Грибочки

 В палате №3 помирала старая женщина по фамилии Сушкова, которую весь медицинский персонал называл как-то сердечно и неофициально не иначе как "бабуля". Свое дежурство в тот день я, как обычно, начал с обхода тяжелобольных. "Здравствуйте, Пелагея Семеновна", - обратился я к страдальческому лицу бледной, отечной и, казалось, еще не очень старой, женщины.
- Здравствуй, милый, - через силу простонала она.
Я ловко присел на стул возле ее кровати и приступил к врачебному осмотру. Тело, раздутое от водянки, представляло собой подобие груды водянистого студня. "Мешок с водой" - как называют иногда медики. Сердечные, мочегонные и другие препараты уже не давали положительного эффекта. Бабуля в последнее время отказывалась от еды, с кровати не вставала, много спала. Маленький кусочек жизни тонул в обширнейших отеках. Бледная, как пергамент, кожа лоснилась, а при надавливании на теле оставались, как на пластелине, большие рельефные вмятины от пальцев. Артериальное давление было высоким, пульс частым. Но бабуля находилась в полном сознании и с вниманием слушала меня, так как самой говорить было тяжело.
Мой разговор непринужденно перепрыгивал с одной темы на другую. Погода. Лето. Красивые цветы на бабулиной тумбочке. Бабулино выздоровление. Получалось несколько наигранно, да уж очень хотелось как-то подбодрить, поднять дух страдалицы. Бабуля слушала внимательно. Когда же я дошел до белых грибов, которые собрал вчера в лесу, глаза ее вдруг оживились.
- Да неужто вправду-то нарвал?- с трудом выдавила она из себя со свистом и хрипотцой, и её пересохшие губы вдруг как-то неестественно зашевелились.
- Нарвал,нарвал, Пелагея Семеновна, - крепких, чистых, красивых, штук 20. А как их срезать приятно! А потом нажарили, да суп сварили…
У бабули перехватило дыхание. "Грибочки дорогие, грибочки, - произнесла она уже более отчетливо и внятно. - Такие они сладкие. Прямо на душе полегчало, как вспомнила их… в лесу. Аж жить захотелось. А можно мне грибочка, хоть кусочек?" "Ну кусочек, наверное, можно, лечащий врач не поругает, почему ж нельзя", - отвечал я. Тут меня срочно позвала сестра: стало плохо инфарктному больному. А бабуля провела эту ночь на удивление спокойнее обычного. На утреннем обходе она еще спала. Через день, проходя мимо третьей палаты я решил заглянуть. Узнав меня, бабуля вдруг улыбнулась.
- Заходи, милок, присядь, - попросила она. - Я вчера грибочек попробовала, дочка приносила. Такой сладкий, такой хороший. Расскажи еще про грибочки-то.
Я стал рассказывать. Бабуля смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых внезапно словно стали оживать лесные опушки, темноголовые подберезовики, сыроежки, белые грузди, боровики. Я видел, прямо читал все это несметное лесное царство в ее глазах и говорил, говорил, говорил… Звенели птичьи трели, трава зеленым ковром расплескивалась и ласкала взор полевыми цветами, а грибы уводили все дальше и дальше в таинственно-неуемное сказочное лесное царство. Я выстраивал в яркие эпизоды всю доступную моему воображению грибную рать, смаковал каждую особь; находил внезапно то под кустом, то под деревом, то просто в траве все новые и новые грибные клады. А бабулины глаза горели ненасытным огнем желания и жаждой продолжения. Через час я иссяк. Устала, видимо, и бабуля.
- Спасибо, милый, - прошептала она. - Заходи завтра еще, расскажешь про грибочки.
Через три дня бабули не стало. В коридоре меня встретила женщина в черном платке и стала вдруг благодарить "за грибочки". Я молчал, не понимая к чему она говорит все это, и не находил слов для ответа. Хотя, быть может, и то малое утешение все же не было напрасным… А в палату №3 уже завозили новую больную…