Шарф Пуффендуя Refugee Stories

"Весло ль галеры средь мрака и льдин,
иль винт рассекает море - у волн,
у времени голос один,
горе слабейшему, горе".
Р.Киплинг


                1.
   В энигматичном городе Монреале - традиция: по тыльной стороне  угловых зданий струятся  сквозные, в одну автомобильную колею, не разъехаться, проулки. По-французски говоря,  cour de passage, то есть, проходной двор, «Пассаж».  В тёмное время суток эти безымянные и безлюдные ободворки  не освещаются и потому наполнены тайной и враждебностью. Для каких  целей созданы сквозные  проулки, неизвестно. Для лучшего обдувания ветром и свежоповатости урбанистической застройки?  Или, что скорей всего,  для полицейских патрулей  просматривать город насквозь, не сходя с места.
   В один из тусклых зимних вечеров, проклиная свою эмигрантскую забубённость, колотился со своей  промороженной машиной в мрачном пассаже  между двумя респектабельными авеню Шербрук и Мизанёв розовощёкий, тридцатипятилетний, благодушный и лояльный ко всему постсоветский интеллигент по имени Игорь.       
    Обмохначенный инеем аккумулятор скис.  Колючий снег, заверченный позёмкой в штопоры, искрился и угрожающе мерцал. Игорь  надсадно пыхтел в пассаже, пытаясь вытолкать на взгорок своего «стального коня», после чего, пустив рысака на «владимира»,  всунуться в кабину, и, отжав сцепление, успеть перевести рукоять скоростей на первую, затем ключ в замке зажигания и давануть на педаль газа. Упражнение, с которым знаком каждый водила бывшей одной шестой. Оно сколь сложное, столь и опасное, но движок, по идее, должен рвануть «от колеса».
  Стальной конь эмигранта - бледно-синяя «блю» летом и как бы  посиневшая от мороза зимой - двух дверная лохматушка Toyota-Corolla десятилетней давности – упорно сопротивлялась. Лёгкая на асфальте, «япошка»  оказалась тяжёлой даже для первого порнушного снега. Игорь толкал её плечом в арочный молдинг открытой дверцы. Оставалось совсем немного как вдруг, нечаянно оскользнувшись, «толкач» рухнул в наметённый сугроб и освобождённая «япона-мать» со всех ног - ах, ух, ох – горделиво улепетнула от хозяина под уклон.  В этот острый момент заиндевевший страдалец монреальской зимы услышал над собой раскаты громового смеха.
    - Ха-ха-ха-ха! Добро пожаловать в ад!
    Сдавленно бранясь, Игорь выкарабкался из сугроба и, всё ещё  на карачках,  взглянул на незнакомца. Над ним в картинной позе, подбоченившись, возвышался рослый   заседелый пижон без головного убора,  худосочный, с желтизной на впалых щеках, в кумачовом индейском пончо поверх малинового в клеточку «деми».  Чертовски эрудированный Игорь тут же обратил внимание на алый шарф «гриффиндор» искрящийся золотом, который был  свободно накинут на плечи незнакомца. Шарф ассоциативно напомнил Игорю стихотворение русского Нобелевского лауреата Ивана Бунина: «Черный, бархатный шмель, золотое оплечье»...   
    «На земле весь род людской, -
    гремел на басах незнакомец, картинно разводя руками от локтя, -
    Чтит один кумир священный.
    Он реальный царь вселенной.
    Тот кумир - телец златой!..»
    На фоне слегка смикшированной бас-баритонной арии  Игорь лихорадочно соображал. Стараясь шагать в ногу со временем, он, экс-доцент русского языка при ткацко-текстильном институте, сразу по приезде побывал в  библиотеке университета  МакГилл. В кайф ему было обнаружить там  в старых  каталожных карточках свои давние публикации в «толстых» московских  журналах. Ньюкеймер взял таки почитать дома клёвый роман Джоан Роулинг  «Гарри Поттер». Развлекаловка, сказочный вымысел произвел на него угарное впечатление. Жжесть! Шарф для зимы, как часть школьной формы и символ! Парень зачитался настолько, что порой терял тонкую  грань между окружающей его действительностью и вымыслом.
  Для себя Игорь сделал вывод, что судя по символам, на факультете «Гриффиндор» в школе для волшебников вместе с Поттером учились вдохновенные лоботрясы-моцарты, а на «Пуффендуе» - трудяги-сальеривцы. Один из обалденных героев романа даже заявил, что «лучше совсем уйдет из школы, если его определят в Пуффендуй».
  «Пуффендуй» это, кстати, тоже самое, что  «козлодуй» или  «козлодоев». Непереводимо. От слова «пуфф» - ничего. И  очарованный бывший доцент непроизвольно примерял на себя факультетские шляпы, мантии и шарфики выдуманных колдунов. Получалось, он был Моцартом. А стал – Сальери. «Ни коля, ни двора». Да, правильно: Николя. Но именно  этот факультет с трудягами  давал школе наименьший процент «чёрных магов».       
    Незнакомый бас-баритон продолжал:
    «Ради проклятого злата
    Край на край идет войной
    И людская кровь рекой
    По клинку течёт булата!
    Люди гибнут за металл!
    Сатана здесь правит бал
    Здесь правит бал!
    Сатана здесь правит бал
    Здесь правит бал!
    Люди гибнут за металл!
    Сатана здесь правит бал!»
   Выждав паузу, Игорь вежливо, но твёрдо полюбопытствовал:
   -Вы, кажется, решили напугать меня куплетами Мефистофеля из «Фауста»? И кто это вы такой будете, господин Гуно, что позволяете себе смеяться над чужой бедой?! И где вы тут увидели ад? Это Канада! Идеальная страна для проживания!..
    -Вот я и говорю,- небрежно облокотившись на увязшую в сугробе «Тойоту», скептически ответил пожилой красавец, изящно взмахнув свободным концом своего «гриффиндора», - Ничего идеального в мире нет, кроме наших представлений о мире. Вы только вслушайтесь. «Кэн-ада!».
   «Эге!- отметил про себя Игорь.- Это в натуре».
   -Да вы слушайте сюда!- прервал наблюдения Игоря навязчивый собеседник.- В современном эмигрантском толковании первая часть английского слова «Канада», правильно произносится как «кэн», что означает физическую возможность. А вторая часть «ада» является как бы ответом  на вопрос «Что физически, вообще, может быть».
   В это время чуть ниже, по авеню Мизанёв, разразилась какая-то канонада. Бух! Бах! Трах! Казалось, это гремели дорожные  бульдозеры, швыряя на асфальт свои многотонные ножи, ковши и лопаты. Игорь вопросительно воззрился на собеседника. Тот подчёркнуто произнес:
    -Ах, да, вы ещё ничего не знаете! Это просквозили на своих вонючих байках гангстеры из банды «Ангелы Ада». Без глушителей. Чувствуете, как запахло серой?! Что б вы знали: «Адские ангелы» - поборники насильственной смерти.  По их выбору, конечно. Кого захотят – того застрелят. Всего месяц тому назад они пятью выстрелами в спину достали на паркинге местного журналиста. И знаете ли,  зачем они  прибыли в город? Завтра в  зале заседаний Монреальского муниципалитета  у "Ангелов ада" назначена «стрелка»  с конкурентами  из мафиози «Бандитос». Не поверите?  По  договорённости бандюганы сдадут полицейским огнестрельное оружие, а те в свою очередь обязались охранять обе команды и быть между ними  посредниками.
  Вежливое обращение незнакомца на «вы» как-то смягчило Игоря и он ошеломлённо воскликнул:
   -Да вы, что, серьёзно?! Такого не может быть!
   -Да как не быть? Чего не было, то будет, заповедано в Библии! Не будь я  бас-баритон  Стефан Радмиров из Софии, не будь я артистом всех Больших и Малых погорелых театров, - воскликнул в ответ престарелый носитель шарфика-гриффиндора, - если вы, конечно, позволите представится!
   В следующую секунду чуть выше собеседников, по Шербруку, прерывая беседу, с шумом протащилась, размахивая тяжёлыми хоругвями, полами чёрных плащей, хитонов и мантий, неясно гомонящая толпа вампиров, вурдалаков, педофилов, живодёров, кровопийц, эксплуататоров, упырей, нетопырей и  оборотней, восставших мертвецов-зомби, оживших трупов,  легендарных палачей, убийц и убиенных, садистов, мазохистов и монстров с торчащими в головах и в спинах топорами и  колунами. Все разом вдруг возопили совершенно дико:
     «Fifteen men on the dead man's chest—
      Yo-ho-ho, and a bottle of rum!
     Drink and the devil had done for the rest—
      Yo-ho-ho, and a bottle of rum! »
    -Буквально, - тут же перевёл Радмиров, - они ревут следующее:
    «Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
    Йо-хо-хо, и бутылка рому!
    Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
    Йо-хо-хо, и бутылка рому!»
    - Не удивляйтесь, - заметил при этом Радмиров,- такова почётная местная традиция. Наследие! Херитаж! Это Хэллоуин – католический праздник нечистой силы в ночь перед контрастным Днём Всех Святых. А сам праздник Всех Святых, как массовое  действо, упразднён канадскими законами!  Готично, не правда ли?
   Игорь не успел ответить. При последних словах что-то  ярко полыхнуло  за плечами оперного артиста в красном, и золотистый с алыми поперечными полосами шарф «Гриффиндор» превратился в чёрный с канареечно-жёлтым шарф «Пуффендуя» – того презренного факультета в полуподвале волшебного замка Хогвартс, куда можно было попасть лишь через коридор, ведущий в кухню.
  Игорь прикрылся руками  от ослепительного гало, исходящего, от шарфика-пуффендуя, как от неопалимой купины.  И  в этот самый   момент из-за спины Артиста высунулся, хрумкая снегом,  навакшенный до хроматического  блеска черный джип типа «F-150». Посверкивая боками, и ошарашивая галогенами, джип беззвучно замер по стойке «Смирно»,  как вышколенный пёс. Из откормленного барбоса вывалился такой же сияющий, как и его машина, остроскулый, с горящими глазами, в чёрных  крагах и в кожаных штанах, в элегантной черной курточке до поясницы и такой же чёрной, по моде, вязаной  шапочке.
   - Здоровеньки булы! – ничуть не церемонясь, воскликнул вновь прибывший. - Чё у вас тут за тёрки-разборки?! А где Третьяк?! Где наша советская знаменитость?!
  -Ну, я Третьяк! – с неохотой сообщил Игорь.- Игорь Третьяк, но я не хоккеист, я доцент из Ташкента.
  Неожиданно  проулок забрюхатела встревоженная стая тяжёлых городских ворон и чернушно закаркала по-местному: «Гав! Гав! Гав!».
   -Вот-те раз!- ничуть не разочаровавшись ответом мнимого Третьяка, заторопился с весёлыми объяснениями мистер Ф-150.– А мне знакомый полисмен позвонил. Говорит, поезжай, помоги. На Линкольне, мол, между Шербруком и Мизанёвым ваш знаменитый Третьяк с машиной ****ится. Я тут недалеко, на Сан-Марка.
   И без передыху представился:
   -Я-то сам выходец из Бангладеш. Учился в институте Патриса Лумумбы, жил в одной команде с хохлaми. Они меня русской мове подучили.  Подженился-развёлся и – сюда. Ха, ха, ха! Имён у меня премного.  Прошу любить и жаловать: Квази Мохаммад Нафис Резванул Ахсан.  Как хотите так и называйте, только в печку не сажайте! 
   «Судя по агрессивности,- решил Игорь,- новый знакомый скорее турок, чем  бангладешец».
   -Мне больше всего нравится «Резванул»,- сказал Игорь.
   -А меня, - вставил своё артист,- мой консьерж на Сан-Мэтью разбудил. Мол, русский на пассаже застрял. Они, ведь,  и меня считают русским.
   -Очень жаль, что я вас разочаровал, - сухо заметил узбекский Третьяк.
   Двое ещё тех русских в  глухом закутке-затишке толкнули с горки третьего такого же русского. Тот по плану успел впрыгнуть в салон, дёрнул-пырнул рукоять скоростей, и «Королла-Корова», чихнув-пыхнув, успокоенно заурчала-замычала, словно вспомнив нечто генетически близкое и родное. 
  -Приходите, в гости, олигарх! – грациозно взмахнул на прощанье шарфом Гриффиндора-Пуффендуя,  авантажный артист.- Да  и так, если что. Сан-Мэтью 7905, пентхауз. Поболтаем. Чайку попьём. У меня картины есть. В частности, «Портерт Марии  Лопухиной» Боровиковского! Оригинал. Не обманываюсь.
   Последние слова вокалиста произвели на Игоря особое действие. Он вспыхнул. Он видел и помнил знаменитый портрет Лопухиной  в седьмом зале Третьяковской Галереи. Впечатлительный Игорь влюбился в портрет. Мария Ивановна всегда ассоциировалась у него с любимой женой Валентиной. Игорь с подозрением  взглянул на седого Стефана: «Откуда этому человеку  известно о его жизни нечто большее?».
  У турка-бангладешца Квази Мохаммада Нафиса Резванул Ахсана  оказалась дорогая с виньетками визитка. На ней значилось: Royal LePage, Real Estate Agent.
  -В следующий рaз  фильтруй бaзaр,- топая на педаль газа своего начищенного «форда», сказанул Резванул.- А вообще я чаще всего удачно играю в рулетку.


                2.
      
   Игорь Третьяк с семьёй прибыл в Канаду по бизнес-категории, что называется, намедни. За право жить и дерзать в лучшей стране мира он заплатил канадскому правительству 200 тысяч долларов и получил статус постоянного резидента. 
    Он - русский еврей,  жена - Валентина, русская молодая бабец, русая, высокая. С ними крохотная, забавная дочь Иришка трёх лет.  Ради них талантливый человек, сдававший кандидатский минимум на английском, Игорь в эмиграции сходу овладел ещё и французским.
    Но дело не в этом. Третьяки снимали апартамент  с двумя спальнями  в  билдинге для богатых, но вскоре привезённые с собой кое-какие заначки были подчищены; никакого пособия по категории бизнеса не полагалось и ташкентец промышлял в Монреале буквально всем, чтобы не оказаться «за чертой бедности» в каком-нибудь захламленном подвале вместе с теми, кто не имеет никаких доходов кроме федерального пособия. 
   Закон эмиграции прост, как столовая ложка. Чем с самого начала стал заниматься – тем и умрёшь. Тотчас  по приезду Игорь, было, здорово потянул.  Мы, мол, себя покажем! Не то что вы, вахлаки и лабухи, сидите здесь десятилетиями на велфере. Хотя, в сущности, никаким бизнесменом институтской доцент не был. Ему подфартило во времена национального самоопределения прежних советских республик. Как на знатока узбекского лэнгвича  и русского языка на него вышли какие-то шурики. Волею судьбы Игорь  стал богатым  посредником в перепродаже сибирского строительного леса и  пиломатериалов в пески Средней Азии.
   Первым монреальским бизнесом Игоря стала организация собственного дела  по сдаче апартаментов в наём. Познакомившись с несколькими домовладельцами, он уговорился  быть посредником и поставлять им жильцов за определённый процент. В шумном месте он снял комнатку, декорировал  стены стеллажами с лже-файлами  из папье-маше и стал   давать  объявления во все газеты о себе как о квартирном  бюро. Предлагая свои услуги, он регулярно обходил все  городские отели при организации "УАМСЕЙ" для эмигрантов и беженцев,  заигрывал и унижался, зазывал ньюкеймеров и прислуживался каждому, от кого только можно было ожидать денег. Потребовался автомобиль и он пошёл на дополнительные расходы. 
   Но всё рухнуло. Через месяц-два осмотревшись,  его клиенты покидали апартаменты, под самыми надуманными предлогами. То хайвэй у них слишком гремит под окнами, то близкая линия электропередач слишком гудит, то кино-театр далёко – ехать надо. Если со съёмщиками всё было в порядке, то от посреднических услуг Игоря отказывались хозяева  и не платили за его старания.   
    Одновременно  Игорь  учредил   консалтинговую компанию по трудоустройству. Тут все что-нибудь да учреждают. Хочешь заняться уборкой помещений, помахать шваброй – тут же учреждай компанию. Хочешь потрясти титьками, если что есть,  или постучать задницей по тротуару – открывай малый бизнес и нанимай сам себя на работу. А не так чтобы для жопы...
   Одна проблема – неплатежи. Не выполняли свои обязательства хозяева предприятий. Наёмные работники отказывались от устных договорённостей по оплате сервиса, предоставляемого консалтинговой компанией Игоря. Долговые расписки и залоги – полный пипец! И в полицию не пожалуешься – все знали и понимали, что такого рода деятельность под законна и никакого кипиша не будет.
   Мрак! Миллион минусов для терпящих неудачу. Для тех, кто, отчаянно барахтаясь, сопротивляется, но вопреки усилиям неудержимо идёт ко дну. Случалось, в доме нечего было поесть. Даже хлеба.
   Пока Игорь наживал себе геморрой и грыжу, стараясь удержать семью на необходимом уровне благосостояния, его милая жёнушка Валентайна, бывшая и до того главным  бухгалтером в институте,   вмиг усекла секреты всех трёх профессиональных дезигнаций, существующих в Канаде – в стране обманчивых скунсов, адвокатов и бухгалтеров. Наша Валя, она  тебе и буккипер (Bookkeeper), осуществляющий чёрную работу бухгалтера вплоть до начисления зарплаты, она и занимающийся учётом аккаунтант (Accountant),  и -  контролирующий всё и вся аудитор (Auditor). Словом, мастерица Валя да и только. Но ушла. Потому что женщина - не мужчина. Ушла к первому же пожилому и зажиточному квебеку, у кого проходила практику. И любимую  Иришку увела с собой.
   -Не расстраивайся, папа.- рассудительно сказала  на последок Ирунья. - Ты будешь приходить к нам. Мы тебя покормим.   
    Теперь он снимал крохотульку-студию на Линкольн-стрит без ванны - всего лишь с  душевой кабинкой.   Стрит, где как раз и произошла встреча Игоря с двумя русскими старожилами Монреаля,   представляла собой отросток между площадью Алексис-Нихон и авеню Гай-Конкордия. Коротышка эдакая под пушистыми тополями.
   Фамилия у парня, как известно, была таковой, что благодаря известности советского вратаря вводила в заблуждение многих.   
   Услышав «Третьяк» во время составления «эгримента» на съём жилья, закоптелый консьерж из Шри-Ланки, бывший профессор у себя на родине, а ныне малограмотный человек, плохо владеющий языками,  подскочил, как ужаленный. Из рабочей комнаты он рванул  в «ливинг» рум. На стене, на цветастом восточном ковре вместо традиционной грозной саблюки цивильно пресмыкалась здоровенная хоккейная клюшка.  Консьерж торопливо сорвал спортивный снаряд-посох с кошмы и сунул его в руки Игорю. Белый человек из горючих песков Средней Азии, Игорь обалденно всмотрелся в размашистый по-русски автограф во всю палку: «Па-вел  Бу-рэ».
   - А ты, ты –Третьяк?! – захлебнулся от восторга консьерж.
   -Да нет, я не сам Третьяк. Настоящего Третьяка зовут Вла-ди-слав, а меня Игорь. Ты понял, я –Игорь, а тот - Владислав. Тот – Владислав, а я –Игорь...
   Но обгашишенный конопляным семечком недавний талиб ничего не понимал и - как с копылок сорвался:
   -Я всем буду рассказывать,-  кричит,- что у меня, не у кого-нибудь живёт сам Третьяк! Я люблю хоккей! Я настоящий канадец!
   Следует подозревать, что именно консьерж  разнёс по всему городу «благую весть» о неофициальном пребывании Третьяка в Канаде и потому баталия Игоря с «япошкой» в переулке, вызвала всеобщий переполох. 
   «Сон разума рождает чудовищ».
   Ни на завтра, ни на другой день, ни через неделю Игорь Третьяк  не  позвонил новому знакомцу Резванулу и не взлетел в лифте под крышу высотки  к оперному певцу Радмирову.
   Благодаря всем происшествиям, неудачам, осознанию тщетности предпринимаемых им усилий и крушению всяких надежд Игорь оказался в стадии тяжёлой, практически неизлечимой  депрессии. Если бы рядом был кто-нибудь из тех, кто знал Игоря в студенчестве, они бы на ранней стадии  разгадали его заболевание, и, возможно, смогли предотвратить его. В институте, перенапрягаясь  при подготовке к экзаменам до колотья в висках, Игорь обычно  слегка  поводил головой из стороны в сторону, словно отгоняя какое-то невидимое надоевшее насекомое. В Монреале встряхивание перешло  в безостановочный нервный тик. Но никого из прошлого рядом не было. На ступнях и лодыжках Игоря проступил прогрессирующий псориаз, считающийся неизлечимой болезнью. Игорь пытался пользоваться специальными кремами, но от них его раны начинали  болеть ещё больше. Стала пошаливать, подворачиваясь ни с того ни с сего,  левая нога. 
   Что депрессия от нечего делать! Ах, какое это серьёзное психическое расстройство! Ах, он, видите ли,  третий день не может смотреть на шоколад!  Ах, она утратила способность  «переживать радость от секса»! Игоря душило и топтало подлинное, а не деланное, человеческое горе. Его чувства упали ниже плинтуса самого   глубочайшего бейсмента. Самое время было сделать душеспасительную пробежку к доктору или к попу. Но устройство Игоря, как и большинства его земляков, было особым. Менталитет бывшего жителя одной шестнадцатой земного шара. Чем труднее - тем  молчаливее. Независимость характера инициируется  в замкнутости. Лучше застрелиться, чем обратиться за помощью.  Защитные красные флаги волчьего загона пугающе вывешиваются по всему фронту страдающей души, затрудняя  общение с миром. И нет от этого никакого лекарства.
   Последним бизнесом  Игоря в Монреале стала утилизация.  Общественно полезная деятельность, подробно описанная ещё великим Дикенсом. Миллионное дело - сбор вторсырья, вторичное использование  разного рода человеческих отходов. Из всех видов Игорь остановился на сборе металлического лома.
  Для начала он позвонил в справочное бюро и полюбопытствовал:
   -Скажите, пожалюйёста, где находится кладбище старых кораблей? Yes, Yes! Йес! Да, да! Is where the old ships cemetery?
   -Ты-вы (тут без родовое you), наверное, сумасшедший, а ю  крэзи? Нет таких кладбищ в Канаде! 
  Основным источником  благополучия  нового эмигранта стало очёсывание городского гарбича. Это, конечно, не одно и тоже, что «пасти бахчу» и не то же самое, что «сан оф бич» или что русские  люди подразумевают под словом «отходы» или «мусор». Кто много потребляет - у того много отходов. Канадский гарбич - самый жирный во всём мире и самый свежий:  вагон и маленькая тележка, целое море.
 Почти научно обоснованная классификация такова. Американские аборигены метят весь мусор, отбросы и отходы единым термином - «ре`фьюз». Английский вариант, означающий тоже самое, - «ра`ббиш». Вариант амер-английского языка – «гарбадж». То есть, детализировано, влажный, гниющий мусор типа пищевых отходов. «Траш» - «твёрдый» мусор консервные банки, бумажный срыв, картон, пластик. Есть ещё «литтер»  мелкий мусор, валяющийся вдоль дорог, на асфальте, траве или просто там, где его быть не должно.
    Наконец,  к данному исследованию следует добавить, что по каким-то неизвестным науке причинам словечко  «гарбич» неприятно созвучно таким, казалось бы, исконно-русским фамилиям, как Горбачёв. Для того, чтобы избегать звукового совпадения и отождествления значений, американцы до сих пор называют Горбачёва «Горби». Мол, Garbi, да и только.   
   Японская малолитражка Игоря с жалкими передними ведущими и с игрушечным багажником оказалась хилой и мало подходила для такого дела, как доставка металлолома. Игорь шарил по всему городу. Объектами его повышенного внимания стали  индустриальный зоны и загородные железнодорожные дворах.  Крепко завидовал он,  встречая местных чуваков, горделиво транспортирующих отработанные   бытовые  «фрижи» на мощных  «фордах». 
   Однажды на хоз дворе какой-то невзрачной мануфактуры  Игорь наткнулся на гигантские штабеля пакетированных алюминиевых уголков на поддонах. Сверкающие пакеты были крепко-накрепко стянуты мареммами из легированной стали и как хлебные снопы  перехвачены посредине маркированными скрутками с пробойными буквами на русском «Сделано в СССР».  «Привет от Дерипаски,- мимоходом подумалось  Игорю.- Вот бы посчастливилось стать посредником! Два процента посреднических как с куста!».       
   Реально взвесив свои шансы, невольник коллекционирования металлолома  решил собирать не всё «железо» подряд, а только лишь цветные металлы и их сплавы: медь, свинец, олово, цинк, латунь, бронзу, алюминий, титан, магний – то есть всё, что «не феррум». Он гораздо компактнее и оценивается на приёмке гораздо дороже. Как другие следят за стоимостью нефти и газа на мировом рынке, так Игорь погряз в  скачущих мировых  сводках по металлам. 
  Однажды ему круто повезло, он обнаружил станину токарного станка из дюраля на 170 долларов. Но далее – шиш: водопроводные краны, старые аккумуляторы, выброшенные держатели бумаг с именной гравировкой, бронзовые подставки, дверные ручки, подсвечники, иногда канделябры, настольные лампы и висячие люстры.  От нужды Игорь стал по-особому посматривать на закаканные голубями бронзовые статуи местных авторитетов, некрасиво обсевших весь Монреаль.  Маломерки, в мятых детских костюмчиках, с мелкими чертами лица, лысые, в очёчках. Игорь всерьёз  строил грандиозные  планы по очистке города от уродцев.
   Наконец, он решил действовать не хаотично, а прежде  выверенными методами. В мощном билдинге на углу авеню Атватер и своей «родной» Линкольн  он как-то вступил в  беседу с консьержем-хромоножкой, обслуживающим жилой билдинг.
   -О! – Только и резанул  в ответ замурзанный консьерж.- Это ты, оказывается, похищаешь из гарбича самое ценное!
   И продолжил:
   -Послушай-ка, парень! Ты, конечно, новенький и не знаешь, что в Канаде давным-давно, несколько веков тому назад, всё-всё крепко-накрепко  схвачено-перехвачено. Дважды в неделю я выкладываю гарбич на улицу и другие парни платят мне за содержание того, что я выкладываю. Пару раз эти ребята не досчитались кое-чего. Это опасно, ибо они злы, как псы-бультерьеры с кровавыми глазами. Берегись, если это делаешь ты.
   Предупреждение консьержа мало обеспокоило Игоря. Он подумал, что рано или поздно разборок с конкурентами не избежать. Главное, правильно и справедливо  поделить зоны. Кто, где и что берёт.  Канада - страна энтерпрайза. Об этом ещё советские коммунисты что-такое восторженно трындели. Вперёд, нечего дрейфить! «Только смелым покоряются моря!»   
    Днями добытчик-Игорь обычно объезжал дальние микрорайоны, осматривал гаражи, автомобильные паркинги, мелкие предприятия.  Он помнил, в какие дни недели и часы консьержи выставляли разный  житейский хлам на улицы города. Заскакивал  на базу,  сдавал, если было что. И поспевал всюду. К концу дня  орлиные круги добытчика  цветного «хлеба индустрии» сужались и к сумеркам он оказывался в центре – неподалёку от своего места жительства. Заносил мелкие вещи в студию, сортировал, стараясь не производить шума, демонтировал и - вновь на поиски.
    Как-то поздним промозглым вечером дорога судьбы привела невольника металлического хлама во внутренний дворик билдинга на углу  Сан-Мэтью и авеню Дю Форт, где проживал отставной оперный вокалист Стефан Радмиров. Посреди каменного колодца в «куль-де-сак», то есть, в тупике, Игорь надыбал нетронутую пока соседями и бомжами свежую кучу гарбича. По угловатости мешков Игорь определил, что выброшены книги. Он знал, здесь выбрасывают всё.
   Оставив двигатель работающим  и обнадёженный крупной удачей, собиратель поспешил к драгоценной кладке, предощущая некую благородную  добычу,   и вдруг застыл в оцепенении. С вершины лоснящихся траурных мешков на  него пристально  смотрела юная Мария Лопухина в свои восемнадцать лет,  какой её изобразил в 1797 году  Владимир Боровиковский.
    Идеальные представления о природной красоте русской женщины  гениально воплотились в портрете знаменитого  живописца.  Мягкие контуры  женской  фигуры под его кистью согласно повторяют извивы  деревьев в саду, колосьев ржи и бутона розы. В тонкой цветовой гамме гармонично перекликаются кисейная туника юницы с серебром русских березок за её спиной,   голубые васильки на взгорке - с электриком шелкового пояса девушки, нежный фиолет шали на плечах сливается с утончённым колоритом розы. Портрет наполнен  тайным и тёплым светом. Завитки  рыжих  волос Марии как бы парят, властвуя над окружающим миром. Кроме всего, старые живописцы владели особым древним секретом. С какой бы точки в пространстве  и под каким бы углом зрения ни рассматривал зритель портрет,  изображение на нём   пристально и неотрывно всегда сопровождает наблюдателя. 
   Игорь не мог определить, был ли перед ним оригинал или прекрасно выполненная копия. Но так же проникновенно и укоризненно  смотрела княжна Боровиковского на Игоря в Третьяковке, поражая его в самое сердце. По преданию, она умерла через год после написания портрета. Но точно известно, что происходя из графского рода Толстых, она была по расчёту выдана замуж за пожилого мужчину,  не была счастлива и умерла от чахотки. С тех пор многие исследователи усматривают под слоем краски и пытаются прочитать некий чувственный подтекст, содержащийся в портрете.   
   Но где там! Об истинном влиянии портрета на последующие поколения можно только догадываться. Портрету было почти сто лет когда русский вития  Яков Полонский, увидев, написал трогательное посвящение:
    «Она давно прошла – и нет уже тех глаз
    И той улыбки нет, что молча выражали
    Страданье – тень любви, и мысли – тень печали.
    Но красоту ее Боровиковский спас»…
    Никогда не мог и Третьяк, помнящий наизусть эти строки,  подумать, что вот так,  через долгие годы, с глазу на глаз,  встретится  с очаровавшим его когда-то волшебным видением. Ведь неслучайно и  бывшая жена Валентина    была у Игоря с рыжими кудряшками. 
   Забивая все другие звуки в колодце, сердито пофыркивала за спиной  работающая «Тойота». В свете уличного мушараби, искрясь, кружились быстрые влажные снежинки, создавая обманчивые эффекты,  как на дискотеке. Почудилось, лицо княжны в фисташково-золотом обрамлении багета оживилось и пришло в движение. Не отрывая изящной ручки от беломраморного парапета, на который  изящно  облокачивалась,  она  словно пыталась сообщить нечто глубоко тайное своему единственному зрителю, замершему посреди двора.
    Как зачарованный вступил Игорь в колеблющийся круг света, образуемый мушараби. На вершине гарбичной кладки, как на вершине  могильного холмика, прихотливо обвивая подножие портрета, светился золотом шарфик «гриффинодора». В следующее мгновение радостный цвет шарфика изменился на «пуффендуевский»  канареечно-жёлтый с чёрным.
  Совпадений было достаточно. Игорь понял: Стефана Радмирова больше нет.  Многие годы, видимо, несмотря на разочарование в жизни, владение редчайшим портретом  давало артисту силу и могущество живого над мёртвым. Его больше нет. Не случайно имя.  Святой Стефан был самым первым христианским мучеником из диаспоры евреев,  побитый камнями соотечественниками  за христианскую проповедь в Иерусалиме.
    Всем существом Игорь инстинктивно потянулся к дорогим для него вещам. Уберегая красочный слой, он трепетно склонился у подножия книжного холмика и  тщательно укутывал портрет, словно тот живой, шарфиком Радмирова. Коленопреклонённо сгорбившись, неудачливый искатель зарубежных кладов  был так фиксирован, что не заметил, как во двор-колодец, крадучись, вступил чёрный «форд» с  погашенными фарами. 
    В кабине с трудом угадывались два нарка. Сухопарые, большеротые, они напряжённо и настороженно  всматривались в темноту двора, сверкая болезненно увеличенными белками.  Как гномы-двойняшки оба наездника были зачехлены во всё черное. Клоунские кепари с макаронистыми козырьками,  сивые парики из пакли свисающих на плечи грязных волос вызывали брезгливость.
  Отталкивающую нереальность происходящего подчёркивал волчий оскал зубов  наркоманов и  плотно  стиснутые  челюсти со злобными узлами сухожилий на скулах. Жёсткие вертикальные складки   вокруг ощеренных  ртов круто вздымали свои грубые скобы, являясь знаками ужасного конца, нужды или внезапной смерти. 
   - Пэрфэ?!- утирая нос тыльной стороной ладони, хрюкнул водила за рулём.
   -Бон, дакор!- швыркнул белого порошку с кулака напарник и решительно выпрыгнул из кабины.
  Резко, обернувшись, он выхватил из-под сиденья  стальной патрубок и,  припадая на левую ногу, пошёл прямо к гарбичному холмику, целясь в красную лыжную шапочку Игоря с помпончиком...
   Хрясь!
               
                *****

   Опубликовано:
   http://wemontreal.com/?p=18230