Лепельский след катюш

- Cтой, кто такие? – уставший лейтенант, поправляя кобуру, нерасчётливо  вышел на середину моста и смело вскинул руку – «остановитесь!» Солдат сбоку настороженно поднял винтовку.   
    
Навстречу, заглушив мотор мотоцикла, шёл уверенной походкой офицер в армейской форме и звании не ниже  майора. Позади, в коляске, прильнув к пулемёту, держал  пальцы на гашетке сопровождавший его смуглый красноармеец.
    
- Пропускай, свои! Нету  времени!
    
За спинами прибывших гремело – оттуда шла война. Лейтенант козырнул и хотел сказать, что мост заминирован, и он не имеет права никого пропускать, не проверив документы, как майор выхватил пистолет и разрядил в того всю обойму. Пулемётчик точной короткой очередью прошил сапёра, тот скорчился и уронил винтовку.
    
С пригорка уже спускалась вражеская мотопехота, и диверсанты, довольные проведённой работой, подавали сигнал – «свободно». Путь на Лепель, через Эссу, со стороны Минска, был открыт.
    
Немцы захватили Лепель неожиданно. Ещё 2 июля разведка советской 14-й танковой дивизии доносила, что противника в районе Лепеля не обнаружено. Хотя предпосылки были. Того же числа, 2 июля, сразу до 15 самолётов нанесли массированный и точный удар по райцентру: был разбит военкомат, где погибли почти все находившиеся там. Говорят, что и тут сработали диверсанты: был подан с земли условный сигнал.
    
Оборону должен был держать местный гарнизон в составе Лепельского минометного училища, и генерал-майор Терпиловский – начальник училища, назначенный комендантом, собирал дополнительные силы, чтобы защитить город. Сюда отошли из-под Вильнюса остатки другого - пехотного - училища и добавились также бойцы 13-го пограничного отряда, отступившие из-под Березино.
    
А «танки прорвались слева…» Так звучит запись во фронтовом дневнике начальника разведывательного отделения 14-й танковой дивизии капитана Шапиро, который по долгу службы обязан был следить за развитием событий в полосе обороны.
    
Справка. Шапиро Григорий Яковлевич.
В РККА с 1930 года. В 1931-1933гг. – шифровальщик, помощник начальника 8 отдела в штабе Ленинградского военного округа. Выпускник военной академии моторизации и механизации имени Сталина. Участник освободительного похода в Западную Белоруссию. За участие в Финской войне награждён орденом Красной Звезды. С июля 1940-го – начальник разведки 14-й танковой дивизии 7-го механизированного корпуса…
    
Интересный штрих в биографии Шапиро. Когда 14-я дивизия, дислоцировавшаяся в подмосковном Наро-Фоминске, выдвинулась на Западный фронт, капитан получил срочное задание: эвакуировать из Минска застрявших там на гастролях артистов МХАТа. С поручением справился.
    
Но что необычно – довольно странное задание. Да, артистов надо выручать(как и любого достойного человека), но почему этим занимался шифровальщик и разведчик?
    
А потом Шапиро был брошен под Лепель – «не раз проезжал на танке путь от Витебска до Лепеля».  Зачем? Изучал обстановку – к тому времени его дивизия находилась уже в Сенненском районе и готовилась к кровопролитным боям с немцами. Шапиро был знаком с местностью, где предстояло сразиться дивизии, так как здесь прошли его детские годы, здесь, в Витебске, была похоронена его мать, до революции служил дед, а сам Шапиро проходил срочную службу.
    
Впоследствии капитан погиб, а его личные вещи – записную книжку – уже в недавнее время передал на хранение в Лепельский исторический музей его внук, ныне доцент МГУ Григорий Прутцков.
    
«...Танки прорвались слева...», - так звучит запись в дневнике Шапиро. Захват Лепеля произошёл скоротечно и непредвиденно.   

Да, плотной обороны вокруг города не было, хотя рубеж был очень удобный: с Запада - болота и речка с каналом, с юга – тоже болота и несколько речек. С севера – озеро и Полоцкий редут.

И время было, чтобы создать оборонный рубеж. Близость противника ощущалась - пахло паленым в воздухе. Обратимся к разведданным.

РАЗВЕДСВОДКА № 10 К 22.00 29.6.41. ШТАБ ЗАПФРОНТА МОГИЛЕВ.
Карта 200 000:

«…7 часов 35 минут, аэродром в Ситце - 20 км северо-восточнее Докшиц, – 3 самолета Ю-88 и 9 истребителей неопознанного типа. Аэродром подвержен бомбардировке частями 12-й авиационной дивизии..."

От Докшиц на Лепель вела прямая дорога через Березину, через заболоченную лесистую местность. Здесь можно было продержаться долго.
    
Но что предопределило исход оборонительного рубежа? Гарнизону, кроме курсантов, были приданы небольшие, особые – подчеркнём это слово – особые, подразделения: 103-й противотанковый и 58-й сапёрный батальоны, а также часть 161-го истребительного полка и воины ещё одного сапёрного батальона – 169-го. В общем, силы незначительные, способные выполнять специфические задачи. Было, правда,  ещё одно необычное подразделение - артиллерийский дивизион из резерва главного командования. Но о его роли в обороне Лепеля нигде ничего нет, как не нашёл я и сведений о характере его вооружения.
    
Гарнизону, исходя из специфического положения, уже на пятый день войны была поставлена особая задача. Архивная справка из Министерства обороны Российской Федерации, опубликованная в «Книге памяти Лепельского района»: «... Оборонять Лепельское направление и г.Лепель до полной эвакуации военных складов…» Упор делался на последнее: «до полной эвакуации складов…»
    
Склады стали основной заботой военного командования Красной армии, когда появилась угроза их окружения. Эвакуация началась и продолжалась, пока далеко на подступах к Лепелю пехотные дивизии Красной армии сдерживали натиск противника. А 1 июля, читаем далее, «был получен в ГАУ (Главное артиллерийское управление) приказ о выпуске 800 курсантов и передислокации училища (с января 1941-го года называлось без приставки «артиллерийское», - авт.) с 3 июля в г.Можайск. В этот же день был получен общевойсковой приказ от командира 64-го корпуса (г. Витебск) о том, чтобы училище до утра 4.07.41 г. заняло оборону на Западной Двине...»
    
Здесь надо отметить, что в справку вкралась несознательная ошибка. Речь шла, скорее всего, о 62-м корпусе, потому что 64-й в это время находился очень далеко не только от Витебска, но и от Белоруссии – на Юго-Западном фронте. Но не это главное. Суть в том, что в один день – сразу два противоречащих друг другу приказа.
    
Что же случилось?
    
Вспоминает заместитель начальника артвоооружения Лепельского артиллерийско-миномётного училища воентехник 2-го ранга М.Буткевич:
    
«В последние дни июня… получил приказ отвезти две машины имущества артмастерской, уже загруженных, на рампу ст.Лепель, разгрузить и оставить часовых. По телефону уточнить у военного коменданта время прибытия эшелонов для эвакуации училища. По прибытии в Лепель был удивлён тем, что не встретил ни одного жителя. Улицы были пустые. Следы бомбёжки, оборванные провода, выбитые стёкла окон и витрин магазинов…  Появился пожилой железнодорожник, который показал, с какого телефона можно позвонить в Оршу. Связь сработала сразу. Комендант поинтересовался положением в городе и пообещал до вечера прислать эшелон. С этим я и возвратился в Боровку, доложил начальству.
    
Стали загружать ещё две машины... Перед отправлением прибежал один из оставленных в Лепеле часовых. Доложил, что, как только мы отъехали от вокзала, по ним открыли огонь с пролетающей «рамы», с чердака вокзала и водонапорной башни. ..»
    
Буткевич говорит, что это было «в последние дни июня». Но, скорее всего, это было в самом начале июля – он ехал на станцию, чтобы уточнить время прибытия эшелона за курсантами. А приказ о передислокации был получен, как мы помним,1 июля. Получается, что ещё до появления основных сил в городе хозяйничали «гости». 
    
На десант намекает в своих записях и разведчик Шапиро: «Излюбленные методы немцев – очень подлые: напасть врасплох, диверсанты и всякие такие номера. Удара в лоб они не выдерживают…»
    
Что же предпринял начальник гарнизона, чтобы выдворить «перевёртышей» из города и очистить железнодорожную станцию для завершения эвакуации?
    
Обратимся снова к воспоминаниям того же офицера – воентехника 2-го ранга М.Буткевича:
    
«7 июля я подвозил боеприпасы к Бешенковичам… По дороге… встретил фурманку, на которой ехали командир первого батальона училища майор Серебренников и начальник штаба старший лейтенант (фамилию не помню). Они пересели в машину, и я их повёз на КП к генералу. По дороге мне старший лейтенант рассказал, что их батальон послали в обход Лепельского озера, чтобы подойти к Лепелю с запада и выбить немецкий десант. За озером они были окружены немецкими танками. Многие погибли…»
    
Курсанты нарвались на подошедшую колонну танков, приняли бой, но что они могли сделать с бронированной мощью вермахта? Эвакуация была сорвана. К тому же, в гарнизон поступили сведения, что и рельсовый путь на восток, на Оршу, местами захвачен противником и повреждён.
    
Вот почему был противоречивый приказ: как только стало известно о появлении колонны танков и срыве звакуации, поступила очередная депеша - уходить к Двине, под прикрытие высоких берегов реки, по единственной свободной дороге на Витебск, непосредственно из Боровки.
    
Почему же гитлеровцы целеустремлённо рвались к Лепелю, заблаговременно расчистив пути?
    
Сам Лепель вряд ли сильно интересовал противника. Посудите сами: в городе ни заводов, ни фабрик, одна железнодорожная станция, да и та тупиковая – только выход на восток, на Оршу. И население небольшое – чуть более 10 тысяч. Ну чем он мог ещё прельстить? Тем, что за городом, чуть восточнее, в Боровке, располагался удивительный военный санаторий?
    
Вряд ли.
    
Лакомым кусочком, да, была Боровка, но не потому, что там находился санаторий. Восточнее города было два военных городка, соединённых между собой железнодорожной веткой, которая ответвлялась от рельсового пути Орша – Лепель. В строительстве дороги непосредственное участие принимал знаменитый диверсант, ныне легенда русского спецназа Илья Старинов, а на торжественное открытие в 1925 году первым поездом приехал знаменитый маршал Тухачевский. Видимо, тогда и был заложен при стальной магистрали военный городок.

Лето 1936 года. Проводятся большие учения-маневры войск Красной Армии, и сюда наведывается сам Климент Ефремович Ворошилов - нарком обороны СССР. Не это ли свидетельство особого характера развёрнутого под Лепелем соединения?
    
Хотя первым воинским формированием, расквартированным здесь, была вроде обычная кавалерийская часть. Но в июне 1940 года её казармы неожиданно заняли курсанты, здесь открылось артиллерийско-миномётное учебное заведение.

Доктор исторических наук, профессор Ф.Б.Комал подытожил данные по всем военным училищам сухопутных войск СССР за период с 37-го по 40-й год. Из списка видно, что первые стрелково-миномётные учебные заведения появились только в 1940 году. Однако нигде нет упоминаний об училищах с артиллерийско-миномётным уклоном, каким было Лепельское, предназначенное позже, спустя полгода, для подготовки командиров чисто минометных частей.
    
Начальной организацией учебного процесса занимался полковник Корчагин.
    
Справка. Корчагин Иван Петрович.
Генерал-лейтенант танковых войск. Герой Советского Союза. Русский. Прошёл первую мировую войну. В Красной армии – с августа 1918 года. Окончил стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА «Выстрел» имени Коминтерна и назначен командиром 3-го Туркестанского горнострелкового полка, участвовал в боях против басмачей. С ноября 36-го года – командир 31-й механизированной бригады. В 1937-м арестован органами НКВД, ввиду отсутствия состава преступления освобождён и направлен в Белорусский особый военный округ...
    
На плечи танкиста Корчагина легла основная работа по созданию училища. Но почему танкисту доверили подготовку артиллеристов-миномётчиков?
    
Сделаем небольшое отступление в историю артиллерийско-миномётного оружия. В первой половине 1939 года был разработан лёгкий танк Т-40, на котором впоследствии устанавливалась первая самоходная установка БМ 8-24 класса реактивных систем залпового огня.
    
Не это ли было предлогом для назначения боевого танкиста на должность руководителя училища?
    
В первый набор подбирались кадры не со школьной скамьи – зачислялись те, кто уже имел некоторую армейскую закалку: прослужившие не менее года, и только небольшую часть составляли добровольцы из гражданских вузов.
    
По свидетельству курсанта первого набора В.Яшина, вступительные экзамены как следует не проводились, с новичками в основном беседовали.
    
База училища не была приспособлена для занятий. Как я уже отмечал, она была старой, создавалась под кавалерийский профиль войск, и учебные помещения располагались на приличном удалении друг от друга (от 500 до 2000 метров). Поэтому в январе 1941-го, одновременно с переквалификацией училища в чисто минометное, дали команду «прописать» учебное заведение в другом, более удобном, месте. Курсантов перевели в Боровку, в чистый лесной массив с хвойным воздухом и прозрачным озером.
    
Боровка занимала выгодное географическое положение. С юга военный городок прикрывало большое озеро, с запада – река Улла и тоже озеро. На севере, правда, уже на приличном удалении, протекала глубоководная Западная Двина. Свободным был выход на восток, к России. Туда вела прямая шоссейная дорога из Минска. Эту дорогу перед самой войной выложили булыжным камнем, и она идеально подходила для передвижения автоколёсного транспорта, а вдоль трассы были отстроены небольшие авторемонтные пункты с закопанными в землю цистернами для горючего. Дорога имела стратегическое значение, и училище примыкало к ней.
    
Когда курсанты обустроились на новом месте, начальство сменили. Корчагин ушёл в Действующую армию, командовал дивизиями и корпусами, участвовал впоследствии в Орловской наступательной операции и в форсировании Днепра, был ранен, дважды выходил из окружения, отличался:  получал очередные звания и дорос до генерал-лейтенанта, был удостоен звания Героя Советского Союза.
    
А на должность начальника училища вступил генерал-майор Терпиловский. К сожалению, об этом человеке сведения довольно скупые. В «Книге памяти Лепельского района» почему-то ни слова о нём. Мало сведений я почерпнул и из других источников. В Яндексе небольшая справка, из которой видно, что Терпиловский Борис Робертович начал армейскую карьеру в 1918 году, участник гражданской войны, звание комбрига получил в 35-м, штабной работник: дивизионного и корпусного масштабов. А вот кем и с чем он закончил Отечественную войну – данных нет. Но очень интересный факт – что до Лепеля Терпиловский пять лет возглавлял Ленинградскую высшую инженерную школу!
    
О чём это говорит?
    
Заглянем ненадолго опять в историю реактивного миномётного огня.
    
РИА-Новости, 14.07.2011 года:
    
«...3 марта 1928г. первый в мире снаряд с ракетным двигателем на бездымном порохе пролетел 1300 м, а в июле того же года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) создается газодинамическая лаборатория (преобразованная в 1933 г. в реактивный научно-исследовательский институт - РНИИ)...» (кстати, приказ об организации института подписал М.Тухачевский, открывавший железную дорогу из Орши на Лепель, – авт.)
    
К 1933 г. были созданы два образца реактивных снарядов... Летом 1938 г. группа инженеров РНИИ под руководством Ивана Гвая начала проектировать многозарядную реактивную установку для наземных войск... 25 декабря 1939 г. реактивный снаряд М13 и пусковая установка, позднее получившая название "Боевая машина 13" (БМ-13) были одобрены артиллерийским управлением Красной Армии...»
    
Видимо, наверху поменялось представление о преимуществах миномётной техники, и на первый план стала выдвигаться идея использования новейших разработок.
    
Кадрам миномётчиков стали придавать особое значение. И вот почему на смену руководителю-танкисту в Лепель пришёл военный инженер, причём в более солидном звании и не побывавший в подвалах НКВД. К тому же, выходец из ленинградских инженерных кругов, близких к разработчикам реактивных систем.
    
Известно, что Терпиловский должен был подготовить первый выпуск офицеров до 1 декабря 1942 года.
    
Но помешало неожиданное вторжение германских полчищ.
    
Немцы сразу бросили сюда огромные силы. Следом за диверсионными группами двигался бронированный кулак. Историк Владимир Мартов, витебчанин, тщательно исследовал пути движения колонн противника по дорогам Белоруссии и пришёл к выводу, что к Лепелю стремились две танковых и одна моторизованная дивизии. Сразу с трёх направлений.
    
Передовой отряд группы Гота быстро восстановил разрушенный мост у Березино и ринулся напролом. Оттуда шла 20-я танковая дивизия. А две другие искали скрытные проходы, маневрировали. В конце концов 7-я танковая переправилась через Березину в районе Броды (в настоящее время есть другая версия: что основные силы 7ТД переправлялись у Липска) – там, где берет начало Сергучский канал, и двинулась очень старыми песчаными дорогами. Очевидец тех лет белорус Иван Рисак запечатлел картинку детства:
    
«Издалека стал доноситься какой-то непонятный, все возрастающий гул. По мере приближения гул перешел в рокот машин... Из любопытства дети и взрослые полезли на крышу дома смотреть, чьи машины... Немцы! Кто мог подумать, что неприятель использует эту заброшенную старую дорогу для захвата белорусских земель?»
    
Третья дивизия - 20-я моторизованная - захватила переправу через Березину северо-восточнее Бегомля, в районе деревни Кальник, и направилась вперёд по каменному шоссе Минск-Лепель.
    
Подтверждает выводы Мартова и армейская хроника:
    
ОПЕРСВОДКА № 18 к 8.00 4.7.41. ШТАБ ЗАПФРОНТА.
«... Лепельское направление. 3.7.41 г. мотомеханизированные части противника форсировали р. Березина... и к исходу дня захватили Лепель. В Лепеле – скопление танков».

    
Силы, как видим, огромные! А против – в основном курсанты. И хотя в Лепельском миномётном насчитывалось приличное количество воинов – 1596 человек, вооружены они были слабо.
    
«...Какое у нас оружие было? Винтовки, противотанковые гранаты, ручные гранаты, миномёты, которыми мы ещё толком пользоваться не научились...», - рассказывает  бывший курсант Павел Григорьевич Гуревич. Он – коренной белорус, с Могилёвщины, из местечка Ленино. В миномётное училище попал из сельхозинститута, когда представитель военкомата предложил ему пойти по военной стезе.
    
Да, с винтовками против танков долго не повоюешь.
    
Но здесь дело в другом: использовать курсантов как противотанковый щит армейское руководство не планировало. Повторюсь: Терпиловскому, назначенному  руководителем Лепельского оборонного рубежа, была поставлена особая задача:  полная эвакуация складов.
    
Неожиданный прорыв немцев планы расстроил.
    
А что же могло находиться на складах? Что там хранилось?
    
Андрей Барановский, изучающий в настоящее время историю Боровки, насчитал около 30 мест хранения какого-то боекомплекта только в одном этом городке. Хранилища в виде своеобразных капониров тянулись полосой до озера Мухно. И хотя он говорит, что капониры в основном строили немцы, сколько же и чего было в других местах?
    
Судя по всему, там было не только простое военное снаряжение, не только то, что повседневно требуется для подпитки армейских подразделений. Если бы то были обыкновенные боеприпасы, то Терпиловский, уже в ранге начальника гарнизона, не докладывал бы наверх о дефиците в сражающихся частях (29 июня он доносил, что наши «части танковой дивизии, укрывающиеся в лесах в районе Логойска, не имеют подвоза и находятся без горючего»). Дорога туда была свободна, тем более, только что выстроенная, отличная, и подброску бы организовали. И бывший курсант В.Яшин вспоминал, что при столкновении с фашистами у них «боеприпасов было только для выполнения учебно-практических стрельб». Если бы на складах находились простые миномёты и снаряды к ним, пулемёты, гранаты, то, наверняка, Терпиловский вооружил бы «до зубов» как своих подопечных, так и всю подчинённую ему команду. Но этого не было.
    
Вот почему и немцы, отмечал далее Гуревич, повели себя странно: 

«...Уничтожив первые две линии, перестали вести огонь из пушек, только из пулемётов продолжали постреливать... Как я теперь понимаю, у немцев, видимо, насчёт нас другие планы были. Окружать они нас начали и, вероятно, живыми взять хотели...»
    
Это и спасло жизнь Гуревичу.
    
Противник вёл себя странно потому, что хотел заполучить миномётные склады и самих миномётчиков в целости и сохранности? Похоже на то: на складах находилось что-то необычное. Сужу по косвенным фактам. Самолёты наносили удары, да такие точные, что разбомбили маленький районный военкомат, но ни одна бомба не упала на склады. Даже по расположению училища, по курсантам не было бомбардировок, и оно не обстреливалось из дальнобойных пушек при занятии Лепеля. А диверсанты, как свидетельствует Буткевич, уже «в конце июня» хозяйничали в Лепеле, сорвав отправку последнего эшелона...
    
Да, пишет историк Мартов, полностью эвакуировать склады не удалось: «крупная база снабжения досталась врагу». Может, по этой причине 4.7.41 вышла странная, не совсем обдуманная ДИРЕКТИВА № 16 ШТАБА ЗАПФРОНТА: «В ночь на 5.7.41г. зажечь леса в районе Лепель, Глубокое, Докщицы....»?
    
Но основное, самое ценное, безусловно, было вывезено. В Оршу.
    
Спас Терпиловский и остатки училища – вывел курсантов в предписанный район.
    
Но здесь снова возникает вопрос: почему курсантов по прибытии в зону прикрытия Витебского направления, в район Бешенкович, не отправили дальше, в глубь Советского Союза, чтобы сохранить молодые жизни и чтобы они доучились? Как бы там ни было, а курсант, ставший командиром, принесёт больше пользы государству, чем в качестве живого щита будет использован против стального монстра. Неужели высокие армейские чины этого не понимали? Или сыграла своё дело чехарда с перестановками в руководстве вооружёнными силами после ареста командующего Западным фронтом Павлова?
    
Но не это, на мой взгляд, определяло роль курсантов в жестоком сражении. Расчёт был другим. Помните, был получен первоначальный приказ о передислокации училища с 3 июля в Можайск? Потом вдруг – чтобы заняло оборону в ночь на 4 июля за рекой, на северном берегу Западной Двины.
    
Что произошло, что изменилось?
    
...Ночь с 3 на 4 июля 1941 года. В условиях строжайшей секретности, с затемнёнными фарами, по Можайскому шоссе из Москвы в сторону Белоруссии движется странная колонна. В каждой кабине грузовика сидят офицеры и внимательно следят за действиями водителей – ни прибавить газу, ни остановиться, - каждое движение выверенное и чётко спланированное. В передней, ведущей машине, возглавляя колонну, сидит высокий стройный офицер в чине капитана. Он каждый час сверяет маршрут движения по карте, подсвечивая в потёмках обыкновенным фонариком. Свет в кабине включать запрещено. На верху машины силуэт некоей конструкции, тщательно обёрнутый маскировочной тканью.
    
Это Флёров. Капитан Флёров. Это первая экспериментальная батарея залпового миномётного огня – первые советские «катюши». Подъезжая к Западному фронту, батарея сворачивает в расположение 20-й армии.
    
...Начинается грандиозное наступление Красной армии, известное как Лепельский контрудар. Стянутые в район между Витебском и Оршей два механизированных корпуса, 5-й и 7-й, бросаются в бой, чтобы нанести решительное поражение немецким армадам Гота и Гудериана и снова овладеть Лепелем. Участвует в том сражении и уже знакомый нам капитан Шапиро  - его дивизия имеет на вооружении самые современные и мощные танки Советского Союза Т-34 и КВ. А с обеих сторон в битве схлестнулось небывалое количество грозных машин – около полутора тысяч. Ждёт своего часа и батарея «катюш» Флёрова.
    
Совпадение, что курсантов миномётного училища придерживают на боевой позиции, а в полосу фронта в это время поступает самое современное миномётное оружие?
    
Может, и совпадение. Каких только перемещений не было в то тревожное время! Но ясно одно: в начале июля возлагались большие надежды как на тех, так и на других. До 3 июля командование сохраняло надежды на изменение обстановки под Лепелем, и училище не выводилось за пределы фронта, но склады эвакуировались. Когда стало ясно, что придётся оставить Боровку и 116-й километр, поступил приказ отойти на безопасное расстояние, а мосты и невывезенные склады взорвать.

Первое было сделано – училище сконцентрировалось на северном берегу Двины, а вот со вторым произошла осечка.
    
Исправить «недоработку» должен был танковый контрудар. Если бы он состоялся, то Лепель снова оказался бы в руках миномётчиков, и были бы возвращены утраченные в неразберихе склады.
    
Но контрудар провалился. Танки застряли на раскисшей от дождей реке Черногостница и были сожжены артиллерией и авиацией противника.
    
Когда стало ясно, что наступление провалилось, курсантов сняли с занимаемых позиций. Соседи, пехотные полки, были удивлены поспешностью. Из журнала боевых действий 186-й стрелковой дивизии:
    
«В ночь с 7 на 8.07.41г. Лепельское миномётное училище без приказа оставило передний край обороны - левый фланг 290-го стрелкового полка остался открытым...»

Интересно, почему так спешно и куда направились миномётчики?
    
А немцы идут дальше вдоль железной дороги на Оршу и неожиданно захватывают город. И тогда Флёров получает команду открыть залповый огонь. «Катюши» наносят удар.
    
По наступающему врагу? Да, так считалось до последнего времени. Но исследователи военных баталий задались вопросом: почему Флёрову было присвоено звание Героя Советского Союза только в 1995 году? Почему так поздно?
    
Всплыли странные обстоятельства. Изучив распределение противоборствующих сторон накануне ракетного удара, инженер полковник запаса Андрей Петров пришёл к выводу, что в то время в Орше ещё не могло быть вражеских эшелонов. Не могли немцы за столь короткое время «перешить» колею или перегрузить эшелоны там, где заканчивалась европейская колея. И в 2008 году в «Независимом военном обозрении» Петров сделал вывод, что в Орше находились красноармейские поезда.

Он подытожил:

«Первое. Немцы внезапно захватили Оршу.
Второе. Железнодорожный узел оказался забит нашими воинскими эшелонами.
Третье. Среди них были особо важные. Нельзя было допустить, чтобы именно эти эшелоны достались противнику...»
    
Выводы Петрова вызвали страшную полемику в исторических кругах: не могло такого быть, не могли «катюши» бить по своим! Кто-то даже привел аргументированный довод - как «перешивается» колея: под вагон заводятся два домкрата и меняются колесные тележки. Процедура занимает от 15 до 30 минут. Разве гитлеровцы не способны были на подобное?
    
Но флеровцы не били по своим, их задача была – не допустить, чтобы секретное вооружение досталось врагу. Позже появилась расшифровка, что могло находиться на станции: эшелоны с имуществом 1-й Московской пролетарской мотострелковой дивизии, 14-й и 18-й танковых дивизий, 403-го гаубичного и 592-го пушечного артиллерийских полков, имущество нескольких головных артиллерийских складов. Кроме того, на станции находились вывозимые с окружного зенитного артиллерийского полигона у станции Крупки зенитные орудия соединений и частей из разных военных округов страны, прибывших на полигон на учения перед самой войной.
    
Обратите внимание: «имущество нескольких головных артиллерийских складов...» Наверняка там было что-то, что успели вывезти из Лепеля. По крайней мере, имущество упомянутой нами 14-й дивизии, в которой воевал разведчик Шапиро, однозначно указано.
    
И, по логике всего изложенного, выплывает неоднозначный вопрос: что, миномётчики-батарейцы с помощью «катюш» выручали своих коллег-курсантов из Лепельского гарнизона? Они жгли ракетным ударом то секретное снаряжение, что вывозилось со складов под Лепелем, но застряло в Орше?
    
Можно предположить и более развёрнутую картину. В Боровке или на 116-м километре уже находились первые «катюши» и шли последние приготовления по их использованию – оставалось провести последние курсантские занятия и посвятить будущих офицеров в секреты ракетного оружия, которое находилось пока на складах в разобранном состоянии, доставленное скрытно в опломбированных вагонах. Оставалось быстро собрать. Место их хранения, я уже говорил об этом, было уникальное, а отстроенное новое шоссе, покрытое булыжным камнем, идеально подходило для переброски «катюш» в заданные западные районы. Вот почему на должность начальника училища был назначен армеец-инженер, причём из Ленинграда, где конструировались реактивные миномёты. Вот почему с наступлением 41-го года училище получило приказ готовить командиров исключительно минометных частей! Вот почему в составе преподавателей училища были инструкторы-химики.

Вопросы возникают, и их очень много.
    
Ясно одно: подготовка к применению нового вида оружия, конечно же, велась. За сутки до начала войны вышло известное постановление ВКП(б) о серийном производстве высокоэффективного оружия - о производстве пусковых установок БМ-13. А сколько было уже экспериментальных образцов? Ведь постановление о серийном производстве не делалось "с бухты-барахты", вся подготовительная работа была уже завершена.
    
Ясно, что лепельские миномётчики ждали часа «икс». Однако внезапное нападение гитлеровцев спутало все планы. Поступил приказ эвакуироваться, и Терпиловский частично выполнил задачу – основное было погружено и отправлено в Оршу. А там до последствий контрудара находилось, что называется, под парами. Но контрудар провалился, мало того, немцы неожиданно захватили и Оршу. Надежда на массированное применение новейшего оружия растаяла.
    
22 июля был предан суду и расстрелян командующий Западным округом Павлов и ещё ряд высокопоставленных военачальников. Кстати, одна из статей, по которой их судили, звучала так: «Сдача противнику без боя складов и имущества».
    
Ясно, что гитлеровцы охотились за секретными разработками русских. Стремились внезапно, незаметно напасть. Их больше интересовало не уничтожить склады и состав училища, а взять в сохранности, в целости и невредимости. Манёврами по обходу Лепеля создавали видимость, что их не интересует Боровка, ввели в заблуждение разведку, и десант, переодетый «под своих», в расчёт не брался. А он и не дал завершить эвакуацию складов в полном объеме. Что-то секретное, наверняка, попало в руки врага. Возможно, прототипом того «улова» стала «Nebelwerfer», появившаяся в 1942 году (немецкие солдаты её называли «органы Гиммлера», а русские - «Ванюшей»). Согласно советской послевоенной историографии, «Nebelwerfer» появился как скопированное нацистами оружие, ответ немецкой промышленности на советские реактивные миномёты, хотя сейчас опровергается их «советский след».
    
После провала Лепельского контрудара уцелевших курсантов, наконец, эвакуировали в глубь страны – сначала в Москву, а затем аж на Алтай, в город Барнаул. Но Терпиловскому уже не доверили руководство училищем. Он был отстранён и отправлен в Действующую армию. Вот почему нет сведений о его дальнейшей судьбе.
    
Лепельское училище и в Барнауле сохранило прежнее название - без приставки «артиллерийское». Это говорит об окончательном намерении правительства уже основательно готовить кадры с прицелом на ракетное оружие – батарея Флёрова показала огневую мощь и эффективность залпового огня.
    
Курсантов разместили в военном городке на улице Партизанской, там, где сейчас располагается Барнаульский юридический институт МВД. За годы войны училище подготовило 6774 офицера, которые воевали на всех фронтах. Несколько выпускников стали Героями Советского Союза. Среди них – Семён Сельский, Михаил Сурошников, Леонид Тихмянов, Павел Трунов, Иван Баринов (посмертно).
    
По данным белоруса-миномётчика Гуревича, к занятиям в Барнауле приступили около трёхсот человек из прежнего состава. О себе рассказывал так:
    
«Выпускаемся, проходим мандатную комиссию. И я в составе группы из тридцати человек был направлен в Москву, где формировались гвардейские миномётные части. Это были секретные части. У нас на вооружении был гвардейский миномёт БМ-13, который позже в войсках называли «катюшей»... Это было новое оружие, секретное...»
    
На этом я и хочу закончить свои предположения. По-моему, слова Гуревича красноречивее всего подтверждают мою версию.


На фото: современная трасса Витебск-Минск в десяти километрах от Лепеля, в районе реки Эсса.
01.01/13