Великая душа

                Великая душа

    анализ драмы Генрика Ибсена «Пер Гюнт» и музыкальных характеристиках Эдварда Грига

В музыкальных учебных заведениях (школах, училищах, консерваториях) изучают творчество Эдварда Грига, классика норвежской музыки XIX века. Во многом благодаря композитору, литературное произведение – драма в стихах Генрика Ибсена – стало таким популярным, что о нем слышали практически все, даже очень далекие от искусства как такового люди.

Но многие ли читали саму драму Ибсена? Это – длинное (около трехсот страниц) произведение. Сложнейшее по замыслу и выполнению. По уровню философской глубины и значимости сопоставимое с «Фаустом» Гете.

Общеизвестно (это можно найти во всех учебниках по музыкальной литературе), что спектакль «Пер Гюнт» не отражал всей смысловой сложности концепции автора. Действие пятиактной пьесы в стихах было сокращено. Оно было сведено к необходимому содержательному минимуму – так, чтобы поняли даже дети. В представлении тех, кто Ибсена не читал, «Пер Гюнт» - это чуть ли не милая детская сказочка с приключениями. Да, у автора присутствуют, скажем так, фантастические, сказочные персонажи… Но ничего «детского» в произведении нет. Если это и сказка, то сказка для взрослых.

Возникает закономерный вопрос: а отразилось ли это на музыке Грига? Ведь он-то читал не «упрощенный» для театра вариант Ибсена, а полноценный (а он буквально ошеломляет!). Мне кажется, это должно было оказать свое влияние. И оказало.

Но, прежде чем начать разговор о музыке, проанализируем драму.

Иностранцы любят выражение «загадочная русская душа», говоря о нашей национальной культуре, литературной классике. Но насколько же, на мой взгляд, «загадочнее» и сложнее в этом смысле скандинавы! Их эпос, поэзия, проза и драма ставят такие философские вопросы, показывают настолько необычные человеческие характеры, при этом для них не типично слишком открытое проявление эмоций, это не люди – «душа нараспашку». Внешне герои эмоционально скупы, лаконичны, минималистичны. Ни одного лишнего слова, взгляда или жеста. Но при этом драматурги, писатели умудряются передать такую бездну мыслей и чувств героев  этих глубоких, не менее (а то - и более «загадочных» по сравнению с русскими) северян.

Начнем с заголовка моей статьи – «великая душа». Кого я имею в виду? Или кого мог иметь в виду Ибсен? Конечно же, Сольвейг. Об этом, я думаю, догадаются даже те, кто лишь в общих чертах представляют себе содержание драмы. Песня Сольвейг – у всех на слуху. Кажется, в определенный момент спектакля эта героиня взяла и запела… Но так ли было? Да, ее пение встречается по ходу действия – и не один раз. Самым выразительным оно должно быть в конце – песней Сольвейг заканчивается драма Ибсена.

Дело в том, что вся ее жизнь – это песня. Образно говоря. Пела ли она до встречи с Пером Гюнтом? Этого мы не знаем. Душа героини «запела» в момент этой случайной встречи, изменившей всю ее жизнь. Она слышала эту «музыку небес» внутри себя, а, оставшись одна на всю жизнь в избушке леса, в ожидании возвращения Пера Гюнта, начала петь – уже не про себя, а вслух. Чувствовала ли себя эта женщина несчастливой, обманутой? В том-то и дело, что нет! Она была счастлива. Великое чувство ее наполняло, она жила им, дышала, ее жизнь приобрела смысл. Сольвейг могла стать женой и матерью обычного крестьянина, прожить так, как все, но никогда, ни на одно мгновение не испытать даже тысячной доли того счастья, которое выпало ей.

А что это было? Две короткие встречи с Пером Гюнтом. Его признание в том, что приезжая девушка вызвала «светлый праздник» в его душе. И то – сделанное не самой Сольвейг, а другой девушке, ее сопернице. Этих слов от него Сольвейг даже не слышала. Но она почувствовала некий Зов Свыше. То, что можно назвать предназначением. Девушка рвет со всеми своими родственниками и уходит в лес к Перу Гюнту, который вообще ничего ей не обещал, просто он, как типичный ловелас, заигрывал с ней, как и вообще с половиной девиц в деревне, и все это знают.

Родители Сольвейг – верующие. Можно предположить, что это протестанты (одна из разновидностей протестантизма). Различие в вероисповедовании подчеркивается автором, потому что для этой семьи это принципиально важно, тогда как другие могут формально относиться к религии, посещая официальную церковь. Они держатся скромнее, чопорнее, возможно, выглядят аскетичнее, чем другие жители деревни. Католики часто называли истовых протестантов «еретиками», да и сами представители разных протестантских общин так называли друг друга. Но это были суровые люди со строгим характером, верящие в то, что только членам их общины доступна некая высшая истина. Сольвейг – серьезная набожная скромная девушка. Каково ей было порвать со своей средой и уйти в лес к этому шалопаю?

Но это – поступок абсолютно цельного человека, для которого половинчатость в мыслях и поступках невозможна. Она готова пожертвовать всем, пожертвовать собой, все отдать, не зная ни сомнений, ни колебаний. Автор отмечает ее прекрасное светлое лицо в разные периоды жизни – и в глубокой старости тоже. Она – воплощение Светлого Духа. Северной стойкости. Силы любви. И именно к этому евангельскому духу в образе Женщины и тянется мечущийся, раздираемый внутренними противоречиями, куда более слабый, лишенный цельности, сам  Пер Гюнт.   

Она вызывает противоречивые чувства у героя. Радость, что он обрел «свою царевну», одну-единственную девушку своей мечты, и в то же время страх – он успел уже столько накуролесить, рассердив и людей, и сказочных персонажей, и все они хотят ему отомстить и ищут его. «Святотатство» - вот слово, которое вырывается у Пера Гюнта при одной мысли, что он, такой, какой есть, со всеми своими грехами, должен соединиться с этой чистой девушкой. Это еще и страх ответственности и серьезности, к которым он не чувствует себя готовым. Он решается сбежать – и от нее тоже. Уехать из страны, чтобы его никто не нашел. Причем безо всяких объяснений. Роняя на ходу небрежно: наберись терпения, девушка, жди меня…

Он исчезает. Моментально все забывает. Она всю жизнь ждет.

А теперь обратим внимание на то, как построена «Песня Сольвейг» Грига. Во-первых, характер основной темы: спокойный, грустный, но просветленный. У Сольвейг твердые принципы, но кроткий, бесконечно покорный нрав. Скажи ей: жди триста лет. Ей и в голову не придет роптать. Она будет ждать до последнего вздоха как статуя Терпения.

Вторая тема – в одноименном мажоре. В музыке появляются игривые танцевальные интонации. «Светлый праздник» в душе Пера Гюнта – вот чем была для него Сольвейг, и эта праздничная атмосфера (знакомство героев во время праздника, его слова о «празднике в душе») отражена в музыке Грига.

Мало того, образ Сольвейг должен противостоять силам зла, которые пытаются завладеть душой Пера Гюнта, как символ религиозной веры, церковных колоколов, своим звучанием обессиливающих внутренних и внешних демонов, терзающих Пера Гюнта.

Ее песня – это молитва. Не столько о возвращении Пера Гюнта, сколько о спасении его души. А, как выяснится в конце драмы Ибсена, по замыслу автора это – одно и то же.  «Спасение» Пера Гюнта – в Сольвейг. Из всех путей в жизни, которые пытался найти Пер Гюнт, из всех дорог, тропинок, один-единственный, ясный, понятный, прямой путь был истинным для него. Но он его испугался.

Всю жизнь, почти полвека Пер Гюнт скитается по свету, моля бога дать ему знак: так какая же из всех жизненных дорог – его дорога, как ему «стать самим собой», обрести смысл в жизни, достичь внутренней цельности, понять, для чего он вообще родился? Свой «внутренний капитал» (богатую фантазию, пылкое сердце, способность к истинно добрым порывам, смелость) он растратил в погоне за примитивными наслаждениями.

«Она сохранила, а я растратил», - ужасается этот ожесточившийся нищий старик, увидев избушку в лесу и услышав пение Сольвейг. Это страшный момент драмы Ибсена, потому что жизнь Пера Гюнта стремительно приближается к концу, у него нет даже времени на осмысление своих ошибок и заблуждений. «За его душой» уже пришли…

Поразительный момент: Пер Гюнт, как и многие люди, обижается больше всего не на то, что его душу сочли недостойной рая, а на то, что она и ада-то недостойна, потому что для того, чтобы стать настоящим грешником, нужен характер, нужны сила и воля. Ему обидно, что его личность считают такой незначительной (так – какой-то деревенский хвастун, задира и враль или мелкий мошенник). Пер Гюнт, набравшись смелости, начинает отчитываться во всех своих грехах, стремясь показаться этаким «демоном зла», но представители потустороннего мира над ним смеются – какой он демон, он мелкая сошка, пустышка, ничтожество!  И это оскорбленное тщеславие достаточно самолюбивого человека помогает Перу Гюнту преодолеть все свои страхи перед судом божьим и человеческим. Он идет к избушке, встречается с Сольвейг и ошеломлен ее реакцией…

Ни тени обиды, ни капельки сожаления. Он видит счастливую женщину, наполненную внутренним светом, сиянием. Сольвейг считает, что Пер Гюнт сделал ее жизнь – песней, преобразил ее, дал ей все. Образ этой женщины сливается для него в конце драмы с образом умершей матери (Осе), с образом Богоматери, которая может попросить Создателя (Бога-отца) простить все Перу Гюнту. Как запутавшемуся большому ребенку. И в финале – так и чувствуется (если не слышится открыто) вопрос: так простит ли Он? Потому что Она простила.

Мать Пера Гюнта – один из самых выразительных образов в драме Ибсена. Осе и Пер очень похожи. Темпераментные, остроумные, обожающие норвежские сказки и любящие играть дома в игры, чтобы в мире своей фантазии отвлечься от реальных проблем, дерзкие, смелые, колоритные. Когда-то род Гюнтов был богатым и знатным, но муж Осе, Йун Гюнт, оказался пьяницей и мотом, он разорил семью. Для ее сына Пера, красавца и умницы, непереносимо унижение – раньше на него смотрели как на принца, а теперь он бедняк.

Он хвастается перед односельчанами, как барон Мюнхгаузен выдумывая невероятные приключения с участием сказочных персонажей норвежского фольклора, но ему никто не верит. Пер Гюнт старается привлечь интерес к своей персоне, как сейчас сказали бы, «выпендриться», самоутвердиться любой ценой. Мать бранит Пера, но видно, что они обожают друг друга, и брань для них – это тоже некое выражение любви в комическом духе. Сцены матери и сына – одни из самых выдающихся в драме (особенно ее смерть – а умирает она не одна, а в присутствии сына, и сцена эта отнюдь не грустная, а бурная, по-своему радостная и счастливая, что не совсем соответствует традиционно траурной музыке Грига). Но четкий рисунок суровой мелодии «Смерть Осе» показывает сильный характер, железную волю этой незаурядной женщины, единственной, которую уважал сын, пока не встретил Сольвейг.

У Пера Гюнта есть реальный шанс преуспеть – жениться на Ингрид, дочери богатого человека. Будь он расчетливым человеком, он так и сделал бы. К этому его подталкивали чуть ли не все в деревне, намекая, что девушку к нему тянет. Но, будучи по природе человеком незаурядным, Пер Гюнт чувствовал, что прожить жизнь вот так – не для него. Он жаждал приключений, невероятных ощущений, чувствовал в себе «медвежьи силы», готовился к испытаниям, хотел бросить вызов всему миру. Ингдрид не вдохновляла его даже на такой «подвиг», как сорвать свадьбу и жениться на ней, чтобы утереть нос завидующим ему парням. Ему просто скучно с ней.


А теперь вернемся к музыке Грига «Жалоба Ингрид». Какой контраст с характером Сольвейг! Эта девушка – земная, бурного темперамента, музыкальная тема Ингрид сказочно прекрасна (в этом отношении она даже может посоперничать с темой Сольвейг). В Ингрид нет смирения, она возмущена, оскорблена, обижена равнодушием Пера. И в то же время – скорбит, глубоко скорбит, ведь этот парень неизвестно, зачем сломал ей жизнь. А по меркам того времени это непоправимо. Навеки испорченная репутация. Ее только и оставалось бы – отослать в монастырь. Ингрид – обыкновенная заурядная девушка, нет в ней сверхчеловеческого духовного величия, но это не значит, что она не заслуживает сочувствия.

Пер Гюнт совершил тяжкий грех, сорвав свадьбу, соблазнив ее и отказавшись жениться. Потому что успел уже познакомиться с Сольвейг и влюбиться в нее. А Сольвейг – из бедной семьи, так что логика поведения Пера Гюнта ничего общего не имеет с житейским расчетом. Если Пер Гюнт и негодяй, по мнению всей деревни, то негодяй не расчетливый. Сама Ингрид говорит, что ему было бы выгодно после случившегося жениться на ней, он приобрел бы многое, его жизнь изменилась бы. Но Пер Гюнт оказался непоколебим. Опять-таки – это позиция человека незаурядного. Он отказывается от денег и доброго отношения всей деревни, становясь изгоем.

Зачем тогда вообще Пер Гюнт сбежал с Ингрид, если никогда, ни на минуту она не являлась объектом его интереса? Осе пыталась это объяснить так – он выпил лишнего, не понимал, что делает. Но, возможно, это, как и многое другое в нем – проявление иррационального детского озорства, он ведет себя как подросток, делая все назло «взрослому миру», и заходя в своем шаловливом бунтарстве слишком уже далеко. В данном случае – «назло» это могло иметь отношение к Сольвейг. Которая застеснялась при встрече с Пером и отказалась сразу же начать с ним кокетничать, как это делали другие девушки. Пер Гюнт злится. До него доходят разговоры о том, что Ингрид не хочет выходить к своему жениху, потому что не любит его, и он принимает решение что-то «доказать» всей деревне – самоутвердиться на глазах у той же Сольвейг за счет бедной Ингрид. И убегает с ней.

Потом он высказывает претензии сбежавшей невесте – она сама допустила, чтобы это случилось, могла отказаться, как это бы сделала Сольвейг.  Пер Гюнт считает, что виноваты они оба. Но бедняжка Ингрид была безумно влюблена и считала своим единственным шансом этот побег – она надеялась склонить Пера Гюнта к женитьбе. Он же сделал это с холодной головой. И тут же пожалел о своем легкомыслии. Его мыслями уже завладела встреченная только вчера красавица Сольвейг. Он ставит ее в пример Ингрид, говоря, что та, как бы ни любила, а не нарушила бы свои принципы. Пер Гюнт невольно проникается уважением к Сольвейг. Она – единственная, к кому его по-настоящему тянет.

Деревня справедливо осуждает Пера Гюнта. Но Сольвейг не может не чувствовать себя отчасти виноватой – ведь из-за нее он отказывается жениться на Ингрид. А, не будь этого внезапно вспыхнувшего чувства к ней, возможно, его, в конце концов, уговорили бы. Та же мать – Осе тоже считала, что Ингрид для Пера выгодная партия.

Пер Гюнт теряет все из-за чувства к Сольвейг (причем чувства нереализованного, между ними никогда ничего не было, даже особо пылких признаний в любви на словах). Это говорит о том, что, несмотря на недолговечность этого чувства, тогда для него оно было значительным, сродни духовному потрясению, откровению. 

Сказочное существо – Кривая – это некий символ того жизненного пути, которым идет Пер Гюнт. Он мог выбрать прямой путь – быть правдивым, последовательным в своих поступках, но он не может быть цельным, ясным, понятным для самого себя и окружающих ни в чем. Ни в дурном, ни в хорошем.

Законченный негодяй изображал бы несуществующую любовь к Ингрид, женился на ее деньгах и всю жизнь прожил бы во лжи, как это делают многие. Честный человек никогда бы не приблизился к Ингрид, чтобы потешить свое тщеславие, но вел бы себя с семьей Сольвейг открыто, правдиво, и прожил бы с любимой женщиной в бедности. Но прямые пути  (какими бы они ни были) не для Пера Гюнта.

Он все время рассчитывал всех перехитрить, преуспеть, разбогатеть, прославиться, стать выдающимся и значительным человеком, «царем», как он это называл. Его переполняло множество желаний, устремлений. Богатая фантазия – вещь прекрасная, если ей правильно распорядиться. Ведь он при своем умении рассказывать чудесные сказки смог же скрасить последние минуты жизни своей матери, Осе, нарисовав в ее воображении великолепную картину. Пер Гюнт был творческим человеком, он мог начать писать сказки… Одним словом, подумать, какое же направление для его природных качеств является правильным, в какое русло направить свою энергию. Но, вместо того, чтобы думать и делать во благо, Пер Гюнт начал использовать свою фантазию не для высоких целей, а для примитивной выгоды. Чтобы обмануть, показаться лучше, чем он был на самом деле. И кем он стал в результате?  Обыкновеннейшим хвастунишкой.

После смерти матери Пер Гюнт уезжает за границу, скрываясь от разъяренных жителей деревни. На самом деле он боится не только их. Каковы же «тяжкие грехи» Пера Гюнта, помимо истории с Ингрид и деревенскими девушками? Он вступает в отношения с женщинами из другого мира, сказочного, дерзко бросая вызов силам зла. Здесь уже нужно знание норвежского фольклора, чтобы понять всю меру «беспутства» Пера. Здесь, как мне показалось, есть и сатира, насмешка над персонажем: как будто воплотились в жизнь его невероятные фантазии, которыми он «кормил» всю деревню. Иногда кажется даже, это вообще – галлюцинации Пера, а не реальное появление всех этих фантастических существ. Они ему просто мерещатся. Одна из них даже родила от него ребенка – причем, как следует из авторского текста, от «мысленного вожделения», впрочем, в сказках такое бывает. Чудовищный вид этого уродливого новорожденного ужаснул Пера настолько, что он решил: эти злобные существа не оставят его в покое. И сбежал от них – даже в большей степени, чем от людей, которых он меньше боялся. Они «лезли в его мысли», проникали в его сознание, Пера пугали их колдовские возможности. Он и с Сольвейг побоялся сближаться, считая, что ей они навредят – из мести, да кто их знает?..

Если вернуться к музыке Грига, то «Утро» - это не только пробуждение природы, не просто банальное каждодневное явление, а некий Свет, который поглотил Тьму, уничтожив могущество злых существ.  Утром возникает образ Сольвейг… Но уничтожены они на время… Пер это понимает. Он все время ждет их возвращения.  «В пещере горного короля» этот вихрь сил зла производит сильное впечатление, для слушателей это – некая встряска.

Мысль, озвученная Доврским Дедом (одним из сказочных персонажей Ибсена), ясна: разница между троллями и людьми в том, что учат они разному. Человеку говорят: будь самим собой. Троллю говорят: будь собой ДОВОЛЕН. Доврский Дед спрашивает у Пера Гюнта: улавливаешь разницу? Но Пер Гюнт эту разницу не уловил…

Только в конце своего жизненного пути он понял, что в троллях страшны не их внешние признаки, а внутренняя суть. Будь собой доволен – значит, не стремись стать лучше, это торжество всего низменного в человеке. Будь самим собой – значит, найди то самое ценное, самое лучшее, что в тебе есть, и оберни это на благо людям. То есть идея самодовольного ничтожного эгоизма противостоит альтруизму и внутреннему самосовершенствованию.

Пер прожил жизнь так, что превратился в тролля (только без его внешних признаков).  Он без конца хвастался, был невыразимо самодоволен и считал себя венцом творения. Он преуспел в работорговле, поднабрался кое-какого образования, приобрел солидные манеры и  стал приводить свою жизнь в пример другим людям.  Но при этом, что примечательно, Пер «потерял самого себя», исчезло его обаяние – стало казаться, что он говорит чужими книжными фразами, играет роль важного человека, приписывает себе все мыслимые достоинства, при этом скучен и равнодушен ко всем и ко всему. Конечно, все люди к пятидесяти годам отчасти утрачивают энергию и задор юности. Но Пер кажется настолько заурядным, как будто и не было этого, вызывающего всеобщий восторг, деревенского юноши, чья речь была более грубой, но куда более живой, оригинальной. Он всерьез думает, что его знакомых восхищает все, что он изрекает с умным видом, но они просто смеются над ним за его спиной, говоря в глаза елейные комплименты.   

Но чувство юмора и самоиронию Пер утратил все-таки не до конца. Это видно, когда он оказывается ограбленным «друзьями», и достаточно мужественно принимает такой удар судьбы. В такой момент ему как будто нужна встряска, чтобы вернуть себе свежесть восприятия жизни, желание жить. Пер, не в пример деревенскому юнцу, теперь уже многое знает о религии, он читал книги. И пытается понять, что ему делать дальше. Ему кажется, Господь милостив к нему, он его защищает и оберегает (ведь «друзья» его погибают). 

Встреча с восточной женщиной Анитрой – всего лишь приключение, для него вообще ничего не значит. «Танец Анитры» у Грига – очень выразительная музыка, но она показывает восточный колорит, не отражая глубокую эмоциональность или духовный мир, что соответствует замыслу автора. Анитра у Ибсена – довольно поверхностная, в меру коварная восточная женщина, которая пытается выманить драгоценные камни у встреченного Пера, которого она по невежеству приняла за пророка, а он и не пытается рассеять ее заблуждение. И именно в этот момент драмы, когда он, от нечего делать, решает завести интрижку с этой девушкой, и состоялся (небрежно, как бы в шутку) разговор о душе. Анитра с милой непосредственностью сообщает, что ей нужна не столько душа, сколько драгоценный камень. Пер говорит о «великой душе», которую он не встретил у женщинах, все они ему казались пустышками. Анитра и не думает спорить, она вообще плохо понимает абстрактные рассуждения, это человек конкретный и материальный.

А та самая, одна-единственная, наделенная нужной ему душой, все сидит в избушке Норвегии и напевает…

Пер чувствует такое равнодушие к жизни, что подсознательно даже жаждет встрясок, испытаний, он просит Анитру причинить ему боль, сам не вполне понимая, что хочет сказать… Ему нужны настоящие чувства, эмоции, а их нет, он никого не любит, и никто не любит его. Пустота – вот что его угнетает… С Анитрой они расстаются внезапно, легко. Он с ней играл роль, как всю жизнь свою играл роль за ролью, не понимая, где он настоящий и может ли он таким быть.

Он встречает людей из дома для умалишенных, где каждый считает себя выдающейся личностью и называет себя «царем». Все на редкость собой довольны.  У Пера Гюнта вырываются слова: я царь, я тролль…  Ирония этой авторской сцены понятна.

Вернувшись на родину, обеднев и зачерствев душой, Пер Гюнт завидует тем, кого дома ждут семьи, и желает им зла. В то же время он не окончательно «потерян» для благих намерений, добрых порывов, суля небольшую сумму денег тем, чья жизнь в опасности. Пер Гюнт продолжает метаться, сам не зная, какой он – добрый ли, злой, его изнутри разрывает на части.

И, ступив на берег родины, он попадает на кладбище и слышит поучительную историю о человеке, который нарушил законы страны, отрубив себе палец на руке, чтобы не служить в армии. Но дезертир этот, подвергшийся всеобщему неявному осуждению (потому что ничего нельзя доказать), оказался верен высшему закону – не юридическому – а именно: всю свою жизнь он был верен самому себе, он исполнял свое божественное предназначение. Он родился крестьянином, а не войном, и занимался тем, чем и должен был: сельским хозяйством. И жил для семьи. Все остальное (политика) для него было абстракцией, которую он не понимал, и в которую он не верил.

Весьма смело для того времени, но показательно для Ибсена законы предназначения, высшие, божественные законы ставить выше законов юридических, гражданских, то есть придуманных людьми, а не богом. Это было его пониманием религии. Его философией.

Пер Гюнт спрашивает у Сольвейг: так в чем же было мое предназначение, где же я был самим собой, в чем это должно было проявиться? В ответе ее (как ему показалось) была новая загадка: в моей любви, надежде и вере! Это был свет, маяк, который должен был направлять его жизнь, делать его лучше, приближать к тому «идеальному я», которое стало бы для него понятно, ясно, доступно. В соответствии с божественным замыслом.

Ибсен опасался, что не норвежцы вообще не поймут его произведение. Я думаю, что не только не норвежцы, но вообще мало кто даже из профессиональных литераторов и философов способен оценить величие его основной идеи и проникнуться ею. Сама я чувствую, что только к сорока годам «доросла» до хотя бы частичного понимания замысла автора. И, если развитые дети заинтересуются не «упрощенной» сценической версией драмы Ибсена «Пер Гюнт», для них эта работа может представлять интерес. И они по-новому услышат музыку Грига.