8. В город

          Отрывок из повести Остров серебристого дельфина


   Как сохранить духовные ценности, когда древо твоей жизни с корнем вырвано? Все привычное и родное проглочено чудовищем перестройки. Остается только надеяться, что Он - милосердный и непостижимый - спасет твою душу и тело.


   Купив на последние деньги толстую газету под названием «Объявления Крыма», передав сына на руки соседке тете Любе и обещав напечь ей пирожков перед праздником, Евгения Журавлева, героическая мать единственного ребенка отправилась в город на электричке зайцем. Когда заходили контролеры, она, дождавшись очередной остановки, с ватагой парней скакала из вагона на платформу и обратно.

   Один раз ей все-же не удалось улизнуть. Немолодой мужчина в форме блюстителя строго указал ей на дверь. Взглянув на него с вызовом Евгения тихо сказала:
-Я не выйду, мне нужно ехать. Очень нужно. Если у Вас хватит здоровья, можете вынести меня на руках.
   Блюститель вздохнул, надул щеки и выпустил из себя воздушную струю с таким усилием, словно хотел сказать «Как вы все меня достали, черт вас дери!», покачал головой и ничего не ответив,  двинулся вперед, продираясь сквозь толпу. В предпоследний день уходящего года он не хотел портить себе настроение, тем более что назавтра он взял отгул. А так как ревизоров сегодня не предвидится –  все они гуляют еще с начала недели – то пусть уж эта бледная поганка едет себе тихо и не сыплет ему соль на рану.

   В середине своего пути битком набитый состав, несколько редел, и проход освобождался. Тут же появлялись самые разнообразные, потрясающие людское воображение лица и персонажи человеческой мистерии. Одни направлялись из одного конца вагона, другие – из другого, строго соблюдая между собою очередность.  Войдя в вагон, они закрывали за собою дверь и, овладев вниманием пассажиров, как настоящие артисты громко и с выражением произносили вступительное слово, довольно грамотно составленное, а затем принимались за работу, тщетно пытаясь растормошить публику. Кто-то играл на музыкальном инструменте, кто-то пел, кто-то изображал слепого или хромого, а кто-то шел не, стесняясь, с протянутой рукой, на всякий случай, благословляя всех во Имя Отца и Сына и Святого Духа. Таким подавали охотнее всего. Одна сумасшедшая пожилая женщина драматическим голосом энергично читала стихи и дарила листы бумаги со стройными строчками любому желающему.

   Неутомимые торгаши предлагали: пирожки, конфеты, газеты, штиблеты, парфюмерию, экологически чистые травы, очки, носки, брелки, бижутерию, кошельки, пиво и т.д. и т.п. Старушки-пенсионерки из тех, кто покрепче, перли неподъемные коробы и мешки с привязанными к ним кравчучками*. Преодолевая большие расстояния и старческую немочь, они везли из глубинки на городской рынок свой товар, чтобы продав его, купить внучатам подарочки на Новый год и положить их под елочку так, как будто их принес дед Мороз.

   Вагон, набитый людьми исключительно в темных одеждах качался на ходу из стороны в сторону, убаюкивал молчаливых, усталых с самого утра пассажиров с лицами сфинксов. Наконец, когда электричка добралась до города, измочаленное тело Евгении, сжимаемое людским потоком, было вытолкнуто наружу. Гигантская железная гусеница, состоящая из пятнадцати вагонов-сегментов в один миг расщеперила все свои анальные отверстия и, освобождаясь от шлаков, выдавила из себя черно-серую отработанную массу, годную лишь на то, чтобы пачкать ею наружность города.

   Людской поток понесся, истребляя снег до основания дорожного асфальта, сквозь вокзал, после евроремонта совершенно инородный в каменных джунглях; потек мимо  неприглядных трущоб в соседстве с особняками новых русских; растворился в мириадах кафе, магазинов, баров, компьютерных зал, адвокатских контор, агентств по продаже недвижимости, киосков, банков, салонов красоты, уличных музыкантов, нищих, рекламных щитов, новогодней мишуры, а также фирм по трудоустройству.

   В одну из таких фирм Евгения и забрела. Возле двери с велеречивой табличкой, подпирая косяк, стоял молодой человек с лицом манекена. Через минуту дверь распахнулась, и из нее вышел растрепанный посетитель, который, как показалось Жене, сказал матерное слово. Молодой человек так медленно, словно ему некуда было идти, переступил порог кабинета и прикрыл дверь. Вскоре, из за нее стал доноситься мужской баритон, возрастающий по силе звучания и переходящий в крик. Сквозь этот непродолжительный и бурный, как выброс гейзера, поток речи, до Женькиных ушей донеслось гневное восклицание: «Что Вы меня за нос водите?!» После этого раздался удар кулака по столу. Журавлева в испуге попятилась от двери кабинета, и не напрасно. Только она успела сделать шаг, как дверь пробкой вылетела из своих рамок и грохнулась о стену так, что ручка с ее хрупкой евроконструкции сорвалась и брякнулась на пол. Молодой человек, выскочивший из кабинета, понесся по коридору, размахивая руками, мотая по-лошадиному головой, матерясь и проклиная все на свете.

   Вскоре он исчез, а из кабинета послышался женский голос: «Заходите, пожалуйста». Догадавшись, что это обращаются к ней, Журавлева с хрупкой надеждой в сердце вошла в маленькую комнатку. За столом напротив компьютера сидела девушка с глазами утренней совы. Она словно играла с монитором в погляделки – кто кого переглядит. Ее руки жили своей, совершенно обособленной жизнью, цель которой состояла в изящном завораживающем шевелении белых с голубыми подпалинами пальцев. Ни на секунду не прерываясь от своего занятия, с интонацией робота самой первой модели девушка проговорила: «Закройте дверь и присаживайтесь».

   «Легко сказать – закройте. Она  не закрывается»,- буркнула Женя, тщетно пытаясь вернуть покалеченную пластиковую плоскость в свои рамки. Потом, оставив все, как есть, присела на краешек стула. Девушка тут-же заговорила:
-Наши услуги платные. За пятнадцать гривен мы будем устраивать Вас до полного трудоустройства. Под словом «мы», наверняка, подразумевалась она со своим компом.
-Мне не надо долго,  сказала Евгения,- Вот деньги.

   Девушка моргнула, быстренько выписала чек, напоминающий билет на электричку, и продолжила свое занятие. В Женином уме, вялом от голода и безнадеги вспыхнуло грустное удивление: «Неужели снова в путь? Я потащусь по адресам, разбросанным в ледяной сырости города, трясясь в железных футлярах троллейбусов, провонявших перегаром бомжей и старушечьим  ладаном. Изображая заискивающую готовность к труду, я буду лыбиться и приседать перед хозяином на задних лапках. А хозяин, то умный, то не очень, то богатый, то не очень, но непременно жадный, как кощей, будет своими плотоядными глазками поедать мои самые аппетитные места и сквозь зубы цедить слова слащавые и, одновременно с тем, ядовитые, как змеиная слюна».
 
   Но все оказалось гораздо проще. Девушка скосила на Журавлеву глаза – шея у нее почему-то не поворачивалась. «Заело»,-подумала Женя. Электронный голос тоже стал заедать и сбиваться на человеческий:
-В какой области э-э-э… хотите найти работу?
-В области культуры,  музыки… пения…
Неожиданно девичьи руки прекратили свою игру и замерли. Шея электронной девушки медленно повернулась на девяносто градусов, неся на себе милую русую головку и демонстрируя посетительнице открытое русское лицо с персиком на щеках. В синих плошках глаз плескалось тепло, замутненное усталостью.
-Я могла бы сочинять слоганы,-сказала Женя, склонив на бок голову и скосив в сторону глаза, припоминая, что еще она умеет делать.

   Лицо с глазами утренней совы слегка пошевелилось и снова замерло в своей привычной позиции.
-Ничего подобного не могу Вам предложить. В анкете Вам нужно указать профессии типа: продавец, массажист, пекарь, швея, кладовщик, администратор  и прочее.
-Да, да, я швея. Я и пекарь, только без корочки. Могу быть администратором, но не менее чем на шестьсот гривен… Или кладовщиком.
-Вот Вам администратор на шестьсот гривен.

   В придачу к чеку Журавлева получила с дюжину маленьких бумажных квадратиков с номерами телефонов предполагаемых рабочих мест и выбралась на зачумленный проспект. Хлебнув отравы выхлопных газов, она встряла в очередь к таксофону. Воткнув, наконец,  карточку в прорезь, она прозвонила по всем абсолютно номерам, половина из которых оказались фикцией. Остальные предложения не соблазняли ее оплатой труда. Предлагаемой зарплаты хватило бы лишь на проезд, да еще, пожалуй, на туалетную бумагу, которая, впрочем, не понадобилась бы за отсутствием питания.

   Бредя по городу, она проходила мимо знакомых, казалось бы, мест – кафешек, магазинов, кинотеатров, театров и площадей, но не узнавала их. Измаранный лубочной пестротой плакатов, афиш, рекламных щитов, витрин, заграничных побрякушек, город казался ей блестящей оберткой от конфеты. Развернешь ее, а там – ничего нет. Пусто.

   Евгения не могла удержаться, чтобы не пройти мимо того дома,  где прожила два года. Задрав голову к верху пятиэтажной хрущевки, рассмотрела в свете фонарей изменения. Новые хозяева установили евроокна и лоджию. Развернувшись в другую сторону, она долго смотрела на здание музыкального театра, в котором после училища работала артисткой хора. Он был весь, как язвами, покрыт афишами московских поп-звезд и, рядом с памятником Ленина, выглядел аляповато. Поодаль от вождя, тут же на площади маячила бутафорская елка. Она была ростом почти вровень с гегемоном, и Владимир Ильич, простирал к ее звезде руку, словно на что-то намекая.
 
   Уютные магазинчики и забегаловки трансформировались в претенциозные офисы и бутики, отпугивающие манерным видом, блеском стекол, зеркал и оловянной стойкой халдеев у входов с пафосными вывесками. Старые платаны, что росли рядом, были выкорчеваны, вместо них торчали хлипкие хворостинки-саженцы и распространяли своим видом пустоту и в городе, и Женькиной душе. Стало грустно.

   Без всякой цели она брела по широкой непроезжей улице, поглядывая по сторонам и стараясь не обращать внимания на цены. Есть хотелось смертельно, поэтому она зашла в самую простецкую кафешку, наивно полагая, что уровень цен будет соответствовать уровню сервиса. Но, ошиблась. Проглотив очень вкусную и очень маленькую булочку и запив ее столь же маленькой порцией чая из пластмассового стаканчика, Женя не ощутила насыщения. Зато она сразу же ощутила подрыв своего финансового положения.

   Зимний день быстро шел на убыль, но до электрички еще было много времени, которое нужно было как-то убить. Остановившись около огромного, во всю стену окна парикмахерской, она решила зайти в нее, чтобы просто погреться. «Присяду на банкетку рядом вон с теми тетками, сделаю вид, что дожидаюсь своей очереди, а через пол часа уйду»,-подумала Женя. Но не тут-то было.
 
   Стоило только ей закрыть за собой тяжелую стеклянную дверь, как к ней подскочила высоченная рыжеволосая парикмахерша, вся вздыбленная и с наляпистым лицом. Вцепившись в Женькин локоть, она чуть ли не силком потащила ее к креслу, прямо на ходу изойдясь словесным поносом и, принудительно оскалившись, оголила искусственные зубы своего морковного рта. Голос у нее был слегка басовитый, как у гермафродита. Ничего не оставалось, как остановиться, с усилием отстраняясь от парикмахерши.
   -Я по поводу работы»,-неожиданно для себя с достоинством вымолвила Журавлева, выпрямляясь струной. Она слегка расставила ноги, словно вросла в пол, голову приподняла, отчего взгляд сделался высокомерным, а руки свела в замок, как при пении. И голос, действительно, зазвенел, переливаясь в зеркалах, люстрах, стеклах окон, шкафчиков, тумбочек, полочек.
 
   Все замерли и повернули к ней свои лица. Женька знала, как воздействует ее голос на людей и когда требовалось, использовала его, с удовольствием наблюдая картину остановившегося мгновения. Через полминуты все пять парикмахерш одновременно заговорили: «А-а-а… Это Вам к начальству, к Амасику Вазгеновичу. Он сейчас у себя, проходите. По коридору третья дверь налево».
Преодолев полумрак узкой коридорной полости, обтянутой, как змеиной  кожей, чешуйчатым зеленым шелком, и отсчитав две двери от входа, остановилась перед третьей в матовом свете электричества. На всех дверях, как справа, так и слева отсутствовали таблички. Женька повертела в разные стороны головой, собираясь с духом и припоминая имя директора. Затем постучала в дверь и услышала:"Входытэ".

   Голос был низкий с хрипотцой, с темным окрасом и серебристым сверчковым отливом, из разряда тех, на которые Женя западала с легкостью ночного мотылька. Она твердо ступила за порог, уже играя роль – какую – она и сама не знала, не знала и о том, что она будет говорить и что делать, но точно знала, что вот сейчас она станет разыгрывать спектакль перед незнакомым ей мужчиной неизвестно зачем, по одной только причине, что не могла не играть,  как солдат не может не идти в атаку, заслышав крик «ура!»

   Войдя, она улыбнулась и с легким прищуром посмотрела вглубь кабинета.
-Здравствуйте, проговорила она с той своей интонацией, которая сама по себе есть доброжелательность, ласковость, загадочность и женственность. Прямым и боковым зрением она сразу же сфотографировала обстановку довольно просторного помещения, рабочий стол и человека за столом. Кабинет имел совсем не офисный, а какой-то старовосточный стиль. Полы, стены были покрыты коврами, картинами, тонкой ручной вышивкой, так что не оставалось ни сантиметра свободного места. Инкрустированная мебель настоящего красного дерева была прямо завалена антиквариатом. В центре потолка сияла, как солнце, невероятных размеров хрустальная люстра. За столом, сияющим лакировкой, сидел мужчина средних лет с короткой темной стрижкой, с синевой щек на смуглом лице, в светлом костюме, но в темной рубашке без галстука.
 
  «Похож на гангстера», - подумала Женька. Взглянув на его крупные руки, лежащие без дела на совершенно пустом столе, она заприметила на левой – элегантный перстень темного камня, на правой – обручальное кольцо. Мужчина устремил на нее черноту своих глаз, которые вдруг ударили напалмовым огнем.
Здравствуйтэ, проходытэ,- ответил он и выпрямился. Женька начала считать секунды: «Один, два…" Главное глядеть, не мигая. Она знала, что после десятой секунды этот черный мужчина вскочит, начнет суетиться, усадит ее за стол, подвинув креслице, начнет распахивать створки бара, выуживая из него содержимое, руки при этом у него будут подрагивать, а говорить он станет без умолку. И вся-то ее гениальная игра будет заключаться в белоснежной улыбке, темном  прищуре глаз,  медлительных жестах и двусмысленном молчании.
 
   Именно так все и случилось. Она непринужденно прошла к столу, утопая в ковре каблуками своих великолепных белых итальянских сапог, доставшихся ей от секонд-хенда лишь потому, что кроме нее они ни на кого не налезали. Изображая непричастность к движению вокруг своей персоны, она с точностью просчитала траекторию его взгляда – грудь, ноги, волосы, глаза. Черные лосины воблипку, облегающий белый свитерок под распахнутой коротенькой песцовой шубкой, взятой напрокат у Беллы, демонстрировали хорошее сложение, волнистые светлые волосы ниже плеч были страсть как хороши. Но, главное,  голубой ее взгляд действовал на всех без исключения черных людей, как волшебное заклинание. Женька это отлично знала, хотя и не понимала, отчего так происходит.
 
  Хозяин кабинета поинтересовался именем посетительницы и целью ее визита, доложил, что его зовут Амасиком Вазгеновичем, что он занимается антиквариатом и держит в столице несколько магазинов художественной и прикладной старины, а также парикмахерскую, которую он важно назвал салоном красоты; что ему нужны красивые девушки, умеющие ослепительно улыбаться так, чтоб ослеплять до беспамятства иностранцев, которые ходят табунами в его магазинах. Работа – сущие пустяки, знай себе, улыбайся и блистай красою.
 
   Он ходил вокруг нее, заглядывал в глаза, исподволь осматривал, как очередную статуэтку, попавшую ему в руки. Она делала вид, что не замечает его оценивающего взгляда, сидела со слегка откинутой назад головой в непринужденной позе – нога на ногу, откинувшись на спинку кресла, правая ее рука с балетной нарочитостью лежала на подлокотнике, пальцами левой она барабанила по лаку стола, выбивая из него горошины дроби.
 
   Все то, что он говорил было полной ерундой. Женя прекрасно понимала настоящий смысл сказанного, а он понимал, что она понимает. Что человек он уже не молодой, а так хочется быть молодым. Что его постаревшая и волосатая телом супруга больше не вызывает у него эрекции, и что ему нужна женщина для встреч – молодая и легкая, как Женя. Амасик Вазгенович в пылу своей речи, как бы нечаянно прикасался к ее плечам и волосам. От него приятно пахло смесью дорогих сигарет и одеколона. Она изредка говорила: «Да-да»,- и покачивала головой. Тут она увидела, что большая стрелка на часах скакнула вверх. «Пять. Пора на электричку», - подумала Женя, улыбнулась как можно более ласково  и сказала:
   - Амасик Вазгенович, после праздника я обязательно приеду.
   -Евгэния, - сказал он, посмотрев на нее очень серьезно, - Я Вас ждать послэ второго январа здэс, в этат кабынэт.

   Когда шли по коридору, он держал Женьку за локоток, слегка прижимаясь к ней своим плотным телом, и она заметила, что ей это было приятно. Выйдя с черного входа в сумеречный двор, заторенный легковушками, они немного постояли, как старые знакомые – рука в руке.  Он еще раз сказал, что будет ждать, она еще раз сказала, что зайдет обязательною. Потом они еще раз  посмотрели в глаза друг другу и, вымолвив, «до скорой встречи» распрощались... навсегда...

   Качаясь на сиденье электрички, прижатая шумным рабочим людом, Женя вглядывалась в лица, в черно-серые силуэты. Она ощущала себя одним целым с этими людьми . Ей казалось, что она не в вагоне, а на плоту, посреди океана, движется вместе с ними Бог знает куда. Что плот, плывущий без цели, без рулевого – это ее пристанище навсегда, и ей, Женьке, ни за что с него не сойти.

   Вагон напряженно гудел пчелиным гудом. Мужички играли в карты, сорили шутками, анекдотцами, а также семечковой шелухой, мизерными пакетиками из-под разной дряни и пивными бутылками. Отбыв трудовую повинность, они со взбученным настроением ехали домой, где их ждал ужин и постель. С наступлением утра их жизнь покатится по той же самой траектории, что и всегда.

   Когда в дверях вагона, как на подиуме, появились две стройные фигуры юных проводниц, все мужские взоры направились к девичьим прелестям – стройным ножкам из-под коротких юбочек, ядреным округлостям и пунцовым губкам на личиках, отполированных электрическим светом.

   Мужички сбросились по гривне и принялись заискивающе улыбаться, сжимая в клешнях мелочевку. Женька тут же сориентировалась и примазалась к ним со своей мятой купюрой. Девчонки, как бы непричастные к реальной действительности, поступью принцессы Дианы прошествовали по узкому проходу. Наманикюренными пальчиками-щупальцами они нехотя прихватили по пути липкие затертые бумажки. Через мгновение нежное видение растворилось в тамбуре, еще некоторое время держа мужское либидо в сладком напряжении за счет молекул «Шанели номер пять».

*Кравчучка –разновидность небольшой тачки для передвижения грузов, которая получила популярность в народе и свое название благодаря правлению на Украине президента Кравчука.

Продолжение будет.