дети войны

                ДЕТИ  ВОЙНЫ.

   Мы дети войны. Наши младенческие годы пришлись на неё. Не всё мы помним, но последствия намертво врезались в память. И дело не только в том, что память, слабея с годами, освобождается от излишнего груза, оставляя память детства нетронутой. Те нелёгкие годы отпечатались отчётливо в силу особого их характера. Мы оказались не только свидетелями той эпохи, но и её заложниками.
   
        Мы сидели на девятом этаже минской гостиницы со скромным названием «Планета». Это нас не особенно трогало, проблема была в другом - в одноместном номере был только один стакан. В нашем распоряжении был час, и убегая из дома в спешке я просто выпустил посуду из виду, беспокоясь в первую очередь о закуске. Но мы дети войны, и подобных проблем для нас не существует. Обрезанная пластиковая бутылка успешно заменила недостаток сервировки. Закуска состояла из того, что оказалось в моём холостяцком холодильнике и изобилием не отличалась. Это нас совершенно не волновало, так как горилка была высшего качества. На журнальном столике всё успешно разместилось. Хозяин номера, мой однокурсник по Пермскому госуниверситету выпуска 1964 года по имени Толик, три недели назад разменявший восьмой десяток, приехал в командировку и ждал приглашение на брифинг по случаю успешного её завершения. Последующие возлияния его особо не волновали, так как мы – дети войны. Обо мне и говорить нечего, я до университета прошёл заводскую закалку на военном заводе, где многие рабочие всю войну делали детали самолётов и имели награды за работу в тылу. Это был для меня особый университет.  Как бы там ни было, мы приступили без суеты к обсуждению сложившейся ситуации. Она заключалась в недостатке времени и вероятности того, что мы можем больше не увидеться.
 
      За прошедшие полвека мы виделись едва ли три раза, но это не мешало нам понимать друг друга с полуслова, в чём мы немедленно убедились. Нимало этому способствовало то, что успешно разместилось на журнальном столике и поторапливало нас. Промедление грозило возможной последующей суетой, так как на брифинг должна была увезти машина, время прибытия которой пока неизвестно. Первый тост за встречу прошёл под аплодисменты присутствующих. Между первой и второй – промежуток небольшой, а мы традиции уважали. Неожиданный звонок принёс неописуемое облегчение – брифинг отменяется, и в нашем безраздельном распоряжении целая вечность, конкретно, пять часов! За это немедленно было налито. После третьей мысли успокоились и приняли естественные очертания. Помогало то, что со студенческих времён определилась схожесть взглядов на жизнь и культуру взаимоотношений в ней. Короче, наши парадигмы совпадали в немалой степени, что подтверждал следующий тост. Наливали не помногу, зная свою меру. Говорят, душа – мера, мы не против, но у каждого мера своя. И у нас тоже, мы – дети войны. Помним и войну, и разруху. Лишения, выпавшие и на нашу долю, долю самого впечатлительного возраста, не сотрутся никогда. Наша встреча происходила 21 июня 2012 года. Завтра – дата начала войны, которую большинство не знает и не всегда понимает. Не всё понимали и мы, но верили в правое дело. Правда была на нашей стороне, как и победа! Но как же было тяжело! Но мы – дети войны, мы обязаны были всё вынести. Следующим тостом помянули всех!

       Более половины отцов наших с войны не вернулись. Это чувствовалось в школе, в 9-Г классе, куда я попал в феврале 1956г., после семи лет Сахалина. Отцы были едва ли у 10-ти мальчишек из 40. класс был сборный, и опоздавшие, не докурившие в туалете тянулись нередко до середины урока. Это было мне не очень понятно, но школу я закончил в числе первых учеников. Мой отец вернулся с войны, но у него было мало времени и желания вникать в мои мальчишеские проблемы, и основным орудием воспитания был широкий  офицерский ремень. Орудие действовало безотказно. Кроме того, я был предоставлен самому себе, т.к. имел младшую сестру, родившуюся на Сахалине и оттягивающую на себя всю родительскую заботу. В Южно-Сахалинске я учился среди детей элиты, потому у меня сформировались особые приоритеты в плане учёбы, что и сыграло роль потом. Но в Перми контингент был совсем иной, мне непонятный, что сыграло свою роль в выборе дальнейшего пути.

     Мои университеты начались с конвейера авиационного завода, эвакуированного из Москвы в начале войны. На рабочих была выделена бронь. Я работал с людьми, отстоявшими у станка всю войну. Это были хорошие люди. Два заводских года давали мне право поступать в ВУЗ вне конкурса, но я набрал 24 балла из 25, так что проблем не было, они появились позже.
 
        Мы оказались с Толиком в числе 25 счастливчиков, поступивших на только что организованную специальность с передовым названием «радиофизика». Поступивших сразу после школы было пятеро, включая Толика, но это были очень способные студенты. Остальные учились по-разному, включая и меня. Первое время меня мучило желание встать и слушать стоя, как я привык у станка, будто стоя больше войдёт, это сильно мешало. Я отвык учиться, напряжённая работа конвейера отбила другие навыки, но мы – дети войны, должны бороться до победы. Победа давалась с большим трудом. Добавились семейные обстоятельства, о которых не вспоминали по причине их драматичности. У Толика семейные обстоятельства образовались уже после окончания и на учёбу не повлияли. Студенческие годы врезались в память и определили градус нашей встречи. Она была тёплой, как и тот летний день, и способствовала воспоминаниям. А вспомнить было о чём.
 
       Быстрый темп восстановления экономики породил ощущение у руководства страны, что любое желаемое может быть достигнуто, надо только заставить постараться. А чтобы такое желание часом не пропало, было громко заявлено, что наше поколение будет жить при коммунизме. Это благо наступит через каких-нибудь двадцать лет. Мы успокоились и решили - дождёмся! В это время мы усердно грызли гранит науки, чтобы не оплошать при этом коммунизме. Но всё оказалось проще. Мы больше года отслужили в армии и пошли работать не совсем по специальности. Но мы не сетовали на судьбу – мы дети войны. Толик попал в «ящик», т.е. закрытое предприятие, а я рванул на передний край освоения отечественной вычислительной техники. Коммунизм не состоялся, мало того, через 10 лет после объявленного срока развалился и социализм вместе с СССР. Стало совсем плохо, но мы – дети войны! Я оказался в Белоруссии, а Толик давно обосновался в Киеве.

       С тех пор прошло несколько десятилетий. Толик так и проработал в ящике всё время, стал незаменимым специалистом, что и позволило нам встретиться в Минске. Я же тут жил со времён развала Союза по причине семейных обстоятельств, корни которых уходили в студенческие годы. Эти семейные обстоятельства привели к сменам места работ, но связь с вычислительной техникой не прерывалась. В результате получилось так, что я оказался живым свидетелем развития и умирания отечественной вычислительной техники второго и третьего поколений от ЭВМ, заводской номер один, до приёма лома, содержащего драгметаллы, на которые она была разобрана. Меня тоже можно было определять в утиль, но мы – дети войны, нас голыми руками не возьмёшь! Получилось всё с точностью до наоборот, к коммунизму мы не дошли, а экономика развалилась. А вот на войну работа идёт полным ходом. Так что кремлёвские мечтатели сильно просчитались, но мы – дети войны, и не очень-то в них верили и как нас ни тянули, а в их партию вступать не стали, хотя на карьере это отразилось отрицательно. Толик, как заслуженный специалист пострадал меньше, а я трижды начинал заново в связи с переменой места работы.

     Но, не будем о грустном. Мы живы – здоровы и ещё работаем, а Толик вообще, звезда первой величины в своём ящике, а это греет. А в данный исторический момент качественный продукт, достоинством в 40 градусов, весьма положительно сказывался на анализе жизненного пути, в чём был достигнут полный консенсус. Это придавало сил. Их оказалось достаточно, чтобы пройтись по эпохе социализма, перестройки и последующего развала всего, что можно было развалить. Результат этих перипетий был налицо, и это нас не устраивало. Со своим вмешательством в эти процессы мы несколько припоздали, но своё «фэ» решили в душе не хранить, а при случае, высказаться по полной программе. Особенно хотелось довести своё мнение до вождей мирового пролетариата, в возрасте которых мы пребывали в настоящий творческий момент. Поскольку на этом свете сие невозможно, то порешили встретиться с ними на том свете и доложить обстановку со всеми своими комментариями. За это было тут же выпито, и как раз подошло время собираться на поезд. Расставались мы на фоне общего подъёма жизненных сил с твёрдым убеждением воплотить мысли в дело! Мы – дети войны!