Море Лета. Глава 9

Глава 9.



ГЕРОЙ, ТОТ, ЧТО УМЕР.



Центральная поляна сотрясалась под тяжелыми шагами великана. Далигор, подстегиваемый беспокойством, бежал туда, где смогут объяснить происходящее. Требовалось рассказать как можно скорее.
Он затормозил перед парящей норой и надрывно крикнул:
- Верен! – получилось хрипло и недостаточно громко. – Верен! – позвал он еще раз так, что звук его голоса долетел до гор и эхом вернулся назад, переполошив всех жителей города.
Верен выпрыгнул из черной дыры, зависшей в воздухе и прикованной цепями к земле, на площадку перед домом. Следом за ним показалась и Акуилина, держа на руках светловолосого кучерявого ребенка. Вид у них был встревоженный и удивленный.
- Что случилось? – не подумав, быстро спросила Акуилина, забыв, что вопросы заводят великана в тупик.
Верен поднял брови и слегка наклонил голову вперед, повернувшись к жене, и она, спохватившись, ойкнула. Пытаясь исправить положение, он обратился к задумавшемуся Далигору:
- Расскажи нам в чем дело.
Великан отстраненно взглянул на Верена, потом на Акуилину и, вспомнив, успел только медленно произнести:
- Там…
В этот момент из-за его спины выбежала запыхавшаяся Руфа, и окинув взглядом всех, тоже встала лицом к Далигору и молча уставилась на него, ожидая объяснений.
- Там… Там Найа… Она… - великан не мог подобрать нужных слов, и Верен решил ему помочь.
- Твоя Найа изменилась, - утвердительно предположил он.
- Нет, - замотал головой рассказчик.
- Хм… Тогда, может быть, твоя Найа объединилась с другой Найей, – снова выдвинул догадку Верен.
Но Далигор замотал головой еще сильнее:
- Да нет, нет! Не моя Найа!
- Не твоя. Тогда, значит, Найа какого-то жителя.
- Да нет же! – великан даже ногой топнул от досады. – Найа Бонифация, - наконец, выговорил он, указывая куда-то за свою спину. – Найа Бонифация исчезла.
Руфа ахнула, Акуилина в немом изумлении неосознанно прижала к груди ребенка, а Верен нахмурил брови. Переглянувшись, они с боков обошли Далигора  и посмотрели в центр большой рассветной поляны. Цветущего раскидистого дерева больше не было. Никакого намека на то, что оно вообще там росло.
- Верен… Верен, скажи, - умоляюще попросил Далигор. – Это же не значит, что Бонифация больше нет? Это же не значит, что он… умер?


Длинный узкий мост из Города Мыслей привел Эрите прямиком в другой мир. В более мрачном месте она не была еще никогда. Густой темный лес, образованный черными толстыми деревьями с плотной шершавой корой, казался страшным и жутким – главным образом, за счет густого белого тумана, стелившегося по земле и почему-то наводившего ужас. В этом лесу всегда царила ночь, и окружающий мрак словно был пропитан неведомыми тайнами и скрытыми от глаз подробностями. К тому же, здесь невыносимо клонило в сон, Ри не могла никак с этим совладать, противиться этой особенности мира было все равно, что противиться традиции пить чай в Рассвете.
За те недолгие часы бодрствования она назвала это место Городом Снов. Назвала сама, потому что за все время пребывания здесь не встретила ни одной живой души, которая открыла бы ей истинное имя.
Спать здесь было гораздо спокойнее и не так страшно, как находиться наяву. Хотя сны, мягко говоря, были странными. В них никогда не было фантазий, они не осложнялись бессмысленным набором событий или неправдоподобной сменой действий. Что бы ни снилось Ри, это всегда походило на связную и необычайно реалистичную историю, со множеством подробностей, при этом сама Ри наблюдала за всем происходящим словно со стороны, не имея возможности вмешиваться.
Вот и сейчас Эрите спала – прямо на земле, скрытая белой дымкой тумана – тревожно вздрагивая и беспокойно вертясь. Она не могла проснуться, хотя наверняка этого хотела. Ей снился кошмар, настолько явный и реалистичный, будто она сама находилась там.
Это тоже был лес, только достаточно необычный. Она еще никогда не видела, чтобы деревья росли не в хаотичном беспорядке, а такими ровными линиями, составляя идеально прямые стены из своих стволов, без единой щелочки или просвета между ними.
Лес полыхал, охваченный пламенем со всех сторон. Когда-то зеленые верхушки деревьев сейчас плавились, источая специфический запах, и тяжелые обгоревшие ветки, разрушаясь в огне, ломались и с треском падали вниз, поднимая вихрь искр. Было очень жарко и душно, а черный дым помешал Эрите сразу разглядеть какое-то движение на земле.
Ее охватил ужас, когда она все-таки заметила еще живых людей, медленно погибающих в этом стихийном бедствии. Люди почему-то светились, их кожа, черная от гари и местами в ожогах, еле заметно излучала тусклый свет.
Чем больше Ри смотрела на них, тем тяжелее было отвести взгляд от этого кошмара. Леденящее душу зрелище настолько четко отпечатывалось в ее памяти, создавая уверенность в том, что она не сможет забыть этого никогда.
Десятки, а может быть, и сотни людей, не имея ни единого шанса выжить, все же продолжали бороться за свою жизнь. Стоны и хрипы отдавались в ушах Эрите, и она слышала их гораздо яснее и громче, чем любые другие звуки, сопровождающие беду. И даже дым не мешал видеть, как, делая последние натужные вздохи, в угаре погибали люди.
Ри хотела помочь, но не имела возможности, в этом мире она была всего лишь зрителем. Она щипала себя и чувствовала боль, но проснуться не могла все равно. Когда на ее глазах вспыхнуло чье-то тело, она в ужасе закричала. С трудом отвернувшись, она наткнулась взглядом на другого погибающего.
Он нетвердо, пошатываясь и согнувшись, стоял на коленях, прижимая одну руку к груди, а другой зарываясь в тлевшую листву на земле. Его душил кашель – надрывный, глубокий, будто исходивший из самого нутра. Этот человек был единственный, кто до сих пор оставался в вертикальном положении, ведь все остальные, кого видела Ри, корчились в муках лежа. Слезы ручьями лились из его красных воспаленных глаз, перемешиваясь с потом и оставляя грязные подтеки на закопченной коже. Ноги на четверть были покрыты волдырями, местами лопнувшими и образующими розово-красные загрязненные раны. Глядя на него, Эрите, рыдая от жалости и бессилия, могла только представлять, что он чувствует в данный момент.
Не отрывая от него глаз, Ри увидела, как тот, пошатнувшись в последний раз, тяжелым грузом опрокинулся назад, подняв вверх ошметки горелых листьев. Левая нога неестественно загнулась в сторону, а рука, которую он прижимал к груди, откинулась на землю. И Эрите разглядела то, за что он до последнего держался – кулон, неровно лежавший на груди, точно такой же, как и у нее самой.
Она резко села, наконец проснувшись. Ее всю трясло и морозило, а лицо было мокрым от слез. Тяжело дыша, Ри схватилась за свой кулон и заплакала – горько, навзрыд. Могильным холодом веяло от кулона, она не почувствовала ни единой эмоции Бонифация, не ощутила того, что чувствует он.
Сон был правдой – поняла она. Бонифаций погиб.
Как только Ри осознала это, она, не желая верить, начала ощупывать кулон, слушать его, старалась передать через него эмоцию – любую, хотя бы ее горе, но ничего не выходило, никакой связи больше не было.
Ри в остервенении сорвала его с шеи и зашвырнула куда-то в сторону, и темный густой лес скрыл еще одну тайну. А сама Эрите, подтянув ноги к груди и обхватив их руками, снедаемая болью, заплакала снова. Теперь она осталась одна, в полном одиночестве.


Рассветные жители собрались на центральной поляне на совет. Они уселись в круг прямо на желтые цветы, рядом с тем местом, где совсем недавно возвышалось раскидистое цветущее дерево.
На коленях у Акуилины сидел маленький мальчуган. Его белые кудряшки свисали на детское круглое личико, едва заметные брови были сосредоточенно сведены, а большие черные глаза опущены вниз.
Надув губы и склонив голову, малыш с усердием вертел в ручонках маленький черный мешочек для запахов, то открывая его, то закрывая, то неумело выворачивая наизнанку. Такая обычная вещица оказалась для ребенка крайне занимательной и интересной – он полностью погрузился в изучение предмета, не обращая никакого внимания на то, что происходило вокруг.
Сидевший рядом с Акуилиной Беско, умиляясь, то и дело гладил по голове мальчугана, поправлял кудряшки, спадающие на лоб, и все время старательно и даже обеспокоенно приставал к Акуилине с вопросами: не пора ли его кормить, не замерз ли он или, может быть, он хочет пить. Акуилина, украдкой усмехаясь, отмахивалась от надоедливого Беско, временами все же кратко и шепотом отвечая на его вопросы.
Внимание остальных жителей Рассвета тоже было приковано к обаятельному малышу. Бросая на него теплые взгляды, присутствующие не могли сдержать улыбок и тихо переговаривались между собой, пока Верен, откашлявшись, не предложил начать. Почти сразу на поляне стало тихо, молчание нарушали лишь невнятные звуки, исходившие от ребенка – он, видимо, что-то напевал себе под нос, продолжая играть с мешочком для запахов.
Верен покосился на малыша, после чего серьезно заговорил.
- Найа Бонифация оставалась в Рассвете после его ухода. Она переродилась, но все-таки не исчезла, как это случалось с Найами всех, кто покидал город. По этому случаю мы успели предположить, во-первых, что Бонифаций должен был вернуться, и, во-вторых, что город оставил его Найу навсегда в роли памятника – как напоминание о том, что его героизм помог нам победить в войне. Сегодня все наши предположения и выстроенные теории рухнули. Получается, что мы до сих пор не знаем, о чем нам хотел сказать город, и не понимаем всех возможных причин и последствий.
- Нет, причины мы как раз понимаем, - возразил Гойтан. – Только все дело в том, что мы не хотим признавать их истинными.
- То есть большинство из вас совершенно серьезно думает, что исчезновение Найи связано со смертью ее хозяина? – скептически поинтересовался пузатый енот Борут и, не услышав возражений, насмешливо фыркнул: - Рассвет предвидел войну и, знаете ли, вовсе не случайно подстроил приход того, кто в итоге нас спас. Его традиция пить чай оказалась не просто милым приобщением к святому, а вполне продуманным показателем духовности  и готовности к продолжению пути. А приобретенный только здесь дар Далигора, как мы недавно догадались, оказался непросто умением коверкать фразы и смешить народ, а серьезной способностью рассказывать о настоящем и предсказывать будущее. Кто еще сомневается в гениальности города может и дальше считать, что Рассвет не знал о скорой смерти Бонифация и, якобы, с надеждой на его возвращение оставил здесь Найу, а потом, когда ожидания не оправдались, убрал ее.
- Если у тебя есть иная версия, которая идеально бы объяснила все события, так озвучь ее, - подняв брови, предложила Ивица.
- Нет у меня объясняющей версии, - пробурчал Борут. – Но я могу озвучить с десяток других, которые по своей бредовости и неправдоподобности ни в чем не уступают вашей.
- Например? – язвительно поинтересовалась Юнина.
- Например тебе надо? – в тон ей переспросил Борут и выдал: - Найа не исчезла, а снова переродилась в связи с перерождением ее хозяина. Может, Бонифаций поменял мир…
- А это не такая уж и бредовая идея, - одобрительно протянул Даит.
- Конечно не бредовая, - с готовностью ответил Борут. – Если только не брать в расчет разрыв во времени. У нас, почему-то, принято считать, что во всех мирах оно протекает по-разному. И если учесть, что в Рассвете прошло два месяца, то можно только гадать, сколько времени прошло там. За одну секунду, к примеру, Бонифаций не смог бы поменять мир, а десять тысяч лет он бы там находиться не стал. То есть, либо он еще не успел перейти в другой мир, либо сделал это уже много раз. В любом случае, исчезновение Найи это не объясняет.
- А может и нет никакого разрыва во времени между мирами? – глазами ища поддержки, с надеждой предположила долговязая Чилика.
- Это очень сомнительно, - покачал головой Гойтан. – Ведь с теми мирами откуда мы пришли, совершенно точно есть разрыв, потому что, прожив здесь хоть несколько тысяч лет, мы все равно можем вернуться именно в тот момент, в который мы и покинули бывший мир. Конечно, есть шанс, что в других мирах время идет так же, как и у нас, но он очень мал. И я думаю, что насчет бредовости своей идеи Борут все-таки прав.
- А если исчезновение Найи никак не связано с Бонифацием? – выдвинул новую версию маленький старичок Самсон.
- Не связано? Но ведь это его Найа, - пожала плечами Руфа.
- Ну и что. Если она исчезла из-за нас? Вдруг мы сделали что-то не то?
- Ты думаешь, что своими поступками мы могли ее прогнать? – уточнил Верен.
- Бред, - скептически фыркнул Борут. – Ничего такого мы не делали, и никаких необычных событий в Рассвете не происходило тоже.
 - Вообще-то происходило, - многозначительно проговорила Руфа, и большинство жителей покосились на Акуилину с ребенком, которая в ответ на это удивленно вздернула вверх брови.
Но никто так ничего и не сказал. После непродолжительного молчания снова заговорил Самсон.
- Может, и не мы повлияли на ее исчезновение. Может, повлиял наш мир? Или вообще другие миры? Мы же не знаем, что в них происходит, и как это отражается на нашем городе.
 - Я согласен с Самсоном, - хрипло произнес Бурлей. – Я думаю, что в других мирах сейчас происходит что-то странное или даже опасное.
Верен поднял одну бровь, не ожидая такого заявления.
- С чего ты взял? – спросил он.
- Одновременно с исчезновением Найи произошло еще одно событие. Кулон, - Бурлей дотронулся до своего кулона. – Я чувствовал Фурлея. Как вы знаете, ему доставляет удовольствие все, что связано с несчастьями, неприятностями и бедами, потому что большинство из них организует он сам. И на протяжении всего времени, считая с того момента, как он покинул Рассвет, я чувствовал его радость от содеянного. Фурлей был счастлив, а значит, что в том мире или в мирах, в которых он находился, была куча неприятностей. Но сегодня… Чуть раньше того, как я услышал вопль Далигора, обнаружившего исчезновение Найи, я почувствовал ужас и панику, охватившую Фурлея. Если бы вы знали его так же хорошо, как и я, вы бы поняли, что нет ничего такого, что было бы способно заставить его испытывать страх такой силы и, тем более, поддаваться панике. По крайней мере, я так раньше считал. Мы обошли столько разных миров, в каждом из которых мне приходилось наблюдать множество несчастий разной тяжести. Но ни одно из них, включая чудовищную войну в Рассвете, не заставило его так ужасаться и паниковать.
- Может быть, он начал паниковать потому, что все шло не по его плану? – осторожно предположила Чилика. – Может, наоборот, в том мире было все идеально и прекрасно, и он не мог ничего с этим поделать?
Бурлей замотал головой:
- Нет, когда все идеально, он испытывает разочарование, неудовлетворение и, в крайнем случае, раздражение, но не более того. Сегодня же он страдал, понимаете? Я убежден, что события в том мире были настолько ужасными и страшными, что хуже просто не могло быть. И, к тому же, - Бурлей сделал паузу, после чего заговорил, прилагая усилия. – К тому же, мне кажется, что он умер.
- Умер?! Ты что? Как! Не может быть… - по-разному отреагировали жители.
- Почему ты так решил? – тихо спросил Верен, но услышали его все.
Раскрыв рты и не сводя глаз с Бурлея, жители буквально целиком обратились во внимание. А сам рассказчик, опустив глаза и будто бы изучая желтые цветы вокруг себя, заговорил еще тише.
- После ужаса и паники я вдруг ощутил его любовь ко мне. А потом… Потом был могильный холод. Никаких эмоций или чувств, а только холод – леденящий, неживой, жуткий. Ничего подобного раньше кулон не передавал. Было такое ощущение, будто связь между нами оборвалась, - сорвавшимся голосом добавил он.
На этот раз в молчании жителей явно угадывались ужас, скорбь и страх перед неизвестным. Тягостную тишину нарушил только заерзавший на коленях Акуилины ребенок. Подняв его и неосознанно прижав к себе, она огромными расширенными глазами вновь уставилась на Бурлея.
- А теперь что? – еле слышным шепотом спросила Ивица, смотря на кулон, который до сих пор висел на его шее.
- А теперь я снова его чувствую. Эмоции Фурлея вернулись.
- Вот видишь, значит, он не умер, - выпалил Борут, но, почти сразу поняв всю нелепость произносимой фразы, замолк на полуслове.
- Или умер, - Бурлей поднял глаза на смутившегося Борута. – И тогда Бонифаций в свое время оказался прав в своих убеждениях – жизнь после смерти существует.
- Постойте, но, получается, что исчезновение Найи и странности с кулоном как-то связаны, - проговорила Даиле. – Если и Бонифаций, и Фурлей все-таки погибли, то это произошло одновременно. Нет, я не утверждаю, конечно, - поспешно сказала девушка-альбинос, увидев как Борут уже открыл рот, чтобы опровергнуть очередную идею. – Но если на минуту предположить, что это так?
- Если предположить, что они умерли одновременно, то Бурлей, скорее всего, прав, утверждая, что в тех мирах действительно небезопасно, - высказался Гойтан. - Но возникает вопрос: так было всегда или только с недавнего времени?
- А почему вы думаете, что ужасные события происходят во всех мирах? – поудобнее перехватив малыша, вмешалась Акуилина. – Ведь все-таки возможно, что и Бонифаций, и Фурлей были в одном и том же мире, когда все это случилось.
- Невозможно, - категорично помотал головой Борут. – Ведь Фурлей ушел раньше на два дня, и неизвестно сколько времени и миров отделяет Бонифация от него. Если, конечно, считать, что разрыв во времени существует.
- Мне тоже кажется, что они находились в разных мирах. Это звучит куда правдоподобнее, - начал рассуждать Верен. – Исчезновение Найи, как бы ты Борут не протестовал, - взглянул он на пузатого енота, скептически скрестившего лапы на груди, - и насколько бы печальным это ни было, больше других имеющихся версий убеждает нас в смерти ее хозяина. Может быть даже Рассвет специально оставил его Найу, чтобы через два месяца мы поняли, что Бонифация больше нет. А кулон Бурлея почти не дает нам сомневаться в том, что его брат начал новую жизнь, минуя смерть, - Верен как можно мягче постарался произнести последнюю фразу, с сожалением посмотрев на Бурлея. Выдержав паузу, он заговорил еще медленнее. – Совпадений такого масштаба не бывает. Поэтому две этих смерти в двух разных мирах дают нам право думать, что и в остальных мирах происходит нечто подобное. Я знаю, что мы больше никогда не увидим Эрите, но одно дело - надеяться, что у нее все в порядке, а другое – знать, что в каком бы мире она не находилась… - Верен не смог закончить.
- Ты это брось! – стукнул огромным кулаком по земле Далигор. – Ри – она не могла… Я бы ведь, я бы тогда предсказал! – путаясь и волнуясь, закричал великан.
- Но ребенка ведь ты не предсказал, - серьезно заметил Борут.
- А меня никто не спрашивал! – негодуя, возразил тот.
- Это верно, давно уже Далигора не просили шутить, - согласился Верен. – По-моему, сейчас как раз самое время, - взглянул он на Борута.
- Мы не верим в настолько скорую смерть Эрите, Бонифация и Фурлея. Без обиды, - пожав плечами, обратился Борут ко всем жителям, извиняясь за то, что навязал свое мнение. – И почти все хотим узнать, что будет с нами и городом тоже. Пошути, Далигор, - попросил он.
Великан напрягся, а притихшие жители замерли в ожидании. Спустя минуту он выдал:
- Дочитаю в изумлении: «на столе валяется боб». И под скамьей же горох! На грудь – формы и фору, везде шумит. Битой тресну по мороке, чтобы смирить эти ноты.
Произнеся шутку, Далигор коротко хихикнул – такой бред получился! Жители в тон ему тоже издали смешки, кто из вежливости, а кому и правда смешно было. А великан снова задумался и совсем скоро озвучил новую шутку.
- Башня ценит и форму, и белую бумагу. Фразы очень старые, и слов не хватит, чтоб гордиться. Может, в мире скоро и морось покипит – это не лед. Иди, туз, домой.
На этот раз Далигор не смеялся, а сразу же задумался над другой шуткой. Жителям тоже было не до смеха – с каждой переделкой Далигора приближалась его четвертая – предсказывающая – фраза, и многие заметно начали нервничать. А великан тем временем продолжал шутить.
- Очередной эпизод бреда бушует на фабрике. Блефом оказались игры с хитрецой. Мой ритм мечтою живет внутри – святость. Ну, и потом я смогу ломоть дыни.
Пока Далигор думал над своей четвертой, самой важной для всех шуткой, жители заерзали в нетерпении, хотя многие из них на вид оставались спокойными. Лицо Верена выражало крайнюю степень настороженности, а Юнина, несмотря на свой невозмутимый и будто бы равнодушный вид, на самом деле остро переживала и тревожилась – у нее, помимо всех прочих, в те миры ушел муж, про которого жители почти успели забыть.
 А великан, устремив взгляд куда-то вдаль, медленно произнес:
- Герой – тот, что умер – обрядом в пути, а с ним вера и эра дум. Грянут новые смерти и жизни, фиаско – лишь фон победы. Дите с тем, кто летал, и они – ось, чую их.
Мальчугану, которому надоело сидеть на руках у Акуилины, вдруг закряхтел, вот-вот намереваясь заплакать. Беско тут же пересел за ее спину и начал развлекать его, строя рожицы и выполняя затейливые движения руками, но делая все это молча, при этом внимательно вслушиваясь в каждое слово жителей, обсуждающих пророчество.  А кудрявый малыш, выглядывая из-за плеча Акуилины, с интересом наблюдал за кривляющимся Беско, перестав капризничать.
- Герой – тот, что умер – обрядом в пути, а с ним вера и эра дум, - задумчиво повторил первую фразу Верен.
- В каком пути? Почему обрядом? – непонимающе протянула Чилика.
- По-моему, это говорит о том, что кто-то придет в Рассвет, - начал рассуждать Верен. – Ведь чтобы сюда попасть, нужно провести своеобразный обряд – съесть арику на рассвете в нужной стадии: только когда она сбрасывает свой лист, и при этом необходимо думать о Рассвете. Чем не обряд? Тем более, дальше говорится про то, что он принесет с собой веру и эру дум. Вера может быть во что угодно, а вот про эру понятнее – кто бы он ни был, согласно пророчеству, он заставит нас задуматься.
- Пророчество подходит к Бонифацию, - выпалила Руфа, и изумленные взгляды обратились на нее. – А что? Все сходится. Он – герой, и он умер. А смерть, если верить его убеждениям, это новая жизнь. Может, это и есть обряд – умереть, чтобы вновь начать жить. Отсюда и вера – в его убеждения то есть, и эра дум.
- Может быть, он и не умер! – снова заспорил Борут.
- Даже если сегодня он не умер, то в любом случае, он уже умирал здесь, при нас, в Рассвете – на войне.
- Если это Бонифаций, что очень фантастично и натянуто, то почему же тогда грянут новые смерти и жизни? – спросила Ивица. – Ведь все это, как мне кажется, относится конкретно к Рассвету, а не к другим мирам. Почему же его приход должен породить новые смерти?
- Там не случайно говорится не только про новые смерти, но и про новые жизни, - сделал акцент на последнем слове Гойтан. – Где смерть, там и жизнь. Непонятно, правда, почему они во множественном числе, да еще и новые. Не значит ли это, что после прихода этого героя, кем бы он ни был, какие-то рассветные жители умрут? Ведь его смерть, как я понял, не считается новой, иначе про нее не говорилось бы в самом начале.
- Не говорилось бы, - согласился с ним Верен. – И если думать, что пророчество все-таки о Бонифацие, то действительно многое из всего остального сходится. Фиаско – лишь фон победы. Мы это, кстати, не раз наблюдали, взять хотя бы войну. Да и к смерти это тоже относится, причем именно к смерти по убеждениям Бонифация. Умер – считается, все, проиграл. Но по его логике эта смерть оказывается не более чем фоном для последующей жизни, то есть провал – ничто, по сравнению с тем, что ты сможешь приобрести после, фиаско – лишь фон победы.
- Слушайте, а ведь тогда даже про дитя частично сходится, только непонятно что к чему, - добавил Самсон. – Дите с тем, кто летал… Ведь Бонифаций не просто был первым в Рассвете, кто, не имея настоящих крыльев, силой мысли мог летать в своем доме, но в последние дни он мог передвигаться по воздуху и за пределами своей Найи. Непонятно одно: почему они – ось. Ведь ось, как я понимаю, это нечто единое, неделимое…
В этот момент ребенок на руках Акуилины снова заерзал, а потом все жители отчетливо услышали слово «мама», потом еще раз, и еще. Малыш уже почти плакал, но продолжал и продолжал повторять одно и то же, даже Беско не мог уже его отвлечь.
- Тихо-тихо, малыш, мама рядом, - ласково произнесла Акуилина.
- Никакая ты ему не мама! – с досадой вдруг воскликнул Верен. – Это не твой ребенок, мы уже сотню раз об этом говорили. И не надо его в этом обманывать.
- Пусть и не мой, - вскинула голову Акуилина. – Но кто-то ведь должен заменить ему маму! Он совсем маленький, едва ходить научился и нуждается в заботе. Не можем же мы его просто так бросить!
- Я и не хочу его бросать, конечно нет, об этом и речи не было! Я хочу лишь, чтобы ты ему не лгала, у него есть свои родители.
- Или были. Могу только представить, что с ними, если они отправили своего ребенка одного, не зная куда и наверняка не предполагая к кому. Возможно, Рассвет сейчас – самое безопасное место, ведь события в их мире должны были быть настолько ужасными, чтобы родители, не задумываясь, расстались со своим беззащитным чадом только ради его безопасности. И, знаешь ли, я уверена, что они надеялись, что об их ребенке кто-нибудь позаботится.
- Так заботься об их ребенке. Ты ведь даже имени его не знаешь, а называешь себя мамой!
- У ребенка должна быть мама! Как ему сейчас объяснить, что своих родителей он больше никогда не увидит? Пока не вырастет, пусть думает, что его родители – это мы.
- А когда он вырастет и все узнает, то больше не сможет нам доверять, и кругом ему будет мерещиться одно вранье и предательство, совсем как Даиту!
- Эй! – возмущенно вмешался в семейную ссору Даит. – Мне не мерещится!
- Я не собираюсь в этом участвовать! – продолжал Верен, не обращая внимания на возмущенного Даита и на то, что вокруг все жители еле сдерживались от смеха. – И вообще, может этот ребенок никогда здесь не вырастет, ведь в Рассвете не стареют! Если он навечно останется ребенком, ты будешь ему врать вечно?
Акуилина поджала губы и обиженно отвернулась от мужа. А Верен, поняв, что был слишком резок, уже мягче добавил:
- Акуилина, это ведь не значит, что мы не будем о нем заботиться, я совсем не против этого. Просто я убежден, что нельзя с самого начала обманывать ребенка. Не называй себя его мамой, и все.
Акуилина вздохнула, и после паузы Даиле заговорила таким тоном, будто бы они и не были свидетелями этой ссоры.
- А что, если это – ребенок Бонифация? – предположила она. – Иначе, почему они с ним – ось?
- Чушь какая! – фыркнула Юнина. Потом присмотрелась к малышу и снова фыркнула. – Не похож! Ничего тигриного!
- Это он здесь тигром был. Миры ведь меняют облик, - заспорила девушка-альбинос. – Тогда пророчество полностью сходится.
- Не сходится, - вдруг подал голос Беско, который до сих пор сидел за спиной Акуилины. Он передвинулся в общий круг, чтобы все могли его видеть, и потом серьезно добавил: - Пророчество не о Бонифацие. И я знаю, о ком оно.
После непродолжительного молчания, в течение которого все присутствующие заново прокручивали в уме последнюю фразу Далигора, почти одновременно ахнули пораженная Ивица и Юнина, а потом все взгляды устремились на кучерявого малыша.
- Но тогда, - медленно заговорила Чилика, - если пророчество не о нем, а мы просили Далигора предсказать что-нибудь и о Бонифацие, то получается…
- Что Далигор не увидел его будущего, - закончил за нее Гойтан.
- Неужели он действительно погиб? – тихо произнесла Юнина, нарушив всеобщее молчание.
Не успели жители прийти в себя и отойти от шока, как Ивица, заметив что-то, снова издала непонятный звук, в котором явно угадывалось неподдельное изумление и обескураженность. Жители повернулись к ней, и она указала наверх.
Над всей поляной Рассвета зависли разноцветные переливающиеся облачка – Найи.






Продолжение здесь:  http://www.proza.ru/2013/08/27/347