1 января

Боже, как хочется курить. Холодный серый свет, пробивающийся сквозь грязное треснувшее по диагонали стекло, слабо освещал комнату. Какой смысл в обзорных окнах, если их давно пора выкинуть на помойку? Такой же как от стальной двери вставленной в побуревшую от времени, источающую болотный запах дверную коробку. Я тяжело вздохнул, выпустив изо рта клуб пара. В квартире не топили столько, сколько я себя помнил. Хотя живу я тут наездами. Потому окна квартиры грязные и потрескавшиеся, а в светильниках давно перегоревшие лампочки. Знаю-знаю, так себе оправдание.
Пока я искал в шкафу какую-нибудь обувь, босые ноги порядком замерзли и занемели. Не замечая прилипших к ступням хлебных крошек, я натянул теплые ботинки. Хорошо. Вспомнив, что в холодильнике должна была остаться недопитая бутылка водки, я отправился на кухню. Белые, от собранной пыли, распущенные шнурки безропотно тянулись за мной. Сейчас станет - совсем хорошо. Как мало нужно для счастья, и как много, чтобы жить.

Когда я устроился на свою первую работу, у меня в активе было шестнадцать лет и неоконченное среднее специальное. Тонкости профессии, название которой я так и не выучил, я с парой таких же двинутых на всю голову друзей постигали в местном техникуме. Вместо пар мы пили вино по 2,10грн литр, курили винстоун и мечтали, если не трахнуть «вон ту длинноногую блондинку с отменной задницей», то хотя бы разбить кому-нибудь лицо. Про то, что лицо могут разбить нам, а сексуальный интерес мы представляем разве для пьяной ПТУ-шницы, мы совершенно не задумывались. А когда это все-таки происходило, нет – не секс, мы искренне расстраивались и злые шли дальше искать деньги на так вожделенное пойло. Хотя какое «отменной»? «Зачетная» - самый художественный эпитет применяемый мной в это время. И столько кисло-сладкой проспиртованной правды было в тех ночах алкогольного забвения, что какой бы передо мной не стоял выбор – я никогда не задумывался, что именно стоит делать. Дешевое вино, из порошка, открывало глаза и придавало храбрости, на какой-то миг, превращая нас, в общем-то - почти взрослых мужчин, в повелителей мира. Так сладок и упоителен был этот миг величия и власти, что мы готовы были отдать за него все. Разбитые серые лица, ввалившиеся щеки, выблеванная печень и будущее, ярко представавшее работой на заводе, женой, на которую давно не стоит, грязными детьми – все было посильной для нас платой за настоящее.
Не знаю, как меня взяли на ту работу. Была эта рука провидения, знакомства моей мамы или рожденный спермотоксикозом поток комплиментов, которыми я засыпал милую заместительницу директора - полнеющую женщину тридцати пяти лет. Представляю, как смешно и наивно я выглядел в ее глазах. Нескладный, небритый, с крашенными под блондина волосами, все-таки еще подросток. В тряпичных кедах, когда за окном снег и минус десять. Собеседование я, ожидаемо, завалил. Что еще вчера валявшийся в грязи я мог знать о программировании, си-шарпах и дот-нетах? Но меня взяли.

Бутылка оказалась почти полной, а водка теплой. Холодильник не работал. Я нашел на подоконнике граненый стакан и наполнил его до краев. Закуски не наблюдалось. Собутыльники все съели, а может с собой унесли, гниды запасливые. Да, что там думать. Чужая душа потемки. Вызвав тошноту, обжигающая жидкость провалилась в пищевод. Я задержал дыхание, и когда опасность отступила, с облегчением вздохнул. С улицы раздался визгливый женский крик, прерванный отборным матом. Я подошел к окну. Сосед снизу выяснял с женой кому бежать за шампусиком, и брать ли в аптеке смазку, для анала. Первое января на дворе, как ни как, можно и порадовать мужика. Руку приятно оттягивала почти полная бутылка. Я поднес ее к глазам – Nemiroff Black, толерантная. Ну, что - для меня вопрос решен. Анала не предвидится, зато за выпивкой идти не надо. Как же все-таки холодно.

На юг ехать проще. Возможно, это связанно с предвкушением отдыха, бьющимся в груди водителей мчащихся по трассе Москва-Краснодар. Возможно с улучшающейся каждый километр погодой, а может с ласковым южным солнцем. Но ехать на юг автостопом хорошо и приятно. За разговорами быстро летит время, дородные буфетчицы в придорожных кафешках, завидев молодое лицо, улыбаются и прозрачно намекают хмурым дальнобойщикам - надо бы подобрать милого паренька. На дороге ты можешь быть кем угодно. Странствующим художником, нелегальным эмигрантом, непутевым сыном олигарха, бегущим от тирана отца, вечно-голодным студентом решившим повидать мир. Усталость и скука сглаживают неровности лжи, и превозносят краски правды, позволяя творить историю, превращать обыденность в легенду, которую с замиранием сердца будут рассказывать женам, друзьям и детям.
Каждый является продуктом своего окружения. Мы по своей воле становимся рабами людей, рядом с которыми живем. Нося маску обыденности и соглашательства, не замечаем, как она прирастает к лицу. И настает миг, когда нет другого шанса снять ее, кроме как вырвать с нежным кровоточащим мясом. Оголив то, что мы скрывали все эти годы. Или же можно сбежать. Тогда реальность начинает меняться. Сначала совсем немного, но с каждым километром все больше и сильнее, пока ты не оказываешься в другом, мифическом мире, где никто тебя не знает и есть возможность выбрать любую дорогу. Трасса обладает собственной уникальной магией. На ней не встретишь драконов и хоббитов, но легко найдешь души увидевшие во тьме луч надежды.

Эхо моих шагов наполнило лестничную клетку. В разбитые окна влетали порывы сухого морозного ветра. Я застегнул куртку и покрепче завязал шарф. Водка кончилась час назад, холодильник был пуст. Воспоминания грели, но в стакан их не нальешь и сыт не будешь. Я бегом проскочил девять этажей, лифт уже четыре года не работал и вышел из подъезда. По глазам резанул свет. Лучи, вышедшего из-за облаков солнца, отражались от подернутого коркой льда снега и ослепляли. Моргая, я пошел от подъезда.
- Эй, куда спешишь? Праздники на дворе.
У растущей возле дома ели курил Игорь, мой сосед по этажу. Высокий широкоплечий, с модной стрижкой. Во влитую сидящем темно-синем бушлате и сигаретой во рту, он выглядел словно только что сошел с экрана американского, ну на крайний случай европейского, road-movie. На пару минуту оставив свой двуместный dodge, чтобы, купив в ближайшем ларьке сигарет, презервативы и бутылку виски, уехать с ожидающей в машине красоткой в закат.
- Здарова, с прошедшим, - я пожал протянутую руку и прикурил предложенную сигарету: Как оно?
- Да так, - Игорь демонстративно поднял воротник бушлата: Сука тупая, уже на пол часа опаздывает.
- Бросай это. Объявится - наберет, - я удивился. Игорь, не обделенный женским вниманием, предпочитал особо не париться по поводу отношений. Плюс-минус стринги, приколотые на доску почета, давно перестали быть для него самоцелью. Уступив законное место лени и комфорту.
- Не, это же Маринка. Я так не могу, - мой собеседник прикурил от бычка новую сигарету. Вокруг него уже выросло небольшое кладбище «никотиновых палочек». Вот она золотая жила - целевая аудитория, на которую должна быть направлена реклама сигарет. Недовольные, ждущие в очередной раз задерживающихся кисок мужчины до сорока лет. После сорока киски обычно либо уже не дают, либо у тебя есть мерс. А к обладателям мерса они опаздывать опасаются. Так проявляется главный принцип рыночной экономики - конкуренция.
- Ну, давай, лирический герой, я пошел. Пива хочется - не могу.
- Бывай.

Спустя столько лет я до сих пор помню прикосновения ее требовательных рук с коротко стриженными аккуратными ногтями. Помню твердые как алмазы соски и секс на берегу Черного Моря. Дожди, от которых мы неделю прятались в городе церквей - Брянске, пугая своим ошалело-счастливым видом прихожан. Я помню Москву, Санкт-Петербург, Николаев. Помню Киев, Киево-Печерскую Лавру, на входе в которую продавали билеты, а внутри – косынки, без которых не пускают в храм. Как вместо косынки она повязала себе на голову мою футболку. И как мы потом смеялись, глядя на недовольных попов. Снова дожди и съемные квартиры.
Помню песни, смех и крашенные рыжие кудри, которые она потом состригла, но которые так сильно мне нравились. Помню все, будто это было вчера. Надежды и разочарования, счастье и грусть. У меня до сих пор щемит в груди, от всего, что я помню. Оттого, что я не смог совладать со своими демонами, уступил, а она, так долго бившаяся за меня, устала и ушла вперед. Туда куда нет хода, пока я остаюсь таким же какой я сейчас.

- Пакет нужен?
- Что? – я мотнул головой.
- Вам пакет нужен?! – кассирша мгновенно вышла из себя. Необходимость работать в праздники ее совершенно не прельщала.
Я окинул взглядом четыре бутылки пива и копченую рыбину: Да, пожалуйста.
Расплатившись на кассе, я вышел из гипермаркета. Порядочно отхлебнув пива и закурив, осмотрелся. Серый еще миг назад мир, стремительно приобретал яркие краски. Как мало нужно для счастья.
- Стал тут, не видишь - спешу! - меня сильно толкнули под руку, выбив пиво. Стеклянная бутылка, упав, разбилась, расплескав по плитке драгоценную жидкость.
- Еб твою, - только и смог выдавить я, провожая взглядом брюнетку в белой шубе, гордо прошедшую к своему лендкрузеру. Начавшее оживать настроение, снова было  испорчено.
К родной много-этажке я подходил замерзший и злой. Пить уже не хотелось, есть тоже. Только Игорь все так же курил у ели, возле парадного входа.
- Стоит тут второй час, как колун, - зло подумал я: Да я сам не лучше, три года прошло, а до сих пор рефлексирую.
- Маша! – Игорь выбросил сигарету и счастливо замахал руками.
- Дождался – наконец, - я остановился и зло сплюнул, глядя на пакет с пивом у себя в руке. Пакет с тремя бутылками туборга на секунду поглотил все мое внимание.
- Маша, я тут!
- Да, - я с силой замахнулся и, вложив инерцию корпуса, метнул треклятый на обочину: Хватит, пить!
Две тонны металла неуправляемого лендкрузера врезались в меня, ломая кости, сминая грудную клетку, разрывая сердце, превращая в фарш внутренние органы. Маша истерически завизжала, ее зрачки расширились, из разбитого носа, заливая рот и подбородок, шла кровь.
- Маша… тут - прошептал Игорь.