Чёрное озеро

- Ну, вот оно, - сказал Михалыч. – Достаточно оно «мрачное и таинственное»?
- Федор огляделся вокруг. Лес был густой и нехоженый, едва заметная тропка вела к озеру. Неподалеку через чащу проходила грунтовая дорога, паршивая, конечно, но вполне пригодная для передвижения.
- - И откуда оно тут взялось? – изумился Федор. – Ну, ничего не предвещает озера – и на тебе! Как будто великаны играли в мяч и оставили круглую ямку среди леса! Потом в нее воды натекло и вышло озеро…
- - Красиво говоришь, - усмехнулся Михалыч. – Сразу чувствуется «творец прекрасного»! Хотя твои друзья-маляры все больше пьют и молчат, чем выражаются.
- - Да, у художников краснобайство не принято. Наши больше слушают. Зато какими умными глазами они умеют смотреть! Поэты – те больше слушают себя. Как с ними соберемся – беда! Такой длинный тост закрутят – руки устают стаканы держать.
- Михалыч хмыкнул понимающе и ехидно.
- - Ты только поздно тут не ходи. И сапоги надевай – гадюк полно.  У бабки Настасьи можешь молоко брать. За хлебом ходить надо в верхнее село через дамбу – там есть магазинчик, раз в неделю завозят. Я за тобой через пару деньков приеду.
- Федор улыбался, слушая наставления друга. Лет восемь назад Антон Михайлович купил в забытом богом селе старый дом под дачу. Сначала рьяно занимался ею, потом поостыл. Но домик не забывал. Наезжал сюда несколько раз в году на охоту, рыбалку, просто с друзьями, побродить по лесу, отдохнуть от суеты. В селе его называли «Михалычем», над чем Федор долго хохотал: никак не вязалось это обращение к еще не старому, молодцевато подтянутому, ехидному, и такому городскому – Антону.
- - О, вот, смотри, я же говорил! – крикнул Антон и указал концом палки на змею в нескольких метрах возле пня. – Ну ее, пошли отсюда! Нужно тебе это озеро!
- Федор вздрогнул. Действительно, без сапог лучше не ходить! Опасливо оглядываясь, пошел вслед за другом.
- Место, и правда, было особенное. Деревья не расступались перед озером, а, казалось, еще плотнее обступали его. Отвесные берега, заросшие кустарником, и только в одном месте берег пологий, маленький «пляж», песок, но в нескольких метрах прозрачная вода скрывает неизведанные глубины. Только в полдень оно голубое, но, стоит только солнцу изменить угол света, вода кажется черной, бездонной, гладь не колыхнется от ветра, надежно укрытая чащей. Идеальный пейзаж для картины, задуманной Федором. Он уже предвкушал, как завтра придет сюда с самого утра.
- - Я бы с тобой остался, - говорил Антон, шагая по жухлой листве, - да домой нужно. А так не хочется тебя одного тут оставлять! Ради бога, до полудня – и все. Дома дорисуешь. Место нехорошее: один утонул тут пару лет назад, водолазы искали тело, да так и не нашли. Одного водолаза едва самого вытащили. Тут как воронка: по краям мелко, а в центре глубина и ил. Затянет – не заметишь.
- - Да я же не купаться собираюсь! – отмахнулся Федор. Его воображение уже заработало, будущая картина сложилась перед внутренним взглядом, и ракурс был найден, и хотелось подумать о сотне волнующих мелочей: тон, цвет, штрих, а тут Михалыч со своими советами. Нянька прямо! Зачем сорокавосьмилетнему мужчине нянька, я вас спрашиваю!?
- Они вышли на лесную дорогу и зашагали быстрей.
- - По ней три километра – и на трассе. А в объезд все тридцать три будут. И дорога ужасная. Сколько лет собираются эту заасфальтировать, и все никак. А село тем временем умирает. Странно – в центре страны, в двух шагах от столичного шоссе, где полно заправок, закусочных, где села перетекают одно в одно – такая средневековая глухомань, что хлеба не купишь!
- - Ну, ты же такое место искал, философ! – отозвался Федор.
- - Место прекрасное! Тут все есть: лес, река, степь, горы! И мало людей! Заметь, Федя, людей не видно! Тут даже заборов нет – только  возле домов у леса. Молодежи нет – все перебрались в населенные места. Доживают бабки и деды. Столько брошенных хат! Вот трагедия, а? А построили бы дорогу, тут бы отбою не было от желающих поселиться!
- - И ты бы дорого продал свою хибару…
- - Да. Но не дорого: эта мазанка дорого не стоит. Зато ее и не крушат: знают, что ничего нет – комнатка с печкой посередине, топчанчик и пара вилок  в столе. А тут один крутой купил домик под самым лесом, отделал его, конечно, телевизор завез, дурак, в эдакую тишину и благодать! Мебель, барахло всякое – словом, тут тебе и лоно природы, и цивилизация внутри! - рассмеялся Антон. - Так его два года подряд грабили! Дверь вывалили. Он починил, железную поставил, на окна решетки – и все равно! Вывалили решетку вместе с окном и опять обчистили! Упорен наш народ в экспроприации  своего ближнего!
- - Бедняга… - равнодушно отозвался Федор, думая о своем.
- - А кстати, в последний год что-то не слышал об ограблении. Надо у соседки спросить, может он все вывез и двери открытыми оставил: смотрите сами, господа воры! - чему-то удивился Антон.
- Они вышли из лесу. Слева вилась речушка, тощая и мелкая, сплошь заросшая камышом, и часто только по этой заросли угадываемая. Левый берег был крут и высок, так что вполне мог сойти за «горы», о которых говорил Антон. Правый берег был низок, зелен речными травами, сочными от близости воды. И сразу начинался лес. Он подступал к речушке стеной, языком вдаваясь в степь. Домишки стояли цепочкой вдоль реки, зажатые между лесом и камышами, и пока речка, выгибаясь дугой, не ушла в степь – дома были с высокими заборами.
- - От зверей и недобрых людей, - пояснил Михалыч на немой вопрос Федора.
- А уж в степной части дома стояли широко и привольно! Лес был далеко, и огороды лентами уходили к нему, дома в один ряд стояли широко, словно селились древляне, а постсоветские жители. И эта линия домов заканчивалась дамбой, где река широко разливалась, и в ней купались мальчишки и коровы. Песок был покрыт коровьими лепешками, что не нарушало ощущения чистоты и простора. Вода была прозрачна и светла, мелка и маняща. Удивительная легкость овладела Федором. Хотелось взмахнуть руками и крикнуть что-то радостное в это высокое небо.
- - Вот то-то и оно, - усмехнулся Михалыч, заметив перемену настроения друга. – Вот поэтому я и не хочу расстаться с этим домом! Такой островок нигде не найдешь!
- Потом была баня, гнусная попойка и купание в прохладной сентябрьской воде. А на рассвете опухший, но вполне протрезвевший Михалыч уехал, а Федор надел его сапоги и пошел к озеру.


продолжение http://www.proza.ru/2013/01/02/1262