Аманат. часть 1. глава 7. Последний бой Опони

— Я зараз, диду! — Опонька метнулся на другой конец, перепрыгивая, как по кочкам, по торчащим вздыбленным бревнам искореженной гати.

— Куды, стой, неслух! Ворог близок, тикай назад, Опонюшка! — всполошился Вещун, да где там! — Опоня уж допрыгал почти до сухого, спрыгнул в жижу, благо, что там уже неглыбко, — ушел только по пояс, — ухватил застрявшую в корнях большой сосны, росшей здесь еще недавно, а ныне пущенной на гать; ухватил застрявшую матицу, — ухнул  громко, напружась, и выдернул ее из переплетения корней, — матица враз поползла на арканах, потащили ее быки и подпряженные кони, сминая и вздыбливая бревна,  расходившиеся теперь, ничем не удерживаемые, в разные стороны, — нет больше гати.
 Опоня и сам уж увидел, как из рощицы, им же и прореженной изрядно, скачут чужие всадники. «Лесом, лесом утекай, Опонюшка!» — услыхал Вещунов упреждающий крик.

 Метнулся было в лес, но понял, —не уйти от конных, огляделся затравленно, подыскивая какое-нибудь оружие, углядел готовую почти лесину без сучков, забытую, видать, в спешке при строительстве гати. Лесина крепкая, березовая, в ногу Опонькину толщиной, — пришлась аккурат впору, глухо загудел воздух, рассекаемый  березовой орясиной, которую вращал вокруг себя кряжистый заляпанный болотной грязью урусут, — двое джунгар, сунувшихся было опрометчиво, сбиты уже с коней, валяются там, где приголубила их в смертельном своем вращении дубина, третьему лесина пришлась прямо в  конскую голову — смело и коня напрочь.

— Эх, жаль животинку безвинную! Прости, Велес , — мыслил Опонька, все быстрее раскручивая свой гибельный ветряк, — у нас-то конь — первый помощник, не то что у вас в степе; должно, не орать  мне боле земелюшку… Каково дед Вещун давеча про Гордоню сказывал – избу оглоблею сшибат? Ну а я помене буду — жунгарина вместях с конем сбил, туды поганому дорога… За одним и за Овдулку  посчитаюся…

Сбитый  наземь  степняк, откатившись, метнул копье, вражина, — Опоне огнем ожгло спину, невмочь стало дышать,. — Охти, налетай, ворог, угощу березою нашенской, — пошатнулся, но устоял детинушка все же. Более никто не сунулся в магический этот круг, очерченный гудящей оглоблею.

Вещун, видавший все, что происходит подле того бережку, охнул, когда принял Опонька копье вражье в спину, выхватил засапожник, метнулся тож по остаткам гати, перепрыгивая с бревна на бревнышко,балансируя ловко, привычно, мысля лишь о том, чтоб не угодить в топь, не оступиться.

 — Держись, Опонюшка, бегу я, бегу!

— Держусь, диду!

 Но слышал уже старый в слабеющем голосе Опоньки уходящее, надсадное хрипение. Вымахнул как молодой из-за кустов, прыгнул на  того, сбитого, —засапожник  скользнул  по железному нагруднику, не причинив вреда, не учел старый, что под засаленным бешметом  – латы,молодой  дюжий  степняк легко перехватил старика за шею, сдавил.

— Ништо, Опонюшка, сказывал я те, — и мы послужим!  Слава  Велесу,  аки воин жил, и помереть сподобил воином, — мыслил Вещун, слабея уже, но успел все ж старый воитель нащупать щель между пластинами в доспехах, аккуратно,  по самую рукоять из козьей ножки, всунул туда верный  засапожничек, коим немало рыбы перечистил на веку, немало сетей чинил, игрушек детских повырезывал из мягкой липы для соседских огольцов, мечтал и для своих внучат мастерить игрушки, да не привелось,   –  убили сына единственного в таком же вот набеге…
 
— Видать, непростой  жунгарин, — вона латы каки, должно, венецейские, — немало погулял-пограбил, вражина, а вот  я покажу те козью ножку-то, — Вещун ощутил, как обмяк — отпустил противник,  вздохнулось наконец свободней.

—Тута я, держись, Опонюшка! — вскочил было бежать на выручку старый, да прилетела каленая, пробила горло — ни вздохнуть, ни крикнуть, — Прими, Велес!

Ощутил вдруг старый Вещун себя мальчонкой махоньким, и деревенька родная — вот она, и мамка с тятькой, —молодые вовсе, смеются над ним, радуются. А леса вокруг — родные, дедовские, марийские, и откуль бы и знать-то мальчонке с пушком белым на головке, что ненадолго счастье-то это, мир да спокой — ох, ненадолго. А лес какой вокруг шумит — сердешной, баской. И почто не живется-то человекам мирно, ох, не живется, — вельми богато  лесов-то да степей на всех, на всех, кои есть, человеков сотворил Перун  в достатке, а вот не живется все ж, ох, не живё…

Джунгаре, не решившись более  приближаться к богатырю, осыпали его стрелами.

— Каки злые осы тута, однако, — мыслил, оседая, Опоня, — всю рубаху издырявили, опеть матушка  бранить  будет, — о малом думалось детинушке, о большом-то, о грозном, остатнем, думать ахти как неохота, да и не поспеть ужо…
— Ахти мне, диду…

Конец  первой части.
Продолжение следует.