Осень в Кёнигсберге. Глава 15. Тишина

Глава Пятнадцатая. Тишина

***
Я мчала через весь коридор, едва ли что замечая под своими ногами. Сердце, хоть и сгорало от страха наткнуться на приговор, но верно мечтало узнать исход – в нем трепыхалась надежда...

Разум же, напротив, «орошая» все тело холодным потом и дрожью от ужаса, отчаянно твердил, что нужно убираться как можно дальше. Еще один поворот – и выскочить через черный выход на улицу. Застыла. Нервно выпучив глаза от волнения, перебираю все за и против. Резвый шаг вперед – но так и замерла.
Не уйду. Не уйду – ибо глупо.
Зачем все это? Зачем оттягивать неизбежное? Зачем давать надежде жить дальше, порождая новые ростки и побеги.
Обрубить. Затоптать.
… и похоронить все к чертям собачьим.
Уничтожить.

Плюхнулась на ступеньку и уткнула, утопила лицо в ладонях.
Сколько пройдет времени, прежде чем он меня отыщет? Что скажет?
И поймет ли вообще всё это?
Сколько на мою душу, на мою жизнь Матвеев?
…один. Один-единственный.

Короткое слово, так бездумно брошенное в стихи… сейчас взорвало весь мой мир. И будет ли это концом, или началом чего-то нового, неизведанного, решать вновь… отнюдь не мне.

Господи. Помоги. Прошу, молю, помоги мне. Пусть будет, по крайней мере, не так болезненно.

***
Прошло достаточно времени, чтобы не только оббегать все здание, но и сходить на соседнюю улицу, в «охотничий», купить там ружье и застрелиться.

Боль немного притупилась. В голове смиренно выстроились мысли. Ногти на руках уже все давно сгрызла вусмерть, а потому принялась за пучки.
Глубокий вдох – и прогнать очередной ком переживаний от горла.
В груди мерно ныла боль, глухо отдавая в плечо.

Скрипнула дверь – испуганно обернулась.

…не Он.
Двое, девушка и парень, участники рок-фестиваля, бросив на меня лишь короткий взгляд, любезно заторопились, и, быстро пройдя ступеньки, удалились вглубь сквера.

Но еще миг – и наружу вышел охранник.

- Эм… девушка, - робко начал он.
Колкий взгляд метнула в его сторону.
- Я могу вам как-то помочь?
Молча, отрицательно качнула головой.
- Может, зайдете внутрь? – не унимается. - Все-таки… небезопасно вот так, в открытую одной сидеть. Заграждения-то хлипкие.
- Ничего. Справлюсь. Спасибо, - резко, мерно, злобно отчеканила слова и тут же отвернулась.

Шаг вперед и охально присел рядом (покорно сдвинулась вбок, давая тому больше простора).
Уткнул взгляд пред себя.
Секунды молчания…
И едва я расслабилась, подумав, что разговор так и не состоится, тотчас отозвался:
- Вы же – Злата Корнеева? Правильно?
 Невольно вздрогнула. Перевела на него глаза.
Взором блуждал за горизонтом, периодами осекаясь – и устремляя оного на свои руки, что нервно теребили, мучили зажигалку.
- Д-да, - едва слышно.
- Вас там все ищут.
Нервный смешок вырвался из меня наружу.
Словно догадался насчет чего:
- Я им сказал, что Вас здесь нет.
Окоченела я от заявленного.
Вцепилась колким взглядом в его лицо – покорно ответил участием:
 - Я слышал, что Вы… плакали.
Пристыжено опустила очи.

- Посчитал, что захотите побыть одна, - продолжил. - По крайней мере, чтобы никто не видел в таком состоянии… Пока не пришли в себя.

Благодарно кивнула, скривившись от смущения, от стыда. Запылали щеки.

Тяжелый (его) вздох.
- Красиво поете. Хорошие песни. Мне нравится…
- С-спасибо, - машинально, очень тихо, себе под нос. Еще радетельнее прячу взгляд.
- Я могу как-то помочь? Или…
Промолчал, так и не досказав. Сложно было понять, что имел в виду под этим «или»; возможно, и сам не знал, а дал волю моему выбору и желаниям, воображению. А возможно, было что, да побоялся продолжить.

Шумно выдохнула:
- Не знаю.
Рыкнула дверь. Живо обернулись.
Кузьма.
- Ах, е* **** мать! Вот где она!

Живо подскочил мужчина на ноги и, ступив пару шагов вниз по лестнице, достал пачку сигарет и закурил, отвернувшись от нас, делая непринужденный вид и рисуя отстранённость от происходящего.

Ипатов только нервно прожевал свою злость.

- Совсем рехнулась?! – гневно взмахнул рукой, жестикулируя. - Я чуть с ума не сошел!
Попыталась подняться – да, потеряв равновесие, едва не упала – ловко подхватил.
Поравнялись. Взгляд мимо глаз, лица, в пустоту, за спину.

Тяжело сглотнула слюну. Набравшись храбрости… произнесла:
- И что он?

…мгновения тишины,
минуты его сомнений, рассуждений…

И вдруг… прозрение - больнее пули.
Едва сдержала писк: уж слишком затянулось молчание, дабы быть просто… паузой…

Опустил голову.
А я, я, наоборот повела взором по голубому небу, по верхушкам вечнозеленых сосен, и, жадно проглотив горячие слезы, тихо завыла.

- Не плачь, Злат, - живо обнял, притянул к себе. Уткнулась лицом в шею, алчно пряча глаза от позора. Сердце, разбитое на куски, все еще сжималось, трепыхалось в груди, истекая последними потоками крови, добивая последний ход стрелок жизни. – Может, все еще образуется.

И, хотела, было, что-то крикнуть в ответ, рявкнуть, гаркнуть, кинуть поперек, да только сил осталось лишь на то, чтобы покорно проглотить очередной свой вопль и сделать рывком вдох.

Минуты тишины, и вдруг вновь зашептал:
- Сама понимаешь… с нашей-то жизнью… всегда так будет. И даже если что-то улыбнется, то тут же угаснет. Вряд ли… кто смирится с мыслью, что любимого человека нужно будет делить с миллионами,
…и при этом видеть пару раз в неделю, или, вообще, месяц.
Наш удел – страдать,
…и творить.
Наш удел –
…быть одинокими.

Зарыдала, еще громче зарыдала, завыла от боли.
Не хочу! Не мое!
- Не хочу!

- И не надо, - от его голоса пронзило током. Вмиг оторвалась от Кузьмы и сделала шаг назад (спиной в перила), уперлась взглядом в болезненную картину, в жгучие глаза. Похолодело все внутри, словно перед казнью. Мир замер. Но вдруг Агатов шевельнулся, резвый шаг по лестнице наверх, ко мне ближе, и, жадно обхватив меня за шею, уверенно привлек к себе. Впился больным, голодным поцелуем…
Током прошибло с ног до головы. Дрожь переросла в конвульсии, но противостоять – отнюдь не хотелось. Знойные, пьянящие ласки, лишая вконец рассудка. Отвечаю, отвечаю тем же… отрицая страх.
Сумасбродный рай, бой грез, перерождая надежду… в реальность.