Чудаки из Поднебесной 7

  Глава  седьмая.

  Я вспомнил, где мне встречалась фамилия Хуа, когда поднимался по лестнице к себе домой.
   «Я же прочел ее в сказке о хитрой лисе Чин, и сама  эта фамилия означает «хитрый, скользкий»,   -  с досадой на свою память сказал я сам себе. – Неужели могут быть такие совпадения?    Утром, перед экскурсией в аул, я проглотил эту сказку, а вечером Борис Иванович сообщает мне, что фамилия сбежавшего бизнесмена Хуа.  По- моему, за наше дело взялось само Провидение».
  Дома меня ждала сердитая Ника, не пожелавшая даже спросить, как прошел мой рабочий день, и я сразу понял, что мне надо перестраиваться и все мое внимание уделить только ей. Но она была очень чуткой женщиной, и на такие дешевые поблажки не реагировала.
   Правда, она никогда не снисходила до громыхания посудой и повышенных тонов в разговоре, но я не знаю,  может быть, это было бы лучше, чем ее мрачное спокойствие и безучастная забота о моем желудке. Сегодня она предложила новое сочетание начинки в  ее бесподобных шанежках, но не успел я наброситься на них, как она испортила мой аппетит одним невозмутимым сообщением:
  - Твой китаец снова звонил, сказал, что обязательно должен поговорить с тобой.
  Я догадался, что именно это звонок изменил ее прекрасное отношение ко мне, которым я, признаться, очень гордился, и потому ответил ей вполне искренне и горячо:
   - Ник, если этот тип позвонит еще раз, ты не постесняйся и пошли его куда подальше.
  Моя добрая женушка немного оттаяла и спросила уже другим, сочувственным тоном:
  - А, собственно, что ему от тебя нужно?
  Поняв, что выбрал правильный путь к примирению, я обрушился на «нашего» китайца со всей силой своего темперамента:
  - Понимаешь, он вбил себе в голову, что я могу как-то воздействовать на Бориса, который ведет это дело о похищении девочки. Сегодня утром он попросил меня передать ему какую-то записку, сославшись на то, что следователь не может принять его.    А сейчас меня нет дома, если он позвонит еще раз.  Ты поняла?
  - Да,  поняла, - ответила Ника и улыбнулась, как прежде.
    Мне было очень приятно, что между нами вновь воцарились мир и взаимопонимание, но в тоже время я понимал, что переговорить с Вейсаном мне просто необходимо, так как во время сегодняшнего  разговора с  Варновским почувствовал его непреходящий интерес к «нашему китайцу».   И выход подсказала мне сама Ника, вновь предложив мне сходить в садик за  Борькой.
  Я отправился туда пораньше, так как не знал, когда именно Вейсан забирает из детского сада своего сынишку. Вечер был чудесный, платановая аллея тенистой и не запруженной отдыхающими в купальниках, и я расслабленно присел на скамейку, ощутив себя на данный момент  свободным и счастливым. Но это прекрасное состояние длилось один лишь миг, потому что я увидел на другой стороне улицы – кого, вы думаете?
  У ограды нашего садика стояли и мирно беседовали  Фэй Вейсан и Олег  Владимирович Комаров, отец Жанны, она же Жаньхо.
  «А Борис Иванович и слышать не хочет про версию с Комаровым. Тот, однако, не уехал к себе в Ростов, а что-то вынюхивает у «нашего китайца». Хотелось бы знать, что? Интересно, если я задам  Вейсану такой вопрос, что он мне ответит? Нет, лучше не надо: ведь я для него простой гид, который недавно совсем рассорился со своим другом, следователем Варновским.  Я буду осторожным и хитрым, как лисичка по имени Чин».
  Именно эта светлая мысль заставила меня пройти мимо Вейсана с его сынишкой, когда мы с Борькой возвращались домой. Я сделал вид, что рассказываю сыну что-то интересное и совсем не заметил моего знакомого.
  - Евгений Михайлович! - услышал я, разминувшись с ними. – Можно вас на минуту?
  - А, Василий  Иванович! – обернулся я, улыбнувшись. – Извините, заговорился с сыном и не увидел вас. Мне жена сказала, что вы сегодня звонили мне.
  - Да, да, - радостно отозвался «наш китаец» - мне очень надо  поговорить с вами.
  - Пожалуйста, - согласился я,- но только не знаю, смогу ли я вам чем-нибудь помочь. Сегодня утром  я получил «втык» от Бориса Ивановича за то,  что согласился передать ему вашу записку, и мы с ним теперь не разговариваем.
   Лицо Вейсана стало грустным, но затем на нем вновь засияла характерная для него улыбка.
  - Нет, нет  - торопливо залопотал он, - я хотел поговорить именно с вами. Это очень важно. Если сможете, приходите через два часа в китайский ресторан, в котором вы были вчера с вашим другом. Я буду вас ждать.
  - Хорошо, я приду, - ответил я,  и Борька потащил меня к лотку с мороженым.
    Во дворе нашего дома нас встретила Ника, которая вышла погулять с Настей, я оставил Борьку с ними, а сам поднялся домой и принялся изучать бумагу, где описывались, как выразился Борис Иванович, «похождения»  Фэй Вейсана.  Впрочем, я сразу заметил, что  слово «похождения» не совсем подходит к содержанию этого документа. В нем четким и лаконичным языком были изложены результаты наружного наблюдения за «нашим китайцем» за вчерашний и сегодняшний день. В его действиях я не нашел ничего криминального.  Вчера утром после встречи со мной он отправился на рынок, где и провел полдня в своих трудовых заботах. Правда, мое внимание привлекло то, что он купил очень дорогой букет и отправил с посыльным по  адресу, который остался неизвестным, так как число ведущих за ним слежку сыщиков было слишком мало. А если говорить точнее, то сыщик был всего один.
     Затем Вейсан вернулся домой, откуда не выходил до вечера, когда, словно по расписанию,  отправился в садик за сыном. В девять часов вечера он пошел в китайский ресторан, где провел три часа, но не в зале, а в кабинете хозяина, где вел с ним беседу, записанную специальным устройством. Но беседа велась на китайском языке и требовала перевода. Я был уверен, что у Бориса Ивановича перевод уже  был, но он не нашел нужным ознакомить меня с ним в связи с незначительностью этого разговора.
  А вот сегодняшний день был интереснее.  Даже сам факт, что Фэй спешно передал со мной записку следователю, вызвал у сыщика потребность прокомментировать этот поступок. Он написал после констатации этого действия: «Думаю, что он обладает какими-то очень важными сведениями, которые могут пролить свет на похищение девочки». А дальше рукой Бориса Ивановича было приписано: «Что ты думаешь, меня не интересует, а вот  то, что ты прошляпил, кому Ф. В.  послал  цветы,  меня очень даже удивило, если не сказать больше».
  А далее еще интереснее:   китаец идет в мою турфирму (!), где полчаса разговаривает с моей начальницей. Но так как он перед этим визитом переоделся, спецустройство осталось на прежней одежде, и беседа  осталась не записанной. (После этой записи появился комментарий Бориса Ивановича в виде матерного слова с восклицательным знаком).
  После этого  он принялся названивать мне, а в перерыве между звонками совершил еще один непредсказуемый  шаг: посетил выставку экономического форума и, не вступая в контакт ни с одним из ее работников, провел там два (!) часа.  Затем, словно выяснив  при осмотре экспозиции что-то очень важное, бросается в гостиницу, где живут его друзья. Но там его что-то останавливает, и он, сделав из холла гостиницы еще один звонок экскурсоводу Старкову, как указано в донесении, отправляется домой. 
   Что ему нужно от меня, и о чем  он говорил с Ларисой Николаевной?  Эти два вопроса интересовали меня больше всего. Но что-то говорило мне, что ничего важного  он сообщить ни мне, ни следователю  уже не может.   
  И здесь я совершил весьма опрометчивый шаг, дабы отсечь дальнейшие контакты с Фэй Весаном и в то же время прощупать его окончательно:  я решил предложить  Нике пойти со мной в ресторан.
  Рассуждал я как будто разумно: во-первых, Варновский, на мой взгляд, убедился, что «наш китаец» не причастен к похищению девочки и занимается собственным расследованием этого дела,  что очень не нравится моему другу. И, хотя я не знал полного содержания записки, которую сегодня утром передал следователю, но был уверен, что именно она заставила Бориса Ивановича  отделить меня от себя в глазах «нашего китайца». А вот как он ответил на эту записку,  я тоже не знал, но надеялся выяснить это сегодня вечером… 
   Ника согласилась пойти со мной в ресторан охотно, но узнав, что он китайский, нахмурилась и вздохнула:
  - Скоро ты меня заставишь изучать их язык и готовить на ужин утку по-пекински… Ладно, пойдем,  отдохнем за кои веки вместе. Музыку азиатскую послушаем, потанцуем...
  Мы без труда уговорили соседку тетю Нюшу посидеть с уснувшими уже детьми и отправились в ресторан.
  Фэй Вейсан ждал нас у выхода и, судя по всему, уже давно, так как мы изрядно опоздали. Он ничуть не удивился, увидев рядом со мной Нику, и принялся тотчас же расточать перед ней свои восточные любезности.  А я ожидал, что он хоть чем-то выразит свое неудовольствие присутствием при нашей беседе третьего лица, и упрекнул  себя, что я все же плохо знаю людей и иногда думаю о них не совсем хорошо.   
  На этот раз небольшой зал ресторана был почти полон, но от этого он стал даже более уютным.  Играла тихая музыка, красивая певица пела все ту же песню, в которой прошлый раз я не распознал «Подмосковные вечера», и несколько пар танцевали у эстрады медленный танец. Но столик, к которому нас проводила очаровательная китаяночка в пестром шелковом платье, находился в еще более уютном месте: в углу ресторана, под настоящей пальмой, которую китайцы как-то умудрились  загнать под крышу при строительстве здания.
   - Моя жена никогда не была в китайском ресторане, - сказал я, когда мы уселись за стол, - и я решил предоставить ей такую возможность, воспользовавшись вашим приглашением. 
  Эта витиеватая фраз понадобилась мне, что бы показать Василию Ивановичу, что я простой,  непосредственный человек, и у меня нет никаких секретов от собственной жены, а что касается моей дружбы со следователем Варновским, так это дело прошлое.                Прочитав сегодня  данные наружного наблюдения, я понял, что «наш китаец» носит в себе какую-то тайну, и она прямо распирает его, но после того, как Борис Иванович «отшил» его, он готов поделиться  ею с кем угодно, даже со мной.  А присутствие Ники будет подстегивать его сделать это как можно скорее, в тот момент, когда она на минутку покинет нас по своим дамским делам.
  - И еще хочу предупредить, что за наше угощение я буду расплачиваться сам, -  сказал я строгим непреклонным голосом, не зная, как отнесется Фэй Вейсан к тому, что воспользовавшись его приглашением,  я притащил в ресторан еще и жену. 
  Китаец развел руками: мол, вольному – воля, но в тоже время всем своим видом показал, что он обижен. Сопроводившая нас к столу девушка вновь появилась через пять минут и, как и в прошлый раз, стала рассказывать об особенностях китайской  кухни. Правда, на этот раз она основное внимание оказывала Нике, чем она была очень польщена и слушала ее с удовольствием. Этим воспользовался Вейсан, чтобы сразу в лоб спросить меня:
  - Вы знаете, что один из моих друзей сбежал в Шанхай до окончания  расследования дела о похищении девочки?
  - Да? – удивился я, и это получилось у меня очень естественно, так как мое удивление было вызвано в первую очередь осведомленностью «нашего» китайца. – И кто же этот тип?
  Но как только Вейсан открыл рот, чтобы назвать имя этого мерзкого типа, я прервал его:
  - Впрочем, я никого из них не помню, ни по  фамилии, ни по внешности. И, вообще, я уже опасаюсь даже говорить об этом деле: из-за него я поссорился со своим  лучшим другом.
  Василий Иванович понурился, поняв, что я намекнул о его слишком ретивом участии в  попытках раскрыть это дело, что и привело нас к этой ссоре.   
  Разговор на этом наш прекратился, так как мы должны были поддержать бедную женщину, затурканную мощным напором очаровательной официантки, или как там она у них называется, и сделать заказ.   За едой тоже нельзя было отвлечься даже на пару слов, так как еда была вкусная и острая и требовала обильных возлияний. Но я все же ждал продолжения разговора: ведь не для того меня Вейсан пригласил сюда, чтобы сообщить о сбежавшем бизнесмене. И дождался, когда к нашему столу подошел стройный китаец в белом костюме и пригласил Нику на танец.
  - Я прошу простить меня, - сразу же пошел Фэй в вежливую атаку, - но припомните, не обращался ли к вам с какими-либо вопросами вот этот человек.
  Он положил на стол фотографию красивого, довольно молодого человека в очках и просительно улыбнулся.
  Я сразу вспомнил этого китайца, как только  взглянул на фотографию. Он не обращался ко мне с вопросами, он забросал меня ими, когда мы вышли из микроавтобуса на набережной во время той экскурсии. И все вопросы были какими-то странными. Например, сначала он спросил, сколько стоит  наша экскурсия. Я честно ответил ему, что не знаю, так как работаю экскурсоводом, а не бухгалтером фирмы, и меня интересует только одно:  сколько я получу в конце месяца. Тогда он без зазрения совести поинтересовался, а сколько же я получу  в конце месяца, и я назвал ему сумму моей зарплаты.    А последний его вопрос вообще сразил меня: он захотел узнать, можно ли открыть туристическую фирму в нашем городе иностранному бизнесмену.
  И, вспомнив сейчас этот разговор, я сидел и раздумывал о том, почему Вейсан интересуется этим и стоит ли передавать ему нашу беседу.
  -  Что-то помню, - вяло ответил я. – У меня профессия такая, что мне все и всегда задают много вопросов. А этот человек запомнился мне тем, что задавал мне какие-то необычные вопросы.
  - Какие, например? - с нетерпением подстегнул меня Фэй, но я решил не торопиться и медленно отпил из стакана большой глоток какого-то очень вкусного сока.
   - Трудно припомнить, какие именно, - задумчиво  сказал я, - но они все почему-то касались финансовой стороны туристического бизнеса.
  Моя информация вызвала у Фэй Вейсана необычайное оживление.
  - Да? – спросил он  радостно. – А он ничего не говорил об электромобилях?
  - Об электромобилях? – удивился я. - А  причем здесь электромобили, если он интересовался турбизнесом?
  - А вы послушайте! – начал он, но тут произошло сразу два события, прервавшие наш разговор:  закончился танец, и улыбающийся красавец – азиат вернул к столу мою жену, а из боковой двери выскочил, как черт из табакерки, директор заведения и, подбежав  к Вейсану, залопотал что-то по-китайски.
  Тот мгновенно вскочил со стула и выбежал из ресторана, не сказав ни слова.
  Я уже привык к подобным эксцессам, а потому ничуть не удивился, а вот Ника была поражена случившимся и посмотрела на меня растерянным взглядом, в котором читался явный упрек: «Куда ты меня привел?»
  И тут я допустил огромную глупость, задав хозяину казалось бы совсем невинный вопрос.
  - Федя, - сказал я, вспомнив, что именно так называл его Борис Иванович в прошлый раз, - что случилось?
  - У Василия Ивановича украли сына, - взволнованно  ответил он, и я увидел, как Ника безвольно упала в кресло, а у меня в голове мелькнула одна короткая, но безжалостная мысль:
  «Кто-то решил добить нас!» 





                Отступление седьмое. 
                Сказка о мудром дурачке по имени Йи.   

     Йи был самым веселым человеком в деревне Фэйшуань, и поэтому люди прозвали его дурачком. Они считали, что умный человек, не будет смеяться оттого, что богатый торговец солью прячет монеты у себя во рту, а когда он злится на свою жену и кричит на нее, они сыплются у него  изо рта, как пескари из ведерка. И люди,  наблюдавшие за этим,   сокрушались, так как одни из них жалели жадного торговца и его жену, а другие сожалели о том, что у них не было таких денег. И только один Йи смеялся.
  А  еще Йи был рад всему на свете и не скрывал этого. Когда вставало солнце, он бежал по улице и призывал людей скорей проснуться и посмотреть на это чудо. И они злились на него потому, что это чудо случалось каждое утро, а Йи мешал им выспаться. 
  Когда над морем загорался  закат, восторженный Йи бежал на берег так быстро, как будто он думал, что солнце уходит навсегда.
  Он мчался по улице деревни и кричал:
  - Люди, неужели вы не скажете ему: «До свиданья!»? Ведь оно весь день согревало вас, ваши посевы и ваших животных!
  И жители деревни удрученно кивали головами: что возьмешь с дурачка? По его дурацкому разумению они должны были бросить все свои дела и идти целый жэнь до берега моря, чтобы только попрощаться с солнцем, которое всходит и заходит каждый день. Они ждали, что Йи успокоится в пасмурные дни, когда небо закрыто тучами и солнца не видно. Но не тут-то было!
  - Спасибо вам, добрые тучи! - говорил он, поднявшись на крышу  своей хибарки, в которой жил вместе со старой матерью.  – Спасибо, что дали солнцу отдохнуть, а людям подумать о его благодати.
  А если шел дождь, то деревенского  дурачка вообще нельзя было удержать дома. Он скакал по лужам и пел песню, в которой славил капли дождя, дарующие жизнь траве, деревьям и посевам риса. И дождик бежал за ним, как привязанный, и люди дивились тому, что он никогда  не затоплял их огороды, а только щедро поливал их.
  И вдруг однажды Йи удивил всю деревню и заставил ее глубоко задуматься.
   Дело было так. На краю улицы, упиравшейся в гору, у небольшого водопада, жил крестьянин  по имени Ксиу. Правда, он давно не пахал и не сеял, так как нашел на горе залежи известняка и отжигал его,  выкопав  поверх своего двора специальную яму.  Почти вся округа покупала у него известь, и он неплохо зарабатывал на этом.  Вскоре он сжег все деревья, которые росли на пригорке, и ему пришлось таскать туда дрова, которые он собирал на берегу моря. Это был очень тяжелый труд, потому что дров надо было много, а сам Ксиу был уже немолод.   
  Йи часто наблюдал за тем, как Ксиу взбирается на крутой склон с охапкой дров, и ему стало жалко его.
  - Слушай, Ксиу, - сказал он ему однажды, - а тебе не надоело таскать на себе такую тяжесть?
  - А что я могу поделать? - ответил ему Ксиу.
   Йи показал ему на водопад и сказал:
  - А ты заставь его делать эту работу.
  - Как был ты деревенским дурачком,  так им и остался, - рассмеялся Ксиу. – Как же я его заставлю делать эту работу, если он течет вниз, а дрова мне нужны наверху?
   - А ты видел, как на мельнице  рыжего Тао вода крутит колесо? – спросил его Йи. – Сделай такое же, намотай на него веревку и  перебрось ее  через маленькое колесико на вершине  пригорка, где расположена твоя яма для обжига. И через какое-то мгновенье твои дрова будут на нужном месте.
  Ксиу сделал так, как сказал  ему  Йи, и дела у него пошли на лад. Вся деревня приходила посмотреть, как он складывал дрова в корзину, привязанную к веревке, потом направлял по  специальному желобу воду из водопада на колесо, а когда корзина достигала вершины горы, перекрывал желоб.  На пригорке дрова из корзины доставал его внук, которому было уже семь лет, и самому Ксиу не надо было взбираться по нескольку раз на гору. И всем этим премудростям научил его деревенский дурачок по имени Йи.
  Задумались крестьяне. И так как у каждого из них было много своих трудностей, стали они все обращаться к Йи, чтобы он помог им своими советами.
  - Йи, - говорил один из них, - что-то у меня в доме появилось много мышей. Прямо напасть какая-то?
   - А сколько у тебя детей? – спрашивал его Йи.
   - Причем здесь мои дети? – возмущался крестьянин. – Их у меня шестеро, но они мышей не разводят!
  - Зато они все по очереди кормят твою кошку, вот она и перестала ловить мышей, - отвечал ему Йи.
  - Скажи, - обращался к нему другой житель деревни, - почему моя корова, возвращаясь с пастбища,  обязательно заходит во двор к моему соседу, и мне приходится  идти за ней?
  - А кто твой сосед? Не бедняк ли Мун?
  - Он  самый. У него даже ворота во двор развалились.
  - Так вот ты и заставь его  их починить. Твоя корова, как  только увидит раскрытые ворота, так и идет туда.
   - А где бы мне посадить орех? - спрашивал его третий крестьянин, который выращивал на продажу помидоры.
  - Ты хочешь торговать орехами? – интересовался Йи.
  - Нет, что ты! – отвечал крестьянин. – Просто неплохо было бы полакомиться ими.
  - Тогда  вырасти и продай побольше помидоров и купи орехов для лакомства, - советовал ему Йи.  – А если ты посадишь орех, то у тебя не будет ни того, ни другого, потому что участок у тебя очень маленький,  и расположен он у рощи, где много жадных птиц.  Даже одно ореховое дерево не даст расти помидорам, а  стаи голодных птиц  растащат твои орехи.
  Крестьяне поступали так как говорил им Йи, и дела у них шли лучше.  Он стал  уважаемым человеком в деревне, и односельчане уже не называли его дурачком.
  Но от этого он не перестал встречать по утрам солнце и провожать закат, и так же скакал  по лужам, напевая свои забавные песенки, и смеялся над людьми, если они того заслуживали.
  Но теперь никто на него не обижался.