Когда Господь захочет

Напротив городской ветеринарной станции по борьбе с болезнями сельскохозяйственных животных, был холм, высотой метров шесть. Возле холма стояла коновязь, где привязывали лошадей, коров и других животных. Неподалеку была сделана камера из жженого кирпича 2м 25 см длины, 1м 10 см ширины и 2 м 15 см высоты, для лечения лошадей от чесотки. Так сказать, газокамерный способ лечения. Двор был большой. В свое время, сюда приводили очень много лошадей, для осуществления клинического обследования и маллеинизации. Потом, производи¬лась бонитировка и, лошадей забирали в Красную Армию. До того, как генеральным секретарем ЦК КПСС стал Н. С. Хрущов, в городе Регар было очень много крупного рогатого скота. Естественно скот болел, и его вели на станцию по борьбе с болезнями. Коров кормили шелухой, которая оставалась после того, как перерабатывался хлопок, и из него отделяли семена. Которые, в свою очередь, перерабатывались на масло - и оставшаяся шелуха шла на корм.
В эту шелуху частенько попадали кусочки проволоки, гвозди, гайки. У коровы отсутствуют верхние зубы, а потому она захватывает языком металлические предметы вместе с кормом и заглатывает их. Острые предметы проникают в дальнейшем через сетку в сердечную сумку. Болезнь называется травматический перикардит. Существуют несколько способов, чтобы поставить точный диагноз данного заболевания. В частности, один из них: животное заводили на холм и смотрели, как оно поднимается наверх, а потом, как спускается с крутой стороны холма. Но и на лошадях любили заезжать на него. Все-таки, пусть на маленьком холме, но ощущения совсем иные, чем на ровном месте.
На холме стояла комната 3x4 м с плоской глиняной крышей. Кто ее построил, когда и для чего? Сказать трудно. В эту комнату, сделав нормальную дверь и прорубив окно, поселился ветсани- тар. Затем он уволился и уехал. А эту комнату на холме взял себе ветеринарный фельдшер. К этой комнате было пристроено еще две комнаты и сделаны два сарая. Один для лошади, другой для коровы, а также баня и навес. Со стороны центральной улицы им. Чапаева, все это сооруже¬ние выглядело как крепостная стена. Потому как маленький дворик и весь фасад этого сооруже¬ния выходил в большой двор ветеринарной станции по борьбе с болезнями с/х животных. Все это сохранялось до 1953 года. Но после кончины великого маршала, непотопляемого корабля революции. Всем людям, желающим построить свое жилье, начали наделять под строительство домов участки.
И пошли строиться и обустраиваться новые улицы с именами великих людей, достойных уважения и почитания. От времен генералиссимуса Суворова и до времен маршала Жукова. Но ни одной улицы, ни в одном захолустном районе не было названо в честь Иосифа Виссарионо¬вича Сталина. Когда говорят, что все любили его, это от лукавого. Города, в честь Кобы были названы в приказном порядке, но потом и их заменили другими. Так что, ветфельдшеру предложили участок земли в восемь соток по улице Чапаева. Но три с половиной сотки занимал холм. А архитектор требовал его снести. И ветфельдшер отказался, и взял себе очень хороший участок, но южнее этого холма, метров на 150. Видно не судьба была получить куш небесной лотереи ветфельдшеру. Выигрывают либо мошенники, либо действительно люди с печатью Бога на лбу. Будь ты трижды гениальным человеком и великим работягой, но за год нажить миллиард и более!? Это могут только бывшие бонзы СССР, которые грабят народ. Оборотни от КПСС и залетные вампиры.
Участок приобрел приезжий узбек из города Карши. Сколько ему было лет, не понятно, но выглядел он стариком. Какая-то пепельная, скорее даже бурая всклокоченная, не очень густая борода клинышком. Среднего роста, худощавого сложения, очень жилистый, с хитрыми мелкими глазами, шустрый мужичонка, без возраста. И таким он был почти до своей кончины. Только потом, перед смертью, он стал каким-то восковым, и видно было день ото дня, как он сгорал, бледнея и бледнея. Он не держался за жизнь, не хватал всем ртом последние глотки воздуха, в нем не было испуга. Не разрешал вызывать скорой помощи, когда чувствовал, что ему совсем плохо. Но в его угасающем взгляде было нечто такое, что говорило о том, что он выполнил свой долг в этой жизни.

Рядом с ним были дети. Старший сын, получил хорошее образование и начал работать инжене¬ром строителем. Дочки, одна красивее другой, росли как на дрожжах. Старик умирал спокойно.
А начинал он в городе Регар с того, что приобрел участок земли с холмом, как горб у верблюда дромадера. Два сарая под холмом, он переоборудовал под жилые комнаты. Ветеринарный фельдшер, уходя с холма, забрал весь лес с крыш комнат, сараев, заборов. Снял все двери, окна и остались практически руины. Узбек не захотел заплатить за строения, думал, что все достанется ему и так. Но вышло так, что он должен был трудиться и трудиться, чтобы расчистить место под застройку дома.
Он начал с того, что вплотную занялся коммерцией. В те далекие времена это называлось спекуляцией. Покупал в городе Душанбе атлас разного сорта и по разным ценам и еще кое-что. Все это вез продавать в город Карши, Касан, а бывало, ездил в Шахрисабс и Китаб. Обратно он вез сухофрукты, сладкую курагу, цвета янтаря, изюм без косточек и крупный кишмиш. Не всегда у него был хороший оборот капитала. Кое-когда, не рассчитав, он съезжал и на баранку, то есть поездка обошлась без хорошего барыша. Он нигде не работал на производстве. Коммер¬ция, коммерция и только, другой работы он не признавал. Но бывали у него и отступления от правил.
У него была жена. Если бы эту женщину увидел хан или какой-нибудь бек, то они непременно забрали бы ее в свой гарем. Она была достойна шахского гарема и обязательно была бы в числе самых красивых наложниц. Какие красивые, крупные, черные глаза, волосы блестят, как уголь антрацит, стройная, гибкая фигура. Она редко выходила в магазин, на углу улиц Чапаева и Суворова, за хлебом или еще за чем-то другим. Совсем редко выходила на центральный рынок и, вообще, в центр города. Сидела дома, растила детей. У них родился сын, а потом долго не было детей. Но Господь дал ему еще несколько девочек.
Она находилась в доме одна, если муж уезжал на заработки, и постоянно курила чилим. Очень красивый, старинный курительный прибор, очень похожий на кувшин с трубками стоял у ее постели на полу. У самого изголовья, возле длинной круглой подушки набитой ватой. Накурив¬шись вволю чилима, она медитировала, лежа в постели, как русалка, только одетая в легкое шелковое платье и шаровары.
Человек похожий на старика, все время находился в поисках денег. У него был свояк, молодой, красивый таджик, чуть выше среднего роста, крепкий на вид. Он держал в женах младшую сестру, жены старика. Жили родственники далековато друг от друга, но общались постоянно. Правой рукой Очил бобо, так звали старика, был Навруз. Его свояк был местный таджик из кишлака Шурхак. Он знал горы и все верховье ущелья реки Каратаг.
В Шурхаке добывали в угольной шахте бурый уголь, но очень мало и он строго шел на производственные нужды. В пятидесятые годы шахту закрыли полностью. А вот таджики, живущие в горах, изготавливали древесный уголь. В Регарском районе и во всех близлежащих кишлаках было очень много лошадей, ослов, которых нужно было подковывать, а потому в городке было 4-5 кузниц. В которых изготавливали тяпки размером 40 см х 25 см, по-узбекски называющиеся - кетмень. А также, делали ураки - в переводе на русский язык означает - серпы, но иного формата. Изготавливались ножи, стремена, мундштуки для уздечек, как для лошадей, так и для крупных ослов. Изделия делались из железа и меди, красной как золото. Из меди делались тазы, кумганы - кувшины с носиком, как у чайника, или без. Очень интересно было наблюдать, как работают кузнецы, делая медную посуду с узорами и без узоров. Очень много интересных вещей умели делать местные умельцы кузнечных дел, гиссарские мастера. Им нужен был для работы древесный уголь.
Железнодорожная колея Ташкент-Душанбе была одна. За сутки проходило 3-4 груженых состава. Маленькие поезда типа «Овечка» и «Букашка» могли тянуть от Термеза до Душанбе всего восемь - девять вагонов. На небольших подъемах поезда пробуксовывали. А потому нехватка всего ощущалась в республике. Таджики либо договаривались с лесниками, либо на свой страх и риск, контрабандным путем, сами, спрятавшись где-то в ущельях, валили ореховые деревья. Пилили и раскалывали их по кускам, потом изготавливали из ореховой древесины древесный уголь. Такой уголь покупали и состоятельные люди. На таком угле шашлычники жарили самый лучший, пахучий шашлык из баранины или говядины. В горах рубили и валили, веками стоящие реликтовые деревья, можжевеловые леса. В несколько десятков метров высотой и толщиной у основания в диаметре 1,5-2 метра арча - так называются эти деревья, похожие слегка на ели. В верховьях горной реки Ширкент, дрова бросали в воду и они несколько десятков километров плыли прямо к межрайонному Пахтаабадскому базару. Рынок находился у речки. Дрова ловили и складывали в штабеля, где их и продавали состоятельным людям. А основная масса людей топилась кизяками, от домашних животных или гузапаей - очень прочные, сухие стебли хлопчатника, оставшиеся на поле после уборки урожая хлопка. Или покупали и топили печки торфом, который распределял и продавал исполком.
Навруз брал с собой старика Очила в горы, и там они осенью собирали крупную боярку, желтую, черную и продавали на рынке. Осенью, в горах, в больших рощах алычовника, варили алычу в больших, на ослах завезенных в горы, пятиведерных казанах. Удаляя из крупной, сладкой алычи косточки, переварив ее в казане, они разливали ее на фанеру, на плоские, ровные как стол камни, которые они брали рядом из скалы. Интересно, большая скала, как бы выползшая из горы, но почему-то потрескалась, как тетрадка на тонкие листы 1,5-2 см толщиной. Вот такие листы два человека осторожно вынимали и, если не тяжело, то несли ее поближе к казану. Они варили и сушили на солнце очень вкусную пастилу, из которой можно было готовить алычовую мастобу или шурпу, так называемый в ресторанах суп-харчо. Из нее варили компоты, а, покупая белый крахмал, варили и кисель. Какой доход приносила им пастила не известно. Но, когда осенью заканчивался сбор орехов, то начинался сезон изготовления древесного угля.
Выбирались очень старые, громадных размеров, ореховые деревья и их валили. Потом, выбиралось место, куда пиленые и колотые дрова свозились в кучу. Потом лопатами и кетменя¬ми (большими тяпками) заготавливали чимы - куски дерна размером 50x50 см. Кучка, хорошо уложенных дров, покрывалась затем сверху чимами - кусками дерна, и делались специально отверстия, чтоб в куче тлеющих дров была воздушная тяга. Весь секрет изготовления древесного угля, состоял в том, чтоб обугливание происходило без пламени огня. Это был долгий процесс, и все зависело от того, сколько было уложено дров. Потом ждали. Обычно этим делом занимались человек 5-6. Брали несколько ослов, на которых должны были привезены древесные угли, но как минимум два осла на человека. Их брали у соседей, друзей.
В горах трава высыхает, и там где есть хоть немного воды или вода только проступает и увлажняет землю, там буйно растет камыш и осока, а сбоку и трава. Ослы поедают траву и осоку, но их еще и подкармливают понемногу овсом или ячменем.
На этот раз Очил бобо ушел в горы с таджиками, но без Навруза. Свалили два больших дерева, орешника. Долго пилили, кололи, укладывали, заготавливали дерн. Место подобрали в низине, чтоб сильно не продувало ветром, по вечерам. Долина в сентябре еще нагревается очень сильно и, прохлада с гор начинает приходить часам к 10-11 вечера, с легким ветерком с гор. Когда все было сделано, дрова начали, медленно тлея, обугливаться. Все, наработавшиеся за световой рабочий день, уставшие и голодные таджики легли на свои одеяла и уснули. Ночью, Очил бобо видит сон: к нему подошел красиво одетый, с золотыми украшениями на одежде, чалме и на поясе. Очень седой мужчина. Белые волосы свисали кольцами из-под его белой чалмы. Как шелковая борода, такого же цвета как и волосы на голове, достигала пояса. В одной руке он держал посох из красного дерева, а в другой он держал белого коня на поводу. Высокий, стройный как тополь старец сказал: «Очил, просыпайся, ты делаешь очень не хорошее дело. Рубить ореховые деревья, которые дают очень много пользы людям, это преступление. Но я прощаю тебя, потому что ты всегда в трудах и заботах. Ты не жадный и даешь хлеб нищим. Очил, ты молишься всегда, прося помощи своим детям и родным, не любишь скандалить и спорить с людьми. Ни когда не прелюбодействовал, не воровал, не склочничал, не делал людям зла и горя. Вот тебе белый конь, садись на него и мигом уезжай отсюда. Не оставайся здесь ни минуты».
Очил вскочил на ноги, разбудил товарищей и сказал им, что видел сон. И рассказал его. А теперь, он покидает их, если они не хотят уехать вместе с ним. И немедленно от этого места. Тем более, что огромная луна встала над горами и тропу было видно как днем. Его друзья рассмеялись и сказали: «Мы ни куда не поедем с тобой. Если хочешь, можешь уезжать. Но тогда как ты заберешь свою долю угля?».
Очил бобо сказал: «Ребята, я не останусь здесь, ни на одну минуту. Такой сон я видел впервые. И видел его вот как сейчас вас. А угля мне не надо». Один из товарищей сказал: «Ты перенапряг¬ся сегодня. День был тяжелый. Ложись и отдыхай, а завтра все будет по-другому». Но старый Очил был не преклонен. Собрал весь свой скарб, погрузил на осла и пошел вниз по тропе. Других двух ослов у него попросили товарищи, и он их оставил им. Придя, домой, он рассказал про свой сон своей жене и еще кое-кому. Одна женщина так растолковала это видение - тебе в жизни очень крупно повезет, и ты достигнешь большого благосостояния. Он сказал: «Да откуда ему взяться, если у меня кроме жены и детей, да еще родственников со стороны жены, больше ни кого нет». «Я не знаю», - ответила женщина. «Но если ты будешь, богат, не забудь и про меня. Вспомни, купи мне хоть платье». Очил бобо собрал немного денег для строительства дома, а потому он приступил к изготовлению кирпича. Кирпич он делал, копая холм и разрушая стены комнат, стоящие на нем и сделанные из глины. В яме, которую он разрыл, возле холма, и сделал из земли первую 1000 кирпича-самана, 20x20x40 см. Он вновь, заваливал землей и кусками сломанной стены, заливат водой, месил глину, добавлял пшеничную полову, именуемую в Азии, как саман, для связки и крепости кирпича. Дело потихоньку двигалось. Но вот к нему пришли родственники тех товарищей, которые были с ним на производстве древесного угля. Они спросили его:
- Прошло две недели, как вы уехали. Ты вернулся домой, а где же твои напарники?
- Не могу знать, - ответил Очил бобо. И он рассказал пришедшим все. Как он увидел сон, рассказал товарищам, и про то недоверие, которое они высказали ему. Он оставил им двух ослов, не взял ни дров, ни угля, даже пищу им оставил. Родственники попросили, чтоб он им показал дорогу, где они производили уголь. Собравшись утром, пораньше, сели на бортовую машину, человек 10 мужчин, да 2 человека из милиции. И по ущелью подъехали до самого конца, где только можно было проехать. Потом часа два слишком, поднимались в горы пешком, и дошли до того места, где он оставил товарищей. Все было на месте, так как он их покинул. Только все они лежали усопшие, дрова обуглились, ни какого угарного газа уже не было. Ослы со связанными передними ногами, чтоб не убежали, находились у родничка с водой, здесь же они и паслись. Ни у одного человека не нашлось ни одного слова, чтоб заподозрить Очил бобо в чем-то худом. Когда ему сказали, что он может взять себе угля, он сказал:
- Я не возьму ни одного кусочка угля. Пусть кто хочет, возьмет и продаст его.
На первом этапе, сон оказался вещим. Ему было ясно сказано, немедленно покинь это место, что он и сделал. Он говорил своим товарищам, чтоб и они ушли вместе с ним, но они его не послушали. Они спали в низине, а надо было спать где-то на верху, где место продувалось бы со всех сторон. Усопших унесли вниз, завернув их в собственные одеяла. Кто увозил уголь, Очил бобо не видел. Но ему пригнали его ослов, взятых на прокат у знакомых людей. Он продолжал трудиться. Рыл землю, месил глину, делал кирпич. Сделав кирпич на собственное строение, он потихоньку начал продавать кирпич людям и на строительство домов, сараев, заборов.
Холм был большой, и его надо было убирать. По мере того, как он таял, перейдя уже середину, Очил бобо сделал яму, по ближе к холму, и она получилась по середине бывшего холма. Когда он начал копать землю, сделав первых два, больших замеса глины, приблизительно выходило по 500 кирпичей с замеса глины. И он начал углублять и расширять яму, с целью того, что потом засыпет ее землей, остатками холма, и в последующем разровняет весь участок.
Он наткнулся на захоронение.
- О, Аллах, Великий и всемогущий! - вскричал Очил бобо. Его всего затрясло, по коже пошел озноб. Ноги тряслись и он сел на землю. Когда прошло очень сильное первое волнение, голова его начала соображать. И умные мысли натолкнули его на то, что он побежал и запер изнутри на замок калитку. Сказал жене: «Говори, что меня нет дома, если кто будет звать». Трясущимися руками, он перебирал землю. Не лопатой или кетменем. Он все начал измельчать, и проверять землю, работая веником и рукой. Можно только предполагать, что это был или знатный воин Александра Македонского, или это был знатный хан из татаро-монгольского рода. Работал он целыми днями, проверяя и перепроверяя всю выброшенную из ямы землю. Копал и в глубину и в ширину. Убедившись, что больше ни чего не осталось, он сделал еще два замеса глины для кирпичей. Потом остатками земли от холма он засыпал яму и начал ровнять весь двор.
Очил бобо сильно осунулся, плохо спал. Боялся, что его накроют, и отнимут его находку. Он вновь перекопал и чуть ли не под сито перешерстил все вокруг. Он не пускал к себе во двор ни кого. Жена и дети бегали за хлебом. Даже когда приходили в дом к ним в гости его свояк и сестра его жены, все были до предела не многословны. Поили чаем гостей и ждали, когда они уйдут. Они родственники и у них свои проблемы, а у Очил бобо - свои. Далеко не глупый человек, всю жизнь занимавшийся коммерцией, ровно столько, на сколько он мог развернуться при Советской власти. Он не переступал ни где черту закона, нарушая его только до черты и то имея небольшой запас. Поэтому власти ни когда, ни по какому поводу его не трогали. Как он сбывал находку, знает лишь только он. Кому и за сколько, в каком виде. Он быстро встал на ноги, если бы он еще потянул время со своей стройкой, то это не вызвало бы вообще ни каких подозрений. Но желание вырваться из нищеты, взяло над ним верх. Пополз потихоньку слух между людьми. Кто-то догадался, и пошли предположения, что холм все-таки был не прост, а с начинкой. Были такие, что говорили прямо о старинном захоронении. Но ни кто не побежал продавать старика властям. Если Господь помог Очилу, пусть живет. Он горбом, потом и кровью заработал все то, что имеет. Люди, конечно, завидовали, но белой завистью. Таких холмов и даже больших размеров в зоне Регарского и Пахтаабадского районов было несколько.
Стране нужен был хлопок, и как только начали получать бульдозеры, эти холмы, стоящие или у края поля, а то и посередине, были потихоньку разбросаны по земле поля, так как далеко вокруг такого холма были низинки, которые заливались дождевой водой в период сильного ливня. И отчетливо было видно, что земля снималась не глубоким слоем, вокруг холма и сбрасывалась на холм. Видимо бульдозеристы, тоже находили кое-что из захоронений. Так что, проводя планировку посевных полей под хлопчатник, холмов больше не оставалось, наверное, по всей Гиссарской долине. А ведь старики-узбеки город Регар называли Егар, что в переводе на русский язык означало - седло. И что в далекие времена, здесь происходило, ни кто не знает, а ведь если ехать по автомобильной дороге в город Термез, то проезжаешь по мосту через речку, который был построен воинами и зодчими Александра Македонского. И еще кое-какие удивительные сооружения говорят о том, что все-таки он не только воевал и разрушал, но и создавал.
Но, интересный факт, людей из местных жителей, до приезда русских, украинцев, ферганских узбеков и других, было не очень много, а вот кладбище на багаре, за бывшим когда-то колхозом им. Ленинизм, было километра два-три в длину и с километр в ширину. В середине кладбища был сооружен круглый мазар-мавзолей с радиусом в 5-6 метров. Мавзолей был сделан из жженого кирпича, плоского с размерами 30x30x10 см. Толщина стены полтора или два метра, высота метра три, а может и выше. Обвалившаяся, почти на половину, крыша, выполненная в форме перевернутого вверх дном таза. На самом верху крыши, стояла палка из дерева ргай, прочная как железо. А на ней надета железная перчатка. Что все это означало, никто не знал. Но школьники, которых привозили собирать хлопок, на поле, рядом с кладбищем, бегали смотреть мавзолей, лазили на крышу, кидали и сбрасывали все, что там лежало. Ни кого и ни чего не интересовало в то далекое время. Кто делал этот мавзолей, когда вода очень далеко от него, километров 5-6? Где изготавливали кирпич, и как его сюда доставляли? А ведь в середине мазара и по сегодняшний день есть несколько могил, которые сверху закрыты большими плитами. Интересно, что плиты сделаны из цельного камня или все-таки в те далекие времена уже был цемент? Эти могилы принадлежат, несомненно, знатным и уважаемым людям того времени. Очил бобо ушел в долину вечности, мир праху его. Город Регар переименовали, и сейчас он называется именем великого поэта и писателя таджикского народа Мирзо Турсунзаде. А у детей старика может, что-то и осталось, а может, и нет. Но Господь помог именно ему, а не кому-то другому выиграть этот куш. Он всю жизнь мучался, но в последние годы жил как человек. И умер без тоски и раскаяния, зная, что дети его устроены в этой жизни.