Глава 7. у вечного огня

Глава 7. «У ВЕЧНОГО ОГНЯ».
       
  Поехал к  Вечному огню. Вечерело, день будний был. Пустынно у Вечного огня. Только старушечка одна стоит, будто греется тёплым этим вечером. И среди увядших цветов у обелиска три свежих гладиолуса лежат, знать она их принесла. Поклонился я ей, поздоровался. И рядом с её гладиолусами пристроил свою охапку цветов.
 - Спасибо, дорогой сыночек, - сказала она.
 - За что, бабуля, спасибо? – смутился я.
 - За цветы, за добрую память им всем, вон сколько фамилиев, - махнула она рукой на серые плиты вокруг с надписями о павших воинах, наших земляках. – Здесь ведь и мои детки тоже есть, близнятки они – Ванечка с Петенькой, Еремеевы мы. Взапрпвду лежат они в Ерманской далёкой сторонушке, а здеся только  фамилиев их написано, но та Ерманская сторонушка отселя далеко. Я им и цветики с огорода всегда сюда кладу и поминаю их здеся, возле  Святого этого огня. Если хочешь, дорогой сынок, я тебе их покажу, близняток моих.  В один день похоронка на них двоих пришла.
  И содрогнулась у меня душа, представив скорбный этот день.
 - Как не хотеть, ведь погибли они, бабуля, за нашу счастливую жизнь, - ответил я банальными словами, чувствуя их неподдельную правду и святость.
 - Спасибо тебе, сынок, всё истинно так! – прослезилась она. Я взял её под руку, и мы тихонько пошли к серым плитам направо от Вечного огня. Не глядя, всхлипывая и промокая белым платочком глаза, подвела она меня к плите с именами своих сыновей. Я медленно прочёл их фамилии имена и отчества.
 - Близнятки мои, Ванечка с Петенькой, не расставались никогда, как народились, - рассказывала мне бабуля, - и в школе, и дома, и в армии вместе служили. Мы всё над ними смеялись, как, мол, будут они жениться поврось? Но жениться Бог не дал им, война помешала, так холостыми и полегли в той далёкой Ерманской сторонушке. Мы с ней шли тихими неторопливыми шагами вокруг Вечного огня. И, склонив вниз до земли гибкие ветви свои, всему сочувствуя, всё понимая, хранили покой падших воинов, посаженные вокруг, плакучие ивы.
 - Горя-то, горя сколько, слёз да похоронок в одном только нашем городу, - скорбно она причитала. Мне захотелось как-то её утешить. Когда мы снова к вечному огню, к цветам подошли, я вынул записную книжку, авторучку, вырвал листок, написал на нём: «Поминаю наших храбрых воинов, Ивана и Петра Еремеевых, и пусть земля им будет пухом!» прочитал это бабуле и приколол листок, будто гвоздиками, двумя ромашками к букету. Довольной сделалась бабуля моя. И в записную книжку внёс имена – Ваня и Петя Еремеевы. Признался бабуле, что на днях женюсь – и, если она мне позволит, то своих сыновей я Ваней и Петей назову. Обрадовалась она.
 - Да, чай, сейчас так-то не называют деточек своих, всё Игорёчки да Валерочки,  а вон наша соседка Светка сыночка так назвала,  ажно не выговоришь его…
 - А мы, бабуля, вспомним старые добрые имена.
 - Спасибо тебе за всё, сыночек дорогой, Бог тебя мне сегодня послал, так-то сделалось мне хорошо, знать, и они, сыночки мои, возрадовались там, - махнула она на небо рукой.
 Перевёл я её через трамвайные пути, проводил до подъезда, жила она рядом совсем, сдал на руки соседским старушкам, что расселись по лавочкам посудачить ввечеру, и с лёгким сердцем к себе в общежитие пошёл.
        Встречу с матерью павших воинов посчитал я добрым предзнаменованием в судьбе  своей. Боялся, что Лизонька захочет со свадьбой протянуть. Лизонька согласилась тогда выйти замуж за меня без проволочек. И за Лизоньку, за дорогую тёщу мою Альбину Ивановну я всегда буду судьбу благодарить. Тем более теперь – опытный я зубр и хорошо наслышан о том, каким бывают жёны и тёщи иногда, - /почти всегда/.