Обезьянка и люди

Тонкая, полупрозрачная паутинка из солнечного света, просачивающегося сквозь густые тёмно-оливкового цвета ветви пальмы с огромными, мокрыми и скользкими от росы листьями, нежно подрагивала. Толи от утреннего ветерка, толи оттого, что ещё свежи были воспоминания о ночном, эфемерном сне, больше похожем на мираж, чем на реальность, она дрожала, изменяя свои очертания на тёмной, влажной земле, становясь похожей то на замысловатые узоры, нарисованные невидимой кистью какого-то гениального художника, то на расходящиеся от цента круги на воде, то на звёздное небо ранним утром.

Вокруг слышалось пение экзотических, переливающихся всеми цветами радуги, птиц, нежно ласкающее душу утреннего, всё ещё сонного, медленно шагающего случайного прохожего, который, приблизившись к этому неожиданному и почти нереальному островку зелени и прохлады, не спешил продолжать свой путь, а, ещё более замедлив шаг, преисполнился наслаждением происходящего вокруг.

Со стороны огромных, суровых, немного зловещих по своей искусственности небоскрёбов доносились отдалённые звуки, напоминающие о том, как мало осталось живого в  поглощающей то естественное, что задумано природой, махине, которую среди людей принято официально называть цивилизацией. Иногда слышался прерывистый лай собак, преимущественно декоративных, «ручных» пород, перемежающийся с визгом и смехом детей, родившихся и взрослеющих среди каменных джунглей этого города. Но всё больше доносились пронзительные, причиняющие даже боль ушам, звуки скрежета автомобильных колодок, клаксонов, сигналов свистков дорожных полицейских. В основном, люди принимали эти звуки как за само собой разумеющееся, практически не раздражаясь на них явно, но всё же это являлось одной из скрытых причин, по которым они периодически впадали в жутчайшие депрессии и неврозы. Это был не город людей. Это был город машин. И не только автомобилей, грузовиков и мопедов. Если очень хорошо прислушаться, действительно слушая, то можно сойти с ума от ужасного и непрекращающегося шума, которые издают центрифуги работающих стиральных машин, снова и снова отжимающих и выкручивающих тонну за тонной мокрого белья; электрочайники, которые без устали кипятят уже неоднократно вскипячённую, прошедшую многоступенчатую фильтрацию воду; микроволновые печи, которые ещё более менее съедобные продукты делают окончательно несъедобными; кондиционеры, гоняющие внутри помещений туда сюда болезнетворные бактерии; тостеры, холодильники, пылесосы, телевизоры, компьютеры, детские электронные игрушки и многое другое, называемое людьми достижениями цивилизации. А если прислушаться ещё получше, то можно услышать непрекращающийся, куда более мощный по своей силе гул человеческих мыслей. Человек, как никто другой, обладает феноменальной способностью молча создавать вокруг себя такую мешанину звуков, что планета, наверное, стонет, от этой ужасной, надоедливой, как зубная боль, симфонии. Музыку планеты не слышно на фоне этой симфонии. Песни планеты не слышно. Их заглушает варварская деятельность людей, и такие же, разрушающие по своему характеру их бесконечные не позитивные мысли.

А на самой верхушке пальмы сидела, дрожащая, одинокая, маленькая, нет, крошечная обезьянка, крепко вцепившись в ветки своими миниатюрными мальчиками, и взирая на всё происходящее вокруг, как на какой-то странный сон, который мог бы придти только в нездоровом бреду. Её серая, запылившаяся шёрстка местами слиплась, и напоминала колючки. На шее со стороны спины виднелся непокрытый шерстью шрам – своеобразный, извращённый автограф, оставленный теми существами, что так гордо называют себя людьми. Маленькие, чёрные, зоркие, блестящие глаза, похожие на две смородинки, беспокойно осматривали местность вокруг, озираясь по сторонам.

Обезьянка родилась на воле, но своих маму и папу она не помнит. Всю сознательную жизнь она провела среди людей. А сейчас в её глазах были и радость, и отчаяние, и тревога, и триумф воли, и страх, и восторг души, стремящейся к свободе. Она прерывисто дышала, дух перехватывало от накатывающихся огромных по своей мощи и размеру волн всеобъемлющей радости и волнения.

- Ха-ха! Я им покажу!.. – думала обезьянка, и весь её вид в эту минуту говорил о внутреннем торжестве, что творилось в её сердце. Торжество, которое, сияя, озаряло всё это крошечное и беззащитное существо снаружи, делая его маленьким солнышком, способным сиять куда ярче, чем вся вместе взятая мерцающая неоновая реклама самого крупного мегаполиса планеты.

Как обезьянка оказалась на этой пальме? Никто не знал ответа. А обезьянка знала. Она сбежала. Из заточения. Из подневольного гнёта людей, которые держали её у себя дома лишь для потехи. Она им была одновременно и развлечением, и предметом халатной «заботы». Но самой обезьянке ни то ни другое нужно не было, так как развлекаться так, как того требовали люди ей не хотелось, а та забота, что они ей дарили, больше была похожа на минимум необходимых действий, для того, чтобы обезьянка осталась в живых. Ну, зачем такая забота?..

Она сейчас не знала, куда ей дальше идти. Она понятия не имела, что ждёт её в ближайшем будущем. Но в данный момент эта обезьянка была в разы счастливее тех несчастных, что без устали суетятся, бегут, работают, зарабатывают деньги, тратят деньги, ищут любовь, ищут тепло, ищут счастье, всю жизнь стремятся его найти, но так и не находят. Потому что не знают, что они уже счастливы. Что счастье уже вокруг. Счастье – это сама жизнь, независимо от обстоятельств. Обезьянка знала об этом. А они – не знали. И поэтому они в большинстве своём несчастливы, не свободны в свободе, не любимы в любви.

Посидев ещё немного на ветвях своего сомнительной надёжности убежища, обезьянка вдруг поняла, что очень проголодалась. Надо искать еду, - подумала она и, немного с грустью вздохнув, пообещав сама себе впредь никогда не огорчаться, побежала вперёд, куда глаза глядят, в поисках пропитания, навстречу трём безусловным возможностям, которые дал всему живому Всевышний: свобода, любовь, счастье. Побежала, радуясь, потому что знала, что теперь невозможно отобрать у неё свободу – душой она будет свободна всегда! Невозможно отобрать у неё любовь – потому что она и есть Любовь. Невозможно отобрать счастье – пока она жива, она счастлива!


Август, 2012