Ангел и бабочка

Сегодня вдруг решила: нарисую-ка я ангела. А то Рождество уже на носу, а настроение праздничное не то чтобы отсутствует вовсе, но как-то не очень явственно ощущается. Хотелось бы больше, ярче, полнее. Вот пойду прямо сейчас в маленькую комнату, где пианино, дверь плотненько так закрою, поставлю дочкин этюдник, включу какую-нибудь рождественскую музыку, ну, с колокольчиками, чтобы душа стала тихая и чистая, как лесная полянка с нетронутым снегом, где не ступали еще ни заячьи лапки, ни косульи копытца…  Обязательно возьму  пастель, она нежная и прозрачная, в самый раз ангела рисовать. Будет лететь  он, родимый, среди пушистых  снежных хлопьев в синем-синем небе, а внизу – город, елки, огни… а он несет в руках Самый Главный Рождественский Подарок и так немного как бы призадумался и даже слегка растерялся:  а есть ли на земле такой хороший человек, которому можно было бы такое чудо вручить?.. Да есть же, есть! – захочется крикнуть каждому, кто увидит эту мою картину. - Я это, я, не сомневайся! Залетай скорее, вот только сейчас форточку открою...

  Стоп, скажет тут какой-нибудь скептически настроенный читатель. Все это, конечно, очень мило, но только в виде фантазии. А ежели с практической точки зрения подойти - как это так, с наскоку, возьму да и нарисую? Ангела-то, вестника Божия, доброго, светлого и прекрасного?  Как минимум, рисовать надо уметь!.. А вот я как раз умею. Умела, по крайней мере. Лет до семи – точно, умела и могла, и всем все рисовала.  Попросят в садике девчонки: нарисуй принцессу! принца! коня! оленя! замок! А я тут же - хоп! – и нарисую, и всем нравится. А если кто-то и скажет, что у принцессы лицо длинное и рот, как у лошади,  на самом конце, так я, нимало не смущаясь, тут же находчиво отвечаю: а это инопланетянка, вот что. Инопланетянская принцесса, очень по инопланетянским меркам красивая. И неопытные критики, не отыскав достойных возражений,  тут же подавленно замолкали.

  А в школе примерно с четвертого класса по восьмой мне, исполнительной отличнице с ответственными родителями, дали общественную нагрузку:  делать  стенгазеты. С тех пор меня так и звали: редколлегия. Ко всем советским праздникам эта редколлегия в лице меня и, естественно, родителей изготавливала очередной парадный лист формата А-1. Без всякой там оргтехники, и даже без фломастеров  -  тушь, гуашь, трафарет и лекало, а линеечки для подписей проводились простым карандашом и потом аккуратненько стирались.  Как ни странно, иногда эта тягомотная стенгазетная повинность  мне даже нравилась: открывались  некоторые возможности для художественного творчества. Как сейчас помню своего Че Гевару: он вдохновенно щурился на фоне лиловой тропической ночи, а на берете у него дерзко горела ярко-оранжевая звезда! Красной гуаши не осталось, ушла на пафосный заголовок. Помню  также новогоднюю газету за седьмой, кажется, класс – я там крупно напортачила: размазала самую главную букву, большую "С". На помощь ревущей редколлегии, как всегда в подобных случаях, пришли родители: неудачную букву превратили в пузатую ракету, весело бороздящую просторы новогоднего космоса. А сколько пошло на этот самый космос резаного  «дождика» и битых елочных игрушек! Полкласса потом засыпано было. Как-то раз, помню,  удачно вышел у меня плакат с символом  минского автозавода – толстоносым зубром, внушительным и мрачноватым. Мне так хотелось оставить его себе, но плакат забрали на очередной смотр, там он и канул, как прочие  произведения пионерского творчества, поглотившие уйму времени и сил… До сих пор жалко!

  Итак, вот сейчас, прямо сейчас  войду в маленькую комнату, включу какую-нибудь рождественскую музыку, с колокольчиками, поставлю дочкин этюдник и...

  … И, конечно, тут же звонит подруга. Она много и интересно  рассказывает  о себе, своей семье, своей работе, разных знакомых и незнакомых мне людях и событиях.  Она вообще очень  интересный, творческий  человек. У подруги  в трубке журчит вода: по-видимому, она, прижав к уху телефон, моет посуду, чтобы не терять времени на праздные разговоры. Она очень целеустремленная, организованная, в отличие от меня.  А у меня телефон старый, с проводом, но я тоже, вдохновленная ее примером, начинаю параллельно с разговором делать что-то полезное: собираю под стулом упавшие туда детские варежки, шарфики, еще что-то, мокрое после прогулки. Натыкаюсь на кошку (она туда прячется, чтобы Алевтина не нашла), кошка просыпается, жмурится, потягивается  и тут же начинает орать, чтобы ее покормили. Вот ведь наглая морда: жрет только свежесваренную куриную печенку да вискас в желе, дорогой. А мы и рады стараться -  балуем, покупаем: старая кошка, жалко. Она у нас полуангорка, пушистая, трехцветная, народ называет такую кошку «богатка» и верит, что она приносит в дом счастье. Насчет счастья не знаю, а котят штук тридцать она за свою жизнь родила и с честью воспитала. Вот уж мороки было их пристраивать! Есть же на свете умные люди,  умудряются деньги на этом деле зарабатывать…

   Поговорила с подругой, покормила орущую морду, пошла рисовать. Только не ангела, а новогодний праздник в детском саду – по заказу Алевтины. Рисовали вместе, раскрашивали тоже. Отличная картина вышла, с елкой, Дедом Морозом и кучей детишек, и даже музыку с колокольчиками удалось включить!

  А потом другая подруга звонит, вся в цейтноте: завтра праздник, наша воскресная школа выступает в центре досуга инвалидов с особенностями психофизического развития, а костюмы для спектакля еще не готовы, дочка юлой под руками вертится, то ножницы стащит, то иголки… короче, нужна помощь. Собираюсь тихонько улизнуть… куда там: Маша и Алевтина с воплями восторга вешаются на маму – айда к тете Ире, у нее кот Барсик и двухлетняя Сонечка!  Что же - вау! – едем вместе. Оно и лучше: дети будут играть, а мы с подругой спокойно пообщаемся и сошьем все эти шапочки-хвостики…

 … Шила в результате только Ира, а я потратила три с половиной часа на укрощение трех девиц, с воплями и  хохотом безостановочно носившихся по квартире. Потом, где-то в пол-одиннадцатого вечера, относили костюмы, скользя и падая на размокшем снегу (плюс два, и это после двадцатиградусных морозов!), потом долго ждали автобуса… и вот, в начале двенадцатого, мы дома. Ура! Какое счастье, что у детей – каникулы, и завтра им не надо рано вставать!

 Пока на плите остывает свежесваренный геркулес, обхожу свои владения. Иван  и Василий, пользуясь каникулярной свободой, прочно засели за компом: гоняют в безвкусных псевдоазиатских декорациях сюрреалистическую толпу каких-то  скелетов и санта-клаусов (?!). Стараясь не приглядываться, объявляю: немедленно заканчивайте, и почему кровь опять не выключили? Получаю стандартный ответ: ну мама, еще пять минуточек, и кровь тут не выключается!.. Последовательно переступив через рюкзак, палатку, комбинезон и рыболовный ящик (муж рыбачить любит, а вещи разбирать – нет), пробираюсь на кухню, кормлю Алевтину, Машу,  опять же - орущую морду… улавливаю, что кто-то – точнее, Оля – еще ударяет по пианино (это в полдвенадцатого ночи!), мчусь к ней

   У Оли завтра экзамен по гармонии, и она, сопя, долбит ненавистные модуляции, бессмысленно и беспощадно. Мама, с теорией поможешь? Ну конечно, доченька, только ты уж закругляйся, а то сама знаешь, соседи… Соседи у нас такие: разведенная мама и два великовозрастных оболтуса. За стеной с пианино живут как раз оболтусы. Тактика их борьбы с музыкальной семьей несложна, но действенна. Они никогда не стучат в стену,  если Оля заигрывается допоздна, но зато, стоит нам лечь спать, за стеной включается музыка!!! И какая музыка… какая-то трэшевая,  немелодичная и очень, очень громкая. И надолго.  Так что лучше их, соседей, не раздражать и если уж  играть на ночь глядя, то  сугубо на левой педали, под сурдинку.

  В общем, покормили, уложили, теорию выучили, перевели дух… Ангел, где ты? Ау! Ох, чую, не получить мне и в этом году Самого Главного Рождественского Подарка, мне, в суете и раздражении проводящей самые последние, самые важные дни святого Рождественского поста…

   Только утихомирила детей -  вскинулся муж. Бубнит и бубнит, артистически драматизируя ситуацию. Устал, видите ли,  за день, а тут– звонят, срочно завтра выступать! Это в том же самом центре досуга инвалидов вдруг спохватились, что никто у них на празднике, оказывается,  не поет и не играет на музыкальном инструменте. А кто согласится  в таком спешном порядке петь и играть, совершенно к тому же бесплатно? Конечно, Женя Пименов, прославленный своей бескорыстно-благотворительной концертной деятельностью по всем градам и весям республики Беларусь!.. Бубнит он, конечно, для проформы, выступать все равно поедет, причем, как только что выяснилось, вместе со мной. Вот уж сюрприз так сюрприз! Но торг в данном случае, как говорится, неуместен. Ладно. Кряхтя, усаживаемся  рядышком на диване, раскладываем листочки со стихами и песнями… гитару настроили – поехали…

  Короче, до постели я добралась в полтретьего ночи. Перед сном вдруг взгрустнулось (очаровательное сочетание согласных, не правда ли?) и даже всплакнулось. Ну как, как Господь Бог может меня любить? Такую ленивую, несобранную, унылую… просто никакую? Ничего толком  не умею, не могу, как говорится, поймать волну, оседлать жизнь, плыву по течению, вместо того, чтобы организованно, энергично, трудолюбиво… Нет чтоб во времена оны  в Москве остаться, в аспирантуре, направление ведь давали… Музыковед  из меня был, да весь вышел, как регент я - так себе, и мама максимум на троечку … Вот и пост опять прошел в суете, расслаблении, каждый раз даю себе слово собраться, почитать что-нибудь душеполезное, а телевизор, компьютер – побоку, и каждый раз, каждый раз… Ну как Ты меня только терпишь, Господи!

   Поплакала, успокоилась, угрелась под одеялом, вспомнила себе в утешение  хорошее. Случилось со мной однажды  чудо. То есть чудес, конечно, в моей жизни  было множество, в том числе крупных и даже, не побоюсь этого слова,  судьбоносных. Но это чудо особенное: такое трогательное, немного смешное и очень, что ли,  наглядное. То есть совершенно необъяснимое  с точки зрения естественнонаучных законов. Рассказываю.

   В школьно-пионерском своем детстве я не только стенгазеты рисовала и пианино мучила. Я еще серьезно изучала растительный и животный мир нашей планеты, особенно увлекаясь при этом насекомыми по причине повсеместной распространенности таковых. Начало этому увлечению положила подаренная мне на десятый день рождения книжка «Юному энтомологу», увлекательно написанная и снабженная множеством натуралистичных рисунков. К своему восторгу, я обнаружила, что практически всех героев этой книжки несложно поймать или понаблюдать за ними в естественной обстановке (город Бобруйск, обширный зеленый двор с фонтаном при старинном доме полковника Цыбулевского, куда каждое лето увозила меня из душной белорусской столицы незабвенная моя бабушка Любовь Ивановна, Царствие ей Небесное). И пошло, и поехало… Кузнечики у меня в банках стрекотали, бабочки из гусениц выводились, головастики лапки отращивали,  превращались в лягушат и потом квакали вечерами под ванночкой  для сбора дождевой воды. Взяла шефство над  муравейником, размещавшимся под тополем за калиткой, на пути к колонке, где мы с бабушкой набирали  воду для полива цветов. Бедные мураши к концу лета уже видеть не могли обсосанные кусочки сахара и – пардон! – пришлепнутых мухобойкой мух, которыми я их самозабвенно откармливала.

    Вскоре  родители, узнав о моем увлечении,  умилились и купили мне сачок, и я тут же открыла сезон Большой Охоты - бабочек на пышных бабушкиных клумбах было хоть отбавляй. Каждое лето ловила по одному махаону – редкая в нашей полосе бабочка из семейства парусников. А уж крапивницы, капустницы, репейницы, крушинницы, адмиралы, сатиры, голубянки, бражники, дневной павлиний глаз, чудная пальцекрылка пятипалая, похожая на маленькое белое привидение… им счет был потерян. Ловила, рассматривала и отпускала, уважая их непрочную красоту.  И только одну бабочку, не такую уж и редкую, никогда не видела  – траурницу. Живет она, как я прочитала, в лесах, предпочитая березовые, и садится обычно высоко, не ниже двух метров от земли. Посему ребенку, которому запрещалось выходить за калитку дальше, чем до ближайшего муравейника, встретить эту бабочку было практически невозможно.

  И вот, как говорится в романах, пролетели годы. Мы с мужем собираем грибы в лесу рядом с деревней Пыдрей  Семеновского района Нижегородской области – там у его родителей дом, где наша немаленькая семья отдыхает почти каждое лето. Лес светлый, березовый, с густым подлеском из молодых березок. И вот, вижу я, над этими березками порхает  довольно крупная темная бабочка  с желтой каймой по краю крыльев – траурница. Я с ностальгией рассказываю Жене: вот, мол, была у меня в детстве мечта – поймать траурницу и рассмотреть ее вблизи, а не на картинке. Что поделать, видно, не судьба. И сейчас – видишь? - летает она высоко и садиться не собирается… вот уже и вовсе улетела.

   Ну-с, прошло примерно полчаса, про бабочку забыли. Женя углубился в лес, я осталась на опушке его ждать – устала. И вдруг! Откуда ни возьмись – траурница: направляется прямо ко мне и… садится на тыльную сторону руки! Совершенно как ручной какой-нибудь попугайчик. Я, конечно, замерла от удивления и счастья и стараюсь по возможности не дышать, а она ну ничуточки не боится: ходит себе по моей руке, перебирая мохнатенькими лапками, дает себя рассмотреть. Крылья у нее, оказывается, темно-коричневые, над желтой каймой – ряд маленьких голубых точек, брюшко темное, немного пушистое, как у павлиньего глаза… Слетела с руки, покружилась немного вокруг, и – снова села!

-- Женя! – кричу я в полном восторге. – Иди скорей сюда!

  Муж, ломая, как лось, кусты, бросился ко мне. Видно, испугался. Вдруг я на гадюку какую-нибудь наступила, мало ли.

  Подбегает Женя, показываю ему бабочку. Он удивляется, а траурница, немного подумав, перелетает к нему на руку и точно так же доверчиво по ней разгуливает!

  Мало того. Когда мы, вдоволь наудивлявшись, решили пойти домой, эта странная бабочка провожала нас почти до самой деревни, то взлетая, то садясь на женину белую панаму. И вот зачем, скажите на милость, мы ей сдались? Чем понравились? У меня всему этому происшествию только одно объяснение: это было чудо! Исполнение детской моей глупенькой, но горячей мечты. Чтоб не унывала, никогда и ни за что. Чтобы помнила: Бог – всегда рядом, все помнит, все знает. И любит нас, совершенно незаслуженно. И нам дает силы любить. А любовь – она такая: всегда не за что-то, а – несмотря на…

  Засыпая, решила: ангела все-таки обязательно нарисую. Сегодня, правда, опять не вышло, а завтра – Сочельник, с утра служба,  ночью  служба, потом детский праздник, совсем некогда будет. Ничего. Главное – очень-очень захотеть. Вот ведь захотелось к Рождеству рассказ написать – и написала! А получилось… как получилось. С Новым годом вас и Рождеством, дорогие мои! Пусть будут в вашей жизни и ангелы, и бабочки, и прочие милые и добрые чудеса, без которых так пусто и холодно было бы всем нам жить на  земле…