глава 34. Третий всегда лишний?!

Макс взял меня за руку, а потом, замерев с неподдельной тревогой в глазах, поднес палец к губам, показывая мне, что надо вести себя очень тихо, и с величайшей осторожностью открыл дверь. Я, конечно, подчинилась его странным требованиям, хотя не совсем понимала, почему я, а уж тем более он, мужчина, должны скрывать свои намерения покинуть этот дом. В холле никого не было. Он еще крепче сжал мою руку. Мы вышли из комнаты и заспешили к выходу, и в тот момент, когда были уже в нескольких шагах от цели, дверь резко распахнулась. В ее проеме оказалась Вивьен. В вытянутых руках она держала пистолет.
  - Не пущу! - Крикнула она Максу и направила оружие на него. А потом зло прошипела, переведя ствол мне на грудь - Не отдам! - И нажала на курок.
  Раздался громкий хлопок, но упала не я, а Макс. И почему-то сама Вивьен стала медленно оседать, но не свалилась, а осталась сидеть, прислонившись спиной к двери, которая сама по себе закрылась, когда Вивьен выбирала мишень. Только по капельке алой крови на темном высоком лбу я поняла, что случилось. Оглянувшись назад, увидела Ивана с пистолетом в руке.
  Все правильно, он же возит бриллианты, и я сама пробивала ему разрешение на ношение оружия, думая при этом: не дай Бог, чтобы оно ему когда-нибудь пригодилось. Плохо только, что он, как всегда, опоздал. Она успела сделать свой выстрел. Только пулю, предназначенную мне, получил Макс. Зачем он это сделал? Это была моя смерть, а не его. Я не могу терять его третий раз подряд. Это уже перебор!
  И тут я заорала во весь голос, впервые в жизни:
  - Господи!!! Не забирай его!!! Спаси его!!! Он уже все искупил!!! Прости его, Господи!!!
  Потом перешла на тихий шепот, стоя на коленях и, глядя в зеленые глаза, молила о чуде.
  - Катя, он жив! - Услышала я голос Ивана.
  - Что? Что ты сказал?
  Я подскочила к распростертому на полу телу и лихорадочно стала щупать пульс, но ничего не получалось. Мне мешала пульсация моего собственного сердца, его удары молотом отзывались даже в кончиках пальцев. Потом, вспомнив, как это делали в кино, вот уж, действительно, школа жизни, достала из косметички зеркальце и поднесла ко рту. Оно слегка запотело. "Спасибо, Господи! Только не оставляй его!"
  - Иван! Быстро "скорую", полицию!
  Главное теперь не теряться и все делать четко. Если есть полиция, значит, нужен адвокат.
  - Алло, Эстер! Это Кэтрин. Только не падай в обморок. У меня нет времени на твою психологическую подготовку. Твой отец жив. Я нашла его в Кейптауне. Его удерживала женщина. Она мертва, а Макс тяжело ранен. Эстер, мне нужен хороший адвокат. Нет, неправильно, самый лучший, и срочно. И еще, узнай, с кем из местных адвокатов я могу связаться. И быстрее, Эстер, быстрее!
  - Бетти, дорогая! Мне, как всегда, нужна твоя помощь. У меня есть сенсационное сообщение: Максимилиан Ландвер жив. Его насильно удерживали в одной их африканских стран. Если в этом регионе у тебя есть какой-нибудь расторопный приятель, пускай свяжется со мной. Чем быстрее, тем лучше. Я в Кейптауне.
  Следующие звонки я сделала инспектору в Скотланд Ярд и комиссару Жоресу в Сьерра-Леоне. Когда приехала полиция, ей пришлось работать по моему сценарию - вызывать представителей посольств Великобритании и России, но сначала в срочном порядке отправить Макса в госпиталь. Вскоре появились местный адвокат и журналисты. Адвокат нужен был для защиты Ивана. Белый мужчина, убивающий черную женщину в свободной африканской стране, имеет мало надежд на благоприятное отношение к себе. Ясно, что суд во всем разберется, но до него еще нужно дожить. Журналисты - это бдящее, контролирующее око, необходимое в данной ситуации. Безусловно, будут издержки, но их нужно принять.
   После того, как стало понятно, что Иван в надежных адвокатских руках, я кинулась в госпиталь к Максу. У него было проникающее ранение грудной клетки, но пуля, к счастью, не задела сердца. Теперь мне следовало выяснить: возьмутся ли за операцию местные врачи, или нужно приглашать бригаду из Лондона.
  Я разрывалась между двумя своими любимыми мужчинами и думала, что сойду с ума от тревоги за жизнь каждого из них. Но оказалось, что моего сердца хватает для обоих. Заботы об одном помогали пережить волнения за другого.
  Поначалу с Иваном все складывалось более-менее удачно. Адвокату удалось освободить его под залог. Но ему было запрещено покидать город, не говоря уже о стране. С Максом все было намного сложнее. Сама операция прошла успешно, но послеоперационный период превратился в сплошной кошмар, так как его организм был резко ослаблен и не хотел принимать ничего, кроме наркотика. Вивьен привязала его к себе крепко. Для начала нужно было хоть как-то эту удавку ослабить. Процесс требовал большого терпения и проходил трудно.
  Нам с Иваном пришлось поселиться на вилле. Обойдя ее в первый раз, я плакала, представляя, в каких невыносимых условиях держала эта страшная женщина холеного джентльмена, привыкшего к дорогим вещам и комфорту. По трагическому приговору судьбы я предлагала мужчинам по всему миру пользоваться названными в его честь изысканными вещами из дорогой кожи, золота и бриллиантов, в то время как сам он вынужден был томиться в грязной, вонючей комнате, не имея даже чистого нижнего и спального белья.
   В одном из помещений я нашла оборудование, очень похожее на лабораторное. А от количества шприцев и ампул мне стало дурно. Утешением прозвучало сообщение доктора о результате многочисленных анализов - из них следовало, что Вивьен имела, должно быть, хорошее представление о септике и антисептике и не внесла Максу никаких страшных болезней, так характерных для наркоманов. Я пригласила доктора на обед, чтобы откровенно поговорить о перспективах его пациента на ближайшее и отдаленное будущее. Он очень серьезно заинтересовался названиями некоторых лекарств, флаконы из-под которых пестрели своими этикетками. Из его намеков мне удалось понять, что это были совсем не наркотики.
  Через какое-то время я заметила, что Иван, ограниченный запретами, впал в какую-то прострацию, и решила занять его делом, поручив ему ремонт дома. Понимая, что наше пребывание здесь задержится на неопределенный срок, мне пришла мысль привезти сюда Максимку, чему мой муж несказанно обрадовался.
  Вдобавок ко всем проблемам у меня был бизнес, который требовал моего постоянного внимания, участия и контроля, поэтому мне приходилось регулярно летать в Европу. Так как Иван на время выбыл из обоймы, следовало найти ему замену. Долго ломать голову не пришлось. Мой любимый израильтянин заканчивал службу в армии, и мы с нетерпением ожидали его в Кейптауне.
   
  Нельзя сказать, что я никакая мамаша и в жизни своего старшего сына последние годы не принимала участие. Помимо постоянных телефонных звонков, старалась выкроить несколько дней для регулярных поездок к нему раз в три-четыре месяца. Сионистом Димка оказался приблизительно таким же, как в свое время Макс: компьютер, девочки, спортзал. Хорошо уже то, что все это шло волнами, а не одновременно.
  Распределение молодых людей для прохождения службы в израильской армии проходит строго в соответствии с показателями разных тестов. Видимо, в голове у него что-то было, если он служил в одной из элитных частей под названием "Гивати". Раньше меня удивляло его непреклонное стремление попасть в боевые войска. Думала, что это результат грамотно выстроенной пропаганды. В моем понимании, любая армия, пусть даже трижды распрекрасная, это ограничение свободы, тупые младшие командиры, соответствующие команды которых, ты, умный человек, должен выполнять.
 Зная свободолюбивый характер своего сына, я была уверена, что для него это будет трудная жизненная школа. Даже придумала для него прозвище "товарищ Перепылица", памятуя, что один Максим у меня уже был, другой подрастает, а у этого пускай все в пыль перемелется. Может быть, поэтому, а может и впрямь, эта школа жизни ему была нужна, но армию он отслужил легко, без жалоб или эксцессов. И сейчас передо мной стоял не высокий накаченный наивный мальчик, а подтянутый молодой мужчина, что-то уже начинающий про эту жизнь понимать.
  Димка, конечно, догадывался, что его мама не бедная женщина. Но когда я в общих словах обрисовала, что за капитал ему предстоит рано или поздно унаследовать, его удивлению не было границ. Теперь от него требовалось внести свою лепту в его увеличение. Я прошла вместе с ним маршрутом Ивана, знакомя со всеми теми людьми, с какими он вскоре будет работать самостоятельно. Было ли мне за него страшно? Да. Так же, как и за Ивана. Так же, как и за любого другого человека, кто близко имеет дело с блестящими камушками. Но если тебе суждена пуля, ты получишь ее везде, и в командировке в Чечню, и в рейде по палестинским лагерям.
  Сами Иван и Дмитрий считали, что эта работа не более опасна, чем любая другая. Тем более что камни застрахованы. И если, не дай Бог, произойдет попытка ограбления, расставание с ними не будет болезненным. Другое дело, что в этом бизнесе я только начинала и должна была поставить себя жестко, показать, что контролирую все, и шутки со мной плохи. Иван носил оружие больше для острастки.
   
  Через месяц после операции Макса перевели из обычной клиники, где он залечивал последствия ранения, в наркологическую лечебницу. Сначала наступило улучшение, вселившее в меня уверенность, что эта страшная беда отступит. Но через какое-то время у него началась глубокая депрессия. Он целыми днями лежал на кровати и тупо смотрел то в окно, то в потолок, не желая выполнять никаких назначений врача. Я не знала, что делать. Врач клиники, видя, что у него не совсем обычный пациент, разрешил мне каждодневные посещения.
  Я все время старалась разговаривать с ним, то сердилась, то умоляла, то уговаривала, но в ответ получала только молчаливый пустой взгляд. Когда все доводы и аргументы были приведены в тысячный раз, и у меня уже у самой образовалась дырка на языке и в голове, и сил убеждать никаких не осталось, просто садилась рядом с ним, и, молча, гладила его руку. В одно из таких посещений я вдруг услышала его спокойный голос:
  - Кэтрин, зачем тебе все это? Уже ничего изменить нельзя.
  - Как нельзя, любовь моя? - Теперь при малейшем случае я старалась называть его именно так. Наверное, потому, что вместо страсти пришло, как ему и обещала, именно это чувство. - Ты обязательно вылечишься. Доктор сказал ...
  - Кэтрин, я не об этом. Я никогда не смогу быть с тобой. У тебя муж, ребенок. А кто я? Посторонний человек. - Он замолчал, а потом добавил. - Уж лучше получить свою дозу и...
  Ну да, уколоться и забыться! Как же! Так я тебе и позволю.
  - А если я тебе обещаю, что мы будем вместе?
  - Это невозможно. Он молодой... здоровый... И очень любит тебя. И он мужчина, Кэтрин! А я - никто.
  - Для меня ты - все. Я люблю тебя. Ты же знаешь, как редко я говорю такие слова.
  - Ты уйдешь от него ради меня?
  - Нет.
  - Тогда что?
  - Не знаю. Но клянусь тебе, что теперь мы навсегда будем вместе. Я никогда ни на минуту не оставлю тебя. Хочешь, завтра я заберу тебя отсюда?
  - Куда?
  - К себе. Ты будешь жить с нами. - И я сказала то, о чем думала все это время, что не давало мне покоя ни днем, ни ночью. Что медленно тлело бикфордовым шнуром мыслей, и, наконец, взорвались коротенькой фразой-динамитом, уничтожившей все препятствия между нами.- Как мой муж.
  - Кэтрин! Ты понимаешь, что говоришь?
  - Еще нет, но я сделаю так, как сказала. - Я повернула его лицо к себе и посмотрела во влажную черноту его глаз. - Ты согласен на это?
  - Да.
  - Но я предупреждаю тебя, мне не нужен муж наркоман.
   
  Я забрала Макса из клиники через несколько дней, когда увидела, что его настроение и отношение к лечению изменились, и он ждет моих ответных действий. Его радость не омрачило даже то, что он вернулся в тот дом, где провел один из самых тяжелых периодов своей жизни.
  Мы втроем обедали в большой светлой столовой. Иван, как обычно, по-военному четко рассказывал мне о последних новостях из Лондона от Мишани и Алана, о продажах в салонах, об успехах Димки, которого он консультировал по телефону по всем вопросам, о последнем разговоре с адвокатом, рассуждая о перспективе судебного процесса. Меня же волновала только одно: какие слова мне нужно сейчас найти, чтобы он понял и принял то, что я для себя уже решила.
   -- Катя, что-то случилось? Почему ты все время молчишь? - Спросил Иван, удивленный отсутствием моей реакции на его сообщения.
  - Потому что я думаю.
  - О чем?
  - О вас. О вас двоих. О том, что вы для меня значите. О том, что я люблю вас обоих, и что вы оба любите меня.
  -- Ты это к чему? - Встревожено спросил Ванечка. Макс, молча, смотрел на меня, затаив дыхание.
  - К тому, что я не могу жить без вас, а вы без меня. Я не хочу выбирать кого-то из вас двоих. Я хочу, чтобы мы все трое жили вместе.
  Такие паузы в жизни бывают редко. Только в театре. Я, кажется, сама испугалась того, что сказала вслух.
  - Ты понимаешь, что говоришь? - Прервал тишину Иван, слово в слово повторив вопрос Макса.
  - Пока только в общих чертах.- Я повернулась к нему - Ванечка! Я знаю, в этой ситуации ты считаешь себя пострадавшей стороной. Но это не так. Я не переставала любить Макса все эти годы. Просто раньше он жил только в моем сердце.
  - Но это невозможно, Катя! Кто-то из нас должен уйти. Ты хочешь, чтобы это был я?
  - Нет. Не хочу. Я люблю тебя, и ты это знаешь. Иван, объясни мне, почему это невозможно? Ты же сам говорил, что когда любишь по-настоящему, возможно все. Я на это готова. А вы? - Оба молчали, только каждый по-разному.
   
  Через несколько дней начался процесс, на каком должен был решиться главный вопрос: насколько было оправдано применение оружия моим мужем в отношении к Вивьен Безан, приведшее к ее смерти. Тактика адвокатов была проста и ясна, им надо было показать суду, каким чудовищем была эта женщина, готовая на любое преступление ради достижения своих корыстных целей. Мы легко доказали, что она выкрала тяжело раненного Максимилиана Ландвера в ту трагическую ночь из его гостиничного номера во Фритауне. Комиссар Жорес отыскал приятеля Вивьен, который увозил Макса из отеля. Эксгумация тела с последующей экспертизой подтвердили, что на самом деле на британском кладбище захоронен некто Богдан Тарасюта, разыскиваемый украинскими службами. Да и оружие, из какого стреляла Вивьен, было взято ею с места преступления. Именно из него был убит мнимый мистер Ландвер. И с мотивом преступления все было ясно: деньги. Она присвоила себе состояние приблизительно в сто пятьдесят тысяч долларов.
  Но суду этих доказательств показалось мало. Требовались подтверждения того, что она насильно удерживала Макса почти три года. Доказательств было сколько угодно, но я знала, насколько они тяжелы для него, для меня, а главное, нам совсем не хотелось, чтобы они стали достоянием гласности. Но чтобы спасти Ивана, мне пришлось пойти на это. Я убедила Макса, что ему нужно рассказать все.
  Доктор в свое время правильно заметил, что с правилами санитарии Вивьен была хорошо знакома и всегда их придерживалась. Она была фармацевтом, получив образование во Франции. Потом в течение нескольких лет работала провизором в аптеке, но была уличена в краже препаратов, необходимых, по всей видимости, для подпольного изготовления наркотиков. Дело закончилось несколькими месяцами тюрьмы и лишением диплома. Вернувшись на родину, устроилась администратором в гостиницу, где заодно подрабатывала своим телом. 
  Лишение диплома, к сожалению, не избавляет человека от прилагаемых к нему знаний. Прекрасно разбираясь в составах и дозах, с первого дня она стала колоть Макса теми препаратами и в таких количествах, чтобы как можно дольше поддерживать его невменяемое состояние. Это подтвердил приятель Вивьиен, который следил за ним все то время, пока они оставались в Сьерра-Леоне. Макс не был в коме, не лежал пластом. Он ходил, кушал, а главное, делал то, что она от него хотела. А хотела она одного - чтобы он ее трахал. Ибо денег она от него уже получила. Та значительная сумма, какую ей удалось снять с его счетов, и алмазы, какие она потихонечку продавала, позволили наконец-то вкусить прелести богатства и роскоши, наличие которых у других вызывало зависть. Но этого мало. Осуществилась мечта всей ее жизни - вместе с деньгами она заполучила белого мужчину. Да какого мужчину! Способного удовлетворить все ее желания и страсти.
  Я долго размышляла над этой ситуацией, мне она казалась уродливым отображением моей собственной. Вивьен хотя и моложе меня, ей было тридцать пять, когда она встретила Макса, тоже не была счастливой женщиной. По крайней мере, ни семьи, ни детей у нее не было. Потом на нее, как и на меня, свалились деньги. Для Африки сумма грандиозная. К материальным благам прилагался мужчина - воплощенная мечта всей жизни. На этом совпадения заканчивались.
Я, любя его всем сердцем, отталкивала, сомневаясь в его чувствах, и предлагала искать кого-нибудь на стороне. Она тоже, наверное, безумно его любя, удерживала самым бесчеловечным способом.
Только один раз я задала себе вопрос: как бы я поступила, если бы ситуация сложилась так, как я ее представила себе в начале - у него другая женщина и дети от нее, а у меня своя семья? Драма, много раз и в разных вариантах рассказанная в книгах и с экрана. Ответ был однозначный: я бы молча, ушла, оставив его с другой. Но как же я не любила эти печальные фильмы, придумывая для них свои счастливые финалы. Может быть, поэтому в жизни все сложилось по-другому, и в моей истории еще не поставлена точка?
Через полгода Вивьен решила привести Макса в чувство и как-то легализоваться, рассудив, что уже прошло достаточно времени для того, чтобы он понял, что уже ничего изменить нельзя. Самым лучшим доводом была игла шприца с наркотиком, без чего он уже не мог существовать. А чтобы у него не осталось никаких иллюзий, его постоянно держали под замком. Потом она родила ребенка, белую девочку, что с одной стороны окончательно его сломило, а с другой, как-то привело в чувство, потому что теперь он был в ответе за свою дочь. И все-таки его не покидала надежда выбраться из этого ада. Вивьен держала его в маленьком темном помещении под постоянным присмотром. Для начала он решил уговорить ее переселиться поближе к цивилизации, вспомнив, что в ЮАР у меня есть дом под сдачу.
   Что касается Вивьен, то ее подход к получению удовольствия с мужчиной начал давать сбои. Через какое-то время возникла проблема из-за того, что наркотики, которыми она его пичкала, снижают потенцию. Но она нашла выход - стала вводить ему стимуляторы. Не зря же столько лет и столько денег потратила на обучение. Скрещение первобытных инстинктов с плодами цивилизации не всегда приводит к ожидаемым положительным результатам.
  Он и раньше упоминал, что "пришлось долго уговаривать Вивьен", "как тяжело было ее уговорить" - но только потом я поняла, чего это ему стоило. Она превратила его в сексуального раба.
   По обывательскому представлению, жертвой, когда речь идет о сексуальных преступлениях, обычно оказывается женщина или ребенок. Но возможно и другое, если женщина обладает извращенным умом и низменными желаниями. Мой Вальмон заплатил полную цену за шикарные зеркала в своей спальне, под которыми занимался любовью для своего удовольствия, не думая о последствиях.
  На суде в качестве свидетеля выступил старый негр, слуга, рассказавший о том, через какие страдания пришлось пройти Максу, когда он отказывался ублажать этого монстра. Она переставала колоть ему наркотики, и у него начиналась ломка. Когда же ему хотелось выторговать у нее каких-либо изменений в своем существовании, приходилось соглашаться на лошадиные дозы стимуляторов.
  Слушая рассказы Макса, свидетелей, заключения врачей, я постоянно думала: как он выдержал все это физически? Ведь от того количества тяжелых наркотических препаратов, какими она его накачивала, любой другой нормальный человек в лучшем случае, давно бы уже утратил способность работать головой, а в худшем, отбросил бы коньки. А он не просто выжил, но при этом сохранил свойственную ему живость ума. Но потом я вспомнила о его родителях, прошедших через неимоверные страдания и унижения, и многое становилось ясно.
  К величайшей радости, Иван был оправдан. Оставалось решить другую проблему, возникшую с первых дней - маленькая Кэтрин. Пока Макс не был признан излеченным от наркозависимости, суд отказал ему в отцовских правах. Среди многих причин, по каким я хотела быстрее покинуть эту страну, была как раз эта пресловутая зависимость. Я рассчитывала на то, что в Европе смогу найти более подходящую клинику и квалифицированных специалистов в этой области. Но оставлять здесь на произвол судьбы его дочь, в которой он не чаял души, не могла. По согласованию со всеми инстанциями, одновременно с судебным процессом я оформляла опекунство над Кэтрин.
  Все эти дни мы ни разу не возвращались к разговору о нашем дальнейшем совместном проживании. Но каждый день я ловила на себе два немых взгляда, два застывших в них вопроса, две мольбы, две надежды. Что самое удивительное, я сама не испытывала душевных мук, страданий, не раздирала свое сердце надвое от необходимости отвергнуть любовь одного из них ради другого. Нет, свое решение я приняла, и менять его не собиралась.
  В тот вечер, когда пришло известие, что вся бумажная волокита, наконец-то, завершена, и мы можем спокойно возвращаться, вопрос был задан вслух. Спросил Иван, потому что Макс, бросив на меня полный надежды взгляд, без единого слова ушел к себе.
  - Катя, что с нами будет?
  - Я уже сказала.
  - Ты хочешь все перечеркнуть? Вспомни, как хорошо мы жили, ты, я и малыш. У нас была семья.
  - Ванечка, наоборот, я хочу ее сохранить. Чтобы мы по-прежнему жили дружно и счастливо. Но ты пойми, у меня с ним тоже была семья. И нам было хорошо. И ребенок тоже мог родиться.
  - Но ты же понимаешь, что так не принято, не положено.
  - Кем не положено? Людьми? Давай положим по-другому. Мы тоже люди.
  - Катя, ты хочешь открыто жить с двумя мужчинами?
  - Ваня, а тебе хочется, чтобы я тебе изменяла? Тебя бы так больше устроило? Сомневаюсь. Да и потом, ты же знаешь, у Макса вряд ли когда восстановятся его функции.
  - Ну вот, наконец-то, ты сказала самое главное. Я тебе нужен только для этого? Ты решила поделить так - мне тело, а ему душу? Мне этого мало, я хочу тебя всю.
  - Я ничего и никого не хочу делить, потому что я люблю вас обоих, только по-разному. Это ты не можешь меня поделить с ним. Это, видите ли, ниже твоего мужского достоинства.
  - Да. Я перестану себя уважать, если соглашусь на эту ... нелепость.
  - А если я брошу его ради тебя, и он умрет, ты будешь себя уважать? Ты думаешь, я после этого останусь с тобой? Пойми, своим выбором я покалечу наши жизни.
  - А отсутствием его ты калечишь мою. Ты хочешь растоптать меня? Зачем, Катя?
  - Ну что ты, солнышкин. Просто так в моей жизни получилось, что я люблю вас обоих. А вы любите меня. Вам обоим я обязана своей жизнью и своим счастьем. Если бы такое случилось с тобой, я поступила бы точно так же. Я прекрасно понимаю, что так не принято в нашем обществе, не соответствует его моральным нормам. Что там еще есть, нравственные принципы? Законы и порядки? Но есть другие законы, которые связывают нас еще крепче ...
  - Катя, о чем ты? Так можно оправдать все. И убийство, и измену. Да, мне пришлось убивать. В одних случаях по долгу, а в других потому, что эти люди угрожали тебе, самому дорогому, что есть у меня в жизни. А сейчас ты убиваешь меня.
  - Нет, не говори так никогда. Я люблю тебя. Но я люблю и его. Я никогда не брошу его, пойми это, Иван..
  - Хорошо. - Он подозрительно замолчал. - Если ты не хочешь сделать выбор, его сделаю я. Как мужчина. Я ухожу, Катя.
  - Далеко?
  - Вернусь обратно в Россию.
  - Ты думаешь, я просто так тебя отпущу? Дай мне еще один шанс тебя уговорить.
  - Какой? - Я стала его раздевать. - Что ты делаешь? - Интонация вопроса явно не соответствовала смыслу - он ведь прекрасно знал, что я делаю и ему всегда это нравилось. В отличие от меня, он никогда на мои желания не отвечал отказом.
  - У меня больше не осталось слов, только последний довод. Но зато самый убедительный.
   
  - Ты давно не была со мной ... такой...
  - Хотела показать тебе, что ты теряешь.
  - Я и так знаю.
  - Не торопись, не уходи. Давай сначала попробуем. Поверь, я настолько люблю вас обоих, что мы научимся жить втроем ...
  - Нет, Катя. Для меня это невозможно.
  - Хорошо. У меня не получается удержать тебя. Наверное, потому, что не смогла толком объяснить своего решения. Думаю, что когда-нибудь ты поймешь, что твой выбор оказался неправильным. Я повторяю тебе снова и снова, я люблю тебя. Но этого мало. Когда тебе станет невмоготу, и ты поймешь, что больше не можешь без меня, я приму тебя любого, как и его. Но только на тех же условиях.
  - Я научусь снова жить без тебя.