Боль за все и любовь неразделимы

О романе Алексея Яшина «Сны и явь полковника Хмурова»

В отличие от множества наводнивших полки книжных магазинов и библиотек гламурных романов, «мыльных» книго-сериалов, бесконечных детективов и «дамских» – и по содержанию, и по размеру, так как удобно помещаются в сумочку – повествований, оторванных от реальности фантазий и упрятанных под цветастую завлекающую обложку переплетений ужаса, насилия, крови, порнографии и пошлости (этот список можно продолжать и продолжать) роман известного русского писателя Алексея Яшина «Сны и явь полковника Хмурова» представляет широкий и глубокий срез современной жизни, выражаясь техническим языком, наилучшим образом выбранное сечение, дающее емкое представление о яви некоего города Тулуповска. Удачно выбранная форма романа, где события, происходящие в реальности сменяются снами (ведь сны – это отражения той же реальности) позволяет автору через своих главных героев, являющихся в сумме его альтер-эго, выразить как сознательное, так и подсознательное отношение ко многим вопросам и явлениям. И это очень важно, так как среди литературного «болота» должны же быть хотя бы небольшие участки твердой почвы – произведения, созданные в духе нового русского критического реализма, основной целью которого является очеловечивание человека и его деятельности  в условиях все продолжающегося жесткого и жестокого глобализма. Вот такой твердой почвой и является предлагаемый читателю роман А.А.Яшина.

Подзаголовок романа – «Педагогическая поэма в 3-х частях» – говорит не только о том, что книга повествует о работе педагогов, а конкретно о работе и быте профессорско-преподавательского состава  провинциального университета, представителем которого является автор, сам дважды доктор наук и профессор, но и о педагогическом воздействии правды на сознание читателя, ибо что сильнее и лучше правды может на что-то повлиять и что-то изменить. Зеркало можно выбросить или разбить, но от этого внешность лучше не станет. И еще, почему педагогическая? Главные герои, оставаясь людьми со всеми их большими и малыми недостатками, научают главному – необходимости  глубокой порядочности, честности, профессионализма, любви к людям, к своим родным местам, начиная со двора, с улицы; любви к неотъемлемым корням жизни и человеческого существа – родителям, своему роду; научают любви к России и патриотизму и святой боли (боль и любовь очень взаимосвязаны) за все большие и малые неустроенности, недостатки и несправедливости нашей современной жизни.

Много страниц романа посвящено положению дел в образовании города Тулуповска. Так называемый «болонский процесс» и многие другие «новшества» превратили некогда лучшее образование непонятно во что. Хорошее не должно становиться хуже, всякие изменения должны вести только к улучшению. А на деле двухуровневое образование «Николай Андреянович с морской прямотой определял это так: «Первый уровень не дотягивает до советского техникума, а второй – вытягивает деньги у родителей студентов». И это в то время, когда в старом образовании были полностью реализованы два права – право преподавать и право получать знания. И какая тяга была к получению именно знаний! Вот и хочется вместе с автором снова сказать – хорошее должно становиться лучше, а не хуже!

Поэтому герои – преподаватели  университета внутренне беззлобно и с юмором ополчаются на этот непонятный им «болонский процесс», что и аккумулируется во снах полковника Хмурова. Следует особо отметить этот замечательный ход автора, когда в жанре сна добровольческая армия Тулуповского университета идет походом против защитников Болонского университета, самих одурманенных этим «процессом», в том числе и ради спасения их самих.

Но не только «болонский процесс» разрушает образование. Это делают и сами тулуповцы, выбирая жизненные приоритеты, цели, ориентацию своего жизненного движения. Из этого складывается общественное отношение к образованию и, соответственно, деятельность властьимущих в этой области. Что еще может лучше характеризовать последнее, чем зарплаты профессоров и доцентов, преподавателей и учителей в школах, которые не превышают, а иногда и меньше зарплат дворников и кондукторов на транспорте.

«Зачем профессорам и доцентам за зарплату – пособие по безработице из кожи вон лезть, вдалбливая в малоспособные головы тонкости наук? Все одно в стране инженеры никому не нужны… – говорит доцент-патриот с медико-физкультурного Язвишин – …Сам понимаешь, на наши технические и все прочие специальности большинство ребят идет от армии косить, а девок родители пристраивают: чтобы в проститутки-содержанки с юности не подались, а диплом получат – уже поздно: некондиция, перестарки!.. И далее и те и другие думают, как бы после окончания вуза устроиться в самое зашибительное по деньгам место…» Об этом же и сон, где наилучшим образом проявляются желания студента-медика Димки – как можно меньше лечить и как можно больше зарабатывать, то есть брать за «лечение», а будет ли оно, это самое лечение, и не важно, главное, брать… Апофеозом сна явилось исцеление нефтяного эмира одним прикосновением руки (и никаких знаний!) и получение за это чека с большим количеством нулей. Да вот незадача, налетел ветер, и улетел этот чек из рук незадачливого «миллионера» (конечно, долларового!). Сон этот приснился Димке на лекции, поэтому сокурсники могли лицезреть его, «съехавшего со скамьи, засунувшего голову под крышку парты и что-то суетливо ловившего на полу, прихлопывая обеими ладонями…».

Что ищет большинство нынешних молодых людей в вузах? – Будущие деньги, деньги и только деньги (и если мало – не брать!) – спрашивает и отвечает автор. И, памятуя о том, что на одного работающего в нашей стране – один торгаш, он прав.
В этом же плане очень характерен отрывок из диалога внучки с бабушкой, закончившей в прошлом ракетостроительный факультет с красным дипломом, когда на ее вопрос: «И чему вас там учат?.. внучка отвечает: «Не знаю, бабуля, еще не поняла. Но разве в этом смысл жизни современной? Мне надо фигуру совершенствовать, приискивать мужа-миллионера, а за диплом папаша, твой сынок, заплатит из доходов своего бизнеса». «Да, Дашенька, меняются времена. А вот и папа твой к обеду пришел. То-то подгнившими бананами запахло…».

И еще из одного сна – «…Главное, чтобы не торопился с официальной женитьбой, а то молодуха мигом доведет его до торговли бананами!»

Но есть, есть еще у нас настоящее юношество, есть, хоть и малочисленное, утверждает в романе автор, «что искренне жаждет приобретения знаний…», несмотря на «препятствия на пути: профессора, от низкого жалованья неаккуратно, с отвращением бормочущие свои докуки-лекции; вузовская администрация, видящая в студентах не людей, но только источник внебюджетного финансирования; полное отсутствие перспектив применения полученных знаний после окончания обучения, на заразу болонского процесса с его ущербным бакалавриатом, никому не нужной магистратурой, на балльное крохоборство…».

И в ответ на это (видимо, во сне было найдено удачное решение) снится полковнику Хмурову следующий сон – где герои антиболонского похода серьезно обсуждают сдачу противнику в плен, чтобы их потом обменяли на министра обрнауки. «Мы с тобой возвратимся в свой Тулуповск, а министра, как выдающегося реформатора, ставят ректором Болонского университета». Ибо, как говорит полковник Хмуров в своем следующем сне, выступая перед антиболонской армией добровольцев: «…Их задача – добить наше образование и науку, оставить только подготовку юристов, бухгалтеров и содержателей публичных домов. Нас становиться все меньше и меньше, но пока мы чувствуем спины друг друга, сплотившись и ощерившись нашим оружием – знаниями, мы не покинем тонущий корабль науки и образования, хотя бы даже нижние чины этого корабля, то есть современные студенты, ленивы и нелюбопытны, а также изрядно наглы и хамоваты…».

Есть момент, который тоже не способствует улучшению положения вещей. В вузах число административных работников уже превышает профессорско-преподавательский состав. И все бы ничего, да на деле получается, что чем их больше, тем все становится бестолковее в Тулуповске. Завкафедрой Дьяконова раздражают показушные конкурсы, сборники, энциклопедии и так далее, все то, что отрывает преподавателей от учебного процесса, являясь по сути лишь прикрытием для «рубки бюджетной капуты» или возможности частным издательским лавочкам заработать с соответствующим «откатом». И самое главное, все вышеперечисленное ведет только к одному – к неуклонному снижению качества образования при том, что зарплаты административных работников в разы больше, чем у профессоров.

Алексею Яшину свойственен юмор. Да и как без умного юмора относиться ко многим тулуповским явлениям. Таким, как, например, прямая пропорциональность количества выпускаемых университетом юристов количеству преступников и обратная пропорциональность количества выпускаемых экономистов уровню экономического развития. Как верно подмечено: «Ребята вполне серьезно обсуждали: куда идти работать после окончания университета – в адвокатуру или в милицию? Вполне здраво рассуждали, явно не по юным годам; у адвокатов, конечно, доход большой и, главное, легальный, но надо много головой работать, выискивая лазейки для оправдания убийц и знатных воров. А голова – она не лошадиная, ее беречь надо. А вот в милиции доход тоже не меньший, зато утруждать себя работой не нужно. Но можно попасть в число стрелочников в месячник борьбы с коррупцией…». Мы видим глубоко меркантильное мышление наряду со слишком свободными современными отношениями.

Автор отмечает также, что тулуповская университетская жизнь не «отличается в части мытарств… с бедственным обиванием «высоких» порогов и парадных подъездов капитаном Копейкиным», героем поэмы Н.Гоголя «Мертвые души».

Хочется обратить внимание на доскональное знание города и его районов, особенно тех, где жил и работал, живет и работает Николай Андреянович, начиная с возраста, когда его еще звали Николка; на любовь к родным местам. Это тоже подтверждение неравнодушия и неотстраненности, что свойственно схоластическому мышлению многих «делателей», а, наоборот, сродненности, укорененности и отсюда боль от всего недоброго, неправдивого, недостойного и несправедливого и, наоборот, радости за все хорошее.

Сюда можно отнести, назовем так, поэму «зеленки» – места с травяным покровом, обсаженного деревьями, где было и небольшое поле для футбола и волейбольная  и баскетбольная площадки, и агитплощадки с десятком скамеек и со сценой, на которой проводились концерты по праздникам, с которого звучали стихи молодых поэтов литобъединения из ДК, и выступал лектор общества «Знание», и политинформатор. Это было местом общения жителей района, где протекала своя особая в разные часы суток жизнь, в которой объединяющими были соседские: взаимоинтерес, сочувствие, взаимопомощь, да и просто общение. То есть всего того, чего так не хватает в современной жизни, когда зачастую и соседи по лестничной площадке не здороваются друг с другом. Это было и местом проявления различных индивидуальностей, как неотъемлемой части общежития (ведь и сама «зеленка» была по сути такой частью общего жития). Это и разновозрастная детвора, и Томка с Вовкой, как и всякие друзья детства, запомнившиеся на всю жизнь. И участковый Пал Никитич, и штатный дворник и пьяница – несмотря на то, ответственный по своей внутренней установке за все, происходящее на «зеленке», – Трофим, и по ошибке отсидевший срок Витька Манохин, и студент Серега Варфоломеев. Здесь и бабы-соседки, и студентки со старшими школьницами, с увлечением читающие свежие номера «Юности» и стихи Е.Евтушенко и А.Вознесенского, и работяги-мужики с металлургического, и учитель на пенсии Григорий Кузьмич, и даже умный пес Верный. Все эти образы настолько хорошо быстрыми и точными литературными мазками выписаны А.Яшиным, что надолго запомнятся читателям и будут неизменно рождать в них и свои собственные воспоминания.

«Где же ты теперь, зеленка?» – слышится ностальгический вопрос между строк романа. И в ответ: «…Нет теперь такой. Еще в середине девяностых косолученский авторитет Федька Ржаный, ныне предприниматель и депутат… Федор Андреевич Ржанов, отчуждил зеленку от коммунхоза, обнес по периметру трехметровым кирпичным забором, а за забором поставил трехэтажный особняк, рядом гаражи на три машины, а на оставшейся территории разбил сад с аллеями, фонтан с летним открытым бассейном. Плакала наша зеленка».

А что же теперь в Тулуповске вместо «зеленок» там, где они не были «прихватизированы»? Теперь на их месте – помойки. Помойки и становятся местами общения жителей квартала. И мы читаем в романе антипоэму «Помойка». У помойки близ дома Николая Андреяновича выведены наружу трубы теплотрассы. Теплые трубы привлекают школьников и уличных котов, тут же и недолгие выгулы собак и собачек всех пород, попеременно справляющих свою нужду. Здесь  же сидят муниципальные рабочие в оранжевых жилетах – гастарбайтеры из Средней Азии и местные, частенько неравнодушные к «зеленому змию». Недалеко живет Зинка, окормляющая пьющий народ разбавленным дешевым спиртом. Помойка является местом встреч, а то и знакомств, во время выноса мусора. А вот и Нелька с Наташкой – «двадцатипятилетние честные содержанки», проживающие в соседних домах, которые после рабочей ночи «созвонились и вышли подышать свежим воздухом: на народ посмотреть и себя показать».

Но вот происходит нечто занимательное возле контейнера, что привлекает внимание всех: «бомжи – двое мужиков и баба – что-то нашли, из-за чего слегка разодрались». Тут же ведут дискуссию и два пенсионера – оба отставные инженеры: один – сталинист, другой вроде как либерал – «Иногда соглашаются, но бывает и слегка переругиваются». Кот Баюн   слушает, «набирается ума-разума в человеческих делах».

«А влево от помойки на толстой магистральной трубе, … расселись отучившиеся на сегодня школьники и школьницы… Школьники … курят, пьют пепси-колу, а кто и пиво, матерятся. Школьницы же во все глаза наблюдают за Нелькой и Наташкой, профессия которых им хорошо известна – в одном квартале живут. Учатся впрок их манерам. Пригодится…»

Николай Андреянович всю свою жизнь до перехода на преподавательскую работу, как и сам Алексей Яшин, работал на оборону страны. Он знает все досконально по работе на оборонном НПО. И автор об этом периоде жизни своего героя повествует подробно и с любовью, как можно говорить лишь о родной семье, о доме. «…Приходили сюда молодыми специалистами, выпускниками военно-технического факультета, а прощались со вторым, может и первым домом, уже далеко за пенсионным возрастом». С такой же любовью автор говорит и о кузнице оборонных кадров не только города, но и страны. «Все друг друга знают по студенческим годам в 1-м корпусе – солидном «сталинском здании с дорическими колоннами и массивным фронтоном». В его словах звучит и гордость за свой труд, за «изделия», которые идут на параде на Красной площади. И неизбывная боль за то, что вот уже «почти двадцать лет с грехом пополам прежние, советских времен разработки» все пытаются довести до серийного производства, но почти ничего не получается. А причины – кадры, которые, как известно, решают все, и которых «в нашем «лесу» кот наплакал…». Ведь молодые в массовом порядке после окончания факультета уходят либо в торговлю, либо в офисные работники. На этом фоне патриоты – герои романа как удар восприняли закрытие Тулуповского артиллерийского института. И как иначе они могли воспринять это действо по отношению к старейшему оборонному вузу?

«У России два союзника: армия и флот» – говорили мудрые люди. Но до недавнего времени обороне уделялось недостаточно внимание. Это отразилось и в следующем: на ракетостроительный факультет (!) конкурса при поступлении почти что и нет. Вот и приходится «брать всякую шелупонь, что в другие места по своим ничтожным баллам не проходят…». Нет  мотивации идти на эти специальности – «денег не поимеешь… и непрестижно» (?!).

«Сны и явь полковника Хмурова» – роман, впрочем, как и все творчество А.А.Яшина, патриотический, пронизанный любовью к народу и Отечеству. А что является основой такой любви, как не слово, вера и семья? Поэтому Николай Андреянович и ополчается против засилия иноземных слов: бизнесмен, менеджмент, олигарх, франчайзинг, сити-менеджер и прочих. Как будто в великом гармоничном вселенском русском языке нет своих соответствующих слов? Да и о чем мы говорим? – так и слышится вопрос автора. У них ведь и память-то компьютерная на отдельные слова и слоганы, птичий, компьютерный и матершинный язык.

Слово всесильно, а еще сильнее воздействие на подсознание образов и иных невербальных приемов, чем изобилуют многие телевизионные программы, рождая веру в «золотого тельца», в «счастье» (а вернее в скотство бесконечного потребления), разрушая семью. «Что поделаешь, телеящик, прикажи ему кто имеет на это право, все население не то что страны, но и всего мира в зомби превратит! Против лома, то есть телевизионного психотронного оружия, нет приема», – думает Николай Андреянович. – «…Может крестом себя осенить?..»

Кстати, Алексей Яшин очень точно подметил одно на первый взгляд странное явление – особый девичий язык. «Нет, даже не своеобразная фонетика речи, скорее что-то похожее на акцент… То есть все девицы, начиная со среднеклассного и где-то лет до двадцати пяти – двадцати шести, причем по всей стране… говорят как-то не так, не совсем с русским прононсом. Очень похожее на речь грамотно изучивших наш язык иностранцев, точнее американцев. Во-первых, создается впечатление, что во рту у них перекатывается горячая картофелина; во-вторых, говорят очень бойко, почти скороговоркой, но вовсе безэмоционально, зато, опять же, не по-русски, в конце произнесенной на едином дыхании фразы делается вопросительно-восклицательное ударение… Откуда все это в них? От кого пошло-приехало?.. Ведь парни… ничего, по-русски говорят?.. Но почему девицы разговаривают с акцентом?» Интересное явление, отметим вслед за автором, есть над чем подумать, особенно если учесть, что возраст таких девушек – это возраст влюблений, и далее ухаживаний, и далее выхода замуж, то есть возраст, как в народе говорят, «охмурения» ребят и молодых людей. А потом этот говор исчезает, как правило.

Большое внимание и, как мы увидим чуть позже, не зря автор уделяет виртуализации социума. «Этот чертов компьютер и суточные «сидения» в Интернете, при всей их полезности, конечно, страшное дело с человеком делают, – жалуется Эдик-аспирант, – начинаешь ощущать себя вроде как одиночкой, ото всего изолированной единицей. Среди людей, событий и предметов живешь, но все это, даже в каком-то смысле отец с матерью и сестра, бабуля тож, кажутся … некими посторонними. Порой до дикости в мыслях доходит: думаю, вот дотронусь пальцем до кого-нибудь, а палец пройдет через них».

И самое страшное то, что это чувство одиночки, то есть, я и виртуальный мир (а значит, я – бог) ведет ни к чему другому, как ко вседозволенности и к чувству безнаказанности. И автор рисует нам, к чему это может привести в исторической перспективе, рисует через сон полковника Хмурова о ноосферном будущем Земли.

Жестокий глобализм, как автоматическая мясорубка, с хрустом и безостановочно перемалывающий и традиции, и культурные ценности, и саму личность-одиночку в угоду единственной идее-фикс – целесообразности, может повлечь за собой только одно – царство иерархии машин, где роль человека сведена к комедийному присутствию на Земле специально разводимых как раритетные животные  представителей исчезнувшего вида – сотни людей, якобы правителей. Что еще более подчеркивает сугубо машинную суть цивилизации. В царстве такого разума нет и не может быть места человеку, его душе, его горячо бьющемуся, болеющему за все и любящему сердцу. Потому полковник, хотя и во сне, «вмиг протрезвевший вскочил с диванчика, чувствуя: сейчас либо сойдет с ума, либо… жаль пистолетов на этой планете давно нет в обиходе! Впервые в жизни бравый полковник зарыдал…».

Такое будущее не нравится и автору, все творчество которого говорит о необходимости очеловечивания всех процессов, происходящих вокруг, и одухотворения самого человека и его жизни; о необходимости изменения состояния вещей и в СМИ, где все подчинено рекламе и потребительскому духу, и в образовании с его обезьянничанием «с американского»; и в армии, которая является зеркальным отражением всего общества; и в научной и околонаучной среде, где «академиков» уже стало больше, чем самих ученых.

Будучи по происхождению из рода староверов и некрещеный автор, тем не менее, говоря устами доцента-патриота Язвишина, считает, что именно враги Православия «проводят линию на огосударствление церкви, … приравнивание ее руководства к самым высшим гражданским чиновникам…». И все это для того, «чтобы по религиозной линии столкнуть русское и мусульманское населения». И еще такая характерная деталь, автор романа не понимает, как можно допускать полупьяных матерящихся строителей до такого святого дела, как возведение здания храма. И все это в студенческом городке на глазах и на слуху у молодежи.

Алексей Яшин не приемлет и показную религиозность «до мозга костей» (по образу мыслей и жизни) атеистичных чиновников. Он обращает наше внимание также и на пустоту храмов. Да как же иначе может быть, если божком современных людей стал телевизор с его бесконечными сериалами, телешоу и передачами о том, как украсть миллион, а у молодежи – «комп», Интернет и  доллар.

Возмущаемся вместе с автором и глобальной толерантностью. Какая может быть толерантность, когда кругом засилие потребительства, идолопоклонства, блуда, порнографии, наркомании, алкоголизма, лжеценностей, россиефобства, пофигизма, бесхозяйственности и пр., и пр.?!

Вот, в частности, в окрестностях Тулуповска – красивые сельские виды: «Ни тракторов грохочущих с комбайнами, бывшие поля превратились в ромашковые луга… Картохи для едова сельчане накопают в своем огороде, а в городские овощные лавки ее завозят из Италии и Белоруссии…».

На страницах романа, что свойственно Алексею Яшину, мы находим любовно написанные образы людей, близких его сердцу. Это Николай Андреянович и его коллеги по кафедре доценты Яцышен и полковник Хмуров, доцент-патриот с медико-физкультурного Язвишин, и заведующий кафедрой Дьяконов, и аспирант Эдька, и секретарь кафедры Марина Евгеньевна… Но есть еще образы, которые выписаны автором с особой привязанностью. Это простые люди – старший лаборант Прокофьич и курьерша Вера Тимофеевна, люди послепенсионного возраста, но продолжающие работать и в силу небольшой пенсии, и потому, что не привыкли они как-то без работы, без движения.

Так, «пятьдесят лет трудится университетская письмоносица Вера Тимофеевна в своей непрестижной деятельности», которая «за время своей службы … два с половиной раза обошла нашу… планету по экватору!» И за все эти годы она отличалась неизменностью одежды и всего внешнего облика, и тем, что ни разу (!) не взяла больничный. Как этот образ говорит нам всем о пользе аскетизма, который отнюдь не есть нищета, но и не богатство в его кичливости, о пользе во всем, в том числе и для здоровья!

Не менее интересен образ семидесятипятилетнего старшего лаборанта «из отставников невысокого чина, как то принято на военно-технических кафедрах», Прокофьича. Читатель через этот образ ощущает теплоту, почти семейную атмосферу на кафедре.

Красной нитью через роман проходит мысль о том, что во все времена были люди хорошие и плохие, порядочные и не очень, а то и совсем непорядочные. Но вот общее отношение человека к жизни и к работе, к народу, к обществу и к стране, друг ко другу отличается в наше время от прошлого, как земля от неба.

Роман – это во многом ностальгия по прошлому, когда о людях меньше говорили, но больше для них делали. Взять хотя бы металлические ограждающие сетки шириной до метра, закрепленные на вмурованных в стену кронштейнах через этаж на всех высотках в стране, чтобы предотвратить суицид или случайное падение человека. Сейчас много говорится о суициде, но не делается даже элементарного.

Автор ставит во главу угла человеческую душу, которую невозможно ни убить, ни заморозить, ни одурманить, пока в ней жив высший божественный образ, о котором прямо можно не говорить, но о котором свидетельствуют любовь, сострадание и даже жалость к братьям нашим меньшим.

Холодно Николаю Андреяновичу в нынешнем Тулуповске, холодно по многим причинам, и больно за многое, но у него, тем не менее, хватает душевного тепла не только для родного города и его жителей, но и для домашнего кота, зябнущего зимними вечерами, не имея возможности согреться ни у чуть теплых батарей, ни под холодной ртутной настольной лампой. О горячих батареях он на своем недолгом кошачьем веку, конечно, не знает, но вот о пышущей жаром простой лампочке накаливания он помнит хорошо – ведь они были совсем еще недавно.

В заключение скажем – роман «Сны и явь полковника Хмурова» получился. Роман интересен, оптимистичен, увлекает, научает, делает нас более человечными, более патриотичными. Прочитав, читатель понимает, что пока живы такие люди, как его герои, альтер-эго Алексея Яшина, все в итоге будет хорошо. И если бы полки книжных магазинов и библиотек были наполнены произведениями подобного плана, то жизнь в Тулуповске и далеко за его пределами стала бы намного лучше, ибо все изменения начинаются, прежде всего в сердцах и головах людей – каждого из нас, дорогой читатель!

Ярослав Брагин (Яков Шафран)
Декабрь 2011 г.

© Яков Шафран