Ночь праздника

Не знаю, как у других, а у Анжеллы  новогодняя ночь  почти всегда - испытание. Одно дело встречать Новый год в лесу, в компании друзей, с которыми есть о чем поговорить, и совсем другое - за домашним столом у телевизора, где участники застолья  все те же, с кем и так каждый день видишься, отчего все их новости уже не новости. На столе – любимый оливье, а на экране  телевизора - мельтешение кадров:  размалеванные и полураздетые актеры, находящиеся в каком-то непонятном возбуждении по поводу смены даты 31 декабря на дату 1 января. Всеобщая радость лицедеев  столь велика, что они непрерывно улыбаются и  постоянно шутят, актрисы демонстрируют бесстыдно оголенные  тела, а актеры охотно переодеваются в женские платья, что во всех вызывает еще больший восторг. Самое удивительное, что вся эта телевизионная камарилья абсолютно трезва – новогодние передачи смонтированы задолго до Нового года, и в поднимаемых артистами бокалах – лимонад, но постановщики совершенно  уверены, что именно в таком оглушенном состоянии будут находиться в новогоднюю ночь их зрители и именно это мельтешение – лучший для них подарок к празднику.

«Не нравится - выключи телевизор и посиди с родными за одним столом - расскажи им о наболевшем, выслушай их…» - упрекнула себя Анжелла.  Мечты, мечты… Это только кажется, что наши ближние –те единственные, которые всегда нас поймут и поддержат. Поддержат, конечно, но только в большом горе, если оно, не приведи Господь, вдруг свалится! В повседневной жизни мы сильнее  всего любим родных только на расстоянии. Когда они далеко,  мы сразу же погружаемся в мир фантазий и иллюзий: начинаем мысленно с разговаривать с любимыми, вознося их доброе сердце. Когда же близкие рядом, под рукой - все меняется. Стоит Анжелле раскрыть рот, поведав нечто далекое от невзрачного «передай, пожалуйста, хлеб» или «напомни мне, чтобы я завтра обязательно позвонила….», как тут же приходит понимание: все живут в разных мирах. Никакие общие интересы и взгляды их давно не связывают, а вместе держат только обстоятельства: родная кровь, отсутствие отдельной жилплощади или долголетняя привычка. Вроде - родня, а по факту – чужие.

Отсидев положенный ритуал поедания салата под речь Президента и поучаствовав в засорении чисто убранной (обязательно  к празднику!) квартиры оберточной бумагой, в которую их семья по традиции заворачивает подарки друг другу - нужные вещи, которые были бы куплены и так, без повода- Анжелла незаметно выползла из-за стола и, одевшись под шумок, вышла на улицу.

Перед самым ее домом – огромная площадь, в центре которой все еще стоит памятник Ленину. Когда-то это площадь была зеленым парком, потом – местом возложения цветов вождю, а ныне всю ее зашили в мраморные плиты. Про мрамор тут, конечно, громко сказано: в плитки из мраморной крошки, которые уже начали трескаться! На всей, прежде зеленой территории площади разбили… фонтаны. Не Петергоф, конечно, но летом тоже очень красиво, а главное, нравится молодежи. Теперь здесь тусуются не ветераны и пионеры, а группы подростков на роликовых коньках и скейтбордах. бабушки и дедушки по-прежнему отдыхают на скамеечках, а друзья и возлюбленные попивают пивко. Дедушка Ленин явно не ожидал однажды обнаружить себя в центре фонтанов и переносных палаток, торгующих пивом! Цветов к его ногам больше не возлагают, но свидания возле его постамента  назначают столь же охотно.

Давняя традиция жителей района, где жила Анжелла, каждую  новогоднюю ночь, сразу же после принятия оливье с шампанским собираться на этой площади, в этот год не отменялась. Здесь всю ночь громко играет музыка, светят огни прожекторов и высится искусственная ель, больше похожая на круглую пирамиду с цветными фонарями, чем на растение. Молодежь танцует, а семьи постарше – наблюдают и радуются.

Время летит быстро: пропусти всего пару лет, и все в мире становится другим, новым и непривычным. В этот год площадь неожиданно приобрела другое лицо – узкоглазое: вся она и даже все прилежащие к ней дворы и улицы оказались вдруг заполненными толпами молодых парней азиатской внешности. Тех самых, что называют гастарбайтерами. К азиатам Анжелла относилась более, чем хорошо: поездила в свое время по бывшим советским республикам Средней Азии и очень полюбила этот смуглый, очень спокойный и с виду мудрый народ, абсолютно доброжелательный и обстоятельный - неспешный. Теперешние городские дворники – уроженцы тех мест: белолицего славянина среди них почти не встретишь! По-русски эта братия говорит плохо, живет обособленно, но работает старательно. И, что удивительно, совсем не пьёт.

Знала Анжелла, что в городе гастарбайтеров много, но никогда не подозревала, что стало настолько много… Нет, приезжие парни вовсе не безобразничали, не шумели и даже не матерились, (впрочем, кто поймет их язык?) - азитаты не вызывали в девушке  никакого опасения, страшило только их количество, и даже не количество, а почти стопроцентное преобладание! В Самарканде и Ташкенте, где Анжелла бывала в прежние времена в толпе местных через одного мелькали европейские лица, а тут, почти в центре русского мегаполиса в новогоднюю ночь мимо Анжеллы двигалась, говорила, дышала и пританцовывала сама Азия - целиком только Азия! Свои, местные, видимо, все сидели по своим квартирам – доедали оливье, другие «свои» неслись по проспекту мимо Анжеллы в мощных иномарках. Куда и зачем они торопились в это время, когда на празднование все уже приехали, а развозить по домам гостей было еще рано? Кто их знает…  Но за рулем этих красивых «авто» сидели точно не азиаты. ПОКА ЧТО не азиаты…

А потом в эту страшную ночь прозрений началась пальба – состязание фейерверков. Палили непрерывно и отовсюду – изо всех мест, что были совсем  не  похожи на те, что можно было бы причислить к дозволенным – открытым и малолюдным. Кто это стрелял? Анжелла не знала. Рядом со стреляющими она не стояла, но если вокруг нее – одни азиаты, значит, именно они этим и развлекались. Интересно, а в своих родных городах они тоже так отмечают Новый год? И это им там позволено?

Ракетницы выстреливали вверх все ранее закупленные запасы пиротехники с неимоверным грохотом. Какое счастье, что это – не боевые! Но эта здравая мысль утешением не служила. Далеко не все, что у нас продается, идеального качества и полностью безопасно. Анжелле стало страшно. Красиво-то - красиво, да как-то уж очень любительски все это вылетало из ракетниц! Кое-кто даже с крыши десятиэтажки стрелял –тут и до пожара недалеко! Конечно, подобное у нас запрещено законом, но как и какими силами обуздать и проконтролировать всех этих рожденных перестройкой «Я Хочу и Буду»?

Немногочисленные местные горожане, пугливыми стайками жались к стенам домов, видимо, они, как и Анжелла, трусили и тайно мечтали, чтобы всё это великолепие как можно скорее отстрелялось и наконец-то заглохло. . .

Домой Анжелле идти не хотелось. В домах было почти так же шумно и еще более страшно, особенно, когда рассыпь огней неожиданно взрывалась и вспыхивала в нескольких метрах от окон квартиры.. Уснуть в эту новогоднюю ночь горожане все равно не смогут – не важно, дома ли они или на улице, здоровы или больны, хотят ли они праздновать всю ночь напролет, или не хотят – всё это не имело никакого значения для стрелявших. Праздничное развлечение продолжалось почти до самого утра. Над вспыхивающими снарядами пролетали пассажирские самолеты: поблизости находится городской аэродром и именно здесь летчики начинали кружить, делая постепенное снижение высоты перед посадкой. От них до верхней точки праздничной канонады – не так уж и далеко! А работа у летчиков и без того нервная, особенно при нынешнем-то техническом состоянии самолетов…
               
                *    *    *

Праздник – это когда радостно и тебе, и другим. Когда твои забавы и твои «хочу и буду» ограничены чувством уважения и любви к ближним, к твоему городу, к твоей стране. Когда твоя низменная, животная радость, если только такая и доставляет тебе удовольствие, не тиражируется государством массово по телевизору – для всех, как для безмозглого стада, которое потребляет только простую жвачку и привыкает к ней, радуется своей вседозволенности и права «хочу и буду».

Что-то распалось в нашей стране, взорвалось и рассыпалось на мелкие осколки, совсем как самопальный пиротехнический снаряд, выпушенный руками самодура. Не спалить бы сук, на котором мы пока еще держимся…