Рассказ ни о чем

Он устало брел по занесенной снегом тропинке к одинокому дому на  поросшем низкими ивами пригорке. В доме горел свет - значит, люди  еще не спали. Кругом не было слышно ни людских голосов, ни шума  машин, - только ветер гудел, задувая в капюшон, протяжными  "Оммм, омммм, оммм", да скрипел сухой блестящий снег под ногами.
Он шел. Ныли колени; в ботинки набился снег - но он все равно шел.  Ему было уже все равно, что ждет его там, куда он идет - только бы  дойти. Только бы дойти, увидеть, наконец все понять. А там будь что  будет.
Когда он подходил к дому, его сердце почему-то бешено  заколотилось. Несмотря на то, что с того момента, как они с Еленой  познакомились, прошло уже более пятнадцати лет - тот след  невозможно было изжить ничем. Что-то незавершенное было в их  отношениях. Какая-то недосказанность, неразгаданность, тайна. И  эта тайна даже спустя годы влекла его, как мотылька влечет огонек  свечи. Невозможно было этому противостоять.
Он немного потоптался на крыльце, нерешительно постучался,  спустился-поднялся по ступенькам, и в конце концов встал у двери,  согревая дыханием замерзшие руки. Его большие светлые глаза  блестели из-под шапки, словно стеклянные бусины. Он подождал еще  с минуту, топчась на месте, прежде чем решился постучаться снова,  на этот раз сильнее.
Никто не открывал. Он уже повернулся было, чтобы уйти, - но тут  из-за его спины внезапно послышался звук отодвигающейся  щеколды, и, когда он повернулся, она уже стояла на пороге и  смотрела на него.  Он тоже встал, как вкопанный, и стал на нее  смотреть. Так они стояли, глядя друг на друга, некоторое время, пока  она наконец не проронила:
- Ну?
Голос у нее был усталый и сочувствующий.
- Что - ну? - спросил он, облизывая покрывшиеся коркой губы. - Хоть  бы "здравствуй" сказала.
- Проходи, - она вздохнула и отошла в сторону, пропуская его. - Мужа  пока нет. Даша у бабушки.
Он молча кивнул, снял шапку и прошел следом за нею в освещенный  проем. В ноздри ему тотчас же пахнуло чем-то вкусным. "Кажется,  это яблочный пирог, - подумал он, принюхиваясь, и понял, что  голоден. - А у нее тут уютно. Судя по всему, не бедствует".
Домик внутри и впрямь был замечательный. Несмотря на то, что  стоял он на отшибе, в глухой деревушке,  одна половина населения  которой шабашила в городе, а другая - квасила дни и ночи напролет ,  его внутреннее убранство выглядело даже как-то по-европейски.  Нет, разумеется, там не было ни намека на пресловутый евроремонт,  пластиковые панели и натяжные потолки. Все было очень просто,  незатейливо, - но, вместе с тем, необычайно уютно. Деревянный  стол-книжка посреди просторной гостиной был накрыт веселой  льняной скатертью; тут же, поодаль, стоял чистый и непросиженный,  хотя и не слишком новый, диван; на стенах, оклеенных обоями цвета  топленого молока, висели маленькие картины и фотографии в  деревянных рамочках. Тут же стоял современный стол для  компьютера, верхняя полка которого была заставлена дисками и  безделушками; в углу, возле стеллажа с книгами, красовался  пластмассовый кукольный домик. Особое очарование комнате  придавала большая люстра с тканевым абажуром, висевшая над  обеденным столом. Абажур был теплого оранжевого цвета, с  золотистой бахромой по краям.
Он сел на диван, положив ногу на ногу, и принялся разглядывать  мягкие игрушки, украшавшие его спинку. Елена тем временем  хлопотала на кухне, готовясь накрывать на стол. Судя по всему, на  очереди был не только яблочный пирог. В конце концов, она  появилась в дверях гостиной с большой алюминиевой кастрюлей, от  которой шел пар. Он мигом подскочил к ней, спросив:
- Тебе помочь?
Она передала ему кастрюлю со словами:
- Только, ради Бога, не разлей.
Он кивнул, и, приняв у нее из рук кастрюлю, осторожно поставил ее  на можжевеловую подставку, лежащую тут же, на столе.
Она сходила в кухню и вернулась с двумя тарелками и чашками.  Поставив на стол, снова вышла, и на этот раз вернулась уже с  чайником. Он все это время молча сидел у стола на табуретке,  обхватив колено, и следил за тем, как она входит и выходит. Она  тоже молчала и избегала смотреть в его сторону. Он ждал. Наконец,  уже разливая по тарелкам суп, она заметила:
- Что-то ты настороженный весь какой-то, напряженный. Как зверь  дикий.
И, спустя секунду, добавила:
- А, впрочем, ты всегда такой.
Он криво ухмыльнулся.
- Помотайся с мое, - сказал он, выпрямляя ногу и перемещая ее под  стол, - еще и не такой станешь.
Она только грустно улыбнулась в ответ.
- Знаешь, - сказала она через несколько секунд неловкого молчания, -  а ты все-таки изменился. Повзрослел как-то, что ли. Жестче стал,  серьезней.  Я тебя другим помню.
- Да не жестче я стал,  - устало заметил он, - а крепче. И гибче вместе  с тем. Жесткое - оно ломается быстро.
Она вскинула на него удивленные карие глаза, но ничего не сказала.  Он помолчал немного и продолжал:
- В сущности, я не так уж и изменился. Дома у меня по-прежнему  нет, семьи - тем более. Вот и мотаюсь туда-сюда, как говно в  проруби. Мне Пашка твой адрес дал, вот я и подумал - навестить  тебя, что ли. Посмотреть хоть, как живешь...
Она молчала, глядя в стол, только ее веки чуть подрагивали. Наконец,  встряхнувшись, она вышла из оцепенения и спросила:
- Так зачем ты все-таки приехал? Если уж по-честному?
Он беспомощно уставился на нее своими прозрачными глазами:
- Я не знаю.
Он и вправду не знал, зачем. Когда он шел сюда, ему хотелось одного  - выяснить, увидеть, почувствовать, дотронуться. Высказать все, что  так хотелось высказать. А теперь он чувствовал, что зря сюда  пришел.  Вернее, не зря, конечно же - он ведь зачем-то сюда шел. Но  ему не было места здесь. Не было места в этом любовно свитом  гнездышке, не было места в этом спланированном и  предначертанном уюте. Он проглотил слюну и опустил глаза. Елена  облокотилась о стол и слегка наклонилась к нему.
- Ну, что ты, - грустно и ласково сказала она - не переживай так. Я  прекрасно тебя понимаю, но... видишь ли, я замужем. И уже давно.  Дашка в следующем году в школу пойдет. Ты что, думаешь, я ее вот  так оставлю...?
- Нет, - замотал головой он. - Нет, даже и не думай об этом. Я же не  идиот. Я же прекрасно понимаю, что ничего быть уже не может. Ты  что. Нет, Лен. Я просто приехал. Узнать, как дела. Проведать...
И, в очередной раз окинув взглядом гостиную, заметил:
- Хорошо тут у тебя. Ты молодец, Ленка. Так дом держишь.
- Спасибо, - та смущенно потупила глаза, теребя уголок скатерти.
Они еще какое-то время посидели молча, доедая порядком  подостывший суп. Потом Елена убрала со стола тарелки и налила чаю.  В вазочке на столе стояли конфеты, оставшиеся, видимо, еще после  Нового Года.  Он взял одну конфету и принялся осторожно ее грызть,  думая о том, что же он скажет дальше.
А говорить, по сути дела, было не о чем. Еще раз вспоминать ту  поездку в Сочи, где они и познакомились? Как он сбегал из  санатория, чтобы увидеться с ней? Как они ночью катались на лодке,  или как тайком от взрослых пытались заниматься любовью в  прибрежных скалах? Все это было прекрасно - но здесь, в этом доме,  оно не имело ни веса, ни смысла. Здесь было свое. Вернее, Еленино.  И Елена, похоже, прекрасно управлялась с этим "своим". У нее, в  отличие о него, это "свое" было. Это у него были только воспоминания,  которыми он жил.

Словно уловив его мысли, Елена мечтательно улыбнулась.
 - А знаешь, - сказала она через некоторое время, - все-таки славно  мы с тобой тусили тогда, помнишь?
- Помню, - улыбнулся он. - Только сейчас так уже не потусишь, Лен.
- Не потусишь, - вздохнула она. - Хотя иногда хочется. Взять и  сорваться куда-нибудь. Но потом понимаю, что - куда я, по сути,  сорвусь? Тут Толя; тут Дашка. Я их обоих люблю очень. Порой  накатывает, конечно, но я держусь. Не срываюсь.
- Ты же тогда еще выбор сделала, - он поднял голову и посмотрел на  нее неожиданно прояснившимися глазами. - Ты ведь еще тогда  сказала - прости, Димка, но с тобой я быть не могу. Помнишь, я  следующим летом на электричке до тебя добрался, а ты еще в  тапочках меня встречать вышла на лестничную клетку?
- Помню, - нерешительно кивнула Елена, ошарашенная внезапной  горечью в его голосе.
- А помнишь, ты мне сказала... - он задумался, вспоминая, как же это  было, - помнишь, ты мне сказала что к французскому тебе готовиться  надо, экзамен сдавать? И ушла. А я на лестнице остался стоять, как  дурак...
- Прости меня, - едва слышно выдавила из себя Елена, опуская  голову. - Прости. Я правда не думала тогда, что все так... я думала,  что ты... что это все несерьезно...
Он вздохнул и оперся щекой о руку.
- Нет, я тебя не виню, - сказал он через некоторое время, осторожно  беря притихшую Елену за руку. - Ты прости, пожалуйста. Лен. Ну не  плачь.
Она подняла на него слегка покрасневшие глаза и стерла слезинку со  щеки.
- Слушай, - сказала она через некоторое время, - лучше ведь поздно,  чем никогда?
- Ну да, - машинально ответил он, еще не подозревая, что же кроется  за этим вопросом.
- И ведь... ты ведь меня нашел, - вопросительно глядя на него, сказала  Елена. - Значит... все не случайно, так?
- Так, - он кивнул, гадая, что же она сейчас скажет.
Она задумалась на секунду, а затем осторожно погладила его по  щеке, с нежностью на него глядя.
- Послушай, - сказала она. - Поскольку Дашку с Толей я оставить  сейчас не могу... да и вообще вряд ли смогу...давай мы с тобой будем  видеться, пока Толи не будет. А Дашку я буду отводить к бабушке.
- Ты... что? - он во все глаза, не то изумленно, не то с испугом,  вытаращился на нее. - Мужа обманывать? А если узнает...? Это что  же потом такое будет?
- Не узнает, - покачала головой Елена. - Мы сделаем так, чтобы не  узнал.
- Слушай, Лен, - он крепко взял ее за руки и посмотрел ей в глаза. -  Ну не дело это. Если уж ты так хочешь быть со мной, то пойдем со  мной сейчас. Дашку потом заберем. Я на работу устроюсь, да хоть  грузчиком тем же. По переходам играть буду. Да все, что угодно,  сделаю, чтобы тебе только хорошо жилось. Лен. Я серьезно.
Он смотрел на нее в надежде на то, что она согласится, но Елена лишь  покачала головой:
- Переход... грузчик... глупый.  Ты на эти деньги даже и один-то с  трудом протянешь.
- А разве ты сама не пойдешь  работать? - он слегка приподнял брови.  - Угу, чтобы ты потом мне на шею сел, - усмехнулась Елена. - Нет уж,  спасибо. Видели мы таких...

Они просидели еще несколько минут в гробовом молчании, а потом  он встал со стула и медленно направился к выходу.
- Ты куда? - спросила у него Елена, вскидывая голову и внимательно  глядя на него.
- Обратно, - отозвался он. - Туда, откуда пришел. Хотя я уже и не  помню толком, откуда я шел-то.
- Может, тебя проводить? - Елена встала в дверях гостиной, опершись  спиной о дверной косяк. Он лишь усмехнулся и покачал головой:
- Неа, не надо. Сам дойду.
И, натянув шапку, отодвинул щеколду и отворил дверь.
- Постой... может, ты приедешь еще... да давай я тебе в дорогу чего- нибудь дам, - засуетилась Елена, но он только выставил вперед  ладонь, останавливая ее:
- Не надо.
- Что, вот так - и уходишь? - дрожащим голоском спросила она, глядя  на него полными тоски глазами. - И больше не придешь?
- Не приду, наверное, - отозвался он. - Что мне тут, у тебя делать.  Муж, ребенок. Знаешь что, - забудь обо мне, Ленка. И я о тебе  забуду.
Он занес было ногу над порогом, но затем передумал и обернулся.  Елена смахнула со щеки слезинку.
- Знаешь... - сказала она, улыбнувшись сквозь слезы, - а ведь так  даже лучше. Правда лучше. Ты мне не мешаешь; я тебе не мешаю...
И спустя секунду заплакала уже по-настоящему:
- Ну зачем вот ты пришел?! Зачем? Меня только растревожил. Я же  теперь всю ночь спать не буду. О тебе буду думать...
Он сделал было шаг, желая обнять ее за плечи и успокоить, - но  внезапно понял, что это будет лишним.
- Лен, послушай, - только и сказал он, - а ты вот подумай, чего тебе на  самом деле хочется?
Она подняла на него удивленные заплаканные глаза:
- Не поняла вопроса.
- Чего тебе на самом деле хочется, говорю, - повторил вопрос он. -  Тебе хочется по городам и весям со мной мотаться, или дома в тепле  сидеть и чаек попивать. Думай. Я, конечно, последняя сволочь буду,  если из дома тебя уведу, но чего ради дамы не сделаешь.
Она задумалась на секунду, но почти сразу же покачала головой и  сказала:
- Нет. Ты что, я на такое не пойду. Бросить Дашеньку... бросить  Толю...
- Бог с тобой тогда, - заключил он. - Ну, что ты ревешь. Не реви. Все  же хорошо. Ну, подумаешь, зашел чудик какой-то немытый с  большой дороги... всякое бывает. Ну, не плачь.
И после небольшой паузы добавил:
- И что со мной бабы так расходятся тяжело. Многие вроде даже и не  вспоминают, а некоторые - туши свет. Вон, есть одна... все ходит за  мной, словно тень, и ведь не заметишь даже, когда она перед тобой  вынырнет. Как из-под земли. Чудная женщина. Фея какая-то, ей- Богу.
- Кто она? - спросила Елена.
- Неважно,- ответил он - Какая разница. Просто женщина. Ладно,  Ленка. Пойду я, пожалуй. Ты меня прости, если что. И не поминай  лихом. Я вряд ли вернусь уже.
- Понимаю, - кивнула Елена.
Он на прощание ободряюще ей улыбнулся и, поймав ответную  улыбку, вышел на крыльцо.

Он не стал задерживаться на крыльце, понимая, что его может  увидеть возвращающийся домой муж Елены, а компрометировать  свою бывшую возлюбленную перед ее супругом ему не хотелось. Он  быстро сбежал с крыльца и отправился обратно по той же тропинке,  по которой пришел сюда. Теперь ее снова замело, и следов почти не  было видно. Он шел, по колено проваливаясь в хрустящий белый  снег, весь сморщившись от дувшего ему в лицо ветра, и думал.
Ведь, по сути дела, он ничегошеньки не мог дать ни Елене, ни кому- либо еще. Что у него было? Он сам, раздолбанная советская гитара да  темное прошлое. Вера в чудеса не считалась, - за веру в чудеса никто  никогда не согласился бы выйти замуж.
- Видимо, так и придется по чужим хатам всю жизнь мыкаться, -  пробормотал он, борясь с ветром. - А, впрочем, это еще не самое  ужасное. Ничего, проживу как-нибудь... а там глядишь, помру - и на  Аввалон...
Выходя на трассу, он заметил проехавший мимо него аккуратный  внедорожник. Внедорожник свернул на ту же самую тропинку, с  которой только что сошел наш путник, и поехал по холму по  направлению к одиноко стоящему домику с приветливо светящимся  окном. Он остановился, и, провожая внедорожник взглядом, мельком  заметил сидящего за рулем длинноволосого мужчину. Мужчина был  молод и хорош собой. Почему-то он напомнил ему Соколиного Глаза  из романов Фенимора Купера, которыми он зачитывался в детстве.
- По-моему, там все не так уж плохо,- сказал он самому себе, когда  внедорожник скрылся из вижу. - Этот мужик, судя по всему, и в  жопе не пропадет. Дура Ленка; счастья своего не понимает. Приходи,  говорит, когда Толи не будет. Ох, стерва-стерва...
И, сказав так, повернулся к трассе и, выйдя на твердую дорогу,  остановился и закурил. Спешить ему было некуда, тем более, что  машин кругом не было.
Но докурить он не успел. Неизвестно откуда взявшаяся зеленая  побитая "девятка" внезапно затормозила рядом с ним и остановилась.  Стекло с ободранной тонировкой поползло вниз. Из окна высунулась  растрепанная женская голова и спросила:
- Куда путь держишь, друг?
Он немного растерялся, сбитый с толку таким нетипичным для  представительнцы прекрасного пола вопросом. Женщины редко  называли его "другом". К тому же, голос его подвозчицы показался  ему странно знакомым. Он еще раз взглянул на нее и внезапно  остановился, разинув рот, накрытый внезапным осознанием. Они и  впрямь были знакомы.
- Белка, ты что ли? - выдохнул он, во все глаза на нее глядя.
Та подняла на него глаза и засмеялась:
- Садись давай, чудик.
Он молча кивнул и прыгнул к ней в машину, на соседнее сидение с  ней.
Какое-то время они ехали молча. Белка курила в окно, а он украдкой  ее разглядывал. Его старая знакомая выглядела уставшей и помятой,  словно ей приходилось удирать от погони. Ее длинные волосы были  растрепаны, а под накрашенными глазами залегли круги, словно она  всю ночь не спала. Узкие кисти с длинными пальцами устало лежали  на руле. Он подумал, что Белка, наверное, всю ночь провела в дороге, и осторожно поинтересовался:
- Ты откуда такая?
- А, - махнула рукой она, - неважно. Вон, сигареты лежат. Бери и  кури, сколько влезет.
И, помолчав, повернулась к нему:
- А ты сам откуда?
- Долгая история, - он невесело ухмыльнулся. - Как-нибудь потом  расскажу.
Они еще какое-то время ехали молча. Он удобно устроился в кресле,  по своему обыкновению, подтянув одну ногу к подбородку, а вторую  вытянув перед собой. Она пару раз бросила на него теплый, какой-то  не то грустный, не то нежный, взгляд, но ничего не говорила. Когда  она смотрела на него, он всякий раз смотрел в другую сторону, но  один раз не успел отвести глаз и столкнулся с ней взглядом.
- Там, дальше по трассе, есть кафе, - сказала она. - Можем  остановиться около него. Я возьму тебе кофе и покормлю чем-нибудь,  хочешь?
- Не надо, - покачал головой он. - У меня есть деньги, да и потом,  меня только что накормили до отвала.
- Кто же тебя так? - удивленно вскинула брови она.
- Ленка, - ответил он, поняв, что терять ему нечего. - Я у нее был. Она  тут, поблизости, живет.
И, в свою очередь, задал вопрос:
- А ты-то что в этих краях делаешь?
Она задумалась.
- Знаешь, я, по сути дела, ничего тут не делаю. Так, проезжаю мимо, -  ответила она через некоторое время. - Такой ответ устроит?
Он отрицательно покачал головой.
- Хорошо, - сказала она, доставая очередную сигарету и открывая  окно. - Я расскажу. Только не вздумай смеяться.
- Я не буду смеяться, - сказал он. - Давай, вываливай, что там у тебя.
- Понимаешь, - сказала она и, сделав затяжку, выпустила струю дыма  в окно. - Я чувствовала, что ты сегодня будешь здесь. Я не знаю, как  это объяснить. Просто проснулась утром и поняла - надо ехать. Надо  ехать, что бы ни было, что бы ни держало. Я каким-то образом  поняла, что тебе может понадобиться моя помощь. Не спрашивай,  как я это поняла; я и сама не знаю.
И, закончив говорить, подняла на него беспомощные темные глаза.  Он понял, что она не врет.
- Ну что ж, - вздохнул он после долгой паузы. - Чувствовала,  говоришь... все-то ты чувствуешь. А ведь я и впрямь... понимаешь,  Белка, тут такое дело...
- Понимаю, - вздохнула она в ответ и хотела было что-то добавить, но,  решив промолчать, сделала еще одну долгую затяжку, затем  выбросила бычок и закрыла окно.
- Она снова меня выгнала, понимаешь, - вздохнул он. - Ну то есть, как  сказать, выгнала. Сказала - если хочешь, приезжай, когда мужа и  ребенка дома не будет.
- И? - Белка внимательно на него посмотрела. - Что же ты ответил?
- А ничего, - сказал он, тоже доставая сигарету. - Не могу я так.  Чужая семья. Чего я лезть буду? Да и потом, Ленка сама выбор  сделала. Я тут ей не хозяин. Говорил - если хочешь, бросай все, идем  со мной... нет, какой там.
Она вздохнула и покачала головой, но ничего не сказала.
- Ну, хотя, - продолжал он, - с другой стороны, она правильно  поступила. Ну сама посуди... что бы я ей дал. У меня же ни кола ни  двора. Мотаюсь все время как этот... помнишь, в песне еще пелось.  "Я хожу всегда пешком, словно ебнутый мешком, нахуй никому не  нужным мудаком..."
- Помню-помню, - засмеялась она.
И, искоса взглянув на него, заметила:
- Только, кажется, зря ты так о себе.
- Почему это зря, - он поерзал задом  в кресле и закрыл глаза, сложив  руки на животе. - Вовсе не зря. Я вот такой и есть - нахуй никому не  нужный, и поэтому свободный. Как волк, знаешь. Или лис. Все, что  умею - это на гитаре бренчать и стихи писать. Да и те плохие.
Белка остановила машину и внезапно, повернувшись к нему, провела  пальцами по его щеке. В ее глазах светилась горькая, какая-то  обреченная нежность.
- Ты чего, - он не то, чтобы испугался или почувствовал отторжение -  скорее удивился. - Вдруг так это... Белк, ты чего?
- Да ничего, - ее пальцы скользнули за его ухом, под узкой челюстью,  спустились по жилам на шее. Теперь вся ее рука - небольшая, узкая, с  аккуратными пальцами - лежала у него на груди, чуть пониже  ключиц. Он не убирал эту руку. Он смотрел на Белку и ждал, что та  скажет. Та только смотрела на него - и молчала.
- Ну чего ты молчишь, - наконец, не выдержал он. - Ну скажи хоть,  что сказать хотела, я же вижу, что ты что-то хотела сказать, просто  молчишь.
Она отвела глаза, но не убрала руки. Он положил свою руку сверху и  осторожно повернул ее лицо к себе.
- Ну не молчи, -  с мольбой в голосе произнес он.
Она, взглянув на него, взезапно рассмеялась и свободной рукой  ущипнула его за бок. Он взвизгнул, и, неловко дернувшись,  толкнул спиною оказавшуюся незакрытой дверь и вывалился в снег.
Она выскочила из машины  и во мгновение ока оказалась рядом с  ним. Он лежал на спине и смеялся, глядя на нее.
- Ты в порядке? - спросила Белка, присаживаясь рядом с ним на  корточки. Он ничего не ответил - только засмеялся еще сильнее, -  истерическим, всхлипывающим смехом, - и, схватив Белку за руки,  опрокинул ее в снег рядом с собой, а сам улегся сверху и поцеловал  ее.
Белка секунды две брыкалась, но потом успокоилась. Ее руки обвили  его шею, а сама она будто бы вся подалась ему навстречу. Судя по  всему, она была счастлива. Он тоже был счастлив. Он целовал ее,  лежа в снегу, но совершенно не ощущал холода. Была только она, ее  растрепанные волосы, подрагивающие пушистые ресницы и тугие,  беспокойные губы с размазанной помадой. Ее поцелуи были мелкими  и острыми, словно иглы.
Закончив целовать ее, он еще какое-то время лежал с нею рядом,  уткнувшись ей в плечо и вдыхая ее запах, но потом понял, что у него  насквозь промокла куртка. Да и Белка, судя по всему, замерзла.
- Пойдем, - сказал он, вставая сам и помогая подняться Белке. - Куда  ты там ехать хотела?
Она поднялась, ухватившись за его руку, и, встав напротив него,  улыбнулась:
- Теперь уже неважно.
В машине было холодно; Белка включила обогреватель. Он снял  мокрую куртку и бросил ее на заднее сиденье, оставшись в одном  свитере.
- Знаешь что, - сказала Белка, заводя машину, - а поехали кофе пить.
- Поехали, - кивнул он, устало прикывая раскосые светлые глазища.
- Слушай, а вот почему ты Ленку пожалел, а меня нет, - спросила  Белка, когда они ехали по трассе. - Ее же ты уговорил дома остаться.  А со мной сейчас мотаешься по трассе, - как так. Ты же сам сказал, -  ни кола, ни двора...
- Наверное, потому что тебе это все неважно, - ответил он, секунду  подумав. - Тебе нет разницы, сколько я зарабатываю и где я живу.  Если уж ты поперлась за мной в такую даль.
И, подумав еще немного, добавил:
- Ты не подумай; я тебя не использую. Просто я вижу, что ты не  можешь по-другому.  Если честно, и сам удивляюсь, на хрена я тебе  такой сдался. Сама же видишь, что я за фрукт.
- Не переживай, - улыбнулась она. - Все будет. Ты играешь хорошо, а  это, поверь, уже плюс.
- Правда? - он с надеждой на нее посмотрел.
- Правда, - кивнула Белка. - Ну, вот, собственно, и кафе. Посиди пока  тут. Я за кофе схожу и пожрать чего-нибудь возьму, а то голодная,  как собака...
- Я с тобой, - сказал он.
Позже они сидели на заднем сиденьи машины, пили кофе и  разговаривали.
- Ты понимаешь, - говорила Белка, прижимаясь к нему, - мне ведь  тоже трудно было. Знаешь, сколько мужиков вокруг меня  увивалось... да и увивается. И вот представь себе - сидишь ты и  думаешь - кругом столько мужчин, а ты все одна да одна. И все из-за  того, что ты единственного человека никак забыть не можешь, да и  не хочешь. А время-то идет.
- Я понимаю, - кивал в ответ он. - Ну что ж, раз так - значит, так оно  и надо. Только ты не оставляй меня, пожалуйста. Сама понимаешь - идти мне больше не к кому...
- Я надеюсь, ты не считаешь меня хитрой стервой, дождавшейся твоего поражения и подобравшей тебя раненого, чтобы выходить и оставить себе? - усмехалась Белка.
- Нет, - качал головой он. - То, что произошло сегодня, поражением назвать нельзя. Это скорее знак того, что нужно прекращать жить прошлым. В конце концов, у нас есть настоящее.
- Я люблю тебя, - шептала Белка, еще теснее прижимаясь к нему.
- И я тебя люблю, - отвечал он, зарываясь носом в ее волосы. - Пожалуйста, будь со мной. С тобой я наконец-то чувствую себя дома.

Снег все падал и падал, заметая собою мир.