Аманат. часть1. глава5. Военный совет

Князь Ратмир, повелевавший обширной, хотя и не густо заселенной территорией на окраине славянских земель, принял Прокуду со товарищи  с  тревогою привычной. Оно и понятно — земли вотчинные ему достались пограничные, беспокойные, — все  середь лесов да болот, лишь на юге переходящих в степное разнотравье.

 Хвала Велесу да Перуну  — природной межою были те густые непроходимые для кочевников леса на закате да гряда озер с обширными топкими болотами на юге, — все же допомога, подспорье в борьбе со степными ордами, частенько опустошавшими селения землепашцев да редкие стоянки рыбаков. Укрывались тогда люди в лесах да болотах родных, что, знамо, не выдадут, — но и раздобреть-то шибко не дадут — голод да болезни косят беглых да бездомных не хуже вражьих кончаров.

— Вот оно как обернулось-то! Сказывал мне дядька Лунь  эту сказку ишо во младенчестве, я мыслил — сказка и есть, а оно вона што?!, — все удивлялся князь, вертя медную пластинку хана, — Покличьте там дядьку Луня, да пущай захватит ту медну рыбку, о  коей не раз баил! — крикнул в сени кому-то.

Дядьку Луня привели не скоро, — впрямь белый, как лунь, с длинной белою бородою, едва ковылял, держась за плечи двух отроков. Взял из рук князя пластинку хана, приставил к ней свою, — пластинки сошлись точно, как склеились рыбацким рыбьим клеем, заперхал, заплакал отчего-то немощно, затрясся старчески:

— Она, княже, она самая! Ишо  дед твой разломил, Ратмирушка, да воздал табунщику, что привез из степи отца твово с теткою! Она, родимая…

— А чаво слезу-то пустил, диду?

— А не чаял ужо, что спомнит кто деда твово, Добродия, — славный был князь; и погуляли, и порубились мы с им со степняками вволюшку, княже! А теперя, глянь  –    и меня спомнили! Тому, кто передал сей знак, — верь, княже, дед твой Добродий сказывал, — слово у их верное! Аманат-то энтот, штоль, малец будет?

— Энтот, дед.

— Дай-ко разгляжу тебя на свет, хлопец. Не иначе, ханский внук то, — больно обличьем на того табунщика, что отца твово привез, — глянется.

Князь Ратмир с Прокудою переглянулись — вот еще одно подтверждение ценности аманата, — Молодца, Прокуда,  по всему видать, — и впрямь ханский сынок, коль старый Лунь чрез столько лет признал!

Токтогул слушал непонятную речь урусутов, глазом не моргнув, — воин ко всему готов должен быть. Однако не расслышал все же в речах больших бородатых людей в непривычных одеждах угрозы, расслабился слегка, хотя и до того ничего не прочли бы на внешне бесстрастном смуглом лице чужие. Огляделся кругом с любопытством: большая бревенчатая изба, широкий дубовый стол с лавками, по стенам —оружие. Осмотрел его особо внимательно, — удлиненные большие щиты, — должно, для  пешего  бою, укрываться за таким способно, конечно, но верхами не повозишь, громоздок больно, луки тоже большие, мощные, должно быть; мечами заинтересовался особо — прямые, длинные, обоюдоострые, тяжелые,  –    наверное крупный, однако, народ урусуты, в наших аулах такие мечи только карагушам по плечу.

Старейшины родов и сотники собрались, когда уж вечерело. Особо дальних  уж не стали ждать, — порешили начать совет. Князь Ратмир обсказал все кратко, знатные мужи с любопытством разглядывали аманата, переговаривались возбужденно, перебивая друг друга:

— Эге-ге, зашевелились табунщики, как припекло самих-то! А про набеги свои забыли, ли чо ли?

— Зад-то припекло небось Казихмету! Допомоги запросил, вражина!

— А вот ентого не нать  ли!?

— Да нехай они все там, степные собаки, перегрызутся навовсе!

— Не пущать в наши земли надобно, а проходы перекрыть наглухо, пущай меж собою дерутся!

— Ишь ён чаво захотел, — допомоги нашей! Не его ли отец с дедом наши деревни шарпали!? Не давать ни земель, ни дружины, — и баста!

— Да верно ли слово хана того? Можа, хитрость каку задумал, корсак степной?  –
 
Князь не перебивал, давая людям выговориться, знал, — давняя застарелая обида землепашцев, вражда со степняками вот так враз не забудется, а покричат-покричат, да и головою мыслить учнут, однако. Переждав первую волну шума, неторопливо поднялся, махнул повелительно, требуя тишины:

— Верно  мыслите, браты! Пошто нам енти коневоды! Перекрыть проходы, — нехай их жунгаре добивают. Оно жунгарам-то способней будет давить поодиночке, — поперву киров сничтожат, опосля за нас, благословясь, примутся. Отчего же не порадеть пришлым кочевникам-жунгарам, не помочь им. Бедным-то!?

Совет  опешил слегка, не враз распознав насмешку князеву. Запереглядывались конфузливо:

— А оно верно, браты, — поодиночке жунгаре всех передавят.
— Так-то оно так, да можно ли верить и кирам?

Князь повысил голос:
— Гляди, други! Аманат на што? — все взгляды обратились на Токтогула, сидевшего поодаль с каменным выражением лица, в лисьей шапке, бесстрашно зыркавшим вокруг рысьим глазом.

— То сын хана! Первый да единственный, однако. Кто б из вас отдал сына на растерзание, замыслив худое? Ты, Максюта? Али, може, ты, Вогул? Аль ты, Чермета, всю свою дюжину сынков на поруганье отдать — спишь да видишь? То-то же.

 Хану было бы легче голову свою принесть в заклад, а не сына. Орда Казихмата — вои  крепкие, сами знаете, не раз в степи переведывались. Он будет держать жунгар, покуда сможет, а семьи иха пока пусть подле озерских пасут табуны. За имя вот Прокуда присмотрит.
 А нам, браты, сбирать надо войско, — долго Казихматовы джигиты не удержут жунгар, пройдут те в обход  по закатным  землям да разольются в беззащитных деревнях, аки Велесово проклятье.

— По праву, однако, княжит Ратмир! — мыслил Прокуда, дивясь тому, как хорошо знает князь своих сотников да старшин. — Позлорадствуют над кирами, погутарят ишо каждый о своем, потешат самостийность свою, подивятся на аманата, да послухают ишо старца Луня, коего привели опять отроки, — да и придут все же к тому, куда князь клонит, да мыслить-то будут, быдто сами таки разумники! Ох, хитер, однако, князюшка! -

Так оно и вышло. Постановили все же собрать войско и двинуть его к закатным границам, туда, где степью могут пройти джунгары. Прокуде было наказано снестись с Каз-И-Ахметом, сообщить ему о планах князевых да подбодрить — пусть, мол, держится,    покуда помощь союзников подойдет.

 Да за сына пусть  не беспокоится, — содержаться будет аманат с князевыми детьми со всеми причитающимися почестями, единственно, в сечу не допустят его — дорог больно. А такое же, мол, обучение пройдет, как и малые княжичи. На словах еще передать велено хану, что Договор о союзе составлен будет при личной встрече правителей, а пока передавалась ему вторая часть медной щуки, — в знак согласия на союз и добрососедство.
 Вез также  хану Прокуда от князя богато украшенную зернью русскую кольчугу, — изготовленную лучшими мастерами городка, — каждое колечко в ней набрано не из тянутой круглой проволоки, — каждое колечко представляет собой кованый четырехгранный фрагмент, по прочности значительно превышающий обычный.

 Князь Ратмир хорошо знал любовь степняков к оружию, ничего не пожалел бы Ратмир, — иметь пограничной заставой против кочевников таких  союзников-степняков, — да об этом и мечтать не могли досель славянские, чудские, марийские, да и все прочие правители пограничных с Диким полем земель.

 Единственно, тревожили сомнения, — достаточно ли быстро своевольные старейшины родов соберут войска, чтобы единым кулаком ударить по врагу грозному — невесть откуда явившимся джунгарам.
 Уверен до конца князь лишь в своей дружине — верной да скорой на ногу, да одна беда — невелика дружина числом, хотя каждый кметь в ней десятка необученных, плохо вооруженных ратников стоит. Порешил Ратмир  скорым маршем отправляться, не теряя времени, с дружиной, — охранять проходы и засеки, — известно, долго Каз-И-Ахмет не продержится.