Фонарщик

Ночь как всегда пришла исподволь…

Вроде только вернулись с работы, сели за стол и телевизор, а не успели оглянуться – бьют куранты. Приоткрыв шторы, любовались на огни города, на светлые окна соседей, и удивлялись полнеющей Луне: вроде бы только вчера было новолуние?! Закрыв шторы, разбредались по своим миркам, теплым, привычным, хорошо спрятанным от этой ночи шторами. И не дай Бог оставить их открытыми – соседи увидят, да и что мы-то там не видели?
Завернувшись в одеяло, желательно уснуть поскорее. Детей загоняют сразу, а взрослые не спят, сидят до одури, до слипающихся глаз перед телевизором - чтоб почти не оставалось времени между сном и явью, между днем и ночью.


Он идет по городу. Тихо и задумчиво он бродит уже много лет. Возможно с самого рождения этого города – городок совсем молодой, что-то около трех сотен лет, но сколько не помнит даже он.

Его никто не видит, да и кто выглянет в окно, за шторы, так далеко за полночь, что даже сама Луна уже позевывает и рождает солнце.

Может показаться, что он откуда-то сбежал, например из книги сказок для дошколят. Но это не так, он всегда был, сам по себе. Он неотделим от ночи, как ночь неотделима от города.

Слегка сутулящаяся фигура, худощавая и длинная. У него широкие ладони и длинноватый нос, он носит шляпу, обо всем остальном трудно сказать, кроме одного… 

В правой руке он держит фонарь, большой (примерно с его голову), тяжелый и старинный, с мутноватым стеклом. Но огонь внутри необыкновенно ярок и слепит глаза, и от этого света невозможно спрятаться.

Он идет вдоль улиц, приподнимая фонарь, чтобы осветить темные окна и увидеть за стеклом плотно сдвинутые шторы.
И чурается лишь светящихся окон, обжигаясь о свет, идущий из них, и всегда обходит по самому краю, по тонкой границе между тьмой и светом, чтобы не упустить ни мига ночи.

Особенно любит спальни взрослых – приближает к ним фонарь и выхватывает сны, их сразу видно в прозрачном свете фонаря, он сгребает широкой ладонью как можно больше и прячет в сумку, оглядываясь по сторонам, но его все равно никто не видит.

Сны он оставляет младенцам, да и то только тем, кому надо увидеть сон, хотя он осторожен с детскими снами, но… не может удержаться и жадно  хватает кусочки – в его необъятной сумке это самые светлые сны.

Он ворует сны у людей и самыми светлыми снами заправляет свой фонарь – иначе тот погаснет. И никогда не трогает кошмаров, потому что они из мира людей и ему не нужны.

Он забирает сны. Зачем?

Когда мне не спится в полнолуние, я вижу его тень, он боится моего окна, потому что я никогда не закрываю шторы.
Он забирает сны, потому что знает – люди не поймут, не оценят – они пропадут у них. А он единственный, кто будет раскладывать их по полочкам, любоваться ими. Как истый хранитель будет каждый день перебирать свою коллекцию, наизусть зная каждый изгиб и поворот сна, каждую зазубринку и трещинку.  Длинные пальцы нежно и бережно будут касаться снов, и в этот миг нет никого счастливее на свете, потому что в его глазах отражается свет сновидений. Ибо ему не дано видеть сны, а людишки  – которым и жить-то ничего, которые слепыми рождаются и еще более ослепшими умирают – видят!


А утром, собираясь на  работу и отправляя детей в школу, будем друг другу рассказывать про какие-то обрывки снов, смеяться, что забыли, или притворяться, что забыли, лишь бы не думать, что не видели.

И восхищаться детскими рассказами о полетах во снах, и жалеть, где-нибудь в уголке измотанной буднями души, что почти забыли, почти не помним, почти уже не видим… свои сны из детства.