Поезд на Флориду. Череда воспоминаний

В апреле 1875 года, я лейтенант 7-го кавалерийского полка армии США, Ричард Генри Пратт откомандирован командованием в Форт-Силл, что на Индейской территории, с целью организации этапирования военнопленных вождей индейцев центральных и южных равнин по железной дороге в маленький городок Сент-Огестин во Флориде.
Как предполагалось правительством США, мятежные индейцы должны были отбывать там наказание в тюрьме Форта-Марион до вынесения окончательного приговора.
До этого я получил несколько писем от своего отца, с приглашением посетить его небольшое ранчо в северном Техасе близ границы с Индейской Территорией. Отец сообщал, что узнал о моем ранении в бою с индейцами от одного из моих сослуживцев, поселившегося в тех местах.
Действительно, я принимал участие в боевых действиях против кайова, команчей и шайенов, и после ранения месяц находился в Вашингтоне в доме матери и отчима. Окончательно поправившись, я решил, что по прибытии в Форт-Силл, где находилось агентство кайова и команчей изыщу возможность на пару дней заскочить на ранчо к отцу и провести время в свое удовольствие.
В вояже во Флориду моим попутчиком, с легкой руки главнокомандующего генерала армий Уильяма Текумсе Шермана, должен стать майор Мэтью Саливан, бравый вояка, пятидесяти лет отроду, сухощавый шатен. О Саливане, мои друзья отзывались, как о человеке, бесстрашном, амбициозном, горделивом и заносчивом, для которого война являлась смыслом жизни. Саливан, как поговаривали в полку, пользовался покровительством и расположением генерала Шермана, с которым состоял в дружеских отношениях еще с гражданской. Взрывной характер и иные качества майора, отчасти препятствовали его продвижению по службе. Чтобы произвести боевого товарища в чин повыше, генерал Шерман первоначально планировал направить Саливана проходить службу в департамент Платт под начало генерала Джорджа Крука, где разворачивалась военная компания в Небраске, Айове, штатах Юта, части Дакоты и Монтаны против мятежных сиу и шайенов. Но Шерман решил, что на веку Саливана достаточно много войны, поэтому откомандировал его из 7-го кавалерийского полка в распоряжение командования 4-го кавалерийского полка, части которого дислоцировались у Форта-Силл. Я слышал от штабных, не лестно отзывавшихся о Саливане, что Шерман пообещал ему, после успешной доставки пленных вождей в Сент-Огестин, назначение в Вашингтон и звание полковника соответственно.
На одной из богом забытых железнодорожных станций по распоряжению коменданта Форта-Силл нас ожидал экипаж.
Возничий, сержант кавалерии, браво доложил о своем прибытии, дружелюбно улыбнулся и начал заниматься размещением багажа.
- Ваше имя, сержант? - спросил я.
- Бампо, сэр..., - браво отвечал сержант.
- Как долго до форта, Бампо?
- Тридцать миль сэр.
- А от форта до границы с Техасом.
- Порядка семидесяти пяти миль, сэр.
Вытерев платком, пот со лба в разговор вмешался Саливан.
-Зачем вам в Техас, Пратт? Уверяю, на этих краснокожих тварей вы насмотритесь и в резервации, да и вряд ли они сегодня рыщут в тех краях. Мы им надрали задницы так, что они никогда уже не оправятся.
- Я не о том, сэр.
- А о чем же, лейтенант?
- Хочу попасть к отцу на ранчо. Он живет не далеко от Форт-Силл. Узнав о моем назначении, прислал письмо и просит заехать, если будет возможность, - ответил я.
-Понятно Пратт. Бьюсь об заклад, что у нас с вами не будет никаких возможностей на личные дела. Краснокожих начнут доставлять в форт через три дня, и нам придется повозиться, чтобы подготовить их к отправке эшелоном.
- Сэр, у меня все-таки еще три дня отпуска. Приступить к обязанностям я должен только через три дня.
Посмотрев на Бампо, сидевшего на козлах, я понял, что мы готовы отправиться. Саливан, открыв дверь экипажа,
предложил мне первому в него сесть и сам расположился рядом, сняв форменный плащ. Мы тронулись.
Под стук лошадиных копыт и грохота колес экипажа я задремал. Не знаю почему, но мне приснился океан. Я стою на берегу, обдуваемый ветром и смотрю на приближающуюся по волнам большую лодку. Взглядом я ищу кого-то в лодке, но не нахожу. Потом я называю, какое- то имя и не понимаю, почему оно трудно произносится. Лодка движется в направлении берега. Океан прозрачный словно кристалл. Я чувствую, что сзади ко мне кто-то подходит, но я не могу обернуться, и четко слышу голос, который произносит «Гуипаго». Я чувствую дыхание голоса и смотрю на небо. Небо стало черным, и по нему идет тень навстречу мне. От ужаса я просыпаюсь...
- Вам что-то страшное приснилось, лейтенант? - с ехидцей спросил Саливан.
- Да нет, ерунда какая-то.. Сам не пойму. Что? к чему? - взволновано ответил я.
- Да, лейтенант, - продолжил Саливан, - кошмары, кошмары. Все кошмар: и сны, и действительность. Только вот посмотрите вокруг, какая природа в этой части Равнин. Понимаю, почему промышленники затеяли политическую возню с их вождями. Ради таких мест стоит воевать, и убивать, я вам скажу. Как считаете, лейтенант?
- Да, действительно, прерии красивы каждый уголок неповторим. А воевать. По мне так можно и не воевать, сэр. Я бы с ними договорился, я имею ввиду индейцев. Кормил бы их до отвала, поил бы сколько надо. Глядишь, еще и осталось бы в бюджете на содержание армии и строительство промышленных объектов... Много ли надо индейцам? Пища да свобода, - продолжил я навязываемый майором разговор.
- Ах, лейтенант, вы не знаете индейцев, кроме пищи и свободы им нужна война, постоянная война, позвольте вам заметить. Они без войны долго жить не могут. Поэтому, Пратт, мы всегда будем находиться под прицелом их ружей и стрел. Сколько мирных договоров с ними не заключай, сколько трубок мира не выкуривай, ничего не произойдет. Они постоянно будут жаждать войны с нами. Мы и они это два разных мира, два полюса. Индейцы никогда не смирятся с тем, что мы пашем землю, строим мануфактуру, добываем золото, уголь, нефть. Они этого не понимают, следовательно, если нет понимания, то значит надо воевать.
- Это их земля сэр. Вполне понятно, почему они воюют. Представьте, на ваше пастбище приходят без вашего разрешения, убивают весь скот, ваше ранчо сравнивают с землей и начинают строить фабрику. Вы, естественно, начинаете возмущаться, говорить и доказывать, что это все ваше, а вам в ответ, что вы «мятежник», «ренегат», «преступник». Так в чем преступление? В том, что это ваша собственность?
Саливан ничего не ответил, почесал пальцем под носом и опустил голову, потом вздохнул и тихо сказал: «Вы не сделаете карьеры лейтенант, ибо ваши убеждения не соответствуют духу времени».
Мы ехали по равнинной местности.
В километре от нас показалось небольшое стадо бизонов. Бизоны - основной источник пищи прерийных племен. С каждым годом на равнинах их становилось все меньше и меньше. Их отстреливали охотники исключительно из- за ценных шкур и вкуснейших языков и печени. Бизоний бизнес процветал на обширной территории. На огромных площадях прерии, койоты и стервятники пожирали десятки тысяч убитых животных. Племена прерийных индейцев еще год назад, узнав о хищническом истреблении бизонов, покинули свои резервации и выступили против торговцев и промышленников, организовавших уничтожение этих животных. Индейцы безжалостно убивали всех, кто попадался на их пути: женщин, детей, трапперов, ковбоев, ран- черо, вырезали скотоводческие фермы, угоняли лошадей. Одним словом: они смерчем пронеслись по центральным и южным равнинам. Усмирять дикарей послали нас - регулярную армию.
Взирая на мирно пасущихся бизонов, я вспомнил, как еще год назад участвовал в битве с объединенными силами индейцев команчи, шайенов и кайова. В местечке Эдоуб- Уоллс, в Техасе, наш отряд, в котором я командовал ротой кавалеристов, напоролся на засаду индейцев. Мы пришли на выручку тридцати охотникам на бизонов, которые расположились там лагерем. С удивлением вспоминаю то, что я не должен был выжить в этом бою. Индейцы расстреливали нас настолько искусно, что практически невозможно было определить, откуда они ведут огонь. По правде сказать, и огня-то с их стороны почти не было. Они стреляли из луков, так как ружья остались в резервациях и индейцы к месту сражения все пребывали без ружей. Обойдя нас с флангов и замкнув кольцо, индейцы устроили настоящую резню. Стрел они не жалели. В уже пораженные тела они вонзали еще по несколько стрел. Сближаясь с кем-нибудь из нас, они атаковали в рукопашную, ловко перерезая горло своей жертве, либо наносили удар ножом прямо в сердце. Я то и дело слышал их демонические вопли, стараясь не сбить прицел. Скажу прямо, «дикари» в бою - не простая мишень. Пока я прицеливался и ловил на мушку одного постоянно перемещавшегося с томагавком индейца, кто-то из них подкрался ко мне сзади, и, перекрыв дыхание, схватил одной рукой за мою шею. В мгновение я понял, что мне конец, начал оказывать какое-то сопротивление, похожее на дерганье лапками кузнечика, когда ему отрывают голову. Рядом со схватившим меня краснокожим, появился еще один, который быстрым движением обкрутил кожаным ремнем мои ноги. Первый, чем-то тяжелым огрел меня по затылку. И все. А дальше к нам на помощь подоспел эскадрон «солдат Баффало» (негров) 4 кавалерийского полка полковника Маккензи и отбил атаку индейцев. Выжившие в бою солдаты моей роты, привели меня в чувство, поздравили с новым днем рождения и мы, израненные отправились к месту дислокации зализывать раны.
Едем дальше. Саливан молчит. Я тоже стараюсь ничего не говорить. Слышно только, как Бампо подстегивает лошадей: «Хо-о-о-хэй, хо-о-о-хэй». Экипаж, слегка потряхиваясь, несется по каменистой дороге, оставляя за собой клубы пыли.
В голову лезет разная ерунда, события годичной давности не покидают мое воображение. Я почему-то представил себя скальпированным, если бы не «Солдаты Баффоло» - негритянская кавалерия. До того момента, как индейцы меня связали и вытряхнули из меня сознание, я стал свидетелем картины, которая предстала перед моими глазами сейчас, как вчера. Раненый стрелой в бедро, рослый и здоровенный в плечах детина, из охотников, которых мы якобы спасали у Эдоуб-Уоллс, пытался, как-то защититься, но не смог. Когда воин, не то команчи, не то шайен прыгнул на него как тигр, детина, чтобы не быть скальпированным живьем, быстро засунул себе в рот револьвер и застрелился. Индеец плюнул в его окровавленное лицо, перевернул на живот и схватил за волосы, сделав круговым движением ножа надрез на макушке головы. После краснокожий одной нагой стал на спину, а рукой потянул беднягу за волосы..., раздался хлопок и кожа с волосами отделилась от черепа. Дикарь поднял скальп вверх и завизжал. В ответ он услышал такие же вопли кого-то из соплеменников. Я подумал, что так могло быть и со мной. По телу пронеслась холодная дрожь.
-О чем думаете, Пратт? - нарушив молчание, спросил Саливан, возвращая меня к реальности.
- Да так, мистер Саливан, - ответил я, - вспомнил почти роковую для себя схватку с индейцами в прошлом году. Едва, не погиб знаете ли. Страшно немного стало.
- Понимаю вас, лейтенант, понимаю, страх перед смертью испытывает любой человек, тем более если он молод. Вот видите, едва не погибли от рук краснокожих.,так неужели после этого вам не хочется их.
- Нет, сэр, не хочется, - прервал его я.
- Смотрите не зарекайтесь лейтенант, ой не зарекайтесь, - глумливо произнес Саливан.
Я отвернул голову к окну и продолжил любоваться пейзажем бескрайних просторов Великих Равнин, старясь ничем не провоцировать уже наскучившего мне собеседника.
Молчание длилось не долго. Бампо вздыбил лошадей, резко останов их.
- Какого дьявола, сержант? - возмущенно вскрикнул Саливан
- Койоты перебежали дорогу, сэр - ничуть не смутившись, ответил Бампо, повернув в сторону ружье.
- Тогда трогай дальше, - приказал Саливан
- Тихо, сэр, - прошипел Бампо, - лошади похрапывают.
- Похрапывают? - переспросил майор, - Что это значит, сержант?
-Спокойно, сэр, - все также шепотом говорил Бампо, взведя курок ружья в боевое положение, - кажется, индейцы где-то рядом. Лошади индейца за милю чувствуют.
- Индейцы? Откуда? Почему не в резервации? - взволновано сыпал вопросами Саливан.
Бампо не ответил, а лишь только стеганул свою пару «хо-о-о-хэй» и они снова понеслись по каменистой дороге.
- Сэр, - произнес я, - когда мы выезжали из ставки, комендант Форта-Силл телеграфировал, что на границе Техаса с Индейской территорией по-прежнему встречаются рейдовые группы краснокожих команчей и кайова, которые нападают на мирное население. Индейцы самовольно уходят из резервации в поисках пищи, так как поек, по приказу из Вашингтона по каким-то непонятным причинам урезан и им нечего есть.
- Ну и что, он обязан принять меры по безопасности населения, вернуть беглецов в резервацию, либо их уничтожить, а не забивать голову командующему своими проблемами, - раздраженно пробурчал Саливан.
- Легко сказать, обязан, комендант сообщал, что у него не хватает людей, - продолжал я, - и просит дополнительно прислать хотя бы роту для должного поддержания порядка в форте.
Не успел я договорить, как сержант Бампо своим пронзительным возгласом остановил лошадей.
- Индейцы, сэр, - отчеканил Бампо, - кайова из резервации форта кажется.
Я и майор достали револьверы, и приготовились было к бою, но Бампо нас остановил.
- Спокойно, джентльмены. Это старик со старухой, кайова.
Мы вышли из экипажа, держа наготове оружие. Я обратил внимание на то, что индейцы были обернуты одеялами и не выказывали по отношению к нам никакой агрессии. Старик проницательно осмотрел нас, потом подошел ко мне и что-то сказал. Я не понял его. Тогда старик пальцем указал на наш багаж и погладил себя по животу. Потом он погладил по животу старуху.
- Просит что-нибудь съедобное, - перевел значение жестов старика-кайова Бампо.
Я направился к своей полевой сумке и достал оттуда завернутую в бумагу маисовую муку и пару сэндвичей. Старик молча взял подношение и ничего ни сказав, положил все это в мешок из бизоньей шкуры. Старуха крикнула «ги», и две собаки, запряженные в травоа, потащили нехитрый индейский скарб перпендикулярно дороге, по которой мы ехали.
- Бродячие. Ушли из резервации, - прокомментировал им в след Бампо, - походят, побродят и вернуться.
- Попрошайки, - сказал майор, - вонючие такие. Вы заметили Пратт?
- Я не принюхивался, сэр.
- Нет, сэр. Кочевники довольно-таки чистоплотные, - пояснял Бампо, - от них пованивает скунсом, точнее сказать мускусом скунса. Так они защищаются от нападения диких зверей: волков, например. У стариков ведь, глаза не те, слух притуплен, вот и опасаются. Запах скунса хищника отпугивает на большие расстояния, а собаки из форта их след не берут.
- Да такой запах кого хочешь, отпугнет, - заметил Саливан. - А вы видимо неплохо знаете краснокожих, сержант.
- Точно, сэр. Я по крови принадлежу к индейцам гатака, вернее, наполовину гатака. Моя мать белая, а отец гатака, мы почти кайова, сэр. Гатака и кайова очень похожи, только говорим на разных языках.
- То-то я смотрю бронзовенький какой-то у нас сержант, - оживился Саливан. - Ну думаю, летает по прерии за краснокожими туда сюда, вот и подсмолился на солнце, а вот что оказывается. Скажите, сержант, а почему вы в армии?
- Я вырос среди гатака. Отец мой погиб, в походе на индейцев осейджей. Однажды наше селение из двадцати палаток сожгли и разграбили ранчеро. Один из нападавших был братом моей матери. Она узнала его, закричала и назвала имя, когда он намеревался выстрелить в меня из ружья. Он соскочил с лошади подбежал к ней, упал на колени, обнял ее и разрыдался, словно скорбящая скво. Долгое время я с матерью проживали в доме дяди Уильяма. Спустя год, я покинул дом дяди и отправился на поиски лагеря своего племени. Кочевал с команчами, потом попал в плен к их врагам тонкава. Эти мерзкие пожиратели человеческой плоти хотели съесть меня можно сказать, на ужин, но я убил охранявшего меня тонкава, вцепившись зубами ему в горло. Он даже не успел издать звук. Я перегрыз ему артерию на шее, захватил оружие, лошадь и скрылся. Тонкава организовали за мной погоню и почти нагнали, но мне повезло, солдаты 11 кавалерийского полка преследовавшие тогда команчей, отбили меня у тонкава. Некоторое время я служил скаутом в 11-й кавалерии, дослужился до сержанта и прохожу службу в комендантской роте Форта-Силл.
- К родственникам не тянет, - спросил майор
- Иногда навещаю, они проживают в Остине, сэр.
- Да, я об индейских родственниках спрашиваю, - съязвил майор
- Мой народ вымирает, сэр.
-Ладно, сержант, трогайте, а то мы сейчас расплачемся, сказал Саливан и полез в экипаж.
- Да, трогайте, Бампо, - повторил я и последовал за Саливаном.
У меня не выходили из головы, встретившиеся нам на пути старики кайова: жалкие, голодные пилигримы прерий. Скитаются, воруют лошадей, скот, чтобы как-то выжить. Я знал, что молодые индейцы долго в резервации не задерживаются, они постоянная проблема для администрации. Чтобы не потерять боевые навыки и боевой дух, они вынуждены уходить в рейды, от которых всегда страдает мирное население, подвергающееся со стороны краснокожих всевозможным видам насилия. Индейцы по сути своей жестокие люди, но меня часто мучил вопрос; где предел их жестокости?
Почему они без капли смущения могут насиловать женщин, просто так убить грудного младенца, размозжив ему голову о камень, или подбросив ребенка вверх, насадить его тело на копье или нож? Такого рода мысли поглощали мое сознание, и я пытался ожесточиться, но что-то переворачивалось во мне, заставляя прежде разобраться. Почему они так поступают? Нет, конечно, понять их можно, если они сражаются с нами, регулярной армией. Армия их противник. Но все остальные., кто для них? Тоже враги?
-Пратт, вы обратили внимание, почему у этих кайова травоа запряжено собаками, - прервав мои пытливые размышления, спросил Саливан.
-Да, сэр. Лошадей у них видимо нет. Эти старики нищие. И детей, видимо, нет, которые могли бы добыть для них лошадь. А может быть лошадь, они давно съели, вот и перевозят свое кочевье на собаках, - просветил я майора.
- Скорей всего вы правы, Пратт, - впервые согласившись со мной, ответил майор, - я тоже об этом подумал. Я вижу, они вызывают у вас жалость лейтенант?
- Вызывают, сэр, так и есть вызывают.
- Я давно раздавил в себе жалость к ним, Пратт. Семь лет назад, несколько рот нашего полка под командованием самого полковника Джорджа Кастера, дьявол его возьми, преследовали южных шайенов, которые водили нас по прерии, словно слепых. Их вождь Черный Котел, славился своими подвигами, а точнее сказать, был превосходный стратег и тактик. В столкновениях с небольшими группами шайенов мы теряли людей. Кастер не понимал, что делает. Офицеры говорили ему, пора отбросить амбиции и начать поиски селения Черного Котла, а не вступать в бессмысленные перестрелки с индейскими разведчиками. Кастеру всегда нужен был результат любой ценой, а людские потери его вовсе не интересовали. Среди нас были индейские скауты из осейджей - враги шайенов. Они каким-то образом вывели нас на лагерь Черного Котла.
Я предложил Кастеру разделиться. Одно отделение направить на уничтожение этого селения, а остальные на поиски других селений. Сил у нас было предостаточно, чтобы накрыть все селения шайенов одним разом.
Но разве этот полный амбиций, надутый прусский индюк согласится с простым майором? Кастер дал команду горнисту «в атаку», и мы тремя эскадронами сравняли лагерь шайенов с землей. Эти индейские твари забирались в ямы и прятались там. Мы стреляли каждый раз, когда замечали макушку, и стреляли в женщин так же легко, как и в мужчин - там их было множество. Я посмотрел в сторону типи Черного Котла и увидел, что перед ним развивался американский флаг. Черный Котел до последнего считал, что находится под защитой армии, поэтому и вывесил флаг, в надежде избежать кровопролития. Со всех сторон солдаты палили из ружей, повсюду валялись труппы индейцев. Горнист протрубил конец атаки, и все начали мародерствовать. Навьючив захваченных у шайенов лошадей трофеями, Кастер дал команду выступать обратно в форт. Всем, кроме меня. С отрядом в пятнадцать человек солдат, мне приказано остаться и сжечь селение, а также расстрелять табун оставшихся индейских лошадей. Я возразил Кастеру, объяснив, что неподалеку наверняка есть еще селения шайенов, и что вполне сейчас нас могут атаковать соплеменники Черного Котла. Кастер со мной не согласился и отдал команду горнисту трубить отход. Полк покинул нас, и мое отделение приступило к выполнению приказа. Солдаты жгли индейские типии и расстреливали лошадей. Я подошел к типии Черного Котла и увидел рядом лежащего вождя шайенов. Рядом с ним лежало окровавленное тело его жены. Кто-то из солдат подошел ко мне и спросил.
- Это Черный Котел, сэр?
- Да, это он. А эта скво его жена, - ответил я.
- Вот так повеселились, вот удача, - радостно произнес солдат и начал доставать нож.
Я сначала не понял, зачем он достал нож, потом вижу, что солдат начинает снимать с трупа вождя скальп. Мне удалось перехватить его руку и двинуть по физиономии.
- Вы что сэр, это же баксы, живые баксы, - пролепетал солдат вытирая кровь из носа.
- Мразь, пошел прочь, а то отправлю тебя вместе с лошадьми на тот свет, - грозно сквозь зубы сказал я.
- Вы что, сэр, я же. это же краснокожий. Приказ Кастера сэр, как же., - лепетал солдат.
- Прочь я сказал, этот краснокожий великий воин, ни чета тебе, кретин. Не тебе с него скальп снимать.
- Я понял, сэр.
Не знаю, Пратт, почему я не позволил солдату скальпировать Черного Котла. Только вот на холмах в лощинах появились индейцы, которые стремительно с воплями и визгами направились на нас. Солдаты открыли огонь, но индейцы продолжали заполнять лощины.
Они пытались выманить каждого из нас поодиночке из укрытий, периодически атакуя, а затем мчались прочь.
Индейцы предпринимали попытки добраться до лошадей моих солдат, спешившихся в боевую шеренгу. Благодаря нашим карабинам «Спенсер», мы их отбрасывали назад. Я понимал, что так долго продолжаться не может и отдал команду половине отделения начать отход через реку, на которой стоял лагерь шайенов. Отступая, солдаты подверглись сразу же нападению индейцев. Индейские лошадки лучше наших кавалерийских, поэтому краснокожим не представило труда загнать солдат в реку и расстрелять всех до одного. Никто не выжил. Оставшихся в живых пятерых человек, вместе со мной, индейцы пленили. Я решил не сдаваться и умереть, чтобы не терпеть издевательств. Несколько воинов шайенов устроили потешный бой с моим участием. Вооруженные копьями они начали наносить мне колющие удары, в то время когда остальные связали четверых солдат моего отделения и начали скальпировать их живьем. Никогда не забуду, как несчастные кричали от боли и шока. В тот момент я сто раз пожалел, что не разрешил снять скальп с Черного Котла, более того, я в мыслях проклинал Кастера за то, что он оставил нас ради доклада о победоносном рейде. Так вот, Пратт, шайены с трех сторон совали в меня свои копья, а я защищался «спенсером» без патронов. Мне удалось обезоружить одного индейца, выбив у него копье своим ружьем и стволом нанести ему удар в лицо. На мгновение мое отчаянное действие несколько обескуражило остальных нападавших. Они между собой переглянулись, издали боевой клич и бросились на меня с копьями. Я опять удачно увернулся и прихватил одного индейца за шею, таким образом, что второй, направляя наконечник копья мне в спину, вонзил его в соплеменника, которым я успел прикрыться. Долго не думая, я воспользовался ситуацией, в падении поднял копье моего первого визави и вонзил острие в обескураженного шайена, который стоял над трупом брата по крови, ничего не понимая. Третий нападавший, у которого я ружьем выбил копье, смотрел на меня, обреченного на смерть. Индейцы молчали. Один из них подъехал ко мне на лошади. Я поднял глаза вверх и посмотрел на него. Он что-то громко сказал остальным. Мне подвели лошадь и он жестом дал понять, чтобы я убирался. Вот так я обрел право жить дальше.
Спустя год, в штате Небраска, я встретился в бою с шайеном, даровавшим мне жизнь. Меня тогда перевели служить в пятый кавалерийский полк генерала Карра, за то, что я дал по физиономии Кастеру за случай в лагере Черного Котла, вернувшись невредимым, но без своих солдат. Этого индейца звали, как оказалось потом - Волк с Густой Шерстью. Он принадлежал к воинской элите шайенов, точнее, к их неформальному союзу так называемых Солдат Псов, которые бьются до конца в бою, не сходя с места. Он пригвоздил себя стрелой с собачьей веревкой к месту, где стоял на поле боя и отражал наши атаки. Приблизившись к нему на скаку я остановился, узнав его и замахнулся, но не смог ударить его саблей. Тогда он, израненный, рубанул меня томагавком по правому бедру и рассек мне ногу до кости. Следующий удар индейца, нацеленный мне в голову, я не допустил и выстрелил ему в сердце.
- Впечатляет, мистер Саливан, - тихо молвил я, - впечатляет. А вы говорите, что жалости к индейцам не испытываете. Два раза пожалели в той ситуации. Вас, как я понимаю, индейцы пожалели тоже.
- Нет, Пратт, я храбро дрался против троих, зная, что наверняка погибну. А такое поведение, смею вам заметить, отвечает их стандартам воина. Волк с Густой Шерстью во мне, белом человеке, увидел себя, и оценил соответственно, поэтому и отпустил.
- Но вы же его не отпустили в Небраске? - поинтересовался я.
- Я бы отпустил, но индеец этого не хотел, потому что он - элита, ему остается либо умереть, либо выжить. Воин этого общества может покинуть поле боя только в том случае, если его освободит от веревки, которой он себя приковывает к месту сражение кто-либо из индейцев подобного статуса. Сам член общества Солдат Псов освободиться не может, потому что соплеменники от него отвернутся, обвинят в трусости и переоденут в женскую одежду, в которой он проходит как женщина до конца дней своих. В своем обществе, струсивший в бою, будет пустым местом, презираемым всеми. Да-а, Пратт, не знаете вы индейцев, не знаете.
Признаться, я не совсем тогда верил браваде Саливана, рассказам о его приключениях и подвигах.
Тем временем экипаж приближался к Форту-Силл. Мимо, гарцуя, разъезжали патрули, замешкавшись, бегали солдаты, выкрикивая всякие пошлости и армейские несуразицы.
Бампо остановил экипаж у небольшого бревенчатого сруба, где нас ожидал комендант форта - майор Джордж Бент.