Поезд на Флориду. Суровое радушие прерии

Едва утреннее солнце начинало разыгрываться в безоблачном лазоревом небе над бескрайней равниной Техаса, я и майор Саливан неуклонно выполняли свое дело, пробиваясь сквозь толщу утреннего тумана, медленно скатываясь в полосу ясного неба и отсюда во всем своем великолепии одиноких всадников, погружались в степную даль. Остатки некогда огромного стада бизонов, бродившего по диким пастбищам прерий, виднелось близ горизонта, то появляясь, то исчезая в волнистости равнинного ландшафта. Бесчисленные стаи птиц уже колебали веерами крыльев влажный воздух.
В самом деле, этот обширный край представляет собой сплошную равнину. Вдоль и поперек, с востока на запад, с севера на юг едва ли можно встретить хотя бы одну высоту, достойную назваться горой.
В золотых лучах солнца, на большом расстоянии появлялись предметы, необычные для дикой прерии, которые говорили о присутствии людей там, где не видно признаков человеческого жилья. Было видно, что это фургоны, следующие в направлении Форта-Силл.
- Вряд ли это караван, - пристально всматриваясь вдаль, заметил Саливан.
- Скорее всего, они принадлежат какому-нибудь переселенцу, - уверенно добавил я.
Вытянувшись длинной вереницей, фургоны ползли по прерии так медленно, что их движение было почти заметно и лишь по их взаимному положению в длинной цепи обоза можно об этом догадываться. Силуэты между фургонами свидетельствовали о том, что они запряжены. Изредка вспархивающие кроншнепы и пугливые антилопы, выскакивающие из-за кустарника, все-таки указывали на то, что обоз движется.
Мы ехали навстречу этому обозу. Приблизившись, стало заметно, что фургоны в обозе запряжены мулами.
Одна часть из них была забита провиантом, в другой по всей вероятности лежали раненые и изнеможенные. Рядом с обозом шли индейские травоа запряженные лошадьми, на которых индейцы перевозили свою утварь. В конце обоза в одном из фургонов, охраняемом чернокожими волонтерами везли закованных в кандалы индейцев кайова. Обоз сопровождала рота кавалеристов и десяток всадников, по всей вероятности людей какого-нибудь ранчеро или плантатора.
Пришпорив лошадь, к нам подскакал капитан кавалеристов. Высокий, худощавый человек лет сорока, с болезненно-желтоватым лицом и горделиво-суровой осанкой. Сразу же к нам направился еще один из всадников, одетый просто, но богато. На нем был свободного покроя кафтан, атласный жилет и нанковые панталоны. Из-под жилета виднелась сорочка у ворота прихваченная черной лентой. Дубленые башмаки на ногах были вдеты в стремена, а широкополая соломенная шляпа накрывала его густую по всей вероятности шевелюру на голове.
Капитан сделал знак возницам, чтобы они остановились.
- Командир роты «С» 4-го кавалерийского полка капитан Лирой, - представился офицер, приложив кисть правой руки к своей форменной шляпе.
- Харисон, - пробормотал представляясь щеголь в атласном жилете, - Хью Харисон - землевладелец.
Я и Саливан поочередно сделали тоже. Я рассказал, что мы направляемся на ранчо Гарри Пратта, что неподалеку отсюда. В свою очередь, Харисон пояснил, что часов пять назад их обоз проследовал в одной миле от вышеназванного мной ранчо.
- Будьте осторожны, джентльмены, - предупредил капитан, - в этих местах неспокойно. Рейдовые группы кайова и команчей свирепствуют на равнине. Вон глядите, - капитан указал на один из фургонов, - пленили в бою вчера вечером.
- Это кайова из отряда Большого Лука, - пояснил Харисон. - Остальные ушли в прерию.
- Позади в охранении я оставил разведчиков команчи, чтобы не быть застигнутым врасплох, - отчитался капитан Лирой. - Краснокожие наверняка захотят отбить пленных.
- Правильно сделали капитан, - похвалил его Саливан. - Так оно и будет. Они не успокоятся, пока не перебьют вас всех.
- Не думаю сэр, - уверенно возразил Лирой, - их не так уже много человек двадцать воинов, ну и женщины с ними человек тридцать. У нас сил гораздо больше и вооружены мы лучше. Отобьемся, если что.
- Не обольщайтесь, капитан, - не унимался Саливан. - Двадцати воинам кайова достаточно еще одной вылазки, чтобы превратить ваши тела в подушечки для иголок. Вы правы в одном: индейцы не отступятся. Насколько нам с лейтенантом известно, Большой Лук дерзкий воин.
- Скажите капитан, - поинтересовался я, - а женщин и стариков кайова, куда вы их?
- Сопроводим в резервацию, они покинули лежбище Большого Лука добровольно. Среди них есть даже одна из его жен. Вон та. на козлах, рядом с возничим. - И капитан указал в противоположную моему взгляду сторону.
- Она добровольно сдалась? - переспросил я удивленно.
- Конечно, сама добровольно, позавчера вечером. Появилась на лошади у нашего привала и привела с собой остальных. Сказала, что они хотят идти в лагерь вождя Пинающей Птицы, что в окрестностях Форта-Силл.
Я взглянул на молодую девушку кайова и, она в свою очередь почему-то уже смотрела на меня. Я медленно подъехал к ней и спросил ее имя.
- Зачем вам ее имя, лейтенант, - с непониманием спросил Саливан.
Я не отреагировал на вопрос Саливана и продолжал смотреть на девушку, ожидая получить от нее ответ. Рядом сидящий возница, в европейской одежде, но с внешностью индейца, как я полагаю, осмелился перевести мой вопрос. И девушка ответила:
- Обомке.
- Ее зовут Обомке мистер, - сказал возница.
Я кивнул головой и хотел было отъехать от фургона, как девушка что-то сказала на своем языке.
- Ва-пари-сит-у, кхе лама-данка вы-му. Кхе -тай- ело. Ма-нидо.
Я метнул интересующий взгляд на возницу. Тот понял меня, но замешкался с переводом.
- Что она сказала? - спросил я.
Возница сделал жест рукой. Я подъехал к нему ближе и немного склонился.
- Мистер, она говорит, что духи хотят забрать вашего друга, - сказал, нашептывая он, кивая в сторону Саливана.
- Это как?
- Она сестра великий шаман кайова - Небесный Ходок, - добавил возница.
- Пратт нам пора, - окрикнул меня Саливан.
Я пришпорил коня и погарцевал прочь от обоза. Обомке смотрела мне вслед.
-О чем вы с ними говорили Пратт, - сказал ревностно Саливан. - Неужели это бронзовая статуйка вам понравилась? А, дружище?
-Да так. Она сказала, что является женой Большого Лука и весьма гордится этим, - соврал я.
- Нам она рассказывала, что была женой Большого Дерева, - с ехидцей произнес Харисон, который отпустил ее к Большому Луку в прошлом году, получив от последнего пятерых пони и двух мулов.
- Видите джентльмены, какая дорогая штучка эта дикарка, - добавил Лирой.
- Я бы за нее и десятерых кавалерийской кляч не отдал - гаркнул кто-то из кавалеристов.
Данное мнение почему-то вызвало лошадиное ржание у солдат. Ох уж эти кавалеристы! Им палец покажи, и назови его сами понимаете чем, они будут кататься со смеху сутки напролет, пока не поступит команда замолчать.
Кстати сказать, американская армия имела самый пестрый и разнородный личный состав. Многие приобрели вкус к армейской службе за время Гражданской войны, сменив серый мундир на синий. Иные прибыли из европейских армий. Немало состояло в армии и беглых преступников, скрывающихся от правосудия. А рота «С» 8-го Кавалерийского полка имела в своих рядах солдат, получивших учёную степень в Гарвардском университете.
Каждый кавалерийский полк состоял из трех эскадронов по четыре роты в каждом. Рота подразделялась на два взвода, каждый из которых состоял из отделений, по 4 человека каждое. Роты редко проходили службу все вместе. Чаще роты разных полков сводили по мере необходимости в отдельные соединения. В соответствии со специальным распоряжением президента штатный состав одной роты соответствовал минимально 50, а максимально - 100 солдатам, под началом капитана и двух лейтенантов. Однако реально, редкая рота, как в кавалерии, так и в других родах войск, достигала этого числа.
Командовал полком полковник или подполковник. Командирами эскадронов назначались офицеры в звании майора или капитана, за редким исключением в ходе потерь в офицерском корпусе командовать эскадроном мог кто- либо из командиров рот в звании лейтенанта. Эскадроны были пронумерованы цифрами, роты имели буквенные обозначения. Каждой ротой командовал капитан с помощью первого и второго лейтенантов. Унтер-офицерский состав включал в себя: старшего сержанта (сержант- майор), сержанта-квартирмейстера, старшего оркестранта и старшего горниста. Каждая рота имела в своем составе одного первого сержанта, пять сержантов, четырёх капралов, двух горнистов, а также кузнецов, шорника и возницу. В среднем в войнах против индейцев армия официально развернула силы до 10 тыс. 970 кавалеристов. Дезертиры, умершие и откомандированные, делали, разумеется, эту цифру гораздо меньшей.
Роты были разрозненны и немногочисленны. Личный состав в них, в большинстве своём, весьма плохо обучен. Предполагалось, вероятно, что ветераны Гражданской войны не нуждаются в муштре, а потому занятиями с личным составом попросту пренебрегали.
Положение начало меняться к лучшему в 1872 г., когда официально вводились учебные стрельбы и каждый солдат должен ежегодно расстрелять на стрельбище 90 патронов с различных дистанций.
Однако следует отметить, что оружие в армии всегда поддерживалось на современном уровне с момента внедрения в 1866 г. винтовок, заряжающихся с казенной части.
Старые мушкеты Спрингфилда калибра 0,58 быстро и без труда модернизировались. Их приспособили под использование унитарного металлического патрона. Кавалерист имел при себе несколько видов оружия. Легкая кавалерийская сабля образца 1860 г. с медным эфесом, носимая на черном кожаном поясном ремне с прямоугольной медной пряжкой, на которой изображен орел в серебряном венке. Перед походом сабли зачастую снимались и сдавались на хранение. В бою использовались они крайне редко. К обычному вооружению кавалериста относился также тесак, который носили на поясном ремне.
Сабля у кавалериста висела на левом боку, а на правом ее уравновешивал капсюльный револьвер «кольт» или «ремингтон» калибра 0,44 в черной кожаной кобуре с бумажными патронами. Выстрел происходил от удара курка по медному капсюлю с ртутным наполнителем. Заряжались они довольно медленно. В 1872 г. в армии принята на вооружение новая модель «кольта» калибра 0,45, так называемый «миротворец». В нем уже применялся унитарный металлический патрон. Их выпускали по специальному армейскому заказу. 7-й Кавалерийский полк, в котором имели честь служить я и Саливан, например, получил это новое оружие к концу первой половины 1874 г.
Каждый солдат имел карабин, заряжающийся с казенной части. Кроме того, на вооружении кавалериста состояло оружие, периода Гражданской войны: винтовки системы Шарпа, Смита, Спенсера, Галлахера и Барнсайда. Для этого оружия калибра 0,52, применялся бумажный патрон и медный капсюль (кроме систем Спенсера и Генри). Дальнобойность была весьма низкой, фактически меньшей, чем у пистолета. В первых магазинных винтовках Спенсера и Генри использовались металлические патроны.
В 1873г. на вооружение поступили однозарядные, заряжающиеся металлическим патроном карабины Спрингфилда - калибра 45/70 для пехоты и калибра 45/55 для кавалерии. Они обладали большей скорострельностью, а дальнобойность их вдвое превышала показатели магазинных «винчестеров» и «генри». Однако 7-й Кавалерийский полк получил это оружие только в середине 1875 г.. Офицеры же часто использовали совершенно нетипичное оружие. Наш командир, столь не «любимый» майором Саливаном, полковник Джордж А. Кастер, например, имел пару британских револьверов и охотничье ружье Ремингтона, в то время как генерал Крук предпочитал дробовик. «Спрингфилды» нередко являлись одной из причин поражений армейских соединений, поскольку механизм карабина, выбрасывающий стреляные гильзы, часто заклинивало. Боеприпасы ко всему этому арсеналу носились в особых патронных сумках - большой, носимой на ремне через плечо, для патронов к карабину, и меньшей, на поясном ремне, - с боеприпасами к револьверам. Капсюли помещались в небольшом черном кожаном мешочке у бедра.
Обычно их бывало два, так как капсюли разных систем оружия различались между собой.
Раньше бумажные патроны держались в жестяных гильзах и хранились в патронных сумках из жесткой кожи, похожих на коробки. Новые металлические патроны гремели и высыпались из них во время атаки, мешали подкрадываться к врагу. Департамент Артиллерийско-технического и вещевого снабжения разработал по этой причине новый тип патронташей - «патронники Дайера», где патроны вставлялись в 24 брезентовые ячейки с внутренней стороны сумки. Но это изобретение все же оставалось непопулярным в войсках, где предпочитали изготовлять патронные пояса. Солдаты сами разрешили эту проблему, сделав на ремнях петли, в которых и держались патроны. Первоначально, петли эти пришивались прямо к кожаным ремням. Но дубильная кислота, которой обрабатывали кожу, вызывала коррозию медной оболочки патронов. В итоге слабело крепление гильзы, и она соскакивала при заряжании или извлечении из пояса, что вызывало опасную задержку при ведении огня. Но солдаты решили и эту проблему: они либо ежедневно чистили каждый патрон, либо делали себе пояса из плотного брезента, не содержащего никаких кислот.
В поле кавалерист обычно сворачивал свой мундир и стягивал его ремнями у передней луки седла. Тут же привешивалось смотанное и скрепленное колышком лассо, а с противоположной стороны, к другому седельному кольцу, крепилась торба. Небольшая брезентовая сумка с овсом для коня висела у задней луки седла. Оловянная кружка пристегивалась ремешком, пропущенным через ее ручку, рядом с седельной сумкой. Походная фляга в шерстяном или брезентовом чехле, висела на ремешке, на шпеньке, вбитом в дугу задней луки седла. Рацион хранился в ранце, также привешенном к седлу.
Наши кони были небольшими, но крепкими, более выносливыми, чем в европейских конных полках. Рост их составлял обычно около 1,5 м. в холке. Распределению лошадей по ротам в соответствии с мастью уделялось мало внимания.
Вот такой была наша кавалерия. Вот такими были мы.
Мои размышления о вооружении армейской кавалерии были прерваны.
- Прошу прощения, джентльмены, - сказал капитан Лирой, - нам пора двигаться дальше. Поэтому разрешите откланяться.
- Счастливого вам пути джентльмены, - доброжелательно произнес землевладелец Харисон. - Надеюсь, еще увидимся господа, не ровен час.
- Все может быть мистер Харисон, все может быть, - улыбаясь, произнес Саливан.
Мы пожали друг другу руки. Я еще раз взглянул на Обомке. Она по-прежнему не сводила с меня своих миндалевидных глаз.
Обоз, поскрипывая колесами, переваливаясь с одного бока на другой, подобно старой домашней утке, направился дальше, в Форт-Силл. Мы немного проводили обоз взглядом, развернули своих добрых коротконогих индейских скакунов, пришпорили их и помчались вдаль, сопровождаемые сухим, прерийным ветром.
Вокруг простирались травянистые просторы. Высоко стоящее солнце светило нам прямо в лицо. На плоской равнине кое-где торчали кактус и одинокая юкка. Больше ничего не заслоняло, дали. Даже койот не мог пробежать здесь незамеченным. Вдали на самом горизонте виднелась темная полоса кустарниковых зарослей.
Мы ехали молча, пока тишину не нарушил глухой топот конских копыт позади нас. Звук постепенно усиливался и становился более отчетливым. Это говорило о том, что кто- то нас пытается нагнать. Мы кружили на своих лошадках, пристально всматриваясь вдаль, но ничего пока не видели.
- Неужели индейцы, - глухо произнес Саливан и откашлялся.
- Да, скорее всего Большой Лук или его группа, - согласился я с майором.
Предвкушение встречи с индейцами в прерии резко изменило наше настроение.
- Дьявол, Пратт, - выругался Саливан, - ведь почти уже доехали до ранчо.
- Какой-то час остался, - сказал я. - Достал из кобуры свой «ремингтон сорок четвертого калибра и взвел курок.
- Вон, смотрите лейтенант, - тревожно крикнул Саливан, показывая куда-то в сторону, - Индейцы! Индейцы!
Я увидел, что по открытой равнине, восклицая, мчатся пятеро всадников. Послышался голос одного из них. Он издает боевой клич, остальные безмолвны как призраки. Скачущий впереди остальных, оглядывается назад, а потом снимает лассо с луки своего седла и вертит им над головой, демонически завывая. Остальные четверо, образуя клин, бешеным галопом мчаться за ним на фоне синего неба, стремительно вырисовывая свои силуэты. Первый кружит лассо словно пращой, поглощенный преследованием. Мы недвижимы, несколько растеряны, но готовы к бою. Индеец понимает, что он через мгновение заарканит одного из нас. Однако он ошибается. Я слышу, как справа от меня доносится треск ружейного выстрела, индеец роняет лассо и падает наповал сраженный выстрелом. Я поворачиваю голову вправо и вижу неподвижную фигуру стрелка - Саливана, взводящего курок своего винчестера для нового выстрела. Четверо других индейцев в мгновение поворачивают лошадей, и мчаться прочь с такой же быстротой, с какой прискакали сюда.
- Все Пратт, - быстро летим отсюда, - сказал Саливан, пришпоривая лошадь. Они сейчас повторят атаку.
- Конечно, сэр, - заикаясь, произнес я и тоже пришпорил своего коня.
Мы мчались быстрее ветра. Саливан постоянно оглядывался. Вдруг совершенно с противоположной стороны выскочило четверо индейцев. Они сжимали нас с обеих сторон, издавая визги и крики.
- Это кайова, лейтенант, - кричал Саливан, - надо разделяться. Скачите впереди, а я за вами в другую сторону их поведу. Они пойду за последним. За двумя не погоняться. Поняли меня. Все.
Я кивнул, что понял его и еще больше пришпорил своего быстроногого мустанга. Обернувшись, я увидел, как
Саливан, словно в цирке на полном скаку поменял свое положение на лошади, повернувшись лицом к преследователям, а спиной облокотился на шею своего коня. Саливан ловко перезаряжал ружье и стрелял по индейцам. Те же, чтобы не быть мишенью, искусно маневрировали со стороны в сторону, бросая свои тела, то на правый, то на левый бок своих лошадей. Расстреляв магазин винчестера, Саливан бросил ружье и достал кольт, начав палить по преследователям. Один из индейцев упал, второй из ружья пытался попасть в Саливана. Третий, нагоняя майора с левой стороны, натянул лук и выстрелил прямо в него из-под шеи своего коня. Одновременно, стрела этого индейца и пуля второго сразили Саливана и его лошадь. Кайова издали свирепый клич и спешились. Издали я увидел, что они осторожно подходят к Саливану. Один из индейцев стволом ружья перевернул майора, лежащего на боку, на спину. Вдруг Саливан неожиданно выстрелил из револьвера, поразив индейца насмерть. Двое других кайова, как кошки бросились в разные стороны, стараясь найти какое-то укрытие. Я, недолго думая, вздыбил лошадь, крикнул что- то похожее на клич индейцев и галопом помчался на них, прицельно стреляя из «ремингтона». Увидев меня, один кайова быстро поднял ружье своего погибшего товарища и начал пытаться из него стрелять. Ружье дало осечку. Я приближался, держа впереди себя «ремингтон», который уже не стрелял, так как закончились патроны. Но на индейцев это действовало устрашающе. Индеец сделал очередную попытку выстрела, но ружье опять его подвело. Тогда он мгновенно бросил ружье в моего коня, достал нож и прыгнул на меня.
Другой индеец сделал взмах копьем, желая пригвоздить навсегда меня к земле. Инстинкт самосохранения подсказывал, что я должен делать. Я резко повернулся на спину, натянув на свое тело лежавшего подо мной индейца с ножом. Мгновение. и копье нападавшего на меня кайова торчало в его соплеменнике. Я быстро сбросил с себя тело индейца, которым прикрылся и вскочил на ноги с намерением продолжить бой с оставшимся в живых еще одним кайова. Индеец и я тяжело дышали. Никто из нас не решался броситься на противника первым. Глаза индейца пылали яростью и отчаянием. На вид ему было лет пятнадцать, шестнадцать. Наверняка, он был молодым воином, жаждущим подвига. Этот кайова пристально смотрел на меня и сопел носом, потом, словно пантера бросился ко мне в ноги и повалил на землю. Падая, я сильно ударился головой о камень, но сознание не потерял. Кайова начал душить меня, впившись крепкими пальцами в мое горло. Воспользовавшись тем, что мои руки свободны, я, долго не думая ладонями ударил его по ушам. Удар потряс индейца, но он по-прежнему крепко сжимал мое горло. Тогда я еще и еще раз повторил этот удар. Тело индейца обмякло и рухнуло мне на грудь.
Задыхаясь, я встал на ноги, посмотрев на индейца. Мне показалось, что он был без сознания. Придя в себя и отдышавшись, я подошел к Саливану. Майор хрипел, из его рта текла кровь. В легком у него торчала стрела кайова. Я обломал древко стрелы, усадил Саливана на свою лошадь перед собой. Придерживая раненого майора, я бросил взгляд на мертвые тела индейцев и их пасущихся лошадей. Молодой кайова, с которым я схватился в рукопашной, не подавал признаков жизни. Пришпорив коня, я медленно продолжил путь в сторону ранчо.
Все пережитые только что ужасы были слишком тяжелым испытанием для моего рассудка. Я задавал себе вопрос: выдержит ли это напряжение раненый Саливан. Мне показалось, что он перестал воспринимать события страшной действительности и впал еще в более страшное забытье. У него начиналась горячка. По моему затылку под рубаху текла кровь. Видимо я тоже был ранен. Нужна была немедленная медицинская помощь. Больше всего она нужна майору Саливану. Такую помощь я рассчитывал получить только на ранчо, до которого оставалось миль десять.
В голове вертелись слова девушки Обомке, о том, что «духи заберут сегодня моего друга». Каким образом ей стало известно? Неужели это индейская магия. Магия, которая повергала в шок и изумление ни одного белого. Проходя службу на Равнинах, я слышал достаточно историй об индейских шаманах-пророках, шаманах-целителях, которые творили чудеса. Индейцы владели скрытыми знаниями, по всей вероятности передававшимися из поколения в поколение. Они знали методики и техники проникновения в потусторонний мир - мир духов. Они умели общаться с эти миром, впадая в транс и получая оттуда для себя необычные силы, способные разрушать реальные представления о природе вещей. Сознанию белого человека, пропитанному неумолимой гордыней, все это казалось странным. Мы - белые, возомнили себя творцами, в результате чего постепенно теряли Богом данную нам в наследство саму Землю.