Ж. -О. Шаторейно. Прекрасная угольщица-колдунья

Жорж-Оливье Шаторейно
Рассказ
Прекрасная угольщица

Максанс напевал грустную песню, целых четырнадцать куплетов, которую слышал только он и ветер.  В далекой своей молодости, когда он был парнем хоть куда, эта печальная нравилась девчатам. Поэтому он частенько пел ее на вечеринках. Теперь оставалось только вздыхать, вспоминая счастливое, прошлое время. Теперь  у женщин его  возраста не осталось и следа от былого восторга и, послушав немного песни Максанса, они наливали ему вина и отправляли  спать на чердак или в сарай. А молодые, те не слушали вообще. Со временем он сдал, постарел, в волосах стала поблескивать седина, да и характер немного испортился, поэтому его поведение нельзя было назвать безупречным: то вдовушку какую-нибудь соблазнит, то сироту обидит, даст подзатыльник.
Чтобы избавиться от своих мыслей, Максанс пришпорил коня, но через несколько минут остановился. До него донесся обрывок разговора:
- Ну, попил? А теперь шуруй отсюда, я тоже пить хочу.
Максанс опустил поводья  и в ста метрах от себя увидел два дуба с золотящейся на солнце листвой, через дубовые ветки  с трудом можно было разглядеть посторойку, крытую  соломой. Рядом, через камни, покрытые мхом, пробивался тонкой струйкой источник. Тут же на траве резвились полуголые пацаны, бросив на траву сушиться одежду.
При виде всадника дети радостно закричали. Тут только  Максанс заметил третьего парнишку, чуть постарше, у которого он решил попросить воды:
- Не бойся меня, сынок. Дай воды для меня и лошади.
Но мальчик молчал. Из-под буйной шевелюры зорко следили за Максансом его карие глаза. Несмотря на то, что мальчугана охватила дрожь, он готов был защищаться.
Видя испуг мальчика, Максанс постарался сказать как можно ласковее:
-Послушай, малыш, я тебе не сделаю ничего дурного. Я –  странствующий рыцарь. Меня звать Максанс, а тебя?
От страха ребенок не мог вымолвить ни единого слова.  У его братьев возбуждение от игры, охватывавшее их мгновение назад, уступило место любопытству, а затем и тревоге, вызванной молчанием старшего брата. К тому же впервые за свою хоть и небольшую жизнь они видели всадника, да еще и в доспехах. Шли минуты, но они не тронулись с места и от страха готовы были заплакать. Тем временем Максанс заметил на пороге лачуги старика.
- Вы, простофили, разве не слышали, что вам сказал сеньор? Он хочет пить. Ты пойди, принеси кружку, - обратился он к старшему. – А  вы, малышня, бегите загорать, пока солнце не скрылось за облаками.
Отдав «распоряжения», старик, держа  шапку в руках, приблизился к Максансу. Догадываясь, что под кажущейся угодливостью скрывается любопытство, Масканс постарался скрыть свое отвращение. Но вскоре угодливость исчезла, и Максанс понял, что старик догадался, кто он на самом деле. Странствующий рыцарь? Да, это вне самых сомнений. Что же касается сеньора, разве, что чуть-чуть, к тому же бедный и состарившийся.
Максанс наконец решил спешиться. Спрыгивая с коня, он задел наколенник длинной шпагой, свисавшей у него сбоку, решив намеренно  пойти на эту хитрость, чтобы хоть чуть-чуть возвысить себя в глазах крестьянина. Ведь как-никак, он при доспехах.
- Сеньор, пожалуйста, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома.
-  Спасибо, добрый человек, бог отблагодарит тебя за радушие к его слуге. Ведь я –христианин.
Жизнь научила Максанса заменять пустой кошелек добрым словом.
Тем временем появился  старший из детей с кружкой в руках.
- Спасибо, малыш. Скажи-ка, можешь ли ты заняться лошадью?
Мальчуган, ничего не отвечая, посмотрел на деда.
-Ну, конечно, сеньор, не беспокойтесь. Он все сделает.
И тут же сказал внуку:
- Что стоишь, как истукан? Иди, дай лошади корм и оботри ее соломой.
Когда мальчик подошел к лошади, Максанс сказал ему, что тот может покататься верхом. Лицо ребенка озарилось счастливой улыбкой. Тем временем Максанс набрал полную кружку родниковой воды.
- Ох, и хороша у нас водица, сеньор, - вновь заговорил старик. – Благодаря ей, у меня отменное здоровье, несмотря на то, что мне пошел восьмой десяток.
- Бог ты мой, вам столько никогда не дашь. А водица и на самом деле хороша.
Максанс понял, что его слова пришлись явно по душе старику, поэтому ему удастся поесть и переночевать здесь совсем даром.
Словно, прочитав его мысли, старик сказал:
- Мы настолько бедны, что кроме этой родниковой воды и хлебы у нас ничего нет. Вечером отведаем грибную похлебку. Дочь с зятем пошли в лес за грибами. Накануне лил дождь, в лесу грибов полным-полно.
- Чтобы дожить до твоих  лет и выглядеть, как ты, я готов есть такую пищу хоть каждый день.
…
После ужина Максанс хотел было завалиться сразу спать. Езда верхом изрядно утомила его, и усталость всей своей тяжестью разлилась по телу, но   вежливости ради он не пошел сразу почивать, а пустился  в воспоминания  о путешествиях по Германии, Турции, с увлечением рассказывая  о   жизни народов и был немало удивлен тому, что бедняки не уходили от своей лачуги дальше, чем на лье. Наконец ребятишки ушли спать. Хозяйка занялась своими делами, старик достал из ларя бутылку вина, а зять пригласил гостя выпить вместе с ними:
- Вино на родниковой воде, просто чудодейственное, ведь благодаря ему, отец дожил до старости.
Задремывавший было Максанс, при виде бутылки оживился, ведь он был любителем выпить. Старик, наполнив чарки, отставил бутылку в сторону. После ужина вино было как нельзя кстати, терпкое, пьянило не хуже любого другого. Удобно устроившись, Максанс продолжил свой рассказ. Трудно судить, что было правдой, а что выдумкой в его хвастливых россказнях о мавританских служанках и итальянских проститутках.  Поначалу лесные жители, желая ничего не пропустить, слушали его, раскрыв рты. Потом старика сморил сон, и когда Максанс закончил свои байки словами:
-Вот, люди добрые, какие женщины есть на свете, -  старик давно уже храпел на лавке.
Сын хозяина, крепился, не выпускал стакан, и, клюя носом, сказал:
-Ах, какие женщины! А что у нас таких нет? Еще лучше есть. Взять хотя бы красавицу…
У Максанса была единственная мысль – идти спать, но услышав про красавицу, сразу немного протрезвел. Хозяин пожалел, что проговорился, ему давно охватила дремота, поэтому  рассказывать не было никакого желания, но Максанс настаивал:
- Ну, давай, не тяни, начинай. Это что, женщина легкого поведения?
- Не знаю. Она – красавица, но…
- Что но?
- Как бы тебе сказать? Ходят слухи, что она колдунья, поэтому ее все побаиваются.
- Хотелось бы встретить женщину, которая могла бы меня испугать. Расскажи мне все, что ты о ней знаешь, тем более, что как ты говоришь, она колдунья.
- Живет эта женщина на реке, на острове, недалеко от нас, собирает уголь. Мой отец знает ее с детства...
- Что ты такое городишь ?- оборвал его Максанс.
- Истинная правда, сеньор. Папаша мне про это рассказывал, пожалуй, раз сто.
-Но, если это действительно так, то ей должно быть лет сто.
- Может быть и так. Но ее волосы черны, как воронье крыло, а снег нисколько не беле, чем ее зубы и кожа. Ах, сеньор, что там говорить, все шестнадцатилетние красавицы просто старухи по сравнению с ней. Однажды мне довелось ее увидеть совсем рядом. Тесть так часто рассказывал  об этой красавице- колдунье, что однажды я не удержался и направился на остров, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее. Но до острова я не успел еще добраться,  выходя из чащи, я неожиданно  увидел ее. Она появилась передо мной, как из-под земли, стояла на тропинке, как изваяние и молчала. Бог не мог создать такую красоту. Это дело рук дьявола.
- Что ты сделал тогда?
- Очень долго любовался. Перед этим совсем недавно я женился, и мы с женой ждали первенца. Но, если бы угольщица захотела, я бы бросил все и никогда бы не вернулся в родной дом. Я порядком испугался от такой шальной мысли. Резко развернулся и пошел прочь. Дома крепко обнял жену и поцеловал, как будто искал спасения от этой неземной красоты. И с того дня боюсь появляться на берегу реки.
Хозяин замолчал, его глаза, сиявшие еще минуту назад, покрылись пьяной поволокой и от того стали мутными. Максанс хотел ему налить еще вина, но тот, порядком захмелевший, отрицательно замотал головой.
- Спасибо, сеньор, мне уже достаточно. Не надо было мне пускаться во все эти воспоминания, нагнал меланхолии.
- Да, интересная  история. Только вот какая заковыка. Неужели ей сто лет? И тесть твой ее видел молодой, когда сам был еще неженатым, и ты. Может быть, тесть видел вовсе не эту женщину, а ее мать или бабку? Твой тесть старый, а у старых, сам понимаешь, в конце жизни в голове все перемешивается
- Не знаю, сеньор. Ничего не могу сказать про тестя. Но той, что я видел, на вид было лет шестнадцать, и она была очень хороша собой. Это какая-то нехорошая красота, от которой и помешаться недолго. Но, может быть, я одичал, живя в лесу, и потому она мне показалась красавицей. Прошу вас, забудьте о том, что я вам рассказывал, как бы неприятности не было.
Когда Максанс взглянул  на хозяина, то сразу догадался по выражению лица, что тот боится, поэтому решил больше не докучать его вопросами:
- Успокойся я ведь рыцарь, а не прелат.
Мужчины, отяжелев от выпитого, с трудом поднялись из-за стола. Маканс направился в угол, поближе к окну, укрылся одеялом  с супружеской кровати. А хозяин шаткой походкой пошел к жене, досматривавшей уже десятый сон.
Утром они оба проснулись с тяжелыми головами. На прощание Максанс подарил старику медальон, привезенный со Святой Земли и направился к реке.
Утро было туманное. Максанс еще не совсем проснулся и ехал в полудреме. Он любил утренний покой зарождающегося дня. Посвежело. Значит, река совсем рядом. А вот и она, темная и, пожалуй, глубокая. С трудом Максанс разглядел на середине реки небольшой остров.
Из-за нерешительности характера Максанс не знал как поступить. Вчерашнее желание увидеть угольщицу улетучилось, как будто его никогда и не было. Что  будет делать с этой дикаркой, если у него даже нет уверенности, что он сумеет соблазнить ее. Вдруг он заметил очертания женской фигуры, и Максанс пришпорил коня.
Девушка подняла голову и заметила Максанса. От ее взгляда  его охватила дрожь. Ему не раз приходилось переплывать реку и в более худших условиях, чем сейчас, но впервые он продрог до мозга костей. Максанс подумал, что ему от холода так нехорошо на душе. Но скоро понял, что ошибается, причина дрожи была в ней. В этих обворожительных чертах Максанс увидел лицо той, о которой столько мечтал, будучи подростком, когда еще не знаешь чего хочешь, а плоть зовет. Нежные чувства этих давно минувших дней вновь проснулись в нем. За одно мгновение в его памяти пролетела вся жизнь с войнами и флиртами. От сознания того, что он – старик, Максанс даже прослезился и намеревался бежать от красавицы, но вдруг та заговорила:
- Вы совсем замерзли в ледяной воде. П ойдемте в хижину, я разожгу огонь и вы обсохнете. Идемте. Вы продрогли. Так недолго и заболеть.
-Да,
-Да, да… Вы правы, река холодна, как смерть.
Его знобило с головы до ног, зуб на зуб не попадал. Взяв лошадь за уздечку, Масканс медленным шагом пошел за девушкой. Хижина девушки была беднее, чем жилище лесника.
Девушка раздела его и уложила, как мать свое дитя. Пока она разжигала огонь и разогревала бульон, Максан лежал, вытянувшись на спине, уставившись в потолок, укрытый легким покрывалом до самого подбородка. Несмотря на жар, он испытывал чувство удовлетворения. Он умирал, но мысль о смерти его ничуть не волновала. Эта нищая халупа станет его последним пристанищем, а последнее видение – ее  лицо, которое было настолько прекрасным, что ему казалось: ничего подобного  за всю жизнь ему не приходилось видеть.
Проходили дни и  ночи, а сознание по-прежнему не приходило к нему. Максанс метался в жару, он был как в тумане. Наконец, на двадцать первый день он пришел в себя, с трудом поднялся, вышел из хижины и пошел к пруду. Подойдя к пруду, он нагнулся нал водной гладью и увидев свое отражение, ужаснулся. Похудевший и поседевший. Но  это был он, живой и невредимый. Максанс улыбнулся, Да, он жив!
Услышав, что его зовут, покраснев, поднялся.
-Рыцарь, вы все же, встали.
Максанс посмотрел на девушку, вспомнил их встречу и улыбнулся. Все же, как она была хороша. Он замялся, не зная, что сказать, все же с трудом вымолвил:
- Вы ухаживали за мной.
-Да, рыцарь, долго.
Эти слова были расценены им как требование к плате, и он с трудом выдавил из себя, признаваясь в своей бедности:
- Мне неудобно, но мой кошелек пусть. Я не могу вас отблагодарить.
Тотчас же улыбка исчезла с ее лица, и она собралась уйти.
- Не уходите. Что вам не понравилось в моих словах?
- Вы думаете, что я выхаживала вас из-за денег?
-Извините меня, но я беден и стар.
- Как вы скучны, - сказав это, девушка ушла.
Максанс вернулся в хижину, ругая себя за лишние и никчемные слова. Незаметно прошел день. Вечером Максанс стал беспокоиться, девушка не приходила. Появилась она только на следующий день, после обеда, принеся четыре серебристые рыбины, одна из них еще шевелилась, брошенная поверх тутовой ягоды, собранной девушкой на обратном пути.  Девушка быстро сварила  на костре уху. Они пообедали, почти не разговаривая друг с другом, потом пошли в хижину.
Максанс набрался смелости и крепко обнял девушку. Она поцеловала его, нежно погладив по щеке, потянула к постели…
На всем острове было только две души: она и он. Девушка сказала, что время от времени здесь появляются лодочники. Теперь участок за хижиной был пуст, недавно был вывезен весь припасенный ею запас и теперь долго никто  не появятся.
День проходил за днем. К Максансу мало-помалу возвращались силы, он больше не надевал свою кольчугу, а носил одежду, сшитую девушкой. Днем он помогал ей в заготовке угля, а вечером они предавались любовным утехам. Максанс не переставал удивляться, что такая молодая и красивая девушка любит его. На память приходили слова лесника. Конечно, она ему казалась странной, говорила мало, иногда вела себя так, как будто его вовсе не было, приходила и уходила, не только не вымолвив ни слова, но и ни разу не взглянув на него. Или исчезала и пропадала где-то целыми днями. Хотя остров был невелик, Максанс не мог ее найти, как ни старался. Она появлялась, когда хотела.
Девушка утверждала, что не знает своего возраста. Максанс подтрунивал над ней, говоря, что она не рассталась со своим детством и делал вид, что ищет под кроватью ее куклы. Особенно его пугало то, что на все его шутливые происки угольщица отвечала вполне серьезно:
- Я даже не припомню, когда играла в куклы.
Все расспросы о ее родителях были безуспешными, он не получил ни одного ответа. В случае, если Максанс проявлял настойчисть, угольщица убегала и появлялась через день-два. Максанс и не думал извиняться за свои докучливые вопросы, понимая, что в отличие от других девушек, которых он знал, у нее особенная любовь, ведь она никогда не говорила нежных слов и не клялась ему в вечной любви, а просто молча отдавалась ему, а потом засыпала с нежной улыбкой на устах. Никогда у них не было любовных разговоров, признаний, и хотя Максансу раньше это все порядком наскучило, теперь он стал сожалеть, так как его терзало любопытство. Однажды, смеясь, он пригрозил, что уйдет от нее, на что получил отказ:
- Отсюда пути нет.
Думая, что угольщица шутит, Максанс попытался возразитиь ей:
- Прекрасная колдунья, разве река не впадает в море? Как же до тебя добираются лодочники?
- Они приплывают потому, что я так хочу. Ты свободен, проваливай, если хочешь, я тебя не держу, - сказала она зло. – Но знай, плывя по реке, берега которой мертвы, ты попадешь в океан молчания.  Руби деревья, делай плот…
Максанс хотел было отшутиться:
- Красавица моя, любовь - венец вселенной будет существовать до тех пор, пока мы вместе.
Но угольщица не захотела слушать его, она исчезла, как делала всегда, если разговор был не по душе. И Максансу один следил за тем, чтобы не погас огонь в очаге, вспомнив, как хорошо ему было у лесника, он взглянул на противоположный берег и подумал о том, что никогда там не видел дымка, как не помнил и то, сколько времени он добирался по воде до жилища красавицы, которую полюбил так, как никого раньше не любил.
 Но он уже не мог жить без людей, и это было  выше его любви, от которой он готов был отказаться.
Прошла  золотая осень, наступила зима. Ветер завывал по ночам, как голодные волки, а по утрам обжигал лицо, когда возлюбленные выходили из хижины, чтобы принести хворост для очага. Река замерзла. Теперь можно было перейти ее по льду, разрисованному у берегов кружевными узорами. Три дня шел снег, и река совсем исчезла под снежным покровом. Новые морозы сделали свое дело и на долгие месяцы изменили пейзаж, Максанс страдая от мороза, рассказывал своей возлюбленной о дальних странах, увиденных им. Если бы только она согласилась следовать за ним в те края, где круглый год сияет солнце, тогда бы они зажили на славу. Но она слушала молча, не говоря ни единого слова. Максанс до конца не знал, хочет ли он взять с собой или нет.  Он не совсем оправился после болезни, задыхался и по ночам кашлял.
Сразу после тяжелой болезни и наступившего потом временного улучшения самочувствия ему казалось, что вернулась вторая молодость. Но с приходом зимы, почувствовал, что стареет день ото дня. От понимания того, что жизнь потихоньку оставляет его, он совсем скис, в отличие от своей подружки, которой все было ни почем. Все кончилось тем, что он совсем перестал выходить из хижины, проводя все дни, греясь у очага и вспоминая время, проведенное на востоке. Так продолжалось до тех пор, пока он не понял, что превратился в дряхлого старика. Однажды перед сном, он сказал об этом угольщице. Затем долго не мог заснуть, дрожа от озноба в ее объятиях. Под утро у него начался жар.
На заре он поднялся, стараясь не разбудить девушку, спавшую безмятежным сном. По старой военной привычке проверил свое  снаряжение, к которому не прикасался за все время пребывания на острове. Потом оделся, надел сбрую на лошадь, сел верхом и направился к реке. Берега реки были пологими, трудно было сказать с полной уверенностью, где кончается земля и начинается река, но почему-то Максанс думал, что он продвигается по реке. Часто ему приходилось останавливаться, спрыгивать с увязшей по грудь в снегу лошади, чтобы помочь бедной животине. От безнадежности он заплакал, понимая, что далеко ему не уйти. В то же время надежда обогреться у очага в домике лесника позволяла ему не падать духом. Вглядываясь в темноту, он не терял надежды увидеть над деревьями дымок. Но как он не старался, ничего разглядеть не мог.
Вдруг, взглянув на серое небо, он увидел два дуба. Ни одно дерево в лесу не могло соперничать с этими великанами. Оглянувшись вокруг, он чуть было не закричал от радости. Это была та самая полянка. Доказательством тому - замерзший родник, который он отыскал без особого труда.  Но жилища не было. Максанс опустился на землю, стоя на коленях, пытался найти хоть какой-нибудь след, разгребая снег руками. Все усилия были тщетны. Никаких, даже малейших следов существования он не обнаружил. Рассматривая местность, пытался увидеть осенний пейзаж, хранящийся у него в памяти. В охватившем его волнении он никак не мог понять, кажется ему все это или он видит наяву: источник, деревья. 
От напряжения у Максанса  закружилась голова. И он махнул на все рукой. Снова пошел снег, сначала падали маленькие снежинки, затем громадные хлопья. В лицо дул ледяной ветер. Масканс  стал задыхаться. Стараясь справиться со своим дыханием, чтобы как-то добрести до деревьев и укрыться под их кронами. Обезумевшая от снегопада лошадь, все сильнее тянула его за собой. Он не мог  уже держать уздечку заледеневшими от мороза пальцами. Лошадь вырвалась, лягнула Максанса и тот упал в снег, хотел было подняться, но силы оставили его, единственное, что  он смог сделать - приподняться на коленях.
В последний раз Максанс взглянул на лошадь, скрестил руки на груди и рухнул в снег. Первая  снежинка упала  на ему на веко и не расстаяла, потом – другая и так до тех пор, пока его лицо не скрылось под снегом.
Перевела с французского Галина Остякова
Фотография молодого французского фотографа, подаренная переводчице данного произведения.