День Ангела

Еле дождавшись конца рабочего дня, с трудом преодолев усталость, Иван возвращался домой. Ещё до обеда почувствовав недомогание, растирая рукой саднившую странной болью, грудь, он подумал, что боком выйдет видно для него на этот раз, День Ангела, на который они были приглашены вместе с женой.
Не желая отставать ни от одного очередного тоста, он начисто забыв о запрете врачей, пил со всеми наравне. На предостережения жены, отвечал залихватским тоном: мол, где наша не пропадала; а когда сердце подкатывалось чуть ли не к самой гортани, выбегал на крыльцо, хватая ртом воздух, через силу проглатывая какой-то застрявший ком, который мешал дыханию. Садясь за стол, снова поднимал рюмку, в то же время чувствуя предательскую слабость в коленях, и противную испарину на лбу.
"Может просквозило, отлежусь,"-подумал он, отказавшись от предлагаемого женой, ужина. Чувствуя лёгкое кружение в голове, он, мимолётом, заглянув в висевшее на простенке, зеркало, поразился бледности своего, всегда свежего, лица. "Надо же,-промелькнуло в его сознании, как всё некстати; работы непочатый край, мужиков теперь подведу."
Сняв у входа только ботинки: на остальное уже не хватило сил, Иван прилёг на диван. Забывшись на какой-то промежуток, он даже не почувствовал, как Людмила подсунула ему подушку, приподняв при этом, осторожно, его голову. Всегда чуткий во время сна, он также не услышал громкий разговор дочек-близняшек, которые опять не поделили между собой какие-то школьные принадлежности.
-Тише, девочки!-прикрикнула на них, мать, дайте отцу покой.
С тревогой следя за его состоянием, она решила не дожидаться утра, а вызвать "скорую"; кто знает, что будет ночью?

Приехавший по вызову, врач, осмотрев больного, приказал собрать необходимые вещи.
-Дома, ему может стать только хуже; больной должен быть под нашим наблюдением, а утром мы проведём необходимое обследование.
Ловя ускользающий взгляд доктора, Людмила ждала объяснений, но тот, сложив в раздумье стетоскоп, молча направился к выходу.
Добравшись с помощью жены до машины, Иван вновь удивился своей внезапной слабости, которая не прошла даже во время отдыха: перед глазами плыли какие-то радужные круги, сердце билось неровными толчками.

В больничной палате, куда его поместили, шёл оживлённый разговор, но при появлении дежурной медсестры, говоривший мужчина, замолчал, с интересом присматриваясь к свежему поступившему. Чувствуя назревающий вопрос, как всегда: кто? да откуда; Иван, стараясь избежать всего этого, устало опустившись на кровать, прикрыл глаза. Тяготила казённая, нездоровая белизна стен, которая подавляла всё его существо своим откровенным назначением. Да и само название больницы, куда его привезли, навевало само по себе, какую-то безысходную тоску.
Накрывшись простынёй до подбородка, он попытался заснуть: но то ли от того, что сразу лёг на спину, стала опять появляться боль в грудной клетке, постепенно переходя на другие участки, и отдаваясь всё дальше и дальше. Застонав, он медленно повернулся на другой бок.
-Что земляк, плохо?-услышал он участливый голос. Может сестру позвать?
Отрицательно замотав головой, Иван, стиснув зубы, стал растирать рукой то место, где, казалось боль была сильнее всего: словно кто-то невидимый, изнутри,вращал остроконечный диск по часовой стрелке, и обратно, давя на те места, которые были более не защищены и подвержены её давлению.
" Как-нибудь до утра",-подумал он, всматриваясь в наступавшие сумерки.
В темноте стало ещё неуютней, сосало под ложечкой, и Иван не мог понять от чего: то ли от голода; ведь к еде он так и не притронулся; то ли от тоски по жене и детям. Пока ему искали место, он слышал, как Людмила упрашивала дежурного врача позволить ей остаться на ночь, чтобы в случае чего быть рядом, но тот, почему-то ответил отказом.

Утром, на рентгене, ему зачем-то два раза просвечивали одну и ту же сторону, совсем не ту, где по его понятию больше всего ощущалась боль, и он, каким-то внутренним подсознанием, понял, что не отлежаться ему на этот раз, что видимо попал он, и попал не на шутку; недаром "скорая" привезла его не в обычную больницу, а в онкодиспансер.
Глядя на свои исхудавшие руки, ставшие отчего-то непомерно длинными по сравнению с телом, на выпирающие рёбра, он со страхом ждал приговора врача.
-Ну-с, голубчик,-рассматривая снимок, медленно произнёс тот, что я могу сказать? Это началось у вас не вчера, а копилось годами, и тем более учитывая вашу работу на стройке, на сквозняках, болезнь прогрессировала и шла дальше. Поэтому на данный момент, очаг заболевания возможно распространился уже на других областях. Но отчаиваться я вам ни в коем случае не советую,-строго посмотрев на Ивана, твёрдо проговорил он, а рекомендую сменить место работы, и перебраться в деревню, на чистый воздух, хотя бы на некоторое время.
Глядя на доктора, и слабо вникая в смысл сказанного, Иван больше прислушивался к самому себе, с удивлением обнаруживая, что после осмотра и посещения больницы, боль как бы утихла, словно оставшись здесь, и, навсегда впитавшись в эти стены. Но выйдя с женой на улицу, он понял, что ошибся; странный приступ кашля, никогда им прежде не ведомый, долго не давал ему вдохнуть полной грудью. Видя, как оборачиваются ему вслед, прохожие, Иван всё сильнее и сильнее чувствовал свою ущемлённость, обречённого на никчёмное существование, человека. Людмила, как могла успокаивала его, уловив своим женским чутьём, что хоть доктор чего-то и не досказал, надеяться им на лучшее уже некогда. Зима почти на исходе, скоро весна, а в деревне весной воздух, не то, что у них в городе, да и корова у сестры; глядишь, поможет что-нибудь.
Убеждая самою себя, она старалась преодолеть растерянность, которая чуть не застала её врасплох. Прожив с мужем, как говорится на едином дыхании, воспитав двух девочек, Людмиле всегда казалось, что она застрахована от любой беды; всё шло гладко, как по наезженной колее, пока они не попали на этот злополучный день рождения. Подруга отмечала свой очередной юбилей, и не пойти к ней она не могла, потому-что, та, и так, была обижена самой судьбой. Похоронив мужа, погибшего в автокатастрофе, она воспитывала сына в одиночку, с тех пор так и не выйдя повторно замуж.
-Да мужики просто дураки, Вер,-удивлённо проговорила Людмила, после того, как узнала, что та собиралась даже подписать дом, на одного из них. Чего же им ещё надо?
Но почему-то пожив у неё недели две, все они исчезали в неизвестном направлении. Поэтому семейная жизнь, Людмилы, была, как бы "притчей во языцех", и настолько казалась незащищённой и уязвимой, что о ней злословили все, кому не лень. Как же это можно прожить с одним мужем всю жизнь, душа в душу, не пошатнув с годами, семейного уклада?
"Вот и сглазили",-подумала Людмила, суеверно веря в приметы. А ведь никто не замечает, что не за горами, и их, С Иваном, закатное время. Дочери разлетятся в разные стороны, а им останется только доживать, подпирая плечами старость.

Посадив мужа на поезд, она забежала на почту дать золовке телеграмму, чтобы та встретила брата, ведь сам он настолько ослаб, что вряд ли сможет добраться до места.
В воздухе уже чувствовалось дыхание весны, солнце припекало всё жарче, растапливая своими лучами последний почерневший снег.
"Ничего,-шептала Людмила, выдюжим, ведь с приходом весны вся природа обновляется, а мы чем хуже?"

Дома, девочкам, она сказала, что через недельку-две, возьмёт отпуск, который ей положен уже давно, и махнут они вслед за папкой, туда, где кажется уже не были лет сто.
-Ма, у нас же с Юлькой экзамены на носу, как же мы поедем?-удручённо спросила младшая дочь.
-Господи, а ведь я совсем забыла Леночка. Значит нам придётся выехать чуть позже, вот только сколько сможет продержаться отец, я не знаю; он же совсем затоскует без нас,-обеспокоенно проговорила она.

Встречавшую на вокзале, сестру, Иван признал не сразу. Долго искал среди потока разноликой толпы, пока не наткнулся взглядом, на одиноко стоявшую в сторонке, женщину. Что-то отдалённо знакомое промелькнуло вдруг в её облике, и он, медленными, неуверенными шагами, пошёл навстречу.
Уже подходя ближе, увидел, как сильно сдала сестра: из-под небрежно наброшенного платка выбивались седые пряди, а во всей её фигуре было что-то жалкое, и словно взывающее, о прощении. "А ведь она намного моложе меня,-невольно подумал Иван. Что же произошло с тобой, сестра? Какая такая беда согнула тебя?" И ему показалось настолько мелочным его собственное горе, что он не успел даже сменить интонации голоса, при приветствии; обладая густым тембром, он произнёс:"Здравствуй, сестра",каким-то слабым, и совершенно не своим, голосом.
Подслеповато моргая, Анна неузнаваемо всматривалась в лицо подошедшего к ней, мужчины. И только глаза, и волевой подбородок подсказали ей, что перед ней стоит её старший брат. Поднеся ладонь ко рту, она приглушённо вскрикнула:-Ваня, ты ли это?
Пряча руки в карманы, думая, что только они и выдали его немощь, Иван, еле сдерживая новый приступ кашля, шутливо произнёс:-Неужто изменился я сильно, Анют?
Но видя, что шутка не удалась, что наполненные влагой глаза сестры, готовы пролиться слезами, быстро перевёл разговор на другую тему.
-Ну, ну, ведь живой я пока ещё, в гости вот к тебе приехал, на вольные хлеба. Примешь такого-то вот?
Анна, смахнув, успевшую скатиться слезинку, приняла его игру, и почти в тон, ответила:
-А то как же, братушка, мне сейчас мужик во, как позарез нужен, свой-то незнамо где теперь мотается.

Деревня стояла на прежнем месте, с теми же своими устоями, какие были и двадцать, и сто лет тому назад.
Всё можно было изменить: строительство, архитектуру, но невозможно было заменить чем-то другим: деревенский, опьяняюще-сладкий воздух, умиротворяющую тишину полей, красоту лесов, чистую, прозрачную гладь реки, и, какой-то по-своему другой: восход и закат солнца...
Как же он соскучился по родным местам! Может и заболел, износился его организм без времени, от тоски по земле, по её запаху, по мягкой, ласкающей взгляд, ковыли...
Сколько же он здесь не был? Лет пятнадцать пожалуй наберётся.
Помнится, после смерти родителей, один раз только и гостевал во время отпуска. Тогда ещё, с зятем, поймав отличных ершей, варили около речки уху, оставшись ночевать прямо у дотлевающего костра. Кстати, Анатолий? Где это он, бродяга? Что-то не успел, Иван, вовремя, вникнуть в суть разговора: что случилось-то?
Ведь четверо детей это не шутка; ладно двое из них определены, ну а остальных-то кто поднимать будет?

Сидя после ужина в уютной, чистой избе, и, наблюдая за хлопотавшей по хозяйству, сестрой, он никак не мог найти ту ниточку, которая помогла бы начать прерванный разговор, и развязать этот крепко-стянутый узел. Переодевшись в старые лохмотья, которые остались ещё от Анатолия, Иван вызвался помочь.
Увидев покосившиеся воротца на варке, решил для начала заняться ремонтом, и пока искал молоток с гвоздями, будто невзначай, спросил:-Анют, а Толян на строительство куда что-ли подался?
Перестав процеживать молоко, и словно ожидая этого вопроса, Анна тихо ответила:
-Нет, Иван...два года назад развели нас. С чужим человеком всю жизнь прожила, устала уж в неугодных числиться. Пусть. Может лучше себе кого найдёт. Меньшой Лёнька только тоскует всё; как услышит, что автобус из города приезжает, так бежит встречать. Только кого? Неведомо.
"Да, племяш растёт мужиком,-подумал Иван, вспоминая, как сжал тот его руку, при встрече, не отводя взгляд. Школу уж заканчивает, мечтает о мореходке. Что ж..."большому кораблю-большое плавание." Толян- то тоже в морфлоте служил, а гены говорят сами за себя. "
-Вы-то как?-услышал он. Хоть написали бы когда,-с укоризной, проговорила сестра. Чувствуя, как лицо заливает краска стыда, которую скрыл наступивший вечер, Иван, как можно веселее, произнёс:-Да что нам сделается? Я, только подвёл всех немного, но врачи сказали, что всё поправимо; отдохну вот малость, наберусь сил, да опять в бригаду... Договорить ему не дал новый приступ кашля. Покачав головой, Анна с состраданием подумала: "Хватит ли у меня сил, поставить тебя на ноги, братец? Может Людмила подоспеет; ведь написала же в телеграмме, что приедет позже."

Весна постепенно входила в свои права. Дни становились погожими и ясными. Здоровье Ивана шло не поправку, он даже забыл о словах врача; о том, что болезнь могла пустить какие-то там корни. Он настолько окреп на деревенском житье, что помог сестре управиться с огородами. Приближалась родительская суббота. Анна наготовила стряпни, чтобы раздать на кладбище богомолкам, да посидеть помянуть самим, за тем столиком, который мастерил ещё её Анатолий.
Накануне, перед этим, Ивану, за всё это время, приснился странный сон. Вроде стряпает на кухне не сама Анна, а покойная мать:а,он, ещё босоногий мальчишка, ждёт не дождётся её сдобы; он даже почувствовал её вкус во рту, и, теплоту материнских рук, гладивших его вихрастую голову.
-Помин наверное просит,-разъяснила по-своему его сон, Анна. Видно знает, что ты здесь. Иди, дай кусок пирога вон той бабушке, видишь, что стоит возле изгороди? Нищенка видать; через таких-то, быстрее дойдёт поминальное подаяние.

Кладбище было полупустым: то ли веры стало у людей меньше, то ли некогда из-за повседневной работы; поэтому, Иван, без труда увидел старушку, и подошёл к ней.
-Кого помянуть, милый?-пожевав сухими губами, спросила она.
-Александру, бабушка,-и, поспешно добавил:-И, Степана. То мать и отец, мои. Уже отходя, заметил, как старушка, творя какую-то молитву, наносит на своё чело крестное знамение.

-Вот и проведали,-грустно проговорила Анна, идя по дороге, домой. Глаза у неё были покрасневшими; видно она уже успела наплакаться, чего стеснялась сделать при Иване. Ведь ни для кого не секрет, как необходимо человеку побыть одному, когда душа требует уединения, чтобы скрыть свои истинные порывы, не предназначенные для посторонних глаз.
Иван тоже не мог справиться со щемящей тоской, которая рвала на части его сердце. Ведь он направляясь сюда, с того самого момента, не мог отделаться от своей обречённости; ехал, чтобы остаться... совсем.
А сейчас, как бы это не выглядело нелепым, чувствовал какую-то не проходящую вину, вроде чем-то обидел отца с матерью: не по себе было; что вот он, живой, а их нет. Болезнь отступила, но надолго ли?
И, Иван, снова почувствовав тягу к работе, хотел успеть ещё помочь чем-то сестре. Управившись с огородами, собрался подладить погреб: сменить венцы, старые сгнили совсем. В помощники позвал Леонида, и тот, с радостью согласился.

За работой и невесёлыми думами, прошёл ещё месяц. За всё это время, Иван получил от Людмилы два письма, в которых она сообщала о своём скором приезде, после сдачи девочками, экзаменов.
Иван, так уже успел соскучиться, что ждал всех с нетерпением со дня на день. Но вместо их приезда неожиданно пришла телеграмма. Он как раз заканчивал на погребе творило, оставалось вбить последний гвоздь; пришлось вытереть о штаны, руки, чтобы расписаться в получении. Видимо текст телеграммы был составлен наспех, поэтому Иван не до конца понял его сути: дочки просили его срочно приехать, Людмила почему-то оказалась в больнице.
Не попрощавшись с Анной, которая всё ещё была на работе, черкнув пару строк в записке, и оставив её Леониду, Иван, поймав попутку, выехал домой.

Никогда не слышавший от жены жалоб на здоровье, Иван переговорив с лечащим врачом, не сразу поверил в то, что тот старался ему втолковать.
От какого-то очередного нервного срыва, у Людмилы резко подскочило давление, которое повлекло за собой потерю сознания. Получалось, что угроза для жизни была теперь у неё; переживая за мужа, боясь потерять то, чем она всё время дорожила, Людмила поставила под удар своё здоровье, нисколько не заботясь о собственном самочувствии.

Войдя в палату, где врачи боролись за каждую минуту её существования, Иван с трудом узнал в той женщине, которая лежала на больничной кровати, свою жену. Внезапная болезнь, за какой-то короткий срок, изменила до неузнаваемости те родные черты, которые он помнил и любил.
И словно почувствовав его присутствие, рядом, Людмила задышала глубоко и неровно; ресницы её затрепетали. И, Иван вдруг понял, что она пытается ему что-то сообщить.
Наклонившись, он старался разобрать её бессвязную речь; но как бы он не хотел, он так и не смог расслышать то, о чём шептали её затихающие губы.