Ошибка Мессии

Внедорожник забуксовал, но на этот раз всё-таки вылез и продолжил движение. Дальше дорога шла чуть ровнее, что позволяло надеяться  на то, что до моря я доберусь, не прибегая к нерасторопной помощи сомнительных местных трактористов. Утром мне потребовалось ждать «освободителя» часа три, а потом он принялся за дело так неторопливо и обстоятельно, будто вытаскивал не современный внедорожник, водитель которого пообещал ему очень и очень существенные деньги, а репу в собственном саду, не первую, не последнюю, и единственный стимул к такому труду – крепкая скалка жены. Впрочем, вряд ли здесь растут репы.

Было уже около часа дня. В раскрытое окно повеяло солёной морской водой. Если учесть, что стоял абсолютный штиль, то, вероятно, я был уже совсем близко к морю. А направление и расстояние я уже чувствовал совершенно точно. Повинуясь скорее случайному импульсу, нежели какому-то желанию, я включил радио.

«… Подписали мирный договор во Дворце Совещаний. Как сообщают наши аналитики, дальнейшие боевые действия гарантированно уничтожили бы всю тяжёлую промышленность обеих стран, что привело бы к экономической катастрофе.  Теперь вернёмся к главной новости дня: Чарльз Хэви, известный политик, владелец нескольких интернациональных предприятий, крупнейший организатор благотворительных кампаний…»

 «Какие титулы! Можно подумать, что скончался Господь Бог!» - Подумал я. На самом деле раздражение и мысли принадлежали не мне, а Марку Хинвали, молодому, успешному и крайне амбициозному врачу, тридцати пяти лет, не женат, детей не имеет. Так получилось, что последние годы я исполняю его роль, а для этого необходимо следить за каждой мыслью, за каждым движением. Это искусство, далёкое от актёрского мастерства, куда более древнее и совершенное. И нет ничего странного, что Марк Хинвали раздражён утренними происшествием на дороге, и что сам факт совершаемого ныне путешествия создаёт ему настроение едкое и угрюмое.

Диктор, тем временем, продолжала:  «… а так же профессор Оксфордского Университета, официально признан погибшим в авиакатастрофе. Его личный самолёт потерпел крушение над Атлантическим океаном вчера в районе десяти часов утра, недалеко от Порт-Жантиль. По нашим данным, на борту находились только восьмидесятилетний Чарльз и его  семидесятивосьмилетняя жена, Алехика Пагота. Поисковые службы обнаружили обломки самолёта в десяти километрах от берега и приступают к их извлечению.

Чарльз Хеви – огромная потеря для всего мира. Благодаря его деятельности многие страны вышли из нищеты, множество человеческих жизней было …»

Звонок телефона заставил меня выключить приёмник, и взяться за руль одной рукой, вследствие чего речь моего собеседника на всякой очередной ухабе прерывалась моими не слишком цензурными соображениями о жизни.

- Мистер Хинвали, я собрала интересующую вас информацию.

- Да, Лиза, я внимательно слушаю, вот ведь …!

- Простите?

- Ничего, Лиза, не обращайте внимания.

Умница Лиза начала рассказ. Говорила она быстро и чётко, фильтруя известную ей информацию и донося до меня только самые ценные факты:

- Ему позвонили из больницы в два часа ночи и сообщили, что у его жены злокачественная опухоль в мозге. Врач считал, что она продержится не больше суток. В два с половиной часа он приехал в больницу и добился, чтобы его жену выписали. Врач уверяет, что мистер Хэви был совершенно спокоен и болтал с женой о сентиментальных глупостях: о прожитой совместно жизни, о рассвете над морем и так далее. Судя по всему, тогда он и решил направиться в аэропорт.

В три двадцать три они вошли в аэропорт, он вёз её на инвалидной тележке, она к тому времени уже не могла сама передвигаться. Там он добился дозаправки своего личного самолёта, усадил жену в пассажирское кресло и вылетел в четыре пятнадцать. Сотрудники аэропорта уверяют, что оба они улыбались и были настроены легкомысленно. В начале полёта мистер Хэви подробно обсудил с диспетчером прогноз погоды, и отключил связь. Как вы понимаете, сотрудники аэропорта получили нешуточную взятку и воздержались от вопросов и регистрации полёта… У вас всё в порядке? Хорошо. 

Примерно в девять утра, судя по показаниям спутников, его самолёт вошёл в грозовой фронт над Атлантическим океаном, недалеко от берегов Габона. В девять тридцать один, судя по всем приборам, в самолёт ударил разряд молнии. По прогнозам мистер Хэви и его жена должны были умереть мгновенно.

В настоящее время к обломкам самолёта начат спуск батискафа…

- Спасибо, Лиза – сказал я, и, помедлив секунду, продолжил,-  слушай внимательно. Необходимо подтвердить смерть его и его жены. Можете даже найти тела и торжественно похоронить, или доказать, что их пепел развеян по всей Атлантике. Понятно? Вот и умница.
Я засунул телефон в карман брюк и вырулил на песчаный пляж.

Штиль сделал океан тихим, прозрачным и голубым. Шелест волн был настолько тих, что я замер ненадолго и прислушался – есть ли он вообще? Но океан дышал. Дышал голосом самой Вечности, и сколь бы тих он не был, в нём было несметное могущество, неизбывная власть и… отчаянное безразличие. Я невольно удивился этой мысли, подошёл поближе к берегу и сел, скрестив ноги, возле человека, лежащего на пляже в позе, напоминающей Витрувианского человека. Океан чуть-чуть касался его стоп; На песке не было никаких следов. Будто человек лежал здесь с начала времён. Это вызвало усмешку у Марка Хинвали, живо представившего Леонардо да Винчи, сидящего в шезлонге неподалёку и любующегося набросками иллюстрации к трудам римского архитектора.

Черты лица человека никак не желали оставаться в памяти, Марк был в рассеяности, а я здорово сомневался, что у этого человека вообще когда-нибудь было лицо. Тем не менее, ещё два дня назад практически любой мог узнать в нём мистера Чарльза Хэви, восхититься его ярко карими глазами, широкими плечами, моложавым лицом. Никто не дал бы ему восьмидесяти лет – Чарльз выглядел, как крепкий сорокапятилетний спортсмен. Марк попробовал припомнить его жену – уж она-то смотрелась на своё возраст. Сгорбленная, морщинистая, и глаза у неё были уже мутными – но, надо отдать ей должное, всегда лучились добротой.

В рваных лохмотьях, едва прикрывавших тело человека, едва угадывался деловой костюм. «Наверное, очень хороший был костюм» - подумал Марк. Но на открытых участках тела не было видно ни единой царапины, ни единого шрама.

- Выжить после удара молнии и океана… Я и не думал, что кто-то из нас на это способен, даже ты! Да, это не на кресте висеть, – медленно проговорил я, неохотно нарушая тишину.
Снова потянулось молчание. Океан стал чуть громче, но ветра по-прежнему не было. Я утёр пот со лба. Искупаться бы… Потом подумал о Чарльзе и решил, что купаться не хочу.

- Я привёз деньги, документы, одежду. Подкину тебя до аэропорта. Теперь Индия, да? Кто бы мог подумать, что мы так скоро за неё возьмёмся.

И вновь только шелест волн.

- А прикинь, Абдула третий раз расстреляли, часа четыре назад. Теперь он пробует начать прямо в Багдаде…

- Я тоже не думал, что способен выжить, - тихий, бесцветный голос. Но мне показалось, что говорит сам океан.

- Ты что, действительно… Действительно хотел умереть? – Это уже не эмоции Марка. Это мои эмоции, давно забытые, затерянные в веках. Но я не мог равнодушно воспринять эту новость. Она была за пределом моего понимания. Любой из нас, живущих уже гораздо дольше человеческого срока, знает: смерть – это единственное, во что стоит верить. Мы сражались с нею тысячелетия. Мы стали безжалостными и могущественными. Мы победили смерть для себя, а теперь спасали от разложения целый мир – без отдыха и отпусков, без эмоций, даже без надежды. К каждому из нас уже приходила смерть, и отвратительнее никто ничего не испытывал в этом мире. Мы сражались со смертью, уничтожив себя, свою человеческую суть. Мы учились друг у друга, помогали друг другу, действовали сообща. И нет, нет, невозможно хотеть умереть, невозможно не сражаться с отвратительным чудовищем, смотрящим на нас из пустых глазниц мертвецов и из весёлых, наивных глаз детей, из усталых глаз стариков, из безразличных глаз остального населения земного шара…

- Я хотел остаться с ней… Пройти с ней за порог. Оберегать её там…

- Там ничего нет! Ты же видел смерть, ты знаешь, что там ничего нет! – Я кричал, потеряв маску Марка Хинвали, срывая голос, кричал, глядя в глаза, которые быстро переставали быть бесцветными, обретали острый стальной оттенок, в лицо, которое видел всего раз в жизни – когда старый волхв склонился над моей колыбелью…

Не было больше никакого Чарльза, да и никакого человека вообще, если на то пошло. Приподняв маску, на меня глядел океан, глядел ветер, и деревья гнулись, песок кружился, волны бесновались, почуяв дуновение вечности из-под маски моего собеседника.

- Ты не понимаешь. Тебе ещё надо многому научиться… Впрочем, что толку торопиться? Если бы ты всё понял и сказал бы это ещё тогда, с креста, до них вообще бы ничего не дошло. Всему своё время, и у нас, и у них. Но не упусти свой шанс так, как это сделал я! – неожиданно закончил он.

Потом ссутулился и посмуглел, превратившись в молодого, робкого индуса. Ветер мгновенно стих, оставив Марка Хинвали стоять с разинутым ртом.

-Марк, ты обещал мне документы… - мягко и застенчиво прозвучал новый голос.

- А что мне за это будет?  – Шутливо проворчал Марк, и, пошучивая, мы стали усаживаться в машину.

Я оглянулся последний раз на тихий берег и подумал, что вечность никогда больше не будет такой, как раньше. Впрочем, я ошибался.

2012