Мужичок с гармошкой

Жили-были дед да баба.

А может и не дед вовсе, а вполне крепенький мужичонка, да и на бабу его ещё можно было засмотреться.

Так вот, жили они на краю села все в делах и заботах по своему небольшому хозяйству. И всё у них было не хуже, чем у других: робили с утра до вечера, мужичок после работы, как полагается, втихую попивал, а баба его, начищая чугунки  и  сковородки, ворчала.

Но была ещё одна слабость у  мужичка – любил он, как только выпьет горькую, играть на гармошке. Мастак он был в этом деле великий, ни одна сельская свадьба без него не обходилась. Всю душу в игру вкладывал, ни один гость усидеть не мог, ноги сами в пляс шли. Вот только редко свадьбы играли на селе, с каждым годом в сельской местности все меньше и меньше молодежи оставалось.

Оттого было тоскливо мужичку, и частенько дома, сидя у распахнутого настежь окна, он тянул меха гармони. В умелых руках гармонь то протяжно плакала, выворачивая душу, а то вдруг звучала переливами томно и лирично.

Но не нравилось бабе, что мужик её до поздней ночи готов играть на гармони. Ворчала  она до тех пор, пока терпение у мужичка не кончалось и, аккуратно отставив в сторону гармонь, не начинал он гонять непутёвую бабу в тесной избёнке. А потом, отведя на бабе душу,  шёл спать в сени, кинув на пол старый, поеденный молью, овчинный тулуп.

И привыкли уж сельчане, что каждый вечер на краю села из распахнутых окон сначала доносилась тоскливая игра гармони, а потом повизгивания бабы. И бранили они непутевого мужика, и жалели бедную бабу.

Так бы и тянулись эти однообразные дни, пока однажды баба не выгнала того мужичка. А может он и сам ушёл. Разве теперь угадаешь?
          
И приняла того мужичонка другая баба, вдовая, жившая на противоположном конце села. Намыкалась вдовица одна и рада была гармонисту как нежданно найденной, давно забытой заначке.

Вечером, после работы, она и ужин ему подаст, и полную чарочку нальёт, и себе немного плеснёт за компанию, чтоб только дно закрыть. А как только захмелеет головушка, так доставал мужичонка гармонь и начинал играть.

Но теперь не плакала его гармонь, а весело по-молодецки звучала весёлым перебором. И бабёнка-вдовица, надев старые туфли и накинув платок с бахромой на плечи, весело отстукивала сношенными каблучками и пискляво распевала частушки.

А ночью мужичонка, ухватившись рукой за пухлую тяжелую грудь вдовицы, сладко посапывал, уткнувшись ей в подмышку.

И каждый вечер теперь сельчане на другом конце села могли слышать весёлую игру гармони, да задиристые частушки. И улыбались они, и хвалили мужичка, и радовались за вдовицу.