Глава 3 Загнаных лошадей пристреливают. О. Генри

Когда Аля вечером пришла ко мне в спальню и в ультимативной форме потребовала подвинуться, то я, честно говоря, в первый момент растерялся, и чуть не захохотал. Но, слава богу, сдержался, иначе бы, я её обидел. Вот также много лет назад её мама требовала, буквально требовала, нарушить её девственность. Некоторое время, мы молча лежали рядом, боясь случайным движением, прикоснуться друг к другу. Но затем она решительно повернулась ко мне спиной и попросила её обнять. Ситуация была явно патовой, и мне не оставалось ничего другого, как подчиниться и посмотреть, как далеко это зайдёт. Я повернулся на бок, прижался к её спине и положил руку ей на плечо. Но она тут же переложила мою руку себе на грудь, крепко прижав её своей рукой, как бы боясь, что, я её уберу. Кроме этого, она, поёрзав на кровати, постаралась прижаться ко мне как можно теснее.
-Аля! Я же живой человек, что ты со мной делаешь?
-А я и хочу проверить это. Не будь снобом и гордись, что такая женщина хочет твоих ласк. Мне недавно предлагали целое состояние за одну ночь со мной. Но я отказалась, а вот тебе сама предлагаю себя. Правда, если быть до конца честной, то я ещё сама не знаю, чего хочу. Может я, просто проверяю тебя, а может себя, на вшивость.
Выдав эту тираду, она повернулась ко мне лицом и, найдя мои губы, стала их покусывать. Её руки в это время нежными движениями гладили мою спину. Её тело, как змея, обвивало меня. Моё мужское хозяйство, не выдержав пытки, взбунтовалось и выдало меня. Аля мгновенно почувствовала это, и она ещё теснее прижалась ко мне.
-Аля! Не буди во мне зверя.
-Я только этого и добиваюсь.
Мне нужно было брать ситуацию под свой контроль. Термоядерный взрыв более полезен, когда он управляем.
-Аля! Не гони лошадей! Ты хотела исполнения желаний, и ты это получишь, но теперь, уж будь добра, доверься мне.
-Слова не мальчика, а мужа! Браво! Я отдаю себя в твои руки.
Рядом со мной лежала молодая красивая женщина, жаждущая ласк. Её тело трепетало и горело желанием близости. Мои губы, подчиняясь инстинкту, прильнули к губам Али, которые мгновенно отреагировали на поцелуй ответным движением. Её язык стремительно ворвался в мой рот и круговыми движениями приступил к танцу любви. Мои руки сквозь ткань ночной рубашки ласкали соски её грудей, которые от этого мгновенно набухли и затвердели. Не выдержав этой пытки, Аля села и сняла с себя рубашку, оставшись совершенно нагой. Одновремённо был сделан жест, предлагающий сделать то же самое и мне, что я тут же и проделал. Отбросив все условности, мы ласкали друг друга до изнеможения. Беспредельная фантазия наших любовных игр не знала предела. Когда заканчивалась очередная серия ласк и мы, еле дыша, умиротворённо лежали и отдыхали, то нам казалось, что мы уже ни на что не способны. Но стоило только одному из нас нечаянно коснуться другого, как тут же между нами проскальзывал высоковольтный разряд, и мы вновь и вновь набрасывались друг на друга. После завершения очередного взрыва, Аля вдруг вымолвила:
-Если бы вчера мне кто-нибудь из подруг сказал, что я способна на такое, то я бы ей оторвала язык. А сегодня я проделывала это с превеликим удовольствием. Что, в конце концов, со мной происходит? Ты не поможешь мне разобраться в себе, а?
-Нечто подобное мучает и меня. Более того, я даже и подумать не мог, что способен на такие подвиги, тем более в моём-то возрасте. Но это твоя заслуга и только твоя.
-Сэр, Вы не думаете, что ваш намёк, мягко говоря, не корректен? Он подразумевает большой опыт, в таких делах, а это не соответствует действительности. Весь мой опыт, это единственный случай в школьные годы.
-Помилуй бог! Я имел в виду совершенно другое. Твою красоту, молодость, темперамент, чувственность, в конце концов, стремление дать окружающим больше, чем ты получаешь сама.
-Будем считать, что ты с честью выкрутился из щекотливого положения. Да, кстати, после всего, что произошло сейчас с нами, как мне прикажешь теперь тебя называть? Сан Саныч - слишком официально, Саша, Сашенька – как-то не этично, да и пошловато, учитывая разницу возраста.
-Ну, уж это - уволь! Это твои трудности! Мучайся, мучайся!
-Ладно! Что-нибудь придумаю. А вообще-то ты, милый друг, порядочная сволочь.
-Вот это да! И это после объяснения в любви.
-Объяснения-то положим, не было, а был прекрасный секс. А нехорошим словом я тебя обозвала за то, чего ты лишил мою маму в своё время. Я это только сейчас поняла. Господи! Да более счастливой пары, чем вы, не было бы на земле.
-Перегибаешь Аля палку! Секс не главное, хотя и важный фактор. А если быть до конца откровенным, то даже с высоты сегодняшних лет, я не знаю правильно или неправильно поступил тогда.
Мы некоторое время лежали молча. Каждый из нас перебирал свои мысли, перелопачивая всё это, произошедшее с нами. Вдруг Аля встрепенулась.
-Не сочтите меня милый друг нескромной, но я захотела есть. Объезжая вот этого породистого скакуна, (при этом она ткнула меня рукой в бок) я столько энергии израсходовала, что без куска мяса и глотка вина могу запросто умереть.
-Как изволите, мадам! Сделаем в лучшем виде! Вставать не обязательно!- и я пошёл копаться в холодильнике.
Набрав бутербродов и достав холодного сухого вина, я вернулся в спальню.
-Кушать подано!- объявил я, придав голосу и жестам манеры старинных пьес, и поставил поднос на столик.
-Аля, перебирайся ближе. На кровати поднос моментально опрокинется.
-Это я догадалась и сама. На водяном матрасе мне спать приходилось, но заниматься сексом, нет. Надо сказать, что мне очень понравилось. Как на счёт того, чтобы повторить?
-Встречное предложение! Начинаем прямо сейчас.
-Ну уж нет! Только после дозаправки.
Набросив на себя простыню, Аля перебралась поближе к подносу. Но есть, и держать простынь неудобно, и она небрежным движением, обернув ею нижнюю часть тела, стала аппетитно уплетать бутерброды, запивая их холодным вином, не смущаясь своей наготы.
-Давно бы так сделала. Нечего скрывать прелести, да какие прелести! Вообще, с мужской точки зрения, закрытое одеждой тело возбуждает эротическое чувство в большей степени, чем обнажённая натура.
-Ты  хочешь сказать, что в таком виде, ты уже не хочешь меня?
-Это запрещённый приём. Не лови меня на слове.
Так подшучивая друг над другом, мы закончили поздний ужин и, сбегав в ванную комнату, улеглись спать. Из открытого окна доносился стрёкот кузнечиков. Изредка в деревне взлаивали собаки. Аля мирно лежала рядом. Её голова покоилась на моём плече. Мои руки нежно обнимали её тёплое тело, источающее неуловимый аромат ребенка. В порыве нежности я прижал Алю к себе и зарылся лицом в её волосах.
-Аля! Ты так вкусно пахнешь, что мне хочется съесть тебя по кусочку.
-Тебе было мало бутербродов? Захотелось живого мяса? Могу предложить на выбор правую или левую грудь.  Когда ты её покусываешь, то это меня здорово возбуждает.
Мы ещё некоторое время поболтали, и незаметно Аля уснула у меня на плече. А я ещё долго лежал и осмысливал, произошедшее с нами, боясь пошевелиться и разбудить её, но усталость взяла своё, и я тоже отключился.
Утром меня разбудил запах кофе. Открыв глаза, я увидел, сидящую в кресле Алю пристально смотрящую на меня. На столике перед ней стояли две чашки с кофе, а также вазочка с печеньем и обжаренными тостами.
-Вставай, засоня! Кофе подан! - произнесла Аля и галантно показала на столик.
-Доброе утро Аля! А чего это ты так, изучающее, смотрела на меня?
-Да вот решала вопрос, какую новость тебе сообщить первой. Плохую или хорошую?
-Давай с хорошей. Не надо омрачать утро.
-Замечательно, начнём с хорошей новости! - она сделала длинную паузу, а затем серьёзным голосом добавила:
-Уважаемый Сан Саныч можете считать меня легкомысленной девицей, но я кажется, да не, кажется, а точно - влюбилась! В кого, надеюсь, объяснять не надо. А плохая новость, - она на мгновенье запнулась, а потом выдала:
-Ты через девять месяцев будешь отцом. Сегодня утром должны были начаться месячные. За всю мою жизнь ещё ни разу не было нарушения графика ни на один день. Поздравляю Вас Сан Саныч! Как Вы смотрите на роль отца?
-Во-первых! Аля, я бы переставил вопросы по их значению ровно наоборот. Во-вторых! Наконец-то сбылась мечта всей моей жизни, иметь ребёнка, в генах которого есть что-то от меня. Иди ко мне. Дай я тебя расцелую.
Я притянул к себе Алю и нежно её поцеловал. Наш поцелуй непроизвольно затянулся, и мы погрузились в пучину взаимных ласк, закончившихся одновременным взрывом, потрясший нас обоих своей силой и глубиной. Казалось, в нём участвовала каждая клеточка наших тел.
-Господи! Неужели такое возможно? – еле слышно произнесла Аля и пристально посмотрела на меня. По её щекам текли слёзы.
-Аля, чего ты плачешь?
-Это от счастья. Я даже не могла предположить, что такое возможно. Ещё вчера я не знала о твоём существовании, вернее слышала о тебе от мамы, но знать то не знала, а вот сегодня на земле нет человека, ближе и роднее тебя. Двенадцать часов, которые изменили моё мировоззрение. Похоже, ты действительно колдун или я просто сошла с ума. А может это сон?
-Нет, Аля! Это не сон. Хотя у меня тоже мелькают мысли о не реальности происходящего.
-Да, кстати, что это ты сказал про перестановку приоритетности вопросов, во-первых, во-вторых? – при этом она села на кровати лицом ко мне, поджав под себя ноги по-турецки. Её поза, открывающая доступ взгляду к самым сокровенным женским частям тела, была более чем вызывающей, но она, как маленький ребёнок, не понимала этого.
-Давай колись! – добавила она, слегка раскачиваясь, отчего её довольно полные и красивые груди эротически заколыхались.
-Аля, я же, в конце концов, мужчина и твоя поза провоцирует меня на адекватное поведение. Это запрещённый приём ниже пояса, где у меня, в настоящий момент, твориться, чёрт знает что.
Аля расхохоталась и изящным движением набросила на себя простыню.
-А говорил, что старый! Тестирование прошёл на пятёрку. Но мы отвлеклись, ты так и не ответил на мой вопрос.
-Да всё очень просто. Любовь девушки, тем более такой, как ты, это прекрасно. Но, на мой взгляд, зачатие ребёнка, да ещё в любви, считаю более важным и, безусловно, первостепенным. Удовлетворена?
-С достоинством выкрутился. А теперь, после такого бурного дубля зачатия, я хочу остыть под душем, не возражаешь?
Аля чмокнула меня в губы и убежала в ванную комнату. Глядя ей вслед, я не мог поверить своему счастью, обладать этим удивительно красивым телом, иметь влияние на её ум. В голову непроизвольно лезли сравнения Али с её мамой, которую я любил в далёкие детские годы. Её образ я пронёс через всю свою жизнь. Дважды был женат, имел множество любовниц и всё только затем, чтобы найти женщину, ну хоть чем-то похожую на Валю. Не получилось. Валя была штучным экземпляром, а её дочь вообще уникальной женщиной.
Из всех женщин, с кем мне приходилось сталкиваться в жизни, наиболее похожей на Валю, была моя первая жена Рудифь, цыганка по происхождению, но русская по паспорту. Да и похожа-то она на Валю была только характером, непредсказуемостью поступков поведения в жизни. Внешне между ними не было ничего общего. Валя обладала незаурядным умом, была красавицей, высокой, стройной, с гордой посадкой головы. Руд, как я её звал, была типичной представительницей своей расы. Черноокая смуглянка с тонкими чертами лица и сексапильной фигурой. Единственным её отличием от цыганок была всегда присутствующая на лице улыбка, хитрая, всегда чуточку ироническая, располагающая к общению и доверительным отношениям. Как большинство цыганок, она обладала даром с одного взгляда раскусить характер собеседника и без труда влезть в его душу.
Её отец видно был незаурядным цыганским бароном, коль скоро предвидел грядущие перемены в жизни, когда была введена обязательная осёдлость жизни кочевых цыган.  Он смог заставить детей получить среднее образование и поступить в институты.  Отца Руд, я, к сожалению, не знал, он трагически погиб вместе с женой при странных обстоятельствах, о которых Руд никогда не говорила и при любых попытках что-то выяснить, уводила разговор на другую тему. Познакомились мы с ней в институте при довольно интересных обстоятельствах.
Как-то у преподавателя сопромата что-то случилось в его семье, и он должен был отсутствовать неделю. К сожалению, так уж сложились обстоятельства, заменить его не мог ни один из преподавателей института, и он попросил меня, своего студента заменить его. Надо было на другом факультете прочитать несколько лекций и провести в нескольких группах практические занятия. Он три года был моим преподавателем сопромата, прекрасно знал меня, и видно был уверен, что я его не подведу. Он договорился с моим деканатом о том, что я буду отсутствовать на своих занятиях по этой причине, и я, несказанно волнуясь, подменил его. Благо темы занятий мне были хорошо известны, и для меня не составляло большого труда их провести.
Вот на практических занятиях в одной из групп я и познакомился с Руд. Для лучшего усвоения теоремы «РОЗУ» я дал задание студентам решить несколько практических примеров. Большинство студентов справились с заданием, и я их отпустил с занятий. У Руд возникли проблемы с усвоением данного материала, и мне пришлось задержаться и более подробно его объяснить.
Из института до студенческого городка мы шли вместе, и она удивилась, когда я прошёл мимо преподавательского корпуса и свернул к студенческому общежитию нашего факультета.
-Вы что, живёте со студентами? - спросила она.
-Да! Я же ещё студент, а не преподаватель.
Её удивлению не было предела. Посыпалась масса вопросов, на которые мне пришлось отвечать. Так состоялось наше знакомство. Уже на следующем занятии весь её курс знал, что я студент. Это естественно породило к моей персоне повышенный интерес, но, слава богу, негативно не отразилось на поведении студентов, и даже в какой-то мере, повысило интерес к предмету.
Впоследствии Руд мне сказала, что причиной этому явились мои глубокие знания сопромата. Действительно, студенческая братия всегда относилась уважительно к преподавателям, знания которых были безукоризненны, а в поведении не было выпендрёжа и чувствовалось человеческое отношение к студентам.
Скоро вернулся преподаватель сопромата, и всё встало на круги своя. Но с тех пор круг моих знакомых в институте резко возрос, и мне часто приходилось отвечать на приветственные возгласы моих коллег из студенческой братии, когда я сталкивался с ними в коридорах учебного заведения. С Руд у меня в то время естественно не было никаких взаимоотношений кроме как, здравствуй и до-свиданья. Однажды я увидел её в соседнем кинотеатре, где она была вместе с Васей, моим соседом по комнате в общежитии. В тот же вечер Вася удовлетворил моё любопытство и рассказал, что дружит с Рудифь уже почти два месяца. Вася в нашей комнате был самым пожилым по возрасту. Он поступил в институт после службы в армии. Родом он был из Одессы и в армии служил на флоте, поэтому мы все к нему относились с уважением, и его слово в наших спорах всегда было решающим. Вторым по возрасту был я. В институт я поступил после годичной работы на одном заводе, где работал бульдозеристом. Остальные ребята, проживавшие в комнате общежития, поступили в институт непосредственно после школы и мы к ним с Васей относились как к салажатам. С Васей у меня были очень доверительные отношения и однажды, он мне посетовал, что у них с Рудифь произошла размолвка.
Как-то несколько дней спустя после этого разговора, я встретил в институте Рудифь и поговорил с ней о Васе и о том, что он очень переживает из-за размолвки с ней. Она молча, с хитрой улыбкой на лице, выслушала меня и, пристально поглядев мне в глаза, вдруг сказала:
-Ой, рома! Зря ты встреваешь, плохо это кончиться, ну да ладно, пусть сегодня приходит к семи часам к кинотеатру. Я буду там.
Сказав это, она стремительно повернулась, и ушла. А я ещё долго стоял, пытаясь разобраться в произошедшем эпизоде. Мне было непонятно, почему она назвала меня цыганом, хотя я был всегда рыжим, и для кого и что должно плохо кончиться. Так и не найдя ответа, я к вечеру вернулся в общежитие и сказал Васе, чтобы он пошёл на встречу с Рудифь.
Реакция Васи была для меня неожиданной. Он категорически отказался идти на свидание. Я оказался в дурацком положении, хотел сделать доброе дело, а получилось наоборот. Но, уж коль заварил кашу, надо было её расхлёбывать, надо было идти к кинотеатру на встречу с Рудифь. В сердцах я бросил Васе фразу, что он мол, ещё пожалеет, об отказе идти на встречу с цыганкой.
При встрече у кинотеатра Рудифь заразительно расхохоталась, увидев меня, а не Васю.
-Ой, рома, с огнём играешь!
-Какой я тебе рома! У тебя что дальтонизм, и ты не видишь мои рыжие волосы?
-Ой, златокудрый! Цыганскую душу не спрячешь под рыжими кудрями. Плохо маскируешься.
В тот момент я был шокирован её ответом, да и в последующей совместной жизни она не раз ставила меня в тупик своим непредсказуемым поведением.
В тот вечер мы посмотрели какой-то фильм и ещё долго после него бродили по вечерней Москве. С первого мгновения этой встречи между нами как будто проскочила искра взаимного доверия и понимания. Нам было легко разговаривать на любые темы, даже на те, которые между мужчиной и женщиной обычно не поднимаются и которые старательно обходят стороной.
При расставании у дверей её общежития мы, как-то даже не задумываясь, поцеловались долгим и нежным поцелуем, после которого Рудифь сказала:
-Ой рома, много счастливых дней будет у нас, да жаль, на всю жизнь не хватит!
Её прозорливости можно было позавидовать. Уже через месяц все в институте считали нас мужем и женой, и мы действительно были ими, хотя официально не регистрировались. Сбылось и предсказание Рудифь о счастье. Ни раздельная жизнь по своим общежитиям, ни трудности в материальном плане не могли омрачить нашего счастья. Единственное, что порой выводило Рудифь из себя, это её возраст. Она была старше меня на четыре с половиной года. И когда порой мы с ней вместе оказывались у зеркала, она готова была разбить его вдребезги. Как мог, я её успокаивал, на что она всегда отвечала:
-Да знаю дорогой! Не из-за этого ты бросишь меня, а удержать я тебя не смогу всё равно. Поэтому и злюсь. Прости дорогой! Забудем!
Во время учёбы в институте я подрабатывал в студенческом конструкторском бюро, где мы составляли технические паспорта промышленных предприятий. За каждую страницу паспорта нам платили по семь рублей, а я иногда в день делал их две, и это при стипендии сорок пять рублей в месяц. Кроме этого иногда делал технические расчёты и чертежи для аспирантов, для их диссертаций, что оплачивалось в те времена довольно дорого. Эти приработки позволяли нам с Руд иногда расслабиться и сходить в ресторан или в театр.  Особенно часто мы ходили в  цыганский театр «Ромен», который располагался тогда в центре города.  Ещё до встречи с Рудифь я часто ходил в этот театр, знал в лицо всех основных артистов.  Даже знаменитую цыганку Лялю Чёрную удалось не раз видеть.  Особенно мне нравилось смотреть театрализованную постановку «Цыганские напевы».  Но к слову сказать, то, что я видел в детстве, когда кочевые цыгане пели и плясали во время таборных стоянок на моей родине, было не хуже.  Правда, с ведением закона об осёдлости цыган, это напрочь исчезло, а жаль.  Тысячелетиями цыгане бродили по просторам родины, гадали сельским жителям, предсказывали судьбу и этим зарабатывали на жизнь.  Иногда приворовывали у нерадивых хозяев отбившуюся от дома курицу или уводили лошадь, ковали домашнюю утварь и только они могли грамотно подковывать лошадь.  Но вдруг, из-за самодурства власти их приковали к земле.  Надо было как-то выживать.  Вот они и стали изобретать, в том числе торговать дефицитными товарами, водкой в неурочное время, а заодно и наркотиками.  Какие зажигательные концерты цыгане устраивали в деревнях, где никогда в жизни не было других развлечений, кроме беспробудного пьянства да драк по праздникам.  За это им платили и прощали украденную курицу и другие афёры.  Законом об осёдлости, на мой взгляд фактически узурпировали целую нацию, превратив их из свободолюбивого народа в спекулянтов и дельцов от наркомафии.
Ещё до того, как я познакомил Руд с родителями, у меня состоялся разговор с мамой, которая у меня была довольно мудрой женщиной. Когда я ей рассказал о Руд, она довольно спокойно сказала:
-Сынок! Тебе жить с ней, тебе и выбирать, но не испорть жизнь ни себе, ни ей!
Мои родители жили в Рязанской области и вот после зимней сессии мы с Руд прикатили к ним. Это надо было видеть. На смотрины пришли все родственники и соседи. Как же, Саша приехал, да не один, а с женой, а жена то цыганка. От такого неподдельного интереса к нам я растерялся, а Руд спокойно всех оглядела, очаровательно улыбнулась и дружелюбно произнесла:
-Ну что? Понравилась? Берёте в семью?
Всех покорили её откровенные слова. Она одной обычной фразой подкупила всех и вся. Со всех сторон понеслись возгласы одобрения. Стена затаённого недоверия в мгновение ока рухнула, и воцарился семейный мир. После шумного застолья мы с Руд пошли в заводской клуб на танцы. И там Руд произвела на всех приятное впечатление и покорила своим темпераментом в танцах и своей обворожительной улыбкой. Всё село несколько дней обсуждало мою женитьбу и гадало о нашем будущем.
Каникулы пролетели очень быстро, мы даже не успели их заметить. Настало время уезжать в Москву, на учёбу. Мать при прощанье с нами истово расцеловала Руд и нежно назвала её доченькой, от чего та залилась слезами и окончательно покорила мою мать, которая до самой своей смерти, не простила мне того, что в своё время я ушёл от Руд.
Через полтора года мы с Руд успешно закончили институт. Так как я был направлен в институт заводом, то и возвращаться мне нужно было на родное предприятие. Всё руководство института знало о нашем семейном положении, поэтому специально для Руд, с помощью чиновников министерства высшего образования, нашли вакантное место на предприятии, расположенном недалеко от моего завода, и дали ей туда направление на работу. Удивительнее всего было то, что никто из институтских бюрократов, даже не спросил с нас свидетельство о браке. Воистину жена цезаря вне подозрений, тем более, что я не был таковым. Но всему институтскому начальству импонировало, что мы всегда и везде вместе и никто даже не усомнился в нашем браке, иначе ещё неизвестно как бы сложились наши судьбы.
Работа, как оказалось, и у неё и у меня была очень трудной и совсем не такой, как мы её представляли в институте. Но эти трудности и сделали из нас специалистов. И если в первые годы работы нам не потребовались те объёмы знаний, полученных в институте, то в последующей моей работе мне были необходимы знания экономики и поэтому пришлось ещё закончить два вечерних института, в том числе и высшую партийную школу, что было необходимо для успешного карьерного роста.
Наши с Руд производственные карьеры складывались приблизительно одинаково. Она, от простого лаборанта, за полтора года каторжного труда, достигла должности главного технолога предприятия. А я преодолел пять ступенек вверх по иерархической карьерной лестнице и от рядового мастера добрался за полтора года до должности главного инженера завода, на котором работало больше полутора тысяч рабочих, и добрая сотня инженерно-технических работников.
Семейный быт для нас с Руд не создавал никаких проблем. Всё складывалось довольно удачно. При поступлении на работу, мне, как молодому специалисту, сразу дали двухкомнатную квартиру и рядом с домом выделили приусадебный участок для огорода. Мы с Руд начали активно вить своё гнездо. В соответствии со своими материальными возможностями, обставили квартиру мебелью, купили необходимую бытовую технику, а через два года даже смогли приобрести автомашину. В те времена начал работать Жигулёвский автозавод и мне, в качестве поощрения за хорошую работу, райком партии выделил машину «Жигули», из первого поступления их в область. Семейная жизнь протекала в мире и согласии, бытовых разборок практически не возникало. Да и ссориться то нам фактически было некогда. Я сутками пропадал на работе, а иногда, в аварийных ситуациях, и по трое суток не мог прийти домой, хотя завод был расположен в пятнадцати минутах ходьбы от дома. У Руд тоже довольно часто возникали ситуации в том же плане, с единственной разницей в том, что она и физически не могла порой приехать домой, так как её предприятие находилось в районном городке в пятнадцати километрах от дома. В обычные дни она добиралась туда и оттуда на электричке, но стоило ей чуть задержаться на работе, как сразу возникала проблема, и приходилось добираться до дома попутками или оставаться ночевать на рабочем месте или в гостинице, где у неё постоянно был забронирован номер. В интимной жизни у нас с Руд также не возникало никаких проблем, единственное, что меня порой угнетало, это отсутствие детей. Руд никак не могла забеременеть. В этом вопросе мы впоследствии проконсультировались с врачами, и выяснилось, что причина во мне. Перенесённые в детстве болезни дали осложнения и привели к моему полному бесплодию.
Мы прожили с Руд вместе около пяти лет. В нашей жизни было много счастливых дней, но отсутствие детей всё больше и больше травило мне душу. Да тут ещё на работе возникла проблема. Директор завода оказался не чист на руку, и, боясь попасться, начал подставлять меня, заставляя подписывать сомнительные финансовые документы. Когда я в этом досконально разобрался и получил неопровержимые доказательства директорской нечистоплотности, состоялся нелицеприятный разговор, после которого совместная работа уже была невозможна. Кто-то из нас должен был уйти. Это решил сделать я, одним ударом решить сразу две проблемы и ту, которая возникла на работе, и ту, которая образовалась в семье из-за отсутствия детей. В семейной жизни я стал чувствовать себя каким-то ущербным.  И это так стало давить на психику, что я решил уйти от Руд, ибо её тоже начинала угнетать эта проблема. Цыганка без детей это нонсенс. В тот момент я в большей степени думал о благополучии Руд, чем о себе. На сто процентов у меня была уверенность, что Руд в последующем обязательно выйдет замуж, нарожает кучу детей и будет вполне счастлива. Так оно собственно и произошло, с единственной разницей в том, что Руд родила только одного сына. Да она собственно родила бы и больше, но ей снова не повезло в семейной жизни. Её новый муж, хоть и был хорошим человеком, но к несчастью спился, и Руд его выгнала и сына воспитывала одна, но была при этом безмерно счастлива и души не чаяла в своём чаде.
Возвращаясь к вопросу ухода с работы, необходимо добавить, что сделать это было не просто. Дело в том, что когда я был назначен главным инженером завода, то естественно автоматически приобрёл статус номенклатурного работника, и райком партии встал на дыбы, узнав о моём уходе. В райкоме партии давно уже решили назначить меня директором завода.  Во-первых я был местным уроженцем, следовательно никуда не уеду, во-вторых имел большой авторитет у всего персонала завода.  Узнав о моём решении рассчитаться с работы, первый секретарь райкома долго пытал меня о причинах ухода. Но мне не хотелось выносить сор из избы. Я уклонялся от истинных причин. В конце концов, секретарю надоела игра в кошки мышки. Он напрямую заявил, что если причина в директоре, а в райкоме догадывались о наших взаимоотношениях, то он позвонит в Москву и решит вопрос о снятии с работы нынешнего директора и согласует вопрос о назначении на эту должность меня. В противном случае он пригрозил отобрать у меня партийный билет, а это означало, что на приличную работу в любом конце Союза нечего было рассчитывать, и на инженерной карьере можно было смело ставить крест. Это меня естественно не устраивало.
После возвращения из райкома, зашёл к директору и всё ему выложил. При разговоре с ним я ему напрямую заявил, что-либо он делает всё необходимое, чтобы моя репутация после ухода с работы осталась незапятнанной, либо мне не остаётся ничего другого, как рассказать в райкоме всю правду. Тогда ему грозит не только снятие с работы, но и уголовное дело, где лично я буду только свидетелем. Разговор возымел необходимые для меня последствия.
Что и как делал директор, чтобы моя репутация не пострадала, меня не интересовало, но мне позволили уйти с завода без каких либо последствий.  Уход, а вернее отъезд, из семьи был в значительной мере труднее. Руд не могла понять, что является причиной моего ухода от неё, разговор об отсутствии детей, она принимала за отговорку. Как всегда в таких случаях были слёзы, но диких сцен не было. Руд была гордой и достаточно умной, чтобы не бить посуду.  В последующем жизнь столкнула нас снова.  Это произошло совершенно случайно у Белорусского вокзала.  Мы оба были искренне рады этой случайной встречей и проболтали несколько часов подряд, вспоминая всю нашу жизнь. С тех пор мы никогда не теряли друг друга из виду и систематически созванивались, поздравляя то с днём рождения, то с каким либо другим праздником. До сего времени мы продолжаем перезваниваться и не держим зла друг на друга.
Возвращаясь в те далёкие годы, я помню, собрав свой командировочный кожаный портфель, с которым ещё в институте ходил, уехал в Москву. Только там у меня были родственники, где на первое время я мог остановиться. Безрассудство своего поступка я осознал спустя некоторое время. В те времена Москва была практически закрытым городом. Без прописки было невозможно устроиться на работу, а прописаться можно было, только имея работу. Замкнутый круг, официально разорвать который можно было только женитьбой на москвичке, что многие и делали, порой даже фиктивно, и естественно за большие деньги. Этот путь меня не устраивал.
Всё руководство главка в моём родном министерстве, к которому относился мой завод, хорошо меня знало, и было готово принять на работу, но только при условии наличия московской прописки, ибо сами этот вопрос решить не могли. В общем, я потерпел полное фиаско. В поисках выхода из создавшегося положения, я провёл больше месяца. Взятые при расчёте с работы деньги подходили к концу. Да и терпение родственников, которым я свалился как снег на голову, надо было уважать. Возникла такая ситуация, решить которую было невозможно. В минуты отчаянья даже возникали мысли о самоубийстве. Выхода из создавшегося положения я не видел, а возвратиться домой не мог, совесть и гордость не позволяли это сделать.
Мои воспоминания были прерваны появлением Али, которая вышла из ванной, расточая благоухание лаванды.
-Дорогой! Где это ты блуждал без меня? У тебя такой отрешённый вид.
-Да, ты права! Я действительно был далеко, почти в тридцати годах отсюда.
-Милый! И с кем это ты меня сравнивал? Я не ревную, но предупреждаю о неэтичности подобного, - сказав это, она лукаво улыбнулась и погрозила пальцем. Её прозорливости можно было позавидовать.
-Успокойся! Ты вне конкуренции, ты мечта, одухотворённая и воплощённая в плоть и кровь, ты миф, созданный моей фантазией, который оказался в натуре даже ещё лучше, чем я его себе рисовал.
-Эко тебя занесло! Не боишься, что от таких дифирамбов я могу возгордиться и улететь в недосягаемые дали? Мне, безусловно, очень приятно слышать от тебя подобные комплименты, но в данный момент нельзя ли предложить мне чего-нибудь земного. Ну, хотя бы кофе и кусочек хлеба с маслом. У меня была такая трудная ночь, и я столько сил потратила с одним старым, старым жеребцом, пытаясь его реанимировать, что даже ноги от слабости подкашиваются.
-Ну вот! Взяла и всё опошлила! Впредь я буду более осторожен в комплиментах, а буду сразу предлагать взятку в виде куска сыра.
-Ладно! Счёт один - один, но в мою пользу и в качестве поощрительного приза за ваш комплимент Вы, мой друг, получите вот это, - смеясь, закончила она нашу словесную дуэль, и сев мне на колени, нежно поцеловала в губы.
-Но кусочек сыра за тобой!
-Понял, не дурак! Последнее слово за тобой, переходим к сыру.
Подшучивая друг над другом, мы с Алей позавтракали, а затем поднялись на солярий, чтобы на лоне природы спокойно покурить и наметить планы на предстоящий день. Июньское солнце жарко припекало, так что пришлось поставить огромный пляжный зонт и передвинуть наши шезлонги под него. По сотовому телефону я позвонил в Москву своему близкому знакомому и попросил достать, вышедший из строя датчик для Алиной машины. Он пообещал это сделать и как можно быстрее переслать его с оказией мне в деревню. Один вопрос был решён. Оставалось продумать вопрос о поездке в город Касимов, но тут Аля взяла инициативу в свои руки.
-Никакого Касимова! Сегодня у меня выходной. К тому же сегодня я не хочу делиться твоим вниманием даже со своей лучшей подругой. Если ты не возражаешь, и у тебя нет своих срочных дел, то давай сегодня посвятим день друг другу. У меня к тебе масса вопросов.  Ты отец нашего будущего ребёнка, а я абсолютно ничего не знаю о тебе. Что я буду отвечать своей подруге на её расспросы? Да мне самой, в конце концов, надо определиться с кем, не в обиду будет сказано, я связала свою судьбу. Наша с тобой встреча и на меня и, как вижу на тебя, произвела огромное впечатление. Это не курортная, любовная интрижка, это нечто большее. А ты как считаешь?- закончив этот монолог, Аля серьёзно посмотрела мне в глаза.
-Целиком и полностью согласен с тобой по всем пунктам, кроме одного.
-Объясни! С чем ты не согласен?
-С беременностью! Скорее всего, это просто обычная задержка. Возможно, она даже связана с тем, что между нами произошло этой ночью. Прошу только, пойми меня правильно, я не отказываюсь от отцовства, просто от меня не может быть детей. Это медицинский факт, подтверждённый жизнью, и причина того, что я ушёл от первой жены, дабы не лишать её счастья материнства.
-Дай то бог! Но мне лично хотелось бы, чтобы беременность подтвердилась. Я хочу иметь ребёнка именно от тебя, независимо от того, кто ты. Хоть глава мафии, хоть бездомный бомж, взявший напрокат этот уютный домик, напористо произнесла Аля и задумалась.
Молчал и я. Действительно, последние сутки буквально вздыбили наши судьбы. Теперь от принятых нами решений зависело очень многое. Каждому из нас не хотелось испортить жизнь другому, а наоборот мы желали друг другу счастья, но как это сделать не знала ни она, ни я. В течение жизни, какой бы продолжительности она не была, у каждого человека складывается определённый стереотип поведения. При образовании семьи, каждому из его членов, приходиться чем-то поступиться, чем-то жертвовать во благо общего благополучия. Это понимал каждый из нас и обоих мучил один и тот же вопрос, сможем ли мы преодолеть те препоны, которые ждут нас впереди. Привычный жизненный уклад каждого из нас летел в тартарары.
А жизнь, между тем продолжалась, и день становился всё жарче и знойней. Чтобы хоть чуточку охладиться, я предложил Але искупаться в бассейне. На что она тут же согласилась и сбегала одеть купальник. Вода в бассейне была в меру освежающей, что доставило нам обоим истинное удовольствие. Мы даже немного замёрзли после купанья и быстренько поднялись на солярий погреться на солнышке. Аля деловито разложила шезлонг, накинула на него одеяло, но не легла, а внимательно осмотрела перильное ограждение солярия и спросила:
-У тебя ещё есть одеяла? Я хочу их повесить на перила.
-Сколько угодно. Они на кровати.
Аля тут же их принесла и развесила по перилам. Получился очень уютный, закрытый со всех сторон уголок, доступный только солнцу. Я не сразу понял стратегию Али, но когда она сбросила купальник и легла под лучи солнца, в чем мать родила, я был приятно удивлен её очередной женской непосредственностью.  Мне была предоставлена возможность без ограничения созерцать Алины прелести в обнажённом виде. А полюбоваться было чем. Если, у её мамы, тело было очень женственно, с еле заметной склонностью к пышности форм. То у Али при всём притом же, фигура была более поджарой, спортивной, и очень сексапильной. Красивые груди, волнующие изгибы тела в местах перехода от талии к бёдрам, идеальная форма ног могли воодушевить любого художника, не говоря уж обо мне.
С замиранием в сердце, я сидел и любовался этим эталоном женской красоты. Каких усилий мне стоило сдерживать свои эмоции. Мне так хотелось погладить Алины женственно-эротичные груди, нежно прикоснуться к курчавым завиткам волос на холмике Венеры, поцеловать бледно-розовый бутон её полных губ.
-Ну и долго я буду ждать, когда ты меня поцелуешь?
-Аля, мне волнения противопоказаны. Сердце может не выдержать от одного взгляда на тебя, а уж если поцелую или поглажу, то можешь сразу заказывать гроб.
-Беру всю ответственность на себя! От положительных эмоций ещё никто, кроме Бальзака, не умер. Ну а если это случиться, то опять же можешь гордиться. После Бальзака ты будешь вторым и посмертно попадёшь в книгу Гиннеса. Иди сюда, иначе умру я.
Наш поцелуй естественно перешёл в нечто большее. Мы перебрались на кровать и наши взаимные ласки довели нас до такого состояния, что их окончание закончилось буквально вскриком блаженства, вырвавшегося из уст Али.
-Милый мой дедуля! Ну, где ты был раньше? На сколько лет ты лишил меня такой радости, как обладать мужчиной и в тоже время быть подчиненной ему. Никто в мире, кроме тебя, не смог бы разжечь мою страсть так, как это сделал ты. Как же много мне оказывается нужно для этого. Одинаковое понимание природы, созвучность душ, любовь к моей маме и даже запах твоего пота. Ей богу не вру, запах твоего пота приводит меня в экстаз, в нём что родное, естественное для меня и впитанное с пелёнок, напоминающее запах родной мамы. Господи! Бедная мама, что с ней будет, когда я приведу тебя в дом? Дедуля, что делать то будем, а? Да, кстати! Я, кажется, нашла решение, как буду обращаться к тебе. Ты будешь дедулей. Не возражаешь?
-Нет, не возражаю, хоть горшком назови, только в печь не ставь.
Аля сладко потянулась в кровати, прижалась ко мне всем телом, а затем, откинув голову, поймала мой взгляд и долго неотрывно смотрела в глаза, пытаясь прочитать мои самые сокровенные мысли. Её зелёные глаза лучились светом любви.
Мы ещё долго лежали, думая каждый о своём, насущном, прошлом и будущем.  И эти молчаливые минуты после бурного секса, сближали нас сильнее, чем шутливые приколы и разговоры ни о чем.  Затем вновь поплавали в бассейне. После обеда мы вновь поднялись на солярий, где Але захотелось рассказать мне о своей жизни.
Её мать, прождав меня более двух лет, вышла замуж за дипломата, который добивался её руки многие годы. С ним она уехала за границу, где и родилась Аля. Училась она, то при посольстве за бугром, то на родине, когда отца отзывали в министерство иностранных дел. Жизнь их семьи стремительно менялась в зависимости от политической обстановки. За годы работы отца в МИДе, их семья побывала и в Африке, и в нескольких странах Европы. Когда Аля получила среднее образование, то она сначала три курса училась в Москве, а затем её отправили учиться в Сорбонну. Жить в отрыве от семьи было тяжело, но тем не менее, Аля успешно закончила учёбу, и вернулась домой. Отец помог ей устроиться на работу в аппарате МИДа, где она, от рядового клерка, дослужилась до должности помощника при заместителе министра, где и работает до сих пор.
В школьные годы имела один раз неосторожность попробовать наркотики, за что и поплатилась своей девственностью. Во время учёбы во Франции, увлеклась своим сокурсником и чуть не вышла замуж. Помешала этому мама, рассказав ей историю своей первой любви. Она подсказала дочери, как проверить истинность чувств её друга и только после этого выйти за него замуж.  Претендент на руку и сердце Али не выдержал элементарной проверки и они навсегда расстались. Нечто подобное произошло во время работы в МИДе, но здесь вмешался отец и раскрыл ей глаза на  претендента.  Почему так получилось, что до сих пор она не встретила достойного мужчины? То ли окружение состояло из избалованных и порочных, то ли у самой была слишком завышена планка после двух проколов, но с тех пор она оставила надежду на семейное счастье и была увлечена только работой, поставив себе диагноз старой девы в синих чулках.  Конечно, это почти шутка, но в каждой шутке, есть доля правды.
-Как видишь, обычная рядовая история. Не встретился мне в жизни ни романтик, ни мушкетер, ни олигарх с чистым сердцем, а попадались только или меркантильные, или инфантильные мужчины, которые были не только не способны увлечь женщину, но даже заинтересовать её.
-Один мудрец сказал: «Не жалей о том, что было и не бойся того, что будет». Главное в том, что ты сохранила целостность души. Не растратила себя на пустяках, сохранила верность своим идеалам.
-Так-то оно так! Но уже половина жизни прожита, а ничего стоящего не создано.
-У тебя всё ещё впереди.
-Спасибо, что ты пытаешься меня успокоить. Будем надеяться! Ну а теперь твоя очередь исповедаться, но перед этим разреши мне позвонить подруге, а заодно и маме. Завтра мы сможем съездить в Касимов?
-Конечно! Если у тебя вновь не будет выходного.
-Язва! Давай телефон.
Я принёс ей телефон, и чтобы не мешать её разговору, спустился в дом.