.
   – Ты представляешь! Это что творится на самом деле. Что откопал Ковырялкин, – муж задыхается от волнения и не может собраться с мыслями. – Ну, это такое!
   – Да говори скорее, не тяни.
   – Ну, это во-о-общ-е-е!..– машет рукой Паша. – Представляешь, в шестой книге откровений Бжизинского на 1583 странице чёрным по белому написано, что в планы Америки входит перевезти Париж в штат Техас!
   – Да ты чего говоришь-то?
   – Ну да! Дескать, бизнесменам Америки надоело тратить время и деньги на дорогу туда-сюда. И выгодней Париж один раз купить, поставить в Техасе и никуда не ездить – наплевать на Францию.
   Ты представляешь! Наш Париж! – кипятится Паша. – Это и Монмартр, и Эйфелеву башню – всё подряд.
   – Так кто ж им даст? – изумленно поворачивается от плиты Маша.
   – А они и спрашивать не станут. У кого спрашивать?
   – Там же французы.
   – Французы. Подумаешь, французы… Уж если эти французы будут очень принципиальными, так и немножечко французов вместе с Парижем в Техас.
   – Ух, ты! Ну и ну! А что же во Франции-то останется?
   – А ничего и не останется.
   – Ну, там есть ещё хоть какой-нибудь город?
   – Не знаю. Не слыхал. Может, Мадрид?
   – Нет. Мадрид, кажется, в Португалии.
   – Да. В Португалии.
   – А что же во Франции?
   – Бордель.
   – Ну, разве что. Ещё, вроде, есть там Шампань.
   – Шампань это не то, так себе – провинция.
   – Ну и ну! – качает головой потрясённая жена. – Вот так Ковырялкин! Что раскрыл.
   – А ещё он сказал, что Америка хочет купить у нас всю Сибирь, – выпаливает муж.
   – Всю Сибирь! Да куда же им? Где денег-то наберут?
   – Набацают сколько надо, – безапелляционно машет рукой Паша. – Бумага-то она, чай, дешевле алмазов. И устроят там заповедник для охоты. Будут отстреливать медведей, лосей и всякое разное, что попадётся.
   – Ну и дела!
   – И вообще Америка такая страна продвинутая! – Паша берёт жену за руку. – Слушай, давай махнём в Америку. Там и Париж, и Сибирь, и Америка – всё зараз. – Он взволнованно крутит головой и принюхивается. – А чего твои котлеты? Перевернула? Смотри: дым идёт!
Жена бросается к плите.
   – Ой, ты меня совсем заговорил со своим Ковырялкиным.
   – Это ещё что! Ты всего не знаешь.
   Муж, пока жена не видит, берёт кастрюлю с грибным соусом и хлебает через край.
   – Ты что делаешь! – орёт, обернувшись, Маша. – Поставь сейчас же. Вот я тебя как паршивого кота – полотенцем.
   Он невозмутимо ставит посуду назад. Облизывает губы.
   – Хороший бульон. Это я чуточку горло промочить.
   Жена заглядывает внутрь.
   – Всё сожрал, обманщик.
   – Ну что ты, жадная женщина, так переживаешь – пустяки это. – Он округляет глаза, набирает воздуха побольше и продолжает: – А ещё, оказывается, есть такое предположение… ну, это просто невероятно!.. Что у Ленина и Розы Люксембург был незаконный сын. Представляешь?
   Жена поворачивается от плиты.
   – Кто?
   – И, может быть, есть такая вероятность, по всем предположениям всё сходится к гипотезе, что это был… – он ошалело глядит на жену, – …был Адольф Гитлер. Хотя есть ещё одна версия, – чуть тише добавляет Паша, – как 
запасная, что он появился клонированием, и, скорее всего, от Наполеона, правда, есть ещё пока менее обоснованная догадка, что от Александра Македонского.
   – Да ты что-о-о? – вытаращивает глаза она.
   – И ещё, – торопится муж, – у Адольфа была крёстная, крёстная – Клара Цеткин. Вот! – победно завершает он.
   – Ну, надо же! – Маша садится на табуретку и вытирает пот со лба.
   – Да. А ты смотреть не пошла…
   – Потому что ты совсем меня, дуру, превратил в домработницу, – всхлипывает жена. – На работе – «работоработница», каждый мужик, самый что ни на есть плюгавый, вроде моего Сысой Акимовича – начальник: беги, Маша, туда, беги, Маша, сюда. Дома – то же самое – домработница.
   Мы же оба с работы пришли, ты, видите ли, Ковырялкина глядеть пошёл. А я? Что я? – Она с возмущеньем указывает на плиту. – А я на кухню. – Рыдания разрывают её грудь. – Это что здесь, средневековье? Домострой?
   – Маша, – вопит потрясённый муж, – не надо, не плачь. – Он кидается, обнимает её, прижимает к сердцу, целует. – Что ты, Мусенька моя, ну, успокойся, ну, не плачь. – Всхлипы становятся реже. Она поднимает заплаканные глаза.
   – Прости, Паша, – сопя, говорит жена, – это я сорвалась. Меня Сысой на работе совсем замордовал.
   – Манечка, ну, хочешь, иди смотри телевизор, а я тут погляжу за супом. – Он выпускает жену и направляется к плите.
   – Мужчина, отойди. – Властно говорит жена. – Сейчас же отойди. – Тянет мужа за свитер назад: – И без тебя тошно, не мешай. Нечем заняться – иди смотри телевизор, – распоряжается она, промакивая глаза краем передника.
Дверь в кухню приоткрывается, на пороге появляется мальчишка лет двенадцати, сын Сашка. Он, глядя на спину сморкающейся матери, делает страшное лицо: таращит глаза и надувает щёки, потом показывает язык и заполошно кричит отцу:
   – Пап, иди, начинается!
   – Что?
   – «Восьмое приключение куртизанки», девятнадцатая серия.
   – Иду-иду, – торопится отец.
   – Стойте! – орёт Маша. – Саша, ты уроки выучил? Что тебе задали?
   – Выучил, мам. Сегодня ничего не задали.
   – Что в школе было? Что получил?
   – Ничего. Ни одной пары.
   – Тогда иди, смотри.
   Сашка встаёт на четвереньки, объявляет: – Я слон! – и убегает. Отец порывается вслед.
   – Стой, Паша, – повелительно говорит жена. – Стой. – Тот останавливается. – Я хочу поговорить с тобой серьёзно.
   Паша вопросительно смотрит.
   – Ты – отец. У тебя сын. Ты должен воспитывать его. Как мужчина мужчину. Покормить я его покормлю, но мальчику нужна мужская рука.
   Ты знаешь, как он учится?
   – По-всякому учится… – вздыхает отец. – Что ж его пороть?
   – Может, не каждый день. Но надо же как-то реагировать. Ребёнок должен знать, где добро и где зло. Ты должен интересоваться его жизнью, его развитием.
   – Я что – телевизор? Пусть телевизор занимается развитием. Я буду только немножко корректировать.
   – Ну, хоть корректируй, – соглашается жена. – У мальчика нет никаких обязанностей. Он совсем не гуляет.
   – Давай, заведём ему собаку, чтоб он хоть чем-нибудь занимался.
   – Заводи, если это будет способствовать умственному развитию отрока. Для счастья ребёнка я готова на всё… Даже на собаку, – с горькой самоотверженностью соглашается мать.
   В кухню всовывается Сашка.
 
   – Пап, идёшь ты? – Паша нежно ворошит вихры сына.
   – Саша, накрывай на стол, – распоряжается мать. – Будем обедать. В комнате, у телевизора. – Паша, неси кастрюлю с супом.
   – Хоть отдохну немного, – облегчённо вздыхает и мечтательно улыбается Маша, идя вслед, – посмотрю, что на свете делается. В цивилизованном мире.
   Надо же соответствовать!..

   На следующий день на работе в перерыве Маша вышла на лестничную площадку «дух перевести». Между вторым и третьим этажом – курилка. Здесь всегда можно с кем-нибудь пообщаться.
   – Девчонки, привет! – щебечет Маша особенно легкомысленным голосом, предназначенным для отдыха. Она щёлкает зажигалкой, подносит огонь к сигарете, затягивается.
   – Тебя Сысой Акимович разыскивает, Маша, – кричит мчащаяся мимо Настя.
   – Перебьётся, – отрезает Маша, встряхивает независимо кудрями и демонстративно отворачивается.
   – Всё выслуживается, – неодобрительно глядя вслед Насте, говорит Таня.
   – Вчера смотрели Ковырялкина, а потом «куртизанку в Испании», – сообщает Маша и загадочно щурится вдаль.
   – Да… И я… И мы… – верещат наперебой девчонки.
   Только Катюша презрительно морщит носик.
   – Я вчера в театре была. Не понимаю, как можно смотреть целый вечер телевизор, – пожимает плечами воображала Катюша.
   – Да что ты, Кать, разве можно без телевизора? – изумляется Клава.
   – Это она по молодости так говорит, – бросается на защиту Маша, – потому что одна живёт: хвостом вильнула и ступай на все четыре стороны. А вот была бы семья, – Маша презрительно глядит на Катю, – и погладить, и прибрать, и покормить всю ораву надо – какой там театр…
 
 
    Один телевизор – отдушина.
    Без телевизора… просто не представляю себе, о чём бы мы говорили. Ну, может быть, что-нибудь очень простое, как первобытные люди: «Сядь. Возьми ложку. Налей суп». Самое утилитарное. Но человек ведь должен думать о большем, ещё о чём-нибудь, что там на мировой арене делается. В области катаклизмов и искусства.
    Без телевизора… Это была бы просто катастрофа для семьи.
    Это главное, что нас объединяет.