Голубой дом у оварга

Голубой дом у оврага
I.
Она пробивалась сквозь толпу людей, спешащую на поезд. В толпе исчезали помыслы и слова. Было видно только единое направление, вектора всех людей сливались в один, огромной и неторопливой стрелкой, указывающей путь в определенную сторону. Она же шла против этого
вектора, и безликая и бездушная толпа сдавливала, мешала метать и думать до такой степени, что даже малейший крик застывал в горле и проваливался внутрь глотательным движением. Но все равно... Ей надо дойти, даже если безликая толпа задавит окончательно.
Головы людей, светлые и темные сливались в разноцветную, как клоунская шапка волну и колыхались, колыхались, как от ветра... Она видела перед собой синие глаза, блестящие, как кошачьи зрачки в темноте, равнодушные синие глаза. На ее падение, крики, так и не вышедшие из горла, эти синие глаза не поворачивались, смотря в пространство также равнодушно и мертво, как и всегда. В конце концов, она протянула руки к этим невидимым для других глазам, падая на асфальт, но они не ответили. Ее же глаза, черные, усталые, подернутые дымкой пота, медленно закрывались, рука, протянутая к невидимым глазам, падала, и около самого асфальта, когда глаза почти совсем закрылись, кто-то схватил падающую руку. Но это были не синие глаза, которые мысленно веялись в пространстве.
- Девушка, вы, что же это? Нельзя, толпа Вас задавит. Глупая же вы, зачем
идти против толпы?
Молодой человек в кепочке набекрень отвел ее от гудящего потока на холмик, откуда еще яснее была видна разноцветная, клоунская волна людей.
- Я иду не против потока, я иду за светом, который расположен в другом
направлении.
- Да, конечно... Что это? У вас... белые волосы?
- Да, я такой родилась, это не седина.
 
- Красиво, шут возьми! Черные глаза и белые волосы! Я вас подвезу,
девушка...   Куда вам?  У меня  машина  стоит  неподалеку,   садитесь,
подвезу.
- Нет, спасибо. Я дойду сама. Спасибо, что вытащили из толпы.
Она вырвала свою руку и пошла рядом с человеческой волной, где уже ни что не мешало выбрать свое направление. Она обязательно дойдет до мерцающей звезды.
II.
Ночная дорога наполнена запахами угасшего дня, а близкий лес дает свой
холод. Близко проезжающие машины обдают огнем фар, как огромные светлячки, усиливая и без того поднявшийся ветер. Она же идет по обочине, волосы выбились из-под шапки, глаза же видят те же равнодушные синие очи, которые никого не ждут и никого не ищут, только беспредельно смотрят вдаль, не замечая движений. Она снова умоляла эти беспристрастные глаза увидеть, наконец, ее, но ничего не вышло, только хмурое небо над головой разразилось дождем и громом, с какой-то тоской разбившем сырой воздух.
Тогда она, наконец, очнулась и увидела перед собой стремительно закапавшие капли, волдыри на грязном теле луж, и росу трав, смешавшуюся с дождем так, что не разделить. Теперь светлячки машин разбивали вдребезги дождевые капли на несколько более мелких. Из кабины многих машин неслась веселая музыка, тяжелый рок, любовные романсы, классическая музыка, разговоры, шла жизнь. Под этим вечным дождем и уходящей вдаль грозой продолжалось существование мира, ее собственная история. Зонта не было, а капюшон продырявился на голове, и она медленно - медленно, чтобы не поскользнуться на ставшей недовольной и неприветливой земле, как будто обиженной тоже то ли громом, то ли равнодушием синих глаз, шла медленнее, вдыхая раздробленные капли от несущихся машин.
Но она ни на что не обижалась, а если и жалела кого-либо, то только тех злодеев в детских книжках, которых так весело высмеивает автор и
показывает отрицательными персонажами... Она привыкла видеть в злодеях
 
не отрицательных персонажей, а людей, в сердцах которых что-то сломалось, то ли от слишком бешеной скорости, то ли от давления мира, то ли от бездействия.
Так бы она шла по горько-неприветливой, с каждой секундой все больше замыкающейся в себе обочине, скользкой и липкой, как чьи-то отравленные и разлитые надежды, если бы около нее не остановилась та машина. Из нее выскочил тот самый молодой человек, который вытащил из толпы незнакомую беловолосую девушку и попросил проводить. - Я за вами, - задыхаясь и кивая головой, - говорил он. - Вы ненормальная
какая-то, честное слово! В толпу суетесь, под дождем шастаете...  Я,
правда, ничего плохого не желаю, просто подвезу! Садитесь, пожалуйста,
я очень хочу вам помочь!
Он краснел и неловко смеялся своей собственной коряво рассказанной шутке, неловко подавал ей руку, как в давние времена, закрывал дверцу. Глядя в его дрожащие под дождем глаза, она все поняла. Сообщила адрес и с тоской отвернулась к окну.
Она же видела перед собой все те же синие глаза, в которых, кроме равнодушия появилась боль. А еще она смогла разобрать плотно сжатую полоску губ, которые как будто старались скрыть мечущуюся душу.
Молодой человек с надеждой смотрел на девушку, тщетно пытаясь вызвать ее внимание, тем временем как его машина врезалась в молекулы загрязненной бензином лужи, отчего ее извилистое тело напоминало перевернутую радугу.
III.
Наступившее утро дышало последождевой свежестью. Его не портили даже тучи, закрывавшие солнце, точно как ревнивый муж запирает жену, боясь, чтобы она не бросила его и не отдала свою любовь миру - тогда он сломает что-то в своем сердце и разразится отравленными словами, так же как туча разразится горько холодным дождем на землю, которое предпочло солнце вместо нее...
 
Но это все не портило утра. Тучи давали неизъяснимую красоту небу, о чем и сказал молодой человек, подъезжая к большой деревне.
- Прямо, на самый конце, - кивнула она и снова поглядела в хорошенькое,
как невеста перед свадьбой, небо.
- Вы живете на окраине, да, девушка? - молодой человек снова неловко
улыбнулся.
- Там, у обрыва, стоит складный голубой дом,  с двумя комнатами и
чердаком со старыми вещами. В од/ной комнате - столовая, в другой...-
она замолчала, потому что снова увидела эти равнодушные синие глаза,
сжатые губы и руки, со стиснутыми пальцами, бледными и замерзшими...
- Вы там живете, да?.. А почему у вас такие странные волосы, девушка?..
Вы извините, но я никогда таких странных волос не встречал. Или
может?.. Они крашенные?
- Нет. Я родилась с белыми волосами. В одно удивительно белое утро, -
хотела добавить она, - но почему - то не стала.
Это утро было таким белым и волшебным, что его нельзя было передать словами: «белое и волшебное». В этом утре хотелось смеяться и плакать, деревья получили вместо зеленой - белую листву, но не смогли оценить величие новой - увы, они спали, и это красивое одеяние являлось для них ночной рубашкой.
Но в это ясное январское утро хотелось чего-то большего, чем просто мира, хотелось увидеть новый горизонт за привычной полоской. Все окружающие вещи перестали иметь старый смысл, как будто листок жизни обновился, потому мир сеял белизной, и поэтому воздух был чем-то большим, чем воздух, с другим привкусом, остающимся в горле, а потом и в сердце, горячим, как песок перед рекой. Тогда, действительно, хотелось куда-то бежать...
Но листок уже порядком исписался, перестал, был белоснежно новым и дошел, наконец, до этого утра.
В полдень, когда солнце все-таки сбежало от ревнивца - тучи, машина доехала до конца деревни. Так, как она и говорила, у обрыва стоял аккуратно
 
покрашенный голубой дом, с таким же голубым коньком-флюгером на крыше, показывающий северный ветер.
Она кивнула молодому человек, заплатила за проезд, и бросилась по глубоким лужам, захотевшим присвоить себе звание реки, в дом. Эй, девушка! - с растерянностью в глазах молодой человек выскочил из машины, - тут же попав в глубочайшую лужу и замочив штаны до колен. Но он не обратил на это внимание, а все кричал ей вслед.
- Эй, девушка, - зачем вы мне заплатили? Я же не таксист! Я! Вас подвез
потому что!.. Хотел познакомиться, слышите! Не уходите, давайте!.. Давайте,
поговорим!
Она ворвалась в дом, пробежала гостиную с неубранным столом и вбежала в яркую комнату, где сидел на полу человек, сжимая пальцы и губы и равнодушными, синими, блестящими глазами. Он поднял их на вбежавшую, уловил ее тяжелое от бега дыхание, и губы чуть горько улыбнулись, смяв бледную кожу у щек.
- Ирина... Зачем ты пришла?..
Она не отвечала, только молила глазами увидеть ее, наконец, так же как и тогда, в толпе, когда протягивала падающие руки. Человек отвел глаза, вышел в гостиную и открыл дверь. Тучи снова взяли вверх над непослушной «женой», дождь пошел из «рассерженных фраз» и прибавил волдырей разросшимся лужам.
Молодой человек все кричал в голубой дом у оврага, дребезжащие капли били, как камни, по капоту машины, фары, непотушенные ночью, освещали голубую мокрую стену желтыми огнями. Человек с равнодушием в синих глазах смотрел вдаль, а она ловила ладонями падающие капли и отправляла их опять на склизкую землю.
Наступивший день встретил свою молодость в дождях и заботах о солнце.



(С)Мария Расторгуева 2009 г.