Книга судьбы. роман

               


                КНИГА    СУДЬБЫ

        И сотворил Бог человека по образу своему,
  По образу Божию сотворил.
                Быт 1:27
                               
        И много плакал я о том, что никого не нашлось               
        достойного раскрыть и читать сию книг
        и снять семь печатей с нее.               
                Откровение 5:4         
                               
               
    C о д е р ж а н и е:
   
    Призвание - стр.1
    Книга рода моего - 4
    Книга Израиля - 17
    Книга Давида   - 31
    Пятикнижие Моисея - 41
    Книга Соломона  - 84
    Книга Баруха   - 93
    Книга Ильи   -100
    Книга Ханы   -110
    Книга  Завета - 146
               

                ПРИЗВАНИЕ   
 
                Гл. 1

  1. Призвание Роланда, сына Баруха из рода Букенгольц, которое открылось в размышлениях о жизни племени своего, насильно изгнанного с родной земли и нашедшего приют в России.
     Из века в век народ мой исполняет свой долг перед обретенной родиной: орошает землю потом трудов своих и поливает кровью своей, защищая в битвах – радеет за нее.   
2. Но отчего всю жизнь свою я, как и предки мои, слышу укор, что чужие мы на этой земле,  изгои. Слова эти ранят – в них оскорбление Духа.
З. «От одной крови Бог произвел весь род человеческий для обитания по всему  лицу земли».  (Деяние апостолов 17:26) «Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово, и по обетованию наследники» (Павел 3:28). «Ибо все мы одним духом крестились в одно тело, иудеи и эллины» (1кор. 12:3). «Если мы живы Духом, то по духу и поступать должны» (Галатам 5:23).  «Блажен человек, которому Господь не вменит греха».  (Рим. 4:8))
4. Терпел и я всю жизнь и искал ответа: чем измерить страдания народа и почему не приняли его земля, на которой поселился он, спасаясь от истребления?
5. Жизнь моя подходит к концу - и нет мне ответа. Обнажились раны души моей, и усугубилась боль.
6. И понял я: быть терпеливым в молчании - великий грех перед потомками моими. Священный долг отца передать детям (Да хранит вас Бог от бед и злого искуса!) знания свои – они лучшее наследство для становления жизни.
7. Но как выкричать мне боль, от которой  страдает не только моя душа, но и души человеков племени моего? Больно касаться этой раны.
8. И сгущается в душах людей чужеродность жизни на этой земле (хотя никто из нас этого не приемлет), уезжают они в чужие земли, чтобы не дать погибнуть роду своему и обрести новую родину.
9. Для меня нет и не может быть другой Родины, лучше и горче этой – могилами предков корни мои проросли здесь навечно. И любовь моя к этой земле вызрела здесь. Любовь, как и Дух, даются человеку однажды и навсегда.
      Меня можно мучить, гнать, убивать – но не вырвать родину из сердца моего.
10. И остался я последний из рода на священной для меня земле. Оглянулся на опустевшее пространство – одиночеством и скорбью накрыла тоска великая. И вырвался крик из души моей: «За что, Господи?..»


               
          Гл. 2

1.  И решил я узнать, когда люди племени моего ступили на эту землю. И почему они, бранимые и гонимые, оставались жить на ней.
2.  Но скудны и горьки были эти знания – с каждым новым поколением обрывалась связь с прошлым, словно не было до него жизни на земле, и любой человек, как Адам, первым являлся в этот мир и пекся лишь об одном: плодиться и размножаться, добывать хлеб насущный трудом рук своих.
3. Сказано: не хлебом единым жив человек, и кто не помнит прошлого – тот не знает будущего. Жизнь души, а не плоти, есть сущность бытия от первого зерна разума. «И создал Господь человека из праха земного и вдунул в него дыхание жизни, и стал человек душою живою” (Бытие 2:7)
4.  Взывал я к людской памяти, но тщетны были мои усилия. Отвечали мне: «Во многое мудрости много печали. И кто умножает познание – умножает скорбь».
5. Но не принимала такой мудрости душа моя. Так не мог смириться Адам, прародитель наш, хотя и была уготована ему жизнь в райских кущах. Нарушил он завет Творца и благодетеля своего: «А от древа познания Добра и Зла не ешь ничего: ибо день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь». (Быт 2:17)
     Вкусил он запретный плод, а через него получил знание и открылись глаза: сотворил Бог его по образу Своему. Но разгневался Господь и сказал: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло. И теперь как бы ни взял он от древа жизни, и не стал жить вечно». (Быт 3:22) И выслал его из сада Эдемского и поставил на востоке херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни.
     Так сегодня изгоняют с проклятием племя мое с обретенной Родины.
6. Горек корень познания, но долг мой вкусить плоды его: без знания усугубляется грех, на совести моей жизнь и судьба рода моего. «По плодам их узнаете их». Пусть я малая частичка жизни племени моего, но и от меня зависит, что случится с ним в мире.
7. «Посему, как с одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили». (Рим.5:12)
8. По крохам собирал я страницы жизни рода своего, чтобы «разуметь притчу и замысловатую речь, слова мудрецов и загадки их».
9. День за днем слушал я и читал, понимал и сомневался, радовался и страдал – прожитые жизни входили в меня и становились жизнью моей. Но скупы и белы были иные страницы. И терзала меня мысль горькая: не были они записаны в Книгу жизни.
За что, Господи?
Нет  ответа.
10. Дарована и мне жизнь, единственному и неповторимому в мире, и сегодня я продолжение жизни рода моего во времени и пространстве.
11. Понял я и уверовал: все было на земле и обо всем сказано и Богом, и пророками, и простыми смертными. Почему не слышат люди и не внимают наставлениям их  -  всяк своим путем идет и в грехах погрязает. А слово есть светоч – в нем опыт жизни всего человечества.
12. «Знай же: когда мудрость войдет в сердце твое, и знания будут приятны душе твоей, тогда рассудительность будет охранять тебя, дабы спасти тебя от пути злого. Перед очами Господа пути человека, и он измеряет все стези его» (Притчи 2:10-12, 5:21).

                Гл. 3

 1.  Об истоках жизни рода моего слышал я из уст древней старухи, память которой сохранила много судеб моей малой родины. Безвыездно прожила она здесь сто лет.
2.  И я родился в этом краю. Но грянула беда великая – пала коричневая чума на землю нашу. И, спасая от смерти, унесла меня мать от войны. Полгода брела со мной на руках по дорогам беженцев, через леса и болота. И кончились силы ее…
     Легла она на выжженном огнем пустынном поле, прижала меня к себе, закрыла глаза и стала смерть призывать. И слышит шаги ее. Но не страшно было ей: с радостью ждала смерть-освободительницу. И раздался рядом голос: «Ты иудейка?» Не поняла мать вопроса  и открыла глаза. Стоит перед ней древний старик, и седая борода его от ноябрьской стужи всклочена. И пояснил он вопрос свой: «Ты еврейка?» Потупила мать глаза от стыда извечного и прошептала: «Да…» И сказал старик: «Вы народ Богом избранный. И не вправе ты предать Бога своего. Знай же, та страна, где евреи живут, непобедима... Сын твой - продолжение жизни на земле. Встань и иди».
     Подняла мать глаза – никого рядом. А силы вернулись к ней. Встала она и пошла.
3. На Урале, в приютившем нас селении, сказал ей доктор, отводя взор свой от глаз ее исплаканых: «Если получил твой сын в наследство сердце здоровое, быть может, и выживет... Но готовься к худшему».
     Выжил я. Видимо, так Богу угодно, чтобы не исчезла ветвь рода моего на этой земле.
  4. Когда возвратились мы после победы в родные места, никого не нашли – не вернулась ни одна кровная душа наша. Но не могла мать жить там, где все напоминало ей об убиенных родных: слышала голоса их на улицах, видела силуэты в вечерних сумерках и бросалась навстречу... но обнимали ее руки холодную пустоту. И таким надрывным звоном стучало сердце, что не выдерживала ее осиротелая душа. И навсегда мы покинули места родные.
5. А посетил я малую родину свою спустя много лет, когда так настрадалась за прожитую жизнь душа по причине еврейства моего, что созрел я узнать: откуда есть и пошел наш род на этой земле? Отчего люди, с которыми мы вместе переносили все беды лихолетья на ней, считают нас здесь чужаками? В чем вина моя  и рода моего?
6. Старожилы помнили лишь двух из рода моего: Авраам, в народе его звали Файер (Огонь) - он первым привез в местечко керосиновую лампу, и Израиль - кузнечных дел мастер, лучший в округе. И сказали мне: «Иди к Нехаме. Если она не знает - никто не знает».
7. Отыскал я ее дом-развалюху на краю местечка.
    На лице Нехамы жили лишь одни глаза, глубокие и синие, как небо после грозы. Смотрел я в них и радовался, что успел застать ее живой. Сказала она, прочитав мысли мои: «Не дивись тому, что живу. Знала, что придешь ко мне, и ждала. Не может прибрать Господь человека, пока не передаст он свои знания людям - святой долг его: на этом разумность жизни стоит. - Помолчала и добавила: - Ты прости, что я такая старая, а все за жизнь цепляюсь. Не имела я права умереть до встречи с тобой. Знаю, зачем пришел. «Взывай, если есть отвечающий тебе...» (Иова 5:1)
8. И остановилось время жизни моей. Слушал я Нехаму и видел, как тускнеют светящиеся глаза ее, словно вместе со знаниями, которые отдавала она мне, покидала ее душа. Наконец, сказала она: «Что понял – напиши...» И стало темно вокруг - ни зги не видно.
9. «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими. И кто не был записан в книгу жизни, тот был брошен в озеро огненное...» (Откр.20:12-15)
10. И долго не слышал я звуков мира живого. А когда забрезжил  свет дневной  - никого не было подле. Но не чувствовал я себя одиноким: свет ее знания жил во мне.
    Так родилась это «Книга судьбы» человеков рода моего.
   «И так, дети, слушайте меня, и внимайте словам уст моих» (Притчи 7:24)

    


КНИГА  РОДА МОЕГО.               
               
Глава  1

1.  И была трагедия народа иудейского: насильственно изгнали его враги с земли своей, дарованной Богом. В поисках спасения двенадцать колен Израилевых расселились по всему свету. Одна из ветвей его побрела на юг и, обогнув море Черное, увидела земли обширные, поля сдобные, водоемы рыбой полные, леса со зверями, пригодными к пище - все здесь было уготовано к жизни живой.
      И, измученные от долгих скитаний, остановились люди.
2. «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею». (Быт. 1:28)
3.  Лежит по сей день на Крымской земле камень и написано на нем: «В царствование царя Тиберия Юлия Рискупорида благочестивого, друга кесаря и друга римлян, Я, Христа, бывшая жена Друза, отпускаю в молельне бывшего воспитанника моего Иракла, свободным раз (и  навсегда) по моему обету и с участием в опеке синагоги иудеев».               
4. Неизвестный здесь народ поселился на территории Нижнего Поволжья и заложил города свои. Сделал столицей сначала город Семендар, затем Итиль. Народ этот был воинственный. И прозвали его местные жители русичи хазарский Каганат. Сыграл он важную роль в истории восточноевропейских народов - заслонял от посягательств арабов. И славяне, видя мощь его, под их прикрытием осели в Приднепровье в седьмом веке, и вошли в контакт с ними. Хазары защищали их от кочевников,  но брали за это дань.
5. «Еще что же за богатырь ехал?
Из этой земли из Жидовская проехал жидовин - могуч богатырь.
Сыра мать-земля всколебалася, из озер вода выливалася,
Под Добрыней конь на колени пал». (Русская былина)
6. К восьмому веку под защитой Хазарского государства стала развиваться и процветать Киевская Русь. Была у хазар религия иудейская, мирные заповеди ее начали снижать боевой дух племени, некогда воинственного. Разбогатев на благодатной земле трудами рук своих, начали  превращаться они из воинов в племя торговцев.
7.  860 год. Черное море. «Въста буря зелна, и лодия безбожные к берегу приверже, и все избъены быша. Поде же в кое время и пепел с небес, подобен  крови и намение обретеху на путех и в виограде червлено яко кровь». (ПСРЛ – полное собрание русских летописей. т.1 с.9)
8. Х век. Придворный кордовского халифа Абдаррахмана третьего еврей Хасдай Ибн-Шафрут услышал от хорасанских  купцов, что между Хазарией и Византией находится царство иудеев: «Корабли приходят к нам из их страны и привозят рыбу и кожу и всякого рода товары. Они с нами в дружбе и у нас почитаются. Между нами и ими постоянный обмен посольствами и дарами. Они обладают военной силой и могуществом, полчищами и войсками, которые выступают на войну по времени». Написал Хасдай письмо царю иудейскому Иосифу с просьбой поведать о своей стране – и получил ответ на древнееврейском языке, в котором рассказывалось о жизни и устройстве его царства. Особо выделил Иосиф подданному мусульманского государя Хасдая, что он является защитником мусульман: «Я охраняю устье реки и не пускаю русов, приходящих на кораблях, приходить морем, чтобы идти на исмаильтян. Я веду с ними  войну. Если бы я оставил их в покое на один час, они уничтожили бы всю страну измаильтян до Багдада».  И подчеркнул Иосиф, что в его стране: «Чужой не может сидеть на престоле моих предков, но только сын садится на престол своего отца». (Коковцев П.К. «Еврейско-хазарская переписка в Х веке», Л. 1932 г.) 
9. «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам. Их села и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам». (А. Пушкин)
 «В год 6473 (965) пошел Святослав на хазар. Услышав это, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом, и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар...» (В.Татищев). А арабский историк добавляет: «Руси разрушили все,  что принадлежало людям хазарским...»
10. В 986 году, рассказывает русская летопись, душа великого князя Владимира 1 потянулась из язычников к вере. Хазарские евреи приехали к нему и предложили принять иудейство. «А где земля  ваша?» - спросил Владимир. «В Иерусалиме», - ответили евреи. «А почему вы там не живете?» И честно признались они: «Разгневался Бог на предков наших и рассеял нас по странам за грехи наши». И сказал Владимир: «Как же вы других учите, когда сами отвержены Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас, то вы не были бы разбросаны по чужим землям. Разве вы и нам думаете такое зло причинить?»
       И  выбрал  Владимир  христианство.
11. 1028год. «Знамение змеевидное явилось в небе, так что видно было его отовсюду».  (ПСРЛ)
12. И начала церковь христианская борьбу с евреями, чтобы защитить свою новую религию от иудейской. В 1050 году митрополит Илларион написал специальное сочинение «Слово о законе Моисеевом и благодати Иисуса Христа». Игумен монастыря Печерского Феодосий поучал христиан жить в мире с друзьями и врагами, но «со своими врагами, а не Божьими. Божьи враги: жидове, ерентицы, держаще кривую веру». И издал устав князь Ярославль: «Аще кто с басурманкою или жидовкою блуд сотворит... от церкви да отлучится и от христиан, а митрополиту двенадцать гривен».
13. 1065 год. «На западе явилась звезда великая, с лучами как бы кровавыми, с вечера выходившая на небе после захода солнца, и так продолжалось семь дней... Знамения ведь на небе или со звездами, или с солнцем, или с птицами, или с чем иным не к добру бывают, но знамения эти ко злу бывают, или войну или голод или смерть предвещают». (ПВЛ - Повесть временных лет -  с.244)
14. И велел Владимир Мономах: «Из вся русских земель всех жидов выслать со всех их имением, и впредь не пущать, а если тайно войдут, вольно их грабить и убивать...» - «С сего времени жидов на Руси нет», -   пишет историк  В. Татищев.
       Но некоторые историки доказывают, что Киевская Русь неплохо относилась к евреям: Князь Изяслав перевел рынок в их часть города, Подольск, за налоги для своей казны; Святополк принимал у себя тех, кто спасался от преследований крестоносцев.
         
       Примечание: А вот как оценивают этот факт современные юдофобы: «Князь Святополк из-за корыстолюбия дал большие льготы евреям, которыми он пользовался в ущерб народу, и тем возбуждал против себя всеобщее негодование...» («Молодая гвардия» № 3,1989). «Изображение царя Соломона на престоле в центре многофигурной композиции, опоясывающей стены Дмитриевского собора (12в.) во Владимире, наводит на мысль, что если и было в те поры какое-то противодействие евреям, то не как этнической, а как социальной,  и социально - опасной группе» («Век» №11,1989»).


       1240 год. Татаро – монгольское нашествие, разрушен Киев. В Подолии до сих пор сохранился надгробный памятник Шмуэлю: «Гибель следует за гибелью. Велико наше горе. Этот памятник воздвигнут над могилой нашего учителя; мы остались, как стадо без пастыря; гнев Божий постиг нас…»
       «Сильные морозы. Все люди, захваченные татарами в плен, ото мраза изомреша» (ПСРЛП, т. 22 ч.1,с.395)
      1282 год. Составлен еврейско-русский словарь «Речь жидовского языка, переложенная на русскую, неразумно на разум, и в Апостолах, и в Псалтыре, и в прочих книгах».
      1288 год. Смерть князя Владимира Васильковича: «И тако плаковшеся над ним множество Володимерцев, мужи и жены и дети, Немцы, и Сурожбце, и Новогородци, и Жидове…» (Летописец)
      «Великий мор по всей Русской земле» (ПСРЛ, т.2, с. 347).
15. 1348 год. « …мор бысть на люди» (ПСРЛ, т.10, с. 221)
      Чума – «черная смерть» - в очередной раз прокатилась по земле. Ее завезли моряки в Геную из Южной Руси. Треть населения Европы, около 25 миллиона человек, погибло. Умирали все, без различия национальности. Но прокатились слухи, что евреи распространяют чуму, отравляют колодцы. И понеслась вслед за чумой психическая эпидемия юдофобии – «иудобоязнь». Толпы людей, охваченные религиозным помешательством, бросались на еврейские кварталы и устраивали погромы с истязаниями, убийствами и поджогами. Длилась эпидемия чумы до 1351 года.
     «Были истреблены евреи во всей Германии и почти во всей Польше; одни зарублены мечами, другие сожжены на кострах» (Из Польской хроники).

Самую эффективную противочумную сыворотку, которая спасает от «черной смерти», получил в 1896 году доктор Владимир Аронович (Мордехай - Зеэв) Хавкин. Родился на Украине, выгнан из Новороссийского университета, работал в Пастеровском институте в Париже. В Индии (Бомбей) есть институт имени В.Хавкина. А. Чехов писал: «Мы уже имеем прививки, оказавшиеся действенными, которыми мы обязаны доктору В.Хавкину. В России это самый неизвестный человек. В Англии его уже давно прозвали великим филантропом. Биография этого еврея в самом деле замечательна».

16. Когда евреи убегали от преследований во времена «черной смерти», с неба упала записка с двумя словами «По лин» - на иврите «здесь живи».
       Правил тогда в Польше Казимир Великий – он благосклонно относился к евреям, и беженцы нашли здесь убежище на несколько веков.
17. Х1У век. Великое княжество литовское занимало территорию от Балтийского до Черного моря – и евреи поселились в Киеве и в других  русских городах, которые Литва отвоевала у татар. В Гродно они имели свои дома  и «пляцы» - земельные участки, свою «божницу» - синагогу и «копища» - кладбище, имели право владеть «грунтами» - участками пахотной и луговой земли.
       Московская Русь была закрыта для евреев.
18. ХУ век. Изгнание евреев из городов и земель Центральной Европы приобрело глобальные масштабы. 1492 год - поголовное изгнание евреев из Португалии и Испании. Весь ужас этого события описал М.Монтень: «Король Мануэль, изгоняя евреев, издал закон: вырвать из рук матерей и отцов всех детей, не достигших четырнадцати лет, чтобы обратить их в христиансткую веру. Родители, движимые любовью и состраданием к своим детям, бросали их в колодцы и кончали с собой, чтобы избежать исполнения над ними закона».  («Опыты» т.1.с.50) А турецкий султан Баязет Второй сказал: «Как можно называть испанского короля Фердинанда умным правителем, его, который разорил свою страну и обогатил нашу».
       В 1495 году князь Александр изгнал всех евреев из Литвы,  опубликовал указ: «Жидову с земли вон выбити».
      «Сильное наводнение. Эпидемия в Литве, Польше, Волыни и по иным странам» (ПСРЛ т.35, с. 123)
19. К концу Х1У века в Великой Польше было 52 еврейские общины - крупнейшие в Европе. Киевская община славилась своей ученостью. Из Киева распространяется Тора. Петроковский синод постановил в 1542 году: «Так как церковь терпит евреев лишь для того, чтобы они напоминали нам о муках Спасителя, то численность их отнюдь не должна возрастать».
20. ХУ1 век. Появляется антисемитская литература: «Об изумительных заблуждениях евреев», «О святых, убиенных иудеями», «Раскрытие еврейских предательств, злостных обрядов, тайных советов, а также разоблачение некоторых еврейских пособников и здравый совет, как избегнуть предательства». Магистр философии Краковский академик Себастьян Мигиньский составил полный перечень еврейских «злодеяний» против христиан. Он писал: «О, если бы удалось посадить на скамью пыток еврейских старшин! Как  много бы мы тогда узнали, какую бы песню б тогда они затянули!»
        Антиеврейская пропаганда выливалась в увеличивающиеся погромы и убийства.
21.  Иван Грозный не впускал евреев в Москву даже временно. Когда король Польши Сигизмунд Август упрекнул его в этом: «В наших мирных грамотах написано, что наши купцы могут ездить с товарами в твою Московскую землю, а твои в наши - что мы с нашей стороны твердо соблюдаем», Иван Грозный  ответил: «Мы никак не можем велеть жидам ездить в наше государство, ибо не хотим здесь видеть никакого лиха, и хотим, чтобы Бог дал моим людям в моем государстве жить в тишине и без всякого смущения.  А тебе, брат, не следует впредь писать нам о жидах».
        Это пишет самый жестокий на Руси царь, на руках которого кровь замученных им лично сотен людей, даже своих близких и родного сына.
22. 1563 год. «Была лютая зима. Московский царь Иван Грозный завоевал Полоцк и велел всех евреев с их женами и детьми – всех до единого! – согнать к берегу реки Двины, неподалеку от княжеского замка. Собрали всех евреев, их жен и детей, числом три тысячи, и поставили всех у реки Двины, как приказал царь. И приказал Иван Грозный поставить всех евреев на лед реки и заставил разрубить лед. И были все потоплены числом три тысячи». (Еврейское сказание)
      Еще в начале ХХ века в память этого трагического события члены погребального братства в Полоцке постились ежегодно в определенный день и устраивали богослужение на старом кладбище, в нескольких километрах от города, где - по преданию - были похоронены всплывшие трупы мучеников 1563 года.
23.  1563-1564 г.г.  «Русская земля. Очень суровая многоснежная зима с сильными морозами без оттепелей. Снега пришли паче меры, многие деревни занесло. Много людей погибло от морозов. Осень была дождливая. Трижды паводки в реках были такие же, как весной. К четвертому паводку выпало много снега. Псковское озеро и река Великая замерзли 3 декабря; но уже через шесть дней подул теплый ветер, пошел дождь, а 9 декабря  «поднялась большая вода по рекам и ручьям и причинила людям много бед»... Голодный год. (ПСРЛ т.20 с.163 .П.Л.—Псковская летопись, ч. 2. с. 246)
       1648 год. Казацкая республика Сечь под руководством Богдана Хмельницкого бросились освобождать Украину от «ляхов и жидов». «С одних казаки сдирали кожу, а мясо кидали собакам; другим наносили тяжелые раны, но не добивали, а бросали их на улицу, чтобы они медленно умирали; многих же закапывали живьем. Грудных младенцев резали на руках матерей, а многих разрывали как рыбу. Беременным женщинам распаривали животы, вынимали ребенка и хлестали по лицу матери, а иным вкладывали в живот живую кошку, зашивали живот и обрубали несчастным руки, чтобы они не могли вытащить кошку. Иных детей прокаливали пикой, жарили на огне и подносили матерям, чтобы они отведовали их мясо…Подобные жестокости казаки творили повсюду также над поляками, в особенностяи над священниками» - Натан Ганновер, еврейский летописец. (Ф. Канедель «Очерки времен и событий»      
       «…саранча барзо великая на усей Украине была и барзо шкоды велкие починила, збожя позъедала и трави, же не было, где сено косити. Тая саранча зазимовал на Украине, з которой знову икри на весну другая уродилася, и так великую дорожнету учинила…» (Летопись Самовидца, с. 17)
24. И бежали евреи из Руси в Польшу. В ХУ11 веке польские иезуиты постановили: «Евреев надо терпеть только для того, чтобы они напоминали нам о муках Христа и своим рабским положением являли пример справедливой кары Божьей над неверующими».
25. В ХУ11 веке российское правительство неохотно впускало в страну иноземцев, «басурман, а наипаче жидов некрещеных». Их боялись, как возможных шпионов и проповедников безбожных обычаев. В Москву их допускали с особого дозволения, а после ярмарки они должны были немедленно уехать: местные российские купцы видели в них нежелательных конкурентов.
    В 1659 году в Немецкой слободе провели облаву и сослали пойманных с детьми и женами в Сибирь. В Москве разрешили жить только крещеным евреям…но многие из них тайно  проповедовали свою веру.
26. Реформы  Петра  1 широко открыли двери в Россию для иностранцев, кроме евреев. На переговорах он сказал: «Не настояло еще время соединить обе народности. Передайте евреям, что я признателен за их предложение и понимаю, как выгодно было бы им воспользоваться, но мне пришлось бы пожалеть переселенцев, если бы они поселились среди русских... По мне будь крещен или обрезан – едино, лишь будь добр человек и знай дело». (Ф. Кандель) 
      Ходили слухи, что Петр 1 – это антихрист, который соберет всех жидов, поведет их на Иерусалим и будет там царствовать над ними. И еще говорили, что истинный Петр умер за границей во время путешествия, а вместо него приехал в Россию «жидовин из колена Дана». Все эти слухи повлияли на решение Петра не приглашать евреев в Россию. В своем манифесте за 1702 год о приглашении в Россию «искусных» иностранцев Петр сделал оговорку: «...кроме евреев».
       При Петре 1 в новой российской столице свободно жили крещеные евреи. Внук смоленского еврея  П.П. Шафиров  был пожалован  Петром в тайные советники, произведен в вице – канцлеры, первым в России получил баронское достоинство, а за удачные переговоры во время войны с Турцией сделался статским советником и был награжден высшим орденом – Андреевской звездой.
27. Екатерина Первая указом высылает всех евреев из мест оседлости: Малороссии, Смоленщины, Лифляндии... но очень скоро там не оказалось нужных товаров - и население стало роптать.
28. Петр Второй специальным указом позволил евреям приезжать на ярмарки для оптовой торговли.
       Императрица Анна Иоановна разрешила евреям розничную торговлю в знак милости к местному христианскому населению.
       Но жить постоянно в России евреям было запрещено.
29. 1730 год. «Февраля; против пятого в ночь 1 часа великие знамена на небеси были от восходу до заходу  кровоогненная дорога, а от полуночи светлость великая и тое тривало до полунощи». ( ПСРЛ с. 59)
ЗО. 1739 год. Вдруг выяснилось, что евреи продолжают жить тайно оседло. Сенат провел специальную перепись населения и распорядился: «Вышеобъявленных жидов, по силе прежних указов, из Малой России выслать за границу».  (Резолюция императрицы Анны Иоановны)
31.  2 декабря 1742 года. Указ императрицы Елизаветы Второй: «Из всей нашей империи, как из Великоросской, так и Малороссийских городов, сел, деревень всех жидов немедленно выслать за границу и впредь оных ни под каким видом не впускать, какого бы звания и достоинства они не были». Сенат просил императрицу особым докладом, чтобы она разрешила евреям приезжать торговать. На этом была начертана высочайшая резолюция: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».
32.  В 1731 году приехал в Россию знаменитый врач из рода евреев-маронов Антонио Рибейро Санхец. Обучал он фельдшеров, повитух и фармацевтов и немалое время находился при войсках, с которыми неоднократно побывал в походах. Прославился он, как искусный медик, работал при дворе, лечил правительницу Анну Леопольдовну и юного императора Иоанна Антоновича, императрицу Елизавету Петровну, вылечил от опасной болезни пятнадцатилетнюю императрицу Екатерину Вторую, которая записала в своем дневнике: «Я находилась между жизнью и смертью 27 дней. Наконец, благодаря стараниям доктора Санхеца нарыв в правом боку прорвался, и мне стало легче».
       Академия наук избрала Санхеца почетным членом и назначила ему пенсию 220 рублей в год. Но императрица распорядилась: «Из почетных  членов академии Рибера Санхеца исключить и пенсии ему не производить». Президент Академии пояснил Санхецу: «Ее величество полагает, что было бы против ее совести иметь в своей академии такого человека, который покинул знамя Иисуса Христа и решил действовать под знаменем Моисея и ветхозаветных пророков. Вот, Милостивый государь, истинная причина вашей опалы».
      Математик Эйслер: «Я сильно сомневаюсь, чтобы подобные удивительные  поступки могли способствовать славе академии наук».
33. 1762 год. Взошла на царство Екатерина Вторая. На первом же заседании перед ней был поставлен вопрос: вернуть изгнанных евреев. Из записок Екатерины: «Не прошло еще и недели, как Екатерина (она упоминает о себе в третьем лице) вступила на престол. Она возведена была на него, чтобы защитить православную веру... умы были сильно возбуждены, как это всегда бывает после столь важного события; начать царствование таким проектом не могло быть средством для успокоения; признать проект вредным - было невозможно».
     2 декабря 1762 года в своем манифесте царица разрешает иностранцам селиться в России ... «кроме жидов».
34. «В одну ночь все небо было ярко - багровое. 16 июня явилась комета, коей лучи представлялись в виде куста: она всходила на юге и продвигалась к северу, 26 июня исчезла. 2 сентября небо при захождении солнца стало багроветь, наконец, все сделалось красным: по небу двигались огненные столбы в разных направлениях». (ЖМВД – Журнал министерства  внутренних дел, 1841 г.  Ч.3, с.440)
35. Екатерина Вторая, прусский король Фридрих второй и австрийский король Иосиф Второй пришли к соглашению о разделе окраинных земель Польши – 1772 год. По этому договору к России отошла большая часть Белоруссии, Могилевская и Витебская губернии - места оседлости евреев. Сто тысяч евреев, разбросанных по городам и селам, неожиданно стали полноправными российскими поданными.
        1793 год – второй раздел Польши. К России отошли земли: Волынская, Подольская, Минская губернии.
        1795 год. Подавлено польское восстание под руководством Костюшки. Вождь, возглавлявший еврейские отряды, полковник Берек Иоселевич воззвал к евреям:  «Хоть дети наши будут жить спокойно и свободно, не скитаясь, как дикие звери!»
        Но произошел третий раздел Польши. К России отошли большая часть Литвы, Курляндии и западная половина Белоруссии.
36.  «Был голодный год, так те ж рок был тяжкий на людей. Жито было злотых по 26, але можно было достати, тилько ж о гроше тяжко было...1796 року снегу не було, бо як к зиме святили воду,  дети были боси, снег упал перед Сретением. Два месяца теплые були: ануарий и фебруарий, иже люди орали... а месяцы марта о средностью такая зима була иж многи птатства померзло, бидло от великого зимнего поздыхало. На той рок бузки, журавле, жаворонки и многие размантие птатства позмерзали». (Летопись Самовидца  с.279,386)   
37.  В результате трех разделов Польши сотни тысяч евреев оказались в пределах Российской империи. Теперь уже Россия должна была законодательными и административными мерами организовать их жизнь.
        Неисповедимы  пути Господни...
 38.  Так мои предки оказались под властью Российской короны.      
        У каждого человека по-своему складывается жизнь. Но все еврейские жизни одним указом  были выкинуты на задворки Российской  империи, места оседлости.
        Какой же силой, умом, волей и верой обладал мой народ, если в трагических условиях бесправия и преследований инородцев-изгоев могли выбиться в люди такие, как Петр Шафиров, дочери которого породнились с представителями высших аристократических фамилий Рюриковичей – Гедиминовичей. Среди их потомков были выдающиеся деятели России: музыканты Матвей и Михаил Висельгорские, государственный деятель Сергей Юльевич Витте, русский поэт Петр Андреевич Вяземский, друг Пушкина, семья  славянофилов Самариных, философ князь Трубецкой, писатель Алексей Николаевич Толстой...  многие, скрывшие свое происхождение, составили славу России.
39. Моей родовой фамилии среди них не значится. Быть может потому, что не скрывали мои предки своего иудейского происхождения...
      А дошли до меня сведения лишь о том, что в середине Х1Х века жили в местах оседлости, в местечке Глуск, два брата: Авраам и Арон. Жили, как и было определено царским указом, – безвыездно.
39.   Собрание узаконений и распоряжений правительств издаваемые при правительствующем сенате. 21 мая  1903 г. №  50 
Отдел первый. Глава четвертая. «О  видах  на  жительство для  евреев».
...71. Виды на жительство выдаются евреям в чертах их оседлости с надписью о том, что виды сие действительны единственно в тех, расположенных в означенной черте, местах, где владельцам видов разрешается временное пребывание или постоянно жительство.
72. Евреи, пользующиеся по закону правом временного пребывания вне черт их оседлости, как по приезде в местности, вне сей черты находящейся, так и при всякой перемене в этих местностях места жительства или видов на жительство, обязаны предъявлять полиции, независимо от своего вида на жительство (ст.71), также и надлежащие документы, удостоверяющие их право на жительство в данной местности.
73. Местная полиция, удостоверившись из представленных документов (ст. 72) , что прибывший еврей пользуется по закону правом отлучаться из черты оседлости и удовлетворяет прочим, поставленным законам условиям для постоянного или временного пребывания вне пределов этой черты, выдает ему особый в удостоверении сего право билет, с означением, в подлежащих случаях, дозволенного по закону срока пребывания в данной местности. Билет этот за печатью прошнуровывается к указанному виду.

         А вот как оценивают этот позорный факт современные юдофобы: «Черта, как всякая граница, предполагает, как  минимум, две точки  зрения. И если, с одной стороны, это черта оседлости, то с другой – предел  проникновения. («Молодая гвардия» № 3, 1989 г.)
        Юдофобам всех мастей от русского писателя Василия Гроссмана: «Антисемитизм есть зеркало собственных недостатков отдельных людей, общественных устройств и государственных систем... Скажи мне, в чем ты обвиняешь еврея, и я скажу, в чем ты сам виноват».
        Глава эта из книги «Жизнь и судьба» была выброшена современной цензурой даже после развала советской империи.

41.  Откуда пришли мои предки, и кто были родители Авраама и Арона – уже навсегда, видимо, останется вечной тайной на земле. Известно лишь то, что оба они были евреи – подданные Российской  империи.
       По переписи 1897 года в Российской империи проживало 5 200 000 евреев.
42. Как жили евреи местечек, каждый может узнать из трудов еврейского летописца Шолом-Алейхема. С горьким юмором описал он загнанную в гетто жизнь. «Мне хорошо – я сирота!» - восклицает ребенок.
       Смех над своими бедами – последняя надежда выжить в том бесправном положении, в которое был поставлен целый народ.
      И некуда деться бедному еврею... «там хорошо, где нас нет». И в ежедневных молитвах просили они у Бога своего лучшей жизни.
43. Отчего же оставались жить люди на этой земле? За что же держались они? Могилы предков? Человек без родины – всегда и везде одна судьба?
        Почему же вся кровавая двухтысячная история после Исхода с земли обетованной не научила их искать новых путей для спасения, как сделал это однажды наш несмирившийся, гордый праотец Моисей? Неужели за все эти времена не нашлось ни одного подобного ему?
        Весь мир признает за евреями ум, силу, выносливость, изворотливость, предприимчивость и непокорность. Почему же смирялись они? Быть может оттого, что несли в сердцах грех свой за то, что однажды не смогли отстоять свободу и покинули землю свою? Но и исходив все земли мира, они так и не нашли ни счастья, ни родины. И разве мудрость жизни не говорит им: нельзя повторять старых ошибок?
       Взывал я к разуму живых и мертвых, искал причины бед народа своего – и не находил ответа.
44. И оборотился я лицом к истории жизни рода моего. Род мой – малая веточка на древе жизни народа; взросла на этой земле и при одной погоде. И все, что было в мире на протяжении времен, чем болело и радовалось дерево – отражается на каждой его веточке, на каждом изгибе, на каждом листочке…


                Глава  2

1. Местечко Глуск – одно из обычных мест оседлости.
    Название это скорее всего произошло от слова глушь. Было затеряно местечко среди глухих лесов и связано с миром узкой и горбатой дорогой. Кривые песчаные улочки тесно петляют между хибарами и лениво сползают в реку Птичь. Ее неспешные воды впадают в Припять, затем в широкий Днепр и растворяются в Черном море, словно связывают народ с его исторической родиной. В древних документах встречается и другое название этой реки – Бгичь: слово птенец по-литовски putytis.  На берегах, в  зарослях, всегда водилось много птиц.
2. Евреи жили тесно и убого, добывая свой хлеб насущный, «кто во что был горазд». Бедный бедному не завидует – потому чувство это не тяготило их сердца. Казалось, забытые Богом своим, они все же исступленно молились Ему: в молитвах своих создавали иной мир, богатый и сытый. Тем и кормились.
З. Какою бедою стали братья в пятнадцать лет сиротами – кто теперь скажет. Слишком много горя на земле: и болезни, и убийства, и голод, и войны, а для евреев есть еще и своя  беда – погромы. Сколько их за тысячелетие прошло по Руси! Пропитана кровью каждая пядь земли, пронизан воздух криками и стонами. Извечно будут звучать в этом пространстве они, ибо душа убиенного парит над местом погребения тела своего.
4. И остались  братья – погодки, Авраам и Арон, одни. А в наследство досталась им убогая хатка с пристройками, скудная утварь, Талмуд на шатком столе да наказ отца, имя которого я так и не смог узнать.
5.  А был наказ отца: «Сыны мои, соблюдайте заповеди, трудитесь, помогая друг другу. В беде вместе держитесь. Кровь ваша едина – и грех вам пролить ее в распрях. Верю, нет среди вас Каина. Вы есть продолжение рода нашего, а в нем зерно его жизни плодящее. Беда, как и жизнь, не вечна. Не дивитесь, если мир ненавидит вас...» - «За что?!» - крикнули братья в один голос, но не получили ответа.
6. А знал ли ответ он? Каждому из братьев предстояло искать его самому.  Может, от того и умер отец их, что не под силу ответить на этот вопрос не только одному человеку, но и всему племени нашему? Веками прожигает души народа эта тайна.
     Взываю и я всю жизнь.  Но нет мне ответа.
7. И остались братья жить одни на этой земле, ибо другой отродясь не видели. Хоть и бедно жили односельчане, но собрали они денег в помощь сиротам. «С миру по нитке – голому рубашка». И в милосердии людском не уступал еврей русскому, поляк белорусу, человек человеку.
8. И был день, и было утро. Сошлись братья в осиротевшей без отца хате  и задумались, как жить дальше.
     И сказал Авраам Арону, брату своему: «Как сказал отец - так и жить нам должно». Купили они на людские деньги корову и лошадь, засадили огород. И трудились день за днем.
9 . Лет через пять стали они на ноги, открыли лавку и свозили в нее все, что нужно жителям местечка: косы и грабли, посуду и иную утварь для быта человека. Скупали они овощи и фрукты, грибы и ягоды, и возили по городам продавать. Опасное это было занятие для еврея – строг был царский указ высочайшей грамоты: «...ни один жид в городе чтобы не жил, дворов для жительства не покупал и не строил, чтобы ни одного жида никто в городе не принимал, и квартирою стоять у себя жиду не позволял». Накликанные царскими указами, начинались погромы, избиения, убийства, ограбление лавок еврейских купцов и ремесленников - испытанное средство борьбы с конкурентами.
10. Но миновала беда эта братьев. То ли Бог хранил, то ли были они, ни дать ни взять, славяне: высокие, светловолосые, с голубыми глазами. Такие произошли от рода Давида, а в штаны им никто не заглядывал.
11. Правда, был однажды случай. Возвращался Авраам из города поездом. Напротив него сел пассажир. Авраам, общительный и разговорчивый, как настоящий еврей, заговорил с ним. Но тот смотрел искоса и угрюмо молчал. Авраам не обиделся, жизнью своей познал, что не дано ему право равняться на человека не его племени.
      Отвернулся к окну и смотрит, как земля проплывает мимо, а на ней много всяких построек. И диву дается: сколько людей на свете живет, каждый на своем клочке трудится – и каждый за жизнь цепляется.
      И вдруг слышит голос попутчика. Даже обрадовался звуку его в долгом молчании. «Эй, жид, который час?» Не удивился Авраам такому обращению – так называли его всегда, и в злости и в шутку: все зависит от того, как говорит человек.
      Вытащил Авраам часы из жилета и под нос пассажиру сунул. «Крышку открой! - сказал пассажир и зло усмехнулся. - Дурней жида, чем ты, не встречал. Где видано, чтобы через железку можно было узнать, который час!» Ответил весело Авраам: «Раз мог ты узнать через штаны, что жид я, почему через закрытую крышку не видишь который час». Осердился пассажир, лицом побагровел и поднялся - решил проучить дерзкого жида. Да повел Авраам своими могучими плечами, спрятал часы в карман, вытащил медный пятак, положил на два пальца и большим так его просунул между ними, что получился кукиш, окантованный согнутой монетой.
     «И взглянул Филистимлянин, и, увидев Давида, с презрением посмотрел на него; ибо был он молод, белокур и красив лицом». (1царств 17:42)
  На том и порешили спор.
12.  Жили братья десять лет в дружбе и согласии между собой, с людьми и Богом, как и завещал отец. Жители местечка уважали и гордились ими:  выросли они такими хозяевами не без их участия.
      И братья старались для односельчан в их хозяйственных нуждах: ездили, доставали, торговали, деньги в долг отпускали. Авраам привез в местечко первую керосиновую лампу – с тех пор и прозвали его люди  Файер.
13. Привозили братья не только товары и новости со всего света, но и первую газету в местечко выписали. Собирались все чаще соседи по вечерам в доме их, и читал им Авраам вслух. И разгорались долгие споры не только о местечковых заботах, а о людских делах на свете. Огромен мир – а у каждого сходные тревоги  и радости.
14. Зачастил в их дом и ребе Исаак, мудрейший в местечке человек. Говорил и спорил, ибо много в газетах было не так написано, как в святом писании - роптали люди и теряли веру в Бога. Возвышая голос, набрасывался ребе Исаак на паству свою: «Восстал Господь на суд – стоит, чтобы судить народы! Истинно говорю вам: будут прощены сынам человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили; но кто будет хулить духа святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению!» (Исая 3:13)
        И в страхе опускали люди головы и молча слушали его, но все чаще не соглашался с ним Арон – охоч он был до истины докопаться. И сказал  однажды Арон: «Все верно, ребе Исаак, в устах твоих, потому что говоришь ты словами Божьими. Но ответь мне: отчего народ наш набожный столько веков мучается, в молитве замаливает свои грехи и грехи предков своих, а все нет ему прощения?»
        Ответил ребе Исаак Арону дерзкому: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя его напрасно».  (Исход 20:7)
15. И молча внимали ему люди, и язык Арона не поворачивался  противиться наставлению Божьему.
        Но кто знает, что  творилось в душах их?

 
                Глава  3

1. Так жили люди местечка, и так два брата жили, Авраам и Арон, и все надеялись на лучшую жизнь. О ней были не только слова в молитвах, но и в газетах все чаще писали. Собирались люди в доме братьев и вели длинные разговоры при свете керосиновой лампы. Рассуждали и спорили, чувствовали себя братьями не только по крови, и призывали поскорее придти тому времени долгожданному. И приводили родители детей своих – и полнился дом братьев светом знаний. И тайно злились меламуды: редели ряды учеников в хедере.
       Много славных людей выросло из этих детей. Пусть и разными путями по жизни пошли, но все становились добрее и лучше.
       Но это уже другая история, другое время, о котором, даст Бог жизни, разговор будет впереди.
2.  И стали братья на ноги и построили новый дом. Но не красен дом без хозяйки. Помнили братья наказ отца: «Не дайте нашему роду погибнуть».
      Не могли найти Авраам и Арон жен себе в родном местечке, хотя многие семьи хотели породниться с ними и тащили на вечера к братьям дочерей своих, облачая их в лучшие наряды.
      Но глухи оставались сердца братьев, ибо вкусили они в своих разъездах по городам и весям иной жизни: увидели городских красавиц. Помышляли они разбогатеть, чтобы, посватавшись, отказа не получить. От добра добра не ищут, но так уж устроен человек – ищет где лучше.
     Может, так бы и вышло, как задумали братья, но «менч трахт, гот лахт» (Человек  думает, судьба смеется.)
3.  Добро и зло рядом ходят. Сколько людей – столько и характеров: одни тебя за удачу уважают, а другие – завидуют. И случилась история, которая изменила жизнь братьев.
4.  Однажды дали они деньги взаймы человеку веры христианской. И вышел срок отдавать ему долг. А был день субботний. «Помни день субботний, чтобы святить его».  (Исход 20:8)
     Решил этот человек искусить братьев. Вошел в дом, положил деньги на стол перед Авраамом и поблагодарил. «Убери деньги, завтра отдашь», - сказал ему Авраам. Но бес уже вселился в душу этого человека: «Бери. Никто знать не будет». Сказал ему Авраам: «Завтра отдашь – и проценты брать с тебя не буду. Не искушай, ибо сказано: «Не делай в оный день никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришлец, который в жилищах твоих».
    Но зло в этом человеке стало такою силой, что забыл он про добро ему оказанное: «Завтра я уезжаю, не хочу быть в долгу перед тобой – грех это. Бери. Двое мы с тобой, и никто знать не будет».
      И поверил ему Авраам.
5.  А к вечеру уже все в местечке знали, что нарушил Авраам заповедь дня освященного. Быстро влетает дурная слава в уши людские, и черствеют души их. А зло - как ложка дегтя.
6.  Ночь совещались братья: что делать? В несколько дней распродали свое имущество, дом заколотили – и  след их исчез.
7. Думали люди, гадали, ругали себя за злые языки: заботы в каждом доме прибавилось – без лавки братьев туго им в хозяйстве стало.
     Нашли должника того. Да легко отбрехался он: «Раз нарушил заповедь – нет веры в нем настоящей».

               
                Глава 4.

1. И прошло пять лет. Вернулся в Глуск Авраам. Не сразу открыл он людям историю отъезда своего. Но время лечит души и размыкает уста.
2. Сбежали братья от позора в саму Америку. Хоть и чужая для них была та земля, но трудом и упорством быстро стали они на ноги, завели свое дело – и пошла у них жизнь лучше той, что на родной земле была. Казалось бы, только и радоваться.
    Но стало твориться с душой Авраама неладное: так тянет ее на родину, в Россию, что и по ночам покоя нету. И не было сил терпеть эту муку.
3. И приснился однажды сон Аврааму. Встал из гроба отец его и сказал:  «Знай, что потомки твои будут пришельцами в земле не своей, и поработят их, и будут угнетать их».  (Бытие 15:13)      
    Наутро сказал Авраам Арону: «Брат мой, возвращаемся на родину». Усмехнулся Арон и ответил: «Родина там, где тебе хорошо». И повторил Авраам: «Брат мой, возвращаемся. Родина там, где родились мы и могилы предков наших». Но вкусил Арон плоды новой жизни, и познал радость ее. Сколько ни уговаривал его Авраам – тот и слышать не хотел. И тогда пустил в ход Авраам свой последний аргумент, наказ отца: «В любой беде вместе держаться». Ответил Арон: «Мы ушли от беды к новой жизни. Не я тебя в беде бросаю, а ты меня в радости».
     И понял Авраам: не уговорить ему брата родного. Сказал на прощанье:  «Родина для меня превыше нищеты и стыда. В молитвах искуплю свой грех на родине... Ибо перед очами Господа пути человека, и Он измеряет все стези его».
     И услышал он голос Господа своего: «Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря. И благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего». (Бытие 22:17,18)
     И возвратился Авраам на место рождения отцов своих, в местечко Глуск.
4. Стал жить Авраам, как все люди вокруг: трудился и молился. И не было ему равных ни в работе, ни в молитве. Сам ребе Исаак, видя такого послушника синагоги, посватал за него любимую внучку, красавицу Сарру. И была свадьба большая, не помнили даже старики такой.  Благословил их старый ребе и сказал благословляя: «Жить в любви и согласии – это и есть исполнять заповеди, которые дал нам Бог, когда вывел наш народ из рабства на свободу... «Заповеди есть светильник и наставление – свет, и назидательные поучения – путь к жизни. Дети мои, наставления моего не забывайте, и заповеди эти да хранит сердце Ваше, ибо долготы дней, лет жизни они принесут вам...» (Притчи 6:23, З:1)
5.  И познал Авраам Сарру, жену  свою, и зачала она, и родила Иосифа, первенца своего. И, вкусив радость зачатия и счастие от плоти своей, сказала она Аврааму, мужу своему: «Родила я человека, похожего на тебя, и еще хочу».
6.  И вошел Авраам к Сарре. И родился у них новый сын, Бейле, радуя глаза Авраама своей красотой и теша его душу ангельским характером. И решил Авраам: «Пусть и у меня будет двенадцать сынов, как у Иакова, внука праотца Авраама, от которого пошли все колены Израилевы. И пусть они глубоко пустят корни на этой земле, и никогда не иссякнет род наш на ней».
7.  Родил Авраам двенадцать сыновей, имена им были: Иосиф, Бейле, Эхеил, Мишхаим, Фейгел, Шмул, Исаак, Хоня, Зяма, Муля, Даниил, Израиль.
8.  И сменял один год другой на земле, и «пар поднимался с земли, и орошал все лице земли». (Быт. 2:6) Жили сыновья Авраама одной семьей, добывая хлеб свой честным трудом рук своих в поте лица своего.
9. Когда собирали они урожай на поле своем, отец Авраам предупреждал сыновей: «Часть урожая на поле оставляйте». Спросил Иосиф отца своего: «Зачем? Пропадет...» Ответил Авраам: «Господь повелел: «Когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего, и оставшегося от жатвы твоей не подбирай, и виноградника твоего не обирай дочиста, и попадавших ягод в винограднике не подбирай; оставь его бедному и пришельцу». (Левий 19:9,10)
10. Раз  в засушливое лето возвращался Авраам с сынами своими с поля. И не чаяли они собрать урожай, чтобы хватило им пережить долгую и холодную зиму.
    «Не только рожь, пшеница и кормовые травы выжжены до корней, но даже картофель не уродился, а свекловица во многих случаях даже всходу не дала. И был падеж скота». (М.В. – метереологический вестник. 1893 г. с.390, 393)
      Спросил Иосиф отца своего: «Отчего столько трудится человек, а все равно нет веры в завтрашний день?» Смиренно ответил Авраам: «Все мы несем наказание за грех праотца нашего, который ослушался Бога. И сказал ему Бог: «Проклята земля за тебя. Со скорбию будешь питаться  от нее во все дни жизни твоей». (Быт.3:17)
     Не смолчал Иосиф, не могла смириться молодая душа с таким проклятием, и возопил он с гневом: «Почему мы должны расплачиваться за грехи далекого предка своего? Мы честно живем и честно трудимся... Да и предок ли он нам – из другой земли и другого времени!»
     И ответил ему Авраам мудростью жизни своей: «Грех этот во благо. Он держит на земле долго лишь того человека, который не чурается трудов праведных, помнит о Боге, благословляет его за жизнь ему данную, и живет с людьми в согласии и чести. Есть на земле три животворящие силы: Вера, Надежда, Любовь».


                Глава   5.

1.  И был голод велик в год 1891 – страшная засуха пожгла поля и луга.
    «Вследствие зимних морозов и весенних заморозков озимая пшеница совершенно погибла или сильно повреждена во многих местностях южных черноземных губерниях, так что пересеяна яровыми. Рожь сильно повреждена в Привисленских губерниях. Пшеница сильно повреждена во всей средней и северной черноземной полосе, начиная с Казанской, кончая Харьковской  губерниями». (М.В.– Мет-вест., с. 355)
    И никто не мог предвидеть беды грянувшей, как это было дано Иосифу в стороне Египетской. Не знали люди, где искать спасения, и многие теряли веру в Бога, и стал зол человек. И вновь наступили смутные времена на Руси: делились люди на группы, организации, партии, и каждый считал, что правда на его стороне. Жили в одной стране, но не искали мира между собой: от сотворения Адама не знала земля такого раздора -  уже не племя шло на племя, а брат на брата.
2.  Но не оскудеет мир от добрых людей: только в них продолжение жизни живой. Был благочестив Авраам, и спас его семью Бог от гнева на развратившийся род людской и сказал: «Избрал его я для того, чтобы он заповедовал сынам своим и дому своему после себя, ходить путем Господним». (Быт.18:18)
    Люди начали создавать комитеты помощи голодающим. К счастью, вели дороги от села к селу, и проложены были железные от города к городу - и спешили по ним кони живые и кони железные, и везли хлеб голодающим. А газеты каждый день сообщали о голодных смертях людей на всех краях этой земли.
3.  Однажды прочитал Авраам такое, что ужаснулся, не поверил глазам своим. Какой-то социал-демократ, помощник присяжного поверенного из Симбирска, выступил против комитета помощи голодающим и заявил: «Последствия голода - нарождение промышленного пролетариата, этого могильщика буржуазного строя, - явление прогрессивное, ибо содействует росту индустрии и двигает нас к нашей конечной цели, к социализму, через капитализм. Голод, разрушение крестьянского хозяйства  одновременно разбивают веру не только в царя, но и в Бога, и со временем, несомненно, толкает крестьян на путь революции, и облегчает победу  революции».
    «Безбожник! - сказал  Авраам. - Дай такому власть - быть беде великой, какой не знавали на земле со времен Адама. В несчастье надо всем вместе держаться. Нет, и не может быть, в общей беде ни христианина ни иудея, ни богатого ни бедного, ни друга ни врага».
    И вступили с ним спор сыновья, поверившие, что революция даст  людям свободу, равенство и братство. Молча выслушал их путаные речи Авраам, подождал, когда остынут их горячие головы, и так сказал: «В ком нет сострадания к одной душе человеческой, кто хочет на смертях невинных построить царство счастья – тот думает не о душе человека, а о плоти его. «Человек милосердый благотворит душе своей, а жестокосердый разрушает плоть свою. Кто стремится к добру, тот ищет благоволение, а кто ищет зла, к тому оно и приходит». (Пр.11:17,27)
4. И пришла беда на Русь. Падали люди, как травы в засуху. И как повелось издревле – искали виноватых: были убийства и погромы. И грянула революция. За ней, как всегда, война…
5. «Не оскверняйте землю, на которой вы будете жить; ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровию пролившего его…Господь долготерпелив и многомилостив, прощающий беззакония и преступления, и не оставляющий без наказания, но наказывающий беззакония отцов в детях своих до третьего и четвертого рода». (Числа 35:33, 14:18)
6. Что произошло с большой семьей Авраама - мне неведомо. И спросить не у кого. Какие дороги ее развели, какие ветры развеяли?! За тридцать лет жизни семьи Авраама не утихали на Руси народные волнения и стачки, террор и убийства, промышленный кризис и голод, бесконечные войны за землю со всеми соседями своими. И несть числа погромов. (Только за 1881-82 год было их 150). Властитель дум России И.Аксаков писал в газете «Русь»: «Погромы – проявление справедливого народного гнева против гнета еврейства, которое стремится к всемирному владычеству над христианским миром». А редактор «Нового времени» А.Суворин назвал свою статью «Жид идет!»   
7. Из большой семьи Авраама, из двенадцати ростков ее, остался лишь он сам да сын его младший  Израиль. Быть может, спасло ребенка малого от смерти имя его.
               
   


          Глава   6

1.  И решил Авраам после долгих раздумий: велик его грех перед Богом, потому и не видит Он трудов его честных, не слышит молитв его.
    «Господь сотрет препирающихся с ним; с неба возгремит на них. Господь будет судить концы земли». (1 Царств 2:10)
     И не осталось сил терпеть и молиться. Предел в жизни наступает всему: и терпению и смирению.
2. И восстал Авраам, и решил Авраам: видно так велик грех его, что не дождатся ему прощения ни себе, ни роду всему. И не захотел он обречь на муки искупления последнего потомка рода своего.
3. И в предсмертной молитве перед Богом своим перебирал он грехи свои: до трех раз переступил заветы Всевышнего. В первый - субботу нарушил, во второй, греха не замолив, удрал в Америку, в третий – позволил себе иметь 12 детей, как сам Бог дал 12 колен Израилю, избранному им народу. И возопил он: «Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков? Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость. И зачем не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? Ибо вот, я лягу в прах; завтра поищешь меня, и меня нет». (Иова 7:20, 21)
    И впервые не услышал голос Бога своего - значит, Бог покинул его.
4. И решил Авраам сам уничтожить последнее колено рода своего, чтобы спасти его от бед и мук в этом мире - освободить душу свою от нестерпимой боли за грехи свои.
5. «И простер Авраам руку свою, и взял нож, чтобы заколоть сына своего. Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: «Авраам! Не поднимай руки своей на отрока и не делай над ним ничего: ибо теперь я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына своего, единственного твоего, для меня!» (Быт. 22:10,12)
6. Не выдержала прощеная душа Авраама столь жестокого испытания. Но успел он произнести последнюю молитву свою с благодарностью к простившему его Господу - и в тот час испустил дух.
7. Ночь просидел над мертвым отцом Израиль, и дивился чуду великому: было лицо Авраама ясным, каким и при жизни не было. Светилась на устах улыбка блаженная, какой Израиль никогда не видел на лице его.  Ибо свершилось самое великое, что может радовать человека: прощение   грехов.
8.  И понял Израиль в тот час прощания с отцом своим великую истину, которая помогала ему пережить  все тяготы жизни.
9. И вот свет истины этой: как бы ни сложилась жизнь человека, но самая великая радость в ней – прощение. Смерть – избавление души от всех бед и тяжких раздумий над грехами своими.
10. Так жил и умер Авраам, иудей по вере и человек по крови, на земле  рождения своего, России, предок  мой.


        КНИГА   ИЗРАИЛЯ
               
                Глава 1

1. После похорон отца Авраама неделю просидел Израиль в одиночестве, не желая видеть света, не допуская людей к себе. Сменяла ночь день, и наступило утро.
    И встал Израиль, и остался жить, чтобы продолжить жизнь рода нашего на земле рождения своего.
2. Отступил к тому времени голод страшный: пошла налаживаться жизнь – и начал забывать народ о бедах, ибо стали люди сыты. Сытый добрым становится и нет ему нужды искать виноватых. Сытый ищет веселых зрелищ.
3. А зрелищ на Руси становилось все больше. В труде богатела страна, росли капиталы, развивались промышленность и торговля, снижалась смертность — складывался монополистический капитализм.
     Явился на Руси мудрый правитель Столыпин. Позволил он людям право скупать необъятные земли сибирские. И только евреям не дано было это право.
4. И продолжал жить Израиль в Глуске, исполнял наказ отца: «Крепко держит земля человека, который не боится труда, помнит о Боге, благословляет его за жизнь, им данную, и живет с людьми по совести  и в согласии».
5. Новое землеустройство ускорило развитие промышленности, увеличился ввоз и производство сельскохозяйственных машин и орудий, развивались свободная конкуренция и рынок. Новая политика диктовала свои законы выживания: одни быстро богатели, другие беднели. Из 3078882 переселенцев 546607 вернулись обратно. Но земля их была уже продана, а деньги истрачены. Одни подались в батраки, другие с сумой пошли. И опять начались волнения в стране: каждый спешил устроить свою жизнь в одночасье. И запросил Столыпин: «Люди добрые! Если вы  хотите жить счастливо и богато - потерпите. Работайте. Для претворения земельной реформы нужно 20 лет!»
6.  Но устали люди ждать. Забыли наставление Божие: «Просите, и дано будет вам, ищите, и найдете, стучите и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки. Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими. Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят его. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их». (Матфей 7:7-16)
7.  Но все больше являлось «пророков» из разных партий, будоражили они умы народа и развращали. А самыми рьяными среди них были социал-демократы: обещали они народу привести их к счастливой жизни. И воззвал их вождь на весь белый свет: «У крестьян нет и не может быть другого выхода из того положения отчаянной нужды, нищеты, голодный смерти, в которые их ставит правительство, как массовая борьба  вместе с пролетариатом за свержение царской власти». Как бес, скликал он народ на борьбу кровавую и обличал честнейшего сына России Столыпина.
     И ответил ему Столыпин: «Вы хотите великих потрясений, я же великую Россию».
     Но нет пророка в отечестве  своем.
     1 сентября 1911 года от рождества Христова  в Киеве был смертельно ранен Столыпин бывшим анархистом  Д. Богровым.
8. И выступила партия кадетов против насилия и бойни между братьями. Заявили они о греховности революции: «Революционеры, как легион бесов, вошел в гигантское тело России, и они губят ее своим  революционизмом, атеизмом, материализмом, исторической  нетерпеливостью, безрелигиозным максимализмом... Чтобы сделать людей счастливыми, надо подвижничество и христианское смирение, нужны узаконенная свобода личности и творчества». (П.Струве  «Вехи»).
      Но, воспользовавшись юной демократией, рождающейся в России, партия большевиков своим лживым обещанием скорого счастья привлекла к себе сердца уставших от распрей людей. Клеймила она своих соперников кадетов, называя их программу возрождения России  «энциклопедией либерального ренегатства, сплошным потоком реакционных помоев, вылитых на демократию». (Ленин т. 19 с. 168)
9. Изнуренный народ жаждал скорейшего рая на земле, который пообещали им большевики.  Как же быстро забыл он, что всего пять лет назад подняли его те же призывы на революцию  - и потопла она в крови.
10. И возгорались в России страсти нечеловеческие.
               

                Глава  2.

1.  А Израиль жил в российской глуши, в местах оседлости. Имел свой надел земли, дом да утварь – все унаследовал от отца. Жил согласно завета предков своих: «Приумножаются блага от трудов рук своих и смекалки своей».
2.  И построил Израиль кузню. Тяжек труд кузнеца, но по душе ему пришелся. По утрам первым поднимался дымок над ней, и на всю округу разносился звон металла под молотом его. Последним гасло в поселке окно в доме его: допоздна засиживались за самоваром заказчики  из дальних деревень.
3. Трудом, смекалкой и терпением сделался Израиль лучшим кузнецом в округе. Прослышали про него мужики из дальних мест и приезжали к нему: коня подковать, обручи для телеги сделать, полозья для саней, грабли и лопаты, замки и задвижки, петли и топоры, коляски и фаэтоны - все делал он прочно и красиво. Иные кузнецы роптали, что теряют клиентов, а с ними и прибыль свою. Но справедлив суд жизни - свободная конкуренция выявляет лучшего мастера. У честного труженика вызывал он уважение, а у неумелого и лодыря - зависть. Но не отвечал он, мастер, злобой завистникам своим, а делился с ними мастерством, советом и деньгами. Молод был Израиль, но уважали его старейшины в местечке.
4.  Исполнилось Израилю тридцать лет. Пришло время жениться. Искал он невесту не богатую, а работящую. Прознали про его желание сваты и начали наперебой предлагать невест ему. Приезжали из разных деревень и поселков: слава о мастере – кузнеце к тому времени уже далеко прокатилась.
5.  И собрались в один из дней на смотрины. Израиль лошадь в коляску запряг, сватья  красный бант ей в гриву вплела. Сели и поехали. Израиль вожжи в руках держит, кнутом он не пользовался - понимала лошадь его с полуслова. Слушает Израиль, как сваты невесту расхваливают: и красива, и достаток в доме родительском, и семья ладная и чинная.
6. Подъехали к мосту - поселок тот на другом берегу стоял. И вдруг видит Израиль: девушка с подхваченными к узкой талии полами юбки стоит по лодыжки в реке, белье стирает. И ноги стройные у нее, и движения ловкие, и звонкая капель с оголенных рук весело в воду стекает. Сорвала какая-то сила Израиля с облучка, бросил он вожжи на круп лошади и к девушке побежал. Подняла она голову, убрала мокрой ладонью кудри смолистые с пылающего лица, посмотрела на него простодушно и улыбнулась. Статна и красива она была, и светились глаза ее карие.
     Всего несколько слов сказали они друг другу. О чем?  Никто не слышал...
7. Вернулся Израиль к коляске и круто лошадь развернул. Поняли сваты по лицу его: спрашивать не о чем - очарованный свет из глаз струился. И заметила сватья: «Девушка эта Рахиль – сирота. Одна живет, и двое  младших, брат Арон и сестра Гися, у нее на руках. Старший брат Мур в Америку уехал. Родителей их в погроме убили». - «Другой мне на надо», - только и ответил Израиль. Покачал головой старик – сват и сказал: «Такою создал Бог любовь: одно сердце поделил меж мужчиной и женщиной. Когда найдут половинки друг друга и воссоединятся - тогда и счастливы будут. Делай, как душа велит...»
8. Ни у кого не спрашивал Израиль совета. Приехал через неделю к Рахиль, скудный скарб на повозку сложил, сестру и брата поверх посадил, взял свою суженую за руку и привез в свой дом.
     И не слушал, о чем судачили люди вокруг. Две половинки сердца нашли друг друга.
9. И вошел Израиль к Рахиль, и зачала она. Так в любви родила ему шестеро детей.  Вот имена детей Израиля, которым он жизнь дал: Давид, Моисей, Соломон, Барух, Илья, Хана.
10. А как подросли брат и сестра Рахиль, поставил их Израиль на ноги: и к труду приучил и помог свой дом построить.
11. И трудился Израиль в кузне весь день световой, Рахиль хозяйство вела и детей воспитывала.
     Подступал срок жизни детей к десяти годам, шли они в подручные к отцу своему ремесло перенимать. И росли они, и поднимались на ноги, широкоплечие и крепкие, с руками сильными и помыслами чистыми.
12. По вечерам собирал Израиль детей своих на молитву и наставлял заповедям Моисеевым: «Не произноси имени Господа своего напрасно. Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе; не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего; не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего у ближнего твоего». (Исход 20:12 –17)

                Глава  3

1. Холодная и снежная была зима в год 1911. В феврале налетели жестокие бури с Черного моря, сильные холода и снегопады достигли  местечка Глуск. И с воем закружились ветры студеные, заметая снегами пути от селения к селению.
2. На старом заброшенном карьере кирпичнога заводе Зайцева с изгрызенными экскаватором глинистыми склонами обнажили ветры одну из копанок… и увидели прохожие скрученное тельце мальчика. И признали в нем сына Ющинского Андрейку, которого считали уже давно пропавшим.
3.  И началось следствие. Со всех сторон полетели в полицию доносы ратующих за справедливое возмездие убийце - и обвиняли они в том тяжком преступлении служащего кирпичного завода, что на Подоле, Менделя Бейлиса (Менахема–Менделя Тевьева Бейлиса), 39 лет, вероисповедования иудейского, имеющего пять детей. Будто добывал он кровь христианскую путем зверского убийства с помощью шила.
     И возопили российские «патриоты»: «Мальчика убил жид Бейлис, которого следует немедля вместе со всеми иудеями хорошенько проучить! Доколе мы будем терпеть? Доколе?»
4. Худая весть, известно, быстро летит - и достигла она всех мест оседлости евреев. И перестали гореть по вечерам огни в их домах, и замерли в страхе люди, ожидая очередного погрома. Ибо близко было и памятно то время, когда пронеслись погромы, в которых были убиты сотни евреев, тысячи покалечены и изнасилованы, были разрушены и разграблены дома и лавки.
      С 1903 года по 1906 произошли погромы в Кишиневе, Гомеле, Могилеве, Минске, Белостоке, Брест-Литовске, Орше, Лоеве, Речице, Полоцке, в Ветке, Сураже, Березино, Одессе,  Екатеринославле и других городах и местечках. Только в 1904 году в Российской империи было  организовано 34 «мобилизационных» погромов, в том числе: в Белоруссии – 16, на Украине – 10, в Польше – 4, в Смоленской губернии – 2. Они оставляли мать без детей, детей без матери, брата без сестры, сестру без брата…многие сиротами свой век доживали.
     Классовый и национальный гнет привел к тому, что только с 1881 года по 1906 вынуждены были эмигрировать в другие страны, за границу, 1 236 161 еврей.
5. Два года тянулось следствие. Возрастало возмущение в славянском народе, и подогревали его газеты «Земщина», «Киевлянин», «Киевская мысль», «Двуглавый орел». А на собрании «союза русского народа» киевского полицмейстера полковника Скалона оскорбляли за медлительность расправы над убийцей и, упрекая, называли его «жидовским наймитом».
6.  Но воспротивились им достойные русские люди, многие из них были цветом российской науки и культуры: Короленко и Бонч-Бруевич, Блок и Мережковский, Вернадский и 184 студента Санкт-Петербургского университета.
7. И начался суд. Обратился с речью к присяжным лидер конституционных демократов Владимир Александрович Маклаков, сказал он: «Берегитесь осудить невиновного. Если вы это сделаете, то будет это жестоко для Бейлиса, это будет грехом вашей совести, но это не все. Это будет позором для русского правосудия. И этот позор не забудется никогда».
    А присяжными были простые мужики: семеро крестьян и пятеро мелких мещан и чиновников. Выслушали они молча, встали и пошли в совещательную комнату. Ждал их слова  разгневанный народ.
8. Тем часом в Софийском соборе, что напротив суда, шла служба по убиенному отроку Андрею. Толкались люди на улицах и площадях в ожидании приговора, а средь них погромщики с факелами…
9. И раздался властный крик: «Суд идет!» - встали люди, затаили дыхание.
       И сказал старшина присяжных: «Не виновен!»
10. И возликовал народ. Возликовали даже те, кто только час назад винил Бейлиса. Ибо очистились их души от мыслей крамольных за столько лет ожидания, и спал с них грех. И осветились лица людей, ибо совесть их прозрела осознанием добра и справедливости.
      «Все ликовали, что вековечный позор миновал этот один из лучших городов  России».  (Бонч – Бруевич)
11. И понеслась радостная весть по всей России, достигала она всех домов еврейских поселений - и вновь загорались по вечерам огни в их окнах.

 Глава  4.

1.  Необычен и тяжек был климат в России и Западной Европе в 1914 году. «Неустойчивая погода стояла уже в январе в северной полосе России, на юге началась оттепель. Сильные снежные бури. Многие люди, застигнутые бурей, сваливались и замерзали. Бури неслись по Украине и Бессарабии, бушевало Черное море, началось наводнение в Петербурге. Февраль был теплый, ураган понесся с Черного моря с 12 марта  и унес с собой до 2 тысяч человеческих жертв. Началась засуха в Закавказье, в апреле буря в Петербурге, вышли по всей Европе реки из берегов, бушевали ураганы и упирались в Урал. И было большое число градобитий». (М В. с. 37,39,123,181,243, 292)
2.  И это знамение было предсказанием новой беды. Но не замечали его люди: земная суета владела ими. Перестали они смотреть на небо и слушать голоса пророков Бога своего: «Все сделал он прекрасным в свое время, и сложил мир в сердца их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает от начала до конца. Праведного и неправедного будет судить Господь; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там». (Ек.3:11,17)
4.  Но раздался роковой выстрел в Сараево, и положил он начало новой большой войне между народами. Революционер из организации «Млада Босна» убил наследника австрийского престола Франц-Фердинанда.
     Смерть человека не остановила правителей – 38 государств погнали на войну полтора миллиарда своих поданных. 4 года 3 месяца и 10 дней длилась эта бойня. И было убито и умерло от ран 9,5 миллиона человек, и ранено 20 миллионов, и стали калеками 3,5 миллиона. И погибло множество населения мирного.
5.  Миновала и эта беда семью Израиля.  Все живы остались, и с голоду не померли, и дом не сгорел. И молился Израиль Богу своему, и благодарил его, и детей своих учил молитвам.
6. И наступило время собирать камни. Измученные от ненависти, наконец, опомнились люди, и призывали время любви. Поверили: кончилось время войны и наступает время мира, хотя и знали: худой мир – это передышка между войнами.
    «Ибо нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него». (Ек.3: 22)
7. И царь Российский Николай Второй, увидев беды народа своего, отказался от короны трехсотлетней, чтобы дать народу самому править собой. Был это год 1917, конец  зимы.
8. И возликовал народ и избрал в России первый демократический парламент – Учредительное собрание. Много партий от всех сословий вошло в него.
9. И село думать Собрание, как все в России сделать по праведному, чтобы не был забыт в стране ни один человек любого роду и племени. Трудная это была дума. Шло время, ждал народ и верил: теперь и в их стране, большой и великой, все по справедливости будет.
10. И ждал народ, и молился, и спрашивал у Бога своего: «Скажи нам, когда это будет, и какой признак, когда все это должно свершится?» (Марка 13:4)
     И отвечал Он: «Берегитесь, чтобы  кто не прельстил вас. Ибо многие придут под именем моим, и будут говорить, что это Я, и многих прельстят. Когда же услышите о войнах и военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть; но это еще не конец. Ибо восстанет народ  на народ, и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это начало болезней. Предаст же брат брата на смерть, и отец детей; и восстанут дети на родителей, и умертвят их. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вы же берегитесь; вот, Я наперед сказал вам все». (Марк 4:8,12,22,23)
11. И явились лжепророки от партии большевиков. Не умели они ждать и думу думать. Встал вождь их и сказал: «Вы кадеты, эсеры и прочие долго думу думаете. А мы знаем, как дело делать. Есть такая партия!»      
      Вышел вперед один из стражей его, наставил орудие на парламент и объявил: «Господа, караул устал! Прошу разойтись!»
12. «И восстал новый царь, которого не знали люди, поставил над ними начальников работ, чтобы изнуряли его тяжким трудом. И принуждали всех, как и сынов Израилевых, к работам с жестокостью. И делалась их жизнь горькою от тяжкой работы, к которой принуждали их с жестокостью». (Исход 1: 8,14)
13. И был пророческий глас из народа: «Рабочий класс не может понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт. Народ должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, кровавая длительная анархия, а за нею не менее кровавая и мрачная реакция». (Горький «Новая жизнь» 20.9.17 г.)
14. И года не прошло - возроптал народ. Поняли люди: не жди от новой власти ни добра, ни лучшей жизни – за топоры и косы взялись. И издал Главный большевик строжайший указ - объявил войну народу своему: «Необходимо провести беспощадный массовый террор. Экспедицию (карательную) пустить в ход. Телеграфируйте об исполнении. Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе и исходе подавления кулацкого восстания. Не хочу думать, что вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества, а особенно хлеба. Расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты». (Ленин т. 50)
        И разразилась война братоубийственная, гражданская.
15.   И сказал ребе в синагоге прихожанам своим: «Не будет счастья тому народу, в ком брат на брата войной идет. Не делил Бог своих детей по классам: нет для него ни бедных, ни богатых, ни кадетов, ни большевиков. Не будет прощения безбожникам, поднявшим меч на брата своего...»
      Кто оказался иудой среди прихожан и донес новой власти - так и не узнали. Через день схватили ребе прямо в синагоге люди в кожанках, вывели во двор и прилюдно расстреляли. И сказал главный этих вооруженных бандитов, усы поглаживая: «Чтобы другим не повадно было народную власть хаять... твою такую жидовскую  мать!»
16. И воззвали честные люди к совести вождя новоявленного, говоря ему: «Ваши действия совершенно не достойны идеалов, которые вы проповедуете. Какая должна быть будущность коммунизма, если уже один из его важнейших поборников топчет любое честное чувство людей. Русская революция творит мерзости и внушает отвращение. Она разрушает свою страну: в своем безрассудном  бешенстве она уничтожает людей». (П.Кропоткин)
       «Кровь наших братьев, безжалостно убиенных по твоему приказу, образует реки и вопиет к  небу. Безразлично, каким бы именем ты свои злодеяния ни приукрашал, убийство, насилие, грабеж всегда остаются грехами, они – преступление, которые кричат о мщении. Ты обещал свободу – свобода есть великое благо, если ее правильно понимать как свободу от зла и свободу от угнетения. Ты, однако, не дал нам этой свободы. Ты использовал свою власть для преследования твоих  ближних и для уничтожения невинных. Вот истина: ты дал народу камни вместо хлеба и змею вместо рыбы. Слова пророков сбылись: «Ваши ноги шагают к злу, и они спешат, чтобы пролить неповинную кровь. Ваши идеалы несправедливы, ваша дорога ведет к гибели и вреду». (Патриарх Тихон. 7.11.18 г.)
 17. И ответил им вождь - «красным террором»: разослал по городам и весям войска с ружьями и пушками - побили они много людей, мужчин и женщин. А кто оставался жить - обложили налогами и издали указ строжайший: за сокрытие хоть одного зерныша - расстрел на месте, без суда и следствия. И много было постреляно голодных детей. А состояло его войска из люда рабочего – прельстил их вождь лозунгами лживыми: «Вы есть диктатура пролетариата, и вам нечего терять, кроме своих цепей. А приобретете вы весь мир – грабь награбленное. И будет для вас всех жизнь равная, по справедовости». А главный лозунг его и вовсе им головы вскружил: «Поколение, которому теперь 15 лет, увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество. И оно должно знать, что задача его жизни есть строительство этого общества». (Ленин «Правда» № 223 , 7.10.20 г.)
        И так желанны и сладки были обещания его, что поверили ему вконец истомленные от войны люди.
18. И спросил Израиль присланного из самой столицы начальника помогать строить этот самый коммунизм: «Бог нам рай обещал за честный труд и покаяние в грехах своих. И нет рая. А что такое ваш коммунизм?» Почесал в затылке начальник и ответил: «Это когда не будет ни бедных, ни богатых. Все равны. Все, что натрудили – на всех делить будем». - «Это как же?» - не понял Израиль. «Вот у тебя есть и у твоего соседа есть. Мы все это вместе сложим и разделим меж всеми поровну», - объяснил начальник и, сам довольный, рассмеялся простоте ответа своего. «Это как же?» - удивился Израиль. «Все по справедливости должно быть!» - отрезал начальник. «Какая тут справедливость? – возмутился Израиль. – Я умею работать и тружусь весь день, а другой дурака валяет - так я должен с ним делиться?!» - «При нашей власти все будут трудиться сознательно!» - начал серчать начальник на непонимание таких простых истин. «Где же вы возьмете сознательности на каждого?» - спросил Израиль. «Воспитаем! Кого пряником, а кого и кнутом!» - «Лучшего воспитателя, чем рубль, нет и быть не может», - уверенно возразил ему Израиль.
     И тогда вконец потерял терпение начальник, и сказал, лицом багровея: «Вы – инородцы! Не люди, а племя торгашей.  От вас и есть все беды на нашей Руси.  Воспользовались нашей славянской жалостью - пригрелись у нас на груди. Ничего, вытерпим! Вот построим коммунизм, а там и порешим, что с вашим племем делать!»
19. И замолчал Израиль - понял он: задавать вопросы начальнику, который все знает, лишь беду на свою голову накликать. А какая беда ждет – познали люди: новая власть много семей осиротила.
20. И задумался Израиль: «Был бы один – допытался, что такое коммунизм. До самого вождя ходоком бы дошел. Видно, сам он человек умный и справедливый, ибо всех людей равными объявил: нет теперь ни эллина, ни иудея. А у малого начальника и ум малый.  Хорошая  идея пока пройдет через его голову – как раз обратной  скажется. И оттого все беды...»
       И заказал он себе: больше вопросов не задавать. На хлеб свой, слава Богу, зарабатывает…Правда, налоги вон день ото дня увеличиваются... Но надо трудиться, да от властей  подальше держаться.
21. И работал он от темна до темна, и всякую мысль, не согласную с новой властью, глушил в себе, на волю не выпускал.
       И в работе этой миновал его семью новый страшный голод в году 1921. Вымирали семьи деревнями: валялись трупы людей на дорогах, и стоял смрад разложения по земле.
22. А вождь объявил это время военным коммунизмом, и сам решал, кого кормить нужно, а кому с голоду помирать. «Именно теперь и только теперь, когда  в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы  можем (и поэтому должны!) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления... и подавить это сопротивление такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Чем больше число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Нужен крестовый поход рабочих против дезорганизаторов и против укрывателей хлеба. Вести и провести беспощадную борьбу против крестьянской и иной буржуазии, удерживающей у себя излишки  хлеба. Потому что, распределяя его (хлеб), мы будем господствовать над всеми областями труда».  (Ленин 19.03.22г. т. 36 с. 449)

         До 1922 года советской властью было расстреляно  по суду: белого  духовенства – 1691 человек, монахов –1962, монахинь и послушниц – 3447. Без суда: 15000 человек. Ликвидировано 700 монастырей, Словацкий стал концлагерем. 20000 евреев погибло в погромах.

23. И понял Израиль: не может быть веры в новых начальников - нарушили они за четыре года своей власти все заповеди Господни. Одна осталась у него надежда – на себя. Да подрастали сыны – помощники.
24. Но видно понял вождь, что не совладать ему с такой бедой по своим законам коммунизма. И издал он новый закон и назвали его НЭП. Вспомнил Израиль спор с начальником местным и тщеславно подумал: видно, донес он их разговор до самого вождя - и смекнул тот, что справедливая жизнь строится не на равенстве, а на рубле: способ этой жизни не Израиль придумал, а сама жизнь. А что верен он, убедились и начальники – пошла налаживаться жизнь в стране: есть стали люди и одеваться,  радоваться и благодарить новую власть.
25. Но не знал Израиль, что думал тайно от народа всего вождь начальников: «Деньги – это свидетельство на получение общественного богатства, и многомиллионный слой мелких собственников крепко держит это свидетельство, прячет его от государства, ни в какой социализм и коммунизм не веря. Мелкий буржуа, хранящий тысченки – враг государственного капитализма, и эти тысченки он желает реализовать непременно для себя».  (Ленин Т.36)
26.  И стал у Израиля крепок дом, и живности всякой было, и еды и одежды хватало. От многих людей нужда отошла. Выросли у него свои помощники, Давид и Моисей, подмастерьями стали: не надо было работников со стороны нанимать. И подумал Израиль: может, и наступает тот самый коммунизм…
27. Проходили дни, и наступал новый год. И стучал с утра до ночи молот Израиля  в кузне, и крепилась вера, что будет вскорости построена на земле для всех людей жизнь праведная – и простит Бог людям грехи, ибо встали они на путь верный.
      И учились дети Израиля и Рахили в школе на родном языке. И радовало это их души.
28. Ходил Израиль в синагогу,  усердно молился Богу и благодарил его. А про новую жизнь думал: новые времена – новые песни. А главной песней была: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья,  и затем мы свой, мы новый мир построим — кто был никем, тот станет всем».
      Про новый мир Израиль понимал, потому что видел, что жизнь меняется. Но не мог понять, как это: кто был никем, тот станет всем? Не может стать человек Богом. Ибо «создал Господь человека из праха земного, и вдунул в него дыхание жизни. И стал человек  душою земною». (Быт. 2:7)
      И непостижима для ума была тайна сия: как может тот, кто был никем, наследовать царство Божие?


                Глава  5

1.  И как в воду глядел Израиль. Умер вождь, а тело его не погребли в землю, как у людей положено, а забальзамировали, вроде фараона, и положили в центре страны на главной площади. А новый вождь объявил его богом и поклялся на трупе, что будет следовать его путем. «Грешен, -  подумал Израиль, - раз не приняла прах земля. И ждет весь народ наказание от Бога». 
2.  И начали начальники отбирать у народа землю, которую обещал им умерший бог, когда просил у народа власти себе за нее взамен. Приступили сгонять они народ в колхозы, чтобы по справедливости все жили, как равные. Кто не хотел добровольно идти - силой забирали и дом и скарб, а всю  семью гнали невесть куда, в сторону холода, в землю далекую сибирскую. А что там с людьми делалось страшные слухи ходили – никто из них не возвращался.
3. И опять пошли гулять по земле беда и голод: становились люди озлобленными, как звери, бродили по дорогам нищие, и рассказывали они про такие страшные беды в их краях, что своя уже не бедой казалась. Говорили, что урожай был велик в этом году, но начальники со своими войсками забрали его подчистую и продавали за границу, чтоб самим в довольстве жить. А мальчишку, что с поля зернышко подобрал, тут же и расстреливали. Слушали люди такое от пришлых горемык и ушам своим не верили: как же это власть народная может такое сотворять с народом  своим?!
4.  Да и не верить было нельзя. Уже не шли через местечко горемыки пришлые, а ползли, ибо от голода сил не было. Валились прямо на улице, и даже голоса у них не оставалось, чтобы милостыню просить. Смотрели на них люди и плакали, рады были помочь, да и у самих бед хватало.
5. Однажды  вошел во двор Израиля мальчонка черноволосый с животом вздутым, упал перед ним на колени и просит: «Дядечка, дай вот такой кусочек хлебушка», - и полмизинца показывает. Отбросил Израиль молот, взял мальчонку на руки, отнес домой, отмыл его тело, провонявшее грязью и струпьями, накормил и сказал: «У меня живи».  И спросил мальчонка: «А тебе не боязно лишний рот кормить?» - «Выживем»,  - только и ответил Израиль.
6.  И стал мальчонка жить у Израиля. Имя было ему Иван. Через неделю встал он на ноги, пришел в кузню и говорит своему благодетелю: «Дай мне работу». - «Ты мал и слаб для моей работы», - ответил  Израиль. «Грех дармовой хлеб есть», - сказал Иван. Смотрел на него Израиль, вздыхал, а от работы не гнал: понимал спасенную им душу ребенка малого.
7. Раз увидел Израиль, как Иван перед сном кусочек хлеба, за ужином недоеденного, под подушку прячет, и спросил: «Зачем это?» Ответил Иван: «Запас беды не чинит... про черный день». - «Даст Бог день – даст и пищу», - сказал Израиль. «И мой папка так считал, - заговорил рассудительно Иван. - Да видно нет Бога. Они убили его!» - «Не совладать им с Богом», - сказал Израиль. И крикнул  Иван: «Кабы был жив Бог,  разве допустил бы, чтобы  они  мамку и  папку убили!»
    Помолчал Израиль, взял мальчонку на руки, к себе прижал, в постель уложил и сказал, чтобы каждое слово вошло в душу его изверившуюся: «Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя его напрасно. Бог наказывает детей за вину отцов его до третьего и четвертого рода, ненавидящих его». (Исход 20:5)
8.  День за днем гремел по округе молот Израиля, и привыкли к нему жители местечка, как к часам: определяли и наступление утра раннего, и час  обеда, и время ко сну идти.
9.  По вечерам сходился в кузню народ, и местный и пришлый, и вел разговоры житейские. Обо всем можно было узнать в этой живой беседе человеков, ибо каждый несет в свет не только боли и вести свои, но и осмысление жизни. Говорили мужики здесь откровенно и громко, чтобы не заглушал голос молот Израиля – очереди в его кузню не убывало. И хоть подороже других кузнецов он за свой труд брал, но мужики не роптали: только скупой дважды платит. А Израиль ковал так, что долго вещь в работе служила.
10. И был вечер. Стоял март на дворе. Снег еще не сошел, но чуяли мужики по запаху приближение весны. Голоден был уходящий год, и сердца их жили надеждой: коль даст Бог погоду, они уж сами хорошо  потрудятся - и спасут и себя и народ от голода.
11. Потеплевшее мартовское солнце уходило за леса дальние, и удлиняющиеся тени накрывали местечко сумраком. Сидели мужики в кузне на лавке у пылающего горна и дивились, как споро под молотом Израиля простой раскаленный кусок металла в нужную им вещь  превращается.
       Мужик, в тулупе и мятой кепке, на затылок сбитой, читал медленно и громко под звон молота газету «Правда»: «Об успехах советской власти в области колхозного движения говорят теперь все. Даже враги вынуждены признать наличие серьезных успехов...» И раздался насмешливый голос среди слушателей: «Это как получается! Мы, мужики, и есть  враги...» И понятной всем горькой усмешкой отозвались мужики, и искривились их иссохшие от голода лица.
       «А успехи эти, действительно, велики...» - продолжал читать мужик. «Дальше некуда», - отозвался голос, и общий печальный вздох поглотил его.
        «Нельзя не признать, что сбор 220 миллионов пудов семян по одной лишь колхозной линии после успешного выполнения  хлебозаготовительного плана – представляет огромное достижение. О чем это говорит?» - читал  мужик. «Куда ж он весь подевался?! - раздались отчаянные голоса, и загудели другие: «А говорит это о том, что мужики работают, а начальники вволю жрут…и куда это в них все лезет? ...Помню, при царе правительство меньше жрало – потому видно и нам доставалось... Так сколько же было тогда их неработающих – всех в мою жменю уложить можно. А сейчас: на каждого раба два прораба...»
        «О том, что коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным, - продолжал читать мужик в тулупе. («На повороте к этому ихнему раю у народа уже ноги подогнулись, - вставил хриплый голос, - а как повернут, наконец, - все ноги протянут».) Успехи эти имеют величайшее значение для судеб нашей родины, для всего рабочего класса, как руководящей силы нашей страны, наконец, для самой партии...»  - «У них в сытости не только дух и вера поднимаются! - перебил его задиристый голос. - Но и то самое, без чего новых кормильцев для них не воспроизведешь!»
        И зароготали мужики, горько и зло.
       «Чудно как получается, мужики, - возвысился задиристый голос. - Мы  хлеб растим, а они его делют!»
        «Отсюда задача партии, - продолжил читать мужик, - закрепить достигнутые успехи и планомерно использовать их для  дальнейшего продвижения вперед». «Фьють, - в четыре пальца засвистел мужик молодой в солдатских обмотках. - Куда уж дальше!» И раздались голоса: «То ли еще будет... а чего уж нам бояться: хуже, чем плохо, не бывает».
        «Успехи нашей колхозной политики объясняются, между прочим, тем, что она, эта политика, опирается на добровольность колхозного движения», - читал мужик. «Ври! Да меру знай! - сорвался  рыжий   мужик на крик, тыча  корявым пальцем в лицо каждому. - Это кто из нас добровольно в колхоз вступил? Ты? Ты? Ты? Кажись, таких дураков среди нас нет!» - «А все мы в колхозе, - заметил чей-то осторожный голос. - Выходит, все мы дурни!» - «А ты забыл, что вытворяли с теми, кто в колхоз не пошел? Забыл?» - начал огрызаться  рыжий. «Такое не забудешь! - поддержали мужики. - И внуки наши помнить будут… »
     От шума этого опустил Израиль молот и посмотрел на них.
     И сказал мужик с колючим глазом: «Что глядишь, Израиль, как Ленин на буржуев? Тебя одного и не тронули! Ты у нас особая статья: не мужик, а ремесленник. Погодь, они скоро и до тебя доберутся. У них политика одна: все под себя грести. В центр, под кремлевские стены.  Всех они нас объединяют для того, чтобы нами легче управлять было и на них  работать. Для того они и власть захватили, чтобы не работать, а делить. А на кой  хрен мне их руководство! Что, я без них не знаю, когда зерно в землю бросать? Когда урожай собирать? И без них смекну, что и по какой цене продать, чтобы и себя прокормить и других не обидеть. И сколько в закрома  положить, чтобы для нового посева было...»
     И разгорелся спор между мужиками: каждому было что сказать – наболело. Худо ли, бедно ли до новых начальников жили, но такой нищеты, как при колхозном укладе, не знали они.
     «Ну, поиздевалися - и досыть! – не унимался востроглазый мужик. - Мы терпели, но дальше некуда. Неужто не понимают: перемрут мужики - кто их, бездельников, кормить будет!» Все, слушая его, стихли, согласно кивая головой.
     А мужик в тулупе продолжал читать: «Артель является основным звеном колхозного движения потому, что она есть наиболее целесообразная форма разрешения зерновых проблем». Мужики хором загоготали, а молодой, в солдатских обмотках, крикнул с присвистом: «Во дает  - сравнил хрен с пальцем».
    Подсел к ним Израиль и спросил: «И что ты там за бред такой читаешь?» Ответил ему читающий: «Головокружение от успехов». Усмехнулся  Израиль и  сказал: «Это у них от успехов голова кружится, а у народа от голода... Такое только последний  болван может написать».  И осторожно заметил читающий  мужик: «Он у нас не последний. А первый… вишь, сам  вождь написал...»
    Враз притихли мужики, и каждый боялся глаза поднять, чтобы не выдать страха, который душу защемил. Долго в молчании сидели  мужики, и слышно было, как потрескивали угольки, угасая в горне.
12. Рассказывали мне люди местечка спустя полвека, что многих из  этих мужиков побрали люди в кожаных куртках. Одних сразу же постреляли, а остальных в далекий сибирский край погнали леса валить для построения коммунизма. Большинство из них не вернулись домой и через десять лет, и через двадцать. А что с ними стало, теперь уже не трудно догадаться: человек, если жив остался, приползет ползком, чтобы родных увидеть и на родине умереть.
     Многих могил не досчиталось  местечковое  кладбище.
13.  А кто предателем - иудой  оказался, неведомо до сих пор. Несколько лет таскали по каталажкам и Израиля, но, видать, отпустили потому, что без хорошего кузнеца, как известно, и хлеб не родит. Правда, приходилось мне услышать и такое: «Жид - он всегда  выкрутится...»
               
                Глава  6

1.  С той кары страшной за слово открытое что-то нечеловеческое с людьми сделалось: научились разговаривать одними глазами да жестами. И стали ожесточаться сердца их, ибо никто не смел свою боль  выкричать. И дети их молчальниками вырастали - за каждое слово лишнее от родителя  тумака получали.
2. А новая беда великая вконец ожесточила сердца людей: по указу вождя  – атеиста закрыли церкви,  костелы и синагоги, и устроили в них конюшни и свинарники: в той бедности, что породила колхозная жизнь, не на что строить их было.

     15 мая 1932 года был издан декрет за подписью Сталина:  «Безбожная пятилетка» - до первого мая 1937 года «имя бога должно быть забыто». Перепись населения 1937 года показала: 2/3  сельского и  1/3 городского населения верили в Бога... Пятилетка была перенесена на 1942 год.
 
    Не стало где молиться людям, чтобы очищать души свои – и копился в сердцах грех незамоленный. А слезами грех не выплачешь: только вместе с искренним словом уходит он. Так от сотворения  мира: «Ко мне оборотитесь и будете спасены, все концы земли: ибо я Бог, и нет  иного». (Исая 45:22)
3.  И вошло беззаконие в жизнь людей, и жили они в страхе. Молились  в сердце своем, тайно призывая возмездие на головы начальников - врагов своих. «Горе замышляющим беззаконие и на ложах своих придумывающих злодеяния, которые совершают утром на рассвете, потому есть в руках их сила! Пожелают полей, и берут их силою, домов – и отнимут их, обирают человека и его дом, мужа и его наследие». (Михей 2:1,2)
       И слышали люди в тайных молитвах своих: «Встаньте и уходите, ибо страна сия не есть место покоя; за нечистоту она будет разрушена и притом жестоким разорением». (Михей 2:10)
4. Но некуда было идти исстрадавшимся людям. Стерегли день и ночь  границы государства: закрыли их с юга до севера, от востока до запада  железным занавесом. Да и куда податься было - об этом и подумать смертельно – издан был указ наистрожайший, коего во веки веков земля не знавала: «За инакомыслие – расстрел!»
5. И покрыл черный мрак землю, имя которой было когда-то Святая Русь. И смыли начальники это имя со знамен своих и начертали новое – СССР: крепок был он силой неправедной и темною - стало слово «совет» загадкой неразрешимою. Всегда в народе означало оно любовь и согласие, а теперь одни беды шли от него – каждый на своем горбу испытал. И не избирали в Советы народом всем, как издревле было принято на Руси, а сам вождь своих верных служак в него назначал. Советы эти с народом не советовались, а строго блюли указы вождя своего, и жили они за крепкими стенами каменными, и охраняли их верные слуги, и имена их были загадочные и страшные: ВЧК и ГПУ, ОГПУ и МГБ, КГБ и поныне сохранилось.
6.  А главный начальник, «вождь народов всех», схоронившись от народа за кремлевскими стенами, объяснял подданным своим: «Советы – это социализм, первая низшая стадия  коммунизма. Жить стало лучше, жить стало веселей» И думали люди: «Что ж тогда при коммунизме будет, если при социализме жизнь стала – хуже некуда». И шутили тайно: «Жизнь стала лучше, стала веселей – шея стала тоньше, но зато длинней».
7. Но прозрел вождь души народа и объяснил: «Все беды наши оттого идут, что с приближением к коммунизму, в эпоху строительства социализма, нарастает классовая борьба. Много еще врагов осталось от прошлой жизни капиталистической, аки хитры звери прижились они средь народа советского и вершат свои темные дела, всячески мешая всему трудовому народу двигаться в широкие ворота светлого будущего, к сияющим высотам коммунизма. - И наставлял он народ ежечасно: - Они и есть наши главные враги на пути к поставленной цели. Надо всех их изловить и уничтожить. Но враг этот хитер и ловок.  Он как дьявол меняет обличье свое. Только вместе дружно всем народом можно изловить его, сгрудившись под руководством величайшей партии всех времен и народов, ибо она есть ум, честь и совесть новой эпохи».
8.  И слово его стало делом. Оглянулся вождь вокруг себя и дал команду: «Вот они! Ловите и уничтожайте! Кто больше наловит и уничтожит – в тех у меня и вера будет большая...»
     Много врагов оказалось: хитер был враг – своим прикидывался. Но не было вождю равных во все времена в поиске врагов - и каленым железом «выжигали вражину народа на теле его». Была та битва не на жизнь, а на смерть. Но странное дело: чем больше врагов уничтожали - тем больше их становилось. Где одну голову срубят - там две вырастают, как у Змея Горыныча.
9.  И не жалели на них ни патронов, ни снарядов, ни яду смертельного. В тюрьмы их бросали и в холодные сибирские земли ссылали, чтобы все они там передохли, «эта мразь чужеродно – классовая». Шла кровавая битва по всем уголкам страны,  и втянуты были в нее все люди от мала до велика: отец сына своего не жалел, сын отца уличал «в предательстве дела трудового народа», мать дочери не доверяла, брат брату измену пролетарскому делу не прощал.
     Пролитой кровью начертали они на знаменах своих: «Кто не с нами – тот против нас! Смерть врагам коммунизма!»
10. И текла обильно кровь по земле, и реки стали красными, и облака багровыми, и померкло красно солнце цветом своим в этом кумачовом разливе. Много врагов было побито - оказалось, в каждой семье враг затаился. И в страхе рожали матери детей своих, ибо боялись, что на свет классового врага принесут – и тогда собственными руками заставят уничтожить его, чтобы не навредил он делу всенародному. 
      И таили люди друг от друга мысль свою - ибо, подслушанная, оборачивалась она бедой не только человеку, но и близким его.
11. И в этой распре братоубийственной не слышали обезумевшие люди Слово: «Выслушайте братьев ваших, и судите справедливо, как брата с братом, так и пришельца его; и не различайте лиц на суде, как малого, так и великого выслушайте; не бойтесь лица человеческого: ибо суд – дело Божье; а дело, которое для вас трудно, доведите до меня, и я выслушаю его... Ибо, если бы мы судили сами себя,  то не были бы судимы; будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не были осужденными с миром. Не убий!» (Вторзак. 1:16,17. Коринф. 11:631,32. Исх. 20: 13)
12.  От стонов и криков замирала душа и дрожала плоть.
      «А дела плоти известны: кто служит ей, царства Божия не наследует. Ибо вера его не от Бога».  (Галатам 5:21) От Антихриста эта: «Равенство есть пустая фраза, если под равенством не понимать уничтожение классов. Бесклассовое общество надо завоевать и построить усилиями всех трудящихся – путем усиления органов диктатуры пролетариата, путем уничтожения классов, путем ликвидации остатков капиталистических классов, в боях с врагами  как внутренними, так и внешними... Только наша партия знает, куда вести дело, и ведет его вперед с успехом». (И. Сталин «Правда» №27, 28.1.1934 г.)

       За годы правления этой партии было уничтожено около  70 миллионов «врагов  народа» – треть населения страны.

                Глава  7.

1.  И не стало спасения человеку на своей земле. За морями глубокими, за лесами дремучими, за полями широкими никто нигде схорониться не мог. Ибо разве кто живет на земле сам по себе – вокруг люди живут. И глаза у них есть и уши. Видят они и слышат  «вражину народную».
     А пуще всех видел и слышал вождь: с кремлевских стен высоких далеко прозревал, от границы до границы. И был он силен и хитер: одному ему была ведома дорога к светлому будущему человечества – и наречен он был партией своей «Светочем коммунизма». И денно и нощно рыскали по земле его приспешники и учили народ, как надобно жить по учению его: биться за новую жизнь, не щадя ни живота своего, ни брата своего, ни матери, ни отца, ни сестры, ни друга, ни соседа. Ибо не тот брат, кто по крови тебе брат, а тот, кто борется за построение коммунизма для всех  трудящихся.
2.   И такой страх напал на людей, что поверили: за все мучения их наступит рай на земле. И трудились в поте лица своего, и уничтожали врагов народа, и пели новый гимн: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». А других стран они и не знали - ибо под страхом смерти было запрещено человеку ступать дальше порога своего.
      И вещали всему миру глашатаи об успехах социализма и обещали народам всей земли: «Мы добьемся, что скоро так будут жить все трудящиеся на всем белом свете!»
3.   И давно уже не звонили колокола в церквях.
      Но звенел в местечке молот Израиля. Работал он от темна до темна с помощниками своими, сыновьями Давидом и Иваном. Оба стали мастерами, и радовали сердце Израиля.
      А вот денег все никак не могли скопить – увеличивались налоги день ото дня. Был строжайший указ вождя: трудиться должен человек не для себя, а во блага всего человечества – «в богатой государственной казне закон социальной  справедливости».
      И раз в году сажали Израиля в тюрьму, ставили коленями на горох на всю ночь и требовали, чтобы отдал он по-хорошему излишки доходов своих. Продавали тогда все, что можно было в доме продать, и вносили в казну государственную. И отпускали Израиля, чтобы в новом году опять все повторилось.
4.  Так проходила жизнь людей на шестой части суши земной. И убивали их тысячами, и закапывали в землю живыми, и переполняли ими тюрьмы и лагеря: сгоняли за колючую проволоку и заставляли трудиться от темна до темна и славить новую счастливую жизнь свою. А на каждого человека было дело заведено, и описывалось в нем все от рождения до смерти его в назидание потомкам. И ставили на нем гриф «Хранить вечно».
5.  И свыклись люди с жизнью такой и от беспросветности верили: видно труден путь к раю обещанному на земле, но ради детей и потомков своих надо все вытерпеть - всяк готовился пройти все испытания в этом чистилище…
     А кто молился Богу, слышал  поучения его: «Кто родится чистым от нечистого? Ни один»  (Иов 14: 4) «Как иудеи, так и эллины, все под грехом. Как написано: нет праведного ни одного, нет разумеющего, никто не ищет Бога, все совратились с пути, до одного негодны; нет делающего добро, нет ни одного». (Римлянам 3: 9-12) «Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа его». (Псалом 10:5)  «Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся». (Откр. 3:19) «Ко мне оборотитесь и будете спасены, все концы  земли: ибо я Бог и нет иного». (Исая 45:22)
6.  И каялся Израиль в молитвах своих, и приучал детей слово грубое и мысль крамольную замаливать. И за грехи отцов молился. И отвечал ему  Господь: «Не бойся, ибо  Я – с тобой; не смущайся, ибо Я – Бог твой; и укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды моей».  (Исайя 41:10)
7. И везло Израилю в земной жизни. Был дом у него и семья, и прибыльная работа, которая  кормила их. И были хлеб и вино для человека пришлого. И была  кубышка с монетами золотыми и звонкими, его родовое наследство, тайну которого открыл ему перед смертью отец его Авраам, покоилась она в затаенном месте на черный день. И не знали хвори домочадцы его. И в засушливое лето голод обходил их, и в войну все живы остались, и победная поступь революции никого не придавила, и в гражданскую смерть никого не унесла, и в продразверстку и в продналоги хлеб на столе был, и под раскулачивание он не попал, и когда высылали за границу, по указу вождя революции, умнейших людей государства – и эта беда его семью обошла. И никого из его семьи во вражеских делах против нового строя не уличили. И повезло Израилю, когда погромы случались - никого из них не тронули. Был он  «свой еврей».
8.  И благодарил Израиль Бога своего: и дом его не горел, и скот не падал, и огород и сад давали фруктов и овощей на весь год, и сыны дома себе строили. А когда разъезжались, родителей своих не забывали, чтили, и рождали внуков крепких, один в один – и радовали сердце Израиля и Рахили. И были мир и согласие в их большой семье, и крепки были их родовые узы – в беде все спешили на помощь друг другу.
9.   И всем хотелось жить. И верили они, что жизнь будет лучше, потому что много крови и пота пролито за нее всем народом, с которым они воссоединились на вечные времена.
10. И покорно терпел Израиль все невзгоды так и не понятой им жизни новой, но был благодарен новым вождям за то, что объявили они иудеев равными среди всех народов земли этой, и не стало мест оседлости, и дети его учились в школах на родном языке.
     И вырастали дети. Оставил он подле себя в кузнеце помощником старшего сына Давида, да приемного Ивана – прикипел тот душой к кузнечному делу, стал мастером, но не хотел покидать семью названного отца своего.
     А Моисей, Соломон, Барух и Илья пошли высшую науку познавать в учебных заведениях. Только дочь младшенькая, долгожданная красавица Хана, все еще в школе училась: поздний ребенок, была она любимицей в семье – свет добра исходил от улыбки ее.
11. Всему есть свой срок на земле. Подступал и закат жизни Израиля. Пусть крепок он был и в работе молодым не уступал, но спокойно встречал исход жизни своей на земле. И с открытой душой принимал непреходящую мудрость: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки... все вещи в труде... не может человек  пересказать всего... не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием... Нет памяти о прежнем: да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. Потому что во многоей мудрости много печали; и кто умножает познание – умножает скорбь...» (Еккл.1)

                КНИГА     ДАВИДА 

                Глава 1

1. Первенцем Израиля был Давид. Был он белокур, синеглаз и широк в плечах. Когда минуло ему четырнадцать лет, оставил он мальчишеские игры, вошел в кузню к отцу своему Израилю и сказал: «Отец, возьми меня в подмастерья». Ответил ему отец Израиль: «Мал ты еще, а труд мой тяжек». - «А ты испытай меня», - сказал Давид.
    Протянул ему Израиль молот, положил на наковальню металл раскаленный и сказал: «Что можешь – покажи». Взмахнул молотом Давид и застучал по красному железу. Стоял рядом Израиль и дивился хваткости рук его. Разлетались искры снопами красными, звенел и гнулся металл под ударами молота. Расплескал его Давид, изогнул при помощи щипцов и молота – и получилась подкова. Взял ее Израиль, сунул в воду, остудил, прибил у входа в кузню, обнял сына и сказал: «Быть по-твоему».
2.  И стал Давид подмастерьем отцу своему. Сам спозаранку просыпался, спешил в кузню, раздувал горн, инструмент готовил и трудился с отцом своим. Как ни тяжко ему было порой, но усталости своей не выказывал. Радовало его упорство Израиля, но когда замечал, что невмоготу сыну, от работы не гнал, чтобы пределы силы его не иссякли. А просил то воды принести, то к соседу сходить, то матери помочь, за меньшими братьями присмотреть. Понимал Израиль, что догадывется сын про его хитрости отцовские, но виду не подавал.
      Научились они мысли и желания друг друга без слов узнавать. Так и жили в общем труде и согласии.
3. Приезжий люд, заказчики Израиля, дивились мастерству юного Давида. Одни жалели его: мальчонка совсем, а делает работу, что не всякому взрослому под силу. А иные злословили: виданное ли дело, чтобы отец так родного сына эксплуатировал…во жадность жидовская к чему ведет.
      И плакала Рахиль, смазывая гусиным жиром кровавые мазоли на рученках сына, и упрекала мужа своего Израиля. Но не вступал он с ней в спор. А однажды отрезал: «Сам захотел – значит так ему на роду написано. Бог сохранит его и укрепит».
4. Однажды пришел Давид домой, и хмурым лицо его было. Спросил Израиль: «Что случилось, сын мой?» Но не ответил Давид ни на вопрос отца, ни на слезы матери. И тут вбежала в их дом заплаканная соседка и закричала: «Ваш Давид моему сыну ребро поломал!» Спросил грозно Израиль у сына: «Что натворил?» Сдержанно ответил Давид: «Он сказал, что жидов ненавидит. А я сказал, что люблю его, подошел и обнял» - «И все?» - спросил Израиль. «Сам знаешь, отец, я тебе всегда правду говорю», - ответил Давид, прямо глядя в глаза ему. Опустил Израиль голову и спросил соседку свою: «Что мы вам плохого сделали?» И не нашла что ответить она на вопрос его. Вздохнула, повернулась и вышла.
     С тех пор, как заходили нехорошие разговоры о евреях промеж собой, шутили люди: «Не дай Бог на себе любовь жида испытать».  А кто из пришлых спрашивал: «Отчего так?», отвечали ему: «Иди у Давидки спроси... А, слабо!», и смеялись зло и весело.
5. И рос Давид в труде, и мастерство от своего отца перенимал, и силой наливался, а непокорные  светлые кудри свои тесемкой подвязывал.
     Был он немногословен в речах и в работе сосредоточен. Когда беседовали мужики в кузне, вдумчиво слушал их речи - и только по глазам можно было догадаться, чью сторону он в их спорах берет: светились они тогда гуще светом синим, глубоким, неизъяснимым. Хотя был Давид молод еще для бесед мужицких, но открыто рассказывали они при нем, что, может, и не положено было знать еще отроку
6. К двадцати годам Давид сам сделал пристройку к дому, вечерами ложился отдыхать в ней и смотрел на звезды ночные. О чем он говорил с ними, одному ему ведомо.
7. Пришло время жениться Давиду, и начали сватать его, но сказал он  родителям своим: «Трудна жизнь наша. Детей кормить надо, чтобы нужды не знали. Поставим всех на ноги, вот тогда...» 
8. А лучшим другом Давида был Иван – побратим, приемный сын Израиля. Работали они слаженно,  не завидовали мастерству друг друга. По субботам на вечеринки ходили. А когда случалась драка – бились отчаянно: прижмутся спинами, выставят свои кулаки, силой кузнечной налитые, на четыре стороны света – и никакая орава парней одолеть их не может.
    Когда исполнилось Ивану 20 лет, сказал ему Израиль: «Сын мой, надо тебе вено готовить. На свою жизнь идти». И ответил ему Иван, невольную обиду в голосе утаивая: «Почему гонишь ты из дому меня, отец мой?» Ответил Израиль: «Сынок, всякому делу свой срок в жизни приходит. На ногах ты прочно стоишь, и пришло твое время семью заводить. «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут (два) одна плоть». (Быт. 2:24) И ответил Иван: «Мы с Давидом решили: выучим братьев наших и сестричку Ханочку – тогда быть по-твоему, отец. Женимся. И подтвердил Давид: «Мы с Иваном клятву дали».
     Помолчал Израиль, прижал их к своей груди, вдохнул запах волос, уже неразличимый для  него, и смахнул слезу невольную с глаз.
9. И шли их дни в труде, и наступало утро новое. Звонко и согласно стучали в кузне три молота, крепло мастерство сыновей. Радовался Израиль успехам их, и все смелее доверял им самую сложную работу.
     А Моисей, Соломон, Барух, Илья и сестренка Хана учились. И радовали сердца родителей и братьев старших успехами своими. Каждый из них был при деле своем.
10. По субботам собиралась вся семья на завтрак в большой комнате. Стол было широк, и лавки длинные, и было на столе, что есть и пить, и неожиданного гостя потчевать. И сверкали бокалы, налитые вином, приготовленным Рахилью. И не смолкал шумный разговор, шутки и смех, и настенные часы неторопливо отсчитывали каждые полчаса. Когда наступало одиннадцать, всей семьей выходили в город на прогулку, шли по главной улице, кланялись с достоинством знакомым. Раз в месяц на кладбище ходили - единственная могила была у них, деда Авраама. Поставил на ней Израиль памятник - гранитный ствол дерева с обрубленными ветвями. Читал Израиль кадиш, и мать с детьми подпевали конец каждой фразы.

                Глава  2

1.  И окончили школу сыновья Израиля, в армии служили и в институтах учились. Каждый сам свою дорогу выбрал и шел по ней, своим трудом и упорством трудности преодолевая. Радовались Израиль и Рахиль успехам их, и благодарили Бога, что нет меж них отступников и бездельников: нет большей радости видеть, как род твой продолжается и честным путем идет, и есть дом родительский, в котором можно в несчастье (не приведи Господь!) вернуться и силы укрепить. А сам хозяин дома еще крепко на ногах стоит, и нет ему надобности от детей зависеть, чтобы отмеченный ему срок доживать.
2.  В один год поженились Давид и Иван. Взяли они в жены  двух подружек: Давид черноглазую Хену, дочь сапожника Иосифа, а Иван – белокурую Марию,  дочь бондаря Василия. Давид в доме отца остался жить, а Ивану срубили рядом дом светлый с тремя окнами на улицу. И родились у них в один год сыновья, а через два года дочери. И жили они неразлучно, как одна семья. Только по праздникам Давид шел в синагогу, а Иван в церковь.
3. Работали Давид и Иван в кузне Израиля. Выручку теперь делили поровну на три части - так на семейном совете решили. А огород у них был общий, и скот и птицу в одном хлеву держали, и вместе на три семьи заготавливали на зиму овощи и фрукты, и капусту квасили, и огурцы солили, и колбасу готовили, и окорка смолили, и в общей бадье сало хранили. Пусть и не слишком богато жили, но лишний рубль не в кубышку складывали,  а своим студентам посылали.
4.  И не было для них большего праздника, когда всей семьей за одним столом собирались: родители, сыновья с женами, внуки.
      Садился Израиль во главе стола, наливал мужчинам по стопке водки, а женщинам вина, настоенного на ягодах из своего сада. И первым тост говорил. Много мыслей скопилось у него за годы молчания, и спешил он поделиться со своими близкими. Вспоминал про отца своего Авраама, как жили евреи в царской России в местах оседлости, про революцию, которая сделала евреев равными среди других народов в стране, и о том, что многие из них выбились в люди и по большим городам теперь живут. И, слава Богу, нет ни погромов, ни войны. Пусть и много еще горького в жизни, но учил он их верить и надеятся.
    И читал им  псалмы Давида.
   «Не помяни нам грехов наших предков; скоро да предварят нас щедроты твои; ибо мы весьма истощены... Бог препоясывает меня силою и устраивает мне верный путь... Благославлю господа во всякое время; хвала ему непристанно в устах моих. Господом будет хвалиться душа моя; услышат кроткие да возвеселятся, величайте господа со мной, и превознесем имя его вместе...» (78:8 .17:33, 33:2-4).
    И хотя новая власть силой отлучила детей от веры его, но слушали они отца Израиля внимательно и уважали веру его.
5. Давид ходил в синагогу с отцом только по праздникам, но когда наступали сомнения в жизни, шептал молитвы отцов своих. И становилось легче на душе. Принял бы он Веру, но стеснялся своих братьев: раз усомнились они, люди  образованные, значит, есть теперь новая вера, которую пока не дано понять ему, человеку простому. Но не принимала душа его новой веры. И так вышло в жизни Давида, что вера отца не стала верой его, а новую веру братьев своих не постиг он.
6. Родилась в нем и укрепилась своя вера: надо честно трудиться, делать добро, не обижать ближнего своего. Когда поделился он своей верой  с братом Иваном, который в свою церковь ходил, как и он в синагогу, только по праздникам и обрядов не соблюдал, поняли они мысли и чувства друг друга - еще крепче стала их дружба.
     А когда спорил с Израилем ученый сын Соломон, отвергая веру отца своего, строго обрывал Давид брата: «Право на свою веру есть вольная воля человека. Вере отца много тысяч лет, а комммунистическая  - на тонких  ногах стоит».    

                Глава  3

1. В год 1941 июня 21, в субботу, засиделись гости в доме Израиля за праздничным столом. Был день рождения Израиля, шестьдесят лет. Съехались, кто мог, сыновья  с женами и детьми, и народу было много, званных и незваных - знали далеко по округе кузнечных дел мастера. Дорогие подарки принесли и говорили в честь него речи красные, и желали всей его большой семье долгих  и счастливых лет.
2.  Поднял Давид тост и сказал: «Ты и отец мой и учитель. Наставлял ты меня на путь истинный и сказал мне: «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе это сделать, не замышляй  против ближнего твоего зла, когда он без опасения живет с тобой. Не соревнуй человеку, поступающему насильственно, и не избирай ни одного из  путей его; потому что мерзость пред Господом развратный, а с праведным у него общение». (Притчи 3:27-32) Обещаю: не будет тебе никогда стыдно за детей  твоих...»
3.  Много было выпито и сказано за вечер тот. Старики вспоминали свою жизнь, молодые рассказывали о новой,  и все вместе верили, что худое останется позади, и придет счастливая жизнь, потому что мечтают о ней всем народом, и, не жалея себя, строят ее. И, как бывает за праздничным столом, все худое забывалось.
4. Расходились гости заполночь по домам своим, шли группами и пели на всю округу, и звучали песни, еврейские, белорусские и русские. За много столетий жизни совместной научились понимать русский еврея, еврей русского на его языке, хоть и жили все на белорусской земле, по законам времени и местечка, затерянного среди глухих лесов.
5. Стояла высоко в ночном небе июньская луна яркая и серебрила неспешные воды реки Птичь. Бежала луннная дорожка от берега к берегу, и казалась она сказочным мостиком, по которому можно хоть сейчас пройти за счастьем на той стороне, сокрытой лишь призрачным сумраком. Пахло остро и густо травами, настоянными на соках земли, и обиженно вскрикивали потревоженные песнями подгулявших людей птицы, а заяц-косой, настороженно поводя ушами, замер на пеньке и светился  под яркой луной, как свеча, и, оглушенный веселыми голосами людей, затаился волк и потерял запах выслеженной им добычи.
6. Входили люди в дома свои, ложились в постели теплые, тесно прижимались мужья к женам, и любили они друг друга, как может любить человек в сытости и покое. И стало тихо на улицах, за огородами, в полях и лесах, и спало ночное эхо, звуками не встревоженное. От тишины такой упал ветер на землю, и не колыхались ни травы, ни ветви деревьев, и не мерцали звезды. Великий, редкой силы покой снизошел на землю. 
7.  А  под самое утро рассветное вой и грохот потрясли пространство. И были они такой силы неизъяснимой и неизведанной, что показалось людям - наступил конец света и пришел час расплаты всему живому на земле за все грехи, замоленные и незамоленные, что скопились в людях за тысячи лет.
8. И повыскакивали люди из домов своих и смотрели с ужасом, как  зависли на черном небе крестовидные дъяволы  с черными крестами на раскинутых крыльях и изрыгают из себя они смертный огонь на все четыре стороны.
9. «Боже, что это?» - воскликнула Рахиль, прижимая к груди зашедшегося в плаче внука своего. «Это война», - сказал Израиль. «Какая еще война?» - спросила Хена,  жена Давида. «Большая», - ответил Израиль. «С кем?» - спросила Хая, жена Баруха. «С Германией». – «У нас с ними подписан договор о ненападении», - сказал Иван. «Мы с ними дали слово чести на весь белый свет», - поддержал его Давид. «Нельзя им верить: фашисты хуже зверей диких, - сказал Израиль и, помолчав, добавил тихо: - Да и наша власть сродни им…» - «Господи, что делать?!» - запричитали женщины: и Рахиль, жена Израиля, и Хена,  жена Давида, и Мария, жена Ивана, и Хая, жена  Баруха, и Ханочка, дочь Израиля. «Око за око», - сказал Израиль. «Зуб за зуб», - сказал  Давид, и вторил им Иван. И услышали они, словно эхо,  голоса братьев своих, хоть и не было их рядом: Барух служил на границе в Брестской крепости, Соломон учился  в Москве, Моисей и Илья – в  Минске.            
10.  И настал день, и был он солнечным. Но черный  дым от горевших хат, лесов и полей густой тучей затмил солнце. Бегали вокруг люди, кричали и плакали, и искали родных своих, и тушили пожары, и вытаскивали  из горящих домов  убитых и раненных. И стоял  стон  по округе такой силы, что заглушил звуки улетевших самолетов, опорожнивших чрева свои от грузов  смертоносных.
     Когда пришли в себя люди к вечеру и начали окликать по именам родных и близких -  много голосов не откликнулось...
     Но в семье Израиля отозвались все, и дом их стоял, не тронутый взрывами, и каждая веточка осталась в саду цела, лишь дрожала от пережитого ужаса.
11. Собрались  мужчины  местечка, и пошли в военкомат, как повелевал им долг для защиты отечества от врагов своих. Но были закалочены двери в нем. А жители соседних домов рассказывали: после бомбежки сбежались все начальники, погрузили свои семьи и вещи в машины, и так рванули с места, что пыль от колес на дороге отставала от бега их.
12. Пока судили и рядили люди, как им быть – на третий день нагрянули с грохотом танки и машины с черными крестами, и носились по улицам вражьи солдаты с автоматами и рукавами закатанными, врывались они в дома и горланили на чужом языке, и только можно было понять: «Матка..яйка..млека...кура! Смерть  коммунистам!»
13. Поздним вечером в дом Израиля осторожно постучали. Вошел вражий солдат, ноги у входа вытер, вгляделся в настороженные лица семьи Израиля и спросил: «Юде?» Но никто ему не ответил. «И правильно делаете, - сказал солдат. - Знайте, что на людей вашей национальности готовится большая бойня. Всех вас убивать будут. Уходите. Спасайтесь». Погладил он Авраама, пятилетнего сына Давида, по головке, вытащил из рюкзака шоколадку и банку сгущенки, сунул ему в руки, попращался и вышел, не оглядываясь.
14.  А утром висели на видных местах местечка объявления на русском языке: «Всем евреям повесить на груди желтые повязки и ждать отправки в Германию».   
        Созвал Израиль всю семью свою и сказал: «Сыны мои, все уходите в лес. А я буду с вашими женами и детьми. Не посмеют они тронуть детей и стариков».
        И  в одну  ночь осиротело местечко без  мужчин – евреев.
15. День за днем рыскали по домам вражьи солдаты и искали коммунистов, а полицаи указывали им дома их. Беда в один день открыла лицо человека. Многие из обиженных советской властью пошли в полицаи. По душе им пришелся указ врага: освободить землю от коммунистической заразы. И были среди этих людей и справедливо наказаные, но большинство облыжно: за слово, честно сказаннное, за колосок, в голод поднятый с поля колхозного, за неотречения от Бога своего, за родного брата, который судьбой передела границ государственных между странами соседними за рубежом оказался – у многих был свой тайный счет с властью.
        Не каждый обиженный человек способен соразмерить в трудный час для страны обиду личную с бедой  своей родины.
16. И вылавливали по домам, сараям и погребам  коммунистов – главных виновников беды своей. И предавал сосед соседа. И выводили их к опушке леса на краю местечка... и гремели день за днем там выстрелы. И не ведали люди, что творили, ибо сердца их от обиды и долгого страха  преполнились мщением, а души их, отлученнные воинствующим атеизмом от Бога, забыли заповеди.
       И пожинала страна  плоды  бездуховности.
17. «Кто отлучит нас от любви Божьей: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или властность, или меч? Как написано: «За тебя умерщвляют нас каждый день; считают нас за овец, обреченных на наказание». (Рим.8:35-37).


                Глава   4

1. И собрались  мужчины - евреи в глухом лесу. Не только еду с собой взяли, но и оружие: кто ружье охотничье, кто нож кухонный, кто топор или вилы. Ибо не как зайцы бежали они от родных мест, а готовились защищать их. Никто не хотел быть послушным бараном под ножом убийц. Были среди них те, кто и в империалистическую войну воевал, и в революцию, и в гражданскую. Когда собираются люди вместе, каждый приносит опыт жизни своей – он и есть сила народа.
2. Был и Георгий, учитель школьный. Поднял он руку, как в классе, когда шум бестолковый успокаивал, и сказал: «Хавейрем! Что за гвалт, что за крик? Не к лицу мужчинам базар разводить в трудный час. Враг пришел на нашу землю, чтобы уничтожить народ наш. Но кто поднимет меч на народ - от меча и погибнет».
     Замерли мужчины в строю, как солдаты перед боем, и сказали в один голос: «Что говоришь - делай. Будь командиром нам».
3. И назвали они свой отряд именем Георгия, то ли в честь командира своего, то ли в честь Георгия Победоносца – мстителя за отчизну свою. Вырили землянки для жизни и погреба для пищи, посчитали оружие и разбились по отделениям.
     Стал  Давид командиром разведчиков.
4. И послал Георгий его отряд узнать, где враг расположился и где склады с оружием. Вернулись они через три дня и принесли весть страшную. Почти в каждом селении враг стоит, и прислуживают им полицаи - оборотни. Врываются они в дома посельчан – соседей своих, грабят, издеваются над людьми и женщин насилуют. А пуще всех измываются над евреями: вылавливают оставшихся мужчин-стариков, уводят к опушке леса, где коммунистов расстреливали, и убивают.
5. Собрал Георгий весь отряд, и напали они ночью на склады с оружием. И днем и ночью гремели по округе выстрелы и взрывы: нападали партизаны внезапно на немецкие гарнизоны и полицейские участки, пускали поезда под откос, которые шли на восток, и устраивали засады на дорогах. Портные и пекари, лавочники и кузнецы, бухгалтеры и аптекари, служащие и ремесленники, школьники и старики стали воинами - делали дело, к которому никто из них себя не готовил, и мысли такой страшной не было: убивать...
6.  И появились в отряде первые жертвы. Не все возвращались с поля битвы. И познали они жгучую горесть, теряя боевых товарищей, многие оставалось лежать незахороненными в лесах и болотах. И никто не мог знать, когда подстережет смерть, и в какой миг увидит человек в последний раз небо над собой. Не жизнь правила законами смерти. Война.
      И рвал лесной зверь труп человека, и кричали над ними вороны в ожидании своей добычи. И приучались звери и птицы есть мясо человеческое, и входили во вкус. И принимал человек, как знак: следует за ним неотрывно лесной зверь или кружит стая ворон – предстоит  смертный бой, и недосчитаются  его товарищи по отряду.
      Но и к этому стали привыкать люди. Не жизнь человека, а победа  стала смыслом  жизни.
7.  И шли дни, и проходили месяцы. И уже не верилось, что был мир на земле. Пусть и худой он был, но свой. А память о матерях, женах и детях оставленных жгла сердце мужчин: многие уже изведали горькие вести о ближних своих. И все же теплилась надежда: не может человек мириться со смертью, хоть и стала она уже привычной в каждом дне.
8.  И дошла до них весть страшная. Главный начальник врагов Фюрер отдал приказ: унитожить всех евреев на земле, не оставить ни одного зерна из их племени «для возрождения жизни народа этого». Убегали женщины и дети из родных мест, кто еще оставался жить, в леса и поля. И принимали их партизаны в отряд.
9. И приступили враги выловаливать оставшихся в живых и сгонять  в одно место, оградали колючей проволкой и назвали гетто. Днем и ночью людей в них грабили, избивали и насиловали - не смолкали крики и плач, и разносились далеко по округе. Те, у кого еще не иссохла душа от своих личных бед, русские и белорусы, крались ночами в гетто, приносили друзьям своим еду и одежду, забирали детей малых и у себя прятали. И тогда вышел новый приказ: «За укрывательство жида – расстрел!»
        И стали зарастать тропинки в гетто - люди поплотнее забивали щели в своих домах, чтобы не слышать стрельбу и крики обреченных.
10. Собрал командир Георгий бойцов своих и сказал: «Мы должны  спасти хоть детей наших. Война пожирает всех безмерно, но семя для новых всходов мы обязаны сохранить».
      Переоделись  партизаны  в одежды  врагов  своих, сели на машины их, в бою добытые, приехали ночью в гетто и стали вылавливать по домам и улицам детей. И плакали навзрыд матери, когда вырывали из их рук дите родное, и проклинали этих врагов безмолвных. И никто из них не знал, что отбирают у них дитя не для смерти, а для жизни.
11.  А утром нагрянули враги в гетто, согнали всех оставшихся в толпу единую и постреляли. И не хватило для них места в овраге глубоком. Разобрали они дома, сложили костер большой и побрасали в него живых и мертвых. Чадил и тлел тот огонь много дней. И корчились в нем человеческие тела, и тянулись их руки к бездонному небу, в которое всю жизнь смотрели они, надеясь, что есть там Бог, видит и слышит он молитвы их, поможет и не оставит в беде. Но молчал Бог.
     Стыло холодное небо, и черный дым поднимался все выше, и разносил по округе такой смрад, что люди, которым повезло не попасть в этот адский огонь, молились и плакали, и зажимали носы свои.
12. И решили партизаны многих отрядов воссоединиться в один отряд, чтобы вместе быть врага общего. Встретились на условленном месте. Поднялся командир самого большого отряда и сказал, пряча глаза от  Георгия: «Все мы объединяемся в один отряд, а твой принять не можем». - «Почему?» - спросил Георгий. - «Есть такая  установка из Москвы». - «Да что ты такое говоришь?! - крикнул Георгий, сжимая кулаки до боли. - Разве все мы не люди  страны одной? Или враг я тебе?!» - «Нет, не враг ты мне, - ответил  главный командир. - Ты учил детей наших. И дети наши любят тебя». - «Так в чем же дело?»  – спросил Георгий. И  признался большой командир: «Раз дано такое указание от партии нашей – я, как коммунист, должен исполнить это беспрекословно». - «Ты за что воюешь?» - спросил Георгий. «За освобождение своей родины!» - гордо ответил большой командир. «А где же моя родина?» - спросил Георгий. «Тебе лучше знать…» -  ответил тот и глаза отвел.
     На том и разошись два командира, русский и еврей. А были они в мирной жизни соседями. Впервые друг другу руки не подали на прощанье.
13. Вернулся в свой  отряд Георгий и не рассказал своим бойцам об этом разговоре – такое не  может понять  человек…
      И сказал самый старый боец Абрам, качая головой, как на молитве: «И в годы беды для всех большой, нам, евреям, надо доказывать, что земля эта - родина наша. Такая судьба у народа, Богом избранного: быть на земле вечным жидом ...»
     Закрыл лицо заскорузлыми ладонями, оружейным маслом пропахшими, и зашептал молитву Богу своему: «Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстанут цари земли, и князья совещаются вместе против господа и против Помазанника Его. Расторгнем узы их, и свергнем с себя оковы их... Почтите сына, чтобы он не прогневался, и чтобы вам не погибнуть в пути  вашем; ибо гнев его возгорится  вскоре. Блаженны все, уповающие на Него». (Пс. 2:1-3,12)
14. Обнаружили (или выдал кто?) враги отряд Георгия. Сжали в кольцо смертное танками и пушками. И приняли последний бой бойцы отряда еврейского, отвергнутого властями страны своей. Многие погибли в том неравном бою: мужчины и женщины, старики и дети... А кто жив остался, миновала его пуля вражеская, раненные и голодные, собрались и пришли в большой партизанский отряд. Стали молча поредевшим строем. И сказал их главный командир, не увидев среди них Георгия: «Простите меня, если можете... Москва далеко, а вы рядом... наши».
15. И подошел Давид к командиру новому и сказал ему: «Отпусти меня в дом мой. Может, кто жив остался... говорят, видели». Не мог отказать командир бойцу своему Давиду. У самого семья под врагом осталась, не знал, живы ли? Но понимал теперь командир: пусть и общая для всех война, а для еврея она - верная гибель. И сказал командир: «Иди...Возьми бойцов на подмогу». Ответил Давид: «Спасибо, командир. Не хочу людьми рисковать. Если отыщу живыми своих - сам справлюсь».
    И ушел  Давид искать семью свою.


                Глава  5

1. И стояла зимная ночь, светлая и искристая, как чистый хрусталь. Серебрил лунный свет иней на каждой веточке и освещал дорогу завьюженную. И бежала впереди Давида тень, длинная и сумеречная, и вела его, как Ариаднина нить, за собой. Шел он за ней, мыслью горькой охваченный: живы ли?
     Скрежетал под ногами снег на морозе, и боялись птицы голос подать, войной людей напуганнные; таились они в своих укрытиях и зорко следили за одиноким человеком во тьме. И крался за ним осторожно голодный волк, не приближаясь: опасен вооруженный человек, и надо терпеливо ждать добычи своей. Когда вскрикнет, сам от голода  ослабевший, за живот схватится  и упадет бездыханный на землю – тогда и можно его безбоязно брать, тепленького еще. Хоть и не жирна добыча,  но кости и жилы могут утолить голод любого  зверя.
2.  Как стеклянный колокол зависало небо, упираясь лесами по краям земли. Светили на нем звезды яркие, на которые так любил смотреть  Давид и делиться с ними своими мыслями и мечтами. Но не звезды  сейчас видел он – казалось, пули огненные изрешетили купол. Веяло сквозь пробоины духом смерти – и холодило душу Давида это ледянящее  дыхание бездны.
3.  Подошел Давид к лесу знакомому на краю местечка своего, спрятал в кусты автомат и гранаты, а пистолет под кожух за ремень сунул.
     Не горели огни в занесенных снегом домах, вросли они в них по самые окна, бедой и смертями придавленные. И много было пепелищ  вдоль улиц. А когда сбился со счета Давид, понял: там, где чернеет пепелища – и есть дом еврея. Где кухня в доме была, высится и воет в небо лишь труба осиротелая.
4. Постучал Давид в дом Ивана. И вопросил голос встревоженный, неузнанный: «Кто там?» Отозвался Давид: «Друг и брат Ивана». Застучала щеколда, и открылась дверь перед ним, и услышал он крик во тьме: «Господи! Жив Давидушка!» - «Где мои?»  -  спросил Давид, и сухой ком в горле дыхание перехватил. «В дом войди. Не ровен час, увидит кто», - прошептал голос.               
     Зашел Давид и у порога застыл, в сумрак комнаты вглядываясь. Вспыхнула спичка в руках и в печи свечу зажгла. И проявил ее тихий свет лицо Марии. «Где мои?» - повторил Давид. «Садись, накормлю тебя», - сказала Мария и поставила перед ним картошку, сало и жбан молока. «Что молчишь, Мария?» - вопросил  Давид. «Да ешь ты, ешь... такой разговор трудным будет». - «Дети где?»  - «Тише, разбудишь их...»
5. Прохладно и сумрачно было в избе. И услыхал Давид на печи детские дыхания, и различил средь них дух Авраама и Сарры, детей  своих. И придали они силы душе его. Но сидел он, к пище не притрагиваясь, ждал рассказа. А Мария все молчала и прятала глаза свои, и теребила пальцами непослушными платье на животе впалом.
6. И сказала Мария: «Детей твоих мы с Иваном у себя сохранили. А мать твою Рахиль, отца Израиля, жену твою Хену и сестричку Ханочку угнали ироды в гетто. Иван говорит, согнали их в одно место, обнесли колючей проволкой...А что с ними дальше будет- никому не ведомо. Вот беда-то какая!»
      «Где Иван?» - спросил Давид. «На дежурстве», - ответила Мария. «В   полиции служит? Да как же это он?!» - «Не суди его, - запричитала Мария. – Жить-то надо». - «Он кузнец». - «Они об этом его не спрашивали. Призвали в участок, дали винтовку и пригрозили: не будешь служить, немцы быстро узнают, что ты жидовский выкормиш... Что было делать... А тут еще мы твоих детей приютили. Знаешь приказ: за укрывательство еврея  - расстрел...»               
7. Встал Давид. «Ты куда?» – всполошилась Мария. «Пойду в гетто своих выручать». - «Пропадешь – охраняют их день и ночь». И сказал Давид: «Просьба у меня будет, Мария... Может, последняя. Сохрани детей моих, пока я не приду. Если живы кто из моих в гетто, заберу с собой. И детей в лес уведу». - «Ты партизан?» - испугалась Мария.  Помолчал  Давид и ответил: «Не говори об этом даже мужу своему...»  И ушел в ночь  Давид.
8. Как зверь петлял он по темным и глухим улочкам, таился у домов и заборов. И все казалось мертвым вокруг: не лаяли собаки, не кричали вороны. Все ближе раздавались одинокие крики, не похожие на человеческие, и обрывали их выстрелы. Но долго еще отзывалось на них протяжное стонущее эхо. Шел он на эти звуки, туда, где жили когда-то до войны, самые бедные люди местечка. «Там гетто», - сказала  Мария.
9. Пробрался ползком Давид под колючей проволкой и, крадучись, вошел в первый дом с сорванными дверями. Лежали на полу человеческие тела, а у выбитого окна стоял, освещенный бледной луной, старик  с обвиснувшими руками. Не обернулся он на зов Давида, лишь вжался всклокоченной бородой в хилую грудь и сказал бездыханным голосом: «Ну, что вам еще надо...» И спросил у него Давид: «Отец, знаешь ты кузнеца Израиля?» И ответил старик, оборачиваясь: «Как такого человека не знать... Только нет уже и его...» - «Жив ли кто из семьи его?» - «Нет ответа на твой вопрос, - ответил старик. - В гетто убивают каждый час». - «Где живут они?» - «Если души их уже на небе, то плоть их найдешь непогребенной там…» - ответил старик и указал ему дорогу.
10. Окна в доме были заколочены досками и щели заткнуты тряпками. Осторожно постучал Давид, но не было ему ответа, ни голосом, ни шумом. «Мама, Хена, это я, Давид, сын ваш и муж», - зашептал он в щель между досками, обжигая губы об изморозь. И услышал он вопль изнути: «Господи, не греши так тяжко!» - «Хеночка, это я, Давид!» - вскрикнул он, дверь толкнул и в дом вошел.
      На земляном полу увидел тело человеческое и спросил: «Кто это?» И сказала Хена: «Мама наша». - «Спит?» - «Спит, - зарыдала Хена и на грудь к нему упала. - Не проснуться ей. Отмучилась наша бедная мамочка. - «Кто еще с тобой?» - «Одна я...» - «Отец где?» - «Убили…» - «Ханочка?» - «Не знаю...» - и застонала Хена так, словно выходила ее душа из отжившего тела.               
11. Вырыл Давид могилу в доме, уложил в нее бережно, как ребенка в колыбель, мать свою Рахиль, поцеловал в лоб холодный, засыпал землей, поставил сверху камень и кадиш прочитал.
     Взял за руку свою жену Хену, и вышли они из дому. «Куда ведешь ты меня?» - спросила Хена. «К детям», - ответил Давид. «Живы?!» - зарыдала Хена, и ноги у нее подкосились. Подхватил Давид жену свою и на руках понес.
12. И вошли они в дом Ивана. Жарко топилась печь, и пахло картофельными блинами. За столом сидели дети, и пили молоко парное. «Мамочка! Папочка!» - закричали Авраам и Сарра и бросились к ним. И плакала Хена, обнимая детей своих, и вытирал глаза Давид.
      Обнял Иван Давида и сказал: «Ты жив, брат мой!» - «Не брат ты мне, раз в полицаях», - ответил хмуро Давид. «Надо ж как-то выжить...» - прохрипел Иван. «Человек должен не выживать, а жить, - сказал Давид. - Пошли в партизаны». И ответил Иван: «Перебьют они вас, как зайцев.  Немец уж под самой Москвой», - «Чем дальше зайдут - тем быстрее подавятся». Помолчал Иван и сказал: «Детей хоть оставь – сберегу я их».  И ответил Давид: «Спасибо, брат... Но не будет им здесь жизни. Узнают, кого прячешь – и вам всем не жить». - «Оставь детей, - сказала Мария. - Мы уж им и имена русские дали. Саша и Соня». И ответил Давид: «Не  могу твоими детьми рисковать. Пусть хоть они живут».
      И не настаивал больше Иван. Знал Давида, брата и друга своего. Собрал их в путь, одежды и еды на дорогу дал, бутыль самогона. И в лес вывел.
      Так и расстались они, не зная, встретятся ли когда еще в этой жизни.
13. Лютой была зима в первый год войны. От мороза жгучего замерзали птицы на лету, трещали стволы и ветки обламывались. Лежали снега навалистые, и трудно было зверю лесному искать в них еду себе.
14. Разгреб Давид сугроб у примеченного куста, взял автомат и гранаты, поднял на руки дочь свою Сарру и вперед зашагал, тропу для жены с сыном вытаптывая. «Далеко нам идти?» - спросила Хена. Ответил Давид: «Три дня пути... Держаться надо, родные мои».
15. Сутки шли они, и вторые. И сторонились они людей и деревень, и огня не разводили. И нес Давид поочередно на руках и дочь и сына, теплом своим согревая. А начинали плакать они от усталости и холода, вливал им в рот самогонки. Днем по лесу шли, а  ночью поля и дороги переходили. И настигла их вьюга такая, что не видно было днем солнца за  черными тучами.
 16. А на третий день вдруг раздался с неба гул птицы железной. И начали падать с нее и кружить над ними белые облака, и под каждым из них был солдат в форме вражеской. «Немцы!» - крикнул Давид, подхватил детей на руки и побежал. Но широко было поле заснеженное. Бежали они посреди земли, сверху хорошо видимые, а пули свистели над ними, с шипеньем в снег впиваясь. И гнались за ними враги, с неба  упавшие.
     И крикнул Давид жене своей Хене: «Бери детей и беги! Задержу я их!» - «Куда бежать?» - возопила Хена. «К партизанам!» - «Где они?» - «В том лесу найдешь! У кустов спроси и у деревьев - они приведут вас». - «Я боюсь!» - зарыдала Хена. «Беги!» - заорал Давыд, подтолкнул ее и выругался. Первый раз в жизни толкнул, первый раз при ней выругался.
      И побежала Хена, жена Давида, и дети их малые. И было Аврааму пять лет, и было Сарре три года.
17. В снег зарывшись, залег Давид и дал первую очередь из автомата. Остановились враги и залегли, от пуль его хоронясь. Обернулся Давид и увидел, как три человека родные за первыми деревьями леса скрылись.  И прошептал: «Господи, убереги и сохрани их. На одного тебя  надежда…  И помру я с верой в тебя».               
 18. Недолог был последний бой Давида. Лежал он среди поля открытого, один против многих врагов своих, от пуль не защищенный ни бугорком земли, ни кусточком маленьким, ни веточкой дерева. И кружили над ним пули смертные, не давая голову поднять. Стрелял Давид короткой очередью, чтобы патроны беречь. И не было ему пути туда, где за лесом уже скрылись Хеночка с сыночком и доченькой. Но верил он и надеялся, что сбережет их лес, и встретят их партизаны, братья его лесные: уж так было близко до них, что не могут они не слышать выстрелы его боя последнего...
19. И еще успел увидеть Давид небо рассветное и луч солнца, проколовшийся сквозь тучу мрачную. И  вспомнился ему дом отцовский: льется  сквозь окно свет солнца, и,  разбуженный им, открывает он глаза и бежит во двор, где кормит мать гусей, а из кузни доносится стук отцовского молота ....               
       И скользнула  счастливая  улыбка по лицу  Давида.               
20. Но уже не слышал Давид осторожных шагов, подступивших к нему, и не мог удивиться речам людей.
      «Готов», - сказал один на русском  языке. «Полицай», - сказал второй. «Собаке собачья смерть», - добавил третий. «Человек…» - проронил четвертый. И оборвал их разговор пятый голосом командирским: «Мы исполнили приказ: никто не должен нас видеть, ни свои, ни чужие!» - «Зачем своих-то губить?» - заокал один из людей. Но оборвал его командир: «Сопли не распускай! Война идет священная. Не на жизнь, а на смерть». - «Похоронить бы его надо, - сказал тот и вытащил из-за пояса саперную лопатку. - Все мы люди». - «Своих хоронить некогда!» - прикрикнул на него командир. Но ответил человек с лопаткой: «Не возьму такой грех на душу». И начал землю долбить. Молча вытащили свои лопаты все другие люди. Вырыли они могилу среди поля заснеженного и уложили в нее погибших товарищей своих.
21. И подошел самый молодой из них к Давиду, взял его за ногу и потащил в могилу братскую. И скользили мертвые руки Давида в последений раз по земле своей, его потом и кровью политой, и цеплялись заскорузлые пальцы, силу былую потерявшие, за каждый бугорок, за травинку мерзлую. И синела наколка на правой руке его между пальцами большим и указательным  «Д.И.Б. 1910г.»      
    И не знал молодой солдат, советский десантник, впервые спустившийся с неба на землю войны, что многие партизаны делали себе такую наколку на руке, чтобы можно было опознать его, павшего в боях за Родину.
 

                ПЯТИКНИЖИЕ   МОЙСЕЯ

                Начало
               
                Глава 1

1.  Красив был второй  сын Израиля. И имя  ему было Моисей.
     Когда исполнилось Моисею 6 лет, отдали его учиться в хедер к ребе Герелс, изучать науки иудейские, которые дал Бог на Скрижалах Завета.
     Но большевики отвергли Бога небесного и провозгласили бога земного, который учил их: «Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она – дух бездушных порядков. Религия – есть опиум для народа» (К. Маркс) И издали декрет: «Церковь отделяется от государства» («Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах». 20 января (8 фераля) 1918 г.) И заявили они: «Советская власть не нуждается в ее услугах, ибо ее задача: классовая борьба, кровавая и смертная, на пути строительства мирового коммунизма. Мы свой, мы новый мир построим: кто был никем, тот станет всем».
2. И думал Израиль: «Как это из ничего сделать что-то? Подкова делается из железа, железо выплавляется из руды, руда добывается из земли, а землю сам Бог дал людям для жизни живой. Откуда земля? На то он и Бог – непостижимы смертному дела Божьи».
3.   Мал человек и слаб человек противостоять силе сильных мира сего. С волками жить – по вольчи выть. Но для жизни рождается тварь земная.
     И отдал Израиль учиться сына своего Моисея в гимназию. Учили его там языку государственному, математике, но пуще всего долбили учения вождей пролетарской революции: «Кто не с нами – тот против нас. Если враг не сдается – его уничтожают». 
5.  Однажды  пришел Моисей из школы и спросил отца свего Израиля: «Что такое пролетариат?» Ответил Израиль: «Это все трудящиеся люди, которые добывают хлеб свой честным трудом». - «А для чего им надо объединяться?» - «Чтобы новую счастливую жизнь строить». - «А почему люди объединились в колхозы, а жить стали хуже?» - «Нету  интереса работать». - «Почему?» - спросил Моисей. «Потому что все одинаково трудится не могут. Каждый человек должен жить по плодам рук своих». - «Так зачем же тогда объединяться?» - вопрошал Моисей. «Люди в этом не виноваты. Их заставляют». - «Кто заставляет?» - «Партия». - «А почему она делает то, чего люди не хотят?» - «Они начальники». И сказал на это Моисей: «Они же сами говорят, что партия и народ едины, а меньшинство подчиняется большинству... Народа намного больше чем их». Тяжело вздохнул Израиль и ответил: «У них власть ...» - «А почему власть у них, если  у нас государство народное?..»    
6. Долго молчал Израиль, не знал, что ответить сыну. Страшно ему вдруг стало, и отрезал он: «Много вопросов задаешь!» Не испугался Моисей, только удивился крику отца своего и сказал тихо: «Это не я…это они сами задаются  во мне…» 
      Стыдно стало Израилю за крик свой, и спросил он осторожно: «А учителя ты об этом спрашивал?» И честно ответил Моисей: «Спрашивал. А он сказал мне, что я есть подкулацкий сын и не понимаю насущного момента нашей пролетарской революции и строительства нового коммунистического общества».
7. Нахмурился Израиль, сердцем чуя беду, и сказал, как попросил: «Сынок, не надо вопросов задавать». - «А как можно учиться тому, чего не понимаешь?» - спросил Моисей.  «Учись молча. Слушай и голову не теряй». - «Так эти вопросы в моей голове сами растут». - «Не на всякий вопрос ответ есть», - сказал Израиль. «А как же без ответа жить?» - «Как все живут». - «У меня голова болит, если я на свой вопрос ответа не получаю». Не выдержал Израиль: «А ты не задавай!» - «Они сами, сами задаются», - заплакал Моисей.
     Обнял Израиль сына, к себе прижал. И услышал в тревожном молчании Моисей стук сердца отца своего и понял: «Молчание – золото».
 8.  Но трудно давалось молчание Моисею. Каждый раз, когда возникал в нем вопрос новый, вскакивал он из-за парты, чтобы сказать вслух его - но слышал тогда тревожный стук сердца  отца своего.
     Старость научилась молчать, а юность молчать не может. Мир для нее полон вопросов. И без ответа на них – нет для нее разумения жизни. Безответный вопрос омрачает мир вокруг, и душа сомнениями полнится. А где  веры нет - там и жизни нет.
9.   Когда минуло революции десять лет, понял Израиль, что новые науки не несут добра в сердце сына, а злобят его борьбой классовой. Забрал он его из школы и послал в Бобруйск в ЦИТ (Центральный  институт труда)  учиться на плотника. И напутствовал сына Израиль: «Есть главный путь жизни: мастерством рук своих добывать хлеб насущный. Честный  труд – есть радость жизни».
10.  И учился Моисей делу плотницкому: топором рубить и рубанком строгать, стамеской владеть и угольником да метром работе своей точность придавать. И стал ему люб запах дерева и изгиб стружки древесной. Овладевал он с охотой делом плотницким и мечтал строить дома для людей: за время кровавых войн и революций погорело и разрушено было много жилья. И хотя тьма народу погибло, но пока живы на земле мужчина и женщина, рождаются новые, чтобы продолжался род людской.
11. Но не успел Моисей построить свой первый дом. Призвали его служить в РККА (рабоче-крестьянскую красную армию) и там научали: «Святое дело чести и доблести мужчины - есть защита советской власти,  она одна выразитель воли всех трудящихся на земле. Но не счесть врагов ее. Окружили они нас со всех сторон и одной только мыслью кормятся: напасть и побить власть советскую, отобрать у нее земли и фабрики, а трудящийся народ своими рабами сделать. Но мы не рабы! Всякая наша  кухарка может государством править. И назло всем врагам – буржуям, мы будем строить из золота туалеты, чтобы солнца луч отражался в них и слепил глаза врагам народа трудящегося, глаза, злобой и враждой налитые. А мы отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. Нам враждебны златые кумиры, ненавистен нам царский чертог!»

               
Глава 2

1.  И служил Моисей, как и приказано было красному бойцу - защитнику народа трудящегося: из винтовки стрелял, гранату бросал, в атаку бежал,  строевым шагом ходил и песни пел, которые только и должно было петь.      
                Вставай  проклятьем заклейменный,
                Весь мир голодных и рабов!
                Кипит наш разум возмущенный
                И в смертный  бой  идти готов.
                Весь мир насилья мы разрушим
                До основанья, а затем
                Мы наш, мы новый мир построим:
                Кто был никем, тот  станет всем!
                Это есть наш последний и решительный  бой!

                На бой кровавый, святый и правый, 
                Марш, марш вперед рабочий народ!

                Нам ненавистны  тиранов короны.
                Цепи народа – страдальца  мы чтим.
                Кровью народа залитые троны
                Кровью мы наших врагов  обагрим.
                Месть беспощадная всем супостатам.
                Всем паразитам трудящихся масс,
                Мщенье и месть всем царям – супостатам,
                Близок победы  торжественный час.

                Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем.

                Настало время, братья, всех палачей разбить,
                Чтоб старый  мир проклятый не смог нас задушить...

                Наш паровоз вперед лети! В коммуне остановка.
                Другого нет у нас в пути, в руках у нас винтовка!
                Наш паровоз мы пустим в ход, такой, какой нам нужно.
                И пусть создастся только фронт—
                Пойдем врага  бить дружно!

                Так пусть же Красная сжимает властно
                Своей  мазолистой рукой,
                И все должны  мы неудержимо 
                Идти в последний  смертельный  бой!

                Готова армия в часы ударные, устав всегда один:
                Что нашей кровью, кровью завоевано,
                Мы  никогда врагу не отдадим!
               
                Смело мы в бой  пойдем за власть советов
                И, как один, умрем в борьбе за это!..

   2.  Красив был голос Моисея. Бывало, запоет на привале песни отцов и матерей, русские и еврейские, заслушаются товарищи и просят еще спеть.
      «А почему ты в строю наши песни советские не поешь?» - спросил его командир. И ответил ему честно Моисей, как товарищу своему ратному: «У меня от них во рту солоно делается, словно зубы выбили и полно крови». И закричал на него командир: «Так ты супроть советской власти!» Но не дрогнул душой Моисей, ибо не знал за собой такой вины. И спокойно ответил он: «Думать надо, когда поешь...» Перебил его командир: «Партия за нас думает! А ты есть рядовой солдат. Партия тебе доверила оружие, чтобы  ты боролся за правое дело трудящихся, жизни своей не щадя!» Ответил Моисей: «Правое дело на крови не построишь». Начисто забыл в сей час наставление отца своего Израиля: молчание – золото. Но не сам отвечал он командиру, а сердце его кричало. И заорал командир: «Ты есть вражина народная! Подкулацкий сын да к тому же жид. Мало вас били! Долбим мы вам нашу науку пролетарскую, а вы все свое гнете... Вы есть пятая колонна среди народа нашего трудящегося. Под трибунал пойдешь!»
3.  И судили Моисея  судом революционным по законам нового времени. Сняли с него ремень и погнали по этапу на великую стройку коммунизма, на Беломоро – Балтийский канал, чтобы в труде выбить из него мысли крамольные и научить жить под руководством Сталина.

               



Глава  3

1.  Рыл Моисей котлованы лопатой, в тачке камни возил и ногами бетон месил. Спали люди в земляных бараках, укрывшись рогожей дранною, и хлебали похлебку смрадную, вареную на костях рыбы тухлой. А кусочек хлеба не каждый день видели.
2. И были здесь люди со всех концов страны. Слушал рассказы их Моисей и дивился: никто из них не имел за собой вины. Обличили их в том, что не хотят они жить по законам  большевистского времени. Но не может божья душа предать отца и брата своего за мысли честные, вслух высказанные - пуще жизни верны они были законам веры своей: христинской, иудейской, мусульманской. Внимал Моисей их исповодям, часто предсмертным, и понимал – все религии схожи в главном: не убий,  не желай ничего, что у ближнего твоего, не кради, почитай отца твоего и мать твою,  не произноси ложного свидетельства на ближнего своего, не прелюбодействуй,  не сотвори себе кумира, относись к другому, как хотел бы ты, чтобы к тебе относились.
3. Тяжка была жизнь людей вокруг, но верили они, что даст Бог силы выстоять - и вернутся они домой к отцу-матери, к жене да детишкам своим малым, без кормильца оставшимся.
     Был непосилен их труд и горек в каждом дне. Но видно столько беды  скопилось на земле, что не мог Бог услышать и различить молитвы людей этих страждущих. И, как мухи в мороз, гибли они – в который день по сорок человек забирала смерть. И не совершали над ними ни обряда, ни панихиды, а оставались они лежать поверх сырой земли, и заливали их сверху бетоном. Крепки были сооружения те, замешанные на плоти и крови людской.
4.  И не знал человек, когда настигнет его смертный час. Бывало, возьмет окурок из руки товарища своего и поднесет к губам иссохшим, а тот пал под ноги к нему, смертью скошенный. При встрече уже не здоровались люди, а спрашивали: «Жив?», а, расставаясь, говорили: «Прощай...» И скоро уже и на это слово сил не было: лишь из глаз лился тусклый свет - и понятен им был меж собой. Легши спать, не знал человек, проснется ли, увидит ли новый день.
5. Стоял над местами теми какой-то странный звон, день за днем новыми звуками полнившийся - это души убитых непосильним трудом носились над плотью своей, в бетон замурованной.
6.  Везло Моисею – он все еще оставался жить, хоть и стал вес тела его вдвое меньше. Тянулись жилы его по широким костям, а под кожей, морозом и ветром дубленой, каждая венка молокровная, как паутинка,  светилась и дрожала.
7. №14. Приказ начальника строительства Беломоро-Балтийского  водного пути. ст. Медгора.   26 июня 1932 года.  №28.
     «Июль и август - решающие месяцы  нашей стройки. Все участники стройки должны немедленно начать подготовку к героическому наступлению на выполнение и перевыполнение плана решающих месяцев.
                Каналоармейцы и командиры!
      Решающие месяцы - это наивысшая  точка нашего строительства  по овладению самым большим объемом работы.
      Решающие месяцы - это наивысшая  точка нашего строительства  по овладению наилучшим качеством производимых работ.
      Под знаменем высокого качества и высокой производительности 2 июля мы, все как один, перейдем в наступление на выполнение программы и плана решающих июля и августа.
                Начальник  строительства  Коган»

   №15. Телеграмма  Г. Ягоды о работе Беломорстроя  Фирину, Френкелю
                1933 г. Медвежья  гора, Беломорстрой.
    «Ход работы, не смотря на принятые меры оздоровления лагеря и строительства, требует дополнительных мероприятий для обеспечения окончания работ строительства к 1 мая. Отстрочка в окончании строительства допущено быть не может и не будет. Канал должен быть закончен к 1 мая.
                Приказываю:
1. Весь чекисткий, административный, инженеро-технический аппарат лагеря и строительства перевести в боевое состояние, создав вместо лагерных  отделений  боевые  штабы во главе с крепкими чекистами, придав им в качестве помощников - инженеров, могущих обеспечить   новые темпы  работы.
2. Везде, где только можно, вести работы  в три смены, соответсвенно принять меры к обеспечению работы  освещением, необходимым инструментом, материалом и т. д.
3. Обеспечить возможность для работающих получения горячей пищи без отрыва от работ на трассе.
4. Снимать с работы и предавать суду всех, кто пытается продолжить очковтирательство или срывать каким-либо другим путем боевые темпы работы, кто бы эти лица ни были.
5. Техперсоналу, добросовестно работающему, создать обстановку уверннности в завтрашнем дне, уверенности в том, что хорошая работа будет оценна ОГПУ.
6. Создать  такие условия  десятникам, чтобы они имели власть, равную ответственности.
7. Самым суровым образом карать всех, кто недостаточно внимательно относится к вопросам бытового обслуживания заключенных (производит кражи, обсчеты при раздаче пайков), и широко объявить заключенным о том, что руководство лагерем  и строительством ждет их сообщений о наблюдающхся в этой  области беспорядках, и что виновники этих непорядков по выяснению будут обязательно наказываться.
8. Максимально сократить весь аппарат управаления лагеря и строительства, как чекистов, так и инженеров, с тем, чтобы не менее 50%  этого аппарата было немедленно брошено в наиболее узкие места  строительства.
9. Мною приказано ГУЛАГУ немедленно отправить в помощь вам 10-12 работников ГУЛАГа.
10. Объявить всему населению лагеря, что выполняющие и перевыполняющие норму в эти последние решающие месяцы работы получат значительные льготы, вплоть до полного освобождения, независимо от предыдущей их работа.
                Ягода.
                (Бел-Балт. канал, история строительства. М.1934 г.с.221,265)

8.  Повезло Моисею. Один из немногих начал он свой путь с первого дня строительства канала, прошел за три года  с лопатой и тачкой в руках 227 километров и остался жить.
     И еще повезло ему: 20 июня 1933 года видел он открытие канала:  первыми по нему плыли на пароходе большие начальники и рядом с ними великий пролетарский писатель. Все они весело и дружески  махали им руками и торжественно призывали строить своим бескорыстным  вдохновенным трудом  новые каналы и электростанции для своего любимого отечества, освещать жизнь людей «лампочкой Ильича», чтобы видел весь мир самую передовую страну, в которой  «так вольно дышит человек». И обещали, что родина не забудет их.
9.  Стоял Моисей на берегу, дрожа иссохшим телом, среди тех, кто мог еще на ногах стоять, и не было у него сил руку поднять для ответного приветствия. И вспоминал он солагерников своих, совершившых этот непосильный для голодного человека труд во благо отечества  своего – каждый второй из них полег на дне канала.
      Расходились волны по мутной  воде и бились в бетонные берега. И чудилось Моисею: это души кричат, а тела, непогребенные, напитавшись Онежской воды, вздымаются, чтобы надышаться воздуху.
     И вдруг бурно заклокотала вода в канале от вздохов многотысячных, и стал качаться пароход, и раздались испуганные крики начальников. И смекалистый капитан отдал команду срочно причалить к берегу. Толпясь и крича, бросились по трапу все, кто был на палубе, и, едва поспевая, трусил за ними великий пролетарский писатель.
10. Пышно отпразновали победу начальники. На радостях, иных, оставшихся в живых от работы людей, домой отпустили, взяв строго подписку с них, под угрозой смерти, не разглашать тайну о великом этом строительстве даже родной матери, а славить  мирный и созидательный труд в стране самого справедливого в мире социалистического  отечества.
11. Постановление ЦИК Союза ССР о представлении льгот участникам                строительства  Б-Б канала им. И. Сталина. 4 августа 1933 года.
В связи с успешным окончанием строительства Б-Б канала, имеющего огромное народнохозяйственное значение, и передачей канала в эксплуатацию, Центральный  Исполнительный Комитета Союза ССР  постановляет:
1. Принять к сведению, что к моменту окончания строительства Б-Б канала имени Сталина органами ОГПУ Союза ССР уже полностью освобождены  от дальшнейшего отбывания мер социальной защиты 12484 человека, как вполне исправившиеся и ставшие полезными для социалистического строительства, и сокращены сроки отбывания мер социальной защиты в отношении 59516 человек, осужденных на разные сроки и проявивших себя энергичными работниками на строительстве.
2. За самоотверженную работу на строительстве Б-Б канала им. Сталина снять судимость и восстановить в гражданских правах 500 человек по представленному  ОГПУ Союза ССР  списку.
                Председатель ЦИК Союза ССР М.Калинин
                Секретарь ЦИК Союза ССР А. Енукидзе
                ( Б-Б канал с. 14.)

Главного не записано в этом документе: сколько человек всего работало на строительстве, и сколько из них стало раствором в бетонных берегах канала.


               
Глава  4

1. И еще раз повезло Моисею: добрался он домой. Без стука дверь открыл, споткнулся и замер на пороге. Поднялся к нему навстречу отец его Израиль и спросил: «Что надобно тебе, человек пришлый? Отчего входишь, не спросясь дозволу?» Прижался Моисей спиной к стене, сполз на пол, и только было сил прошептать: «Здравствуйте родные…дом мой…»
     «Мойша! Сынок! - закричала и бросилась на колени мать его Рахиль, прижала к себе тело сыночка своего и заголосила. - Что они сделали с тобой?!» И спросил отец Израиль: «Такая значит теперь служба?» - «Вернулся ...»  - ответил Мойсей.
2.  Сиднем сидел на печи Моисей всю осень. Смотрел на родных своих оживающими глазами и молчал. И кормила его мать с ложечки, как ребенка маленького. От любви родительской,  от заботы их вернулись силы к Моисею. И встал он на ноги.
3.  Приняла Моисея к себе артель плотницкая. Ходили они по деревням и дома строили. И уважали его товарищи за умение, труд и выносливость - не было ему равных по мастерству: и бревно отесать, и раму сделать, и фигурный  наличник одним топором выстругать.
     Только молчалив он был и суров лицом. И дивились отец с матерью: самый говориливый и красивый был он среди их детей – и куда все ушло? Но молчал Моисей, даже губы его не улыбались на шутку веселую.
4.  Первый раз улыбнулся он через три года. Вошел в дом с красивой девушкой Броней. Кудри ее черные по плечам лежат, глаза темные, как угольки светятся. Улыбнулся  отцу - матери и сказал: «Благославите».
5.   Поженились Моисей с Броней, и зажили они в мире и согласии. Она – учительница, он – плотник. Дружной артелью плотницкой срубили дом для молодой семьи. И стал опять Моисей лицом красив, подстать своей жене – красавице, и заиграла улыбка прежняя на его счастливом лице.
6. Родились у них дети, Григорий и Тамара, и радовали родителей  здоровьем и красотой. Не было для Моисея большей радости, чем играть с ними и игрушки мастерить им. А по воскресеньям сажал он детей на велосипед с коляской и вез в отцовский дом. Вбегал маленький Григорий в кузню к деду своему Израилю, хватался за молоточек и звонко стучал  по наковальне. Смотрел на внука Израиль глазами радостными и счастливо приговаривал: «Весь в меня пошел. Будет мастером – счастья своего кузнецом». 
 
                Глава  5

1.  И послала артель Моисея учиться на мастера в столицу Белорусскую. Всей душой постигал он науку строительную: чертежи читать, дома проектировать, расчеты вести. Учился он прилежно, и родилась в нем дума главная для счастливой жизни: «Свой дом – сила человека, оплот и надежда его. Смысл всей жизни - дружная  семья в доме своем».
2. А съехались обучаться науке строительной люди мастеровые из разных мест. По вечерам сходились они за одним столом в общежитии, пили чай вприглядку с сахаром и вели разговоры долгие: о делах, о семьях своих, о строительстве жизни новой. Откровенны были эти разговоры их, ибо каждый знал и любил  и жизнь, и работу свою.
3.  И сказал Моисей близким его душе товарищам: «Будь у нас власть народная, я бы так сделал: как встал человек на ноги и вышел на хлеб свой - выделить ему надел земли и лес для строительства дома. И всем народом построить. А получил молодой хозяин ключи от дома - расчитайся честно за добро народное: вырубленную делянку леса сам засади да присмотри. Урожаем со своего огорода с бедным поделись. Дорогу на улице всем народом вымостить, и каждый свой участок в чистоте держи. И не было бы тогда у нас ни несчастных, ни бездомных, ни голодранцев, ни грязи вокруг. Всем одинаково самостоятельный путь в жизнь начинать - это и есть фундамент для жизни разумной и счастливой».
4. Не все согласились с ним, заспорили. Да, поразмыслив, приняли разумность плана жизни такой. И сказал один: «Моисей, ну и голова у тебя! Прямо дом советов!» Добавил второй: «Тебе бы быть народным комиссаром по строительству». Пошутил третий: «Твои слова да комиссарам в уши». И ухмыльнулся  четвертый: «Где им услышать - они себя  выше Бога поставили».
5. Пошутили мужики, позлословили и заполночь спать улеглись от пустого чая и сытных разговоров пьяные. А Моисею крепко своя идея в ум вошла, всеми товарищами одобренная. И думал он в ту ночь: как ее до главных начальников донести, чтобы услышали они и поняли, и дали ход для блага народа всего. Засыпая, решил он: «Жизнь положу, а дойду до главного начальника...»


                2.  Война

   Глава 1

1.  И был тот разговор в ночь на 22 июня 1941года. Небо было чистое, как вода в роднике, и сверкали звезды яркие, и лунный свет так озарял притихшую землю, что чудилось – звенит тишина.
2.  А в четыре часа утра разбудил всех грохот неслыханный. Горели и рушились дома, кричали и бегали по улицам обезумевшие от страха  люди.
      «От мать твою итить – опять война!» - смекнул кто-то из мужиков. Собрались все и в военкомат побежали. И сказал им военком минский: «Кто тут иногородний есть – не ломитесь в двери! Отправляйтесь по месту прописки, там вас под ружье возьмут для защиты отечества народного от врагов – супостатов».
3.  На вокзале уже толпилась тьма людей, грудились у вагонов, друг дружку отпихивая и ссорясь. Носились по небу самолеты с крестами черными – и разрывались бомбы посреди толпы. И разлеталось мясо человеческое во все стороны, и были в крови и лица и камни. И бегали живые и перепрыгивали через тела изуродованные.
4.  Забрался Моисей на крышу поезда, укрыл от буйного ветра голову котомкой тощей – так двое суток ехал. А разбомбили поезд – пешком пошел.
5.   День и ночь спешил он домой, и об одном думал: поскорее  бы  детей и жену к груди прижать…да живы ли? На пути его лежали города разрушенные и деревни погоревшие, и много людей было побито в них. И тащились по дорогам беженцы со своим нищим скарбом и говорили ему: «Не поспеть тебе. Ты пешком идешь, а злыдни эти на машинах и танках прут на восток… Грозятся к зиме Москву взять». И такие страхи рассказывали, словно все они возвращались со строительства Беломоро  - Балтийского канала. 
6. А в Бобруйске  – уж враг стоит. Обошел он стороной и через лес  подался – всего-то с полста верст до родных мест осталось.
     Встретился ему на лесной дороге Исаак Рейнгольд, соседних  мест  житель, и так сказал: «Не поспел ты, Моисей. В наших домах враг засел. Собрал он из доброохотников полицейские отряды, дал им оружие и поставил начальниками над людьми. Коммунистов всех постреляли. Теперь за евреев принялись. Все, кто успел – в лес  ушли. Мы теперь партизанским отрядом живем. Пошли со мной…» - «А мои–то как?» - спросил Моисей. «Кто знает – война…» – «Пойду, хоть глазком взгляну». И ответил Исаак: «Не пройти тебе. День и ночь стерегут полицаи подступы к нашим домам». – «Как жить тогда?» – «Как мы все живем».
7.  Привел Исаак Моисея в партизанский  отряд, и удивился  Моисей: одни евреи в нем. Пояснил Исаак: «Война для всех беда, а для нас, евреев – погибель. Хотят враги всех нас, как и коммунистов, со свету  сжить».
      И сказал старик Абрам, отец Исаака: «Дивлюсь я глупости людской. Две тысячи лет силятся извести наш древний народ с земли: убивают и топят, жгут и изгоняют – а все живы мы. И как не могут понять враги наши: мы – народ Богом избранный. Сам Господь послал сына своего на смерть и воскресил его: знайте же – неистребим народ мой. И мы должны в годину испытаний делами своими поддержать веру в нас Божью». 
8.  Так стал Моисей партизаном. И в войну пригодилось мастерство его плотницкое: строил землянки и укрытия. В бой ходил, взрывал  мосты и железные дороги, полицейские управы и вражьи гарнизоны. 
      И щемила душу мысль тяжкая: «Учился строить, а разрушать ума не надо».
9. Раз послал командир Моисея в отряд соседний передать срочное донесение: вместе собраться и разбить большой гарнизон вражеский. Поспешил Моисей через леса и болота, отыскал отряд и доложил  все, как было ему приказано. Взял от командира пакет секретный и в обратный  путь отправился.
     А по дороге, всего – то километра три, дом родной был. И так  захотелось ему увидеть хоть одним глазком своих детей с женушкой, что не стало сил терпеть. Свернул с тропы и в местечко вошел, вдоль темных улочек крадучись. А первым был дом Мишки Сергеюка, товарища его давнего. И решил он сперва зайти к нему, расспросить о семье своей и предупредить приход свой  неожиданнный.
10.  Родились они с Сергеюком на одной  улице, в одну школу ходили, с вечеринок вместе девчат провожали, по ночам домой возвращались и  делились дружески думами сердечными. И вышло так, что поженились они в один год на девушках из соседнего местечка. Моисей работал  плотником, а Сергеюк после учебы стал следователем народного суда. Все знали они друг о друге, только одного не знал Моисей: в то время,  как он учился в Минске, был осужден Сергеюк за взятки. А когда повезли его в тюрьму – поезд под помбежку попал. Сбежал он, домой вернулся, первым в полицаи записался и был поставлен старшим над ними.
11. Вошел в дом и сразу понял: не рады ему. Но спросил Моисей: «Живы мои?» И ухмыльнулся Сергеюк: «Живы пока…» Сказал Моисей давнему товарищу своему: «Миша, помоги мне вывести мою семью в лес…» Ответил ему Сергеюк: «Ты ждешь пощады? Не жди! Всех вас, коммунистов и жидов, уничтожать будем! Власти вашей конец пришел!»
12.  Повернулся молча Моисей и домой побежал. Но пока они с женой  Броней ребятишек спящих будили и в путь собирали, пронеслись  черные тени за окном. «Полицаи! – крикнула Броня. — Прячься,  Моисей!» – «А вы как?» – «Не посмеют они нас тронуть». Открыла она крышку погреба, втолкнула его туда, крышку захлопнула и сверху комодом  заставила.
      А в дверь уже стучат прикладами, и орут: «Эй, племя жидовское!  Отоприте!  Ломать  будем!
13. Ворвались полицаи в дом, как стадо голодных свиней в хлев к кормушкам, и заорал Сергеюк: «Где Мойша – жит порхатый?!» И ответила ему Броня: «Может, ты видел, так скажи мне - измучилась я от неизвестности». - «Брешешь, порхатая! Говори! Все равно найдем». И сказала Броня: «Миша, разве не друг ты ему, и твоя  жена не подруга  мне». – «Я таких, как вы, в гробу видел. Пришло время  – племя  ваше  жидовское под корень срубить». И сказала Броня: «Что ты говоришь такое, Бога  побойся». – «Это вы нашего Бога распяли – вот и пришло время возмездия». – «Разве Христос не еврейский  сын». - «Он сам от вас отрекся – и нет вашему отродью места на земле». И спросила Броня: «А помнишь ли ты заповеди Христа?» – «Не учи ученого! Не ученик я тебе!» -  заорал Сергеюк и ударил ее по лицу.
14.  Слышал Моисей, как роются враги в доме его, как сапоги стучат и мебель падает. Заплакали дети, Григорий и Тамара, и раздался окрик Сергеюка: «Эй вы, жидовские выродки, где отец ваш?» И ответил ему пятилетний сын Григорий: «Дядя  Миша, чего ты кричишь на нас?  Разве не люди мы». – «Не бывать этому!» - оборвал его крик Сергеюк.
     Не выдержало сердце Моисея. Решил открыться он, спасти детей своих. Да вспомнил про пакет срочный, который командиру передать надо – и обмяк на полу каменном. Гремел топот ног над ним, и вторил ему алчущий крик Сергеюка: «Все беру! Все мое! Я жида выследил. Его добро – мне награда!»
      И  долго трещали половицы над головой Моисея.
15. И прошло неизвестно сколько времени, и стала тихо в родном доме, как на кладбище. Выбрался из своего убежища Моисей и застыл: пусто вокруг, ни жены,  ни детей,  и стены голые.
16. Вышел Моисей из дома и крадучись вдоль улицы пошел. И вдруг злой окрик за спиной его: «Вон твой жид!» Кинулся бежать он, меж дворов петляя. Уж вот и край поселка, а за ним поле чистое. Заскочил он в уборную и затаился. И слышит голос женщины: «Вона там  сидит -  от страха  обосрался!»
     Выскочил Моисей и бросился бежать через поле к лесу спасительному. И засвистели ему вдогонку выстрелы, фонтанчиками землю под ногами взрывая. А лес он вот, впереди стоит, ветвями машет, к  себе зовет.
17. Упал Моисей под куст можжевеловый, иней в ладони сгреб, чтобы огонь в груди загасить. Сколько так пролежал – не помнил. Открыл глаза – лес в серебре блестит. Приподнялся Моисей – и рухнул, как дерево  срубленное. Увидел  кровь  под собой, и понял, что ранен он.
      Сделал Моисей костыль и по лесу побрел. Шел он, падал и полз, и сознание терял. А открыл глаза – видит: небо над ним качается, а под ним полозья скрипят. И услыхал голос рядом: «Оклемался, человече, значит, долго жить будешь». Сидит перед ним мужик в тулупе и табаком попыхивает. Сунул Моисею в зубы самокрутку: «Кури – полегчает». – «Ты куда меня везешь?» - спросил Моисей.  «Жить», – был ему  ответ.
   
                Глава  2

1.  Был Вишневский Юзик (так звали мужика) лесником. Жил он в этих краях безвыездно всю жизнь свою. Перешла к нему служба от отца, а тому от своего отца. Обоих убили в гражданскую войну, одного белые, другого красные. Но не научился Юзик различать людей по цвету. Были для него люди, как деревья в лесу: всем в равной мере дал Бог жизнь, тепло и пищу. И дивился Юзик вражде людей меж собой: и как все они понять не могут, что все Богом для жизни создано.
2.  Привез Юзик Моисея к себе в дом лесной, уложил на кровать, раны  промыл, и врачевать начал. «Повезло тебе, человек, - сказал он. - Пули навылет прошли. Только много крови ты потерял…» Отправился он в село за лекарствами, вечером хмурый пришел и говорит: «Опасно у меня тебе оставаться. Рыщут фашисты по домам, партизан  ловят».
      Отвез он Моисея в глушь лесную, шалаш сделал, уложил на сено, тулупом накрыл и сказал: «Тут и живи, а я тебя не оставлю».
3.  И жил один в лесу Моисей. Через день приходила к нему Мария, дочь лесника, четырнадцати лет, приносила ему пищу и раны перевязывала. Шли день за днем. И от одиночества опять отучился Моисей разговаривать. Все, что видел и знал в жизни, в памяти перебирал, и разговаривал со многими, не зная, что нет уж их в живых. И открылось ему: пока жив человек – нет забвения роду людскому, каждому найдется место в душе живой.
4.  Но вот нет Марии три дня, и четвертый на исход ушел. Неспокойно стало на душе. Встал он на ноги – и силы к нему вернулись. И отправился он к Юзику отблагодарить за добро его.
5. Уже на подходе к дому услышал он голоса чужие. Затаился за деревом и видит: привязаны к терасе дома Юзик и Мария. А рядом расхаживают три полицая и немец. И узнал он голос Сергеюка: «Не скажешь, куда жида спрятал – спалим тебя вместе с дочкой твоей!» – «Не знаю такого», - отвечает Юзик.  «Брешешь! Мне люди доложили!» - заорал Сергеюк и хлестнул его поперек лица  пугою.
    Поднял Моисей полуавтомат свой, поймал на мушку спины вражеские и застрочил. Три трупа, корчясь, полегли на землю. А Сергеюк сбежал. Видно, не судьба была ему принять смерть на этот раз. 
6. Освободил Моисей Юзика и Марию и сказал: «Не будет теперь вам  жизни здесь. Пошли со мной в отряд».
     Сели они на телегу и отправились в путь. Блуждали по дорогам заснеженным. И не знал Моисей, что за время его отсутствия кто-то выдал расположение отряда. И был неравный бой, и много партизан полегло в нем.   
7.  Долго бродили они по лесу в поисках братьев лесных. Заходили на хутора, но не всякий пускал их в дом к себе: война делает человека нищим, осторожным и злым. И сказал Юзик Моисею: «Мы с Марией домой вернемся. Извини  нас». И ответил Моисей: «Там засада  будет – не простит тебе Сергеюк». – «Есть у меня  человек надежный,  - сказал  Юзик. - Пошли к нему». 
8.   Надежного человека звали Алеша. Был он широк в плечах, борода и брови рыжие, а глаза голубые. Принял он их, баньку протопил, накормил  досыта, а спать в гумно на сене положил и, извинившись, пояснил: «Немцы в любой час нагрянуть могут. Злобятся враги наши день ото дня. Прочесывают деревню за деревней, дом за домом, каждого пятого стреляют, и дом его жгут. Как  разбили их под Москвой и Сталинградом – вовсе озверели».      
9.   На третий день вошел в гумно Алеша и человек с ним. Услышал его голос Моисей и бросился из укрытия – брат его названный Иван. Обнялись они. Рассказал Иван, что узнал про Моисея от Сергеюка, начальника своего. Стал и вовсе свиреп Сергеюк, не приведи господи: есть не сядет, пока  кровь не прольет, и все равно ему, чья: человека или курицы. Много уже бед натворил, злобен дух его, страшней фашисткого.            
     «Почему ты служишь им?» - спросил Моисей. «Сказал мне Сергеюк, - ответил Иван, - что я  - жидовский выкормыш, и на детях моих этот грех висит. Не пойду к ним служить – будет наша место на горе Мыслочанской. Там всех наших евреев постреляли».
      Проговорили они всю ночь. И такое поведал Иван, что жить не хотелось: может, из всей их семьи большой, одного Давида, который вывел свою жену и детей из гетто, смерть пока стороной обошла.    
     «И на тебе этот грех лежит», -  сказал  Моисей. - «А что делать мне? - спросил Иван. – Жить-то надо». -  «Пошли с нами к партизанам». - «Не простят они мне». - «Покаянную душу Бог услышит и люди поймут».   
10. Пока жив человек, он надеется. И ушел Иван с Моисеем. И нашли они партизан. Рассказал Иван командиру все, как есть, и про себя и про гарнизон вражеский, и сам вызвался провести отряд к нему тропою тайною.   
       И был бой. Разгромили они гарнизон, а Сергеюка живьем взяли. И судили его народом всем. И плакали люди, рассказывая, сколько он горя  им причинил: ни одной семьи злобой своей не обошел.    
      И был страшный, но праведный суд на Сергеюком. Согнули две березки на краю села, привязали его, ирода, к ним за ноги, отпустили березки…и выпрямились они.

               



Глава 3

1.  Была лютая зима сорок третьего года. Но страшнее ее была лютость фашистская: гнала врага Красная армия - и в страхе и злобе своей убивал  он, грабил и жег все на своем пути.
     И не осталось больше мочи терпеть человеку: даже тот, кто в своей жизни курицу не обидел – в партизаны шел. И не хватало на всех ни еды, ни оружия.
2.  А главный фашист – фюрер – отдал новый приказ: в один месяц уничтожить всех партизан, не жалея и дитя малого. Сели враги на танки и самолеты и помчались леса прочесывать. Горели леса от горизонта до горизонта, и было все больше убитых и раненных. Зажали они отряды тесным кольцом – и люди уже к смерти готовились, как к счастливому избавлению от мук невыносимых.
3.  И собрал командир отряда Корж Василий Иванович всех бойцов от мала до велика и так сказал: «Помирать нам, как скотине загнанной, совесть не велит. Пока есть на нашей земле враг – будем биться до последнего. Для  нас  есть один закон: сам погибай, но хоть одного врага с собой в могилу затащи. Мы защищаем свою землю - и спасет она нас».          
4.  Построил он мужчин, женщин и детей в цепочку одну, оглядел взглядом отцовским и сказал строго – настрого: «Всем идти след в след. Кто с тропы свернет – сам пристрелю». Взял палку в руки и впереди пошел через снега, завалы и болота  мерзлые.
      Шли за ним люди, много людей, след в след, словно по тропе этой один человек прошел. Ломался на болотах лед под ними, и, не успев крикнуть, исчезал навсегда человек в жиже мутной и смертной.               
      И вышли люди из окружения. Но многих не досчитались.    
5. И снова партизаны в бой ходили, гарнизоны вражеские громили, взрывали мосты и поезда врагов, с их земли удирающих. И кричали  враги: «Что это за страна такая! Разве можно воевать ночью! Человек ночью спать должен!» И бросали бомбы и снаряды.               
      И гибли люди, Богу не помолившись. Ибо стал для них один бог – Победа.      
      И длился год, как десять лет. Течет время - и воздает каждому по заслугам.            
6. И в битве за свободу земли своей не уступал человек человеку, верующий в Бога – комммунисту, еврей – русскому. Но звучал в самый трудный час битв смертельных  боевой  клич: «Коммунисты  вперед!»               
      И вступил Моисей в партию, коммунистом стал. Дал ему рекомендацию сам командир отряда и сказал торжественно при товарищах всех: «С такими, как ты, Моисей, мы и победу добудем и коммунизм  построим!»            
7. Наступил месяц май года тысяча девятьсот сорок четвертого, и пришла Красная Армия с боями на землю Белорусскую. Дали партизаны свое последнее сражение в ночь на семнадцатое под городом Пинском, пробиваясь навстречу к своей армии.               
       Много партизан встало в ряды Красной армии, чтобы гнать фашистского зверя к его логову и очистить Европу от этой нечести. Иным бойцам наказ дали: «Спасли мы землю свою от врагов, но много они порушили городов и сел. Будем строиться и новую жизнь возрождать». 
      А Моисею сказали: «Великое число сирот малых по земле нашей рассыпалось. Собирай их и учи новую жизнь строить».

3.  Моление  о  мире

                Глава  1

1. Назначили Моисея директором школы ФЗО №36 города Пинска, и стал он воспитывать и учить детей для жизни мирной: истосковались люди так, что уже и забыли, как  жить в ней.
    И собирал он детей бездомных, сирот вшивых и грязных, кожа да кости, от голода с животами вспухшими: каждого надо накормить и одеть, приласкать и к слову доброму, ими забытому, приучить.             
2.  Трудился Мойсей день и ночь: строил и учил, обед им варил и одежку латал. И наставлял не забывать родителей убиенных. И все равно звали его дети  «Папа Моисей».      
3.  А когда пришла победа полная, и вернулась Красная армия на землю свою израненную, начали подсчитывать убитых на войне: больше двадцати миллионов оказалось, и не счесть было пропавших без вести.
4. И решил Моисей посетить края родные: «Может…» - теплилась надежда. Отпросился у начальства сроком на неделю, забросил за плечи рюкзак с консервами и отправился на место рождения  своего – Глуск.    
5. Шел он дорогами, войной покалеченными, и душа кровью обливалась: чернели вокруг пожарища, валялись деревья с корнями вырванные, вся земля была воронками изрытая. Разбегались от него звери тощие, кружили над ним вороны голодные, и стоял месяц ущербный, словно снарядом разорванный. При встречах с людьми – не видел в глазах радости.    
6.  На третий день пути к родным местам еще больнее заныло сердце Моисея. Оглядывался и не узнавал мест с детства знакомых: торчали над обрушенными домами трубы обугленные, как кресты над холмами могильными, не лаяли собаки, не кудахтали куры, лишь изредка перебегали ему дорогу коты  безумные.               
7.  И вдруг услышал он звонкий стук топора -  и душа его встрепенулась. Хоть и нескладен был этот стук и непривычен голос бабы при нем – но возвещал он, что жизнь на земле продолжается. 
 8. Поспешил Моисей на этот звук и увидел: бабы дом отстраивают. Крикнул им радостно: «Бог в помощь!» - «Велел Бог, чтобы ты помог!» - отозвалась ему  краснощекая  молодуха, и сверкнули из-под сбившегося платка горячие глаза ее. «Чего ж это вы, бабоньки, не за свое дело взялись?» - спросил он с улыбкой. «Ты что, человек, с луны свалился? - крикнула ему старуха в драной кофте с закатанными рукавами. - Мужиков война покосила. А дети есть хотят и непогода их мочит». И поддержала ее молодуха, вспыхивая  румянцем: «Иди к  нам – хозяином будешь! За труд праведный сама тебе трудодни выпишу». - «Без колхоза - какой трудодень!» - засмеялся Моисей. И ответила молодуха: «Пять лет ласки нерастраченной!» Смутился Моисей и попятился. И закричали ему вдогонку бабы с хохотом: «Что ж ты? Не мужик? Или память отшибло!»
      Не ответил Моисей, опустил голову от стыда внезапного. Брел по улице одичалой и думал: «Ах ты подлая, что ты с нами всеми  сделала…»          
9. Ходил он по пустыннным улицам и глаза отводил от домов  разрушенных - были среди них и им построенные. И подсказывала  память, кто в них жил. А когда встречал дом целехонький, а в нем хозяев  новых - еще больнее было это видеть. И думал: «Может, жив старый хозяин и ищет дорогу к дому своему - длинны и путаны дороги с войны. Многие сбиваются с них не по своей воле. Одних еще держат в армии, другие в плену томятся, иные в далеких госпиталях, а многих власть в своих лагерях томит: проверяет НКВД, что делал человек в годину испытаний  - не был ли он шпионом мирового империализма…»   
10. Увидел он дом отца своего Израиля - и застыл. Сколько простоял  – не помнит. Вдруг бросилась к нему женщина, обняла и запричитала в голос: «Жив, Моисеюшка, родненький!» Обнимает ее Моисей руками одервеневшими, гладит плечи худющие и не узнает, кто перед ним.  Выплакалась женщина на груди его, глаза подняла, и простонал Моисей: «Мария?!»
11. Завела его Мария в дом свой. И ночи не хватило, чтобы наговориться. Был горек разговор их, чернее ночи той. Поведала ему Мария о судьбе семьи его большой: каждая  жизнь смертью обрывалась.         
12. «Видать, ты один, Моисеюшка, живым остался…», — заголосила  Мария. «Не верю этому! - крикнул Моисей и стукнул себя  в грудь. - Сердцем чую…» - «Будем ждать, - сказала Мария. - Говорят, иные и после похоронок возвращаются…» - «А Иван где?» - спросил  Моисей. «Забрали…» - зарыдала Мария. «За что?» - «В полицаях был…» - «Он кровью своей грех искупил: при его помощи мы главный вражеский гарнизон разбили».
       Молчала Мария.
13. Встал Моисей: «Ехать надо. Дети ждут». - «Так живы?!» - воскликнула Мария. – Господи, счастье-то какое!» - «Берегу тех, кого война осиротила», - ответил Моисей.
14. Вернулся Моисей в Пинск и в работе горе свое топил. Обездоленным  душам сиротским помогал на ноги  встать.

               



 Глава  2.


1.  А вскоре пришло письмо Моисею. Открывал он его и руки дрожали: было оно от жены брата его Баруха, матери моей Хаи. Вернулись мы с  Урала  в родные места и разминулись с ним  всего – то с неделю.
    И дал нам телеграмму Моисей: «Приезжайте вместе жить будем».
2. Так и встретились мы, я, мама и дядя мой. А вскоре отцом он мне стал.
    Помню тот день. Стояла на всем свете весна мирная, цвели  яблони  и звонко пели птицы, от войны уцелевшие. Вставал спозаранку Моисей и строил дом свой. Весело сверкало в лучах солнца лезвие топора в руках его. Я, пятилетний, под ногами у него крутился и все спрашивал: «Дядь Миш, а это что? Дядь Миш, а это зачем? Дядь Миш…» Он, улыбаясь, объяснял старательно и приговаривал: «Понял? Молодец! Учись – науку за плечами не носить…»
3. И вдруг подхватил он меня на руки, прижал к себе и горячо зашетал на ухо: «Ты сыночек мой…зови меня папа». Обнял его я крепко – крепко и сказал радостно: «Теперь у меня два папы будет!» И ответил он мне, благодарно целуя: «Клянусь памятью отца твоего, брата моего, быть тебе отцом родным».
     И поверил я ему. И ни разу не дал он мне усомниться в словах этих.
     «Если братья живут вместе и один из них умрет, не имея у себя сына, то жена умершего не должна выходить на сторону за человека чужого, но деверь ея должен войти к ней и взять ее себе в жену и жить с нею, - и первенец, которого она родит, останется с именем брата его умершего, чтобы имя его не изгладилось в Израиле». (Второзаконие 25:5-6).
4.  А, может, взял я грех на душу, согласившись с ним? Но не знал я отца своего родного: как родился я и еще не научились глаза мои различать людей – забрали его на войну.
    Но ждал я отца родного Баруха всю жизнь. И сейчас верю, что живой он. Придет однажды и простит нас с матерью. А, может, узнал он об измене нашей – и не дал знать о себе, не захотел разбивать семью брата своего: родилась у Моисея дочь Рахиль, сестра родная мне по матери.   
5. Не вернулся отец мой. Но жду я его, пусть и прошло уже полвека с той поры, как растались мы, войной разлученные. И буду ждать его до конца дней своих - негасимо  тайное желание  мое.
     И  сынам своим  наказал: ждите…
6. И потекла жизнь послевоенная: делили теперь люди время жизни своей на два срока – до  войны и после. Горькую память она оставила: в каждой семье кого-то недосчитали – и говорят живые с мертвыми. Но отзываются им мертвые только по ночам, и являются они в том возрасте, в котором сохранила их память живых. И кричат живые сквозь сон и протягивают руки во тьму, чтобы обнять близких своих. А просыпаются – и путают  день с ночью.
7. И вскакивал по ночам отец Моисей, и тянулся осиротевшими руками во тьму, и призывал родных своих. Но задыхались его руки в пространстве бездушном, и ни один голос не отзывался. И падал он лицом в подушку и стонал так сквозь зубы стиснутые, что холодела душа моя.
8.  А когда родилась у Моисея дочь, дал он ей имя матери своей, Рахиль, и стала она главной радостью в жизни его. Приходил он после работы, подхватывал ее на руки, пытливо вглядывался в нее и каждый раз находил сходство с образами родных своих: отца и матери, братьев и сестры, детей своих погибших, и даже первой жены своей Брони.
9. Смотрел я на его лицо просветленное, и сжимало мое сердце ревность к сестре моей – не понимал тогда еще чувства отца своего названного. Но не давал он зависти моей в обиду перерасти. Подхватывал и меня на руки, прижимал к себе – и хватало нам места двоим на его широкой груди. А он кружился  по комнате  и пел:
- Эй, сосед, скажи на милость,
     в  доме за день что случилось?
- За день утка в пруд упала,
     наша бабушка  пропала!
     Ножик, сломаннный и ржавый,
     вдруг исчез, о, Боже правый!
- Ты не лгун, а все же
     правды нет в словах твоих.
     За день в доме быть не может
     три таких беды больших…

И пели мы вместе с ним, а он радостно приговаривал: «Все, все у нас  будет хорошо. Только бы мир на земле был».

               
Глава  3

1.  Однажды поздним вечером стал отец Моисей собираться в дорогу. Мама  положила ему в рюкзак чистое белье, еду и бритвенный  прибор. Лица у обоих были такие, какие только во время войны у людей я видел. Распахнул отец френч свой выгоревший и повесил на ремень кинжал в портупее кожаной. Не выдержал я и выкрикнул из-под одеяла: «Папа, возьми меня с собой на войну!» – «Типун тебе на язык!» – вспыхнула мама и заплакала. А отец Моисей встал передо мной на колени – он всегда так делал, когда о серьезном со мной говорил: «Сынок, мы теперь такие сильные, что никто на нас не посмеет напасть. Наша родина – оплот мира. И с нами великий вождь – Сталин». - «А для чего тебе оружие?» – спросил я. «Партия посылает меня колхозы  создавать».— «А что такое колхозы?» - спросил я. «Это добровольное коллективное хозяйство».- «Если добровольное – зачем тогда тебе кинжал?» - «Много еще врагов у советской власти. А после войны их еще больше стало». - «Почему?» - «Увидели капиталисты нашу силу великую после разгрома самого страшного врага в мире и поняли: не устоять им против нас на пути к всеобщему счастью на земле. Смотрят теперь на нас все люди трудовые в мире и поднимаются на борьбу против своих угнетателей. Вот уже и наш друг Китай свою революцию против них совершил…»
     Улыбнулся он, потрепал мои волосы и запел: «Русский с китайцем братья  навек. Сталин и Мао слушают нас…»
     И  уехал он. Много дней от него никаких вестей не было.
2. По вечерам допоздна мы с мамой не могли заснуть – ждали его. Шумел деревьями холодный ветер, и тревожно скрипели закрытые ставни. Но и сквозь щели смотерли на меня злые глаза врагов наших, империалистов - толстопузов. И страшная мысль сковывала меня: узнали враги через своих шпионов, что нет отца дома – и вот-вот нагрянут к нам…  «Мама! — кричал я. — К тебе  хочу!»
3.  Как хорошо и тепло с мамой в кровати! Я льну к ее ласковому телу и дышу затаенно… но страх не проходит.
     Этот страх и поныне не отпускает меня. Уже многое перевидел я в жизни и осознал причину этого страха, но нет сил изжить его из души.
4.  Страх! Господи, и ты бесссилен избавить нас от него.
     Забыли люди и дар твой  и заповеди  твои.
5. Сказал и предупредил Ты: возлюби и врага своего - за грехи одного человека будет наказание роду людскому по четвертое колено. Вот и мое  платит жизнью своей за свершения бесовского греха. За что страдает младенец?  За что?!
6.  За что гнев Твой, Господи! Ты не наказал Каина за убийство брата своего Авеля, так сказал: только прощение и любовь рождают добро и веру. Уже давно нет тех на земле, кто нарушил заповеди Твои и пошел против Тебя, и не видят они мучений потомков своих за грехи ими содеянные. Обличал Ты народ иудейский во времена его исхода из Египта в жестоковыйности.  Почто несешь муки младенцам невинным?..
7.  Прости, беру грех на душу, позволяя себе сомневаться в делах Твоих. Но нет больше сил видеть, как страдают за грехи праотцов младенцы невинные. В чем же их грех, Господи?   
    И вдруг слышу Голос: «Кто родится чистым от нечистого?  Ни один.  Что такое человек, чтобы быть ему чистым, и чтобы рожденному женщиной быть  праведным». (Иова 14:4, 15:14)
8. Все мы – плоды рук Твоих. И взывают о пощаде младенцы мира к Тебе. Плоть можно лишить движения жизни, а мысль остановиться не может. И какой дорогой пойдет мысль – такой и быть душе человека.
      Так что Ты принес в мир?
 9.  «Я свет принес в мир, чтобы всякий верующий в меня не оставался во тьме. И если кто услышит мои слова и поверит, я не сужу его: ибо пришел не судить мир, но спасти его. Отвергающий меня и не принимающий слов моих имеет судьбу себе: слово, которое я говорил, оно будет его судить в последний  день». (Иоанна  46 – 48)
    «И все, что не попросите в молитве с верою, получите» (Матфея 21:22)
    «Ко мне обратитесь и будете спасены, все концы земли, ибо я Бог и нет иного». «Мир, мир тому, кто  вдалеке, и тому,  кто вблизи». (Исайя 45:22, 57:19)
   

                Глава  4

1. И шли дни за днями, и наступал новый день. Таяли снега, звенели ручьи весенние, ярче светило солнце и отражался лик его в веселых лужах и радужным светом озарял все вокруг. Но не входила радость в наши души - все не было вестей от отца Моисея.
2. Приходила мама с работы и шарила руками в деревянном почтовом ящике на калитке – но было пусто в нем. И бегала она к начальникам, которые отправили отца колхозы создавать, и спрашивала: «Где муж мой?» И отвечали ей начальники: «Не сейте панику! Исполняет он ответственное задание партии». Возвращалась она домой и плакала, пряча глаза от меня, и доносился стонущий голос: «Боженька, спаси и сохрани его…»
3.  И спросил я маму: «Ты разве веришь в Бога?» Взглянула она на меня  глазами молящими и ответила: «Если бы не была учительницей - в синагогу бы ходила. Только никому не говори об этом». – «Почему?» — удивился я. «Узнают – быть беде». – «Кто узнает?» – «Начальники». – «А какое им дело до веры человека?» – «У них до всего есть дело». – «И про что я думаю? И что в душе у меня? Для чего им это?» – «Для строительства комммунизма». - «Коммунизм – это когда все люди будут думать, как один человек?» - «По-другому его не построишь». – «Это же так скучно будет». – «Они хотят, чтобы все люди равными были». – «А разве начальники равны с народом? - «Они – начальники», - горько вздохнула мама. – «Но это же несправедливо! – крикнул я. - Для чего же тогда народ революцию сделал?» – «Обманули они народ…» – «Разве можно весь народ обмануть?» И крикнула мама: «Замолчи! Много вопросов  задаешь!» И заплакала.
4.   О, какими были долгими эти дни ожидания! Но ждали мы, и познал я в эти дни цену времени: беда удлиняет день, радость – укорачивает.
 5. И был новый вечер. Прижимался я лбом к окну и вглядывался в темноту пустынной улицы. А в комнате за спиной моей разносился шорох страниц: это мама листала тетради – так  проходила ее вечерняя  жизнь из года  в год за  столом  у керосиновой лампы.   
6.  И вдруг услышал я одинокие шаги и крикнул: «Отец!» Бросились мы с мамой к двери, но она сама открылась – стоял в проеме отец Моисей: в руках палка, на плече рюкзак и ушанка на глаза надвинута. «Вернулся!» – крикнула мама. «Здравствуйте, дорогие мои», - ответил отец голосом усталым и прижал нас к себе. Снял ушанку, а голова у него бинтом перевязана и лицо все в черных подтеках. «Что с тобой?» -  забеспокоились мы с мамой. «Живой, слава  Богу, - ответил он. — Будем радоваться». И больше ничего о себе не сказал.
7.   А как легли мы спать, подслушал я рассказ Моисея матери:
     «Шел я от деревни к деревне, народ собирал, агитировал и списки колохозников составлял. Раз встретили меня вечером на дороге мужики, окружили и говорят: «Отдай списки!» Зачем, спрашиваю, они вам. Отвечают они: «Нечестное дело творишь». Объясняю им, что у меня записаны только те, кто добровольно в колхоз вступил. Отвечают мужики: «Люди это не по своей воле сделали, а от страха». Объясняю им, что я никого силком не принуждал. Говорят они: «За тобой власть  стоит». Спрашиваю я их, а разве это и не ваша власть. Отвечают они: «Была бы наша – разве пошла бы она против воли народа». Говорю я  им: «А в войну вы разве не советскую власть защищали?» Отвечают они: «Мы не власть защищали, а землю свою». И тут крикнул один из них: «Мужики! Да что попусту с ним разговаривать! Коммунисты – они и есть первые враги народа. За идеей своей живого человека не видят. Бей  его!»
     Очнулся я уже под утро. Голова разбита и списков нет. Добрался до амбулатории, сделал перевязку. А в душе такая обида: как же вернусь, не исполнив свой партийный долг. И пошел я опять от деревни к деревне народ агитировать. Еще больше народа записал, чем в прежних моих списках было..."
8.  И так закончил отец Моисей свой рассказ:
    «Сделал честно дело, а в душе радости нет. На прощанье один старик сказал мне: «Твоя партия в жизни главного не понимает: каждый  человек должен по своему разумению свою жизнь строить, по опыту предков своих. Не мешайте нам, крестьянам, жить – мы  вас  всех  вдоволь накормим».
      И понял я, совесть мне подсказала, прав он. Что-то не так делает наша партия, если нет в человеке согласия между долгом и совестью. Как комммунист, я свой долг выполнил, а в душе сомнения не утихают…»
9.  И спросила его мама: «Твой отец Израиль правильной жизнью жил?» - «Я бы хотел прожить так, как он», – ответил отец Моисей. «А, вспомни, сколько ему ни грозили, ни издевались над ним – он не пошел в колхоз…»
      И наступило  долгое молчание.
 
               

                Глава 5

1.  И была суббота, и звучал голос: «Услышь, Господь, правду, внемли воплю моему, прими мольбу из уст нелживых. От твоего лица суд мне да изыдет; да возрят очи Твои на правоту…Ты испытал сердце мое, посетил меня  ночью, искусил меня ночью и ничего не нашел: от мыслей  моих не отступают уста мои. В делах человеческих, по слову уст Твоих, я охранял тебя от путей притеснителя, утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои. К тебе взываю я, ибо Ты услышишь меня, Боже; приклони ухо твое ко мне, услышь слова мои…» (Псалом 16) 
2.  Стоял отец Моисей у окна, лицом к солнцу утреннему, и губы его шевелились, а вокруг головы струился свет таинственный. И голос был таким, что радость охватила душу мою, а сердце полнилось гордостью –  он - отец  мой.
3.  «Папа!» – позвал я. Не оглянулся он и впервые не отозвался на зов  мой. Но не обиделся я, почувствовал: душа его так высоко, что выше отцовской любви. И надо это принять, как принимаешь дождь и снег, и терпеливо ждать, как ждешь в непогоду животворное солнце.   
4.  Слушал я голос его и видел, как в новом свете предстают передо мной вещи, озолоченные лучами солнца: и шкаф с полуоткрытой дверцей, и этажерка с книгами, и стол у стены, и родительская постель, и колыска моей сестры Рахиль. Спала она, радостно причмокивая розовыми губами в такт молитве.
5.  А голос все звучал. О, как волновал он меня и звал за собой, и как возвышенно строги были слова! Казалось, скользит он по лучам солнца и благостным покоем заливает комнату. И все во мне подчинялось ему.   
6.  «Слушаю тебя, сынок», - наконец, отозвался отец. И еще светлее стало на душе, что услышал он и не забыл зов мой.   
    «Что делаешь ты?» – спросил я. «Молюсь», - ответил он. «Разве коммунисты верят в Бога?» И произнес он с мольбою в глазах: «Только никогда никому не рассказывай об этом». – «Религия - опиум для народа», – сказал я. «Не повторяй глупостей!» – вдруг  вспылил он. Но не  внял я тону голоса его и заявил: «Сам Сталин в бога не верит». -  «Он сам бог», - ответил отец. «Разве может быть два Бога?» – «Для  души свой Бог, а для  страны он, Сталин», — сказал отец и показал на портрет вождя, который  висел на стене. А под ним надпись: «Великий  Сталин -  светоч  коммунизма».
7. «Что такое светоч?» – спросил я. «Тот, от кого свет идет». – «Свет идет от солнца». – «Солнце дает свет всему живому в жизни, а его свет озаряет нам путь к коммунизму», – объяснил отец. «А что такое коммунизм?» – спросил я. «Рай на земле». – «А что такое рай?» – «Когда не будет ни богатых, ни бедных, и все будут жить по справедливости в вечном мире». - «А отчего война бывает?» – спросил я. «От злых людей». – «Если Сталин бог, почему он не может всех их наказать?» – «Под его мудрым руководством мы  разбили самого злого в мире врага». - «Почему же он, такой мудрый и сильный, не мог быстро победить их. Война шла так долго, что я успел вырасти, но не дождался отца своего…» - «Еще очень  много на земле  злых людей, и у нашей страны становится все больше  врагов». – «Почему?» – «Грех этот давно вошел в человека». – «Почему?» – «Многие хотят жить, как буржуи, за счет других». – «Почему же Сталин не убъет их?» – «Наше дело правое – и мы всех победим!» – «А когда  это будет?» – «Скоро…уже  все народы  мира поднимаются на борьбу  с буржуями».    
8.  «Ура! – весело воскликнул я. – И я пойду на войну!» – «Не говори  глупости! - закричал он. — Война – это грех». - «Раз люди поднимаются на справедливую войну, я должен им помогать. А со Сталиным мы это быстро сделаем. Наше дело правое – и мы победим. А то скоро он станет очень стареньким и умрет…» - «Запомни, - сказал отец Моисей. - Идеи Ленина – Сталина – бессмертны. Они будут вечно жить и побеждать». Я, совсем уже ничего не понимая, заявил: «Если Сталин Бог – разве он может умереть?»
9. Опустил отец Моисей голову и ничего не ответил. И тогда я настойчиво повторил: «Кто же он, бог или человек?» – «Никогда  не задавай такие вопросы», - медленно и расстерянно произнес отец. «Почему?» – «Это очень опасно». -  «Они сами, сами  задаются». – «Не на всякий вопрос ответ есть». - «У меня начинает болеть голова, если я не получаю на свой вопрос ответ». - «Ты гони его прочь». - «Они сами, сами … они сильнее меня!» - выкрикнул я и заплакал.
10.  Отец Моисей подхватил меня на руки и прижал к себе. Как быстро  и тревожно стучало его сердце - и понял я: в нашей  жизни молчание – золото.   
      Но всю жизнь трудно давалась мне эта наука. Каждый  безответный  вопрос камнем застревал в моем сознании, мучил и давил, омрачал  мир вокруг - и душа  моя сомнениями полнилась.    
11. И все чаще звучал по утрам и вечерам тихий молитвенный голос отца Моисея. Он входил в меня, восхищал и пугал своей страстью. Таинственны и возвышенны были слова: они крепили веру мою  в скорое наступление счастливых дней, и душа моя томилась в ожидании  этого  чуда.
12. Таким и помнится мне отец Моисей: большой, красивый, сильный и растерянный, как  ребенок. Стоит у окна, освещенный солнцем, держит в руках Библию.
     «Но плоть его на нем болит,  и душа его в нем  страдает».  (Иова 12:22)  «Господь судит народы. Суди и меня, Господи, по правде твоей и по непорочности моей во мне… Если я пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной. Твой жезл и твой посох  - они успокаивают меня…Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним…(Псалтырь 7:9,22:24,33:15)
 13.  Молился отец Моисей, и всегда так кончал молитвы свои: «Господи, только мира прошу я у тебя для земли!» И сквозь все молитвы его звучало: мир…миру…миром…мире… мира…


                Изгой

                Глава 1

1.  В то раннее утро разбудил меня глухой стонущий голос: «Какое несчастье! Какая беда!» Он проникал ко мне сквозь задернутые шторы в комнату родителей и заливал красным тревожную струю света на полу. Такой страх охватил меня, что не мог я разомкнуть пересохшие губы.
2.  «Успокойся, родной…нельзя так изводить себя», -  узнал я голос  мамы. Но его перебил рыдающий голос: «Это невозможно!» – «Все  смертны, - ответила мама. - Ленин умер…и он не бог». - «Не бери грех на душу», – перебил умоляющий голос, и я узнал его: так приговаривал отец Моисей, когда уличал меня в проступках. «Это он грешен перед тобой, - спокойно ответила мама. - Неужели ты все забыл, как они с тобой поступили». – «Это были перегибы. Вокруг еще много врагов. Ему одному трудно…» – «Каков поп – таков и приход», – громко сказала мама. «Замолчи! - взорвался отец. - Под его руководством мы  победили самого страшного врага – фашизм». – «Народ победил его», – сказала  мама. «Не тебе судить! – надрывно раздавался раздраженный голос отца. - Ты была в тылу, а я в самом пекле войны. Мы, партизаны, во всем чувствовали его поддержку. По его личному приказу нам доставляли оружие, медикаменты, увозили раненых на Большую  землю…Господи, как теперь  жить без него?!»
3.  И понял я: произошло самое ужасное, что может случиться в нашей жизни. Даже в мыслях было преступно произносить эти два слова  рядом. Я затрясся от страха, вскочил с постели и бросился  в комнату  родителей.
     Отец Моисей, сгорбившись, сидел на кровати, закрыв ладонями заплаканное лицо. Мама высоко лежала на подушке. «Это правда?» – спросил я. «Да», — ответила мама, виновато опуская глаза. «Такого не может быть!» – выкрикнул я. Отец убрал ладони с лица и простонал: «Вот такая беда, сыночек…Как нам жить дальше…» – «Не пугай  ребенка, - сказала мама. – Будем жить». Она встала, надела халат, вышла на кухню, и донесся ее голос: «Моисей, принеси дрова». Отец  поднялся и поплелся из комнаты, огромная тень от его сгорбленной фигуры  исчезла за  дверями.   
4.  Холод обжег мои босые пятки. Я юркнул в родительскую постель, укрылся одеялом с головой – и в темноте два стучащих в моем сознании слова соединились: Сталин умер… Я испуганно сжался в ожидании возмездия за свою преступную  мысль. Раздался грохот – и я вздрогнул: все, пришли арестовать меня. «Затопи печь, - услыхал я будничный голос мамы, и понял, что это отец принес и бросил дрова на пол.— Приготовлю завтрак». И ощущение нарастающего голода затмило во мне страх.      
5.  Вечером пришла из детского садика моя сестра Рахиль и спросила у отца: «Это жиды порхатые отравили Сталина?» – «Кто тебе это сказал?» - вздрогнул отец. «Наша паскуда». – «Кто?» – «Наша воспитательница. Так мы ее называем». - «Почему?» – «Она, когда ругает нас, всегда  кричит: «У, паскуда!» и дергает за уши». – «И тебя?» - насторожился отец. «Меня нет. Я ей палец укусила. Папа, почему она меня  больше  всех не любит?»   
     Отец вдруг рассмеялся, подхватил Рахиль на руки и запел: «Яйца  иногда  умней, чем куры, потому что куры  просто дуры…»      
6. Через несколько дней вернулся отец Моисей с работы раньше обычного и хмуро сказал матери: «Собирай  вещи…» – «Что, опять война?» – запричитала мама. «Они объявили войну евреям. Будут высылать нас в Сибирь…Я же тебе говорил, что без Сталина нам плохо будет. Он нас предупреждал: чем ближе к коммунизму – тем больше у нас врагов». – «Значит мы, евреи, для них враги?» – «Враги они. А Сталин был настоящий коммунист». – «И ты все еще ему веришь?»— спросила мама. «А ты разве нет?» – ответил отец. «Я устала всем им верить», – хмуро ответила мама. «Разве можно жить без веры…» - проборомотал отец, и я быстро отвернулся: больно было видеть его  обреченные глаза.    
7.  И был вечер. Мы, мальчишки бараков, набегавшись за тряпичным  мячом, сидели вокруг костра на пустыре и, как обычно, рассказывали страшные истории: про шпионов, про «врагов народа», про «черную кошку».   
      Когда подошла моя очередь, я сказал: «Нас высылают в Сибирь». –  «За что?» – спросил мой друг Валерка Зеленеев. «За то, что мы – евреи». И крикнул сквозь огонь костра мой ближайший сосед по бараку Славка Заморозкин: «Давно пора! Все наши беды от вас». И вскочил Валерка и приказал ему: «Встать!» – «Зачем?» — залепетал Славка, на коленях уползая от него. «Я лежачих не бью!» – поднял его Валерка за шиворот, поставил на ноги и двинул кулаком в живот. «За что?» - запричитал Славка. «Вон отсюда! И думай!» — ответил Валерка, подошел ко мне и сказал виноватым голосом: - Не верь ему. Подонков среди всех наций хватает. А мне за русских обидно: сильному  грех обижать слабого».
       Валерка  пригласил меня  в секцию борьбы  и учил  драться.
8.   Однажды я вернулся  домой с трещиной в ребре. Заплакала мама и запричитала: «Не смей больше ходить к этим хулиганам. Не пущу тебя…» И сказал отец Моисей: «Не греши, мать! Мужчина - еврей должен быть сильным. А ты, сынок, запомни: тело не душа – быстро загоится… «Тому, кто присматривается к ветру, не сеять, и тому, кто присматривается к тучам, не жать…» (Еккл. 11:4)    

                Глава 2

1.  И сменил новый год старый. Прошло еще несколько лет, и не выслали нас в Сибирь. Работали люди, строили дома. И у нас уже была, пусть и маленькая, квартира, а в магазинах становилось все больше продуктов,  можно было купить и без очереди.   
2.  Люди с удивлением узнавали, что можно и без Сталина строить этот загадочный, но все еще такой далекий коммунизм.
     Но страх почему-то так и не проходил.            
3. А на место Сталина явился новый вождь, лысый, плотный и подвижный, как племенной бык. Он не прятался за кремлевскими стенами, а разъезжал по всей стране и говорил с простым народом прямо на улицах. И учил он всех, как правильно жить, и ругал вслух старых начальников, смещал их и сам назначал новых, и заверял клятвенно, что очень скоро всем будет жить хорошо. Как царь Петр, ездил он по  заграницам, учился опыту у капиталистов и при этом всегда ругал их за экслуатацию трудового человека: «Все вы обречены на гибель, если не пойдете по жизни верным путем, указанным нашими великими вождями мирового человечества Маркса – Ленина». И каждый раз, вернувшись, торжественно заявлял народу своему: «Наша комммунистическая  партия – самая  великая и мудрая в  мире, клятвенно обещает вам: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»         
4.  И поверили ему уже во всем разуверившиеся люди, признали они в нем своего, трудового человека и называли ласково «Наш Никита». А он, воодушевленный доверием их, носился по стране, гонял начальников, судил и наказывал, и призывал народ: «Осталось только закатать рукава и работать, работать, работать!»
      «Многие ищут благосклонного лица правителя, но  судьба  человека  от Бога…Когда страна отступает от закона, тогда много в ней начальников; а при разумном и знающем муже она долговечна… Отступники от закона хвалят нечестивых, а соблюдающие закон негодуют на них». (Притчи  29:26; 28:2,4)               
5.  И начали осваеваться целинные земли, и стал бесплатным хлеб в столовых, и строились электростанции и дома для людей, «хрущевки». И люди трудились, чтобы перевыполнить пятилетние планы.      
6.  Приходил с работы отец Моисей, радостно рассказывал  об успехах в стране, а по вечерам читал вслух газету «Правда» и обсуждал с нами каждую новость. И когда мама, занятая  домашними хлопотами, отвечала ему невпопад, обижался он: «Глупая, как все бабы. Пойми, наконец, мы вернулись на ленинский путь». И вдруг, тяжко вздыхая, ронял: «Как много еще в стране воровства…»               
7.  Однажды вернулся домой он и сказал с порога: «Все, больше нет сил терпеть воровство вокруг. Партия решила дать этому буржуазному являению в наших рядах решительный бой. Поздравьте: меня, партия посылает учиться на ревизора».      
      И закончил отец Моисей годичные курсы и стал ревизором – контролером.   
8.  И теперь он часто и намного уезжал в командировки. Тоскливо и неуютно было без него дома. Но почти каждый день приходили письма, всегда теплые и заботливые: рассказывал он подробно о своей работе, а больше волновался за нас и всегда наставлял: «Дорогие мои деточки, слушайте нашу мамочу и берегите ее. Кто любит мать – тот любит свою родину. И нет на свете ничего священней этих чувств».    
     И когда не мог быть рядом с нами в праздники, присылал открытки и поздравления в  стихах.
                Наступает мамин праздник. Наступает мамин  день.
                Знаю, мама очень любит розы, маки и сирень.
                Только в  марте нет сирени. Розы, маки не цветут.
                А ведь можно на бумаге все цветы  нарисовать.
                Приколю картинку эту я над маминым  столом.
                Утром  маму  дорогую обнимую и поцелую
                И поздравлю  с женским  днем.
9.  Был его приезд всегда праздником. Входил он возбужденный и улыбающийся, подхватывал нас на руки, обнимал, целовал смачно и звучно, словно не верил глазам своим, что мы рядом. И каждому привозил подарки. Много позже я  узнал: чтобы  купить их, он отказывал себе во многом: брал в столовой лишь первые блюда, ночевал не в гостиницах, а на столах в учреждении, или у своих боевых друзей.
10.  Но все чаще начал приезжать хмурым и возмущался: «Воруют! Все воруют! И у кого? У себя же, у своего народного государства. Так мы  никогда не построим  коммунизм».
       За полночь сидел он за своими отчетами, и мы слышали его скорбные вздох. «Что с тобой, Батя?» - беспокойно спрашивал я. Он с улыбкой подходил ко мне, поправлял одеяло и отвечал: «Спи, дорогой.  Спи… все хорошо».            
11.  Однажды  я услышал его разговор с мамой. «Вот и это дело придется  передать в суд», — сказал отец. «Так скоро и тюрем не хватит», - ответила мать. «Должны же, наконец, понять люди, что нельзя воровать у своего народного государства». – «А, может, здесь не в людях дело, - осторожно заметила  мама. - Сытый  человек  воровать не будет». – «Мы  с тобой не воруем!» — повысил голос отец. «Еле сводим концы с концами». - «Не греши. Многие хуже нас с тобой живут». – «Если человек хорошо работает, он должен и хорошо жить», - ответила мама. – «Зато у нас в стране нет безработицы, как у империалистов, - начал горячиться отец. - Бесплатное лечение и образование… Конечно, есть еще много трудностей. Но не забывай, какую мы пережили войну. И еще учти: мы – первая в мире страна, которая идет новым путем к счастливому будущему всего человечества. Это империалисты  мешают нам: строят козни, засылают шпионов. Мы спасли мир от фашизма и спасем весь мир трудящихся от международных эксплуататоров…»  - «Себя бы спасти, - со вздохом ответила  мать. — Надо  сначала  в  своем доме порядок навести...» - «Ты ничего не понимаешь! - возмутился  отец. — Рассуждаешь, как пережиток капитализма. А еще учительница. Мы обязаны думать обо всем трудовом человечестве!» - «Они что нас об этом  просят, - устало вздохнула мама. — Вот видишь, последние  свои ветхие  чулки  латаю – завтра  не в чем будет на работу идти…»
     Отец так ей и не ответил. Лишь зашелестели бумаги его отчета.               
12. И эта картина до сих пор в моей памяти. За окном ночь. Отец, склонившись, пишет и перекладывает исписанные листы, а мать сидит на табуретке, штопает чулки  и латает и перелатывает нашу одежду.

                Глава 3

1.  И грянул год 1956. С обильным февральским снегопадом уходила из мира зима. И подступил день Сретенья: встречалась зима с летом, шло солнце на лето, а зима на мороз. И знали люди по опыту предков своих: Покров не лето, а Сретенье не зима. И шутили они над морозом: «Это зима весну встречает, заморозить красную хочет, да сама лиходейка от своего хотения только потеет». И говорили  старики: «Если Сустрьев день по дороге несет снег, значит, в квашне поведет – и уродится хлеб. На Сретенье утром  снег – урожай  ранних хлебов, если в полдень – средних, если к вечеру – поздних». 
2.   Но уже сорок лет люди в стране жили не по Божьему предзнаменью, а по планам и указам руководящей партии, которая учила их, когда сеять и когда жать. А чтоб ни у кого не было и доли сомнения в ее единственно правильном пути к светлому будущему, начертали они на  плакатах своих: «Планы  партии – планы  народа». И никому не было дозволено  сомневаться в этом.       
      И только злые языки передавали из уст в уста: «Прошла весна, настало лето – спасибо партии за это».
3.  И собирались начальник партии на свой очередной съезд, подводили итоги своих исторических побед, объявляли о них всему миру и ставили новые планы перед народом. А для съездов своих воздвигли они руками трудящихся дворец из стекла и бетона прямо посреди старинных построек Кремля.
4.  И вот уже в двадцатый раз за свое правление страной съехались сюда партийные начальники. И в отчетном докладе Центрального комитета партии было сказано: идет непрырывный рост промышленности и сельского хозяйства, повышается материальное благосостояние всего советского народа, развиваются культура и наука. А вместо намеченнных на это пяти лет ушло четыре года и четыре месяца. И вырос национальный  доход в 1,7 раза, а по плану было 1,5…все – все увеличивалось под мудрым руководством Центрального комитета.            
     И утвердили они новую Директиву по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства на 1956 – 60 годы.
5. Подвел итоги съезд партии - и принял вдруг неожиданное  постановление «О частичных изменениях в уставе партии». Признали перед народом члены ЦК партии некоторые ошибки свои и объяснили: причина их – в культе личности Сталина. Нарушил «вождь всех народов» ленинские принципы, превысил доверенную ему народом  власть – и этим исказил и задержал победную поступь к  коммунизму.               
6.  «А что я говорила!» – сказала  мама. «Почему же все они раньше  молчали», — нахмурился отец Моисей. «Каждый свою шкуру спасал», – ответила мама. «Какие же все они после этого коммунисты! – возмутился отец. – Они и есть враги народа». — «Кому же тогда верить?» – сказала  мама. «Надо верить делу нашей партии. Кто не верит цели ее – враг!» - «Значит, для тебя я - враг?» -  спросила  мама. «Не заставляй меня делать такие выводы! Я – коммунист». – «Ты – дурак!» – не выдержала мама. «Замолчи немедленно!— закричал отец. — Даже тебе я не позволю сомневаться в нашей партии!» – «Пойдешь и донесешь! – закричала  мама. – Так иди, иди же к ним, если они тебе  дороже матери  твоих детей!»               
      И была  это единственная  в  их жизни  ссора.            
7.   И наступили в нашей семье тревожные дни. Не спешил с работы отец Моисей. Приходил поздно, в одиночестве готовил на кухне еду себе, ходил с опущенной головой и перестал  улыбаться.
8.  Однажды села к нему на колени дочь Рахиль, обняла и спросила: «Папа, я тебе тоже враг?» И воскликнул в слезах отец Моисей: «О, майн тохтер! И как у тебя  повернулся язык сказать такое папе?» И сказала  Рахиль: «Если мама тебе враг – значит и я тебе враг. Ведь я очень люблю свою мамочку». И сказал отец: «И я вас всех очень и очень люблю». И тогда схватила она его за руку, потащила к маме и сказала: «Если вы любите меня оба – обнимитесь и поцелуйтесь». И обнялись отец и мать. И запрыгала вокруг них Рахиль, захлопала в ладоши и запела: «Яйца иногда умней, чем куры, потому что куры  просто дуры».             
9. И опять возвращался отец с работы с цветами и подарками. И становилось в доме шумно и тепло, и делал он по дому любую работу. И спешил на помощь к друзьям своим: огород помогал засадить, ремонт квартиры сделать, свадьбу организовать и похорны провести. Всегда он был томадой на вечеринках – и весело звучал его сильный красивый голос. И радостно нам было слышать при встрече со знакомыми и друзьями: «Берегите отца своего – таких людей теперь на свете мало осталось».               

      


                Глава 4

1. Каждый день детства наполнен событиями. И пусть многого не понимаешь, но  обостренно чувствуешь, как все загадочно и интересно. И даже ежедневная дорога в школу – всегда открытие: по-новому видишь дома и деревья, собак и кошек, цветенье садов и белизну снега, удивляешься голосам людей и перекличке дождевых капель на крыше. Ты никогда не привыкнешь к родному городу, который исходил вдоль и поперек: можешь сказать, сколько шагов от дома до магазина, школы и реки, и сколько выбито досок на заборе парка, и вслепую обойдешь рытвины на тротуаре. Но нет для тебя  ничего роднее этих мест.   
2.  «Едем жить в столицу!» – весело объявил за ужином отец Моисей. И мама с нежной улыбкой сказала: «Нашего папочку за хорошую работу повысили в должности и выделили отдельную квартиру... Дети, как хорошо вам будет: когда вы поступите в институт, будете жить дома!»      
3.  И рассказал отец Моисей, с любовью глядя на мать: «Досталось вашей мамочке, когда она училась в чужом городе. По три дня, бывало, маковой крошки во рту не было. И вот однажды не стало у нее силы терпеть голод. И решилась она поехать к дальней своей родственнице в надежде, что покормят ее. Вошла к ней в дом и к стене прислонилась, чтобы не упасть. А тетка ей говорит: «Голодная, небось. Сейчас тебя покормлю. Пусть мы и в недостатке живем, но на тебя  хватит. И зачем ты только учебой себя мучаешь. Пошла бы лучше работать – и сытой будешь». А ваша мама терпеливая и гордая. Не понравились ей слова тетки. Попращалась и из дому выбежала. Прижалась к дереву и заплакала». И сказала  мама: «Вот такой  я гордой дурочкой  была…» 
4.   Как странно и неутно выглядят голые стены, и как трудно сдвинуть  вещи с насиженных мест. Они сопротивляются, скрипят и охают, переворачиваются и ломаются, не хотят умещаться в коробки и узлы, и надо перевязывать их сверху веревками, чтобы не разбежались. И как сиротливо и обиженно лежат они, стреноженные, в ожиданиии машины.         
5.   И вошел в дом плотный улыбающийся шофер, поплевал на ладони, подхватил первый узел и сказал: «Ну, с Богом!» И вот уже колеса машины оседают под грузом. Постучал он по ним кирзовым сапогом и сказал: «Ничего, до Минска дотянем. Это не до Берлина. - И расхохотался. - Во, мать твою так, загрузились как!» И смущенно сказал ему отец Моисей: «Когда долго на одном месте живешь – быстро барахлом обрастаешь. Вот у нас в  партизанах…» – «Запас беды не чинит, - перебил его шофер. - В  хозяйстве и пулемет  пригодится». – «Когда все своими руками делаешь…» - пожал плечами отец.            
6.   И была длинная  дорога. И чем ближе  мы  подъезжали к большому городу, тем гуще становился поток машин. Появились высокие дома, выстроенные после войны. Едешь и не перестаешь удивляться: за отлетевшим в сторону строением начинается другое, и кругом живут люди, есть или нет тебя рядом. И у всех свои заботы, но мечта одна: дожить до коммунизма. Везде тебе напоминают о нем красочные плакаты: «Наша цель – коммунизм», «Планы партии – планы  народа»,  «Вперед к победе  коммунизма». А вот и новый  плакат: «Догоним и перегоним Америку», а за ним дорожный знак для водителей: «Не уверен – не обгоняй». И вдруг невольно подумалось: «Американский империализм  катится в  пропасть, как  учит нас партия, зачем тогда его обгонять?»
     Но машина, тарахтя и дымя, уже привезла нас в столицу, в новую счастливую жизнь.
7.  И жизнь продолжалась. Окончив школу, я, по призыву партии скорее построить для всех нас желанный коммунизм, ушел работать на завод, чтобы быть вместе с передовым отрядом этого великого процесса – рабочими, которых первыми среди всего остального населения принимали в коммунисты. Но, поварившись несколько лет в этой среде, я понял, что среди них мало кто соответствует тому, что завещал нам наш великий учитель Ленин: «Коммунистом  можешь стать лишь тогда, когда обогатишь свою память всеми теми богатствами, которые выработало человечество». В тяжелом труде при соцдисциплине и соцсоревнованиях – ну никак не получается приобщиться к богатствам человечества. Впервые я тогда подумал о том, что сам наш Главный вождь никогда и нигде не работал, а учился, учился, учился…Вот отчего он стал такой гениальный. И мне очень захотелось последовать его убедительному примеру.
      После трудовой отупляющей усталости я усиленно готовился к поступлению в институт, поступил - и с жадностью набросился на учебу. Когда был на четвертом курсе, моя сестра Рахиль, окончив школу, тоже мечтала пойти на завод, чтобы быстрее строить этот желанный для нас всех коммунизм. О, сколько мне стоило усилий убедить ее не повторять моей ошибки! Она прекрасно училась и легко поступила  на математический факультет университета.
8.  По вечерам, до закрытия библиотеки, мы с ней просиживали за учебниками и приходили поздно домой. Мама была уже в кровати: чтобы дать нам возможность учиться, она работала на две ставки и очень  уставала.
    Нас всегда встречал отец Моисей. Обрушивался с вопросами, а сам суетился у плиты, кормил нас, проверял, хорошо ли вымыли руки перед едой, уговаривал съесть добавку, гнал нас спать, а сам мыл посуду, и не ложился, пока все не оказывалось на своем привычном месте.
      Казалось, возраст не коснулся его: он все такой же плотный, жилистый, подвижный, с розовым улыбающимся лицом и добрыми ямочками на щеках. Но весь уже  седой – иным я его и не помню: он стал таким за четыре года войны. Лишь по замедляющимся движениям можно было догадываться, что он стареет.
9. Убедившись, что мы легли в кровати, он брал газету, садился в кресло…и тут же засыпал. Но когда газета падала на пол, подхватывался, проверял, закрыты ли на засов двери, газ на кухне. Я и сейчас все еще слышу шарканье его шлепанцев.
     А по утрам первым звучал его бодрый  голос: «Кто рано встает – тому  Бог дает!»


                Глава 5

1. И прошло двадцать лет после второй мировой войны. Великие державы мира подписали Договор о запрещении испытания ядерного оружия. И присоеденились к этому договору более ста стран. Как радовался отец Моисей! «Услышал Бог молитвы  мои. Самое  главное в жизни – мир на земле. А вот родные мои не дожили до этого великого согласия между народами…»
2. С годами боль и тоска по погибшим обострялись в его душе. Днем он разговаривал с ними, как с живыми, а по ночам они снились ему. Он вскакивал с кровати и подолгу ходил по комнате, вздыхая и потирая, как от холода, плечи. И доносился взволнованный голос мамы: «Моисей, опять не выспишься…» Отвечал он ей: «На том свете выспимся». И еще  долго слышались в темноте  шаги его.
3.  И прошло уже столько лет нашей совместной жизни, что счет пошел на десятилетия. А ночные хождения отца растянулись для  меня в одну бескончную ночь.    
4. В один из дней пришел отец Моисей с торжественного собрания, посвященного дню Победы. Лицо его сияло, в руках был букет гвоздик и дарственные часы, а на груди еще одна медаль «Двадцать лет победы над Германией». И накрыла  мама  праздничный  стол, и были  разговоры и воспоминания, и фаршированнная рыба, и наш любимый вишневый  пирог, и звон боевых медалей на отцовском пиджаке.               
5.  «Папа, ты у нас герой!» - сказала Рахиль. И ответил он: «Герой тот, кто отдал жизнь за нашу победу, а мы, живые, обязаны построить то, о чем они мечтали – коммунизм.  Вот тогда и мы будем героями».            
6.  И спросил я: «Строить коммунизм – это разве геройство?». Ответил отец Моисей: «При Сталине ты бы такое не посмел сказать». - «Ты все еще веришь в него?» - огрызнулся я. И возбужденно заговорил отец: «Да, трудно было. Много случилось перегибов и ошибок. И все же посмотри, каких успехов мы добились: нет безработицы, бесплатное лечение и образование, вот и мы получили квартиру со всеми удобствами… - он говорил с такой уверенностью, что я не смел его перебить. Наконец, заключил: - Только надо всем нам, не жалея  себя, геройски трудиться».             
    Меня подкупала его эта святая вера. Но мое поколение,  комсомольскую юность которого отрезвила «оттепель», с увеличивающейся дозой скептицизма относилось к этим незыблимым идеям своих отцов. Коммунизм стал для нас красивой сказкой, мы уже начинали понимать: попасть в него - равносильно тому, кто войти в нарисованную  перед тобой картину  рая. 
    И сказал я с вызовом: «Древняя мудрость гласит: горе той стране, которая  нуждается в героях!» – «Сейчас же перестань! – прикрикнула на меня мама. – Сегодня такой торжественный день!» – «Самый светлый  праздник в году, - мирно улыбаясь, сказал отец Моисей. - День великой  победы».
6.  И мы всей семьей пошли гулять. Весь город  был залит праздничными огнями, повсюду играла веселая музыка, шли нарядно одетые люди, и все улыбались друг другу, но в глазах у многих стояли слезы: не было ни одной семьи, у которой не погибли родные и близкие.       

                Глава 6

1.  И наступил год 1967. Со всех первых полос газет и журналов звучали грозные сообщения:
     «На рассвете 5 июня Израильские вооруженные силы напали на соседние арабские государства, Объединенную арабскую руспублику, Сирию и Иордан, и аккупировали территории этих стран. Незадолго до этого в Вашингтоне состоялась встреча  президентов США и Израиля с премьер минстром Англии, на которой был составлен совместный план действий. В преддверии этой агрессии члены Исполкома Всемирной сионистской организации заявили: «Израиль готов для новой войны с арабскими государствами. Война эта будет между мировым еврейством и 40 миллионами арабов...»      
    «Используя все преимущества внезапного нападения, а также всесторонюю помощь со стороны  западных стран и их союзников, Израиль смог уничтожить на аэродромах военно-воздушные силы ОАР и лишить ее бронетанковые и сухопутные части на Синайском полуострове. Израильские самолеты жгли напалмом арабских солдат и гражданских жителей. Сотни тысяч арабских жителей, спасаясь от сионистского террора, потянулись через знойные Синайские пески и реку Иордан….В результате агрессии израильтянами было оккупировано 60 тысяч  квадратных метров новых арабских земель – это превышает в четыре раза площадь Израиля, которая была определена ему резолюцией Ассамблеи ООН от 28 ноября 1947 года. Непосредственные жертвы агрессии ОАР, Сирия, Иордания, а также народы всего Ближнего Востока оказались перед лицом суровых испытаний.
     Буржуазно – сионистская партия заявила: «Государство Израиль провело не захватническую войну. Победа в этой войне была им навязана. Государство Израиль будет выступать за розооружение и нейтрализацию региона».      
     «Вдумайтесь в эти наивно – стыдливые откровения сионистов от агрессии! Им, денно и нощно пекущимся о благе арабского народа, агрессия, видите ли, навязана?! И кем? Арабскими странами. Но никакими рассуждениями невозможно скрыть тот факт, что с самого начала сионизм стал на сторону империализма против жизненных интересов арабских народов, что с тех пор и по настоящее время он выполнял и выполняет на Ближнем Востоке империалистическую миссию, используя самые отвратительные и циничные методы колониального  угнетения и разбоя….
      В этот трудный час на помощь арабским народам вновь пришел Советский Союз, поддержанный странами социалистического содружества и другими миролюбивыми силами…
      Послу Израиля в СССР была вручена нота о разрыве дипломатических отношений, в которой  подчеркивается: «Если Израиль не прекратит немедленно военные действия, Советский Союз, совместно с другими миролюбивыми государствами, применит в отношении Израиля санкции со всеми  вытекающими последствиями….»
      «Интересы империализма и сионизма сомкнулись, породив  агрессивную  войну. Сионизм стал идеологией воинствующего расизма – этим определяется его антикоммунистическая и антисоветская  направленность. Все это свидетельствует о политическом и социальном родстве сионизма и фашизма, исторический генезис которого - человеконенавистническое содержание…Сионизм – это  фашизм под голубой  звездой. Заправили сионизма  играют с огнем третьей  мировой войны.         
     Наукой установлено и является научной истиной исчезновение древнееврейского народа, его полное растворение среди других народов. От него нам в наследство досталось лишь название « еврей».               
     Сионисты – наши враги — не желают понять очевидную истину для всех: ход истории необратим! Никакими провокациями, угрозами, шантажом и насилием колесо истории вспять не повернуть. Социализм непобедим!»   
2. «И зачем они только ввязались в эту войну!? - возмутился отец  Моисей, отбрасывая  газету. - Получили в подарок свое государство и жили бы  мирно, как все нормальные люди». – «А может и они в чем-то правы», -  заметил я.  «Правы?!» – он гневно поверулся ко мне. «Да, -  уверенно продолжил я. - Из-за железного занавеса у нас нет  возможности получить объективную информацию.  Давай  рассуждать из той суммы фактов, которой мы располагаем…» – «О чем здесь еще рассуждать! — возмущенно перебил он. - Кто первым  начал  войну – не может быть прав!» Но я настоял: «Отчего это маленькое государство, которое получили люди спустя две тысячы лет скитаний по всему  миру и, наконец-то, начали жить по своим законам и обычам, решилось напасть на три больших, превосходящих ее в сорок раз и по населению и по военной технике, которой, кстати, так обильно снабжает их Советский Союз? Отчего это почти все ведущее цивилизованные державы  мира  на стороне  Израиля?  Тебе это о чем-то говорит?»  - «А то, что мы, Советский  Союз, самая миролюбивая в мире страна, которая спасла все народы от фашизма, против  этой  войны — тебе  это ничего не говорит?!» - повышая  голос, обрушился он на меня. «Неужели только  мы всегда и во всем правы?» - как можно спокойнее, но с неискрываемой иронией произнес я. «Мы -  единственные в мире строим самое справедливое общество – коммунизм!» – запальчиво  продолжил он и, загибая пальцы, начал перечислять то, что было известно каждому  школьнику. Я не выдержал: «Все это одни красивые слова!  Скажи мне, какой  еще строй совершил столько грехов, как наш! Культ личности, репрессии, миллионы безвинно убитых своих граждан, травля лучших умов страны! Тебя, в конце концов, за что посадили?! Неужели твой собственный горький опыт не служит тебе отрезвлением! Вдумайся, твой любимый вождь и учитель Ленин сам гениально выразил всю чудовищную сущность своей теории: нет человеческой  нравственности -  есть одна: классовая!» – уже  в полную  глотку орал я.
    «Пожалей отца!» - прикрикнула на меня мать. Но я еще долго не мог успокоиться. Было больно осознавать, в каком обмане проходила жизнь его поколения.         
3.  Отец Моисей опустил голову и вдруг грустно заговорил: «Наверное, ты прав, сын. Честно признаюсь: меня больше мучит не то, что происходит далеко там, а что произойдет в результате тех событий у нас тут с евреями». - «Мы–то тут причем? – удивленно уставился  я на него. - Они евреи – сионисты, а мы – советские евреи?» И сказал мне отец Моисей: «Как-то так уж происходит в жизни...Тысячи русских совершают преступления, но никто не обвинит в этом всех русских.  Но стоит оступиться одному  еврею - и  все евреи виноваты. Ты  слышал про дело Бейлиса? Еще и не была доказана его вина, а уже начались погромы по всей стране. А дело Дрейфуса…вот она твоя хваленая демократическая Франция. А ведь ни тот, ни другой не были виноваты. Подобное происходит везде, где живут евреи. Мы – изгои… Понимаешь, чего я боюсь: они там между собой чего–то не поделили, а отыграются здесь на нас. Нет, не надо было им этого делать. Не могу я их оправдать. Все, все допускаю, но только не война». - «Что же ты предлагаешь?» – спросил я. «Их вейс…» - вздохнул он.          
4.   Этот вздох запомнился мне на всю жизнь. И сегодня, когда мои дети задают этот вопрос, я ловлю себя на том, что тяжко вздыхаю «Их  вейс…»
       А кто может ответить на этот вопрос? Вот уже больше полстолетия живу мирно в этой стране, где родился и где покоятся мои предки – это и есть моя  родина, но даже самые близкие друзья и в минуты печали и в минуты радости невольно замечают мне, что я не такой какой-то, как многие другие евреи. И, спохватившись, смущенно и искренне извиняются: «Ты не подумай там чего-то…» И наступает такая неловкая пауза, словно они великодушно прощают мне, «своему еврею», то, что совершил какой-то нехороший еврей.
     Разве грех человека имеет национальность?
     Душа моя все ищет  ответа.
5. Но какого же было душе Моисея? Его жизнь была бесхитростно открыта людям: он честно работал, преданно любил и дружил, всегда бескорыстно приходил на помощь ближнему, и даже врагам своим. Часто повторял: «Прощать надо и врагов своих. Иначе никогда не остановить грех на земле».         
6.  А назавтра вернулся отец с работы и рассказал: «Вот и началось. Еду  в такси, а по радио передают сообщения об агрессии Израиля. И говорит мне таксист: «Чего это наши тянут – ведь братья – арабы  страдают. Надо поскорее защитить их от этих порхатых. Если не объявят им войну – сам удеру добровольцем, как мой отец в тридцать шестом в Испанию. Надо наконец–то очистить от них землю…» - «И что ты ему сказал?» - спросил я. «Велел остановить такси и вышел». - «Назло кондуктору пошел пешком…» - усмехнулся я. «Таким ничего не докажешь. Это, видно, порода такая. Насмотрелся я на них в войну. Мой сосед и друг меня выдал и мою семью уничтожил. Эти - пострашнее фашистов… Но нет грехов ненаказуемых. Не его, так его невинных детей».      
 7.  И потянулись мрачные дни. Люди ждали войны. А через несколько дней пришел отец Моисей очень поздно, и почему-то бросились мне в глаза его опущенные руки. Обычно по дороге домой он покупал продукты – не  позволял матери носить тяжести. Страшно бледным было его лицо, и вскрикнула мать: «Что с тобой?!» Молча опустился он в кухне на табуретку и каким-то странно спокойным голосом произнес: «Дали мне выговор по партийной линии и понизили в должности…» – «За что?» – «За победу Израиля», - насмешливо ответил он. «Что за чушь ты несешь?» - рассердилась мама. И ответил он: «Грозятся мировому империализму, а бъют нас. Те евреи сильные и далеко, а мы  - рядом, свои, изгои».  И больше  не проронил ни слова.       
8.  Уходя в то утро на работу, отец Моисей, задержавшись в дверях, как-то странно сказал: «Бог даст – увидимся…» А через мгновенье услышал я грохот в коридоре и выскочил. Лежал отец поперек лестницы, и лицо его становилось синюшным. И сказал мне врач «скорой помощи»: «Инстульт…готовьтесь к  худшему». Когда несли мы отца на носилках  в машину, нашел он мою руку, пожал слабо и сказал: «Мать  берегите…»            
9. Месяц пролежал отец Моисей в реанимации. И все это время отпечаталось в моей  памяти его бледно – синюшным лицом с бессильно обвисшей заслюнявленной губой и стуком ложечки о чашечку в дрожащих руках матери: кормила она его, как  младенца.
10.  И выжил отец Моисей  в четвертый  раз. Через год пошел на работу, вернулся просветленным и, улыбаясь, сказал нам: «Они извинились передо мной и сняли выговор. Справедливость восторжествовала!» – «Ты так и умрешь дураком», – нежно сказала  мама  и заплакала.

         5. Исход
               
                Глава  1

1.   Господи, все это было и есть! Так живем мы в своей стране, работаем и мучаемся,  и большинство еще продолжает верить в светлое будущее – коммунизм. А открыто говорят и спорят лишь на кухнях: только среди  близких друзей рассуждаем так, как никто не осмеливается ни в кругу сотрудников, ни на собраниях.         
      «Всякая душа властям предержащим да повинуется», – так было в древнем Риме. А наша власть сама себя называет «слугами народа».    
2.  И были восстания в Венгрии и Чехословакии, расстрел «голодного бунта» в Новочеркаске, подавление забастовки в Слуцке, травля Бориса Пастернака, который позволил себе вслух осмыслить жизнь свою в своей страны. «Что же сделал я за пакость, я, убийца и злодей? Я весь мир заставил плакать над красой земли своей», - написал он перед смертью. И роман Дудинцева «Не хлебом единым», и переполненные «инакомыслящими» людьми психушки, и усиливающееся диссидентское движение, и дело Даниеля и Синявского, и гневное письмо Лидии Чуковской Шолохову – первое произведение самоиздатской литературы. И были «Белая книга» и «Альманах Феникс – 66», и нарастающие демонстрации на Пушкинской площади в Москве: «Товарищ верь! Взойдет она, звезда  пленительного счастья! Россия  вспрянет ото сна…» И суд над Буковским, и книга Марченко «Мои показания» о политзаключенных в Мордовии, написанная им в тюрьме, и правозащитная борьба генерала Григоренко, и массовые голодовки политзаключенных, статьи Сахарова «Хроника текущих событий» (о нарушении прав человека в СССР) и «Размышление о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе», и религиозное движение «Свобода совести», и книга А.Солженицына «Один день Ивана Денисовича», и его открытое письмо Секретариату союза писателей, и его отчаянный крик души в письме «Жить не по лжи!», и от него, высланного насильно из страны, дошла до нас «Нобелевская лекция». И пел, пробуждая  сознание народа к свободе, мужественный Александр Галич, и все громче звучал надрывный голос Владимира Высоцкого – голос совести нашей.
3. Но вооруженному ядерным оружием монстру, на крови и лжи удерживающему свою власть, все еще казалось, что народ послушно следует за его идеей. Они не догадывались, что молчание  народа – эти лишь верхняя часть айсберга.
4.  И в темноте своих спален, по ночам, все больше людей слушали  «враждебный голос» станции «Свобода», и шепотом перессказывали друг другу холодящие душу сообщения о рабской жизни народа в собственной  стране. И пронизывало сознание какая-то высшая правда, которую страшно было узнать, но невозможно было не верить.         
5. А правил народом уже новый, густобровый правитель, «усы Сталина, поднятые на должную высоту», который обманом и подлостью спихнул с трона своего предшественника, залгавшегося и запутавшегося на этом тернистом  пути к коммунизму.             
      «Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: путь орла в небе, пути змеи на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице. От трех трясется земля, четырех она не может носить: раба, когда он делается царем, глупого, когда он досыта ест хлеб, позорную женщину, когда  она выходит замуж, и служанку, когда она занимает место госпожи…» (Притчи 30:18,19,21-23)      
      И новый правитель, тыча дряхлеющим пальцем в текст своего очередного выступления, косноязычно призывал двигаться еще уверенней к зияющим высотам коммунизма, шагать семимильными шагами, испытывая «чувство губокого удовлетворения». А для этого, заверял он, «экономика должна быть экономной». И, поквартально выпячивая грудь свою, принимал от родной  коммунистической  партии  и стран – сателлитов очередную награду за «выдающиеся заслуги в деле  строительства коммунизма и борьбу за мир во всем мире».          
      И когда он вдруг исчезал с трибун и экранов телевизоров, в народе  шутили: «Лежит в больнице. Расширяют грудь для новых наград». Хмельной от своей всемирной известности, этот «борец за мир» подписал Хельсинские соглашения о правах человека. А, протрезвев, ворчливо отвечал на укоры мировой общественности о нарушении прав в своей стране, поддерживая державной рукой свою лязгающую челюсть: «Это вмешательство во внутренние дела!»
     И бросил свои войска на Афганистан.               
6.  И как ни сильна была еще власть силой своей неправедной, но сквозь  «железный занавес» пробивались первые робкие ростки эмиграции: искали люди любую лазейку, чтобы  вырваться на свободу.            
      Евреи, лишенные две тысячи лет назад своей исторической родины и разбросанные по странам, вновь почувствовали себя «гражданами мира», по определению древнего историка Иосифа Флавия. Но теперь звала и ждала их воскресшая из пепла древнняя родина Израиль – отстоял он свободу свою и уверенно занимал равное место среди ведущих цивилизованнных государств. И придавал силы человеку клич вековой: «На следующий  год – в Иерусалиме!»
7. И, стремясь спасти соплеменников от всесоюзного рабства и нарастающего антисемитизма, возвысил голос Всемирный еврейский центр – и откликнулись многие страны, и среди них первой – Америка.               
      И постановил американский сенат: в обмен на продажу американского хлеба России, бывшей до революции житницей мира, советское  правительство должно выпускать евреев из страны.
      И шутили в народе: «Евреи  - наш золотой  фонд».       
8.  И поднимались люди с насиженных мест. И уже тысячами уезжали они, оставляя  могилы предков, преодолевая оскорбления и унижения, и  гнусно - сварливую оплеху: «Предатель родины».       
      И кричала своим собутыльникам во хмелю загульная баба, дочь правителя: «Мой отец еще добрый! Уезжайте, пока он живой! А вот придет Андропов – и все вы окажетесь в глубокой  ж…!»            
9.  И стали массовыми  отъезды. К 1986 году уехало из СССР 267342 человек. И всем им пришлось пройти сквозь унижения и мытарство в застенках ОВИРа.    
10. Жизнь людей определялась теперь не сменой дня и ночи, а проводами друзей и близких. С трибун съездов партии, по радио и на собраниях неслось им в след: «Предатели». А злые  языки в народе злословили: «Пусть уезжают. Наконец–то мы решим в нашей стране  квартирный  вопрос».
      И вычеркивались адреса и номера телефонов из записных книжек. Прощались  навсегда.
      Тех, кто решался на отъезд, снимали с работы, писали на них грязные  характеристики, лишали наград, званий и гражданства, прорабатывали на партийных, комсомольских, профсоюзных и пионерских собраниях, и награждали  «всебщим  презрением всего советского народа».          
11. Каким странным и загадочным виделся уезжающий из страны человек: в одно мгновение возникало отчуждение – мир людей разламывался на две половины. И взгляды при встрече, словно ударяясь, высекают враждебные  искры.
       И только самые честные и мужественные, преодолевая  генетический страх, идут на вокзал провожать друзей. Но и они настороженно оглядываются по сторонам - в каждом человеке видится им агент КГБ:  затаился он в толпе, пристально наблюдает и щелкает невидимым микрофотоаппаратом, вмонтированным то ли в пуговицу, то ли в золотой  зуб, то ли в стеклянный  глаз.

                Глава  2
               
1. Здравствуйте, дорогая  редакция!
     Никогда не писала вам, но уж очень наболело. Я и мой муж живем в Минске. Я окончила БГУ им. Ленина, работаю математиком – программистом. Муж - старший инженер на заводе «Транзистор», кончает в этом году институт народного хозяйства. Вроде со стороны все в порядке. Оба самостоятельные люди.
     Но есть вещи, которые я никак не могу понять. Мужа, честного и исполнительного работника, не имеющего никаких нареканий за все время  работы на заводе, буквально травят. Инициатором этого дела  является зам. директора по общим вопросам Н.В. Васильев. Я лично не знакома с этим человеком, но, по словам мужа и его сотрудников, составила общее мнение о нем. Васильев ведет себя как царь: «Кого хочу – казню (уволю), кого хочу – милую». Развел семейственность: устроил жену и племянницу на должности, для которых они не имеют должного образования. С подчиненными обращается грубо, документы, которые несут ему на подпись, бросает в лицо, оскорбляет женщин, злоупотребляет служебным положением.
     В августе 1971 года Васильев вызвал мужа и приказал ему уволиться, ничем этого не объяснив, и пообещал взамен этого хорошую характеристику. Муж, естественно, отказался. Он учится на пятом курсе и не видит никаких мотивов  для  увольнения.  Неделю его не допускали до работы, но муж не сдавался. И вроде все утихло – дело было назаконное. Прошло несколько месяцев, началось слияние двух заводов. Перемещаются отделы. И 11 апреля муж вдруг совершенно случайно узнает, что не числится на старом месте и не зачислен на новое. Узнал об этом, когда шел оформлять отпуск на экзаменационную  сессию. Три дня  беготни его по инстанциям ничего не прояснили.  Муж сейчас в полном отчаянии, некуда  обратиться за помощью. Я тоже не знаю, где нам могут помочь разобраться в этом грязном деле. Поэтому пишу Вам, газете, которая для нас  последняя надежда.         
      Я – комсомолка, всегда  верила, что справедливость – главное в нашем государстве. И вот такое творится прямо на глазах. Невольно задаешь себе вопрос: может эта беда от того с нами, что мы евреи? Очень не хочется  в это верить, но видимо придется. Все шито белыми нитками. Мы, как и многие, не понимаем тех, кто покидает СССР. В Севастополе погиб отец моего мужа, мой отец воевал всю войну, получил тяжелое ранение, все братья его погибли, сражаясь с фашистами.               
     Неужели мы, евреи, действительно люди «второго сорта», как пытаются нам втолковать такие, как Васильев? Неужели национальность может служить причиной такого хамского беззаконного отношения к нам? Я отказываюсь этому верить, но если все останется  попрежнему, придется в это поверить.       
     Я пишу это письмо втайне от мужа. Не могу видеть, в каком он находится отчаянном состоянии. Я готовлюсь стать матерью, все меня стараются не волновать. Но я  дни и ночи думаю только об этом. Прошу вас, приедьте и разберитесь! Дальше так продолжаться не может!            
            До  свидания,  Раиса Ойвецкая.       
                Мой  адрес: Минск, ул.В.Хоружей 39 кв.68   
2. «Мы уезжаем!» – заявила Рахиль. «Никогда не позволю!» – мгновенно  взорвался отец Моисей. - Только через мой труп». - «Мы здесь с рождения уже живые трупы, -  ответила  Рахиль. - А я хочу жить». – «Это не ты решила…это твой…твой…Он – предатель!» - вспылил отец. «Не смей так о нем говорить! - впервые закричала Рахиль на отца. – Он мой  муж, и я люблю его!» Отец  Мойсей  побледнел, застыл с открытым ртом и вдруг, умоляюще глядя на нее, просительно проговорил: «Доченька, нельзя этого делать…стыдно». Но спокойно ответила Рахиль, чеканя  каждое слово: «Папочка, тебе  изуродовали здесь всю жизнь. Неужели ты хочешь, чтобы такое  произошло и с нами? Мы предлагаем и вам ехать. Если откажетесь – все равно уедем. Я хочу  спасти своего сына». Нахмурился отец Моисей и твердо ответил: «Мне уехать не позволит моя  партийная  совесть». И ответила ему Рахиль: «Слава Богу, что мы  с мужем не заразились этой  химерой!»
3.   И были сборы и проводы. И слезы в глазах отца и матери, и их разом постаревшие лица, и их виноватые взгляды при встрече со знакомыми.         
      Вся жизнь родителей превратилась в ожидании писем из-за границы.               
4.  Вернулся отец Мойсей после работы и молча осел на табурет в кухне. «Что еще случилось?» – тревожно спросила мама. «Меня исключили из партии, - сухо ответил он. Вытащил из нагрудного кармана партийный  билет, прижал к груди и сказал. - Но этого я им не отдам. Это они все предатели родины!» Не поужинав, лег на диван лицом к стене и больше не проронил ни слова. Плечи его тряслись.         
5.  «Немедленно  приезжай! - позвонила мне мама. - С отцом очень плохо». Когда я примчался к ним, отец Моисей встретил меня за столом и сказал с загадочной усмешкой: «Не такое пережили. - Налил в стаканы водку, чокнулся со мной и провозгласил: - За привилегии!» – «Да что случилось?» - не выдержал я. Он спокойно выпил до дна, крякнул, понюхал корку хлеба, аккуратно положил на край тарелки и рассказал.      
6. «Меня  исключили из партии за то, что моя дочь предательница, живет во враждебном нам государстве, оплоте мирового империализма. И я, отец  такого выкормыша, заявили они, не имею права носить священное имя коммуниста. Секретарь парткома обязал каждого выступить с осуждением отщепенца, позорящего сплоченные ряды организации. Все, все в один голос осудили меня! И даже самые близкие друзья, с которыми я не только работал, но и вместе воевал. И было единогласное решение: исключить. – Он  вдруг безудержно  засмеялся. – А когда все проголосовали, поднялся наш секретарь партбюро и сказал: «Видите, наш бывший товарищ Моисей Израилевич, все единодушно осудили вас. Теперь в нашей организации остались только самые верные коммунисты – ленинцы». И вдруг посмотрел на меня жалобно – заискивающе и выпалил, словно я ему рубль задолжал: «И за что вам, евреям, дали такие привилегии. Вам, евреям, почему-то разрешили выезжать, а что мы, русские, хуже  вас!  Это несправедливо!»
 7.  «Надеюсь, что теперь ты с чистым сердцем воспользуешься своими привилегиями», – весело, в тон ему, предложил я. Но он строгим  взглядом оборвал мой  смех и сказал  решительно: «Нет! Они этого от меня не дождутся. Я не дам им возможности злорадствовать. Это моя родина. Я защищал ее своей  кровью. И моих могил здесь больше, чем у них всех вместе взятых…»       
8.  И писала Рахиль письма родителям своим, и в  каждом из них звучала главная  ее мысль: «У меня  такое  чувство, словно я  после ада попала в рай. Я словно родилась заново, и только теперь начинаю понимать, что такое родина. И это почти в тридцать лет! Прошу вас, на коленях умоляю, приезжайте! Хоть перед смертью вы поймете, что такое  жизнь».            
     «Империалистичская пропаганда», – ворчал отец Моисей и на последные деньги слал ей посылки с едой, одеждой, игрушками для внука. В ответ Рахиль прысылала дорогие подарки и фотографии, на которых они стояли возле своего двухэтажного дома, сидели в своих машинах, прогуливались по красивым богатым улицам. Вскоре письма начали приходить из разных стран, где они отдыхали. Отец Моисей десятки раз перечитывал письма, знал их напамять, аккуратно подшивал в папку и заполнял очередной альбом фотографиями, с которых смотрели  на него счастливые дочь, зять и внук.
9.  Приемник в его спальне был теперь настроен только на «Голос Америки». Он говорил об этой  стране, словно сам жил в ней:  о климате и президенте, об экономике и курсе доллара, о волнениях негров. И всегда отыскивал что-то плохое и с торжествущей усмешкой сообщал об этом, и тут же приводил примеры из нашей  жизни, старательно выставляя все в самом выгодном свете. «А вот у нас в этом  вопросе…» – начинал горячиться  он.         
10. И хотя «враждебные голоса» усиленно заглушались нашими глушилками, но многое  уже  удавалось поймать и услышать не только о жизни за кардоном, но и в нашей собственной стране. Лучшая  слышимость была ночью. Отец купил себе самый дорогой приемник «Океан» и держал возле своего изголовья. Просыпался он рано, и первое движение руки – нажать кнопку. Информация о жизни за рубежом все больше проникала в сознание  людей - только идейный  не слышал.
11. Рахиль в каждом письме уговаривала родителей: «Родина там, где тебе хорошо. А мне и сыну так хорошо еще никогда не было. Для полного счастья только вас не хватает». И упорно отвечал отец Моисей: «Наша родина здесь, и мы должны быть с ней и в горе и в радости».       
12.  Мать и отец в один год вышли на пенсию. И теперь вся жизнь их стала ожиданием писем от дочери. Утром, набросив куцевейку на плечи, отец Моисей сбегал с третьего этажа к почтовому ящику и, когда находил письмо, запыхавшись, влетал в квартиру, победно размахивая  полосатым конвертом с яркими марками, гладил его и целовал. Чтобы не повредить листы, осторожно ножницами разрезал край конверта. Устроившись поудобнее в кресле, принимался  читать вслух. Где бы я ни находился, он вызванивал меня и кричал в трубку: «Немедленно приезжай!» И если я не мог, обижался, как ребенок. Когда я приходил, он встречал меня с письмом в руках, читал почти напамять и поглядывал  на стену, завешенную  фотографиями ее семьи.    
13. «Здравствуйте дорогие! Написала я вам письмо по приезду из Израиля, но не отправила: хотела вложить свежее фото. А тут подошел срок нашей недели отдыха во Флориде. Мы с Маратом укатили на машине, а Зиновий прилетел к нам на три дня самолетом. Погоды были чудесные, накупались в океане, отдохнули. В пятницу 21 июня вернулись домой. Путешествие прошло без приключений, хотя дорога  длинная – восемьсот миль в одну сторону. Но я не уставала: моя «Хонда» очень удобная и вести ее наслаждение. С понедельника вышла на работу, Марат ходит на тренировки, становится похож на культуриста. Встречаемся семьей за обедом и вечером идем в свой бассейн. Лето прекрасное – все пышно зеленеет. Деревья, которые мы  посадили, стали уже  большими и дают хорошую тень всему двору.   
      Получили ваше последнее письмо. В отношении грустных писем из Израиля от ваших друзей – нам это понятнее, чем вам: все видела своими глазами. Переселенцы последних лет едут не с убеждениями, а от отчаяния или страха жить в вашей стране (раньше было страшнее уехать), или наивности (там все легче и даром). Большинство имеет возможность уехать только в Израиль, а там надо иметь больше сил и веры  в страну, чтобы  выжить, начать все сначала. Вот отчего столько драм и трагизма…            
       Насчет встречи с вами в России. Прошу меня простить за то, что сейчас напишу. Никакого желания нет туда ехать. Когда я семь лет назад приехала сюда, я спросила нашего родственника Бергера: «Неужели у вас с 1906 года не было желания приехать в Россию?» Он мне ответил: «Чем больше живу здесь – тем меньше хочется…» Я тогда его осудила, но теперь хорошо понимаю. Это как бы  родиться в тюрьме, жить в ней до определенного возраста, потом чудом оказаться за воротами тюрьмы, на берегу реки среди цветов в поле и голубого чистого неба  без решеток, свободной как птица. И после этого вернуться назад в свою камеру с решетками на черных грязных окнах и втянуть голову в плечи, бояться поднять глаза на своих тюремщиков, дрожать от их окрика и пинков…   
       Для меня Россия - страна, где я испытала страх, стыд за свое  происхождение, отчаяние до бешенства, когда мне врали и плевали в душу, а моему маленькому сыну в песочнице говорили: «Иван с Маратом не играют»,  где любая  уличная  торговка учила меня моему месту в жизни: «А вы, жидовочка, не копайтесь в яблоках!» Вы мне будете говорить: да, это было, но эта твоя родина. Вот эту большую букву в этом слове уберите, пожалуйста. Это все дурман, который нам вдалбливали с детства. Россия  - моя  географическая родина, место  на карте, где я имела несчастье родиться, где меня с детства унижали, доводили до состояния даже не животного (кто в России ненавидит коров или гусей?), а какого-то третьего рода существа. Я это всегда  чувствовала. Но только когда освободилась от этих проклятых устоев (почти языческих!), я осознала, в какой пропасти я жила. И не потому я вам об этом пишу, что у вас материально становится все труднее, а люди все обозленней. Знайте: все горькое, что присходит у вас в стране, отдается в моем сердце болью, а не радостным отмщением. Как это ни чудовищно, но есть люди, которые радуются, что «успели на поезд», а после них все пусть пойдет в ад.               
       Мы не могли выбирать, где  нам родиться. Но какое это счастье, что появилась возможность приехать в страну, где чувствуешь себя человеком, личностью. И это чувство пришло к нам само, «натюралле». Когда говоришь с коренным американцем о России, часто слышишь вопрос: «А почему нельзя? – нельзя  жить без прописки, холостяку купить особняк, еврею работать в почтовом ящике,  выписывать газету без нагрузки и пр.??? Нормальному человеку этого не объяснишь!  Вот многие говорят: «Вам хорошо. Вы уехали в развитую страну, где  жить лучше всего – и немудренно, что вы полюбили Америку». А я вижу, что нигде люди так много не работают, как в Америке, честно и на полную отдачу. Простая истина – основа этой страны – Свобода личности порождает любовь к этой стране. И с какой буквы ее не пиши, с большой, маленькой или сокращенно – детям этого не надо вдалбливать – оно приходит само, натюралле, без пионерских собраний.               
       Хотя и пишу вам на русском  языке, но, к сожалению, мы говорим на разных. Наши аргументы базируются на совершенно разных опорах (я говорю не о материальных). А у меня есть больше козырей: я знаю  вашу  жизнь, но и знаю уже и другую (теперь я дейстивительно живу!)  Знаю обе стороны медали, но вы упорствуете и даже отвергаете возможность приехать и увидеть все собственными глазами. Дорогу всем вам я оплачу. Я вам не судья и не оппонент.       
       Ну, вот и высказалась. И простите, если сделала вам больно. А Зиновий просто сказал: «Мне там делать нечего». И уехал, куда  ему хочется, ни у кого не спрашивая, хоть в Париж, хоть на Багамы. Надеюсь, что это письмо дойдет до вас, если не поленятся его вскрыть  ваши службы. Читать чужие письма – этого нет нигде, только у вас. Папочка, и не надо больше тебе философстовать на эту  тему -  лучше один раз самому увидеть. Меня  интересует у вас в  стране только  ваше здоровье. Целую, Рахиль  и мужчины».   

               
 
                Глава  3

1.  Боже  мой, как постарели родители за семь лет разлуки с дочерью! Я с тревогой смотрел на углубившиеся морщины на их лицах, на  замедленную походку, и терпеливо выслушивал беспокойные разговоры о Рахиль, словно не они, а она вела ежедневную борьбу за выживание. В  потускневших глазах стыла такая тоска, что больно было смотреть. Раз в месяц, сэкономив на самом необходимом, они звонили в Америку. Чтобы узнать за несколько минут побольше о ней, заранее на листке записывали вопросы – каждый раз одни и те же: как здоровье? хватает ли на жизнь? не обижает ли их там кто?..      
2.  Рахиль написала, что у нее родился второй сын: «Мы решили его назвать Моисеем - в честь тебя, папочка». - «Я еще живой. А у евреев положено называть именами мертвых». - «А если мы никогда не увидимся?» – «Обещаю тебе, увидимся, - ответил он. – Назови его Соломоном. Надо вернуть имена всех моих погибших братьев. У моей  сестрички Ханочи уже есть три сына, с именами моих братьев. Роланд назвал своего сына Барух. Осталось имя Соломон. Умоляю тебя: назови так ради памяти моего брата!»      
3.  Выйдя на пенсию, родители жили как–то суетливо и одноообразно: с утра ходили в магазин, простаивали в очередях, а, достав дифицитные продукты, счастливые, приносили их в мою семью и обижались, что я мало уделяю им внимания.
     «Уезжайте к Рахиль!» – однажды сказал я, не в силах больше видеть тоску в их глазах. И ответил отец Моисей, не скрывая обиды: «Хорошо, мы поедем. - И, виновато отводя глаза, пояснил: - Хочу увидеть их хотя бы одним глазком перед смертью». И добавила мама: «Я бы давно к ней уехала - мое сердце  разрывается на части». Ответил я: «Пожалей отца. Ему там будет лучше с дочерью». – «Как тебе не стыдно! – возмутилась она. – Он хоть раз давал тебе повод сомневаться, что любит тебя, меньше  чем Рахиль?!»         
4. И были сборы, и косые взгляды соседей, и все меньше стало телефонных звонков. И было унизительное оформление документов в ОВИРе, лишение гражданства и заработанной пенсии, и поиск ящиков, куда складывались вещи, которые Рахиль запрещала брать с собой: «Выбросьте это - здесь все – все есть».
      Но как расстаться с вещью, каждая из которых несла в себе жизнь и судьбу человека: тяжкий труд, долгие годы сбережения по копейке, взятка, без которой трудно было приобрести ее. И, наконец, после долгих  мытарств в бараке или коммуналке, тебе выделяют отдельное жилье – этот желанный уют перед последней дорогой…И ты втискиваешся в тесные комнатенки, в которых каждая вещь переживет своего хозяина.               
5. И были проводы. Друзья и родственники возбужденно и шумно прощались, просили не забывать их в ином загадочном мире, куда рвалось уехать все больше и больше людей. В глазах стояли слезы, и никто не стеснялся их. Постаревшие боевые друзья, позванивая орденами и медалями на вылиневших пиджаках, вспоминали войну, своих погибщих друзей, которые так мечтали увидеть новую жизнь после этой страшной войны.
6.  И стояли мама Хая и отец Моисей в открытом проеме тамбура, жалко и растерянно улыбаясь, и провожающие желали им счастливого пути - каждый спешил высказать что-то свое, недосказанное: больше никогда не представится случая это сделать. Общий неразборчивый гул на перроне поглащал голос человека…          
7. Родители стояли расстерянные и ссутулившиеся, а на их бледных лицах дрожали губы: «Простите…спасибо…прощайте…»
     И, единственно дозволенный вывести с собой, сверкал на груди отца Моисея Орден участника Великой Отечественной  войны.               
8.  Тронулся поезд. И звучал то ли в моем сознании, то ли под небесами   опальный голос одного из сынов России: «Ты слышишь, уходит поезд…сегодня и ежедневно….» И обжигала мысль: «Навсегда…»
      И раздался рядом со мной старческий голос: «Ну, чего ревешь! Живыми из концлагеря уезжают…»
9.  Уезжать надо было через Москву – только через нее, столицу этого абсурдного мира, дозволялось покинуть страну. Она, как жернова, перемалывала терпение отъезжающих: просматривала и отбирала, запрещала и карала, выворачивала галстуки у мужчин и прощупывала резинки на трусах женщин. И, обложив проклятьем и отборной бранью этих «предателей и отщепенцев», выталкивала их за священнные рубежи родины. И любой проводник, забулдыга и пропойца, имел над ними неограниченную власть: с гадливой ухмылкой дозволял сесть в вагон и с презрением мог сказать убеленной сединой старухе, или старику с невыгоревшей частью пиджака от снятых наград: «Продыху от вас нет, предатели!» И тут же, как только тронулся поезд, он, нагло ухмиляясь, требовал уплатить за стакан чая  только долларами.
10. И пришло первое письмо из Италии: «Как счастливо улыбаются здесь даже нищие люди. Не беспокойтесь за нас: мы едим персики, апельсины, бананы. Море бушуют, гуляем, кормят хорошо…» За ним полетели новые письма и телефонные разговоры – и в  каждом из них я слышал их молодеющие голоса. На все мои вопросы, был один ответ: «Только вас  нам не хватает…»       
11. Отец Моисей писал нам каждую неделю. Он стал ходить в синагогу, напоминал про все праздники. Голос его оценили – пригласили кантором. С первых дней у них была своя квартира, вскоре купили машину и начали ездить по Америке и путешестовать за границей. Пришло письмо из Израиля: «Я могу гордиться тем, что я – еврей.  Мы, евреи, единственный народ в мире, который возродил свою страну и свой древний язык. Мы, как Феникс, восстали из пепла: самый древний народ стал и самым молодым». И все настойчивее звал он нас одуматься, приехать, не упрямиться  и не повторять его ошибки.            
12. В ответ я писал веселые письма. Чем труднее становилось жить в стране, и сковывала тоска от разлуки с ними – тем дурашливей и шутливей получались они. Но мысль о том, что я уже никогда их не увижу, удерживала меня от патриотических высказываний в духе отца. Я все еще верил, что в мировом соревновании двух систем победит наша, социализм.             
13. Не умирая, живет во мне чувство родины. Мне отвратительны животные инстинкты тех, кто считает меня чужаком на ней. Их плебейский патриотизм – последнее прибежище ограниченного ума - разлагает человека и порождает фашизм.
     Мои предки полегли в эту землю, данную им Богом. Я с детства впитал в себя этот воздух, стал тем, кем я есть сегодня. Она – моя память, моя мысль и плоть.
14. И пусть вам не покажутся напыщенными эти слова. Мои чувства к ней сродни земле и небу, которые всегда есть то, что они есть и в солнце, и в непогоду. И то, что я живу здесь и несу вместе с соотечественниками все тяготы и беды страны – это мой выбор, это моя «любовь к отеческим гробам».            
15. И не судить прошу меня, а выслушать. Пишу я не исповодь и не покаяние. Это мысли человека на склоне лет, который хочет понять: кто я в этом  мире? Почему именно так сложилась судьба моего народа на  этой земле? Любовь к ней равносильна лишь одному – любви к матери.   



                Глава 4

1. И вдруг почерк отца Моисея, красивый и четкий, резко изменился: слова и буквы теснились, наскакивали друг на друга. Нет, не старость была тому причиной - торопился он выказать свою любовь к родной земле, над которой парят бессмертные души его родных и близких.               
     И умер он не от тоски ли по ней…
2. Над его могилой раввин сказал: «Мы похоронили сегодня великого человека. Всего десять лет прожил он в нашей  стране, но и за этот краткий миг бытия сумел он показать нам, гордым американцам, что не материальные богатства составляют истинную ценность человека, а доброе и отзывчивое сердце. Нет, мы не потеряли его, мы погребли лишь плоть, а душа его вечно пребудет среди нас». 
3. Верю я: в минуты печали и радости является ко мне родная душа  – чувствую дыхание, слышу голос. И понял я: состояние ее зависит от того, как я живу на земле. 
    Не рвется во времени нить рода: каждый человек - бессмертная душа и частица судьбы его. Назначение человека – любовь к ближнему.   
 4. «Бог создал человека для нетления и содеял его образом вечного бытия Своего; но завистью дьявола вошла в мир смерть и испытывают ее принадлежащие к уделу его…Человек  милосердний благотворит душе своей, а жестокосердый разрушает плоть свою…Благотворительная душа будет насыщена, и кто напоит других, тот и сам  напоен  будет…Свет праведных высоко горит, светильник же нечестивых  угасает». (Еккл. 2:23,24,17,25. 13:9)       
5.  И прожил отец Моисей пять жизней, и пережил на земной стезе, что даровано смертному.   
     Приходит конец всему живому, но не может с этим смириться человек, верит он: погибает лишь изношенная  плоть, а душа  будет вечно пребывать в мире.
6.  Перебираю письма отца Моисея, которые писал он в годы разлуки…
               
               
Письма   на   родину

                1979 г.

1.  Здравствуйте, дорогие  наши! Все! Все! С болью в сердце  покинули мы вас. Настроение было все тяжелее с каждым отсчитанным километром, который  удалял нас от родных людей и любимых мест. И вот устроились в Вене в гостинице 13 мая, продолжаю писать Вам.  Вокруг так красиво  и богато, что этого не опишешь и невозможно сравнить с тем, что мы знали по рассказам других. Гор а найе велт (совсем другой мир). Мы живем, словно на курорте, который нам не снился.      
   Дорогие  наши дети и внуки, оставляем вас с глубокой  болью в душе, зная, то, что мы совершили, не даст нам возможность уже никогда свидеться. Извините. Сердце разрывается на части. Будьте здоровы, не корите нас, берегите друг друга. Большой привет и поклон  всем близким.         
2.   Из головы не выходит, что мы решились начать новую жизнь. Думы только о вас: как мы вас могли оставить – это самое тяжелое переживание. Мы уже здесь  много увидели, но не перестаем удивляться. Вчера был какой-то праздник. В центре города около парламента собрались все жители, разодетые, с собаками, по переписи – 800 тысяч, и были представления. Все пели, танцевали, играли, словно одна семья. Фонтаны, деревья, цветы. Для нас все это, словно волшебная сказка: мы  с мамой щипали друг друга, чтобы убедиться, что все это происходит наяву. Но без вас все это нам не в радость.      
3.  Не беспокойтесь за нас, мы здоровы. И у мамы без лекарства нормальное давление. Все здесь для нас хорошо организовано: мы словно на курорте, на котором нам с мамой не пришлось ни разу побывать.  Не волнуйтесь за нас, если вдруг не будет писем.    
4.   Привет из Рима. В России разве мог я когда-либо мечтать, что буду здесь. Люди приезжают сюда со всего света, не спрашивая ни у кого разрешения. Есть здоровье и деньги – пожалуйста: всем дверь открыта. Только почему-то закрыты наши двери. Какая несправедливость! Чем дальше мы  уезжаем от вас – тем горше становятся наши переживания.
6.   Вот уже два месяца, как мы оставили вас и оказались в другом мире. Вдали от вас все кажется чужим, незнакомые люди и язык, нет телефонных звонков от друзей, которые нас радовали. Дорогие мои внуки, если бы только поняли, с какой болью в душе держал я вас  в своих последних объятьях. И сколько уже пролито слез и выпито валидолу. И болит сердце и ноет душа, когда мы  видим иную жизнь и  эти игрушки для детей, которые хотелось бы подарить вам. Простите и простите своих «беглецов».
8.  Вылетели из Рима 24 августа в 10 утра, в 11 были в Швейцарии (Цюрих), пересели на другой самолет, «Боинг- 707» и полетели в Нью-Йорк. Десять часов летели над океаном – непередаваемое зрелище. С нами сидел очень приветливый  человек из Швейцарии, бизнесмен, говорил с нами по-немецки, и мы, благодаря еврейскому языку, понимали. Три раза нас кормили – поили, посмотрели два цветных фильма. Приземлились в Нью – Йорке в 6 часов вечера. Нас встретили люди из Хиаса и отвезли на машинах в гостиницу – за все это уже заплачено. И тут же по телефону связали с дочерью.
10.   Наша доченька и ее новые друзья встретили нас, как президента: экскорт из пяти машин. И вот мы уже в ее двухэтажном доме – и не верится, что все это наяву. Мы в России впятером жили в двухкомнатной «хрущевке», хотя все были с высшим образованием. Тут два туалета, две ванные, все оборудовано по последнему слову техники, кондиционеры,   машины для стирки белья и мытья посуды, кухня – как вся  наша  квартира в Минске, со встроенным холодильником, морозильник отдельный. А мебель! – такую я  видел только в зарубежных фильмах.  Община к нашему приезду привезла нам все необходимое, начиная с кроватей и кончая мылом. А какие вокруг дома! Дороги с красным асфальтом, и возле  каждого дома – две-три машины. Все, конечно, взято в рассрочку, но это все человек способен оплатить. Главное, человек спокойно работает, уже имеет все необходимое для нормальной  жизни, не бегает, не достает, не копит годами копейки, чтобы это приобрести. Только работай и радуйся жизни. Где же оно, преимущество нашего социалистического строя?! Теперь еще одно мучит меня: почему вы, два  специалиста с высшим образованием, не можете вот так же  устроить жизнь на нашей родине. Кто виноват в этом? Знаю – не вы.  И вот все это заставляет меня невольно сравнивать и думать. Но многое мне уже не понять до конца жизни. Что-то очень не так происходит на нашей  родине…   
14.   Дорогие  мои дети и внуки! Не обижайтесь на  нас за то, что мы вас оставили и не посещаем такое долгое время. Наши сердца всегда с  вами. Привет всем, кто еще помнит нас. А в нашей памяти навсегда останутся  все замечательные имена и лица родных и друзей. Никогда не забудем их, пока будет держаться  наша душа в теле.               
20. Наша старость обеспечена  сверх ожидаемого. И за три месяца нашей новой жизни нам все еще не верится в такое сердечное отношение чужих людей. Дорогие наши, ни на минуту мы не выпускаем вас из своей памяти. Дорогие внучата, возникает вопрос: почему мы вас оставили? Но как нам было поступить, когда здесь, на другом конце света, тоже  наши любимые дети и внуки, которых очень хотелось увидеть хоть перед смертью. Так мы уже навсегда будем жить с разорванным на две части сердцем. Поймите и простите  нас.         
24.   Дорогие мои! У нас сейчас 12 часов  ночи, а я сижу  и разговариваю с  вами, вы не слышите, я говорю тихо, чтобы не разбудить вас. Но вы  прочтете – и я буду знать по вашим письмам, что вы услышали меня.      
30  Мы отдыхаем в своем чудесном парке, но нет в нем красоты  без ваших любимых родных лиц, без ваших дорогих глазок, нет следов  ваших милых ножек  на этих тропинках – и нет  настоящей  радости. Нас очень волнует, что вы в этом году не смогли позволить себе отдохнуть, а мы вам не можем помочь. Мы живем уж очень по-человечески, но не чувствуем по-настоящему себя людьми, потому что нет вас, не знаем языка и не можем общаться здесь с людьми, которые улыбаются нам при встрече.

                1980 г.

50.  Прошел год нашей разлуки. Время бежит незаметно, но если бы вы знали, сколько всего мы уже передумали, переживая за вас. Сейчас, когда мы пожили здесь и убедились, что семье Рахиль здесь просто чудесно, не надо волноваться за нее, мы бы вернулись к вам, на нашу  родину. Но этого не дано: мы «предатели…»
54.   Все, что я делал в жизни, делал честно, мне не стыдно за прожитую жизнь. Но жестокая судьба карает нас. Мы не можем приехать к вам. И все же  живу с надеждой и верой, что все еще будет хорошо. Моя жизнь теперь – в ожидании вестей от вас, хороших вестей. Да, всегда с давних пор, разлука с близкими – самое тяжелое бремя для человека. Но наша разлука с вами самая жестокая. И коль так суждено (эта судьба  зависит не от нас!), то мы теперь должны сопротивляться ей и верить, что еще встретимся. Только бы был мир во всем мире. А этому делу придают много сил и внимания все настоящие люди и народы  мира. Ваши письма для нас – самое дорогое и ценное лекарство. Немедленно отвечайте, не ждите, если наше письмо задержалось в дороге. Я пишу вам всегда регулярно. У меня на столе специальный календарь отправки каждому, родным и друзьям, писем. Я живу в ожидании писем, утром первым делом бегу к почтовому ящику.            
60.   Да, мои самые дорогие, так судьба распорядилась нашей жизнью. Но жизнь не складывается сама по себе, ее надо строить самому, направлять, как мастер делает свою работу – он лишний раз проверит свою заготовку.               

                1981год 

67.  Как  тяжело на сердце – все думаю о вас, мои дорогие! Сижу  ночами и пишу, чтобы побыть с вами наедине. В окно светит луна, и я думаю: неужели это та самая луна, на которую мы смотрели вместе, когда жили рядом. Кажется, что прошла уже вечность, как мы расстались, и мы  забыли улицы, номера телефонов, весь образ жизни. Рахиль и внуки относятся к нам чудесно, но и это не может сгладить нашей тоски, дорожайшие мои.               
71. Наши дорогие дети! Вы все не выходите из нашей головы, все время беседуем с вами, вашими фотографиями завешаны наши стены. Ваши взоры устремлены на нас с улыбкой, а мне все кажется – с укором. Пишите, дорогие внучата, рисуйте на листочке бумаги ваши родные и любимые пальчики, чтобы мы могли хоть их целовать.               
79. Наша главная  радость – письма от вас. Читаем и перечитываем их по многу раз. Как коварно складывается человеческая жизнь! Как все это случилось, что мы так далеко от вас. Наши глаза смотрят на восток, а ваши в другую сторону. И как много теперь людей и здесь, и на нашей  родине, которые умирают, так и не свидившись с самыми дорогими людьми. Сердце мое разрывается между семьей Рахиль и вашей. И не будет этому  конца, пока оно не разорвется…
90. Как тяжело осознавать, что вот пишу, разговариваю с вами, а вы этого сейчас не знаете. Помните, как я  вам перед сном читал сказки, вы просили еще и еще, а я говорил, что время спать. Сколько я вам не досказал сказок! Передо мной лежит ваше  письмо, я перечитываю его, и мы  вместе с мамой плачем, что все так произошло, что и страшно  подумать. Неужели навсегда?! И все же не перестаю надеяться, что увижу вас, прижму к себе и услышу рядом ваши родненькие голоса. Нам ничего больше не надо. Смотрим здесь на жизнь молодых людей и радуемся, что они могут жить самостоятельно, без чьей-то помощи. Только работай. Мое здоровье, ты  спрашиваешь? Лучше чем на родине, потому что здесь есть все, чтобы иметь его. Все американцы очень пекутся о нем, потому что жизнь здесь такая, что не хочется с ней расставаться. Я бы очень хотел поменяться с вами, чтобы вы по-настоящему  насладились жизнью.            
98.   Боюсь, что начинаю забывать ваши родные черточки лиц. Не думал никогда, что такое возможно. Но память не сотрет их никогда  с наших сердец – только бы  хватило сил перенести нашу  разлуку.            
100.   Сегодня  в два  часа ночи разбудил веселый звонок по телефону, и в нашу квартиру ворвался родной голос: «Деда!» Как мы не ценили этого дома, все откладывали на завтра. А его уже не будет. Нет, верю, будет! Надо только просить Бога, чтобы был мир во всем мире – тогда у всех людей будет так, как и должно быть.      
107.  Американцы  удивляются, почему мы так переживаем, что вас нет рядом. Они вообще не любят никаких волнений, и сочувствовать не могут нам. Они здесь так стараются быть молодыми, что подкрашиваются. И когда забывают подкрасить другую щеку, шутят: «Вы поправились на одну сторону».  А в ответ: «Ол райт! О, кей!»      
127.  Хожу в  синагогу и первым делом молюсь за вас.    
139.  Передавайте привет всем, кто, быть может, еще помнит меня.         
154.  Желаем успехов  в жизни. У нас их уже не будет, потому что мы не можем уже производить ничего полезного для общества.
167. Как вышло: с одними мы соединились, а с другими разъединилиссь. И как хочется теперь обратного, чтобы хоть одним глазком увидеть вас. Но это невозможно, и не по нашей  вине.   
184. Спасибо вам, дорогие наши, за ваше письмо. Мы целуем и перечитываем - вы держали его в своих дорогих рученьках, которые мы видим теперь лишь во сне.               
193.  Я нашел работу: столярничаю, шью. А недавно пригласили меня кантором в синагогу -  у меня  опять появился голос, как в молодости. Но жизнь наша заставила его замолчать – пришлось даже тюрьмой расплатиться за свой голос.               
201.  Простите, что нарушил время  своего письма…. Вместо шести дней прошло восемь.            
217. Мы теперь живем в своей квартире: здесь так принято. Ни в чем не нуждаемся. Осваиваем язык и уже можем общаться с соседями нашего пятнадцатиэтажного дома. По утрам нас всех кормят бесплатным завтраком, дают раз в месяц продуктовые пайки: мед, мука, конфеты и много прочего. В доме нашем бесплатная библиотека, биллиардная, телевизионная, хотя у меня дома три телевизора. Часто приезжает автобус и возит нас на экскурсии, концерты, праздники. Купил себе  машину. И за что они так хорошо относятся к нам, ведь мы ничего полезного не сделали для этой  страны?  Все – все у нас есть, но ничто не может заменить главного: дом наш полон – а голова наша полна только думами о вас.               
                1982 год   

224. Неужели это правда, что вся моя оставшаяся жизнь будет выражаться перед вами только на бумаге, а мы будем только по вашему почерку догадываться, как вы живете? Обстоятельства заставили нас  сделать этот шаг: мы становились, как сумасшедшие, без дочери. Не понимали тогда, что такими станем и без вас.   
240. Очень трудно привыкать человеку, который всегда сам себе зарабатывать на жизнь, к этой новой жизни – на всем готовом. Когда  нахожу себе работу – становится легче на душе…               
261.  Самая дорогая радость для нас, когда  мы открываем ящик, которых рядом несколько сот, и находим письмо от вас. Какая гордость! Хелло! Сегодня у нас богатая почта: целых двадцать писем! И все с хорошими новостями. Самый мрачный  день, когда  открываешь ящик, а там только голые стены.  Закрываешь его и отходишь обиженный, и теснятся  самые мрачные мысли. Дорогие мои, не доставляйте нам этих горьких дней. Пишите регулярно, как я.
270. Годы бегут. Не взирая ни на что, даже на то, что мы живем хорошо. Но каждый год без вас тяжело ложится на плечи, и чувствуешь, как силы начинают оставлять. Все же мы надеемся, что доживем до встречи. Без этого- грех мне умереть.
279.  Мы вас очень просим: не надо нам ничего присылать. Мы имеем столько барахла за эти несколько лет, сколько не имели за всю жизнь. У меня десять костюмов, двадцать пар обуви, а остальных мелочей – не сосчитать.
283. Письма наших друзей (Почему вы сами об этом не написали?!) принесли нам столько горя, что третий день не могу взять ручку в руки – дрожат. Простите за почерк. Внучек мой дорогой! Что с тобой случилось? Как твоя светлая головушка, которую мы так хотим поцеловать, и помним ее запах. Что за авария произошла? Как? Какие  последствия? И как вы нам не собщили об этом? Вы думаете, что можно скрыть от нас? Нет! И на таком расстоянии наша душа с вами, и она  нам лучше любого барометра откроет, какая у вас погода и настроение. Нас нельзя обмануть и ничего нельзя скрыть. Срочно все подробно сообщите, если хотите облегчить наши души и остановить слезы, которые льем с того момента, как узнали про вашу беду.  Что же  такое происходит на свете, что даже в такой беде мы не можем быть рядом с вами, чтобы  облегчить ваши страдания и боль.         
309. Дорогие наши! Как нам недостает вас. Как много главного мы потеряли, переехав сюда. Здесь нет между людьми такой близости и родства. Уж с 16-18 лет дети уходят из дому и строят самостоятельно свою жизнь по своему желанию и способностям. И холодновато относятся к делам даже своих близких – все очень ценят свое здоровье и нервы, и готовы отдать все, чтобы продлить день своей хорошей жизни. Жизнь здесь такая богатая, что их можно понять. Но нам, нашим сердцам, все это чуждо. Когда им рассказывают о своих бедах, они стараются отмахнуться: «О, кей!» или откупиться. Но мы до конца  дней своих не изменим взгляды на жизнь: быть преданным родным и близким людям, вместе переносить все беды и вместе  радоваться. Что еще есть самое прекрасное в жизни, как не быть полезным людям и прийти на помощь в самую трудную минуту.   

                1983 год   

315. Еще раз с новым годом, дороженькие мои! Вы уже, наверное, устали читать мое большое письмо, простите. Но нет для меня ничего более радостного, чем писать вам, чтобы выказать свою любовь, которая единственно помогает мне пережить разлуку, поддерживает силы и вселяет надежду, что мы обязательно еще встретимся.             
321.  С огромной болью в сердце мы  узнали, что нет теперь в живых нашего родного человека, сестренки нашей мамочки, Любочки. Вот и еще одна смерть дорогого для нас человека. Она так мучилась от разлуки с сыном, которого не видела десять лет. Когда он пытался приехать к матери, чтобы увидеть ее, больную,  ваше правительство не пустило его.  Какой же он предатель родины?! Предатели – они, которые превратили жизнь людей в стране в тюрьму, нарушили все святые права человека. Не пустить сына к родной матери проститься перед смертью! Такого не знает ни одна страна в мире. Где они были, когда я  воевал с фашистами, мерз в лесу, защищал нашу Родину?! Сидели в теплых кабинетах и жрали правительственные пайки, когда весь трудовой народ в голоде  и холоде наедине со смертью спасал нашу Родину. Нет, не будет им  прощения! Не нам, а им!      
330. Я пролежал в госпитале две недели. Не беспокойтесь, это мне ничего не стоило, хотя один день в такой больнице стоит 120 доларов. Я пенсионер, а для старых людей здесь делается все возможное, чтобы они спокойно и в радости доживали свой век. Не беспокойтесь, просто у меня немножечко сдают нервы. А причина этому не здесь, а в той жизни, которую я прожил на родине и теперь, переживая за вас. За эти несколько лет, что мы  живем здесь, уже не одно траурное письмо пришло к нам с родины -  уходит мое поколение, так и не узнав, что такое счастливая  жизнь.   
334.   Мы не имеем зла на родину, которая  нас вскормила, давала работу и все для жизни – и потому мы не теряем надежду, что используем все возможное, чтобы добиться встречи с вами, на нашей родине, за которую воевали, проливали пот и кровь в труде и боях, и имеем столько родных  и братских могил своих боевых товарищей. Встретиться – наша  главная мечта, и мы приложим все силы, чтобы добиться этого.               
               
1984 год

340.   Дорогие мои внученьки! У вас зима, снег, а у нас  тепло. Я сегодня  весь день сижу за письмом к вам, но не могу написать ни строчки. Перед глазами вы. Я гуляю с вами по нашему парку, катаю вас на санках. Вы шалите, забрасываете дедушку снежками, а я все кидаю мимо, что бы, не дай Бог, не сделать хоть чуточку вам больно. И все слышу и слышу ваши светлые и любимые голоса.
351. Дорогие внучата! Вижу, как  меняется ваш почерк, вы становитесь взрослее. Я так хочу  услышать, какими стали ваши голоса!   
371.  А сегодня я приезжал к вам на автобусе, мы гуляли с вами, играли в шахматы, рисовали. Вы нарисовали меня такого смешного, что я был счастлив  весь день.            
377. Узнаем ли мы друг друга при встрече? Если бы мне разрешили, я бы  с закрытыми глазами прошел через все моря и океаны и одним только пальцем различил ваши дорогие личики.         
381. На листочках уже не вмещаются ваши пальчики. Склейте два листочка, я хочу целовать каждый ваш пальчик.      
400. Родные, любимые с праздником! И пусть надежда осеняет и не покидат нас. У нас праздничный стол, но какой это праздник без вас, ваших улыбающихся личиков рядом.            
409.  Я пишу вам не потому, что скопилось много новостей, а потому что хочу говорить и говорить с вами. Пью много таблеток, не потому что они здесь бесплатные, а для того, чтобы иметь силы дождаться нашей  встречи.            
411. Годы бегут, меняются календари. И тяжесть разлуки все ощутимей  ложится на наши старческие плечи. Бороться с этим злом все меньше остается  сил.            
417.  Впервые  выпал снег – и это еще больше напоминает о вас. Здесь от снега страдают цветы и деревьяя. А у нас, на родине, всех радует снег, и человека, и деревья, и цветы. Я сегодня весь день играл с вами в снежки.             
433.  Я  не сдаюсь: делаю зарядку, езжу на велосипеде, пою  в синагоге – и голос мой еще может потягаться с молодыми.      
449. Сегодня ночью мне приснилось, что я бежал босиком по снегу.  Ваше письмо выпало из почтового ящика и полетело на ветру. Я долго бежал за ним и не поймал. Уже  целый  месяц от вас нет вестей.      
451. Сегодня огромная радость – слышал ваши голоса. Но ни о чем толком не мог узнать. Вдруг глухота напала на меня, видимо, сдают нервы. Неужели не встретимся? Когда-нибудь, внучата дорогие, не поверите даже, что и у вас были бабуля и дедуля, которые сбежали, когда вы были еще крошками. Простите нас и верьте, что мы  еще обязательно  встретимся.      
452. Увы, старость неминуема. И надо быть каждый день благодарным Богу, что он продлил еще немножко жизни. Нам осталось только одно в этой жизни – увидеть вас хоть одним глазком. Мы смотрим на детей Рахиль и видим вас, вспоминаем каждый день, прожитый с вами. Такая  судьба постигла не только нас одних – сколько семей рассталось навсегда. И таких становится  все больше. И как страшно: разделила не смерть и не война, а какая – то непонятная сила, которая, это я понял теперь, исходит из той страны, в которой вы живете. Здесь человек сам волен избирать себе местожительство, и каждый может уехать туда, куда тянет его сердце.               
453. Каждое письмо – это разговор наедине: я сам отвечаю на свои вопросы. А хочется слышать ваши ответы. Очень много есть о чем спросить. А на старости лет отучаешься даже писать и делаешь все больше  ошибок.               
457.  Как град с неба обрушилась на нас горькая весть об ушедшей от нас Раечке, твоей матушки, дорогая наша невесточка. Когда мы  уехали,  вся надежда была на нее, что она поможет поставить на ноги наших дорогих внуков. Она делала честно свое дело, мы перед ней в неоплатном долгу. Но мы здесь должны были помогать своим внукам, и с ней поровну разделили нашу ответственность. С ее слабым здоровьем трудно было помогать - и вот сердце этой прекрасной женщины не выдержало. Скорбим вместе вами. Я  верю, что мы с ней встретимся на том свете, и я попрошу у нее прощение. Она, мать и бабушка, поймет нас.
458. В наши годы уже безразлично, где жить. Самое большое удовольствие на старости лет – дожить последние дни среди дорогих людей. Ваши письма – наше  лекарство. Но и за период долгой разлуки мы все еще не теряем надежду на встречу  при жизни.               
461.  Столько  лет не виделись, но к этому не привыкну никогда. Где бы  мы не находились и чтобы ни делали, все кажется: сейчас откроется дверь и войдете вы, бабушка приготовит ваши любимые пирожки и напитки, а я буду вас  кормить.   
               
 1985 год   

463.   Давненько я не писал вам, уже  две недели.      
467.  Как мало остается  стариков. Уже о скольких смертях узнали мы от наших родных и близких на родине. И нельзя придти на их могилы и попросить прощения за то, что мы не могли быть рядом при их последних днях жизни. Неужели не судьба и нам увидиться. Так устроена жизнь, ничего нет вечного. Поэтому надо при жизни быть рядом, жить дружно, уважать друг друга, не забывать родных и близких, помогать словом и делом.       
471.  И что за  вину  повесили на нас? За то, что я  хотел на старости лет  побыть со своей родной дочерью и внуками? Я уехал, когда вышел на свою законную пенсию, честно выполнив долг гражданина перед родиной. А меня лишили и не только честно заработанной пенсии и  гражданства, но и не разрешают приехать, чтобы увидеть перед смерью своих детей и внуков. Родина все равно в моем сердце, никто ее не  сможет у меня отнять. Я унесу ее с собой  в  могилу.   
482.   Как мы не ценим встреч, когда находимся рядом. Года проносятся, как молния, не догнать всего, что я понял и как бы хотел теперь сделать, чтобы не было ни у кого обид на меня.            
491.  Все меньше пишу писем: уходят друзья, которых уже нигде не встречу, даже если бы вся земля стала одним государством. Но мы  встретимся все на том свете. А может и там все разделено на системы и государства? Нет – там только ад и рай. И мне все равно куда попасть, лишь бы вместе со своими родными и друзьями.      
492. Все чаще вижу во сне аэропорт. Я стою, задрав голову, а в небе летит самолет. Сейчас он приземлится – и я увижу вас. Но выхожу на улицу, слышу чужую речь, которая никогда не станет мне родной, хотя здесь все люди такие хорошие и так  близко приняли меня. И тогда я иду в парк, слушаю шум деревьев – он везде одинаков – и через этот шум  слышу ваши родные, понятные и близкие мне голоса.          
499.  Родные наши деточки и внучата, знайте и верьте, что мы только и думаем о вас и принимаем все меры, чтобы  увидеть вас. Пришлите ваши фото – целый год прошел: мы не знаем, как вы выросли. Не забывайте: мы старики, и жизнь наша не так длинна,  как кажется в молодости.               

                1986 год

503. И вот еще один год пролетел без вас. Мы, слава Богу, живы и здоровы. В этой  стране болеть грех: не только потому, что жизнь очень хорошая, но и дорого платить за лекарства. Но нас это не касается: мы на полном государственном обеспечении. И за что только Америка к нам  так хорошо относится? Ведь мы и пальцем не ударили для  создания  ее благ. Я пришел к одной правильной мысли, что такое настоящее  цивилизованное государство: это не только забота о детях – это нормальный  животный инстинкт каждого живого существа на земле, но и забота о стариках – это говорит о нравственном уровне всего общества.      
507.  Как хочется успеть увидеть нам своих близких и друзей! У нас для этого есть все возможности: купить билет и полететь, чтобы  встретиться со своими родными и друзьями, с которыми прожили большую жизнь, честно работали, защищали родину, не жалея  своих сил. Я служил в армии, работал на стройках коммунизма, четыре года в тяжелых условиях воевал в тылу врага, мерз и голодал в Гричановских и Пинских болотах, ходил босиком и в рваной одежде, но дрался  с оружием в руках с врагами - фашистами и извергами – полицаями, громил их гарнизоны под Старобином и Погостом, воевал с бандой людоеда Логвинова – изменника родины. Меня правительство отметило наградами, дало льготы, как ветерану войны. Неужели сейчас оно не может, учитывая  мой возраст и все то, что я сделал и пережил, и что мне так мало осталось жить, сделать гуманный шаг ко мне навстречу и разрешить мне приехать и посмотреть на моих дорогих детей и внуков. Чем мы им помешаем, если хоть один месяц побываем на своей родине, низко поклонимся своей земле, на которой мы родились, выросли, трудились, встретимся с боевыми друзьями, навестим родные могилы, пройдем по партизанским тропам, вспомним всех погибших и отдадим им честь. Мы  клянемся, что ни у кого ничего не займем, никакого зла никому не причиним. Мы желаем только счастья и добра всем людям. И мы будем очень благодарны правительству, которое учтет наши обстоятельства и примет во внимание нашу просьбу и позволит посетить нашу родину. Мы будем до конца  дней   благодарны  ему за это. Аминь!
530.  Наши приемники все время настроены на московскую волну. Мы  очень радуемся перестройке, которая начинается на нашей родине. Надееемся, что, благодаря ей, судьба позволит нам встретиться. Хотя в жизни нельзя надеяться на чудеса.               
541.  Все эти годы думаю, ну в чем же моя вина перед родиной? Почему  мне нельзя  взглянуть хоть одним  глазком на своих близких?          
543. Во мне осталась только память о самом дорогом и близком из жизни на родине.    
551.  Вечного ничего нет. В Библии есть изречение: «Господь, чтобы  ты не убрал меня с этого света раньше срока, пока не исполнится мне 70 лет». Я лично уже перешагнул этот возраст, и не верится, что жизнь прожита. Разве может она кончиться, если  я не увидел вас.            
560. Стараюсь каждый день заполнить полезной работой. Стал волонтером в госпитале  для  престарелых – надо помогать людям, пока у тебя есть силы.

                1987 год

571.  Силы покидают, мы стареем. В нашей жизни осталось только одно: нахес от наших детей. Жизнь научила нас терпению, но все проходит. И последнее, что осталось нам – встретиться с вами.            
573.  Не верю, что мы уже никогда не встретимся с нашими детьми, внуками, родными и друзьями, которых не видели, кажется уже целый век. Не верю, что мы не сможем посетить дорогие нам могилы погибших родных и близких людей, что мы никогда не сможем вместе на родине отпраздновать день Победы, положить цветы на могилы погибших и низко поколониться им. Вот так мы отдалились от близких, и живем только надеждой на встречу.             
581.  Никогда не думал, что надо будет просить у когого–то разрешения посетить родные могилы. Очень обидно за такую страну, которой нет дела до страданий  человеческого сердца.               
587. Чувствую какое–то общее безразличие к тому, что происходит вокруг меня, но стараюсь держаться и верить, что чувство к жизни еще не утеряно. «Умирать нам рановато, есть у нас еще дома  дела». Это и держит меня за жизнь. Увидеть вас и поклониться родным могилам.
591. Вот пролетел еще один год. И желаю себе только одного в жизни: встретиться с вами. Дорогие мои, родные! Человеческая жизнь очень коротка, всем она дается очень нелегко, каждый имеет свой цорес (несчастье) – поэтому надо жить с людьми в мире и согласии, без  всяких обид. Даже если тебя очень обидели, надо уметь прощать, ибо может так случиться, что ты уже никогда не сможешь попросить прощения. Все это оставляет боль и травму в душе. Мы не отдаем себе отчета сразу, а когда одумаемся – бывает очень поздно: рана становится неизлечимой, а жизнь прошла.               
601. Каждое ваше письмо продлевает нам жизнь и придает веру во встречу. За один день встречи я готов отдать все, что мне осталось прожить.            

                1988 год      

627. Хочется пожить еще ради двух вещей: встретиться с вами и увидеть, что на земле наступил, наконец – то,  мир.         
634. Знаете, какое у меня самое любимое чтение? Перечитывать ваши письма – они помогают верить, что мы еще встретимся.            
640. Все чаще мне снится  мой отец. Я помогаю ему в кузне. Он работал всю жизнь, от темна до темна. И вот мы с ним делаем оси для телеги из узкоколейных рельс. Сколько же надо было иметь сил преодолеть такую тяжесть, нагревать сталь добела и плескать ее в два десятифунтовых молота, затем обрабатывать ее гладилкой для втулок и нарезать гайкой. Мы, сыновья, помогали ему. Все любили и умели работать, все жили своим честным трудом. И вот все они погибли, я даже не знаю, где их могилы и тот день, в который они погибли, чтобы отмечать память о них.               
643. Только ваши письма еще держат нас на этой земле. Человек на старости лет переживает больше, чем в молодости – учтите  это.         
650.  Очень  возмущены тем, что не все письма наши до вас доходят! Кто имеет право вмешиваться в личную жизнь человека! И что это за правительство, которое не может обеспечить неприкосновенность  человека!            
657.  Я изучаю каждое новое для себя дело с охотой, хотя оно уже и не понадобиться  мне в жизни. Науку за плечами не носить.               
667. Каждый день хожу в синагогу, молюсь за вас и прошу Всевышнего, чтобы он дал всем здоровья, не оставил вас без надзора своего, помог перестройке на нашей  Родине и дал возможность встретиться.
671. Дорогой сыночек! Мы счастливы, что хоть тебе дали разрешение встретиться с нами, и теперь считаем каждый час до этого радостного дня. Все узнай для меня о родине, чтобы рассказать. Как мне самому хочется побывать на родине! Встретиться с родными и друзьями, которых я жажду увидеть еще при жизни, посидеть и вспомнить былое, пусть и тяжелое, но счастливое время, побывать на могилах родных и друзей, поклониться им и попросить прощения за все, что, невольно, быть может, сделал не так, попросить прощения за этот вынужденный  отъезд. А судьба занесла так далеко и надолго – неужели навсегда мы расстались? Но, слава Богу, что хоть ты сможешь приехать к нам, дорогой сыночек. Эта встреча будет для меня самым счастливым  моментом моей жизни здесь. И если такая встреча все же произойдет – я  имею полное право умереть…   

    Р.С. В тумбочке у кровати отца Моисея я нашел дневник его воспоминаний. Последняя запись: «Боже, дай мне сил  встретиться с   сыном».         

               
КНИГА   СОЛОМОНА

                Глава  1

1. Третьим сыном Израиля был Соломон. Когда он родился, покачал горестно головой Израиль: «В лихую годину ты, сынок, пришел в этот мир…» Был ребенок тощ и мал, большая головка чуть держалась на синюшнем тельце.            
2.  Второй год полыхала мировая война. Кто с кем воевал  – не ведали люди. Забирали живого здорового мужика, а взамен приходила бумажка с гербовой печатью: «Ваш сын…отец (подчеркнуть) пал смертью…» И лились сиротские слезы, и радость была в доме, когда покалеченный возвращался: бывало, обрубок на телеге привозили.
     И все меньше рождалось детей.         
3. В глухие места оседлости не докатилась война, только приходили слухи тревожные, да пришлые люди рассказывали о ней такое, что жить и здесь становилось страшно. И готовились люди к большой беде: рыли погреба, хоронили в них добро – голода ждали. Скудели базары, бродили по дорогам нищие и разбойники - и запирались люди с наступлением темноты  в домах, и не отзывались на крик о помощи в ночи.
4. А Израилю работы прибавилось. Не знали люди раньше, что такое дверь запирать, а теперь торопились к нему заказчики: замки и запоры просили выковать. И не жалел хозяин плату, ибо от надежного запора только бездомный откажется.
5.  И повезло глушчанам: за три года война не докатилась до местечка, хотя, считай, у самого порога прошла. А тут - революция случилась. Рассказывали люди, что власть взяли какие–то «большевики», чтобы защитить всех трудящихся, обещали они землю мужикам отдать - бери, сколько хочешь.       
6.  И выжил Соломон. К тому времени, как пришла ему пора в школу идти, прислала новая  власть в старые школы новых учителей.
7.   И пошел Соломон в школу. Был он в своем классе самым маленьким, худым и бледным. Но все науки школьные так легко ему давались, словно они родились вместе с ним. И прозвали его товарищи «Головастик». Радовались его успехам в семье, и от всех работ по дому освобождали: ни косить, ни дрова колоть, ни огород сажать. И не в тягость это для  семьи было, а в радость: свой ученый человек среди них  живет.
8. Раз пришел Соломон из школы, а лицо его, всегда бледное, было и вовсе белым. Взглянул на него Израиль и сказал: «Вот и твой  черед пришел задать мне вопрос: почему нас не любят?.. Не спрашивай – не знаю на него ответа. Одно скажу: терпи и делай свою работу так, чтобы она была нужна людям – и простят они тебе твое иудейство». - «Разве быть евреем грех?» - сказал Соломон. «Это они от жизни своей несуразной ищут козлов отпущения». – «Почему нас?» – «Мы  прищельцы на их земле». Сказал Соломон: «Бог сотворил одну землю для всех людей, чтобы жили, плодились и владели. Разве  мы, евреи, не так живем. Кто больше и лучше тебя в нашей округе работает». Пожал своими широкими плечами Израиль и ответил: «Бога мы гневим нашими грехами, а людей достоинствами». - «Только дураки да совестью нечистые винят других в своих бедах!» - перебил его горячо Соломон. Усмехнулся Израиль: «Что возьмешь от глупца – как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою» (Притчи 26:11) Много их еще на земле и все на нашу голову. Не обижайся на них, сынок, а жалей их». - «На дураков грех обижаться, -  улыбнулся  Соломон. - От темноты и невежества глух человек к голосам апостолов своих. А сказано Павлом: «Побеждай зло добром». А один из мудрейших людей народа русского, Даль Владимир Иванович, так сказал: «Божьей волею свет стоит, наукой люди живут. От Бога отказаться – к сатане пристать. Ученье  - свет, а неученье - тьма…»
      Слушал его отец  Израиль, согласно головой кивал, радовался речам сына своего, но ответил грустно: «К сожалению, наука учит только умного…»
9.  Когда собиралась по вечерам за столом большая семья Израиля, все чаще звучал голос Соломона. Рассказывал он так обо всем, словно сам  жил от начала жизни на земле: про шумеров и иудеев, про Христа и Пилата, про восстание Спартака и французскую революцию, и про то, что в разных столицах мира сегодня происходит, и как «лампочка Ильича» свет дает, а вот когда будет 100 тысяч  тракторов –  тогда и рай земной наступит.
10. Внимал его речам Израиль, пощипывая седую бороду, и светились   глаза его гордостью. И думал он втайне: «А я, грешний, считал, что не жилец он. А он вон какую силу набрал. Спасибо, Господи! Наградил ты меня радостью за труд мой честный!»    
11. И вздыхала скорбно мать Рахиль и думала: «Не по годам, не по силам ему такие знания – надорвет здоровье свое: тяжко нести их телу слабому. Ой, как трудно будет ему в жизни. Спаси и сохрани его, Господи!»  Хоть и равны материнскому сердцу все дети ее, но старалась она подсунуть Соломону кусочек еды повкуснее, да ненароком чаще других прижимала его голову к груди своей.               
12. Может, и подмечали все это братья, но отгоняли от себя ревность невольную - любили они брата. А Соломон, замечая их взгляды восторженные, улыбался счастливо. И было ему радостно жить среди  братьев своих.               
13. И пусть стало тесно в доме для восьми душ, но выгородили Соломону отдельный угол и стол поставили. Давид полки книжные  смастерил, а мать гардинами отгородила. И тихо разговаривали в доме, когда  уединялся он за занятиями своими. А садились ужинать, входила к нему мать Рахиль на цыпочках, нежно клала руку на плечо, целовала в макушку, над книгой склоненную, и просила: «Поесть бы и тебе надо, зунеле…» Поднимал он голову, смотрел глазами отрешенными и отвечал: «Я сейчас, мамочка…» - и часто приходил на кухню, когда все уже разошлись. Но не попрекал его отец Израиль, хоть и строго требовал общий  порядок  в доме соблюдать.               
14.  Раз пришел Соломон из школы и спросил отца: «Если сын предал отца своего ради строительства  коммунизма, кто он есть?» – «Не сын он отцу своему!» – ответил Израиль. «Тогда не нужен мне такой коммунизм!» – сказал Соломон. «Откуда вопрос твой?» - спросил Израиль. Рассказал ему Соломон о Павлике Морозове, и ответил  отец: «Худо то дело, где нет согласия между отцом и сыном». - «Разве колхозы – это плохо?» - «Отчего в них добру быть:  труженник и ленивый в одной упряжке. Когда силком их вместе свести - ленивый всегда ворует». – «Значит, всегда будут богатые и бедные? А где же справедливость?» - «Справедливость?! – воскликнул отец Израиль. - О, этот извечный еврейский вопрос. Справедливость - когда каждый живет по своим возможностям. Богатый – сам с бедным поделится. А как оба  они станут нищими – чем поделишься? Злобой одной, которая от нищеты человеческое сердце наполняет». И спросил расстерянно Соломон: «Так кому же тогда верить? Марксизм – Ленинизм самое передовое учение. А ты, мой отец, которого я больше всех на свете уважаю и люблю, другому  учишь». - «Верь сердцу своему», - ответил отец Израиль.      
15.  С того разговора что-то странное произошло с Соломоном. Стал он замкнутым и книжки перестал читать. Приходил в кузню, где всегда было полно мужиков, внимательно слушал их и дивился: говорили они  вовсе не о том, чему его в школе учили да в газетах написано. Как-то по-иному в их мыслях каждый факт жизни оборачивается, но принимала их душа.
16. Однажды, уже заполночь, а Соломана все нет дома. Уж и окна во всех домах погашены. Ждал его Израиль, да заснул за столом, свалившись головой тяжелой на руки натруженные. И выбегала мать Рахиль за калитку и всматривалась в ночь черную, и звала сына Соломона. Не отзывалась ей тьма, а шумел лишь ветер холодный да звезды  мерцали – но не верила она свету их мирному.               
17. Долго стояла Рахиль у дома, кутая озябшие плечи в пуховой платок. Вглядывалась в темноту и старалась унять тревожный стук сердце своего.  Наконец, услышала в ночи шаги сына. Бросилась к нему, обняла и заголосила: «Вернулся… жывехонек!» Взяла за руку, как маленького, и в дом завела. Когда вошли на свет, увидела глаза его радостью светящиеся – и отлегло от сердца  у нее.               
18. «Где ты шляешься?!» – крикнул отец Израиль, к сыну подступая. И спокойно ответил Соломон: «Отец, не узнаю тебя». Стушевался Израиль,  уронил голову и осел на лавку. Собрал волю свою и сказал твердо: «Где ты был, Соломон? »      
19.  Ответил Соломон: «Был я у Лейбе…» – «Лейбе - мишугеного?» – не сдержался Израиль. «Если бы все были такие мишугены как он, - ответил  Соломон, – давно уж наступили бы на земле мир и счастье всеобщее». И рассказал родителям Соломон: раз в неделю собирается у Лейбе молодежь со всего местечка. Всех он внимательно выслушивает - и  легко, как на исповеди, раскрывается душа перед ним: не поучает он, а беседует с каждым, как с равным. И все понимают друг друга.
20. Слушали отец с матерью сына и дивились речам его: был голос спокоен и мудр, как у ребе Рабиновича, главного учителя евреев местечка, ибо было тому дано право учить и говорить от имени Бога самого. А кто дал сыну это право?               
21. Выслушал его Израиль и сказал: «Боюсь я за тебя, сын мой». - «Отчего страх твой, отец?» – спросил Соломон. «Не те времена сейчас, чтоб душу открывать и иметь честный ответ на жизнь вокруг нас». – «А разве можно жить по-другому?» – удивился Соломон. «Мы все так живем», – ответил отец и голову опустил. «Не жизнь это!» – «Иной нам не дано». – «Почему?» – «В нашем отечестве жизнь от властей зависит». – «Разве они дают жизнь человеку?» – «Жизнь нам Бог дает, да они власть над ней  захватили». – «Не бывать этому! - горячо перебил его Соломон. – Жизнь мне вы с матерью дали. И вы для меня превыше властей и Бога». – «Не гневи Бога!» – крикнул Израиль.  «Если есть Бог – он поймет меня. Ибо нет ни эллина, ни иудея, ни вождя, ни последнего нищего – все равны для него», - заявил Соломон, и призвал в свидетели учителей своих. Не знакомы были имена эти отцу Израилю, и сказал он:  «Не слышал я в наших краях ни о сапожнике Паскале, ни о портном Монтене. Даже сам ребе Рабинович ни произносил имен их. И в Торе о них не сказано». - «Весь мир теперь знает их – они учителя всего  человечества». - «А в чем заслуга их?» – спросил Израиль. «Для них человек - мера всех вещей. Они изучают жизнь народов и государств, познают ход истории и открывают законы ее. И спросил Израиль: «Так отчего же до сих пор не наступает жизнь по их науке?» – «Потому что жизнью правят у нас не люди науки, а диктатура пролетариата». Вскочил Израиль и закричал: «Я запрещаю тебе с этим мишугенем знаться!»               
22. Так посмотрел на него Соломон, что стыдно стало Израилю за гнев, пусть и праведный, отцовский, и умоляющим голосом сказал он: «Боюсь я за тебя, сын мой. Не к добру в тебе мысли такие в наше  смутное время…»   
        И твердо сказал Соломон: «Другой жизнью жить не буду». - «Ой, что ты такое говоришь, зунеле, - запричитала  мать Рахиль. - Как хочешь поступай – только  живы…»               
       Обнял Соломон отца с матерью и сказал: «Не могу я жить, как вы живете, в темноте и покорности. Человеком быть хочу». – «Выходит, мы с матерью не люди? – рассердился Израиль – Вот спасибо. Отблагодарил сынок». И ответил Соломон: «Дороже вас у меня никого нет. Но жизни такой не признаю. Если любите меня, как я вас люблю – не мешайте мне своим путем  идти». Обнял его Израиль и произнес болью сердца своего: «Вникай в Тору – там все уже давно про жизнь самим Богом сказано. Он землю создал и человека на ней…»               
23.  И опять по вечерам  сидел Соломон за книгами в своем закутке, что-то писал, и долго заполночь горел свет у него. «И что ты там все пишешь?» – спрашивал  отец Израиль. «Купи мне еще бумаги», – только и отвечал он.               
24. Закончил Соломон школу, и наградили его, как лучшего ученика, новыми ботинками. Подарил он их своему товарищу и так  сказал родителям: «Ему вообще ходить не в чем».          
 25.  Сложил в сумку книги и бумаги свои, сунул поверх булку хлеба и сказал родителям своим: «Еду учиться в Москву, в университет». – «Это ж так далеко, - вздохнула  мать. - А Минск-то рядом». - «Я уже списался с одним профессором. Он ждет меня». – «Как же ты жить будешь, сынок? Ты же руками ничего делать не умеешь». И с  улыбкой ответил Соломон: «Головой жить буду. Там, в Москве, оценили  мою голову».               

               

Глава 2.
            
1.  И уехал Соломон учиться в Москву. Небывалый случай для людей местечка: знали они, что есть она столица страны, но даже ребе Рабинович не бывал в ней.
      Писал Соломон в письмах про жизнь столичную: живут здесь люди в больших домах, работают на больших  заводах, ходят в театры и музеи, разъезжают на автомобилях и трамваях, в ресторанах обедают, и тротуары такие ровные и гладкие, что не у каждого хозяина такие полы в доме имеются. Про свое житье–бытье – ни слова. А когда просила мать написать, что ест и во что одевается, которотко отвечал: «Мне хорошо здесь».            
2. Вернулся на каникулы Соломон такой худой и бледный, что запричитала мать Рахиль: «Ой, зунеле, что они там с тобой сделали! Совсем прозрачный стал. Возвращайся домой. Ну, чем тебе с нами плохо?» Обнял ее Соломон, погладил по волосам седым и сказал:  «Хорошо мне с вами, но не смогу я уже здесь жить». – «Да что это за жизнь такая, если лица на тебе нет?» – «Интересная жизнь, - ответил Соломон. – Революция открыла ее и для нас, евреев. Жили мы здесь, в местах оседлости, как свиньи в хлеву. А теперь все народы равны, и в жизни и в науке». - «А какой наукой ты занимаешься?» – спросил отец Израиль. «Самой точной – математикой. Она есть главная наука среди всех наук. Все наперед рассчитать может: когда сажать и какой урожай  собирать, как сталь варить, и как от земли к другим планетам лететь». – «Грех от земли улетать, - сказал Израиль – Бог этого не простит».  - «Нет  Бога», -  заявил Соломон. «Не гневи Бога, - возмутился Израиль. – Все беды оттого, что люди Бога забыли. Он всех нас создал по образу  и подобию своему». - «Отчего же так много злых и дурных людей?» – «В этом сами люди виноваты. Бог все создал для хорошей и разумной жизни. Но возгордились люди, ослушались его – вот и вошло несчастье в их жизнь. Наказывает Бог за гордыню дъявольскую». – «Если он добрый отец, почему же так жестоко наказывает? – не уступал ему Соломон. – Ты никогда меня не наказывал, как бы ни ослушался я тебя».               
3. По вечерам любил беседовать Израиль с Соломоном, слушал и   принимал рассуждения его. Но терзалась душа, что сын, такой  ученый, а в Бога не верит, и старался направить его на путь истинный: «Без хозяина и дом не держится. Ты оглянись, как все Богом на земле  устроено: в свою пору и зима и лето настают, и урожай всходит, и живности всякой родится столько, чтобы всем хватало, и человеку и животному». Отвечал Соломон: «Почему же столько веков живут люди на земле и молятся Богу, а нет счастья им. Вот советская власть и хочет установить разумный порядок, чтобы все жили хорошо, в достатке и согласии». – «Потому они церкви и синагоги закрыли!» - выкричал свою боль Израиль. - «Ты что, отец, против советской власти?» – разгорячился и Соломон. «Зачем тебе этот вопрос?» – нахмурился Израиль. «Понять тебя хочу». – «А ты знаешь, что советская власть делает с теми, кто честно отвечает на такой вопрос?» – «Разве я предатель тебе», – обиделся Соломон. «Вот и выбирай между мной и властью! – заявил Израиль и сказал: - Теперь такая жизнь пошла. Не родная кровь, а власть диктует, кто друг и кто враг. А вот Бог не делит людей на чужих и своих. Для него все равны, и каждого он выслушает в молитвах их. Так что думай: с кем жить и кому молиться».               
4.   И вступил с ним спор Соломон и начал доказывать, что вера в Бога – есть пережиток капитализма, а Тора отжившее учение. Но ответил Израиль сыну своему: «Не святотатствуй! В Торе жизнь наша и продолжительность дней наших. И изучать ее надо, чтобы постичь волю Творца мира и довести мир до идеала, возвысив его над суетой. Законы торы определяют повседневную жизнь еврея. Небеса для Бога, а земля дана сынам человеческим, и должны они превратить землю в небо, не отделив от быта, но возвысив и осветив его. Человек, живущий не по законам Торы, разрушает не только жизнь свою, но и мир земной». - «Да разве может человек постичь и запомнить все 613 заповедей ее?» – спросил Соломон. И ответил ему Израиль: «Один язычник пришел к рабби Гиллелю, одному из величайших еврейских мудрецов, и сказал ему: «Научи меня всей Торе, пока я стою на одной ноге, и я приму иудаизм». И ответил рабби Гиллель ему: «Не делай другому того, чего не хочешь себе. Все остальное  комментарий к этому. Иди и учись».               
5. Подивился Соломон уму отца своего Израиля, который рассуждал вровень с учеными людьми из столицы, и спросил: «Откуда знания у тебя такие, отец мой?» Ответил Израиль: «Честно работай и изучай Тору. Все остальное – приложение к ней».      
6.  И уехал Соломон в столицу весь в сомнениях: не постиг он веры отца  своего, а жизни окружающей все больше не принимала душа его. И находил он утешение в науке своей, математике.               
     Но не может человек жить в обществе сам по себе – так действует в космосе закон возмущенных звезд: все в мире влияет на любую малую частицу его.            
7.  Меньше стало приходить вестей от Соломона. И отягощала сердца родных тоска. А по беглым  строчкам редких писем его все труднее было догодаться, что с ним. И думал отец Израиль: «Хоть и среди ученых живет, а главного не понял: нет без семьи настоящей жизни человеку. Вот куда заводит безбожника атеизм – от земли оторвался, а к небу не поднялся».       
   
                Глава  3

1. И одна просьба была в каждом письме: «Приезжай. Дай хоть взглянуть на тебя». Не знали,  на что живет он, и слали ему деньги и посылки.
2.  А Соломон писал, что живется ему хорошо, нашел он свою дорогу в жизни, и дорога эта никогда не кончается, хоть сто лет проживи. По вечерам сидел отец Израиль над колыской моей и рассуждал: «И что эта  за дорога такая? Не может быть такой у человека. Определил ему Бог  путь во времени: родиться, трудиться пока силы есть, свой дом построить, детей родить и дать им силы и разум на свой путь выйти. И если угоден ты Богу, продлит он дни твои, чтобы  успел еще  внуков  увидеть и понять, верно ли жил ты. Идут дни за днями, в годы  собираются, ложатся  тяжким бременем на плечи человека. И пока есть силы нести эту тяжесть – радуется человек каждому новому дню. А не стало  сил – и прибрал Бог человека с земли…»            
3. И запали в мою душу эти слова деда моего Израиля, и теперь, спустя  полвека, призываю я душу его: «Отчего же прибрал Бог раньше срока тебя и всю родню нашу?» И слышу в ответ: «Никто из нас не прошел судьбу, отпущенную Богом. Война не от Бога, а от людей. Из порочного сердца человека исходят злые помыслы». – «Но не были подвержены этим порокам сердца родных наших». - «От греха одного человека наказание на всех  родных его. Малый грех одного, словно ложка дегтя в бочке меда». – «Выходит, не бывать на земле жизни счастливой». – «Все в руках Божьих». - «Отчего ж всеомогущий Бог допускает такую несправедливость?» – «Испытывает Он человека».  - «Сколько же может длиться такое – всему есть предел в жизни». - «Это Богу ведомо».– «Но ты  не позволял себе такого наказания детям своим». – «И у меня грехи есть». – «Ты же честно сознаешься в них – почему не прощает он тебя?»  И долго молчит дед Израиль.
     И слышу я голос неведомый: «Господь долготерпелив и многомилостив, прощающий беззакония и преступления, и не оставляющий без наказания, но наказывающий беззаконие отцов  в детях до третьего и четвертого рода». (Числа 14:18) 
      «Прости!» – кричу я в ночь так, что звезды на небе дрожат. И слышу голос: «Через  него все было, есть и должно быть…»      
       И сколько ни зову – нет мне ответа. Но я зову и буду звать, пока есть силы. Докричусь ли я до живого и вечного Бога? И думаю я: «А, может,  мой Бог – дед Израиль? В нем  начало жизни моей».
4.  И слышу я голос Соломона: «Ты прав! Израиль – праотец нашей жизни с тобой!»  И созвучно откликается моя душа ему.            
      Всего–то год был нашей с ним совместной жизни на земле. Но чувствую я: дух его вошел в плоть мою - стал и он жизнью моей.  Каждый человек принимает в себя из рода своего все, что дышало и радовалось в нем: все, что, приемлет душа, находит в ней место. Ибо душа человека живущего – есть вместилище мира от малой травинки до небесных звезд. И через нее продолжается живая жизнь и возвышается  разум.               
5. И слышу я голос Соломона: «Другой жизни не принимай. Пусть вселенная и раздавит тебя, человек будет все равно выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная  ничего этого не знает. Все наши достоинства заключены в мысли. Вот в чем наше величие, а не в пространстве и времени, которые мы не можем запомнить. Постараемся же мыслить как должно: вот основание  морали…»   (Паскаль)
6. Всей душой принимаю веру Соломона и верю: душа Соломона вошла в мою душу. Он первым из рода моего понял: нельзя человеку жить без памяти о прошлом. Вместе мы пишем эту «Книгу». 
            

                Глава 4            

1. Как жил все эти годы Соломон – никто не знал. Когда спросила мать Рахиль при последней встрече: «Как живешь, зунеле?», ответил он, с улыбкой целуя ее: «Другой  жизни мне не надо».
    «Жениться бы тебе, - сетовала она, стирая и штопая его протертые до дыр одежды. – Ведь некому там за тобой присмотреть». - «Вот защищу  диссертацию – тогда и на это будет время», – отшутился он. «А от кого защищаться тебе надо? – спросил Израиль. - Работа  сама за себя говорить должна. Подковал я плохо лошадь – она хромать будет». «Прости меня, отец,  - ответил Соломон, - что я веру твою не принял. Тяжка твоя жизнь, но совесть твоя чиста. Жить под Богом - и есть правда жизни.  Послушай, что пишет мой  любимый  учитель».               
2.   «Долгая жизнь патриархов отнюдь не способствовала утрате памяти о вещах прошедших, напротив, она помогала ее сохранить. Ибо если мы порой недостаточно осведомлены об истории наших предков, то это проистекает оттого, что мы почти не жили с ними вместе, и они часто умирают прежде, чем  мы  достигнем  сознательного  возраста. А когда  люди жили так долго – и дети жили долго со своими отцами. Они  подолгу беседовали. О чем же они говорили, как не об истории своих предков, ибо тогда вся история в этом и заключалась, поскольку у людей не было ни школ, ни наук, ни искусств, занимающих так много места  в наших разговорах. Мы видим, что в те времена люди особо заботились о сохранении своей родословни… Преимущество еврейского народа. В этих разысканиях еврейский народ влечет к себе мое внимание прежде всего обилием удивительных и необыкновенных вещей, случившихся в его истории. Я вижу, что этот народ прежде всего состоит из братьев; тогда как другие народы образовывались из соединения множества семейств, этот, хотя и такой многочисленный, весь произошел от одного человека, и, будучи все одной плотью и членами друг друга, они составляют могучее племя из одной семьи, - вещь в своем  роде  единственная.               
    Эта семья или этот народ – самый древний из всех известных людям, что, мне кажется, вызывает к нему особое почтение. И более всего в наших разысканиях; ведь если Бог всегда сообщался с людьми, то за преданиями об этом следует обратиться  к ним.               
     Народ этот не только необыкновенно древний, но и удивительно стойкий: жизнь его непрерывно длится от зарождения его и доныне; тогда как народы Греции и Италии, Лакедемона, Афин и другие, пришедшие много позже, давно погибли, он продолжает жить, наперекор всем стараниям многих могучих царей, сотни раз пытавшихся его погубить, как о том свидетельствуют его историки и как  можно о том  судить по естественному порядку вещей на протяжении столько долгих лет. И все-таки он всегда  выживал. И это выживание было предсказано. И простираясь от начальных времен до нынешних, его история заключает в себе истории всех наших  народов.               
    Закон, который правит этим народом, есть и самый древний закон в мире, и самый совершенный, и единственный, который неизменно хранился  в государстве. Это замечательно доказывает Иосиф («Против Аппилона») и Филон Александрийский; из разных текстов у них  видно, что закон этот столь древний, что другие древнейшие народы и само слово «закон» узнали только более тысячи лет спустя, так что Гомер, описавший историю многих государств, этого слова ни разу не употребил. А его совершенно легко понять из простого чтения: мы видим, что он об этом позаботился так мудро, так  справедливо и так осмотрительно, что и самые древние законодатели у греков и римлян, немного о нем наслышаны, позаимствовали из него свои главные законы, что видно из того свода, который у них называется Двенадцатью таблицами, и из других доказательств, приводимых  Иосифом. 
     Но этот закон в то же время самый суровый и строгий в том, что касается до отправления их религии; он обязывает народ под страхом смерти соблюдать множество мелких и обременительных правил, так  что поразительно, как этот закон неизменно хранился на протяжении  стольких веков таким своевольным и пылким народом, тогда как все другие государства меняли время от времени свои законы, куда более мягкие…»  (Паскаль «Мысли», с. 203, изд. 1995 г.)               
3.  Сказал Израиль, выслушав сына своего Соломона: «Вот этот  закон: «Если вы забудете Бога своего и последуете за чужими Богами, я вам  предсказываю, что вы погибнете так же, как те народы, которые Бог истребил перед вами». (Второзаконие 9:19)  И  добавил он: «Сын  мой, хоть ты ученый человек, но мы понимаем друг друга, потому что ходим под Богом одним. Итак, будем соблюдать заповеди и постановления и законы, которые заповедуют нам исполнять. Сказал величайших из мудрецов, предок наш, царь Соломон: «Блажен народ, у которого это есть. Блажен народ, у которого Господь есть Бог…Земные блага ложны, а истинное благо в соединении с Богом». (Псалтырь 143:15)
4.   И долго прощался  в тот последний отъезд из дому своего Соломон с  родными своими, обнимал их и целовал.
5.  Взял меня из колыбели на руки, поднес к окну и сказал: «Пусть всегда будет звездное небо над тобой, а нравственный  закон  в тебе. Не сказал ты мне в жизни еще ни слова, а прикипела моя душа к тебе. Стремись к знаниям и живы под Богом – тогда придет понимание жизни: когда крепка вера твоя и чисты помыслы, возвышается Дух над вечной рекой жизни, текущей между двух берегов – Добра и Зла. Каждый человек – это целый мир, но никогда не прерывается связь между людьми. Чтобы ступить на берег Добра - надо жить в согласии. Следуй за мудрецами древности: «Хочешь познать себя – оглянись на других, хочешь узнать других – взгляни в себя».
6.  Вера Соломона стала моей верой.      
7. И уехал Соломон в Москву, в жизнь свою, неведомую родным его. Была краткой  последняя  весть от него: «Ухожу на театр жизни…»       
     И наступило долгое  молчание.            
8. И снарядили родные Давида в Москву. Вернулся он и рассказал: «Работает Соломон далеко от Москвы в секретном  институте. Пока не закончит работу свою – не дозовлено ему вестей о себе подавать, чтобы не смогли враги государственные секреты выведать». – «Сколько ждать его?» – спросила мать Рахиль. Пожал плечами Давид, обнял мать  и ответил: «Будем ждать». И отцу не сказал Давид, что случилось с Соломоном. Берег он их сердца от вести злой. Только брату названному своему Ивану, взяв клятву с него о молчании,  поведал.               
 9. Арестовали Соломона по прибытии в Москву. Ходил Давид по инстанциям, но молчали хмурые чиновники, и советовали не искать больше брата своего, а самому подальше от беды убираться. А когда настоял он на вопросе своем: «Где брат мой Соломон?», проарали ему: «Отрекись от брата своего!»             
      Писал в тайне от семьи Давид письма во все концы государства, и, наконец, пришел ему ответ: «Враг народа осужден на десять лет без права переписки».            
      Получил он эту весть перед самой войной, но скрыл от родных своих. Рассказала мне об этой тайне перед смертью своей спустя полвека Мария, жена Ивана. Нарушил Иван слово, данное Давиду, спасибо ему  - до меня дошла.               
10. Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Понимаю святую ложь Давида и склоняю голову перед ним.
 11. И когда началась война, и фашисты сеяли смерть вокруг, сказала  мать Рахиль: «Хорошо, что нет с нами Соломона…» И в последний час свой верили отец с матерью, что сын их – такой  умный и нужный государству своему, жив останется: сохранят власти его от беды.
12. Но не вернулся Соломон ни через десять лет, ни через пятьдесят. Вот и срок моей жизни подходит к концу, но нет вестей от него. Канула в Лету жизнь  человека.

                Глава 5

1. Надорвался Антихрист от злобы своей безмерной – и рухнула «империя зла», и потеряла власть силу над народом отчаявшимся. И бродит обманутый народ по обломкам империи, собирает камни и возводит храмы разрушенные, чтобы возродить путь к вере утерянной и снять семь печатей, которые почти столетие держали в страхе сердца  людей.         
      И тайное  становится  явным.
2.  Узнают люди такое о жизни собственной, что встают волосы дыбом:  строили они светлое будущее на крови и костях ближних своих, рабски подчиняясь вождям, которые вели счет злодеяниям своим: на каждом деле неправом гриф ставили «ХВ» (хранить  вечно).               
3. И открываются тайные злодеяния, и прозревают люди. Но от этого еще мрачней на душе становится. Пусть и не участвовал ты в преступлениях, не поддерживал власть преступную, но ведь молчал. А всякий молчащий умножает зло.               
4.  Нет, не наступило еще время очищения: без всеобщего покаяния не наступает оно. И сколько ему длиться – не знает никто: не спешат люди каяться, а каждый ищет лазейку обелить себя. Но нет праведников там, где все одним грехом повязаны. Коль видел ты грех торжествующий, но ничего не сделал, не удержал руку убийцы, не закрыл уста лгуна – и  ты виновен.  Тяжек и долог путь прозрения.               
5.   Сказано об этом еще в давние времена пророками.   
     «Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающих добро, нет ни одного. (Псалом 13:3)
    «Все мы сделались как нечистые, и вся праведность наша как запачканная одежда; и все  мы  поблекли как лист, и беззакония наши как ветер уносят нас». (Иоанн  64:6)       
    «Нет праведного ни одного. Нет  различия, потому что все согрешили и лишены  славы  Божьей». (Рим 3:10: 22:23)
     «Если говорим, что не имеем греха, обманываем себя, и истины в нас нет. Если говорим, что мы не согрешили, то представляем ЕГО лживым». (Ион 1:8,10)
6.  И вопрошаю я: «А те, кто был лишен жизни руками братьев  своих – прощены будут?» Освободились их души от мирской суеты и парят над местом пристанища плоти своей. О чем печалятся они? Зову я – но слышат ли они? Свершилось освобождение души - очищает смерть все, что плотью  было повязано.
    «А дела плоти известны, они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистоты, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазн, ереси, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство и тому  подобное. Предваряю  вас, как и прежде предварял, что поступающие так царства Божьего не наследуют». (Галатам 5:19 –21)      
7. Входит душа умершего в плоть живого человека пусть и не призывает он ее, ибо вольна она в выборе своем. Мудры познавшие смерть - видят они жизнь зрением вечности. Если ощутил ты в своей душе сомнения и по-новому начал видеть мир вокруг себя – прислушайся: чья-то душа вошла в плоть твою и силится помочь тебе осознать невидимое. Цени этот миг и делай то, что душа велит - то  слилась твоя душа с другой душой, прозревшей после смерти.               
8. Верую, вошла душа Соломона в душу мою: вместе пишем мы  «Книгу судьбы», и дух его правит рукой моей. Не дано было ему высказать при жизни земной то, что познал он в тайнах бытия  - и нашел во мне родственную душу. И это придает силы мне не прекращать свой тяжкий труд и извлекать из прошлого то, что сокрыто от глаз  временем.               
    «Никогда пророчества не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божьи человеки, будучи движимы духом Святым» (Петра 1: 21)          
9.  И проливаются часы и дни и слагаются во время, и проносится мимо меня новая жизнь, а я в заточении пишу Книгу. И чувствую волнение  души своей и учащенное биение сердца своего, и прозревают глаза мои, обозревая прошлое, и удлиняется жизнь моя, вытягиваясь к истокам жизни рода моего, и ощущаю я себя ровесником и отцу Баруху, и деду Израилю, и прадеду Аврааму.    
 10. И сквозь все эти дни и ночи скитания по душе своей понял я: там,  в глубине ее, лежит ключ к разгадкам тайны и рода моего и жизни всех на земле во времени и пространстве. И это деяние стало господином души моей.
   
               
                КНИГА   БАРУХА               
      
                Глава   1

1. Приступаю к новой «Книге» – и обостряется боль в душе моей, ибо стала она приютом воскресающих душ: каждая из них жаждет высказаться через меня, живущего во плоти, проявить себя в мире жизнью своей недожитой.         
2. «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого духа, которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1 Кор.6:19)          
3. И наполняюсь их чувствами и мыслями - и терзается противоречиями  душа моя. Радостно мне и тяжко. Ибо скажите, кто из нас в состоянии совладеть с противоборствами души собственной? Я же впускаю в себя другие души, и полнится болью душа моя, но противится этому не в моей власти: они сами входят в меня, ибо захотел я познать истину на пути жизни.         
4. «Когда же придет он, дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит нам» (Иоанна 16:13).             
    «Так же и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо не знаем о чем молиться, как должно, но сам Дух ходотайствует за нас нашими  дыханиями неизреченными. Испытывающий же сердце знает, какая мысль у Духа, потому что он ходотайствует за святых по воле Божьей. (Рим. 8:26,27)            
5.  И нет горестней звона, который сейчас звучит в душе моей – звонит он по душе убиенного отца моего Баруха, зачавшего меня от плоти  своей. А видеться дано нам было такое краткое время, что стало оно незримым в протяженности жизни моей: успел отец мой лишь подержать на руках своих новорожденную плоть мою и промолвить, глядя в глаза мои еще незрячие: «Желаю тебе долгой жизни, сын мой. А не дано нам будет свидиться – проживи и мою: за двоих должен ты успеть совершить дела наши земные».            
      Ушел он – и больше  не виделись  мы.   
6.  Призван был мой отец Барух в армию – исполнять священный долг перед родиной. А когда дали ему за службу отличную краткий отпуск для встречи с семьей – грянула война Великая. И разлучила она нас в жизни земной.         
7.  И вот уже полвека разлуки нашей, но не проходит боль в душе моей, не затмило время мраком живую связь с ним. Чем ближе к смерти – тем острее чувствую. Идет время, и приближается срок встречи нашей: разлученные в жизни земной, не можем мы не соединиться в иной жизни. И чем ближе этот срок – тем покойней мне: не стерли ни время, ни беды, ни радости прикосновение рук его. Полвека томлюсь ожиданием, но верю: не затерялись наши души в мире – быть им вместе.          

                Глава  2   

1.  Родился  Барух в ночь на 25 октября 1917 года. И хоть не слышал он выстрела «Авроры», но гордился затем всю недолгую жизнь свою, что выпала ему честь появиться в мире вместе с революцией. И еще гордился он именем своим, прослышав, что был ему тезкой великий философ Спиноза, первым провозгласивший учение о свободе человека, равного самой природе. И когда мать ласково называла его Береле, обижался и поправлял: «Барух я». Когда дразнили его мальчишки: «Борис – председатель дохлых крыс», отвечал он: «У евреев нет такого имени».         
2.  Чуть поднималась заря, Израиль, отец его, спешил в кузню – и время  отсчитывал ударом молота своего. Разносился звон по всей округе и проникал в дом, где мать Рахиль готовила в печи завтрак на всю большую семью. И пробуждались дети их, и начинали воду носить, дрова колоть, огород полоть, двор подметать, скотину выгонять – каждый был с малых лет к делу приучен. Держал Израиль порядок в доме и строго следил, чтобы каждый с труда свой день начинал. И приговаривал он: «Самый тяжкий труд – от работы  бежать». 
3.  Идет свет по земле, ширится и раздвигает горизонт, а Давид с Иваном в кузне с отцом работают, Моисей, Соломон, Барух, Илья, домашние дела закончив, в школу спешат, а маленькая Ханочка при матери, помощница.               
     Впереди всегда Барух бежит. Быстрый и ловкий он был, словно рысь лесная. То перед собой шишку ногой гонит, то залезет на дерево первым увидеть солнце встающее, а то и в речке успеет окунуться, как только первый лед сойдет.            
4.  Ходил он в любую погоду без пальто и без шапки, и всегда румянец  на щеках пылал. На лыжах – с любой горы съедет, под водой речку переплывет, один в лес уйдет и без полного лукошка грибов не вернется. Случись драка среди мальчишек – бъется до победного, и сколько бы   противников ни было - шагу не отступит. А когда приходил побитый домой, не жаловался и братьев на подмогу не звал.               
5. И доставалось ему больше других. Молча выслушивал он нарекания отца и от ремня не отворачивался. А когда требовал он обещания дать, что больше подобного не повторится, упрямо качал головой и отвечал: «Не могу обманывать». Негодовал отец, но прощал упрямство его, знал: пообещает – выполнит. Да и грехи сына были не злые – мальчишеские. Вспоминал Израиль свое детство и понимал: сам, если честно признатья, и не такое вытворял. Надо молодой энергии перебиситься – плещет через край в здоровом теле. А его, отца, долг - в нужное русло ее направить. Радоваться  надо, что дал Бог здоровье сыну.               
6.  И чаще других поручал Израиль Баруху такое дело, где ловкость и сметливость нужны. Барух не только сделает, но и инициативу проявит. Доложит весело, разденется донага за углом кузни, подаст отцу бадью воды колодезной: «А ну-ка плесни!» Льет студенную воду отец, любуется его телом крепким и ладным, а самому аж холодно делается. А Барух только фыркает. Отряхнется, как молодой жеребец, попрыгает и скажет: «Свободен я!» – «Ты гуляй да не загуливай!» – крикнет ему уже вдогонку отец.               
7.  Был Барух крепок и лицом хорош. И больше всего в жизни дружбу ценил. Было у него много друзей, потому что с ним надежно всегда: последнюю рубашку отдаст и в беде на помощь первым придет. Умел он и хорошее слово сказать и праведным судьей в споре быть. И здесь он уже не принимал в расчет друг ли ты ему: истина дороже.               
8. По вечерам, когда собиралась семья за большим столом, было весело и шумно, а возникал спор - уверенней всех голос Баруха звучал. Прислушивался к нему отец Израиль и одобрительно поддакивал: «Твое  слово – моя  мысль…» А когда обижались дети, что он предпочтение Баруху отдает, отвечал: «Бог каждому человеку свое отличие  дает. Баруху он дал талант чужую душу как свою чуять. Это от справедливости  сердца  его».       
9.   И хотя  легко давалось Баруху ученье, но уступал он брату Соломону в прилежании. Соломон из школы вернется, сразу за  учебник садится, а Барух все с друзьями расстаться не может. А придет домой – на помощь спешил: не мог он спокойно заниматься, когда рядом мать, отец и старшие братья трудятся.               
10.  Много друзей у Баруха, а лучшим был Василий, кузнеца Левинова сын. Дружили раньше и их отцы, Израиль и Николай. Но когда многие заказчики предпочли Израиля, перестал Николай с ним знаться. И спросил Барух отца своего: «Отчего это он косится на тебя?» Ответил Израиль: «Никогда никому не завидуй, сын  мой. Душа  тогда  в грех  впадает».               
      Возвращались как-то из лесу Барух и Николай, по грибы ходили. Много ими за день переговорено было: в тиши чащи лесной сердце охотно открывается. И сказал  Василий: «Ближе тебя у меня нет друга, словно ты наш, русский». Ответил ему Барух: «Заруби себе на носу: я – еврей, и мать, и отец, и братья – евреи». И сказал Василий: «Ты не подумай там чего дурного. Но видно не зря вас так народ не любит. Значит, есть за что…» И спросил Барух: «У тебя все зубы целы?» – «Да», – улыбнулся Николай своей белозубостью. «Так побереги их в следующий раз!» - усмехнулся Барух, круто повернулся и зашагал  прочь другой  тропой.             
      Дома он никому об этом разговоре не сказал. Но непривычным был  для семьи хмурый вид его – словно подменили человека. Однако не допытывались: не хочет сказать - клещами не вырвешь. Через неделю   Израиль отозвал его и сказал: «Вот и тебя обидели». «За что меня обижать?» – с усмешкой отозвался  Барух. «Нас, евреев, они  всегда  найдут за что». – «В своре и трусливая собака лает». - «Что-то уж  очень большая свора против нас», - вздохнул Израиль. «Когда их с цепи  спускают, они бесятся от краткой свободы». Помолчал Израиль и сказал: «Дай-то Бог, чтобы лай этот не сбил тебя с пути истинного». «Ты этому меня научил, отец», – ответил  Барух.            
11. Когда исполнилось Баруху 16 лет, влюбился он в свою одноклассницу Хаю Гофман: наравне с мальчишками на лыжах и коньках гоняла, в войну с ними играла, плавала так, что сам Барух обогнать ее не мог. А больше всего она любила книги читать, и первой в учебе была - прозвали  ее учителя Менч коп (мужская  голова). 
12.  Была Хая из самой бедной в местечке семьи: на семь ртов один кормилец. Отец Мендель работал в лесничестве, редко дома бывал. В такой нужде жили, что дети, когда в школу ходили, обувь друг другу в дверях передавали. Когда родился пятый ребенок, родственники из Америке прислали деньги, чтобы помочь в беде близким. А власти мать «врагом народа» объявили, арестовали и начали требовать, чтобы отдала она государству 20 тысяч долларов. А где их было взять? И остановилось ее больное сердце на очередном допросе. Тогда они за старшую дочь Хеню принялись, которая за хозяйку в семье осталась, а было ей тогда 16 лет. Год в тюрьме продержали и выпустили, когда она кровью кашлять начала.
13. Когда впервые зашел к ним Барух – защемило сердце. Хоть чисто было и прибрано, но нищету чистотой не скроешь. И начал он провожать Хаю домой после школы и помогать по хозяйству: то крышу починит, то забор поправит, то дров напилит и наколет, то огород вскопает. В школе свои завтрака отдавал ее брату меньшему Эле.          
14.  Однажды тайно взял из погреба отца кольцо колбасы, кусок мяса и принес к ним. И спросила Хая: «Где  взял?» Промолчал Барух - врать не умел. И сказала Хая: «Отнеси, где взял и больше никогда такого не делай. Не нищие мы». И такое лицо у нее стало гордое и красивое, что понял Барух: нет для него лучше и прекрасней девушки на всем белом  свете.            
15. И все чаще стал бывать Барух у Хаи, словно дом свой забыл. И в сердцах сказал ему отец Израиль: «Ну и влип ты, сын. Ни красоты, ни богатства». Ответил Барух: «Красота души - ее богатство». - «В голодном теле какая душа - одна  нищета». - «Это в тебе пережитки  капитализма говорят! – вспылил Барух. – А мы  живем в новое время – коммунизм строим». - «Новых времен не бывает, - ответил отец.- «Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое. Но и это было уже в веках, бывших прежде  нас». (Еккл. 1:10). Чем болтаться с кем попало – лучше святую книгу читай». – «Религия – опиум  для  народа!» – заявил Барух. «Замолчи, дурак!» - вскипел Израиль и ударил его по щеке. Не дрогнул Барух, поднял налитые слезами обиды глаза и сказал гордо: «Это аргумент неправых!» Хлопнул дверью и убежал.          
16. Неделю не появлялся Барух дома. Знали, где он, но запрещал Израиль сына  звать: «Если есть в нем сердце – сам  придет».      
      И вернулся Барух. Вошел в дом родительский и встал перед отцом. Протянул ему руку отец Израиль: «Твои сердце и ум в согласие пришли». – «Спасибо, отец, - ответил Барух. - Нет для меня ближе и роднее человека, чем ты и семья наша. Но дай мне своей дорогой идти». «Жизнь она, конечно, нас рассудит, - ответил отец Израиль. - Только горьки плоды запоздалого познания».             

               
         Глава 3

1.  Окончил  Барух  школу и сказал отцу: «Работать пойду» - «А Хая?» – спросил Израиль. «В педагогический институт поступает, на математика учиться». - «Не ровня ты ей будешь, - сказал Израиль. - Мужчина первым должен быть». 
2.  И поступил Барух в институт. Из дому ни копейки на жизнь не просил: и чернорабочим подрабатывал и грузчиком, а летом в кузнице отцу помогал. Окончил институт, и направили его в Бобруйск главным бухгалтером мебельной фабрики. Получил первую зарплату, взял Хаю за руку, привел к родителям и сказал: «Благословите».
      И сказала Рахиль Хае: «Была бы жива твоя мать - не разрешила бы тебе выйти замуж за сына моего Баруха: вы интеллигенты, а мы люди рабочие. Вы хоть и бедные сейчас, но не по своей вине - «лишенцы»: бабушка твоя имела два магазина, дедушка раввином был, а твоя мать в Париже родилась, по-французски говорила и на иврите».
3.  И сыграли в доме Израиля уже четвертую свадьбу. Разлетались птенцы из дома  родного, но в радость это было Израилю: нравился ему выбор невест сыновьями. Правда, бывало, любил подшучивать: «Поставлю всех невесток рядом, а моя Рахиль их всех красивей будет».
       А когда случалась ссора в молодой семье, брал он под защиту невесток и говорил сыновьям: «Грех обижать жену свою. Слаба женщина перед  мужем. Но в ней дух семьи – она хранительница очага, и всякую беду она первая своим нутром чует. В мужчине сила и ум, а в женщине надежность и оплот жизни  счастливой».         
4.  И уехали Барух и Хая, и зажили своей жизнью. Он по утрам на завод спешил, а она в школу. Встречались вечером - и не хватало времени наговориться.      
5. А зачала Хая, сказал Барух: «Сын у нас будет» - «Откуда ты  знаешь?» - спросила Хая. «В нашему роду всегда первыми мужчины рождаются». – «А у нас девочки». – «Мальчик будет, - уверенно заявил Барух. - У деда моего Авраама 12 сыновей было. Один только и выжил мой отец. Пора возрождаться роду нашему».          
6. И настало время рожать Хае. Привез ее Барух к отцу своему. Так повелось в семье Израиля: они с женой сами принимали роды у невесток. Готовилась отдельная комната для роженицы. Здесь, в отчем доме, ребенок глаза на мир открывал, впитывал с первым дыханием запахи жизни, видел улыбки счастливые, слышал слова ласковые. И тянулась новорожденная душа к теплу очага семейного - не было для детей и внуков Израиля роднее уголка на всей земле. И время отсчитывалось звоном молота о наковальню.   
7. И вот уже полвека пронеслось с поры рождения моего, и пусть всего год прожил я в гнезде рода нашего, но нет для меня ближе и желанней  места.            
8. Когда родился я, спросил дед Израиль сына своего Баруха: «У тебя есть сбережения?» Поднял меня отец на руки и весело ответил: «Вот моя драгоценность!» Нахмурился Израиль и сказал: «Ты теперь глава семьи. Понимаешь это?» А Барух опять с улыбкой отвечает: «Отец, не  понимаю, откуда мысли в тебе такие. Мы уже 23 года при советской  власти живем». – «Мои мысли от жизни, а не от власти!» - перебил его, осердясь, Израиль. «Не в деньгах счастье, - ответил Барух. - Мы сыты, обуты, власть у нас народная…» Но опять оборвал его Израиль: «При всякой власти человек должен помнить о черном дне. Я не меньше твоего на эту власть поработал. Но когда  женился, имел дом свой, кузню и сбережения. Я своей избранной в приданое хозяйство дал». – «А у нас с женой приданое  - все государство», - опять весело заявил Барух. И рассердился Израиль: «Вот оно ваше приданое: болтать вас красиво научили краснобаи эти! А карман у всех пуст! Молчи! Я о твоей семье пекусь!» Перестал улыбаться Барух, знал: если отец бороду пощипывает – нельзя  ему перечить. И спросил покорно: «Что предлагаешь?»      
       Принес Израиль из кузни перчатку, протянул сыну: «Пока твои жена и сын у меня жить будут, я их прокормлю. А ты должен за это время полную перчатку денег накопить. Голова у тебя умная и руки золотые». Взял Барух перчатку, сунул в нее руку и говорит весело: «Вот одну наполнил золотом, и запас еще есть», – и поднял вторую руку. Покачал головой Израиль и сказал: «И крепко же заморочили вам головы. Я свое хозяйство не социализмом нажил, а своим трудом и верой  в Бога. А ты во что веришь?» – «В коммунизм». - «А щупал ты его?» – «А ты  своего?» - «Не зрим он для глаза людского. Но без веры в него жизнь праведной не будет». И смиренно ответил Барух: «Прости, отец, за шутки мои. Все сделаю, как ты  сказал».               
 9.  Взял он перчатку. А через месяц его в армию призвали, даже не дав  попращаться с  семьей. Писал, что перчатку с собой  увез.          

                Глава 4 

1.   Все, что случается в мире, через судьбу человека проходит.      
2.  Еще до рождения моего возникли на земле две силы дъявольские – коммунизм и фашизм. Хоть были они подобны меж собой, но каждая из них рвалась установить свое господство над людьми. Когда коммунизм захватил шестую часть тверди земной, фашизм только зарождался. Но быстро рос он и силы набирался.  Вскоре распрямил он крылья, взлетел и подмял под себя всю древнюю Европу.          
3.  И встретились две силы эти непримиримые на пограничной меже, ощетинившись оружием, но клятвенно пообещали жить в дружбе и согласии. А под покровом ночи стягивали они войска свои: половину народа под ружье поставили, вторая половина на них работала, сама живя в впроголодь. А чтобы скрыть от народа замысли свои черные, нагнетали они злобу в людских сердцах, учили: уничтожение врага – есть высшее служение отечеству своему.
 4.  Чуял человек, что грозит ему беда великая, но противиться не мог: за инакомыслие – расстрел. И, одурманенный, затаился в тревоге сердце своего человек…       
5. Призван был в армию и отец мой Барух. И столько войска собрано было на границе, что не вмещала их древняя крепость Брестская. Жили солдаты среди поля открытого, с утра до вечера к войне готовились. Остались дети без отцов, матери без сыновей, невесты без женихов. А писать родным своим не каждый решался: письмо цензурой проверялось – не выдал ли человек тайну военную.               
6. Кто виноват в этой войне? Дал Бог землю и законы народам,  и сказал: «Не убий! Не желай дома ближнего своего! Все вы дети мои. Что с одним человеком сотворите – то со всеми вами будет». Но не вняли люди голосу Его – всякий себя правым считает.               
7. Веками расплачивается род людской и ищет причины бед своих: кто  виноват и почему такое случилось? 
8. Начал свой путь – оглянись на опыт предков: без него не быть жизни на земле такой, как задумал ее Создатель.             
9. Наставлял он заблудших устами пророков своих: «Храни заповеди  отца твоего и не отвергай наставления матери твоей. Навяжи их навсегда на сердце твое, обвяжи ими шею твою. Когда ты пойдешь, они  будут руководить тебя; когда ляжешь спать, будут охранять тебя; когда пробудешься, будут беседовать с тобой: ибо заповеди есть светильник, и наставление – свет, и назидательные поучения – путь к жизни…Вот шесть, что ненавидит Господь, даже  семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную; сердце, кующее злые помыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, наговаривающий ложь и посевающий раздор между братьями».  (Притчи 6:20-23,16-19)   
10. Ищу я и не нахожу тех, кто не нарушает заповеди. И чем выше власть человека над людьми, тем больше греха на нем.
11. В начале жизни дал Бог урок людям: спас лишь Лота и семью его. Ибо был тот свят светом праведным: не мстил даже врагам своим и на зло отвечал добром. Жил Лот мирно даже с теми, «которые были злы и весьма грешны перед Господом… живя между людьми (неистово развратными), сей праведник ежедневно мучился в праведной душе, видя и слыша дела баззаконого». Но наказал Господь жену его только за одно лишь прегрешение в мыслях. Ибо чист должен быть человек не только в поступках своих.            
12. Труден путь к истинной жизни. Но горький опыт всего человечества так и не послужил людям уроком.               
13. И спорят историки и ученые, кто виноват был в той страшной войне, кто первым начал ее и больше согрешил.               
      Все  виноваты.       
14. Мне, живущему уже более полувека без отца своего, нет дела до того, кто был прав и кто виноват.       
     Искал я отца, взывал к нему – нет ответа. Что случилось с ним и где душа его? И все чувства и мысли мои сошлись в одно: все виноваты.   
15. И победителя и побежденного ждет одна расплата - осуждение. Распри и войны не есть путь жизни, а согрешение перед ней. Безвинная смерть даже одного человека… «…спасший одну жизнь, спас все человечество».  (Талмуд)
16. С древних времен прозревшие мудрецы взывают к народам:    
     «Если кто-нибудь силой пытается овладеть страной, то, я вижу, он не достигнет своей цели. Страна подобна таинственному сосуду, к которому нельзя прикоснуться. Где побывали войска, там растут терновники и колючки. После  больших войн наступают голодные годы. Искусный побеждает и на этом останавливается, и он не осмеливается осуществлять насилие. Он побеждает потому, что к этому его вынуждают. Он побеждает, но он не воинственен. Хорошее войско – средство (порождающее) несчастье, его ненавидят все существа. Войска – орудия несчастья, поэтому благородный (правитель) не стремится использвать его, но применяет его только тогда, когда к этому его принуждают. Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей. Тот, кто радуется убийству людей, не может завоевать сочувствие в стране. Благополучие создается уважением, а несчастья происходят от насилия. Победу следует отмечать похоронной  процессией». (Др. китайская философия. т.1, пар. 29-31)               
17. Но не внемлят народы ни заповедям Господним, ни словам  мудрецов. И гибнут безвременно в междоусобных войнах люди. И прорастают семена их без отцов и матерей, не ведая  их опыта. И каждый росток, лишенный связи с корнями своими, живет сиротою, ценою  собственных проб и ошибок.       
18. «Только это я нашел, что Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помысли. Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих  делать зло».  (Еккл. 7:29 , 8:11)   

                Глава   5.

1. Мне никогда не узнать, о чем думал отец мой Барух в свой смертный час, не услышать совета его, как жить в мире. Выпало звено опыта из рода моего – и нарушилась связь времен.   
    Не дано было ему свидеться с родными в свой последний час. Как мне докричаться до него? Зову - нет  ответа. 
2. Но и по сей час слышу я голос Рахили, матери его, когда она призывала в день войны детей своих: носится крик над миром, зовет и тоскует. Но не откликаются они. Неужели один я остался в мире, кто слышит ее? И почему не слышу голоса отца своего?               
3. Только и могу представить, как встретил отец мой врагов земли нашей, как принял смертный бой.               
4. Была та ночь, 22 июня 1941 года, самая короткая ночь в году. В четыре часа утра уже рассвело - и открывался весь мир взору в своей красоте и величии. Напоенные соками земли, мирно дремали березы, качая на ветвях своих чутких и во сне соловьев. Сквозь густые кроны мерцали звезды: входят они в мир с рождением человека и несут в себе знак его судьбы. И был тревожен свет звезд: видели они с высоты поднебесной, как движутся к границам танки с крестами черными и сумрачно блестят каски на многоголовых колоннах людей. С тревогой смотрели они и чувствовали: быть беде великой. Хотелось им закричать и разбудить мирно спящих на берегу Буга людей. Но нет голоса у звезд. И задрожали они на небе, как слезы, – и растекался безмолвный звон их от горизонта до горизонта. И поднималось над землей солнце обагренно-кровавое.   
5.  Какие сны видел в ту последнюю ночь свою отец мой Барух? Может,   снился ему я, которого он не видел больше года? Или, согретый солнечным теплом, обнимал жену свою? А, может, видел себя  маленьким: лежит на нежных руках матери своей Рахиль и ловит ее счастливую улыбку? А, может, звучал в нем тот прощальный разговор? Смотрит на него отец Израиль, но не выдает тревоги своей. А когда горько вздохнула Рахиль: «Сохрани тебя Господь, сын мой!..» сдержанно сказал отец: «Сын наш чист перед Богом. Хоть и не признает мою веру по - молодости своей, но живет по заповедям».            
6.  А может, устав от боевых учений, спал отец мой непробудным сном и не чувствовал, как давит ему спину корень дерева – тормошит его. С высоты своего могучего роста видела сосна приближающегося врага и пыталось разбудить солдата.               
7.  А может, в тот час стоял мой отец  в карауле, сжимая в руках карабин. Всматривался он в рассеивающуюся мглу ночи и улыбался  мечте своей: вернется домой - и будут с женой растить сына и строить дом свой.
     Мгновение, в котором теснятся думы человека – есть желанная жизнь его: все, чем успел наполнить душу свою, дорого ему, и этим соизмеряет он путь свой.            
8.   А   может…   
9. Но разверзлась земля, и вспыхнул огонь, пожирая все живое: и деревья, и травы, и зверя, и человека. И наступил ад на земле. Понимает это познавший: война – ад, мир – рай.      

                Глава  6    

1. И грохотали взрывы, и сыпались с неба камни, и пожирал огонь все на пути своем: и дерево, и траву, и человека. И полнился криками мир между небом и землей, и были неразличимы голоса ни человека, ни зверя, ни птицы, ни дерева.
     И взирал Господь глазами бесслезными.       
2. И явилась для всех одна беда. Но оставалась с ней один на один всякая тварь земная: каждый должен пронести сквозь душу свою все самые тяжкие испытания, дабы осознать падение всего рода человеческого.               
3. И остался отец мой Барух один на один со страшной бедой. Накрыло ли его первым снарядом или первая пуля оборвала  дыхание его?         
     А может, раненный, запрокинулся он наземь и сквозь боль нарастающую взирал на сполохи разорванных облаков? И так и не понял, что происходит. На каком  видении закрылись глаза его?               
4.  А может, встал он в полный рост, сжимая ружье, бросился вперед, в поле открытое, снарядами вспаханное, бежал, спотыкаясь и падая, и искал взором своим врага невидимого, привычно загоняя патрон в патронник? И пожирал дым туман утренний, и вставали до неба столбы огненные, и дрожала земля. И нарастали надрывные крики вокруг. И, заглушая их, с бешеным ревом неслись навстречу стальные чудовища, изрыгая из стволов своих смертоносный огонь и подминая все на пути своем:  и строение, и дерево, и мышь, и человека.               
5.  Как стучало сердце отца моего? Что творилось в сознании? И понял ли он, как  бессильна пуля против танков? Побежал к ним навстречу или упал и прижался к земле в бессильной надежде? И понял ли, что  немощен противостоять неотвратимости смерти своей?       
 6. А может, привлек его крик товарища раненного, и, забыв об угрозе жизни своей, бросился он на помощь, взвалил на плечи свои и потащил к сестре милосердия? Дотащил ли? Или накрыло их всех снарядом одним? И три души в одночасье  взмыли в вечное  небо…
7. А может, успел он в укрытие, куда сбегались со всех сторон оставшиеся в живых товарищи его? Заняли они оборону, и приняли неравный бой. И дрались с врагом и утро, и день, и ночь. И опять были утро, и день, и ночь: целый месяц, окруженная со всех сторон врагами, держалась Бресткая крепость, хотя вражьи силы подступили уже к самой столице страны.
8. А может, отец мой Барух и есть тот солдат, который начертал штыком на обагренных кровью стенах Бресткой крепости: «Умираю, но не сдаюсь. Прощай Родина».               
9. И отчего было угодно судьбе, что после войны, когда мы вернулись в родные места, потянуло меня в эту крепость, а узкая искороженная взрывами дорожка сама привела к этой надписи. Увидел я ее и застыл, как вкопанный, словно сын перед отцом погибшим. Я часто приходил сюда и перечитывал надпись, известную теперь миру всему - и сердце мое каждый раз сжималась так, словно и кровь моя текла в руке, которая оставила надпись. И всегда на месте этом болит сердце мое, как в первый раз.               
10.  А может, среди тысяч других и мой отец попал в плен и познал всю бездну унижения? Может, был убит он при попытке к бегству или забит  в назидание другим? Или замертво свалился он на дороге тяжело раненный, а солдат вражеский добил его на земле, бездыханного.
    А может, прошел живым он весь плен и освободили его союзники, а когда вернулся на родину, свои же, загнали в концлагерь? И не успел он докричаться ни до родных своих, ни до родины.   
 11. О, как жаждет душа моя встречи с ним! Рвется сама в эту молчаливую даль поднебесья – верит и надеется на встречу. Быть может, оттого мне и суждено уцелеть во многих смертельных опасностях, что неугасима вера моя на встречу с ним еще в живой жизни.          
 19. И когда кончится срок жизни моей, завещаю вам, дети мои: развейте прах мой на земле Брестской крепости, где оборвалась жизнь отца моего, деда вашего Баруха. И свершится надежда моя на желанную встречу. И придет нашим душам вечное успокоение.         
20.  Все, что мог я в этой жизни, совершил: учился и работал, дружил и любил, продолжил род свой и воспитал детей своих, построил дом и посадил деревья, путешествовал и написал книгу. Почитал отца и мать, прощал врагов и не лгал.  И все, что скопил в душе своей и было дорого мне, оставляю людям для живой жизни на земле, мной  любимой.               

                КНИГА  ИЛЬИ               

                Глава  1

1. И зачала Рахиль в пятый  раз. И просил  Израиль у Бога: «Подари мне дочь – помощницу жене моей. Трудно стало Рахиль одной домашнее хозяйство вести: накормить и обстирать, дом прибрать и корову подоить. Помогаем мы ей в меру сил своих, да не всякое дело мужской руке сподручно». Но сказала Рахиль мужу  своему: «Сын у нас будет, нежный  как девочка».            
2. И родила Рахиль. Вынесла бабка ребенка к Израилю, и радостно воскликнул он, увидев лицо нежное и глаза голубые: «Спасибо, Господи, услышал Ты меня!» Но сказал ему повитуха: «Радуйся, человек: сын у тебя родился – с мужиками хлопот меньше». Взял Израиль ребенка, как пушинку, в руки свои, поднял перед собой и ответил: «Лишь бы здоровым  был».  И чистым звонким голосом откликнулся младенец: «И - я! И - я!» Улыбнулся Израиль и сказал: «Ишь ты! Сам себе имя дал». И назвали ребенка Илья.          
3. И не знали лишних хлопот с Ильей, пока в колыбели лежал: не тревожил он родителей понапрасну ни плачем, ни криком. Если голос подал – надо ему пеленку мокрую сменить или на другой бочок повернуть. Проснется, дышит легко и ровно и смотрит на мир своими глазенками светлыми, а кто подойдет – улыбается и тянет навстречу  ручки с  открытыми  ладошками.               
4.  А первое слово сказал Илья «Майн гот» – так  встречала его  по утрам мать Рахиль и с этим словом спать укладывала. Сделал Илья свой первый шаг, когда пришел на обед из кузни отец Израиль: сполз  с  колен матери и к нему затопал.               
5.  Наступила пора Илье самому за порог родного дома выйти. Помедлил он и спросил у матери: «Можно мне на улицу?» – «Только будь осторожным, - ответила  она. - Далеко от дома не отходи». – «А что такое далеко?» – спросил он. «Чтобы я тебя могла из окна увидеть». Идет он по улице, оглядывается на окно: «Мамочка, ты видишь меня?» 
6. Когда пришла пора Илье в школу идти, он уже и азбуку знал, и считать умел. И матери по дому помогал: пол подметет, кур накормит, лука с огорода принесет, посуду помоет. «Помощница ты моя дорогая», - приговаривала, любуясь сыном, мать Рахиль.       
7.  Прилежно учился в школе Илья. На уроках слушал внимательно, на переменах не шалил, с мальчишками по улицам не носился, больше с девченками дружил. А когда обзывали его за это мальчишки бабником, отвечал мирно: «Кто так говорит – маму  свою не любит».            
8. Вернулся однажды Илья в слезах из школы, и воскликнула мать Рахиль: «Что с тобой, зунеле?» Но молчал Илья, а глаза у него были такие, что выбежала она на крыльцо и кликнула мужа. Примчался Израиль из кузни, увидел бледное лицо сына, понял все и сказал: «Вот и тебя они…» Поднял заплаканные глаза Илья и спросил: «Что я им плохого  сделал?»             
     И в пятый раз не смог ответить на этот вопрос Израиль. Был он извечной загадкой: всю жизнь искал он ответа и не находил, как и предки  его. «Видно, нет на него ответа»,  – думал он.             
9. За ужином непривычно печальным было лицо Ильи. Виновато поглядывал Израиль на сыновей, словно что-то очень важное не смог  объяснить им, и видел: сжимает Давид кулаки сильные, Иван голову опустил, Моисей желваками играет, Барух Илью обнимает, а Соломон   улыбается  загадочно.
10. Не выдержал  Израиль и угрюмо прикрикнул на Соломона: «Не вижу  повода для радости, сын мой!» И ответил Соломон: «О чем вы печалитесь, родные мои? Радоваться надо, что не дают нам забыть, кто мы есть в этом мире. А мы – народ Богом избранный. «Каждому  народу  поставил он вождя, а Израиль есть удел Господа». (Сирахов 17:14)  Многим народам предлагал Бог себя, но отвечали они: «А что мы за это иметь будем?» Отвечал им Бог: «Тяжкие испытания на пути к истине» - и отворачивались народы от него. А евреи приняли –  и вывел он их из рабства Египетского. Сорок лет шли по пескам пустыни, но выстояли во всех тяжких испытаниях - и стали народом единым, ибо верны остались Богу своему. От того и бессмертен народ наш, хоть и разбросан по всей земле. И видят это народы, которые не приняли Бога нашего, вот и злятся на нас от слабости своей и лишаются разума. Но умнейшие из них поняли заблуждения отцов своих и учат детей своих: «Господь и жидов манной кормил…Жиды, как шмели, все за одного стоят…Девка с полными ведрами, волк, медведь и жид – добрая  примета…» - так говорится в пословицах русского народа. «Евреи, как серная  кислота, даны миру, чтобы не закис он», – сказал Герцен, один из мудрейших сынов России.
11. А вот что пишет великий христианский  философ.      
 «Взаимное отношение иудейства и христианства в течение многих веков их совместной жизни представляет одно замечательное обстоятельство. Иудеи всегда и везде смотрели на христианство и поступали относительно его согласно предписаниям свой религии по  своей вере и по своему закону. Иудеи всегда относились к нам по – иудейски; мы же, христиане, напротив, доселе не научились относиться к иудейству по-христиански. Они никогда не нарушали относительно нас своего религиозного закона, мы же достаточно нарушали и нарушаем  относительно их заповеди христианской религии. Если иудейский закон  дурен, то их упорная верность этому дурному закону, есть, конечно, явление печальное. Но если худо быть верным дурному закону, то еще гораздо хуже быть неверным закону хорошему, заповеди, безусловно, совершенной. Такую заповедь мы имеем в Евангелии. Если мы отказываемся от исполнения евангельской заповеди под предлогом ее трудности, то мы не имеем извинения. Вместо того чтобы прямо в этом покаяться, мы  ищем на кого бы  свалить свою  вину.
    …Говорят о еврейском  вопросе, но,  в сущности, все дело сводится к одному факту, называющему вопрос не о еврействе, а о самом  христианском  мире. Этот факт может быть выражен в немногих словах. Главный интерес в современной Европе – это деньги: евреи мастера  денежного дела, естественно, что они господа в современной Европе. После многовекового антоганизма христианский мир и иудейство  сошлись, наконец,  в одном общем  интересе, в одной  общей  страсти  к деньгам. Но тут  между  ними оказалось одно важное различие  в пользу  иудейства и стыду мнимо христианской Европы, различие, в силу которого деньги освобождают и возвеличивают иудеев, а нас связывают и унижают. Дело в том, что евреи привязаны к деньгам вовсе не ради одной их материальной пользы, а потому что находят в них главное орудие торжества и славы Израиля, т.е., по их возрению, для торжества дела Божия на земле. Ведь кроме страсти к деньгам у евреев  есть и другая еще особенность: крепкое единство всех во имя общей веры и общего закона. Только благодаря этому и деньги идут им впрок: когда  богатеет и возвеличивается какой-нибудь иудей - богатеет и возвеличивается все иудейство, весь дом Израиля. Между тем просвещенная Европе возлюбила деньги не как средство для какой-нибудь общей высокой цели, а единственно ради их материальных благ, которые доставляются деньгами и каждому их обладатею в отдельности. И вот мы видим, что просвещенная Европа служит деньгам, тогда как  иудейство заставляет служить себе и деньги и преданную деньгам Европу. Современные отношения передовой Европы к иудейству представляют собой как бы породию одного пророческого образа: десять иноверцев хватаются за полу одного еврея, чтобы он ввел их – но не в храм Иеговы, а в храм Маммоны; а до Иеговы им так же мало дела, как и до Христа.      
   …По отношению к иудейству христианский мир в массе своей обнаружил доселе или ревность не по разуму, или дряхлый и бессильный  индифферентизм. Оба эти отношения  чужды  истинно христианскому  духу, не находятся на высоте христианской  идеи.               
   …Мы должны быть едины с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки христинству, а во имя и в силу христианства, и иудеи должны быть едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и силу истинного иудейства. Мы потому отделены от иудеев, что мы еще не вполне христиане, и они потому отделяются от нас, что они не вполне иудеи. Ибо полнота христианства обнимает и иудейство, и полнота иудейства есть христианство.       
   …Не странно ли нам во имя Христа осуждать все иудейство, к которому неотъемлемо принадлежит и сам Христос, не странно ли это особенно тех из нас, которые если и не отреклись прямо от Христа, то, во всяком случае, ничем не обнаруживают своей связи с Ним? Если Христос не Бог, то иудеи не более виновны, чем эллины, убившие  Сократа. Если же мы признаем Христа Богом, то и в иудеях  должны  признать народ богорождающий. В смерти Иисуса вместе с иудеями  повинны и римляне; но рождество Его принадлежит лишь Богу и Израилю.               
   …Отделившись от язычества и поднявшись своею верою выше халдейской магии и египетской мудрости, родоначальники и вожди евреев стали достойны Божественного избрания. Бог избрал их, открылся им,  заключил с ними  союз. Союзный  договор, или завет Бога  с Израилем, составляет сосредоточие еврейской религии. Явление единственное во всемирной истории, ибо ни у какого другого народа религия не принимал этой  формы союза, или завета между Богом и человеком как двумя существами, хотя и не равносильными, но и нравственно однородными.               
   … Истинный Бог, избравший Израиля и избранный им, есть Бог сильный, Бог самосущий, Бог святой. Сильный Бог избирает себе  сильного человека, который бы мог бороться с ним; самосущий Бог открывается только самосознательной личности; Бог святой   соединяется  только  с человеком, ищущим святости  и способным к деятельному нравственному подвигу… Истинная  религия, которую  мы  находим у народа израильского, не исключает, а, напротив, требует развития свободной личности человеческой, ее самочувствия, самосознания и самодеятельности. Израиль был велик верою, но для великой веры нужно иметь в себе великие духовные силы. Со своей стороны, энергия свободного человеческого начала всего лучше  проявляется именно в вере…   
    Вот почему еврейство есть избранный народ Божий, вот почему Христос родился в Иудее.               
    Беда не в евреях и не в деньгах, а в  господстве, всевластии денег, а это всевластие денег создано не евреями. Не евреи поставили целью всей  экономической деятельности – наживу и обогащение, не евреи отделили экономическую область от религиозно – нравственной. Просвещенная Европа установила в социальной экономии безбожные и бесчеловечные принципы, а потом пеняет на евреев за то, что они следуют этим принципам. Еврейская личность утверждала себя первоначально в сфере божественной, потом в сфере рационально – человеческой жизни. Здесь окончательное выражение еврейской силы…Природа с любовью подчиняется  человеку, и человек с любовью ухаживает за природой. И какой же народ более всех способен и призван к такому ухаживанию за материальной природой, как  евреи, которые изначала признавали за ней  право на существование и, не покоряясь ее слепой силе, видели в ее просветленной форме чистую и святую оболчку божественной сущности? И как некогда цвет еврейства послужил восприимчивой средой для воплощения Божества, так грядущий Израиль послужит деятельным посредником для очеловечивания материальной жизни и природы, для создания новой земли, идеже правда живет». ( В. Соловьев «Еврейство и христианский вопрос», 1884 г.)         
12. Долго в тот вечер говорил Соломон, и слушали братья, и внимал словам отец Израиль и дивился учености сына и ясности ума его. И спросил он Соломона: «Где ты научился премудрости этой?» Ответил Соломон: «Вот для чего мы собираемся у слепого мудреца Лейбе. Нет среди нас ни эллинов, не иудеев. Потому что перед истиной, как перед Богом, все равны».            
13. «Все равно я набью морду обидчику!» – заявил Барух. Посмотрел на него Соломон и сказал: «Не уподобляйся невежественному. Он должен до тебя дорости, а не ты до него опуститься». – «А поймет ли он?» – запальчиво перебил его Барух. «От тебя это зависит, - ответил Соломон. - Не ведают они что творят».             
14. Обнял его Илья и ответил: «По сердцу мне твои слова, брат мой. Освободил ты душу мою от сомнений и злобы».               
15. Слушал Израиль и радовался за сыновей своих. Впервые за годы раздумий над этой неразрешимой загадкой стало светло на душе: не зря он живет на земле, работает и продолжает род свой. И счастьем полнилось сердце его. «По плодам их узнаете их…»               
16. Когда наступил поздний вечер, сказала мать Рахиль: «Мне завтра спозаранку надо корову доить». Встал Израиль, поцеловал ее и весело сказал сынам своим: «Ну, что, жиды мои дорогие. Ночь на землю пришла. Утро вечера мудренее. И встретить надо день трудом в согласии. Доброй всем ночи».               
               
   
                Глава 2   

1. Когда родилась в семье, наконец-то, долгожданная дочь Ханочка – стала она для  всех, как свет в окне. А пуще всех Илья радовался: первым из школы скорее к ней бежит. Мальчишки на выгоне мяч гоняют, а он  цветы собирает, венок ей плетет, про бабочек и птиц  рассказывает.
2. Начал он шить для кукол Ханочки одежду. Увидел отец Израиль умение рук его и сказал: «Всякое дело для человека хорошо, если он мастер в нем». Купил ему машинку швейную, редкость в их краях - и стал Илья всю семью обшивать.               
3.  Узнали соседи про мастерство Ильи и стали заказы приносить. Делал он так хорошо и старательно, что все были довольны работой его. Когда протягивали ему деньги за работу, краснел он и говорил: «Маме отдайте. Сколько она скажет - такая и цена будет».          
4. Пошил он невесте Давида платье подвенечное, и тот деньги ему протянул. Смутился Илья: «Ты что, брат?» - «За труд человека платить надо». Ответил Илья: «Какой счет может быть между братьями?»       
5.  Когда окончил школу Илья, в руках у него надежная профессия была – можно кормиться и семью создавать. И решил Израиль дом ему построить и мастерскую в нем сделать. Но сказал Илья: «Я учиться пойду». Ответил Израиль: «Воля твоя, сын мой. Только знай: в наше время образованием сыт не будешь. Ничего нет надежней, чем мастерством своих рук кормиться».               
6.  Но настоял на своем Илья. Уехал в Минск и поступил в институт. Учился с охотой, но дела своего не бросил: обшивал студентов.            
7. На каникулы приедет, и вместе с матерью и сестренкой домашними делами занимается. «Повезет же кому-то», – говорили соседки.       
8.   Был Илья ростом вровень с братьями своими, но худощав и бледен, и длинные светлые волосы кучерявились на голове. Когда собиралась вся семья за столом, сидел он между матерью и сестрой. Бывало, порывисто обнимет обеих, к себе прижмет, и такой нежный свет в его глазах светит, что братья шумный разговор свой обрывают.      
9.  Письма домой он часто писал и всегда так заканчивал: «Всем сердцем обнимаю вас и тысячу раз целую ваши родные головы. Желаю крепкого здоровья. Всегда ваш сын и брат Илья».            
10.  И начала терзать его мысль горькая: зашлют работать далеко – и как он будет жить без родных своих.    
11.  Поведал он родителям,  и сказала Рахиль: «Носит человек любимых в сердце своем». И добавил  Израиль: «Оставь место в сердце и для жены  своей». – «Зачем мне жениться, - ответил Илья.- Есть у меня  мамочка и сестренка. Их тепла мне никто не заменит». И сказал отец Израиль: «Это голос крови устами твоими говорит. Но есть другая  любовь. Она дается свыше человеку в свое время. Всех я вас, детей моих по крови, люблю одинаково, но нет в моем сердце различия между вами и женой моей Рахиль. Она мне Богом дана. И грех отделять божий дар от чувства плоти своей. Ибо жена для мужа – есть вторая  половина его. Без слияния их нет продолжения жизни на земле».
12. «Тремя я украсилась и стала прекрасною пред Господом и людьми: это - единомыслие между братьями, и любовь между ближними, и жена и муж, согласно  живущие  между  собой».  (Сирахова 25: 1,2)      

 

                Глава 3      
1. И меняет ночь день и наступает утро. Постигает тайны времени человек, теряется в сомнениях и опыта набирается: что вчера было неведома – познает завтра. И приходит новый день и рождает новую тайну. Но и на пороге смерти вопрошает человек: что было? что есть? что будет?      
2. Сдал последний экзамен Илья и ждал, куда работать зашлют. Тосковал он по дому родному, рвалось сердце к отцу – матери. И перед глазами  сестричка Ханочка вставала: так она была люба сердцу его, что ревновал он ее и к людям, и деревьям, и цветам.               
3.  И не спалось ему 22 июня 1941 года. Ночь была тихая, звездная, самая короткая в году. Но тягостней ночи не знавал он за жизнь свою. Через открытое окно заглядывали звезды в общежитие, светили зазывно и ярко. И завидовал он им: с высоты своей видели они сейчас дом  его.      
4.  И вдруг задрожали и жалобно застонали звезды, и розовым туманом небо покрылось. Илья к окну подскочил, и сквозь тишину ночи услышал нарастающий гул. И вздрогнула земля, и раздались звуки, никогда  раньше не слышанные им. И пал огонь с неба. И погасли звезды.    
5. Проснулись люди в домах своих и бросились с криками на улицу. А там уже весь город пылал. И не понимали люди, что происходит, но догадывались…война. Но никто не решался произнести это слово вслух: под страхом смерти запрещено было даже подумать подобное.
     «Никто и никогда не посмеет пойти войной на наше самое сильное, лучшее и передовое на свете государство. Учение Маркса – Ленина верно – потому и всесильно. И шествует оно победно по земле, и нет такой силы, которая посягнет напасть на державу рабочих и крестьян».               
6. И вдруг чей-то отчаянный крик прорвался сквозь грохот взрывов: «Война!!!»            
7.  И поднималось над городом солнце, и горели дома, и бегали в панике люди, подбирали раненых и убитых. А небо было уже чистое, и не понимали люди, откуда такая беда пришла. И разносилось от человека к человеку одно только слово: «Война!»               
8. Пока стоит мир на земле, каждый по-своему отзываются на всякое событие. Но является время ада - и страх уравнивает всех: и начинет понимать человек человека. Сами люди в гордыне своей призывают ад.       
9.  Начало жизни моей выпало на время страха на земле – и пронзил он мою душу навечно. Не затмят память о нем никакие радости и блага мирские. Попросите столетнего старика рассказать о себе - и услышите вы одну страшную повесть о девяти кругах ада той войны, хоть и побывал он на ней 2-3 года из века жизни своей.               
10. Капля крови человека хранит зерно рода его. И как бы каждый из нас  ни разнился образом  мыслей своих,  все мы движемся по одной стезе.         
     И пусть прервала беда одну из ветвей рода твоего, но память крови передаст опыт жизни его. Что сделал ты - отзовается в судьбе потомков  твоих. Победа или поражение - общее для  всех достояние.               
     Пока живу я - нет смерти роду моему. Пусть не дано многим дожить свои жизни на земле – они живут во мне. 

                Глава  4

1. И прошел день, и наступил вечер, и закатился первый день войны. Все понимали, что происходит на земле: были убиты и люди, и звери, и дома, и деревья.    
2. И оплакивали живые мертвых, и утешали матери детей своих. А все мужчины собрались у военкомата. И пустынны стали улицы большого города. И когда появлялся на них человек, чувствовал он себя  муравьем в лесу - оглядывался в  страхе и не узнавал знакомых с детства уголков  земли родной. И видели звезды, как мало людей на земле, есть для  каждого человека место на ней. И думали: чего же не могут поделить они?               
3.   «И взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя  смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными. И когда он снял пятую печать, я увидел перед жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели». (Откр.6:8,9)               
4. И вышел начальник военкомата и отчаянно закричал в толпу  людей: «Иногородние мобилизуются по месту жительства и прописки своей».               
5. Трудно будет понять тем, кто будет жить после нас, что такое прописка по месту жительства. Ибо всякая душа чувствует: прописан человек на земле Богом самим.    
6. Но поставили себя большевики превыше Бога и объявили народу: «Только сплоченными рядами, скованные одной цепью для блага всех, можно войти в коммунистический рай, который мы построим вам на земле». Знали они в хитрости своей: свободными человеком невозможно управлять – и приковали они его, как галерного раба, по месту рождения  своего. А чтобы не повадно было непокорной душе нарушать законы их, соорудили по всей стране заслоны и постановили: «Шаг влево, шаг вправо – стрелять без предупреждения».
7. И расходились в хмуром недоумении мужчины: спешили они оружие взять, чтобы биться с врагом, который поганит их землю, а им – указом в лицо тычут. В такой беде - минута промедления смерти подобна. Но никто не посмел ослушаться, знал каждый из опыта горькой жизни родных и друзей: гибельно указу власти перечить. Где право – там и закон.            
8.  А было в столице тьма пришлых людей. Сзывали их начальники к порогу хоромов своих указы вручать: как  жить, как хлеб растить, какие книги читать, кому с кем дружить,  кого любить, о чем говорить и думать дозволено. За нарушение - тюрьма и лагеря строгого режим. А самая жестокая кара за «инакомыслие» – расстрел без суда и следствия. Правила этим особая «тройка»: сроком не больше чем в десять дней решала судьбу человека. А ежели не доказал следователь вину обвиняемого за это время - сам под расстрел шел.               
9. Непостижимы были человеку указы их. Тянулась душа жить по заповедям Божьим. Но хитры и беспощадны были «вожди всего прогрессивного человечества»: создали по всей стране организации, чтобы человек под неотступным надзором строил рай на земле -  коммунизм: ясли и сады, школы и рабфаки, а для всех вместе - кружки краткого курса учения их, единственного и самого передового в мире.         
10. Ослушался - «враг народа». Забирали человека и днем и ночью стражники – и исчезал он навсегда из дома своего. И не могли родные докричаться. И так был запуган человек от бессилья своего, что под страхом смерти исполнял волю чуждую ему: сам выслеживал и выдавал властям «врагов народа». Многие донощиками становились, чтобы в благодарность за услуги получить от власти: кто жилье, кто жену чужую, кто место на работе, кто соседу отомстить за ссору на кухне общей, кто из зависти к сопернику талантливому или удачливому. И предавал брат брата, сын отца, жена  мужа, дочь  мать  родную.            
11. Неисповедомы пути твои, Господи. Чем круче подминала власть душу человека – тем желанней тянулась она к Тебе. И терзалась душа, и двоилась, и молились по ночам верующие и неверующие, и просили прощение за отсупничество  от заповедей  Твоих.         
12. И так невыносимы были муки души, что люди и с ума сходили, и самоубийством кончали, и вслух выкрикивали боль свою, забыв о каре неминуемой за слово искреннее.               
13. Но в час грозной опасности для отечества своего отступает в душе человека все, что не принимаете она, и побеждает в ней единственное: защитить Родину свою.   
14. И торопились люди по дорогам земли своей, огнем вражеским опаленной, в сторону места прописки своей, чтобы поскорее получить оружие от начальников местных и в бой вступить.
15. Среди них и Илья спешил. И не узнавал он мест родных: стояли хаты обугленные, чернели деревья сожженные, полыхала рожь на полях неубранных, и валялись повсюду вперемежку трупы людей и животных, зверей и птиц лесных. Весь шлях был снарядами изрыт. Порой перебегал ему дорогу обезумевший от страха заяц, чудом  выживший, и проносились птицы безголосые, и слышался со всех сторон грохот орудий.            
16. На третий день увидел он солдат бегущих, и были черны и окровавленны лица их, а в руках ружья дрожали. Гнались за ними стальные чудовища и изрыгали из жерлов своих смертоносный огонь. Кричал на них командир и ругался: «Назад! Сукины дети!» А по всему полю лежали тела мертвые, и стонали раненные, и в их незакрытых глазах стыли страх и боль. Подбежал Илья к русоволосому бойцу, взял винтовку из его мертвых рук и крикнул командиру: «Что делать мне?» – «Бить врагов советской  власти! - заорал комадир. - За мной! За родину!» – «Извините, - сказал  Илья. - А как стрелять из него?» – «Мать твою, да мужик ли ты!..»  Но не успел ни обидиться, ни ответить Илья – грохнул взрыв рядом: и там, где стоял командир, яма дымилась. Прижался к земле Илья, и руки его сами стрелять научились.             
17. И неслись со всех сторон крики обезумевших людей. Подбежал солдат и заорал на него: «Беги дурень! Ты что с вилами на паровоз бросаешься!» Катились на него волна за волной убегающие от смерти люди. И встал Илья, и закричал Илья: «Назад! Да мужики ли вы!» И устыдились солдаты страха своего, залегли с ним рядом и открыли огонь.      
      И остановили  врага.       
18. А когда стало тихо вокруг, и собрались живые вместе, спросил один из них: «Кто ты будешь такой?» - «Илья», – только и ответил он. И сказал второй: «Илья – значит божий человек». – «А с лица на бабу похож, - отозвался третий и усмехнулся. – А это мы, как бабы, драпали». И сказал Илья: «Грех так о женщине говорить. Кто так думает – мать свою не уважает». – «Куда путь держишь?» - спросили его. «Домой. Надо ружье в военкомате получить».  - «А где дом твой?» – «В Глуске». - «Не дойти – враг уж там». И растерялся Илья: «А что делать мне?»  Ответили ему: «Ты свое ружье в бою добыл. Оставайся с нами».
19. И стал Илья бойцом стрелковой роты, от которой всего два десятка выжило в смертельных боях. А наутро был новый бой. Но были силы неравны и патроны кончились. Осталось в  живых только трое. Блуждали они голодные по дремучим лесам, искали дорогу из окружения, дням счет потеряли. И сказал старший: «Все, ребята, баста. Голыми руками их не возьмешь. Мы честно дрались с врагом до последнего патрона. А глупой смерти нам не надо. Будем расходиться, куда Бог выведет. А Бог там, где дом родной».         
       Встали двое и пошли на восток. А Илья стоит. «А ты чего же?» – спросили они. «Мой дом на западе, - ответил Илья. – Там родные мои. И должен я быть с ними  в час беды». – «Верно решил», – ответили ему.         
20. И разошлись они, как братья. Адресами обменялись, обнялись и поклялись встретиться после победы.
      И ушел каждый своим путем – к гнезду родному.   

               
Глава 5    

1.  При свете дня таился Илья в лесах и слышал шаги врагов по земле своей. И не было числа им, и сжимал он в руках ружье беспатронное.         
2.  По ночам выходил Илья из укрытия и опять спешил по дороге в сторону дома  своего. И хоть впервые в жизни приходилось ему красться к дому ночью по дороге темной, но чуял он ее, словно зверь лесной. Пять дней и ночей шел он и не узнавал места родные, войной  опаленные. Вышел наутро к местечку своему и замер: торчал фашистский флаг над крышей школы.          
3.  Пустынны и тихи были улочки: не скрипели подводы, не лаяли собаки, не кричали петухи, и не раздавался привычный звон молота о наковальню. Рвалась душа Ильи навстречу к дому родному, и сердце холодело от неведения. И так медленно катилось по небу солнце  багровое, что казалось Илье: никогда оно уже не спрячется в лесу  на западе. С детство  он знал то место, куда  оно уходило спать по ночам.            
4.   Однажды мальчонком пошел он за уходящим солнцем – захотелось узнать, где дом его. Шел он и шел полями и лесами, пока не скрылось  солнце. И настигла его ночь, но не испугался он. Устроился на стоге сена, переночевал, а утром, когда разбудило его солнце, опять за ним пошел. И пришел к дому своему. Встретили его заплаканные родители и спросили: «Где ты был, Илья?» И ответил он: «Я за солнцем ходил». Улыбнулся  отец  Израиль  и сказал: «Для  человека  солнце  там, где дом его родной». - «У каждого, значит, свое солнце?» - спросил Илья. И ответил  отец: «Солнце на всех людей одно. И всем оно дает радость и тепло: и человеку, и зверю, и растению. Все на свете – дети его». И сказал  Илья: «Я понял тебя, отец. Когда будешь идти за солнцем – всегда к дому  придешь».
5. И спросил Илья у солнца: «Значит, и наши враги дети твои?» Не ответило солнце, только еще краснее стало. «Дети одной матери разве могут быть врагами?» – преспросил Илья. Но молчало солнце. И  струились лучи его на землю, словно слезы кровавые. Впервые увидел Илья солнце плачущим.         
6. Закрыл глаза Илья. И донеслись до него выстрелы и крики. И не стало солнца, растворилось оно в ночных облаках. И пошел Илья вдоль улицы родной, впервые в жизни в сторону дома крался. И не было огней ни в одном окне.               
7. Подошел Илья к дому родному. Выбиты были окна в нем и сорваны двери с петель. И тьма густая была внутри его. Поднялся он на крыльцо, переступил порог и спросил тьму: «Есть кто – нибудь?» И глухо отозвалось только эхо. Шел он из комнаты в комнату, привычно обходя в темноте те места, где стояли и стол, и шкаф, и кровати, и стулья – но не чувствовал тепла их рядом. Лишь шуршала на полу бумага да трещали  стекла под ногами. И когда выглянула из-за туч луна и пролила свет свой через проемы окон, увидел он – пуст дом.               
8.   Шел он, как слепой, по дому своему, боясь ступить на то место, где  вещи когда-то стояли. Чувствовал он их, но не мог принять того, что глаза видели. Задрожали ноги у него и подкосились. И, обессиленый, упал он, ощущая дыханием неостывшие еще запахи дома своего. Скрылась луна за тучами, и опять все поглотила тьма. Но и с закрытыми глазами видел и стол, и стулья, и часы настенные, и швейную машинка на тумбочке. И слышал он шаги матери и братьев, и порхающую  походку сестры Ханочки, и как тяжело и устало поднимается на крыльцо отец.            
9. И все закружилось перед ним и в нем. Задрожал дом и начал медленно подниматься в небо. И вползали в разбитые окна облака и носились по комнатам, и, подхваченные скозняком, уносились прочь. И слышались  Илье в столкновении облаков под ветром  голоса  родных, и звук  молота  о наковальню в кузне, и бой часов стенных, и журчание воды на кухне под руками матери – и все звуки сливались меж собой в один печальный  гул и холодили душу.       
10. И закричал Илья: «Ма-ма!»  И все вокруг заполнилось голосом  его, и отзывалось со всех сторон по всем краям земли: «Ма-ма!» И от этих голосов пролились тучи дождем, и парил дом его под куполом неба, и билось об него сердце Ильи. 
11. И стал просить смерти Илья: «Довольно уже, Господи, возьми душу  мою, ибо я не лучше отцов моих». И глаза закрыл. И тут коснулся его плеча ангел и сказал: «Встань, ешь и пей, ибо дальняя дорога пред тобою». Открыл он глаза и увидел в головах у себя хлебец, какие обыкновенно пекут на горячих камнях, и кувшин с водой. Подкрепившись чудесно посланной пищей, встал Илья».  (3 царств 19: 4,7,8)               
12.  Дом стоял на земле, и ветки яблонь тянулись к нему через окно. Собрал он последние силы и вышел из дома своего. Стыла  тьма  вокруг, и тишина  ночи звонила болью в ушах.               
13. Крадучись, подошел он к хате соседа своего и постучал осторожно.  И отозвался ему, наконец, тревожный голос: «Кто там?» – «Илья», – ответил он. «Сгинь! Сгинь!» - прохрипел голос. «Сосед, разве не узнаешь меня?» – «Не знаем таких». И сколько ни звал Илья – не было ему  больше ответа.             
      Постучал он в соседний дом и назвался. И был ответ ему: «Иди! Ступай отсюда подальше, нечистый!»               
14. И шел Илья из улицы в улицу, от дома к дому, и звал и стучал, и повсюду отвечали ему: «Нельзя нам жидов пускать». – «Куда ж идти мне?» – «В гетто». - «А что такое гетто?» - «Дом для нехристей». – «За что нам такое?» – «Из–за вашего жидовского отродья все беды свалились на головы наши. Пришел час великой расплаты за грехи ваши». - «В чем же грех наш?» Но не было ему ответа. И ни в одном доме не ответили ему, не скрипнул засов, не открылась дверь.
15. Видел он много домов с окнами выбитыми, дверями настежь  открытыми и скрипящими -  мертвы и пусты были они. Вспоминал живыми хозяев - и вдруг  понял:  в этих домах евреи  жили.         
16. И вышел Илья на площадь. Стоял на ней фонарь, один на все месчтечко. А под ним приколочен щит и написано: «Всем жидам  собраться на площади к девяти утра с самыми лучшими вещами. Великая  Германия забирает вас к себе. За отказ – расстрел. За опоздание – расстрел. Кто спрячет жида – расстрел. С нами Бог – он призвал нашу  великую Германию установить немецкий  порядок на земле».            
17.  Стоял Илья, смотрел Илья, думал Илья. И некого было ему позвать и спросить: «За что?»         
18.  «И звезды небесные пали на землю, как смоковницы, потрясаемые  сильным ветром, роняет незрелые смоквы своя; и небо скрылось, свившись, как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих… Ибо  пришел великий день гнева Его, и кто  может   устоять?» (Откров. 6:13, 14, 17)               
19. И вдруг раздался окрик за спиной Ильи: «Хонде хох!» Не оглянувшись, побежал Илья. И разорвали ночь вытрелы. Спрятался  Илья  за угол дома и слышит злобный голос из окна: «Иди отсюда, жид. Не накликай беду на нас. Своих бед хватает!» – «Извините, -  сказал   Илья, - я не враг соседу своему». И бросился прочь от дома Илья и побежал посредине улицы, чтобы, не дай Бог, ни  на чей дом беду не накликать.      
20.  Выбежал он за местечко, а там уже и лес за лугом чернел. И подумал Илья: «Раз стал человек человеку чужим – лучше с волками жить». И бросился он по лугу открытому, не таясь. Густая трава стелилась под ним и не хватала за ноги, и кусты раздвигались впереди него, уступая дорогу к лесу, и сжимались кочки под ногами, чтобы был гладким его путь к спасению. И уже слышал он впереди призывные голоса деревьев в лесу, и бежал перед ним заяц, указывая дорогу, и ждал его на опушке волк, чтобы принять его в свою стаю, и спряталась луна, чтобы скрыть его во тьме от глаз врагов, и сбивал ветер в сторону пули.            
21. А когда вдохнул он влагу лесную, и коснулись руки ствола сосны, которая сама к нему навстречу подалась – вдруг обожгло сердце. Успел обнять он шершавый ствол и прижаться грудью опаленной. Но подкосились ноги,  разжались руки - и рухнул он на землю. И раздался над ним голос матери Рахиль: «Не ложись, сынок, на землю сырую – простынешь…»            
22. Открыл Илья глаза в последний раз, и увидел над собой однокашника своего Кольку, и услыхал голос его: «Подох…» И отозвался ему другой голос: «Не убег! Вот и еще от одного очистили мы землю свою…»               
23. И вылетела душа из тела Ильи, и видела она, как топтали тело три мужика с черными повязками на рукавах. Потом сели они на поваленный ствол и закурили, утирая пот с красных лиц. И сказал один: «Закопать бы надо». И ответил второй: «Волк его в своей утробе схоронит». – «Пошли, замочим это дело, - третий сказал.— Вытрясем, ети ее мать, самогонку с лавочника». И встали они, и пошли, покуривая и оплевывая землю на своем пути.               
24. А душа Ильи все кружилась над плотью его. И не прикасались к телу ни зверь, ни птица, ни ночью, ни днем.               
25. На третий вечер приблизились две фигуры, подняли Илью на руки, омыли лицо его водой, причесали волосы, завернули тело в белую простыню – саван, как и подобает еврею, вырыли могилу и опустили в нее. И когда зажглась свеча над убиенным и осветились лица людей, узнала парящая душа Ильи могильщиков тела своего. И сказала Мария: «Пусть земля тебе будет пухом, брат Илья». И сказал Иван: «Прости Илья, что не смог уберечь тебя, названного брата моего. Помутилась от страха душа моя». И сказала Мария: «Он поймет и простит: доброе сердце у Ильи  было».               
       И пошли они, крадучись, к дому своему.
26. И такая стояла тишина над могилой Ильи, словно сам Бог скорбел над телом убиенного сына своего.      


                КНИГА  ХАНЫ         

                Глава 1    

1. «И появилась в нашей семье долгожданная девочка! Как мы были счастливы, когда родители разрешали нам носить на руках сестричку Ханочку и кормить ее из соски. Она была очень красивой, но капризной, потому что все мы баловали ее. А радость родителей  нельзя передать!» –  написал в своих воспоминаниях ее  брат Моисей.         
2.  А больше всех радовался рождению дочери отец Израиль. Хорошо иметь сыновей, но нет счастья в семье без женщины.         
3.  Собрал Израиль гостей – и было тесно от них даже в его широком дворе: пришли званые и незваные поздравить своего кузнеца, незаменимого человека  в  местечке. Все знали о его мечте – иметь дочь. И среди множества подарков было даже кольцо обручальное.         
4. Был чудесный месяц май. Поднимались на огородах всходы, цвели луга, распускались сады. От утоптанного щебенкой двора тянулись до выгона ровные грядки, и поднимались над ними лук и чеснок, редиска и укроп, сельдерей и кабачки - все подчистую выполото и уложено в большие ясли под разветвистой яблоней. А вокруг дома ярко полыхали цветы. Любовались люди хозяйством налаженным и  хвалили  хозяев.          
5.   И много было вина выпито и слов хороших сказано: каждый спешил выказать свое уважение к мастеру, который славился своим трудом и гостеприимством.         
6.  В такие часы радости, когда душа к душе тянется, думает человек:  так будет всегда - и полнится сердце надеждой и верой. И отступает все суетное.       
     Были среди гостей и те, кто тайно завидовал достатку семьи Израиля.  Завистник не замечает трудов соседа, но падок его доходы  подсчитывать. «Видимое временно, а невидимое вечно». (2 Кор.4:18) Смутно на душе от безверия. А какие тогда мысли в голове бродят – не разгадать. Человек  не может проникнуть в душу другого, а судит ее по меркам души своей.               
7.  «Лукаво сердце человека более всего, и крайне  испорчено: кто узнает его? Я, Господь, проникаю сердцем и испытываю внутреннести,  чтобы  воздать  каждому и пути и плодам дел его». (Иеремей 17: 9,10)               
8. Чутким сердцем улавливала Рахиль сомнения в душах людей: не чуя усталости, старалась угодить каждому. И от доброй улыбки ее светились лица и проходили мысли грешные.   
9. И сказал Израиль: «Услышал Господь молитву мою и наградил за долгожданное терпение. И верю я: дарует он дочери моей счастливую жизнь, ибо свершилось моление мое по воле его». Слушали его гости и в согласии головами кивали.   
10.  И сказал Израиль на прощанье гостям своим: «Люди добрые! Всем, кто радовался сегодня  со мной,  десять дней  буду все бесплатно делать. Пусть жизнь дочери моей будет настояна на добре и бескорыстии. Что человек вложил в дело свое – тем ему и мир откликнется».               
11. Утром пришел Израиль в кузню, разжег горн и стал ждать. Но не явился никто ни в первый день, ни во второй, ни в третий…Непривычно пустынно было на дворе его. «Может, обидел я их?» – подумал Израиль и сам пошел по дворам. И отвечали ему в один голос люди, словно сговорившись: «Трудишься ты, Израиль, всю жизнь без отдыха. Никто без тебя обойтись не может. Прими от нас  подарок: отдохни».            
12.  А назавтра дивились люди: перед домом Израиля и подводы не стоят и двор пуст, а с самого утра из кузни перезвон идет.               
13. На десятый день ходил Израиль с сыновьями своими, Давидом и Иваном, по всему местечку и к воротам всех гостей своих подковы прибивал.               
14. И рассказывали мне люди после войны: на чьих воротах была подкова прибита – тот дом беда обошла. А вот на свой дом Израиль подкову не прибил…               
               
   Глава    2.      

1.  Идут дни и собираются в годы, и оставляют свой след на земле: то зеленая она, то белая, то сияет в лучах солнечных, то хмурится в непогоду. Летят птицы на юг и домой возвращаются – «все возвращается на круги своя». Что было вчера - не будет завтра. Но нет счету времени без человека. Всходит солнце и заходит солнце - это не смена дня и ночи, а движение жизни от рождения к смерти.
2.  И стала Ханочка для семьи своей источником света и радости. Только  утро начинается – спешат взглянуть на нее. Лежит она в колыбели, рученки раскинув, а на устах улыбка, и такое лицо светлое, что дух захватывает. Работает Израиль в кузне – и всякое дело у него спорится, хлопочет Рахиль по хозяйству – и силы в ней прибывают, идут братья в школу - и хорошо у них на душе. И все домой спешат первым сестренку на руки подхватить.            
3.   А Ханочка навстречу рученки тянет. Положат в колыску – плачет и капризничает. Так день за днем и покоится она на руках семьи своей. И сказала мать Рахиль: «Слепая любовь ребенку во вред идет. Без движения нет жизни разумной: все наперекосяк пойдет. Опоздает человек к своему времени своими ногами придти – быть ему неудачником. И мы будем в этом виноваты».          
 4. Вскоре лепет Ханочки в речь оборотился: стала она братьев по имени называть, и никого не путала. И чудом казалось им слышать имя свое, произносит мягко, в растяжечку: «Да – вид! Мо-и-сей! Со-ло-мон! И-ван! Ба-рух!  Иль-я!»               
5. Права была Рахиль: ходить Ханочка поздно научилась. Ступит шажок-другой и сразу на помощь зовет. И все разом к ней бросаются. А Ханочка, кого по имени назовет – к тому и рученками тянется. Но не обижались братья: каждого она в свой черед привечала.         
6.  А Иван все чаще стал называть ее Ганочка. И поправляла его Рахиль: «Ханочка». Выслушает он ее молча - и опять оговорится. И сказал ему Израиль: «Да что ты, Ванюша, беспямятный такой. Ханочка ее зовут». Ответил Иван с болью в глазах: «Вспомнил! Мою сестричку Ганочкой звали». – «У тебя сестра есть? – подхватилась Рахиль. - Где же она?», и смолкла, увидев побледневшее лицо Ивана. «Ганочка наперед мамки с папкой померла. Ей было уж и ходить пора, да не было сил от голода первый шаг сделать». – «А какая она была?» – «Ну, точь в точь, как  Ханочка…»            
     И не попрекали больше Ивана, когда оговаривался он. И шептала Рахиль: «Пусть душа Ванюши выкричится…»            
7. И давал им Бог новый день, а пищу они своим трудом добывали: каждый посильную работу охотно исполнял. Приучены они были к ней не просьбами и наставлениями - видели: с утра до вечера трудились отец с матерью. Как–то спросила  Ханочка  у матери: «Когда я буду большой, тоже спать не буду?» – «С чего ты так решила, тохторушка моя?» – удивилась Рахиль. «Вы с папой никогда не спите». - «Маленьким спать больше надо – человек растет во сне, - ответила Рахиль. – А мы с отцом уже выросли». И добавил Израиль: «Короток век человека на земле, а дел ней  - делать не переделать».               
8. По утрам уже сама спускалась с кроватки Ханочка. Ступит  на пол, потопчет ножками, и пошла по дому осматриваться: что увидит глаз, рученками ощупывает и спрашивает: «Это что? Это зачем? Это почему?» Рассказывает Рахиль и радуется.               
9. И трех лет не было Ханочке, взяла она веник и за собой по полу тянет. «Что ты делаешь?» – спросила Рахиль. «Я пол чистым делаю», - ответила она. «Тебе еще нельзя этого». - «Сорить нельзя, а убирать можно», – ответила она. «Помощница мне растет», - улыбнулась Рахиль и поцеловала ее. А вечером, когда собралась вся семья за столом, похвалила. И так смотрели на нее отец и братья, что поняла Ханочка: труд – есть самая большая радость в жизни.          
10. Вставала по утрам Ханочка и спешила матери помогать: двор подметет, кур накормит, в кузню кваса отнесет. А в пять лет уже и иголку в руки взяла. И радостно было слышать ей, как называют ее: «Хозяюшка наша».               
11. И отметила Рахиль: там, где порой сыновья ослушаются мать, если попросит Ханочка – сделают. И наставляла дочь: «Скажи Соломону, чтобы ноги у входа получше вытирал. Барух пусть причесывается по утрам. Давид с Иваном плохо руки перед едой моют. Илья ест плохо, такой худой, прямо светится. Отец Моисею пусть письмо напишет…» И все она запоминала. Заберется на колени, обнимет и шепчет на ухо. «Щебетуха ты моя, - улыбается  Израиль. – Дай, я тебе поцелую». А она ему: «Напишешь письмо Моисею – я сама тебя поцелую». 

                Глава  3   

1. «Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где  восходит». (Еккл. 1:5) Текут дни и в годы собираются, как ручьи в реку: всяк своим путем идет, и всему в жизни свой срок приходит.       
2.  И пришел срок идти в школу Ханочке. Учились в ней Барух и Илья. Соломон в московский институт поступил, Моисей в армии служил, Давид и Иван в кузне с отцом работали.            
3. Большинство жителей местечка евреи были. Но стояли рядом школы: еврейская, белорусская и русская. Ходил каждый человек в свою, а между собой на каком языке говорили - не замечали: главное в общении – к пониманию придти. Всякий человек, живущий праведно, не языком своим красен, а делами и плодами рук своих.               
4.  «Самая дешевая гордость – это гордость национальная. Национальное чванство обнаруживает в субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он не мог гордиться; ведь иначе он не стал бы обращаться  к тому, что разделяется кроме него еще многими миллионами людей. Кто обладает личными достоинствами, тот, постоянно наблюдая свою нацию, прежде всего подметит ее недостатки. Но убогий человек, не имеющий ничего, чем бы он мог гордиться, хватается за единственно возможное и гордится нацией, к которой он принадлежит; он готов с чувством  умиления защищать все ее недостатки и глупости». (Шопенгауэр «Афоризмы житейской мудрости»)               
5.  Свой язык дан человеку, чтобы мог он высказать тайны души своей.
6. Век за веком подчиняла Русь народы стран соседних. И возложила сама на себя миссию обучать правильной жизни их, младших братьев своих неразумных.  «Москва – третий  Рим. И четвертому не бывать!»
    Большевисткие вожди провозгласили все народы равными. Но недолго держалась слово их: стали они силой насаждать указы свои: «Нет народов - есть классы: богатые и бедные. А мы построим рай на земле, где все равны будут. Для этого нужен единый язык» - и избрали они один на всех - «брата старшего».
     «И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык; и вот, что начали они делать, и не отстанут они оттого, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле…» (Бытие 11:5-8)               
7. Первой в Глуске закрыли синагогу и открыли в ней клуб имени «вождя всех народов», чтобы собирались в нем люди и веселились, и слушали политнаставления. Затем отобрали костел под музыкальную школу – учить детей новым песням, славящим лучшее в мире государство рабочих и крестьян, а церковь превратили в кинотеатр, ибо кино - есть величайшее из искусств для народа. А во всех школах ввели один язык – русский, чтобы с молодых ногтей познавали люди законы равноправия.               
8. А чтобы поскорее построить обещанный коммунизм на земле, в спешном порядке приступили осуществлять свои планы генеральные, одобренные единогласно на съезде партии, единственной и руководящей – «ум, честь и совесть эпохи»: насильственная коллективизация, огосударствление потребкооперации и промкоооперации, укрупнение колхозов, ликвидирующие кооперативные начала колхозного строя, вырождение хозрасчета, игнорирование рынка и регулирующей роли закона стоимости.
      А несогласному – лагерь или расстрел.   
9.  И, таясь, собирались по вечерам в домах люди веры одной: молились Богу и обращались к нему - каждый на своем языке. Вздыхали старики: «Не дано нам понять времена новые… Дай Бог, чтобы детям нашим хорошо жилось».               
10. А вожди учили народ затаившийся быть достойным строителем коммунизма: «Мы такой мир построим, что каждая кухарка научится править государством». Дивились старики такому повороту жизни. И сказал на это Израиль с горькой  усмешкой: «Пусть я и хороший кузнец, но мне государством править – значит, честь и совесть потерять».            
     Раз услышал он, как учит Хана басню Крылова, и проворчал: «Вот так и у них получается: беда, коль сапоги начнет точать пирожник. Каждый должен своим делом заниматься по умению своему. Но без Бога и у мастера все на перекос пойдет». Жгла его сердце обида, что закрыли синагогу. И все же многое прощал он властям только за то, что стали евреи равными среди других народов: сын его в самой Москве учится в главном университете.               
11. И потянуло Израиля самому новые науки изучать, чтобы понять учение вождей мирового пролетариата. Да и время появилось: стали мастерами Давид и Иван – доверял им любую работу.               
      Придет Хана из школы, садится за уроки – и он рядом пристроится. Внимательно слушает, спрашивает, запоминает и сам отвечает на вопросы ее. И радовалась Хана успехам отца: «Если бы ты учился – профессором бы стал!» Ответил он с обидой в голосе: «Я в своем деле профессор!» Обняла его Хана: «Самый лучший профессор!»          
12.  И был в тот вечер доверительный разговор между ними. Рассказал ей  Израиль про жизнь свою и род свой, о судьбу еврея на чужбине, об обиде на властей, которые силой человека от Бога отлучают, хозяйство страны строят они не на разуме, а на насилии человека, а сами жируют на костях народа. И открылся, что есть у него родной дядя в далекой Америке…      
      Перед сном обнял Хану и прошептал: «Только о нашем разговоре, доченька, никому ни слова: у нас человек жизнью расплачивается за правду. Может, чего-то и не понимаю я в этой жизни, но живу я честно, ни перед Богом,  ни перед людьми мне не стыдно».            
13. Запал этот разговор Хане в душу. Но только спустя полвека, когда уезжала навсегда, решилась она рассказать мне: молчала все годы, как и обещала отцу. Познала она и сама на своем веку: проговорится человек  – зашлют его не ведома куда. И предупредила меня словами отца своего Израиля: «Только вслух не говори об этом».               
14. Училась Хана в школе на «отлично». И говаривали учителя про нее: «Второй Соломон будет…» И радостно ей было слышать такие слова. Но никто не знал тайны сердца ее: отвечала она в школе так, как в учебниках было прописано, а возникали сомнения – к отцу с ними шла. Давал он ответ свой и предупреждал всегда: «Только это между нами». И стало это их тайной на всю жизнь.               
15.  Гордились родители и братья Ханой, покупали ей книги и наряды, любовались умом и красотой ее. Когда по субботам гуляли они всей семьей, каждый торопился ее первым  под руку  взять.               
      Однажды, когда приехал Соломон, спросила его Хана: «Ты почему не женишься? Мама очень переживает за тебя». И ответил Соломон: «Не могу найти равной  тебе».
16. Окончила Хана школу и в педагогический институт поступила. И стало без нее в доме грустно, как в солнечный день с закрытыми ставнями. 
 
                Глава 4          

1.  Хана не любила вспоминать про войну: рассказывать о ней, словно заново  хоронить близких.               
      Но когда расставились мы с ней и думали, что это уже навсегда, уговорил я ее. Привожу рассказ Ханы, записанный на магнитофонную пленку. Помню ее бледное и печальное лицо в обрамлении седых волос, дрожащий голос, в глазах слезы. Но и тогда лицо ее было прекрасным.   
2.  22 июня готовилась я сдавать последний экзамен за первый курс по психилогии. Сижу в библиотеке, занимаюсь, и вдруг кто-то вбегает и кричит голосом нечеловеческим: «Война! Все наверх, в деканат!» Мы побежали и слышим из репродуктора голос Левитана: в четыре часа утра немцы перешли границу, и началась война. Первое  стремление мое было – домой! Я жила в общежитии, все бросила, даже постельные принадлежности, мы привозили из дому, и на вокзал. Народу там уже было, как на демонстрации, но не смеялись люди, а кричали и плакали. И только через два дня я добралась домой. А мама мне говорит: «Надо было тебе экзамен сдать». Мне стало стыдно, и я снова помчалась на вокзал. Но уехать невозможно – паника вокруг. И вернулась я домой.            
3.  А люди уже разъезжались, кто куда мог. Особенно евреи. Многие пошли пешком, захватив с собой только узлы. Мама рассказывала, что слышала: когда захватили Польшу в 1939 году, всех  евреев запирали в сараи и поджигали. Не все этому верили, думали: у страха глаза велики. А мама говорит всем нам: «Все уходите». Она идти не могла, ей недавно сделали операцию аппендицита. Отец собрал нас и говорит: «Вы уходите, а я с матерью останусь. Кому мы, старики нужны. А меня, кузнеца, не тронут. Сколько людей пострадала от советской власти, а нас, кузнецов, беда обошла: без кузнеца нет хозяйства». 
4.  И рассказал отец историю. Ковал кузнец лошадь, единственную в  колхозе, и повредил ей ногу. Решили судить его за диверсию против колхозной жизни. Собрались всем народом и решили: без кузнеца никак не обойдешься в сельской жизни. И тогда встал один старик и сказал: «Давайте мы вместо кузнеца бондаря посадим. Кузнец у нас один, а бондарей целых три».   
5.  Все, кто мог уйти - уходили. А я с родителями осталась: не могла их одних бросить. Мы тогда еще не понимали, что такое война с фашистами.    
6.  На Мыслочанской горе, там, где сейчас евреи похоронены в общей яме, собрались военнообязанные и жили три дня. Мы, девчонки, к ним по вечерам гулять бегали. Однажды появился немецкий самолет и начал стрелять. Все разбежались. На этом и закончилась мобилизация – каждому пришлось самому от беды спасаться.          
7.  26 июня нас опять бомбили. Все вокруг горело. Я с родителями в погребе укрылась. А мне интересно стало. Вышла на улицу и вижу: магазин наш разрушен, а люди бегают и хватают прямо из огня все. Мне стыдно было взять, а потом очень жалела…         
8.  27 июня было уже безвластие: начальники первыми сбежали. Тишина на улицах, словно вымерло все. Ночью слышим артилерийские раскаты. Отец говорит: «Пошли из дому». Залегли мы в саду, и слышим, как за забором наша соседка Маня кричит: «Нам самим задницу некуда спрятать!», и отвечает ей Хасин, сосед ее справа: «Надо голову прятать». А потом слышится голос его пятилетней дочки: «Папочка, а где мне голову прятать». А он весельчак был, и отвечат ей: «Видишь, дочка, у этих людей задница дороже головы». Я вдруг так расхохоталась, что мама схватила меня за руку и прижала к земле. Прибегает к нам Хасин с дочкой и говорит: «Во мишугене! А я подумал, что дочка Рахиль от страха с ума сошла…» И тут взрыв грохнул – снаряд прямо в погреб Манин попал.
       Все вокруг горит, зарево огромное, пожар начал приближаться к нашей  улице. Люди бросились носить воду из речки в ведрах и тушить. У нас хорошая речка была, даже наводнения случались.               
9.  Утром вышли мы с отцом на улицу, вокруг вонища и тишина мертвая. Видим: на дороге раненный солдат лежит, а на него танк с крестом мчится. Отец выбежал и руку поднял, чтобы танк остановить и раненого подобрать. А из танка выскочили солдаты с автоматами, отца оттолкнули, раненого застрелили и в кювет отбросили. Прошел танк, а за ним много мотоциклистов с автоматами. Пыль столбом. Мы в дом убежали. Сидим и видим, как напротив нас в детский сад заходят немцы. Они сделали там комендатуру. Организовали из местных полицию, а наш сосед Сергеюк  стал у них главным.            
10. Назавтра объявили, что все евреи должны перебраться в гетто. Русских из одного района убрали, а всех евреев туда переселили. Организовали югенрат – еврейское начальство. И приказали всем надеть желтые латы и не выходить на улицу – иначе расстрел. А есть было нечего. Мы в чужом доме поселились, а в нашем остался сад и огород.          
11. И вот, пользуясь тем, что не похожа на еврейку, я ходила туда и копала картошку. Родителям ничего не сказала. Правда, новый хозяин нашего дома был не против. Так мне несколько раз удалось сходить. А однажды возвращалась, а из комендатуры выходит мне навстречу  немец. У меня в руках лопата задрожала. Но я делаю бодрый  вид, чтобы он не увидел, что я испугалась. Он смотрит на меня подозрительно и спрашивает: «Юде?» А я улыбаюсь ему и на немецком отвечаю: «Никс   форштейн». А он молодой, подмигнул мне, по щеке потрепал, повернулся и ушел. Я картошку подхватила и скорей в гетто. Потом еще несколько раз ходила: жить-то надо было. Люди все на еду меняли. Приходили ко мне в гетто мои друзья, русские и белорусы, что-то из еды  приносили. А потом, когда немцы двух человек за это убили, стало опасно. Я сама приходила к ним на условленное место.   
12. 19 октября пригнали к нам евреев из других мест. К нам подселили одного старого еврея, у него с собой были неплохие вещи. Так ночью налетела полиция, избили его и все забрали.             
13. Вскоре начали немцы забирать мужчин и подростков после 15 лет – гнали на работу. Женщин не трогали. Несколько дней не было отца. Наконец, он приходит, мать плачет и спрашивает: «Как ты вернулся?» А отец  говорит: «Я сказал им, что я русский». Отец был светловолосый и голубоглазый. В тот момент не было рядом полицаев, поэтому немцы  поверили ему. Отец прятался и никуда не выходил.         
14. Все чаще начали устраивать нам погромы. Врывались они по ночам, грабили и убивали. А на утро – похороны, и все знали, в каком доме были немцы и полицаи. Что им было человека убить! Что-то не понравилось – смерть на месте. Все мы жили в постоянном страхе. За мужчин, которых они угнали, стали требовать выкуп. Люди отдавали последнее. Они все забирали, не чурались даже порванного белья. Но никто из мужчин так и не вернулся. Не знали мы, что будет завтра, через час. Страшно стало жить. Особенно ночью – каждый ждал своей очереди на погром…всю ночь выстрелы и крики… 
15. 29 октября был большой погром. Остались почти одни женщины и дети. Это был повальный  погром – шли от дома к дому. Крики, плач, топот ног, выстрелы. Мы сидели одетые. Вдруг в нашу дверь ударили прикладом. Мама меня за дверь спрятала. Ворвались они,  и сразу же на отца набросились и того старого еврея: «Фэр флюхтен? Где золото?» Какое золото, когда мы уже умирали от голода. Они начали бить отца. Я не выдержала и выскочила из своего укрытия, начала  кричать: «Что вы делаете?!» Начали они меня бить, но я этого даже не чувствовала.  Ничего они у нас не нашли, выбили прикладами окна, и ушли разъяренные. Мы всю ночь проплакали. Осень, ветер, стужа, и отец  избитый  лежит.               
16. Рано утром опять шум в гетто. Мама кричит мне: «Беги!» Я не хотела, но такой страх меня обуял, что выскочила я из дому и перебежала огородами на другую улицу. Там была больница. Забежала я в нее. Сестрой-хозяйкой работала моя знакомая. Она спрятала меня в свою комнату и говорит: «Сиди тихо. Всех евреев  из домов  выгоняют». Она уже видела, как вырыли большую яму, но сами евреи про это еще не знали. И никто не знал, куда их погонят. Я увидела из маленького окошка, как две маленькие девочки хотели убежать, но их догнали и прикладами в строй загнали. Все вокруг было оцеплено. Немцы и полицаи стояли сплошной стеной вокруг гетто. А я сижу в коморке, и мне даже в голову не приходит, что это последние минуты для всех людей. И тут входит знакомая сестры – хозяйки и говорит мне: «Уходи. Сейчас придут искать евреев среди больных. Если тебя здесь застанут – убьют и тебя и нас». Я говорю ей: «Куда ж мне идти, немцы  вокруг?»  Но глаза у нее стали такие страшные, что встала я и пошла. Иду прямо по улице. На деревянном крыльце больницы все сотрудники стоят. По всей улице – немцы. И пошла я прямо на них. Человек пять меня окружили и спрашивают: «Куда?» А люди с крыльца смотрят на меня. После войны одна из них сказала, что таких бледных, как я тогда была, она никогда в жизни не видела. Держусь я за лицо и отвечаю: «Ой, зубы у меня болят». Одного из немцев я на всю жизнь запомнила: высокий, белобрысый, смотрит на меня пристально. Немцы что-то между собой загорланили, а он крикнул мне: «Авек!»…Никто из жителей тогда меня не выдал. И  пошла я… 
17. А куда идти мне? Иду посредине главной улицы, чтобы за город выйти. А на заборах надписи: «За укрытые евреев - расстрел». Вокруг снуют немцы на машинах и полицаи на лошадях. А я иду. Когда поравнялась с домом моей подруги, услышала за собой беспрерывные выстрелы. А на крыльце дома стоит отец моей подруги, смотрит в ту сторону, откуда выстрелы, и крестится. А я все иду и иду. И вот уже конец улицы. В последнем доме жили наши знакомые Яцыны. Зашла я к ним. Все молчат. А когда началась стрельба и стало темнеть, дядька  Михась говорит мне: «Уходи, Хана. Ночью они будут ходить по домам и искать евреев, которые разбежались. Ты должна уйти». Вышел он вместе со мной на крыльцо и показывает: «Иди в этом направлении, там есть  глухая  деревня».      
18. И пошла я, не зная ни дороги, ни деревни. Осень, грязь, холод, а я иду прямо через поля, куда глаза глядят. И вдруг где-то по краю леса вижу огонек, как во время бури маяк на океане. Думаю, значит, там люди, хоть и нельзя было во время  войны ночью огонь зажигать.               
    И пошла я  на этот огонек.               

       
         





 ПРИЛОЖЕНИЕ    
               
                Рассказы  очевидцев (1992г)
               
  Мышка  Леонида Иосифовна:    

     Несколько улиц занимало гетто. Всех евреев переселили в один район. Жили они там несколько месяцев.
     И вот в одно утро, не помню точно числа, осень была, ползут по нашему огороду несколько евреев. Мужчину и мальчика я хорошо запомнила. Спрашиваю у них: «Чего вы ползете?» Они отвечают: «Нашу улицу оцепляют. Будут вывозить нас на работу и расстреливать». И побежали они.
     Никто тогда не думал, что их будут расстреливать – разве такое можно представить себе?! Мы думали, раз пришли за ними, будут увозить на работу. Мы уже к этому привыкли, не раз было. Мужчин забирали, а женщин оставляли. Потом вижу, прямо по нашей улице  большую толпу евреев ведут, и солдаты в литовской одежде с собаками по бокам колонны. У них форма была желтая, а немцы в серой форме. И все с автоматами. Мы думали, что ведут их за город. Никто даже представить себе не мог, что их будут расстреливать прямо в пятидесяти метрах от этого места. А там уж был ров выкопан. И вдруг слышу: тра-та-та…и крики, и вопли. Ужас просто. Я так испугалась, что залетела в комнату и головой в подушку зарылась, чтобы ничего не слышать. Это продолжалось больше часа. И тогда дошло до меня, что это евреев расстреливают. А потом вижу, идут одни солдаты с собаками, а тех людей уже нет с ними. Очевидцы потом рассказывали, что там еще долго земля шевелилась. Помню, что среди этих людей почти не было мужчин, в основном старики, женщины и дети. А там, где их расстреливали, и до сих пор дома стоят. Из тех, которых расстреляли, я знала тогда некоторых по имени. Но прошло уже столько лет…
      Они, видимо, и не знали сами, что их расстреливать ведут. Шли очень спокойно, без плача и крика. Им просто объявили, что надо собраться. Иные даже с вещами шли. Многие вели друг друга под руки. И никаких страшных сцен между ними не было, когда шли…. Сколько их было, трудно сейчас сказать…сто….двести…тысяча…Я не считала. Они просто шли и шли очень долго по нашей  улице. Уверяю вас, что все мы смотрели на них и даже не предполагали, что их ведут расстреливать. Тем более прямо в городе. Это не то, что раньше было: посадят в машину, увезут куда-то, и  эти люди исчезали.
       Одна женщина видела из окна, как их расстреливали. Гнали их к яме, там, где конюшня. Одна женщина своего ребеночка на руках все платком закрывает и бегает вокруг ямы – и тогда их живыми столкнули. Женщина, которая  видела это, за одну ночь поседела. А одна женщина в сарае спряталась, два дня сидела, но кто-то выдал ее - и тут же расстреляли. Младенцев даже не расстреливали: стукнут головами  – и в яму. Одна девочка забежала в школу - вытащили и на месте убили. Особенно жестокими были литовские каратели. Немцы старались не делать черную работу. Вешали наши полицаи. Вот вся эта дорога к яме была покрыта трупами, многих по пути убивали. Как они, бедненькие, кричали! А потом еще несколько дней ползли по дворам и прятались. Помню, полз и тот мальчик, которого я перед расстрелом видела. Говорят, потом его в партизанах встречали. Кто сумел уползти – через колхозный двор в лес убегали.       
   …Знаете, все это теперь кажется кошмарным сном. Как мы все переживали, но боялись идти туда, к яме, еще долго. Казалось, сидят там, в засаде, враги и будут всех подряд расстреливать.            
    Вот как…напомнили мне…взворухнули память – и не могу больше рассказывать. Полвека прошло. А словно сейчас происходит. Не хочу я этого  помнить. Забыть хочу, сердце больше не выдержит…

  Слуцкий  Илья  Борисович:
   
       Я служил на самой немецкой границе, в транспортной роте. В первый день войны по нашей казарме был первый выстрел. А жили мы на частных квартирах. Пока мы все собрались – немец  был у нас уже в тылу. Мы вооружились и еще два дня пробовали удержать врага. Нас было тогда еще много: перед началом войны согнали людей на военные сборы, многие жили на открытом поле в палатках. Это было настоящее предательство – все они там и погибли под первой бомбежкой. Когда немец нас обошел, в нашей части начальства уже не осталось – сбежали. Мы, как овцы, начали разбредаться, кто куда. Сначала я шел со своим командиром отделения, а потом в лесу к нам присоединился еще один товарищ. Мы были в военной форме, хотели зайти в деревню, чтобы переодеться, но кругом уже были немцы. Хватали они солдат и в лагеря для военнопленных отправляли. И решил я идти в Глуск, к себе домой. По дороге в одной из деревень меня накормили и дали переодеться. Когда пришел в Глуск – там уже были немцы. Мой дом сгорел, а дом брата стоял. Там я еще застал отца, мать, сестру и жену моего брата. Брат куда–то уехал с детьми и не вернулся.               
      Прошло несколько дней. Заходят к нам немцы и спрашивают у меня: «Солдат?» Я говорю: «Нет». Они схватили меня, сбросили со ступенек и повели в сарай – там  уже было много наших солдат. Жили мы несколько дней, давали нам есть какую-то вонючую похлебку из рыбы, а пить не приносили. Мне с одним хлопцем удалось удрать домой. А через неделю всех евреев начали сгонять в гетто. Вели мы с отцом корову свою, а немцы схватили ее и отца и увезли. Больше я его не видел. И стали мы жить в гетто. В конце сентября пришел ко мне один хороший человек, русский друг моего брата, и говорит: «Надо вам всем уходить. Особенно мужчинам. Приехал какой-то карательный отряд. Эсесовцы». Мы не хотели оставлять своих родных женщин и детей. А он говорит: «Мужчины уходите – вас в первую очередь схватят». Но мы не пошли. Через несколько дней он пробрался к нам и сказал:  «Уходите. В колхоз пришли немцы, приказали всем взять лопаты и рыть большую яму». Он просто умолял нас. Пришли мы к нему домой, он меня, брата и племянника закрыл в погребе на замок. А через час мы услышали выстрелы. Это расстреливали наших евреев. Вечером он пришел к нам, но ничего нам не рассказывал. Только глаза у него были темные. Мы начали допытываться, и тогда он рассказал, что расстреливали людей прямо из пулемета. Через несколько дней он пришел к нам и сообщил, что пойдут искать евреев по домам. И мы решили: он нас спас, собой жертвовуя, и нам надо уходить от него. А куда идти? У жены моего брата был дядька в Рубеживичах. И пошли мы, много дней шли. Когда пришли, там уже гетто было. Все жили в своих домах. Дядька говорит: «Я боюсь вас держать дома». Привел нас в подвал. Через несколько дней пришел и сказал, что немцы ходят и ищут по домам, потому что сюда пришли чужие евреи. И мы опять ушли. Пошли в Минск. А там уже тоже было гетто, на Республиканской улице. Там и комната у меня была до войны. Но в ней уже поселился человек и все мои вещи забрал. И мы жили в одной комнате. Каждый день из гетто забирали людей на работу. Там, где Дом правительства, восстанавливали дома. И мы ходили, чтобы  получить хоть немножко баланды. Я работал слесарем. Однажды в гетто приехала машина с немцами, и начали хватать детей всех. Родители кричали, плакали. А они набили ими полную машину и увезли. Это было в 1942 году. Потом мы узнали, что это были переодетые партизаны. Эти дети остались жить, так спасли и моего племянника. Партизаны приезжали, переодевшись в немецкую форму, и на хлебозавод, брали хлеб, вывозили людей. Так и я попал в партизаны. И потом  воевал до конца  войны…      

      Каган  Лазарь  Исаакович.               
 
       До войны евреев у нас было больше половины населения. Большая их часть работала в частном секторе: артели, швейные мастерские, парикмахерская, магазины. Работали целыми семьями. Жили неплохо, и рьяных противников советской власти не было. Мы обкладывали их налогами, старались население обслужить так, чтобы все были равны, и не было голодных. И мы постановили: если есть лишние доходы - лишали его права голоса на выборах. Таких было примерно сто человек.               
      Что евреев немцы уничтожают, мы знали уже с 1939 года, когда пошли на Польшу и освободили Западную Белоруссию. Я тогда служил в разведбатальоне. Когда были установлены границы между нами и немцами, в Польше начали преследовать и убивать евреев. Кто мог, спасался и бежал к нам в Союз. Шли без ничего, кто в чем успел убежать. Мы кормили их, чем могли, из солдатского котелка. Они рассказывали такие страшные вещи, что я пошел к комиссару и сказал: «Мы – страна трудящихся, интернационалисты. Давайте пойдем и не допустим  уничтожение евреев».  Он ответил: «Не суйся не в свое дело. Мы с ними заключили договор – и что они там делают, не наше дело. И молчи, если жить хочешь». Я уже был научен горьким опытом и знал, чем это грозит. А тех евреев, которые спасались от немцев у нас, сдавали в особый отдел, а оттуда их отправляли в лагеря. Убегали от смерти  фашистской, а получали  нашу, советскую.               
      Я прошел всю войну, воевал, видел столько горя и смертей. Но когда вернулся  домой и узнал, какая  дикая расправа была над евреями в  моем родном местечке – ужас охватил меня! Страх!.. Извините, нет сил вам все это рассказывать. И вот что страшно: были среди наших русских людей те, кто с радостью помогал немцам в уничтожении евреев.            
      Мы создали комиссию по расследованию этих преступлений, долго работали, собрали много материалов. А через два года пришли к нам из КГБ и потребовали: «Выдайте нам это дело. Это очень ценные бумаги. Пусть хранятся у нас. Чтобы не пропали. Мы разберемся и накажем, кого следует». Написали мне рассписку и забрали толстую папку. И вот уже 50 лет от них ни духу, ни слуху. Все похоронено в архивах КГБ. А может и сами уничтожили, потому что среди них было немало тех, кто помогал немцам уничтожать евреев.               
          
               
Глава 5          

1.  И пошла я на этот огонек. Под утро постучала в первую хату. Ночью  во время войны – разве кто откроет. Я расплакалась и говорю: «Пустите меня…Я беженка из Бобруйска». Открыли мне, и я вошла. На печке спали дети, и одна девочка кричит: «Мама, это Хана, кузнеца Израиля дочь». И тогда я все честно рассказала женщине, только боялась признаться, что убежала от погрома. Она говорит: «Переночуй, а там видно будет». Постелила на лавке и дала молока и хлеба.               
2.  Утром я говорю хозяйке: «Пойду, узнаю про мать и отца». Я так  была  уверена, что во мне не признают еврейку. Многие в гетто мне говорили: «Тебе нечего бояться, ты похожа на шиксу (русскую)». А хозяйка мне говорит: «Не ходи – убьют тебя». Но не могла я оставить мать и отца. Пришла в крайний дом к Яцыным. А его мать-старуха больная лежит, увидела меня, крестится и голосит: «Ты жива, Ханочка! Зачем ты вернулась! Нет никого ваших. Уходи быстрей, поймают и убьют тебя». А про то, что случилось, мне не рассказали. Ночью проникла я в свой дом, а там все перевернуто. Нашла кое-какие вещи, связала в узел и пошла. Решила в Минск идти.               
3. И вот иду я по нашей  улице, вокруг немцы и машины. Комсомольский  билет я зарыла, из паспорта, где национальность написана, эту страницу  вырвала, осталась только моя фотография. Из фотографий моей семьи нашла только мамину, Давида, Моисея и Ильи. Иду и иду. Кто-то меня  в пути подвозил. Как-то попалась мне на дороге девушка. Она сказала, что студентка из Минска, идет в Дзержинск, где у нее родственники. По дороге мы узнали, что в Минске давно хозяйничают немцы. А мне было все равно куда  идти. Она мне предложила идти к ней. Я призналась, что я еврейка. Она как-то странно посмотрела на меня, но я не придала этому  значения. Подошли к Дзержинску, она мне говорит: «Я зайду в туалет. Подержи мои вещи». Потом я ей говорю: «Подержи мои вещи». Оставила ей узелок свой, а сумочку с документами и фотографиями в руках держу. Вышла из туалета – а ее след простыл. Правда, узелок мой она оставила. Видно, испугалась еврейку с собой привести.
     И осталась я одна посредине дороги. А тут проливной дождь начался. Стою прямо на шоссе и боюсь в сторону сойти, чтобы дороги не потерять. Думаю: раз стою открыто –  кто меня  тронет. А уж вечер…   
4.   И тут идет какая-то женщина с котомкой за плечами. Я и говорю ей: «Вы, наверное, здесь рядом живете. Возьмите меня с собой переночевать». Она ответила: «До моей деревни еще 12 километров. Я ходила в город вещи на еду обменять. Хочешь, пошли». Я обрадовалась. Ночью пришли к ней домой. Уложила меня на печку. А утром  спрашивает: «Что делать будешь?» А я и не знаю, что ответить. Она и говорит: «Иди в соседнюю деревню, она большая. Может, кто и приютит тебя. А мне кормить тебя нечем, сама не знаю, как до завтра  дожить…»            
5. И пошла я в эту деревню. Ходила от дома к дому и просилась. Наконец,  взяли меня одни хозяева. У них маленькие дети, а им надо ходить в колхоз на работу. Немцы еще колхозы не распустили, надо было зерно молотить.               
6.  И стала я за детьми их смотреть. Все, что было у меня из вещей, на еду выменяла. А уж зима наступила. Я подхватила чесотку, и хозяйка мне сказала: «Иди в городок, там тебе мазь дадут…»       
      Пошла я. А когда  возвращалась, меня немцы схватили: они начали в феврале угонять молодых людей на работу в Германию. Многие солдаты, кто в окружение попал, прижились у разных хозяев, те выдавали их за своих родственников. Они были молодые, и всех их похватали.
7. Собрали нас всех в специальном лагере, для отправки на работу в Германию. Нас проверили, обработали, посадили в теплушки, был март, но еще морозило. Это уже сорок второй год. Товарняки без обогрева. Ноги у меня так замерзли, что я плакать начала. Какая–то женщина сняла с  себя  тулуп и  укутала меня. Помню, прибыли мы в Минск, но нас никуда не выпускали. Какая-то стрельба началась. Говорили, что это партизаны налет сделали. Потом нас высадили и повели в баню. Проверили и начали переписывать. Я им сказала, что меня зовут Анна, а фамилия Букенголс, в конце «ц» на «с» заменила. Один из переписчиков спрашивает: «Ты литовка?» Я отвечаю: «Да. Я  с Прибалтики».               
8.  Потом мы попали на пересыльной пункт в Польше.  Высадили нас из вагонов, пересадили в пассажирские вагоны и повезли в Германию. Еды не давали, и ехали мы голодные. Со мной рядом сидели муж и жена. Выскребли они из своей котомки последние крошки – у мужа  жменька в руке получилась. Дал он мне и своей жене поровну. Мне показалось это таким вкусным, ничего вкуснее на свете не ела. Я и теперь не могу  выбрасывать крошку хлеба, всегда в ладонь собираю и в рот. Когда  приехали в Германию, нас  выстроили на вокзале в очередь и какой-то баландой накормили. Меня отправили в провинцию Судепланд, это уж в Чехии. Поместили нас в карантинный лагерь, много нас было, тесно, тело к телу. Выводили на прогулки с собаками и автоматчиками.               
9.  Вскоре начали прибывать какие-то люди и отбирать нас на работу. На фабрики, в деревни к хозяевам, кого куда. Мужа с женой разлучали, дочь с матерью. Поили каким-то эрзац – кофе, пить невозможно – горько. И били за каждую провинность, если даже не так шаг сделал. Охранники были очень злые. Каждый  день увозили куда-то людей. На мне уже все вещи пообдирались.         
10. И вот однажды назвали мою фамилию. Выстроили нас на плацу несколько десятков человек. Ходит перед нами бауэр (крестьянин), расматривает нас, как животных. И вот тычет в меня пальцем. Посадил  на свою бричку и повез к себе в деревню. По дороге мне говорит: «Я не бауэр, бауэр на фронте. Я опекун его хозяйства». Было ему лет 50-60. Видит, что я его понимаю, и спрашивает: «Откуда ты немецкий язык знаешь?» – «В школе учила». – «А что ты умеешь делать? – Я  только  плечами пожала. Он усмехнулся и говорит: - Ничего, молодая, здоровая, научим».               
11.  И привез он меня к хозяйке. Сын ее на фронте. Сама она старая, а муж алкоголик. Поэтому этот человек, который привез меня, и хозяйство у них вел. Был у них еще один работник, француз, но он должен был после работы возвращаться к себе в лагерь. И еще на них работали поляки, муж и жена. Русский немножко схож с польским, и мы быстро начали понимать друг друга. Я начала  расспрашивать про работу, а они мне сказали: «Очень тяжелая. Скоро сама узнаешь». У них в хозяйстве был большой огород, сад, 20 коров, 5 лошадей. Мне сказали доить коров. Я не умела, но полька меня научила. И коров доила, и косила – все работы  выполняла. А хозяин  - алкаш.  Ему перестали давать водку, и он от этого свихнулся и скоро умер. Хозяйка очень любила своего сына, который  был на фронте, и все переживала, что он из-за  войны не женат. Когда мы с ней познакомились поближе, она как-то разоткровенничалась и сказал: «Гитлера за эту войну надо бы разрезать на ремни, как скотину». Меня она за работу хвалила: «Майн русская очень хорошая, чистая и очень хорошо стирает». Сама она ничего не делала и была очень неряшливая. Дом большой, а отапливалась лишь та комната, где  она жила. А мы с поляками на чердаке жили. Зимой мороз, иней на стенах и звездочки через щели видны. Переодеваться я бегала в коровник – там  немного теплее было.               
       Однажды в отпуск приехал сын хозяйки. Как он нас гонял! Какой злой был! Мы только и ждали, чтобы он поскорее уехал. Не давал нам передышки. Поляк ночью его проклинал: «Швакер проклятый!»               
13. В 1944 году американцы начали бомбить Германию. Нет, кажется, это был уже 1945 год. Ночью самолеты летали прямо над головой. На Дрезден и другие города. Нас спасло, что мы жили в сельской местности. Но мы так уставали к концу дня, что нам уже все было безразлично. Мы  понимали, что наступает конец войны, и было горько все же после стольких мытарств не дожить до победы.               
14.  И вот кто-то сказал, что война кончилась. Через несколько дней в нашу деревню приехали американцы на машинах, шоферами в основном были негры. Нас всех репатриированных собрали в баре и угощали пивом. Полякам и французам дали денег, а мне, русской, нет. Они почему-то считались у них привилигированными. Потом собрали нас в Каршбате и предложили: хотите – оставайтесь здесь, кто не хочет – перевезем на русскую зону. Многие поляки записались на русскую зону, и я тоже не захотела на американскую. Здесь я впервые увидела людей из концентрационных лагерей, которые остались живы: скелеты ходили по  городу.               
15.  Нас погрузили в машины и перевезли на русскую зону. Я попала в Браслав. Там уже работала комиссия: распрашивали, выясняли, кто ты такая, как в плен попала. И поместили нас в лагерь. Там стояла наша воинская часть, и требовались рабочие. Мы работали и жили в усадьбе немецкого барона, который удрал, делали переработку молока для советского госпиталя. Там я проработала почти целый год. А в 1946 году эту военную часть расформировали, и мы с одной девушкой попали в Кенигсберг. Там нас опять распрашивали, проверяли, потом некоторых начали отпускать. Я  хотела остаться там жить, потому что знала, что моих уже никого нет в живых. Но моя подруга предложила поехать с ней в Оршу: а, может, кто и жив, надо искать. Она уже переписывалась со своими родственниками. Я ведь выдавала себя за русскую и была за войну так напугана, что боялась: узнают про мой обман – никуда не пустят. И поехала я с ней в Оршу. Ее родители жили в землянке. Оставила у них свой узелок и поехала в Минск. Весь город был разрушен до неузнаваемости.               
16. С большим  трудом добралась до Глуска. И первым же делом пошла к  своему дому. Открыли мне чужие люди и спрашивают: «Кто ты?» А у меня дыхание перехватило, я только и повторяю: «Это мой дом…» А они мне говорят, что этот дом им продали. «Кто продал?» – спрашиваю. А у самой вот-вот сердце остановится. Они говорят: «Сын бывшего хозяина». Я выскочила и к соседям. А соседка наша тетя Вера спрашивает: «Ты кто?» А я ей говорю: «Тетя Вера, неужели не узнаете меня?» Она смотрит на меня как-то настороженно и шепчет: «Неужели Хана? Откуда ты? Мы все считали тебя убитой…» Я ей все рассказала, она и говорит: «Жив твой брат Моисей. Это он дом продал. Сказал, что не будет у него сил в нем жить: все родные здесь погибли». Побежала я к своей  подружке Зине Стенько, мы с детских лет дружили. Зашла в дом и говорю ей: «Здравствуй, Зина». Она поздаровалась и спрашивает удивленно: «А ты кто такая?» Она меня так и не узнала, пока я не назвалась. А прошло пять лет. Они все считали, что меня  уже давно нет в живых. А ее мать говорит: «Видела я, как ты по улице шла, и говорю Зине: «Вон та девушка на Хану похожа. Бывают же люди так схожи». Они мне сказали, что мой брат Моисей живет в Пинске. Я хотела сразу же поехать к нему, но они сказали, что он через несколько дней должен приехать.               
17.  И вот поздно вечером сижу я у них, и кто-то пришел и сообщил, что приехал мой брат Моисей. Сбежались к нам люди, хотели увидеть нашу встречу. Тут стук в окно. Я вскочила, а Зинина мама говорит мне: «Подожди. Надо его предупредить». Она вышла в коридор, а я прижалась ухом к двери и слышу: «Моисей, а ты знаешь, кто у нас?» Там стало так тихо, что мне показалось - все это снится. Потом услышала крик: «Кто?» Потом что-то упало за дверью, загромыхало, открылась дверь, и ворвался мой брат Моисей. Обнял меня, не отпускает, целует, рассматривает и все выкрикивает: «Ханочка! Сестренка! Твои  волосы… твои глаза…твои ручки любимые!» Целует мои руки и плачет. Вошли все люди в комнату, и все плачут.               
18.  Потом Моисей мне рассказал, что человек, который у него купил дом, сказал ему, что сам видел, как я сбежала из гетто, полицаи на лошадях гнались за мной и убили. Моисею для того, чтобы продать дом, надо было получить справку, что он остался единственный наследник – вот этот человек и был единственным свидетелем моей  смерти. У меня и до сих пор хранится свидетельство народного комиссариата внутренних дел  БССР от 22 октября 1946 года о моей  смерти:  убита  немцами в октябре 1941 года.            
19.  Так мы лишились своего родительского дома. Увез из него Моисей только часы, которые он увидел на стене одного из соседей: все в нашем доме было разграблено, когда нас в гетто погнали. Купили их отец с матерью, когда поженились. Оставили на них свой взгляд все наши  родные.            
20. Забрал меня Мойсей с собой в Пинск. Он работал директором ремесленного училища. Там я и познакомилась с моим мужем Исааком,  лучшим  партизанским другом Моисея.               
    Так мы с ним до сих пор и живем. Я долго никому не рассказывала, что была у немцев. Боялась восстановиться даже в институте. Притихла на долгие годы. 20 лет проработала, но такое вокруг творилось, что понимала: нельзя  мне этого открывать. Ведь сам Сталин назвал нас «изменниками родины».               
21.  И сказала Хана: «А что было со мной после войны – ты и сам уже знаешь». И заплакала в голос…               

                Глава 6.         

1.  И только сейчас, когда пишу Книгу Ханы, задумался я: «А знаю ли?..» Да, несколько десятилетий, до того прощания навсегда, мы жили одной семьей, и вместе противостояли и послевоенным бедам, и всей абсурдности системы…Каждый из нас, в меру своих сил, чувствовал, размышлял, спорил, сопротивлялся, как мог…выживал. Но что я действительно знал о ее жизни?               
2.  Я остался один на один с миром прошлого – и не у кого спросить. А все то, что прошло, и все то, что есть в дне сегодняшнем, жаждет получить ответ. Один, как путник в пустыне, стою я, зову и плачу - надеясь, что слышат меня родные.      
3.  Слава Богу, Хана, вторая мать моя, жива.  Но разделяют нас теперь не моря и океаны, а злобные плоды несогласия суеты мирской, ибо стал человек не жителем земли, которую подарил ему Бог, а подневольным рабом правителей страны своей… И Бог весть, придется ли нам когда-нибудь свидеться?
     Пишу о Хане – и горько мне: родной человек был всегда рядом,  но верно ли я  понял, что творилось в душе ее?               
4. Прости меня, читающий книгу мою, за все отступления. По состоянию одного листочка можно узнать о жизни дерева. Так устроен человек: рассказывая о мире – он открывает себя, рассказывая о себе – открывает мир. «И какой меркою судите – такой и вас судить будут».             
5. Когда прощались мы с Ханой навсегда, пожелал я ей счастья. И ответила она: «Этому уже никогда не бывать…» Не понял я тогда слов ее, но сжалось сердце мое.               
6. И сказал Господь: «Я заповедовал тебе, сказав: не ешь от него, проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нея во все дни жизни твоей… (Бытие 3:17)               
7.  Беру грех на душу и осмелюсь спросить Тебя, Господи: «Так ли велик грех человека, что вкусил он от древа познания добра и зла? Ведь сам Ты отделил Свет от Тьмы. Да, тяжек и грешен путь познания. Но в чем вина  младенцев? Многие лишены жизни на первых днях рождения своего. И есть среди них мои кровные братья и сестры. Явились они в мир, открыли глаза, возрадовались Свету…но так и не успели увидеть друг друга.         
8. Уберег Ты меня от гибели. Но за прожитую жизнь свою грешнее их я  во сто крат.
     Познавая жизнь рода своего, поверил я: сохранил Ты меня, чтобы писал я эту «Книгу судьбы». Но не высшее ли благо – живая жизнь человека по сроку отпущенному Тобой. Почему же не избрал Ты меня еще младенцем «козлом отпущения», чтобы прожили свои жизни земные родные мои?
    «И понесет козел на себе все беззакония их в землю непроходимую» (Левит 16:22)      
         
                Глава  7    

1.  И приехала Хана жить в город Пинск, к брату своему Моисею. Когда подняла она меня на руки и расцеловала, сказал я ей: «Ты самая красавица на свете! А я самый  счастливый – теперь у меня  сестра есть!» Так и звал я ее многие годы, как и брат Моисей: «Сестренка Ханочка».               
2. А был у отца Моисея друг Исаак – вместе они четыре года партизанили. Вот как написал он в своих воспоминаниях: «Какое счастье, что есть у меня друг Исаак! Он мне, как брат родной. Война отняла у  меня четырех братьев, а судьба подарила его. Во время войны с гитлеровцами он днем и ночью под свинцовыми пулями с автоматом в руках геройски выполнял задания командиров нашего партизанского соединения под руководством товарища Комарова (Коржа Василия Ивановича). Ему были не страшны ни разведка в самые отдаленные места, ни рейды в тыл врага. В зимные холодные ночи, голодный, в лаптях, пробирался он в немецкие гарнизоны и доставал для отряда питание, оружие, разведывал силы врага, приводил пополнение из  проверенных людей. Совместно со своей группой отправлял на Большую землю раненных и обмороженных людей, спас более 150 человек. Обеспечивал их безопасностью в дни ожидания самолета. А сколько ему приходилось лежать, затаясь в мерзлых болотах, выслеживая врага, доставать лекарства для партизан и детей, которые жили в нашем отряде. Он участвовал почти во всех крупных операциях. Сколько раз он попадал в засаду, но всегда, отстреливаясь, уходил. Бывало, по нескольку дней мы ждали его, и уже теряли надежду. Но он всегда возвращался и улыбался нам. Только очень быстро начал седеть. Он   пробрался в гетто, но успел спасти из своей большой семьи только отца и младшего брата. Все верили: задерживается Исаак – он вернется, когда выполнит задание».            
3.  И сказал Моисей сестре своей Хане. «Есть у меня для тебя жених. Будет по сердцу – выходи за него замуж. Знай одно: ближе и роднее нет у меня человека. Его душа, моя  душа – одна душа». Смутилась Хана и сказала: «А как же моя учеба в институте?» Ответил ей Моисей: «Послушай меня, сестренка. С институтом у тебя ничего не получится, потому что ты была в плену. Только никогда никому не говори об этом».         
      Заплакала Хана и вскрикнула: «Не виновата я!» Обнял ее брат Моисей и сказал: «Наша партия разберется. Но надо потерпеть еще немного для спасения нашей родины. Давай жить и от беды  подальше держатся».
4.  Когда увидел Исаак Хану, лицо его так засветилось, словно озаренное  солнцем. Видел я его часто: то приезжал к нам на коне верхом, то дом помогал строить, то огород копать и сажать, видел, как ликовал он,  стреляя в День победы из автомата. Всегда был веселый и балагурил. А тут – вдруг стушевался,  смотрел на нее и молчал.               
5.  И поженились Исаак и Хана. И родились в один год у друзей дети: у Исаака – сын Израиль, у Моисея - дочь Рахиль. И радостно было им произносить воскресшие имена отца и матери.       
6.  И дня не проходило, чтобы не встречались мы. А когда день – другой не виделись, только и разговоров было: не случилось ли что? И стало у меня две родные семьи; как челнок, сновал я между ними: где застанет меня ночь – там и заночую. И сам не заметил, как начал звать Хану мамой. Радостно обнимала она меня и приговаривала: «Сыночек ты мой старшенький». Счастлив был я и хвалился перед сверстниками своими, когда меня «жиденком» обзывали: «Зато у меня две мамы есть!»               
     Так и случилось в моей жизни: были у меня два отца и две матери.
7.  Когда родился у Ханы второй сын Давид, сказал ей муж Исаак: «Дело матери – детей воспитывать, дело отца – семью обеспечивать. Будь дома хозяйкою». Ответила Хана: «Трудно будет тебе одному четыре рта кормить». И сказал Исаак: «Наши с тобой отцы по восемь кормили».            
8.  А работал Исаак заготовителем: ездил по деревням и скупал скот для мясокомбината. Голодно было жить городскому человеку, призвал его бывший партизанский командир, стал он большим начальником, и сказал: «Узнал я тебя, Исаак, в самые трудные жизни страны нашей, в военное лихолетье. Кормил ты отряд наш. Послужи и сейчас: без пищи ни фабрики, ни заводы работать не могут. Посылаю тебя  по заданию партии». Ответил Исаак: «Я не коммунист». - «Если бы все коммунисты были такие, как ты, - сказал  командир, - мы бы давно коммунизм построили. Я поговорю, чтобы тебя в партию приняли». И ответил Исаак: «Нет, командир, мне еще рано в партии быть. Я этот вопрос по-ленински понимаю: «Коммунистом можешь стать, когда обогатишь свою память знаниями всего человечества». А я всего-то несколько классов закончил». - «Твои знания ты своей жизнью доказал», – сказал командир.          
9.  Об этом разговоре мне Исаак уже перед самым отъездом рассказал: «Верил я тогда только Ленину. Считал, как и многие из моих друзей, что после смерти вождя захватили власть в партии недруги его: прикрываясь его учением, творили они свои черные дела. И только теперь, когда  моя  душа к Богу потянулась, понял: все они из одной банды – яблоко от яблони недалеко падает. Прожили мы свой век в обмане. Это и беда и вина наша. Нет выше учения, чем заветы предков наших: мой отец мельником был, твой дед, ровесник ему, кузнецом. Оба в партии не состояли, к власти не рвались – Богу верили. Это и есть праведная жизнь на земле».

                Глава 8       

1.  Родила Хана третьего сына. Назвали его Илья, как и младшего брата ее. И сказала мне Хана: «У евреев называют детей в честь умерших. От Соломона нет вестей, и есть надежда, что он жив. Барух – отец твой, твое право на это имя». - «А если у меня дочь родиться», - заметил я. Улыбнулась она: «В нашем роду всегда первыми сыновья рождаются».         
2. К тому времени, когда зачала моя мать второго ребенка от мужа своего Моисея, решили его назвать Соломоном. Но нелегким был ее труд: учительницей на две ставки работала, чтобы семью прокормить. И вот сажала с учениками сад в школе и надорвалась. Переживали  родители мои, а Хана так сказала: «Видно, жив Соломон, и не время еще его имя ребенку давать».      
3.  Растила Хана сыновей и вела хозяйство: Исаак трудился сутками, без выходных. Дом свой построили, и сад насадили, огород смотрели, держали корову, свиней и кур. Хана в плену всем премудростям сельской работы обучилась. А Исаак порой неделями по районам разъезжал – добывал пищу жителю городскому: пригонит скот на бойню,    сдаст под расписку и вернется домой, худой и бледный. Поставит Хана перед ним еду, он ест послушно, а мне тихо шепчет: «Помоги доесть – нельзя хозяйку обижать».   
4.  И стал все чаще Исаак болеть – еще в войну легкие застудил. А когда  Хана уговаривала поберечь себя,  улыбался и так отвечал: «Вот ведь как вышло: жизнь прожил, а к настоящему делу не пристал – война проклятая… Грех так говорить, но только на войне чувствовал я себя на месте своем».  И наставляла его Хана и упрашивала поменять работу, а он ей всегда с веселой шуткой отвечает: «Поставим детей на ноги - тогда и уйду в дворники - сторожа. И будет для моих легких свежий воздух».      
5. «Тремя Я (премудрость) украсилась и стала прекрасною перед Господом и  людьми: это единомыслие между братьями и любовь между ближними, и жена и муж, согласно живущие между собой». (Сирах 25:1,2)            
6.  Знали ли в семье Ханы эту заповедь? Но так они жили. Дом их всегда гостей полон был. Часто приезжали к Исааку друзья партизанские за помощью и советом, а в поездках по селам и весям друзей все больше становилось. И был в их доме угол с диванами -  его так и прозвали: «гостевая». Добрый человек друзьями обрастает, а богатство - дети его.
7.  «Премудрости возвышают сынов своих и поддерживают ищущих ее: любящий ее любит жизнь, и ищущие ее с раннего утра исполняются радости; обладающие ею наследуют славу, и куда бы ни пошел – Господь благославит его…кто вверяется ей, тот наследует ее, и потомки его будут обладать ею, и откроет она ему тайны свои... Девять помышлений похвалил я в сердце, а десятое выскажу языком: это человек, радущийся о детях». (Сирах.4:12-14,17,21; 25:9-10)               
8. Жила Хана одновременно в трех состояниях детства: с Израилем в школу ходила, с Давидом – в детский  сад, с Ильей – в колыбели лежала. Свою жизнь в них растворяла и через них новую узнавала - и с утра светилось лицо ее  радостью.         
9.   Я не помню Хану  праздной. Присядет на время у телевизора, а руки ее шьют, вяжут, белье гладят. Увезет детей в деревню на лето отдыхать, грибы и ягоды собирает – припасы на зиму. А в гости к друзьям пойдет – поверх праздничного платья передник повязан: приходила всегда заранее, чтобы помочь хозяевам и печь, и варить, и стол накрыть. Болели дети – сама лечила отварами лекарственными.         
10. Вспоминаю о ней – наплывают образы мужа и детей ее, и в один лик сливаются.               
11. Добрый человек живет в  согласии с  миром и людьми.          
      Но отвергли новые правители Божьи заповеди и объявили себя пастырями душ человеческих. В «Кратком курсе истории партии»  прописан был путь всех людей на земле на все времена. Не по законам Божьего мира шел тот путь, а по кровавым дорогам «пятилеток». И когда рушались планы их – винили в том «врагов народа»: кроили и перекраивали они планы свои по живым душам людей, обрекая на страдания и смерть и народ и землю.
       И шутили люди: «Ученые опыты ставят вначале над крысами».         
12. Измыслили они социалистические соревнования: кто первым отрапортует о выполнении планов их, объявляли того Героем труда социалистического  - и праздники объявляли по всей тране.
13. В 1954 году готовились они к очередному празднику: достойной встрече ХХ съезда КПСС. Соревновались трудящиеся республик, краев и областей, и сами друг с другом. А власти укрупняли, сокращали, перемещали, упраздняли колхозы и совхозы, фабрики и заводы, учреждения и министерства, села и города, края и области.               
       8  января 1954 года упразднили Пинскую область.            
14. И перевели отца Моисея работать в Минск – и разлучились наши семьи. И так тосковал Моисей по сестре своей Хане и другу своему Исааку, что почти каждый вечер письма им писал. Обижался, когда вовремя ответа не получал, но тут же извинялся: «Прости, сестренка, знаю: дом твой – на плечах твоих держится».         
15. Узнавали мы теперь о жизни семьи Ханы по письмам ее, да мне везло: звали в гости - и на все каникулы приезжал я к ним. И видел, как росли и взрослели ее сыновья, братья мои: Израиль увлекся  радиотехникой - Хана с ним схемы изучает и паяльником работает, Давид рисовать начал – она кисть в руки взяла, книжки по искусству читает, Илья  марки и значки собирает – она с ним их в альбомы клеит и по коробочкам раскладывает.         
16. В доме у каждого сына свой письменный стол стоит. А стены завешаны репродукциями и открытками:  потреты  Попова и Эйнштейна, Гагарина и Чкалова, репродукции Левитана и Саврасова. И рисунки Давида. На них уже легко узнавались лица матери и отца, братьев и друзей.          
     По вечерам собирались на кухне перед самоваром, беседовали, спорили, фантазировали. А когда возвращался из командировок отец Исаак – мотался он попрежнему неделями по деревням – о жизни  говорили. Рассказывал о том, что видел и понял. А когда спорил я с ним, ссылаясь на учения вождей мирового пролетариата, он слушал, головой качая, и отвечал спокойно: «Книжки – это дело хорошее, конечно, но в первую очередь смотри и верь глазам своим. И думай, думай.  Лучшая  книга  - жизнь….»       
17. И часто к ним соседи приходили: то зовут Израиля домашнюю технику починить, то у Ханы лекарственной травки для больного взять, то с Исааком о жизни побеседовать или совет спросить.
    И сказал мне один старик: «Лучший  родственник – хороший  сосед».       

               
                Глава 9.

1.  И пришла однажды телеграмма от Ханы: «Исааком беда». Спешно уехал отец Моисей, а вечером я услашал дрожащий голос в трубке: «Арестовали Исаака…» – «За что?!» – крикнул я.  «Это не по телефону…» – и больше не мог он произнести ни слова.               
2.  Через пять дней, в августе 1962 года, вернулся домой отец Моисей и выкрикнул с порога: «Сволочи они! Это несправедливо! Никаких доказательств!» Наконец, удалось узнать: обвинили Исаака в срыве поставок государству мяса. Был он включен в комиссию по разоблачению крестьян, которые вопреки специальному постановлению правительства держали у себя дома больше разрешенного им скота и домашней птицы. Исаак жалел людей этих и многих в списки не заносил. И обвинили его в пособничестве злостным нарушителям указа и во взяточнечестве.      
3. «Все это ложь! - неуспокенно возмущался Моисей. - Этого Исаак никогда себе не позволит. Пожалеть человека – да! Помочь – да! Он в партизанах, когда добывал для отряда продукты, бывало, сам голодный  несколько суток шел, но ни крошки себе не брал. Он даже свои порции раненным бойцам раздавал. Он…он…» – отец Моисей задыхался и  плакал, не стыдясь слез.               
4.  Почти год длилось следствие. Многого тогда я не понимал в этой истории, но остро ощущал нависшую над нами беду. Как родного отца любил я этого человека: был для меня он живой легендой рядом, героем – партизаном. И хотя он о себе никогда не рассказывал, вообще не любил вспоминать войну, но немало я узнавал от его боевых друзей: смелый и гордый – так говорили о нем. В этом не раз я и сам убеждался.         
5.  Помню, мы пришли в воскресенье на речку отдохнуть. Большая  компания подвыпивших мужиков рядом устроилась. Мы, дети, резвились в воде, а родители лежали на берегу. Сели поесть. Заговорили родители на еврейском языке: так бывало порой, когда они беседовали о том, что детям еще не положено было знать. Вдруг один из пьяной компании подскочил к нам и, ухмыляясь, прорычал: «Выметайтесь отсюда жыдовское отродье! Мне ваше гоготание ухо режет!»            
     Поднялся Исаак и, не успели мы опомниться, прямым ударом в челюсть свалил мужика в воду. Бросились его дружки к Исааку. Он сжал кулаки: «Предупреждаю: следующего я отправлю опохмеляться не в воду, а к праотцам!»  Рядом с ним  и отец Моисей с булыжником в руках – и когда успел! Застыли мужики, а один из них громко сказал: «Мы тебя знаем, Исаак, слово ты свое держишь. Извини, лишнего на грудь взяли». – «Ну что ж, спасибо за понимание, - ответил он с улыбкой, подошел к нам и сказал весело: - Что-то выпить хочется. А ну-ка, Ханочка, налей нам с братом Моисеем по сто грамм». Чокнулись они и выпили за здоровье детей. «Ну, показал ты им…кузькину мать!» - сказал отец Моисей, и мы рассмеялись.   
6.  А в стране пришел к власти новый правитель. После загадочной смерти «вождя всех народов» захватил он престол и объявил: «Теперь у нас в стране все пойдет по справедливости, и через двадцать лет приведу я вас всех к коммунизму!»   
       И круто за дело взялся. Поставил вокруг себя новых начальников, развенчал «культ личности»  – грехи руководящей партии свалил на мертвеца. Начал он ездить по стране и учить всех уму – разуму: крестьян - кукурузу сажать, рабочих - сталь варить, врачей - человека лечить, писателей - книги сочинять, художников - картины малевать. Потом, как царь Петр, за границей стал курсировать, но не учиться, а втолковывать учение пролетарских вождей «проклятым капиталистам - кровопийцам люда трудящегося». А когда они попытались и свое слово сказать, снял он туфель с ноги своей, застучал по трибуне и заорал: «Я вам покажу кузькину  мать!»         
7. И хоть и не становилось лучше жизнь, но люди прощали  «кукурузному вождю» многое за то, что начал он выпускать из тюрем и лагерей невинно осужденных, а миллионы, не доживших до этого часа - реабилиторовать. Но так и не узнали родные, где могилы отцов, матерей, сестер, братьев. Сына, дочери.
     Не вернулся и Соломон.    
8.  Очень старался новый правитель выполнить обещание свое, но отчего–то в России – житнице мира – мука истощилась, и стали печь хлеб из кукурузы. А для видимости изобилия в стране, приказал он насильно отбирать у крестьян плоды их трудов и свозить в большие города, чтобы, «не приведи, Господи» не начался среди рабочих бунт «бессмысленный и беспощадный». И съезжались крестьяне в город, чтобы купить ими же выращенный хлеб. И такие очереди были в магазинах, что иностранцы, по наивности своей буржуазной, считали: раз толпится народ, видно, кругом все бесплатно раздается.
9. И рушилась экономика когда-то богатейшей в мире страны. И снова принялись  искать виновников.         
10. Как принимал все эти события честный человек, узнать можно из крика души его: таясь даже от родных, отец Моисей записывал по ночам думы свои. Передал он мне дневник только в час отъезда своего и сказал: «Прочти, но никому не рассказывай. Тебе жить в этой стране». И все же верил он в лучшие времена – сделал запись на первой странице: «Посвящается  тем, кто пожелает знать о пройденном пути».      
11. Нет уже на земле отца Моисея, но воскрешают те дни в моей памяти записки его. Читающий их, сдержи невольную умешку свою, прими эту наивность почти детскую. Это исповедь искреннего сердца, это страдание за друга своего. 

                Дневники  отца  Моисея

       В  августе 1962 года (4 числа) неожиданно забрали нашего дорогого и любимого всеми Исаака, который сделал столько хорошего для многих людей. Из-за отсутствия доказательств вины его дело затягивалось, и на протяжении 9 месяцев он томился в стенах тюрьмы, был лишен передач, писем, свиданий, воздуха, жизни и прав.             
       Долгожданный день 7 мая 1963 года. Наконец, дело слушалось людьми, которые поставлены на страже закона и человеческих прав. Опросили более 60 человек. Своими показанниями они полностью отрицали материалы следствия и показали всю несправедливость обвинения невинного человека, который, как на предварительных следствиях, так и на суде, не мог понять, в чем его обвиняют.               
      Исаак, как и мы все, был уверен, что три народных заседателя, поставленных решать человеческие судьбы, должны  разобраться – они избраны народом и должны честно блюсти законы. Но этого не произошло. Наоборот: все показания были извращены, дело скомкано, превращено в фантастический роман–небылицу. В решении фиксируется, что он признавал себя виновным и вина доказана. Это ударило, как обухом по голове. Возмущенные люди закричали: «Где правда?! Требуем справедливости! Извращение фактов!» В зале было много людей: узнав о беде Исаака, приехали люди из разных мест. Но судья встал и приказал всем покинуть зал. Ворвалась милиция…    
      Где справедливость?! Где стыд у судьи, который уже больше двадцати лет работает в этой системе, и на своей практике должен был бы, казалось, научиться разбираться в делах и людях. А в деле Исаака не было ни одного документа, подтверждающего его вину – все свидетели показали только хорошее. Но эти люди от закона постановили: виновен. А ведь и материалы дела, и показания свидетелей внесли полную ясность: не виновен! И человек должен был быть немедленно освобожден из-под стражи, а суд был обязан попросить у него  прощения за оскорбление личности, за годовое содержание невиновного в тюрьме среди настоящих воров и убийц.            
     Но «тройка» решила по-своему. Извратив дело, они подогнали все так, чтобы увеличить срок, и дали максимальный: десять лет. И объявили: если несогласны  - можете  искать правду.            
     Какое же это кощунство! Да, она есть эта правда, но как трудно ее у нас найти!       
     Каждый час думаю об этой несправедливости, не могу успокоиться. И хочется верить, что люди повыше, с трезвым умом, без мести, принципиально пересмотрят это дело, как положено: по справедливости.  Они найдут истину и убедятся, как преступно отнеслись к этому делу, так называемые, «народные судьи». Что сами они – преступники, потому что так жестоко наказали невинного  человека.             
      Страшно и смешно вспоминать, как на протяжении девяти дней сидели по бокам судьи две крали (недаром их «тройка» – как во времена массовых сталинских репрессий), не произнося ни одного слова, не задавая ни одного вопроса обвиняемому. У всех присутствующих сложилось мнение, что судья сидит между двумя статуями или глухонемыми грузными бабами, похожими на огородное чучело, у которых головы набиты либо соломой, либо мякиной. Они сидели в креслах без малейшего движения, и только зевали и клевали носом в то  время, когда в зале решалась судьба человека.            
      Что же это за народные заседатели?! Как же они защищают права и честь советских граждан, которые избрали их и доверили им свои судьбы? Почему они ни разу не попытались остановить судью, который  желчно, словно своего личного врага, обвинял человека, вину которого отрицали все  свидетели?          
      Сейчас печатают много статей в газетах, отражающих произвол органов правосудия, которые привлекли тысячи невинных людей к уголовной ответственности. И вот уже немало дел пересмотрели и доказали  их невиновнсть. Эти безвинно пострадвшие люди оправданы и немедленно освобождены из тюрем. А какая тьма людей умерли или были  расстреляны, так и не дождавшись  этого акта справедливости!               
      И вот что страшно: кто их незаконно судил, лишил свободы, нарушил права человека, оставил их без родных детей, жен, друзей – никто из этих преступников не наказан.               
      Я верю, что настанет час, когда все дела перейдут в руки справедливости, они будут разбираться по-государственному, и правда восторжествует. А восторжествовать эта правда должна!               
      В эту страшную игру властей «в справедливость» втянули и топят большого и честного человека, который, не жалея себя и здоровья своего, отдавал все лучшее людям и родине. И теперь он больной: тяжелые приступы астмы мучат его. Как же он все это теперь выдержит?! Господи, помоги ему! Ты-то знаешь всю правду. Здоровье его очень пошатнулось, стал полностью седым за этот год. Он мужественный и терпеливый человек, но какие же мысли захватывают его теперь от осознания такой несправедливости?!  Какая  трагедия для его семьи, для всех нас. Как переживают его сыновья! Они растут, взрослеют – и что они подумают о стране, которая так несправедливо поступила с их любимым отцом?
      Сколько мы уже написали писем в разные инстанции – но все безрезультатно, кругом один ответ: дело рассмотрено, все справедливо сделано, как и постановила  эта «тройка».       
      Но мы все же ждем справедливости от нашей власти, если она действительно народная…               
      Судьба жестока…Вот уже три года мы ничего не можем добиться, и наш родной честный человек Исаак томится вдали от своей семьи и от людей, которые его любят, ценят и добиваются пересмотра дела. А кругом только одни «обяцанки». Как  горько и обидно, что все свидетели доказали несправедливость сфабрикованного обвинения, но их даже не слушили, и запутали дело так, как им было надо. Они вынесли несправедливое жестокое решение и обвинили человека, который ради спасения своей родины шел за нее и в огонь и воду. Я сам видел не раз, как Исаак зимой вплавь переплывал среди льдов реку, когда уходил на задание. Вся одежда на нем мгновенно покрывалась льдом, а он улыбнется нам, выпьет глоток спирта из фляги, и пошел сквозь поля и дремучие леса один. А сколько людей ему обязаны жизнью! И в мирное время он всегда был на боевом посту: это он обеспечивал город продуктами даже в самые критические годы неурожая. 
       Многие его друзья, а среди них есть и большие начальники, все еще пытаются спасти его: пишут письма во все инстанции, изыскивают все возможности. Но тщетно. По всем ответам видно, что отвечают чиновники, которые кроме обвинительной  бумажки  прокурора ничего знать не хотят. И они обрекают честного человека находиться такое долгое время среди действительно виновных людей, потерявших человеческий облик. Отбивая незаслуженное наказание, человек теряет надежду и веру.               
       О чем ты сейчас думаешь, мой дорогой друг, душа моя  Исачок?       
       А ведь и сам я прошел через подобное. Но тогда я считал, что все это перегибы, ошибки. Потом думал, что в этом виноват Сталин. А этого изверга уже нет в живых почти двадцать лет. Видимо, все они там, наверху, правители наши, достойны своего вождя – братья  по черной крови.               
       Как  жить, Господи?…

                Глава 10               

1.  И сказал Моисей жене своей Хае: «Не выдержит Хана одна с детьми такой долгой разлуки с мужем. Заберем их к себе - только вместе такую беду сможем  пережить».            
2.  Но как это сделать, если был «прописан» человек на указанном ему месте навечно? И отправился Моисей к своему бывшему командиру, который стал теперь большим начальником. Выслушал тот его и сказал: «Верю я, что невиновен наш боевой друг Иссак, только это между нами, но спасти его и не в моей власти. Там, наверху, все решают», - и вытянул осторожно палец к окну, за которым паук в паутину бабочку закручивал. - А перевезти его семью к тебе попробую помочь».
3. Только через год все бумаги были подписаны, и переехала Хана с сыновьями в Минск. Устроилась на работу, дети в школу пошли - и снова были мы вместе, как одна семья. Часто собирались мы все за одним столом и писали письма Исааку. А ему разрешалось в месяц лишь одно письмо. И не было в его письмах ни жалоб, ни просьб, только   забота о жене и детях, словно человек с курорта писал. То расскажет, как луч солнышка играет на оконном стекле, как травка зеленеет  и свой цвет меняет от времени года, про снежинку, которая кружится вокруг человека на прогулке, как мотылек.       
     Веселыми и шутливыми  были его письма, но читала их Хана и, не вытирая  слез, целовала каждый листочек.               
     Так и шли дни за днями, годы  разлуки удлинняя.               
4. И взошел на престол пышнобровый правитель: «Кукурузный вождь» приблизил его к себе так близко, что удалось ему обманом сбросить с трона своего покровителя. Но не уничтожил его, как это вошла в обычай у них. Видимо, почувствовал силу своей власти - молчал истомленный народ – и помиловал: «отправил на отдых»  (под стражу) до скончания дней его.         
     И поклонились новому правителю слуги старого хозяина – так повелось издавна на Руси: свобода для раба – сменить себе  господина.               
     Каждый день в газетах и журналах портреты его печатали, и показывали по телевизору, как он неустанно радеет о поданных своих. В кабинетах начальников, школах и вузах, учреждениях и магазинах, в прачечных и банях – всюду приказано  было развесить  портреты  его.      
5. И объявил он: «Все было в нашей  жизни не так, как задумал создатель нашего государства рабочих и крестьян Владимир Ильич. Я вас поведу его курсом». И прозвали его в народе «просто Ильич».
     Первым делом стал он бороться за мир во всем мире, и подписал «Декларацию прав человека», по которой другие государства уже четверть века жили. А когда сказали ему представители этих стран: «Подписал - надо блюсти, как честь», ответил он: «Чести нам не занимать. Наш народ живет с чувством глубокого удовлетворения, потому что мы самое справедливое государство в мире. А вы своими советами Декларацию нарушаете, сказано там: вмешиваться  во внутренные дела  суверенного государства никому не положено».
     И бросил свои войска на Афганистан.
6. Новая метла по-новому метёт. А чтобы сор из избы не выносить, «окно в Европу» заколотили, а вдоль границ дальнебойные ракеты расставили с прямой наводкой на тех, которые не желают «шагать левой». И заработала военная  промышленность в стране так, что и на молочной фабрике пули отливали.    
     И гоняли мусор по всей избе, и стояла вокруг такая пыль, что не стало хватать воздуха человеку на просторах земли родной. Если осмеливался человек закричать от удушья – в  психушку запихивали.            
6. И долдонили свое: «Мы свой, мы новый мир построим…».         
    И строили: окружили свои места высокие слугами верными: КПСС, ВЛКСМ, КГБ, ВПК, ОБХСС, СРУ, МК, ПВО, ЖСК, - и  принудили каждого человека быть одним из членов. Без членства только мертвецы были на кладбищах.
     Но для своих мертвецов нашли правители почетные места: первых двух вождей положили в мавзолее на Главной площади страны – и клятву верности давали над трупами. Ближайших соратников их у подножья зарывали, и памятники поверх водружали. Прочих же приближенных – закладывали в стены кремлевские. Народ на краю городов и сел хоронили, а «врагов народа» – в земле сибирской с табличками номерными на ногах в мерзлую землю зарывали, а больше в тайгу  выбрасывали – ее хозяину на съедение.               
     Мертвым не больно, а для живого человека боль стала едва ли не единственным признаком жизни.             
7. Не проходила боль в сердце Ханы за мужа своего Исаака. А дети спрашивали каждый день: «Где папа? Когда он вернется?  И что за такая долгая  командировка у него?» И только старший сын Израиль не казнил ее этим вопросом – шестнадцать лет было. А Илья плакал во сне и все отца звал.         
8. И в новом городе скоро узнали, где муж Ханы. Но не имела она от людей осуждения: почти каждая семья с такой бедой жила. Треть страны  срок тянула: бесплатным трудом народа поданного крепила власть мощь свою. И знали люди: хуже жизнь в стране пошла – еще больше невинных людей осудят, а заработает дармовая сила - и цены на товары понизят. На том и строилось благосостояние трудящихся. А как жилось людям в тюрьмах и лагерях, не каждый и шепотом своим близким решался открыть: человек по выходе давал расписку о неразглашении тайны государственной. За слово неосторожное - без суда и следствия назад конвоировали…               

                Глава 11       

1. И растила Хана одна сыновей своих, и помогала ей семья брата Моисея. Да велика ли помощь при зарплате двух служащих, где в семье еще студент и школьница. Не голодали, слава Богу, да одежду, латанную-перелатанную, успевали  заменить. Но доброе участие родной души – дороже денег.       
2.  Подрастали дети Ханы, и при живом отце привыкали жить без него. Помнили, ждали, но полагались теперь только на силы свои. Благо огород был. Не справлялись колхозы кормить народ - тогда выделили правители за городской чертой на каждый рот по наделу земли в аренду. О частном владении - и страшно было подумать…               
3. Израиль мастером в своем деле стал: звали его соседи и знакомые технику домашнюю чинить. Денег он не брал – и стали ему стол с выпивкой накрывать. Пришел раз пьяный. Отпоила его Хана рассолом и только сказала:  «Сынок, нам и без этого беды хватает». Брал он теперь деньги за работу и матери до копейки приносил. И сказала она: «Себе хоть немножко оставь – взрослый ты». Ответил он: «Так отец всегда делал».- «Помнишь еще?»  - «Я об отце все помню».   
      Поступил Израиль в институт и все свободное время подрабатывал: то грузчиком, то дворником, на лето на целинные земли ездил со стройотрядами. А когда окончил институт, каждый отпуск на «шабашки» отправлялся, то в Сибирь, то на Чукотку, строил и дома, и коровники, и лес  валил.             
4. Давид после школы ходил в студию художественную -  с детства карандаш из рук не выпускал. Построили они с братом Израилем комнату на чердаке дома своего, и спускался он оттуда только поесть да матери помочь.               
      А когда собрался он поступать в художественный институт, сказал ему преподаватель студии: «Я тебе, одному из  лучших  учеников  своих, как на духу скажу: не трать на это силы и нервы. Тебя, Давид, туда не примут. Да и загубишь соцреализмом талант свой. Ты главного достиг: умеешь мыслить и работать».             
5. Закончил Давид политехниический институт, и взяли его в  конструкторское бюро. И так шла теперь жизнь его: рабочий  день за кульманом, а все остальное время в своей мастерской за мольбертом. Писал он исторические картины из жизни евреев. Хвалили его друзья и соседи, советовали выставки устраивать. Но было узаконено: не окончил художественный институт и не член союза - не художник. А друзья – предупреждали: «С такими темами – не высовывайся: беды не оберешься». А писал он на своих картинах и убийство великого актера Михоэлса, и затравленного великого поэта Пастернака, и разоренные синагоги, и испоганенные могилы, и муки людей в гетто, и погромы. Идущего с поникшей головой еврея под презрительными взглядами каких-то безликих. И кричали краски на его полотнах.               
5. Илья после школы электриком на заводе работал. Трудно давалась ему учеба. И была тому причина, о которой в семье его молчали. Когда пришли ночью отца забирать, проснулся Илья от крика  матери и увидел, как скручивают отцу руки за спиной серые люди. Ребенок бросился на них. Оттолкнули его так, что ударился он головой о косяк и сознание потерял. А пришел в себе, силится что-то сказать – одно мычание звучит. Только через несколько дней к нему речь вернулась, но стал он заикаться. И боялся на уроках отвечать. А самый страшный вопрос для него стал: «Где отец твой, Илья?»             
     Однажды сказал Илья матери своей: «Отца посадили за то, что он еврей. Когда я вырасту – меня тоже посадят». И так сковал его душу страх от мысли этой, что начал пугаться он роста своего, и коленки подгибал.
     Признался он мне в этом страхе своем уже перед самым отъездом в эмиграцию. Засиделись мы заполночь - прощались навсегда! И выкрикнул он с болью в голосе: «Уезжай – спасай детей своих!»         
     И вышло так, что за неделю до возвращения отца из тюрьмы забрали Илью в армию, не дав встретиться им еще три года… Письма от Ильи были редкие и скупые: «Выполняю свой гражданский долг. Скучать не дают. Каждый день вспоминаю вас и еще больше люблю».               

    

                Глава 12 

1.  Много было праздников в стране, которые обязывали отмечать народ. Главный - Октябрьский, когда власть захватили. Второй – Майский, день солидарности всех трудящихся, чтобы народы и в других странах поверили, что близится день мировой  революции. Потом Женский день - это они, женщины, наравне с мужчинами, и дороги строили, и плотины возводили, и на заводах работали, и хлеб выращивали, и воевали, и в тюрьмах сидели. Очень ценили прекрасную половину населения.          
     А были и другие праздники: день колхозника и мелиоратора, рабочего и ученого - сколько профессий, столько и праздников. А еще два важных праздника каждый месяц – день аванса и день получки: так что всегда был повод выпить.               
2.  А были и святые праздник в году. И один из них  День Победы.
3. В День Победы выходили люди из домов своих и несли цветы на могилы погибших, встречались однополчане и поминали друзей боевых, обнимались начальники с народом – казалось в такой  день: все вокруг одна семья, общим горем сплоченная.               
4. Нет числа могилам, которые оставила Большая война. И нет числа  братским могилам, где лежат безымянные жертв ее.               
     Но есть родные могилки. И как ни горько это прозвучит, счастлив был тот, кто отыскал ее. И после всеобщего народного поминания героев у братских могил, расходились семьями, чтобы вспомнить и выплакаться на могилках своих. Но многие оставались и, склонив головы, горько спрашивали камни холодные: «Может, здесь ты…отзовись!» Но не поднимаются мертвые из могил и не отзываются на зов  живой.               
5. И прорастает на братских  могилах трава густая. И не понять по цвету ее, какой крови лежат в ней люди, какого роду и племени: русский или еврей, поляк или белорус, грузин или якут -  в один  цвет окрашена она  в день Творения.
 6. Это наши «интернационалисты» когда убивали народ, не делали различия между жертвами своими по национальности – всех в одну могилу  бросали.               
     А вот фюрер, когда фашизм к власти пришел, объявил: «Все беды в мире от евреев исходят. И виновен их Бог, который избрал иудеев своим народом. Не бывать двум Богам в мире. Чтобы победить ненавистного нам Бога их – надо уничтожить народ его. Не будет смеяться ни один еврей!»       
7.  День за днем – десять лет истреблял он народ ненавистного ему Бога: во всех землях завоеванных сгонял его в гетто, мучил, морил голодом, убивал, сжигал в крематориях, чтобы отделить мертвых иудеев от мертвых эллинов. Успел он уничтожить каждого третьего еврея в мире живом.             
8.  Много могил на земле, над которыми горит звезда Давида. Но еще больше безвестных могил. Заросли они травой и забыты: ибо не осталось ни свидетелей жертв этих, ни их родных. Если чудом и выжил кто, молчал он еще долго после Победы: запрещалось упоминать, что похоронены в них евреи. Только через годы снизошли к мольбам живых – разрешили ставить памятники, но писать на них: «Здесь похоронены советские  граждане, зверски убитые  фашистами».             
9.  Есть такая могила и в моем городе. Называется это место «Яма». В широком и глубоком рву стоит обелиск, а вокруг выстроили дома высокие – и от этого видится она теперь пропастью. Второе место в мире после Львовского занимает она по числу жертв гетто.
     После войны голодные люди отдавали свои последние гроши на строительство памятника. Поэт Хаим Мальтинский, потерявший ногу в боях под Берлином, сочинил текст на идиш для обелиска: «Светлая память на вечные времена пяти тысяч евреев, погибших от рук лютых врагов человечества фашистско-немецких злодеев 2 марта 1942 года».
     Вскоре его и каменотеса Мордуха Спришена арестовали и погнали в лагеря, обвинив в «космополитизме – проявлении еврейского буржуазного национализма». Вся вина их в том, что надо были написать не о гибели евреев, а о «гибели советских граждан».         

               
                ПРИЛОЖЕНИЕ   
               
         1.

                Из  истории   Минского  гетто 

        В 1904 году из 102 тысячей жителей Минска 53 тысячи были евреи. К 1941 году они составляли  37%  его населения.
       27 июня 1941 года гитлеровцы начали хозяйничать в Минске – на безлюдных улицах стоял рокот танков. 75 тысяч евреев не успели выехать. 
        По приказу № 812 полевой комендатуры все еврейское население обязали зарегистрироваться в специально созданном Еврейском комитете Юденрате: записывали фамилии, имя, возраст, адрес. Под страхом смерти всем приказали надеть желтые латки диаметром 10 сантиметров. Запретили ходить по центральным улицам, здороваться со знакомыми неевреями. Окружили часть города колючей проволокой  и приказали им жить. Выход за проволоку – расстрел. Толпы людей с узлами, в которых не каждый успел взять все необходимое, погнали в гетто. Квартирная площадь представлялась из расчета полтора метра квадратных на человека, не считая детей. При смешанных браках ребенок следовал за родителем – евреем.   
       К 1 августу 1941 года переселение было закончено. Осенью в Минск депортировали из рейха 19 тысяч немецких евреев.         
      Немцы приступили к постепенной ликвидации узников гетто. Первоначально расстреливали в тюрьмах и за городом.      
      «Транспорт с евреями, которые должны быть подвергнуты особому способу обращения, пребывает еженедельно в управление начальника полиции безопасности и службы безопасности Белорусии. Три газовых автомобиля, которые имеются там, недостаточны для этой цели. Я прошу, чтобы прислали еще один газовый автомобиль («пятитонку)».
      (Из письма Гауптштурмфюрера Трюгеса в главное имперское  управление безопасности).      
        Первый налет на гетто был 7 ноября 1941 года. Потом погромы  устраивались регулярно – шли дикая охота за людьми. С 7 ноября по 20 было шесть повальных погромов: 2 февраля, 31 марта и 28 июня 1042 года - четырехдневные погромы - погибло 25 тысяч человек, уничтожены детский дом и больница. К августу 1942 года  в гетто осталось 8 тысяч евреев.          
        Если в доме не находили людей, его забрасывали гранатами, чтобы добить тех, кто мог спрятаться в «малинах».          
       В народе говорили: «Вами, евреями, заквасили, нами, белорусами, замешивать будут».            
        После 21 октября 1942 года Минское гетто перестало существовать. В нем было 100 тысяч евреев. После освобождения Минска из укрытий вышло 32 человека. 4,5 тысячам удалось убежать в партизаны.
        На Белорусской земле было 200 мест массового уничтожения евреев, из них  70 гетто. 70  утрамбованных  ям.
        Всего в Белорусси уничтожено 800 тысяч евреев. За войну в мире погибло 6 миллионов, из них 1,5 миллионов детей.
        В цивилизованном мире эта невиданная в истории человечества трагедия называется Катастрофа (Холокост). Но об этом даже среди советских евреев, оставшихся  в живых,  знал далеко не каждый.

                2   

        В 1948 году под редакцией В.Гроссмана и И.Эренбурга была подготовлена к изданию «Черная книга» – о повсеместном убийстве евреев фашистами на оккупированных территориях Советского Союза и в лагерях уничтожения Польши во время 1940-45 г.г. В основу ее вошли  воспоминания бывших узников гетто. В предисловии к ней В.Гроссман написал: «Пусть навечно сохранится память о страданиях и мучительной смерти миллионов убитых детей, женщин, стариков. Пусть светлая память замученных будет грозным стражем добра, пусть пепел сожженных стучит в сердце живых, призывая  к  братству  людей и народов». 
    Вот один  документ  из этой   книги:
               «Здравствуй, дорогой и горячо любимый брат Фима!      
     Сегодня  у меня такой  праздник, какого еще не было в моей короткой  жизни. Я  получило письмо от Лейзера, и узнала, что он жив!   
      Когда пришел проклятый немец, мы все жили вместе, даже помогали тете Соне. С нами был папа. Узнали, что он работал при советской  власти, и его арестовали. 26 июля, в субботу, его привезли домой. Он был избит. У него были переломаны руки и ноги. Я его видела. Мама просила и молила, ничто не помогло. Нас ограбили, все забрали, отца увезли. Мать с ним попращалась, поцеловалась. Его последние слова были: «Воспитывай детей, меня убъют». Его расстреляли в Монаховском лесу. Это настоящее кладбище, где лежат тысячи людей. Потом у нас  началась жизнь хуже, чем у нищих. Проклятые придумали гетто. Там было холодно и голодно. Очень много людей в одном помещении, в бараках. Оттуда никого не выпускали. Потом начали увозить на расстрел. На пасху 1942 года гетто уничтожили, остались пока только рабочие. Благодаря Пинхасу нас перевели туда. Но там не было места. Мама с детьми ночевали в большие морозы в сарае, а то на улице. Ели картофельные очистки с отрубями. На маму страшно было смотреть, это двигался живой  труп. А дети ничего не понимали, все  просили есть.   
     И вот в понедельник 6 февраля 1943 года окружают весь район и начинают грузить людей на машины. Пинхаса забрали первым. Потом маму с детьми. Это было в 9 часов утра. Меня забрали в час дня. У меня еще и теперь стоит в ушах крики сестричек, когда их везли расстреливать. Розу подстрелили. Со мной в  машине сидели дети и мужчины, раненные при сопротивлении. Повезли по Бобруйскому шоссе. Машина крыта брезентом. С нами сидели два немца. Я решила  спрыгнуть. Лучше умереть на дороге. Машина шла очень быстро. У меня был бритвенный ножик, я разрезала брезент от окна вниз и выскочила. Очнулась, когда  машина уже уехала. Пошла к Вале Жик, сказала ей: «Спаси!» Они с матерью шесть дней прятали меня в сарае. Потом была у Сулковского, потом ушла в лес и попала, наконец, в партизанский отряд. Не могу все описать, плачу, как ребенок.  В отряде была до прихода Красной Армии. Теперь работаю бухгалтером Красного Креста в Пинске.         
         Дорогой брат, прошу тебя, мсти, мсти и мсти. Твоя  сестра  Маня».   
   
    Это письмо  получено на фронте летчиком  Ефимом Темчиным.         
    Власти приказали эту книгу уничтожить. Память о мучениках гетто была предана ими позорному забвению. Книга напоминала бы народу о геноциде, который они проводили сами против собственного народа: большинство людей погибало в пути, оставшиеся жить – медленной  мучительной  смертью вымирали  в советском гетто: Гулаге.   
     В 1953 году готовилось повсеместное депортирование всех евреев. «Вождь всех народов»  решил довести начатый фашистами геноцид до конца: запретил еврейский язык, уничтожал деятелей еврейской культуры, закрыли еврейские театры, увольняли людей с работы, ограждали доступ еврейской молодежи в вузы. Из истории страны насильственно изымалось или замалчивалось все то, что своим умом и трудом вложили евреи в богатство государства. Ценой миллионов жизней собственного народа, разгромив своего близнеца – врага, «вождь» приступил к «окончательному решению еврейского вопроса».
    Антисемитизм  стал  государственной  политикой.       
    Смерть вождя лишь растянула эту акцию на более длительный срок.               

                3

                Гетто  и  чиновники   госкомитета   

     Мне в руки попал любопытный документ. Письмо из Министерства социального обеспечения БССР, подписанное замминистром Г.С. Беспаловым. В нем говорится о том, что «Госкомтруд СССР письмом от 01.02.90г. №56-9 ссобщил, что льготы, предусмотренные постановлением Совета Министров СССР от 6 октября1988 года №825 «О представлении льгот бывшим несовершенным  узникам фашистских лагерей», установленных для бывших несовершеннолетних узников фашистских лагерей. На несовершеннолетних граждан еврейской национальности, находившихся в фашистских гетто в годы Великой Отечественной войны, льготы, предусмотренные указанным постановлением, не распространяются.  Указанное  письмо  примите к  сведению и руководству».    
        Упомянутое письмо Госкомтруда СССР с точки зрения прав человека  кощунственное.
     О том, что представляло собой фашистское гетто, очень ясно было указано на Нюренбергском процессе по делу над главными военными преступниками. Главный обвинитель от США Джексон и от СССР Руденко в своих речах на процессе цитировали заявление Эйхмана о том, что за время гитлеровского режима было уничтожено 6 миллионов евреев, в том числе 4 миллиона в концлагерях и 2  миллиона в гетто. В  приговоре Нюренбергского процесса приведены выдержки из секретного информационного бюллетня руководства нацистской партии от 9 октября 1937 года «Подготовительные меры к окончательному решению еврейского вопроса в Европе». Среди этих  мер – полное отделение евреев от остального населения в гетто и указание применять к ним «безжалостную суровость».      
      Интересно, на чем основано мнение о природе и сущности гетто, которое  позволило руководству одного из важнейших  ведомств издать письмо № 56 – 9 и в какой степени это письмо соответствует понятиям «справедливость, гуманность, права  человека?»       
      Но в трагических случайностях войны и фашистских зверств по тем или инным причинам в гетто оказывались также и дети русской, белорусской и других национальностей. Если исходить из текста письма, то выходит, эти, по счастливой случайности уцелевшие граждане могут пользоваться всеми льготами, установленными для узников концлагерей, но льготы не должны применяться только к гражданам еврейской  национальности.      
      В связи с этим я надеюсь, что Комитет констуционного надзора, руководствуясь  статьей 125  Конституции СССР, направит в Госкомтруд СССР заключение об отмене этого письма, противоречащего Конституции СССР и понятиям  социальной  справедливости.       
                Ю. Кон, заслуженный экономист СССР             

   

                Комментарий   юриста      

       При чтении этого официального письма возникает два вопроса. Первый, на каком основании Госкомтруда СССР считает, что гетто не относится к категории фашистских лагерей? Совершенно очевидно, что это одна из разновидностей концлагерей, при этом может быть по некоторым параметрам даже хуже, чем обычный  лагерь.  «Гетто – громадный концлагерь» (БСЭ 1971 г)         
      Нельзя делить по национальному признаку, говоря о каких-то льготах. Поэтому, коль скоро в письме говорится, что льготы не должны распространятся на несовершеннолетних граждан еврейской  национальности, - это ограничение прав по национальной принадлежности, т.е. действия, которые и должны рассматриваться в соответствии со ст.11 Закона СССР о государственных преступлениях.  Письмо №56-9 беспрецедентный случай деления людей по их  национальной  принадлежности.      
      Если  чиновники  пришли к мысли, что гетто – это нечто похожее на санаторий, то они обязаны доказать, что льготы не распространяются на всех несовершеннолетних, находящихся в гетто. Коль скоро они написали, что это касается граждан определенной национальности, значит, они совершили преступление, которое  должно быть  уголовно наказуемо.       
                Г. Падве, член коллегии адвокатов.   

     Это постановление правительства появилось, когда прошло уже шесть лет, как рухнула империя коммунистов. Казалось бы, к власти пришли новые люди, которые поклялись избравшему их народу соблюдать, как святыню, «Декларацию прав человека» - главный документ жизни всего цивилизованного мира.      
      А говорят, что история  не повторяется…
               
 4      
               
Господи,   где  же   наши   праведники?..   

        На днях в Берлине состоялась конференция. Один из докладов «Холокост в сознании советского народа до и во время перестройки».   
        Я, совестно признаться, узнала, что такое Холокост, только тогда, когда приступила  к работе над статьей. А вам  известно? 
        Холокосту посвящены сотни книг, научных трудов, судебных отчетов. А мы не читали: в нашей стране их нет. Не видели знаменитой документальной ленты «Холокост», которая потрясла Германию и совершила переворот в сознании молодых умов.         
       Библейский термин в английском переводе, принятый еще до войны, означает «полное сожжение», сведение на нет, до пыли, до пепла. Как? А так, к примеру: 80 тысяч растреленных нацистами в Латвии и 150 чудом оставшихся в живых к моменту освобождения. «Выплывших из океана крови», по определению одного из уцелевших. «Ужас, выходящий за рамки разумного разумения, что-то на неземном уровне», по определению одного из исследователей.    
       А звук, смысл другого слова -  праведник? В нашем обиходе оно не встречается. Старики помнят, а дети – не имеют  понятия.               
      На неземной  по масштабам геноцид мир, в общем и целом, взирал со стороны. Конечо, он ужасался, но трагедия евреев была чужой, еврейской трагедией. Данью, приносимой зверю. Авось, насытится. Мир разрешил Холокосту произойти. Шесть миллионов садистски  умерщвленных, треть нации.            
       Если что-то может примирить нормальный мозг с исторической данностью, удержать веру в Номо сапиенс, то это граждане, которые  действовали…
        Яшу Этингера увела из гетто няня Мария Петровна Хорецкая. Русский врач Владысик помог вписать его в паспорт. В комнате, которую Мария Петровна сняла на окраине Минска, два года берегла мальчишку пуще глаза. Через много лет, когда Якова Яковлевича арестуют в связи с «делом врачей», следователь скажет, что спастись так  просто было нельзя и, значит, нянька служила в полиции, за что и упрятана была им за решетку.      
        Дети гетто всю жизнь маялись не только из-за пятого пункта, но и от вопроса: «Проживал ли на оккупированной территории?»       
       Шестимесячную Сару Герберайте усыпили, чтобы вынести в мешке из гетто накануне «детской акции». У нее были две названные матери. Александра Ласкевичюне  и  Агриппина Мешкенене, выдававшая ее за внучку. После войны в семье приемных родителей Сара стала Элеонорой Вольской. Уже была взрослой, когда бабушка Мешкенене, давным-давно перебравшаяся в Австралию, наконец, отыскала внучку через красный крест и прислала приглашение в гости. Вольскую вызвали  в КГБ. «Она вам родня?» – «Больше, чем родня, она спасла мне жизнь». - «Ну, это лирика!» – и с нее взяли расписку, что она не станет переписываться с Мешкенене.         
        Что руководило этими людьми – фанатики – интернационалисты? Ерунда: отличали себя, русского, белорусса, литовца – от еврея. Ладно, допустим, не придавали значения национальности. Но кому приблудное дитя дороже собственного? Интеллект? Культура? Нет. Среди них и полуграмотные селяне, и элита интеллигенции. Паул Круминьш, профессор консерватории, скрывал у себя  двух девочек.       
        Общим было одно: первый неразмышляющий миг, безотчетный порыв. Спасал тот, кто не раздумывая, открыл дверь: «Входи!» Первое слово редко бывает случайным. За ним – душа и то, что за душой.    
        Появились ныне добровольцы - общественники. Ездят по районному захолустью, собирают имена и факты. Их ожидают непредвиденные коллизии. Те, кого нашли – это уже второе поколение – открещаются: не хотим славы, прессы, что родители сделали, то с ними умерло.    
       Абсурд?! Но со своей логикой. Репутация еврейского спасителя фамилию не украшает. Вот они, всходы ядовитых семян, официальных запретов на любое упоминание  о судьбе  расстреленного народа. На то, чтобы в Румбуле, Бабьем Яру на памятных плитах было написано его имя – евреи.
         Есть место на земле, где ничто никогда не будет забыто. Мемориальный центр Катастрофы – Яд-Вашем, в Иерусалиме. Название  взято у пророка: «Я дам вам в доме моем, на стенах его место и имя». 
        Яд - Вашем - место для вечной памяти об имени каждого. Не только убитого, но и спасавшего. На медали для них изречено: «Тот, кто спасает одну жизнь, спасает целый мир». Эти люди носят отныне титул Праведников. Их имена  высечены  на мраморной  стене.    
       Яд – Вашем начинается зеленым архивом – Аллеей Праведников, где у каждого дерева опять имя. Всего шесть тысяч фамилий. Всего, ибо в истории войны их много больше. Может, больше всего в нашей  стране, где их деяния не заметили.   
      Нам опыт Яш – Вашема нужнее, чем остальным. У нас – ни дня без крови иноплеменников. Кто не наш, тот против нас. Холокосты  местного значения.    
       Господи, где же наши праведники?..          

                Э. Максимова («Известия» № 252, 23 октября  1991 г.)

               

 




      Глава 13



1. В этот день все люди, от мала до велика, идут на площадь Победы, где горит вечный огонь. Стало это место святым для них, как Скиния. Склоняют они головы перед воинами, отдавшими жизнь за землю свою.  И стоят у них слезы в глазах.               
2.  И забывают в этот день люди все обиды свои: прощает сосед соседу ссору в коммунальной квартире, голодный не завидует сытому, не просят милостыню нищие, начальник идет рядом с подчиненным своим, генерал здоровается за руку с солдатом. И нет на улицах пьяных. И много в этот день продуктов на прилавках магазинов, и не кричат продавцы на покупателей.
3. И только самые главные начальники приезжали на машинах. Окруженные стражниками, поднимались они на трибуны и приветствовали ленивым взмахом руки народ, теснившийся вдоль улиц. И двигались танки и ракеты, печатали державный шаг войска – всему миру являли они силу свою.
     «Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей. Победу следует отмечать похоронной  процессией». (Дао дэ цзин)               
4.  А когда отгрохотала военная техника и отшагала армия, выходили перед народом те, кто с боями прошел свой ратный путь до самого логова врага и жить остался. Серебрились волосы, позванивали медали, и стучали костыли по мостовой. И с каждым годом редели ряды победителей: умирали они от ран, от беды и нищеты на спасенной ими  земле. Не продливали их дни ни слова благодарности, ни награды, ни скудные пайки ветеранские, которые, как милостыню, выдавали им в дни праздников за  то, что спасли они власть, у народа захваченную.
5.  Неужто долгое терпение  - признак  силы и величия народа?            
6. «Каков правитель народа, таковы и служащие при нем; и каков начальствующий над городом, таковы и все живущие в нем. Царь ненаученный погубит народ свой. Владычество переходит от народа к народу по причине несправедливости, обид и любостяжения…Господь вырывает с корнем народы и насаждает вместо них смиренных…» (Сирахова 10: 2,3,8,18)               
6. И все чаще начали взывать люди к запрещенному Богу.
7. И услышал Господь. И пришло послабление от властей  -  гласность.   
    И сегодня я продолжаю писать книгу свою, не таясь как прежде. Не ворвутся ко мне ночью и не сожгут рукопись мою, не предадут тело мое смерти без суда и следствия. Этого страшится лишь плоть моя: душа моя стала с тех пор, как начал писать я «Книгу судьбы», неподвластна им.
8. И слышу я стоны народа моего, и слышу я предков своих, и слышу я поучения их.
   «Слово  - искра  в движении  нашего  сердца» (Притчи 2:2)
   «Но  плоть его в нем болит, Душа его в нем страдает». (Иова 14:22)   
      
                Глава 14 

1.  И собрались около «Ямы» в день  праздника Победы человек двести. Убрали мусор, посадили цветы и возложили венки. Учитель математики Григорий Рудерман приколол к венку голубую звезду Давида. И стояли люди в скорбном молчании и поминали жертв войны.               
2. И окружили их стражи порядка. Подскочил к ним начальник,  сорвал звезду и приказал разойтись. Но в молчании стояли люди: были среди них и солдаты войны, и узники гетто, и дети их. Прошли они все круги ада на земле – и не было в сердцах их страха. Строги и суровы были лица. И такая боль и стойкость исходила от них, что отступили стражи в растерянности.            
3. И всколыхнул многих слух о противостоянии властям этой горстки храбрецов, и поняли они: светлая память о жертвах к совести взывает,  и являет миру любовь к земле своей. Родина там, где ты родился, трудился, защищал, потерял близких своих и где вызрела «любовь к отеческим  гробам».       
4.  И на следующий год в день Победы собрались на «Яме» уже много сотен  людей и осыпали цветами  памятник  до самой  вершины.      
     Вышел вперед Лев Овсищер и поднял руку. И стало так тихо вокруг, что услышали люди, как заскрипели торопливо каблучки по дорожке. Подбежала к нему начальница и приказала: «Никаких выступлений! Это говорю вам я – ответственный  работник райкома партии!» 
    И обратился Освищер к народу: «Эта дама сказала, что митинг запрещен. Неужели втянем голову в плечи и предадим  память о жертвах народа нашего?» И в одном крике всколыхнулась толпа, ставшая народом: «Нет!  Никогда мы этого больше не допустим! Говори!»         
      И заорала начальница, пятясь к стражам порядка: «Вы ответите за это!» Улыбнулся ей Освищер и сказал: «Спасибо, мадам, Вы очень любезны. Но слово мое народ ждет. И совесть моя не позволит молчать».               
5. И заговорил он: о войне и Катастрофе, о геройстве и гибели воинов евреев, об истории предков, о возрождении государства Израиль, народ которого вернул в боях родину. И возродил язык предков своих, на котором Бог начертал заповеди.    
      И сказал он: «Теперь у каждого еврея в мире есть две родины: одна – историческая - откуда все родом мы, вторая – где сейчас живем. Мы,  российские евреи, родились на этой земле, и вместе с народами ее защищали в боях. Здесь навечно останутся могилы предков наших - и заслужили мы право считать ее своей матерью родной»
6. Был Лев Овсищер плоть от плоти человеком земли этой. Здесь он учился, работал, стал летчиком, и был награжден боевыми медалями и орденами.          
     На своем юрком самолете «ПО-2» кружил и он над позициями в Сталинграде и через громкоговоритель призывал врагов сдаться. Вокруг дерзкого самолета рвались снаряды и пули трассирующие – был он хорошей мишенью даже для пехоты: летал на высоте 200 метров. Сделал Овсищер 24 вылета и провел 70 передач. И шутили друзья боевые: «Готовь, Лева, дырочку на гимнастерке для звезды Героя»
      Всех летчиков наградили за эту дерзкую операцию – кроме него: был он единственный еврей средь этих смельчаков. Прятали от него глаза товарищи, а он сказал: «Я давал клятву воевать за родину, а не за награды».
7. С того дня приходили на «Яму» в день Победы тысячи людей. Шли не только евреи, но русские и белорусы, поляки и украинцы. Почувствовали они себя братьями: «От одной крови Бог произвел весь род людской для обитания по всему лицу земли». И рождалось в них мужество отстаивать свои права человека.
8. На следующий праздник окружили народ, собравшийся у памятника,   стражами порядка. И над многотысячной толпой, склонившей в молчании головы, загремели из громкоговорителей, установленных на машинах, звуки веселой бравурной музыки. И люди не слышали траурных речей и передавали их по цепочке.             
9. Приходили сюда теперь целыми семьями, и близлежащие улицы уже не вмещали всех. Обменивались последними новостями, мыслями и сомнениями. Здесь можно было узнать правду: о декларции прав человека, о диссидентах и правозащитниках, томившихся в лагерях и психушках, о кровавых интригах правителей и их разгульном образе жизни, об очередном провале пятилетки и надвигающемся экономическом крахе страны. Здесь передовали из рук в руки самоиздательскую литературу – первую правдивую информацию о собственной стране и в мире.      
10. И маленьким ручейком начала пробиваться волна эмиграции. Но теперь народ не смотрел на уезжающих, как на предателей родины - видели в них посланцев, которые несут правду в мир об их «империи зла». Слежка за людьми и аресты уже не были тайными: как только случалось подобное - все радиостанции мира разносили эту весть. И весь мир поднимал голос в их защиту, и выпускали из тюрем и лагерей борцов за свободу, и сами же в «почетном карауле» выпроваживали их за границу.
11. Однажды мы с Ханой вместе пришли в День Победы к «Яме». Как обычно, многотысячную толпу окружили войска. Прислужники власти, прикормленные и обманутые, взирали с ухмылкой на народ и грызли семечки. Ветер поднимал шелуху и гнал к «Яме». На всю округу, заглушая голоса, нахально орали громкоговорители. В напряженном молчании стояли люди над могилой, пытаясь услышать кадиш раввина.         
12. И вышел из народа сухощавый старик в поношенном пиджаке,  перекошенном от груза орденов и медалей, и сказал: «Сынки, мальчики. Не к месту сейчас ваша музыка. Побойтесь Бога…» -  «Тебе не нравится наша советская музыка?!» - заорал на него начальник стражей и усилил звук так, что от грохота затрясло машину. Исказилось лицо старика, и  возвел он руки к небу: «Прости, Господи, нищету души заблудшей!». И заорал начальник: «Схватить и вытрясти душу семь раз нерусскую!» И, как цепные псы, кинулась стража.            
    Не успел я опомниться, бросилась Хана и загородила старика, и крик ее отчаянный заглушил грохот громкоговорителя. И обернулись вмиг люди, словно один человек, большой и сильный. 
    Поднял Народ машину над собой, чтобы о землю разбить. И в этой гробовой мстительной тишине раздался голос Ханы: «Братья! Простим их, ибо не ведают что творят».          
    И опустил Народ машину на землю, как гроб в могилу опускают, и расступился. Как катафалк, увозила машина стражников.            
13. Подошел я к Хане и сказал: «Я горжусь тобой». Ответила Хана: «Так поступил бы мой муж Исаак». Уронила она голову на плечо мое и разрыдалась.            
 14. Долго в тот день гулили мы с Ханой по городу. Был теплый весенний день и густо пахло распускающимися каштанами. Шли люди, улыбались друг другу.  И сказала Хана:   
     «Такая погода была в мае перед войной. Мы с подружками гуляли после лекции и болтали всякие глупости. Мечтали и верили, что все в нашей жизни хорошо будет - и в один час все оборвалось. Ты и представить себе не можешь, на этом месте, где идем мы с тобой, грохотали в небе самолеты, разрывались бомбы, горели и рушились дома и бегали обезумевшие от страха люди, перепрыгивая через трупы на мостовой. Бегут, кричат, плачут. Никто ничего не понимает и ничего сделать не может, чтобы остановить этот ужас. Впереди бежала женщина с двумя маленькими детьми – и вдруг взрыв, и на месте, где они мгновенье назад были, глубокая яма, а по земле панамка голубая катится…Был человек – и нет человека…»
      Она замолчала. Лицо у нее было такое, что, казалось, произнеси она еще слово – и  голос потеряет  навсегда.         
15. Я ревниво ловил взгляды мужчин, которые восхищенно смотрели на нее, и душа моя переполнялась гордостью. Обнял я ее за плечи и сказал: «Если встретится мне такая женщина, как ты, я женюсь». Улыбнулась она печально и ответила: «Точно так мне сказал однажды мой брат Соломон. И было ему тогда столько же лет, сколько тебе сейчас….До сих пор поверить не могу, что нет его в живых. Я не верю в смерть ни отца, ни матери, ни братьев, ни детей их и жен – все для меня живые. Они всегда будут живы, пока я живу…Но если бы ты знал, как тяжело нести в себе эту память! Я все чаще стала просыпаться по ночам от их голосов. Разговариваю с ними, и они отвечают мне. Но странно, говорят то, что я уже   знаю…»      
16. Каждое слово ее проникало в меня, прожигало душу мою - и все тяжелей и горестней становилось на сердце моем. И впервые я подумал тогда: сколько же надо иметь сил и мужества, чтобы нести это все в себе, и продолжать жить, и не терять надежды.               
17. И много в тот день узнал я  – как бережно хранила  она  образы, дела  и чувства родных своих.         
18.  И только сегодня, когда пишу книгу о ней, осознал: дан был мне этот день для того, чтобы понял я: без памяти о близких – нет человека. Родина – это история рода, и корни его навечно остаются в земле рождения твоего.               
19. Когда прошли мы сумеречный парк и вышли на освещенную улицу, ведущую к дому Ханы, она вдруг как-то поспешно высвободила свою руку из моей и сказала: «Дальше я одна пойду». Я начал настаивать проводить ее, но она посмотрела на меня смущенно и сказала: «Взрослый ты, но глупый еще. Люди вокруг – и всякое могут подумать».            
    Поцеловал я ее, и пошла она. Стоял и смотрел, как растворяется в сгущающейся темноте одинокая фигура ее, статная и грациозная, как у девушки.      
    Это был единственный раз в ее жизни без мужа, когда она позволила себе праздную прогулку.            



                Глава  15   

1.  И слово делом стало. Передавалось оно из уст в уста, и узнавали люди правду и дивились: живут на земле своей, послушно строят обещанный им рай, а скрывают ее от них за стенами кремлевскими. А честного  человека, который правду скажет – объявляют «врагом народа». И так переполнились тюрьмы и лагеря мучениками совести, что мест не хватало. Но почувствовали люди силу свою – и начали по стране вспыхивать «несанкционированные»  митинги.            
2. И тогда Верховная власть издала указ: «Антисовесткая пропаганда и агитация, направленная на подрыв или ослабление советской  власти», дополнение к Уголовному кодексу, статья 190–1: «Систематическое распространие в устной форме заведома ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно изготовление или распространение в письменной, печатной или иной форме произведений такого же содержания – санкция до трех лет лагерей». Статья 190-з: «Организация, а равно активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный  порядок или сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти или повлекших нарушение работы транспорта государственных, общественных учреждений и предприятий – санкция – до трех лет лагерей».   
3. И пошли обвальные обыски, аресты, допросы, за слово правды - в  психушку. Вся страна опять Гулагом стала.               
    И звучала незабытая шутка в народе: «Наше население делится на два класса: те, кто сидит, и те, кто будет сидеть». И жизнь на свободе уже не отличалась от жизни в лагере.               
4.   Но самые смелые и отчаянные не могли смириться.
     Летом 1970 года двенадцать человек решили угнать самолет и улететь за границу. Но нашелся иуда. И схватили смельчаков и судили. И приговорили Марка Дымшица и Эдуарда Кузнецова к расстрелу, а остальных  бросили в тюрьму на долгие годы.      
5. Смертный приговор за желание обрести свободу потряс людей всего мира - и прокатилась волна протеста.         
     В это время к смертной казни были приговорены в Испании несколько бакских террористов, а правитель страны той Франко помиловал осужденных. И чтобы явить миру превосходство страны социализма  заменили расстрел 15  годами заключения.         
6. Но не верили народы мира «империи зла»: подписала Декларацию прав человека, а нарушает законы ее - и устроили  ей экономическую  блокаду. И от страха, что пойдет голод по всей  стране, а с ним и бунт, который сметет их, начали разрешать людям выезд за границу. А кто решался на это, объявляли предателями  и отщепенцами. Увольняли их   с работы, унижали в подвалах КГБ, годами держали в  «отказниках».
     Но желание человека вырваться на свободу сильнее всех страхов, угроз и унижений.            
7.  Причина, заставившая человека покинуть родину, у каждого своя. Но есть одна, которая всех объединяет: неуверенность в завтрашнем дне. Так кочевали первобытные племена, осознав, что земля, на которой они жили веками, исчерпала свои возможности – и во имя спасения рода следует менять местожительства.               
8. И погружалась страна в трясину. Ученый и грузчик, военный и служащий – все чувствовали: не хватает воздуха. И пьяница начинал роптать: дорожала последняя спасительница – водка. По ней определялся уровень жизни в стране. И пел народ: «Товарищ, верь: придет она, на водку старая цена. А не придет, так с полок вон – заменит водку самогон!»
      А власть погрязли в корупции, в уголовной борьбе за место у кормушки. И чтобы придать видимость победной поступи своей, объявили они Москву городом коммунизма. И свозили со всей страны, что еще можно было наскрести по сусекам. А народу выдали «Моральный кодекс строителя  коммунизма», и принуждали читать его, как молитву.       
9. Но каждый искал свой собственный выход: один топил горе в  вине, другой, презрев совесть свою, «вступал в партию» и попирал ногами ближнего своего. Тот же, кто не мог продать душу дъяволу, замыкался, отчуждаясь от призвания жизни своей: ученый шел в дворники, композитор играл на похоронах, художник писал афиши.               
      Смысл  человеческой жизни сводился к одному - выжить.      
10. Дети Ханы стали взрослыми. Израиль работал инженером на заводе, Давид в конструкторском бюро, Илья электриком.      
     Израиль занимался боксом: с детства досталось ему много побоев только за одно имя его, «семь раз не руссское» – убедился он: только силой можно защитить себя и родных своих. Давид все свободное от работы время рисовал, изучал еврейскую историю, записывал расссказы стариков - евреев и писал портреты их. Часто собирались в его мастерской на чердаке друзья, вели тайные беседы и читали запрещенную  литературу. Все человечество делили они на два  класса:  умных и дураков.   
      Затаившись в углу мастерской, слушал их Илья. Все, о чем говорили друзья брата его Давида, было не так, как в школе учили – но  отзывалось в душе его. А когда он рассказал об этом матери, предупредила Хана: «Только никому больше не рассказывай об этом, сын мой. В нашей стране много злых ушей на честные мысли».               
11. И признался однажды матери Илья: «Мама, я в синагогу хожу и молюсь за отца». – «Возьми и меня с собой, - ответила Хана».   
       И стали они вместе молиться Богу своему.      
12. И услышал Бог молитвы их. Только забрали Илью в армию – вернулся Исаак из тюрьмы. Ослепительно белыми были его волосы, горькими темные глаза, просвечивались сквозь иссохшую кожу скулы, и обвисла фуфайка на согбенных плечах.
      «Что они с тобой, сделали!» - зарыдала Хана и бросилась обнимать нецелованного ею десять лет мужа. Улыбнулся Исаак и сказал: «Это я так  истосковался по твоим драникам, Ханочка моя…»   
13. И съезжались друзья и знакомые, чтобы повидаться с Исааком. Было так много людей, что приносили соседи свои стулья и лавки. Говорили о жизни, а больше - о войне: поминали погибших, вспоминали их ратные подвиги.
     Поднялся со стаканом водки Исаак и тост произнес: «Большой подарок мне сделали к моему  пятидесятилетию – отпустили на свободу. Но когда ее даруют – это не свобода. Нет в нашей стране самого дорогого для человека – свободы. Один умный человек у нас в тюрьме так любил повторять: «Всякий народ достоин своего правительства». Так выпьем за то, чтобы наш народ не был достоин  своего правительства!»   
14. И  вставал  над миром новый  день, и никто не знал, какую еще беду  принесет он человеку. Раньше хоть в природе все шло, как было Богом задумано: ночью во тьме звезды светили, днем сияло солнце, летом от зелени исходил запах жизни, зимой – был  снег и воздух морозный. Все приходило в свой черед и радовало душу.            
      А пришли к власти большевики – даже природа с ума сходит: летом падает на свежие всходы снег, в крещенские морозы вдруг гром ударит и дождь льется. И шутили люди: «Во власть у нас какая: делает что хочет».  А, напившись, пели: «Прошла  весна, настало лето – спасибо партии за это…»               
15. Бились проворные ученые над этой загадкой природы, чтобы услужить правителям своим: когда зимой на охоту отправиться, чтоб дождем не залило, когда летом на пляжах валяться, чтобы снегом не засыпало - и в ненастные дни улетали правители за границу, где почему–то всегда желанная погода стояла.
 16. Приглашали Исаака на разные работы. Но пошел он сторожем. «Что сторожишь-то? - шутили друзья, - уже вся страна разворована…» И загадочно отвечал он: «Звезды…»

                Глава  16.   

1. Когда захватили большевики власть, кликнули они: «Грабь награбленное!» И истощались запасы богатейшей в мире земли, и не могли накормить они народ свой.
2. За годы изгнания были евреи разбросаны по всему свету – эта катастрофа научила их: чтобы спастись от полного уничтожения, надо вместе держаться. 27 ноября 1914 года в США  банкир и филантроп Феликс Мориц Варбург и деятели общественнего движения Луи Маршалл и Джордж Шифф создали «Комитет по  распределению фондов помощи евреям» - Джойнт. Главной его работой была всемирная помощь возрождению еврейской культуры, религиозной и общественной жизни, благотворительности, старинных еврейских традиций взаимопомощи, забота и милосердие на всех «горячих точках» планеты, где проживали евреи.
И когда обанкротившася власть «диктатуры пролетариата» начала разваливаться от бессилия накормить народ свой, ухватилась она, как утопающий за соломинку, за «Декларацию прав человека», где было определено народу всего мира – право на «воссоединение семей». И объявили правители «Спасайся, кто может!»
И первыми начали уезжать евреи – у каждого оказался родственник за границей. А у кого не было – выручала Всемирная еврейская община.
3. И начали люди покидать страну свою, и говорили в народе: «Эволюция классовой теории претерпевает очередные перемены:  бедные и богатые, коммунисты и беспартийные, подневольные и заключенные, патриоты и предатели, уезжающие и желающие».   
4. И завидовал русский еврею, и говорил ему: «Были вы бесправнее нас, а теперь вон какие привилегии вам». И не злобная, а горькая  это зависть была. Гол и нищ человек оказался в отечестве своем, большом  и богатом.               
5. А голь на выдумки хитра. И смекнул русский человек: «Еврей не национальность, а средство передвижения». И стали лучшими невестами еврейские девушки, а лучшими женихами – еврейские парни.          
6. Но не хватило еврея на каждого русского. И доставал человек фиктивные документы и доказывал через суд подкупленный, что есть – есть! - в его роду евреи – и он, верный зову крови, хочет вернуть свою исконную национальность. Согласно Конституции – имеет он на это право законное.               
     И столько стало в стране евреев, словно воскресли те, кого в войнах, погромах и репрессиях убили.               
7. А каждого уезжающего вносили в тайные списки: предатель, отщепенец, космополит. И клеймили на открытых партсобраниях своих.               
8.  Но уже и «патриоты» смотрели на отъезжающих, как на счастливцев: сами они, в своей «передовой» стране, превратились в призраков  коммунизма – и никогда им не будет дано бродить по разбогатевшей Европе. 
 9. И начался новый Исход.
    «И сказал Господь: Я увидел страдания народа моего и услышал вопль его от приставников его. Я знаю скорби его, и иду избавить его, и вывести из земли сей. Вопль сынов Израилевых дошел до меня, и я вижу угнетения, каким угнетают их. Бог твой, есть Бог верный, который хранит завет Свой и милость к любящим Его и сохраняющим заповеди Его до тысячи родов». (Исход 3:7,8,9. Втор. 7:9)               
     И в сей час правители страны вдруг воспылали любовью к еврею: не хотят отпускать его, как когда-то фараон египетский. Еврей – козел отпущения, на которого можно всегда свалить грехи свои.   
10. И приходят письма родным и друзьям. На фотографиях «отпущенные» стоят у богатых домов, разъезжают на красивых  машинах, магазины забиты вещами и продуктами - таких картин им и во сне не видилось. Но не роскошь и блеск вокруг убеждали людей, а улыбка человека – так может радоваться только вырвавшийся на свободу.               
      Собираются друзья, и даже недруги, и читают письма вслух, как чудесную книгу. И горько осознают: «Мало осталось евреев у нас, а жизнь так и не становится лучше.  Значит, не в инородцах вина…»
11. И писал Моисей: «Единственное, чего нам теперь не хватает - вас, самых родных и близких. Возродиться наш род может только здесь.     Отыскали мы потомков Арона, брата Авраама – больше ста лет прошли разлуки нашей. Живут они счастливо, уверенно, своим трудом. Не ведомо им, что такое репрессии, прописка, враг народа. Это совсем иной мир, о котором мы понятия не имели. Так хорошо нам не было и в самых счастливых детских снах на нашей покинутой несчастной родине».
12. И все чаще в семье говорили об отъезде.      
      Сказал Илья: «Беседуют два еврея. Приходит к ним третий и заявляет: «Не знаю, о чем вы здесь говорите, но надо ехать». Сказал Давид: «Уехал еврей в Израиль, вернулся и опять собирается уезжать. Спрашивают его в ОВИРе: «Так где тебе хорошо?» Отвечает он: «В самолете – там бесплатно кормят». И добавил Давид: «А мне хорошо в моей мастерской». И сказал Илья: «Ты пишешь картины всем сердцем, а тебе запрещают показывать их народу своему. Так в чем же смысл твоей жизни?» И тут подошел к ним Израиль и так сказал: «Братья, не знаю, о чем вы спорите. Но надо ехать».    
      Так шутили уже по всей стране. А в горькой шутке – начало  движения. Познание  причин – приводит к действию.
13. Вскоре вызвали Давида в КГБ и приказали прекратить сборища «темных личностей» у него в мастерской. А через неделю возвращался Илья из синагоги, и избили его. Ходил на то место Израиль, нашел обидчиков брата своего и отомстил им. Налетели стражи порядка и схватили Израиля. Чудом удалось его отстоять: друг Исаака по партизанской борьбе, юрист, сумел доказать на суде, что защищал человек свое национальное достоинство – как и прописано в Конституции.         
               
Глава  17.
      
 1. И собралась вся семья. Гордостью светились глаза Ханы: стояли перед ней сыновья, красивые и сильные, похожи на отца ее, кузнеца Израиля. И сказала  Хана: «Дети мои! Знаю, способны вы противостоять любой беде. Но нельзя всю жизнь терпеть унижения…»   
     И замолчала она - в горле ком застрял.               
2. Понял Исаак, что решила Хана, жена его. И трудно было возразить правде ее. Но собрал он волю свою и сказал: «Ханочка, не может согласиться с тобой душа моя. Здесь наша родина…»
3.  «Замолчи! - крикнула Хана, впервые крикнула на мужа своего. – Нет для матери выше  долга, чем спасти детей своих. Родила я их для жизни, а жить в этой стране – вечно мучаться».            
4. И перебил ее Исаак: «Заслужил я право быть гражданином этой страны. И совесть  моя не позволяет ее оставить».               
     «Замолчи!» - закричала  Хана. Второй  раз в жизни закричала на мужа  своего.   
     И подумал Исаак: «Третьего раза ей не выдержать…»      
5. «Муж мой, дети мои, - зазвучал голос Ханы, словно слились в нем голоса рода ее. - Никогда мы не станем своими в этой стране. Спасаясь от беды, пришли сюда наши предки. Многое они сделали за право быть равными среди народов ее: трудились на нивах ее, защищали в боях и сложили головы свои. Никто душой не кривил и любви не выпрашивал – каждый исполнял свой долг перед ней. Чиста наша совесть. Но не стала она нам родной…» 
6. Слушал ее Исаак, смотрел восхищенно и благодарил судьбу: дала она ему в жены прекраснейшую из женщин. Любил он ее все дни свои и не мог сказать, какой  из них самый счастливый.          
    Но сейчас был какой–то особенный миг. Нашла она в себе силы сделать то, на что не мог решиться он, мужчина: взяла ответственность  за семью свою, за род весь.   
    Подошел к ней Исаак, обнял, поцеловал и сказал: «Каждый из сынов Израилевых должен быть привязан к уделу отцов своих».
7. И призвала меня Хана и сказала: «Сын мой старший, умоляю тебя, спасай детей  своих. Поехали с нами».   
     И долго уговаривала она меня, и не мог я опровергнуть правды слов ее.
8.  И сказал я: «Когда покидает человек землю свою – рвутся связи рода его. Хочу отыскать я корни наши и написать Книгу судьбы для потомков. Нет без знаний этих ни пути верного, ни счастливой жизни человеку, и не станет ни один край земли родиной ему».       
9.  И сказала Хана: «Есть высокая правда в словах твоих. Дело, которое ты задумал, как и дитя твое. Но пойми: щедро приносит эта страна в жертву самых преданных ей. Многих погубила она и из нашего рода. Вот брат мой Соломон - схож ты с ним в делах и помыслах. А где он? Боюсь, и самому Богу уже не известно. Для меня, матери, нет выбора: есть главное - спасение детей своих. Сердце мое говорит тебе: уезжай. Мертвым не больно, надо спасать живых. Увидишь: встанут твои сыновья на ноги свои – и сами покинут эту землю. Пришел великий и тяжкий, но счастливый час, час исхода».               
10.  И уехали Хана и Исаак, муж ее,  и дети их, Израиль, Давид, Илья.
11.  И осталась  на этой  земле последняя  ветвь рода нашего, семья  моя:  я, жена моя,  и два сына наших.         
12. И осиротел мир вокруг нас. С каждым днем разлуки сгущается в сердце моем тоска. И душа моя живет ныне одновременно в двух измерениях: корнями привязана она к месту рождения своего, страдает за горькую долю родины, и полнится болью за родных на чужой земле. Через душу мою проходит эта связь. И никому не разорвать ее. Душа человека больше этого мира, ибо она одна и есть свидетель самого могущественного в бытии – времени, продолжает она движение от прошлого  к  будущему.             
13. И распят я между двух континентов. 

 






 КНИГА  ЗАВЕТА


                «И взял книгу завета, и прочитал вслух народу,
             и сказали они: все, что сказал Господь, сделаем
             и будем послушны»  (Исход 25:7)
 
  Род   приходит

                Гл. 1

1. «Род проходит и род приходит, а земля пребывает во веки.…Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после нас». ( Еккл.1:4,11)   
2.   И я, Роланд, сын Баруха, жил на этой земле. «И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжкое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем». (Еккл. 1:13)   
3. «Во многое мудрости много печали, и кто умножает познание, умножает скорбь…и все суета сует», – это я слушаю тебя, Екклесиаст, сын Давида, предок мой, и отвечаю тебе: «Не все в мире суета. И вот сегодня через века истории человеческой встретились мы. Хотя душа твоя давно на небесах, а моя пребывает еще в оболочке телесной».    
4. Верю, слышишь ты меня, и слышат родные рода моего, жизнь которых оборвалось на земле прежде времени. И чем глубже мое одиночество – тем яснее я различаю голоса Ваши. Отошел я от мирской суеты, и пришло время осознать жизнь свою – вся она в памяти моей. Святое дело старости – передать потомкам осмысление жизни. И пока дает Бог мне время и силы, пишу я «Книгу Судьбы».   
5. Каждый человек жизнью своей пишет «Книгу судьбы». Много знал я таких. И осталась теперь у изголовья ложа моего только Книга книг.
     «Все вещи в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:8,9)      
6.  От слов твоих «памяти о прежнем» смутилась душа моя. Приходит человек в мир родных людей – и насыщается око зрением, ухо слушанием, и отзывается душа благодарностью. И рождается свой особый мир среди всех других миров. Бывших и будущих. Потому и сказано: «Человек, спасший одну жизнь, спас все человечество».
7. И не одинок я теперь в затворничестве своем. Дал Бог человеку язык, чтобы люди могли понимать друг друга – и знания наполнили землю через века и народы.  «Слово – искра в движении нашего сердца». (Притчи 2:2)      
9. Да, «все было в веках, бывших прежде нас», - говоришь ты, Екклесиаст. Но каждый человек – это божий мир, и без него сиротеет человечество. Сегодня живу я и пишу Книгу судьбы, какие бы события не потрясали мои времена.
    «…Праведник, если и рановременно умрет, будет в покое, ибо не в долговечности честная старость, и не числом лет измеряется: мудрость есть седина для людей, и беспорочная жизнь – возраст старости». (Притчи 4:7,8,9)

  Гл. 2

1.  И рухнула «империя зла».
     «Восстал Господь на суд – и стоит, чтобы судить народы» (Исая 3:13). «Не сетуйте, братия, друг на друга, чтобы не быть осужденными: вот судья стоит у дверей» (Иакова 5:9). «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. И так, будь ревностен и покайся» (Откр. 3:19).
     Не чаял я, что доживу до этого времени, и готов был  унести с собой мечты и надежды.
2. «Мы согрешили, сделали беззаконие, мы виноваты. Прости народу  Твоему, в чем он согрешил перед Тобой» (2 Пар. 6:37, 39) «Блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты…Блажен человек, которому Господь не вменит греха». (Рим 4:7,8)      
3. Возрадовались люди – но горька была эта радость: строили они на крови своих ближних, не щадили ни сына, ни отца родного: не жизнь человека была мерилом, а идея идолов земных.
4. «…Как написано: нет праведного ни одного, нет разумевающего; никто не ищет Бога. Все совратились с пути, до одного негодны: нет делающего добро, нет ни одного. Они не знают пути мира. Потому что все согрешили и лишены славы Божьей. Получая оправдание даром, по благодати его, искуплением во Христе Иисусе. Которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через  веру для показания правды Его в прощении грехов соделанных прежде, во время долготерпения Божия, к показанию правды Его в настоящее время. Потому что один Бог, который оправдывает обрезанных по вере и необрезанных через веру. Ибо не законом даровано Аврааму, или семени его, обетование – быть наследником мира, но праведностью веры». (Рим. 3: 9-12,17,23-26,30, 4:13).
5. За воплем радости своей не услышали мы голоса Его: всяк свою обиду лелеял и поспешал урвать благ плотских в днях наступившей сумятицы всеобщей. И не слышали голосов пророков своих, ибо были погублены они.
     «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде Вас. Вы – соль земли. Вы – свет мира» (Матфея  5:11 – 14)    
6. И начала разваливаться империя. Собрались правители ночью в Пуще Беловежской, поохотились, выпили и закусили и, не спрося народ свой, поделили территорию империи меж собой. И поставили они начальников своих по всем городам и селам. И молчал народ.
    Каждый поспешал урвать себе богатства и привилегий. И пошла   вражда, корыстолюбие и убийства. И стали отгораживаться люди рода одного границами – и оказались у каждой семьи в гетто чужом братья и сестры, родители и внуки.
7. И расставили соседи по границам войска свои. И стало так: стояли с оружием друг против друга братья родные: встретившись на постах своих, улыбались, но каждый держал палец на курке оружия своего и следил чутко, чтобы не переступил брат пограничной полосы новой страны его.   
8. И превратились города в вокзалы. И не было разногласий между людьми только в одном: «Ехать!» Надо успеть на уходящий поезд, пока не закрыла власть «железным занавесом» границы страны свой новоявленной. Ведь без раба и господина не бывает.            

Гл. 3

1. И права была Хана: «Встанут твои сыновья на ноги свои – и сами покинут землю эту. Пришел великий и тяжкий, но счастливый, час исхода». 
2. Выросли мои сыновья, поднялись во весь рост свой, пришли ко мне и сказали: «Отец наш, поехали…» И замолчали, не выдержав взгляда моего. Но не опустили глаза: ждали ответа. И не нашел слов я возразить им.      
3. И пронеслась в памяти вся горькая история рода моего на этой земле – смотрел он на меня глазами недоживших. И читал я в них: «Отпускаем …»    
4. И сказал я сынам своим: «Отпускаю». – «А ты, отец?» – спросили   сыны мои. «Волю Божью я исполнил: и плодился и размножался. Но не в силах я покинуть землю эту, ибо распахнул я душу свою перед предками  безвинно убиенными - и нашли они приют в ней, а души их парят над местом погребения ».   
5. И спросили сыны мои: «А мать наша?»  И ответила мать их, жена моя, и сказала словами Ханы: «Для меня нет выбора. Дело матери: спасать детей своих». – «А как же мы без отца нашего, мужа твоего?» – вопросили сыновья мои. И ответила мать: «Дело, которое задумал муж мой – тоже дитя его. - Помолчала и добавила. - Потому и люблю его».
6.  Были проводы, и разрывалось сердце. И остались мы с женой моей, и негасимо звучали в стенах дома нашего голоса детей наших, и потеряли мы счет годам разлуки. Не было ночи без слез у жены моей. И увядала красота ее.
7. И сказал я жене своей: «Не будет счастья в сердце твоем без детей наших». И ни слова не проронила она.   
     И проводил я жену свою, Богом мне данную, к детям нашим, и остался один на земле предков моих.
8. И выстояла душа моя в разлуке: души людей родого моего пустили корни в ней. И расцветает сад, и шумит каждой веточкой своей, и понимаю я: каждый через меня хочет высказаться жизнью своей недожитой, поделиться плодами недозревшими и нераздаренными миру.    
9. И слышу я хор голосов их: «Не исполнили мы волю Божью: не дожили.… За что, Господи?»       
     Ищу я разгадку жизни и смерти людей рода моего, и тот же вопрос терзает сердце: «За что, Господи?»
10. Есть часы библейской высоты: время встречи с вечностью и тайной.
      Иду я городом и все меньше встречаю знакомых людей, вижу их седые головы – и понимаю: уходит мое время... Мелькают  чужие лица, дыбятся большие дома, мчатся по улицам потоки машин.   На руле небрежная женская рука. Прижатый к уху телефон… и говорят, говорят, говорят. С реклам улыбаются обнаженные красавицы. Центральные улицы залиты огнями: здесь магазины, учреждения, офисы и квартиры людей при власти.   
    А свернешь на соседнюю улочку – тусклый свет одинокого фонаря,  грязь, «хрущевки» с полуразрушенными сараями во дворах
11. Два раза в день  на центральную улицу сбегаются стражи порядка  - и застывают люди там, где застал их окрик: шаг влево, шаг вправо – и дубинкой по голове. Сейчас проедет картеж машин, а за бронированными стеклами правитель - и тревожная тишина душит город.   
     Весь путь его от загородной резиденции до дворца в центре столицы вылизан и ухожен. И повсюду висят портреты его. Смотрит он на народ подневольный с высоты власти своей вооруженной – и каждый затылком ощущает пронизывающий взгляд его. Так замирает кролик в пустыне, столкнувшись с удавом. И кто успел, исчезает с пути его.    
     И спрашивает он: «А где народ мой?» Отвечают ему начальники стражи: «Трудится народ твой на заводах и фабриках, в учреждениях и колхозах. Спешит в поте лица своего выполнить все указы твои. И расцветает владение твое таким богатством, что и не снились другим странам и государствам». Скатывается благодарная слеза с прищуренного глаза его, и ширится грудь осознанием величия своего: оправдывает он доверие народа. И роняет он горестные слова окружению своему: «Вот умру, не дай Бог – и что станет с народом моим».
      И подъезжает картеж к Дворцу, и восходит правитель на трон  руководить народом своим. А чтобы придать ему сил и уверенности –  вводят ему обнаженную красавицу из гарема. А гарем – вся страна его. 
12. Такая жизнь в любом государстве, где правит диктатор.
      Написал я эти строчки и пошел проверить, надежно ли заперта дверь моя. В любое мгновение могут нагрянуть услужливые посыльные диктотора, мозг которого терзается мыслью одной: не зреет ли где заговор. Страх живет в каждом человеке, но тот, кто попирает души людей, шкурой своей чует – ближе к нему  карающая рука Создателя.   
13. Не могу понять, Господи, отчего медлит карающая рука Твоя? Стократ грешнее он простого смертного. И отчего так дружен с ним владыка храмы церкви Твоей? О чем он говорит с Тобой в молитве своей?
14. И вот чего еще не может понять разум мой: каждое новое поколение в стране рождается в рабстве – как понять человеку, что такое свобода? Где ему найти поводыря равного Моисею?
  «И сказал (Бог): Я буду с тобой. Так и скажи сынам Израилевым: Сущий (Иегова) послал меня к вам…» (2 кн. Моисеева 3:12,14)    
16. И слышу я: «Если есть народ…»
      И понимаю я: где есть народ – там нет диктатора.      
17. «Как народом стать?»
       Отвечает голос: «Читай Слово Мое».
18.  И откладываю я перо мое и погружаюсь в Книгу книг.      
19.«Берегись, чтобы не забыть вам заветы Господа, Бога нашего, которые он поставил с вами, и чтобы не делать себе кумиров. Но когда ты взыщешь там Господа, Бога твоего, то найдешь Его, если будешь искать Его всем сердцем твоим и всей душою своею…Господь Бог твой есть Бог милосердый; он не оставит тебя и не погубит тебя и не забудет завета с отцами твоими, которую он клятвою утвердил им…Тебе дано видеть это, чтобы ты знал, что только Господь есть Бог, и нет еще кроме него». (Вт. зак. 4:23,29,31,35)
     «Не слушай слов пророка сего или сновидца сего, ибо через сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа, Бога своего, от всего сердца вашего и от всей души вашей…Господу вашему последуйте и его бойтесь: заповеди его соблюдайте, и гласа его слушайте, и ему служите, и к нему прилепляйтесь». ( Вт. зак. 13:3, 4)   
     «А пророка того или сновидца того должно предать смерти за то, что он уговаривал вас отступиться от Господа, Бога вашего. Убей его; твоя рука прежде всех должна быть на нем, чтобы убить его, а потом руки всего народа». (Вт. 13:5,9)      
21. «Во всех жилищах твоих, которые Господь, Бог твой, даст тебе, поставь себе судей и надзирателей по коленам твоим, чтобы они судили народ судом праведным. Не извращай закона, не смотри на лица и не бери даров: ибо дары ослепляют глаза мудрых и превращают дело правых. Правды, правды ищи, дабы ты был жив и овладел землею, которую Господь, Бог твой, дает тебе». (Ек.16:18, 19, 20)
      
Гл. 4

1. Пришла весть горькая: умирает мать моя. И с особого разрешения власти дозволено мне было лететь в Америку, чтобы проводить ее в последний путь.      
2. Полетел я на «Боинге» через страны и океан. С высоты поднебесной плыли подо мной облака вольные, и виделись они мне душами людей. Парили они, сливались и расходились по воле своей, и душа моя устремлялась к ним, и принимали они ее и делились со мной своим откровением: здесь, на небесах, освободившись от суеты мирской, ближе они к Богу. Плыли облака, и неразличимы были они, и пытался я понять, где средь них грешники и где праведники.
     И услышал я голос, который всегда отвечает мне в часы молитвы моей: «Здесь, в поднебесье, души всех людей человечества – и каждая из них прошла через чистилище. Нет ни одного человека, который не согрешил. Сколько было в человеке праведности – той и высоты достиг он в поднебесье. Грех души после смерти человека остается в теле его и вместе с ним в могилу уходит. И чем больше греха было в человеке – тем больше зловония от тела его. Так виноград, который взрастил ты, благоуханием полнится, а когда пропустишь ты его через тело свое – сам знаешь, какой запах исходит…»    
3. И катилась блистающая тележка по проходу, и красивая стюардесса, раздаривая уставшую улыбку пассажирам, ставила перед каждым блюда с пищею – и быстро исчезали в утробе их и хлеб, и мясо, и виноград. И от внезапного качания самолета вдруг искажались их довольные лица и застывала мольба в глазах: «Господи, пронеси!» - и дрожала ложка в замусоленных губах. 
4. А когда коснулся самолет земли колесами, осветились все лица благоговением «Спасибо, Господи» - и захлопали люди в ладоши,  атеисты и верующие.      
5.  Не должно человеку бахвалятся трудами рук своих - для того и дано зрение, чтобы видели люди плоды его. Высились передо мной дома из стали и стекла, и  радужным блеском отражали солнце закатное. И  шли по чистым дорожкам люди, улыбаясь друг другу – так может радоваться жизни только свободный человек.   
6. И донеслись до меня голоса родные, в долгой разлуки незабытые: «Отец! Брат! Дед!» Искал я их лица глазами заслезенными, и только зовом души своей различал каждого из  ветвей рода моего. Не досчитал трех из них:  Моисей и Исаак – не дожили до встречи со мной, а мать моя Хая в больнице была. Прижал я к себе внуков своих, впервые увиденных, и гладил звенящие под ладонью моей золотые волосы их. И чувствовал, как ласкает меня взгляд жены моей: стояла она в сторонке – и через тепло внуков наших принимал я тепло ее.   
7. Ехали мы картежом по дорогам страны ране не виданной, и невольно вспомнилось мне: «В России есть две проблемы: дураки и дороги». И думал я вслед мысли этой: «Покажите мне дороги ваши – и я скажу, кто здесь живет».    
8. «Нет, не отношением к детям будет счастливо продлеваться род людской - это врожденный инстинкт каждой живой твари на земле, а заботой государства о стариках своих», - вспомнил я слова отца Моисея, идя по светлым коридорам больницы на прощальную встречу с матерью. Кто она для этой страны? Пришелец из страны чужой, не вложивший трудов своих в благосостояние ее. За что ей такие почести?
9. «Пред лицом седого вставай и почитай лице старца, и бойся Бога твоего. Я Господь. Когда поселяется пришлец в земле вашей, не притесняйте его. Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя, ибо и вы были пришельцами в земле Египетской. Я Господь, Бог ваш». (Левит 19:32 – 34)    
10. В отдельной светлой палате, окруженная со всех сторон медицинскими приборами, удерживающими жизнь ее, возлежала на высокой кровати мать моя. Белее постельного белья были волосы ее. Приподняла она голову и сказала: «Спасибо, Господи, дождалась я». – «Ма…» - только и сумел произнести я. И сказал она: «Не хотела я жить после смерти мужа моего Моисея, молила Бога сократить время нашей разлуки с ним. Но противился Он и сказал мне: «Муж твой Моисей просил в предсмертной молитве, говоря мне: «Не дождался я сына. Дай сил жене моей встретиться с сыном нашим». И услышал Бог его. Видно, праведным был наш отец».   
11. Три дня и три ночи мы были вместе. И слушала исповедь мою после   долгой разлуки мать моя. По глазам ее и слабеющему пожатию руки понимал я ответы ее. А когда с чем-то не соглашалась она, собиралась с силами и произносила: «Здесь не прав ты, сын мой». Ответил я: «Мы с тобой оба старики. И у меня уже внуки есть». И сказала мать: «Сколько бы не было лет тебе – ты всегда для меня  будешь ребенком».   
12. И еще сказала она: «Дети твои, внуки мне, всегда рядом со мной были, и потому и ты был со мной плотью своей…» -  «Прости мама…» - «Не виноват ты в этой разлуке нашей. Жизнь женщины – в детях ее. Жизнь мужчины – в трудах его. Рассказывай. Должна я передать отцу Моисею все  о роде нашем». И закрыла глаза она.      
13. И говорил я времени не различая. И ощутил  руки сыновей на плечах своих, и по дрожанию их понял: отлетела душа матери. И остался я старейшим рода своего.
      Прими, Господи, ее душу исстрадавшуюся. Не только как сын  говорю Тебе, а говорю и от имени всех учеников ее. Когда грешил я в детстве, сдерживались мальчишки от кары надо мной, говорили: «Повезло  тебе: ты сын нашей любимой учительницы Хаи Менделевны».               
14. И были похороны. Положили мать мою в могилу рядом с отцом Моисеем. И откуда в чужой стране, где прожила она остаток жизни своей, собралось столько людей, чтобы оплакивать смерть ее? Прочитал кадиш раввин, и сказал: «Венец стариков – сыновья сыновей, и слава детей – родители их. Память праведника пребудет благословенна» (Притчи 17:6,10:17) «Человеколюбивый дух – премудрость... Мудрость – есть седина для людей, и беспорочная жизнь – возраст старости». (Прем. Сол.1:6, 4:9)   
15. Что надо отцу - матери для успокоения души в старости? Чтобы были здоровыми дети и имели в руках профессию, которая кормит детей и внуков их, и чтобы следовали они заповедям Господним.
16. И то, что видели глаза мои и слышали уши мои, радовало душу мою. Дети и внуки были здоровыми, и все любили работу свою, имели дома просторные, и в доме был семейный очаг: любовь и уважение между мужем и женой, детьми и родителями. Чем больше семей таких – тем крепче страна и богаче она, ибо люди в ней идут Божьим путем. И куда не кинешь взгляд свой с севера на юг или с запада на восток – высятся по всем городам храмы: костелы и церкви, синагоги и мечети. После недельного труда люди страны этой идут исповедоваться перед Богом своим. И пустынны тогда улицы. А когда возвращается человек  к очагу семейному, светится  лицо его очищением.

  Гл. 5

1. И было много встреч с людьми страны этой, и не понимали они меня, словно явился я из давних времен. Как это нет в моей стране частной собственности и свободы слова, и почему не подвластен законам правитель? Дивились этому не только аборигены, но и мои недавние соплеменники - все прошлое виделось им кошмарным сном.   
2. А больше дивился я тому, что не понимают меня люди рода моего.      
3. Встретился я и с потомками Арона, родного брата прапрадеда моего Авраама. Вместе они сто лет назад убежали из России. Авраам от тоски  по земле родной вернулся обратно. Когда звал с собой Арона, укоряя, что тот не соблюдает предсмертный наказ их отца единого: «В несчастье держитесь друг друга», ответил тот: «Не я тебя в несчастье покидаю, а ты меня в радости».      
4. Ровесницу мою зовут Гилда, сестра она мне, из четвертого колена Арона. Узнала она о приезде моем – и к себе зазвала: летают тут каждый час между городами самолеты, легкие и уютные.
     Садишься ты в самолет, где пылинок и на полу нет, устраиваешься в кресло удобное и любуешься: проносятся под тобой города и горы, реки и озера. Проходит стюардесса и дружески спрашивает: «Хорошо ли вам, сэр? Что изволите поесть и попить, сэр?» Приземлившись, человек садится в машину свою – и тут только одно равнит всех на этой земле: соблюдай правила уличного движения.    
5.  Как узнать в толпе человека, которого никогда не видел ты? Я узнал ее сразу. И по приветственному взмаху руки ее понял, что и она отгоняет от себя все сомнения свои. Как разительно отличается облик человека свободной страны! Словно внезапно в сумерках дождливого дня очистилось небо, и солнце озаряет его. Взялись мы за руки и сказали друг другу: «Здравствуй, сестра! Здравствуй, брат мой!» Но и взгляды наши счастливые не могли скрыть тоску вековой разлуки двух ветвей  рода нашего. 
6. «Как похож ты на отца моего!» – воскликнула Гилда. «Моего отца, как и твоего, звали Барух, - ответил я. – Мне никогда не верилось, что мы встретимся». - «А я всегда мечтала и верила». - «Слава Богу, что наступило такое время». - «Время встречи людей рода одного всегда приходит, - ответила она. - А нам с тобой повезло встретиться еще в земной жизни. Все годы ветви рода твоего жили в моей памяти: рассказы о вас передавались у нас из поколение в поколение…» – «Да», - только и мог произнести я.    
7. И был вечер, и была ночь, и наступило утро. А мы говорили и говорили. Но как высказать то, что накопилось за годы разлуки? И  узнавал я, что было в жизни рода Гилды, хотя жили мы с сестрой моей в одном времени и на одной земле. Многое приходилось нам объяснять друг другу: и сильный зверь, рожденный в клетке, погибает, выпущенный на свободу.   
8. Мы быстро научились понимать друг друга. Память души и через все несчастья хранит надежду: вложил ее Бог при рождении твоем – и не властно над ней ни время, ни власть, ни сама смерть.   
9. Гилда – писатель. «Писатель – это не профессия, - сказала она, - а состояние: душа человека хочет передать миру все, что скопилось в ней»
     Из рассказов предков своих свято хранит она память о роде своем, воображением выстраивает картины жизни его – и порой мучалась непониманием. А когда открывала им душу свою - приходило согласие:  любовь сердца сохраняют книги ее. «Иди путем, намеченным тебе Богом, и испрашивай совета у Него: зови – и услышишь», - так говорила Гилда, сестра моя обретенная.
10. Составила она генеалогическое древо рода своего, и когда мы сопоставили с тем, что сделал и я – словно жили с ней сквозь границы и расстояние жизнью единой.
11. Мы пили чай, и оба обратили внимание, как одинаково прихлебываем  из чашки, поглаживая ее ладонями. И улыбались друг другу.   
12. От наших воспоминаний оживали образы родных нам людей, и все теснее заполняли пространство ее большого дома на берегу океана. И молчал океан в этот рассветающий новый день, и не трепетали листья на деревьях, и не пели птицы в саду – вместе с нами полнились чувством одним: в откровениях душ наших зримо являлись души людей рода нашего.
13. Каждый человек достоин той памяти потомков своих, которую оставил он своим противоборством со Злом, совращающим с пути Божьего.
14. А когда я заговорил о причастности своей к горькой судьбе евреев, не понимала она, и твердила свое: «Я американка». – «Но ты же и еврейка», - настаивал я. «Я иудейка по вере, - отвечала она. - А вера – это вольное излияние души человека. И государство невластно над ней. Люди во всем мире разделяются только по вере своей. Как человек, физическая оболочка его, я живу в этом государстве – и в своих поступках и действиях должна строго блюсти законы его, которые приняты у нас с согласия народа всего. Будь ты иудей, христианин или мусульманин».    
15. Душа принимала откровения ее. Но прожитой жизни моей в стране, где покоятся предки мои, не ведома было то, о чем говорила она. И дивился я: отчего душа моя понимает ее? И явилось озарение: не продал я душу свою Дьяволу, который правит в стране моей. И в рабстве не склонил головы. Кто предает душу, которуют вдунул в тебя Бог, теряет Жизнь свою. «Где Дух Господень – там свобода». (2 Кор. 3:17)
16. И были проводы. Собрались люди рода нашего, две ветви его от Авраама и Арона, и говорили со слезами на глазах: «Возвращайся». И ответил я: «Оставайтесь жить на этой земле: она под Богом живет – оттого и стремятся сюда люди со всех концов света. Вносите в нее богатство трудами своими. Теперь она и моя земля, ибо покоится и в ней прах людей рода моего: матери нашей Хаи и отцов наших Моисея и Исаака. А мое последнее пристанище - на земле рождения нашего. Одарил ее Бог богатствами райскими –  оттого и развратились люди на ней в роскоши. Велено мне судьбой закрыть последнюю страницу истории рода нашего на этой земле – и не властен я над своим предназначением».
    И сказала мне Хана, любимая тётушка моя: «Найди могилу брата моего Ильи. Единственная она из рода нашего на земле рождения его, да и та в лесу сиротой стоит. Поклонись ей и попроси прощения, что оставили мы её - тогда умру я со спокойной совестью».
17.  И были мы с женой моей в прощальную ночь плоть к плоти. Сказала она: «В любви нашей продлился род наш. И радуют делами своими дети сердца наши. Есть у человека святой долг хранить память об отцах своих - отпускаю тебя».
      «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продолжились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Исход 20:12).




Гл. 6

1. «С возвращением», - слышу я тихие голоса родимых деревьев. Отшумела листва их и укрыла землю – кормилицу. И березы и тополя машут мне приветливо ветвями оголенными. Радуют глаз вечнозеленые сосны и ели. И согревается душа моя. 
2. И тут раздается окрик: «Что заснул, дед, готовься!» И хваткие клещни щупают одежду и тело мое, рыщут в чемодане и перетряхивают подарки друзьям, сменную пару белья, футляр зубной щетки. И бегают чужие глаза по страницам рукописи моей: «Где лицензия на печатную продукцию?» – «Это мои записки о жизни моей» - «Не положено!» – отсекает багровеющий хрип. Поднимаю я зеленую купюру – и в один миг исчезает она: «Ты свободен, старик!»   
      Здравствуй, родина…         
3. И встречают меня друзья в холодном и пустынном зале, и не вижу я двух - не пришлось мне провожать их в последний путь.
4. Было воскресенье. Отправился я автобусом на малую родину свою, где уже не осталось ни одной ветви из рода нашего. Повидал я на своем веку много стран и земель, слушал шум кедров на Байкале и вдыхал аромат Великого Каньона. Но когда проносились за окном родные города и сёла, леса и луга, озёра и реки, сердце моё щемило такой тоской, словно я, блудный сын, возвращался на покаяние.
     Сошел я у окраины местечка, где родился, и в лес вошел. Пахло осенью и грибами. Каждый шаг мой звоном разносился. Старые сосны, которые были моложе меня, тянулись к небу вечнозелеными ветвями своими, и не было ни тропинок, ни рвов, лишь покрыли землю листья опавшие орешника и рябины. И вдруг, как видение, мелькнула меж стволами ограда черная и серый обелиск. Белела плита мраморная. И чернела надпись на плите: «Илья Букенгольц. Зверски убит фашистами в сентябре 1941 года». А сверху, через всю плиту, выцарапано: «Жид!» Поплыли перед глазами круги черные – и словно бездна открылась передо мной. Закричал я, и от дыхания моего понеслась дорожка огненная, и пробила бездну, и раскрылись небеса вдали, и свет исходил от них по всем краям земли. И в нем возникло надгробье, и узрел я могилу Моисея Букенгольца в Америке, отца названного моего, брата Ильи. На чистой грани его сверкала звезда Давида, а вокруг светились другие обелиски, уже столетней давности, и ни один не тронут руками грязными.
      Стоял я один до вечера, без слез, на родной земле, и думал: как по-разному сложились судьбы братьев родных. Арон уехал – и жизнь его рода не осиротила ни одна насильственная смерть, не затронула антисемитская угроза. А из рода Авраама один я остался на этой любимой мной земле.      
5. И что за рок висит над моей Родиной, Господи?  Больше сотни народов живет на ней уже тысячу лет – и нет мира: вся история  противоборством и войнами повязана.
     Знал ты, Господь, какие беды ждут их - не оттого ли так щедро вложил в землю эту богатства свои: 33% природных ресурсов на 3% населения всей земли.
     А правители новоявленные, когда власть захватили, в страхе своем  удержать ее, запустили все богатства на изготовление патронов и снарядов, пушек и ракет – у преступника лучший друг оружие смертельное. И ощетинилась против всего мира «империя зла», как  еж в испуге, своими иглами. 
     Больше полвека взирал Господь на этот воинствующий атеизим – и кончилось терпение Его: 26 апреля 1986 года взорвалась Чернобыльская АС. Было это последним предупрждением, как десятая казнь фарону египетскому. Но спрятялись правители в подземелья свои, вызвали дождь и пустили радиацию на народ свой – и начали умирать младенцы от невидимых досель болезней. И сказали Твои посланики, ученые МАГАТЕ, что не будет жизни в этом краю земли триста лет на расстоянии 400 километров.
       Но когда рухнула империя зла, и на этом суверенном осколке ее взошел новый правитель, заявил он: «В мое президенство, и я вижу в этом главное, мы вернемся на Чернобыльскую землю и построим там счастливую жизнь». И послал чудом выживший народ  обустраивать ее. 
       Неужели, Господь, ты дашь ему столько лет жизни, как своему любимому сыну Аврааму?
        И восстал народ, вышел на главный проспект страны и направился к дворцу правителя, чтобы заявить протест свой. Но встретили его кардоны стражников – и началась потасовка, избиение, крики и кровь. И шли люди избитые, и впереди мужчина их вел, и нес он, как знамя, свою рубашку окровавленную. И взывали старики к стражникам: «Сынки, разве можно против своего народа войну вести! Опомнитесь!» Но помчались навстречу народу танки и транспортеры и окружили его  смертельным кольцом. И замер народ, и свечи зажег, и глазами к Богу взывал.   
     А вечером по телевизору сказал правитель: «Несколько тысяч праздношатающихся людей и пьяные студенты отметили это трагическое событие, избивая милиционеров и переворачивая машины».
     И ночь не прошла – были переполнены все тюрьмы страны…
6. Хожу я по городу, и скользят люди мимо, заботами измученные. И хищно рыскают глазами по прохожим стражники.
     «Разве я море или чудовище, что ты поставил надо мной стражу? И душа моя желает лучше прекращения дыхания, лучше смерти, нежели сбережения костей моих. Опротивела мне жизнь. Не вечно жить мне. Отступи от меня, ибо дни мои суета». (Иов 7:12,15,16) 
     И тоской давили родные стены угла моего. А по ночам будили крики соседей. На пути к дому споткнешься о пьяного, и драки в любую пору. И опять чью-то квартиру ограбили.
7. И съехал я за город, в домик одряхлевший, который в молодости сам построил. Когда уже и не чаяла власть прокормить народ, выдала она ему милостыню: дачный участок в шесть соток. Но знай: земля эта – не твоя, однако урожаем, своими руками выращенным, дозволено тебе свою утробу насытить. И после трудовых дней своих на службе государственной гнулись люди теперь с лопатами и тяпками. А чтобы не повадно было от этой работы увиливать - штрафом обложат. А то и земли лишат. Как тогда зиму избыть?       
8. И гнулись люди с утра до вечера: привычной эта поза стала для рожденного в рабстве. А доходили письма человеку от родных его из других обломков когда-то их общей империи - никакой радости не было: подобное творилось повсюду. Вымрет и мое поколение – что же останется предкам нашим? И невольная радость согревает души тех, чьи дети уехать успели в страны, где не государство делает «все во имя человека», а каждый сам строит жизнь свою.
9. И стал знакомый мне с детства мир чуждым. Чужак в своем городе.
   «Не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда. Но человек рождается на страдание, как искры чтобы устремляться вверх» (Иов 5:6,7)    
10. И приходят ночи, заполненные снами. И узнаю я то, что в суете мирской не заметил, не осознал - пришел мой срок очистить душу свою от грехов явных и тайных.
     Видел я  на небесах облака - души людей, и чем чище была душа – тем ближе она к Богу.         
11. «Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз. Во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе. Тогда он открывает у человека ухо и запечатлевает свои наставления. Чтобы отвлечь человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом» (Иов 33: 14-18) 
12. Пережил я и эту зиму во снах своих и размышлениях, и не одинок был. По вечерам у горящего камина слетались ко мне все, кого люблю я. А по воскресеньям приезжали друзья мои, и за бутылкой водки вспоминали мы дни ушедшие. Пусть было в них много горечи,  но свела нас всех судьба и одарила дружбой – она и есть этот мир божественный.   
13. И наступило утро нового дня, и пришла еще одна моя весна: время рассыпать зерна. Беру я лопату в руки и взрыхляю землю.
     «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой взят, ибо прах ты и в прах возвратишься. Со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни своей» (Быт. 3: 19,17).    
      Прости, Господи, за слова мои. Не скорбь, а радость ощущаю я в часы работы пахаря: только в труде прибывают силы, крепится воля к жизни и рождаются мысли благие - и когда собираю урожай свой, полнится счастьем душа моя. И тогда не впадает человек в тяжкий грех воровства, а поделится пищей своей с нищим и мирным пришельцем.               
     «И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его». ( Быт. 2:15)   


Гл. 7

1. И снова пришла осень, и падали листья с деревьев. Собрал я урожай свой: картофель и капусту, яблоки и ягоды, и засолил огурцы – нет лучшей закуски под водочку за дружеской беседой. И за полстолетия не исчерпали мы наших споров и воспоминаний. И полнится душа богатством и раздаривает себя бескорыстно – и всходят плоды по сроку своему.
2. Все, что родит земля – несет в себе дух жизни. Так и человек плодами трудов своих проносит его из поколения в поколение – и этим крепится дух всего человечества.
    «Человеколюбивый дух – премудрость, но не оставит безнаказанным богохульствующего устами, потому что Бог есть свидетель внутренних чувств его и истинный зритель сердца его, и слышатель языка его. Дух Господа наполняет вселенную и, как всеобъемлющий, знает всякое слово» (Притчи 1:6,7)
3. И когда уходит новый день в озарении солнца закатного, и являются  взору звезды, иные миры, облачается божественный мир в покрывало ночи. И  расслабляется плоть на ложе своем в предвещании блаженного покоя. И наступает время души. Освобожденная от суеты житейской,  парит она в пространстве поднебесном – и отзываются ей души родственные.   
4.  Каждый прожитый день – подарок тебе, и веришь ты: место твое еще здесь, на земле, которую любишь все сильнее, ибо есть у тебя на ней дела недовершенные. Отходя ко сну, перебираешь их в памяти. За каждым полученным ответом встает новый вопрос. И одна мысль угнетает: отчего так краток век человека?
       «Во всяком деле верь душе своей: это и есть соблюдение заповедей» (Сирахова 32:34).
 5. У каждого человека свое предназначение в этом мире, своя судьба. Родители помогают стать на ноги и выпускают в путь свой наедине с миром. И если будет человек следовать своему призванию – Бог не оставит его.
 6. Сказал Конфуций: «Жизнь – это путь». «Путь праведных – уклонение от зла: тот бережет душу свою, кто хранит путь свой», - сказал Соломон. Никогда не встречались они на земле, но как родственны души их, ибо созвучны они с дыханием Бога.
   7. Помоги плоти своей. Она храм души твоей.
     Каждую субботу, свершив молитву, приступаю я к очищению плоти своей в кругу друзей.
     Еще издали слышу голоса возбужденные – лесное эхо доносит их. А у меня уже пылает огонь в баньке, и разносится по округе дым из трубы, указывая путь им. Березовым и дубовым духом исходят веники, висящие на веревке вдоль стены. Вяжем мы их в сезон свой, но с каждым годом все меньше – редеют ряды друзей моих. 
8. И снимаем мы в предбаннике одежды, и предстаем, в чем мать родила. И грустно видеть, как плоть наша, недавно мышцами налитая, все прозрачней становится: сквозь бледную оболочку кожи видны и кости ломкие, и вены синие  – но все еще бежит по ним кровь жизнерождающая. Устремляется навстречу пар и пеленает тела наши теплом своим, как от матери к младенцу на руках ее. И розовеют тела, и молодеют глаза – начинается возрождение плоти. Хлещем мы друг друга веничком, и бросаем шутки колкие – и силы наши прибывают. И полнится душа радостью. Выскакиваем мы оголенные, как молодые жеребцы, то ли в дождь, то ли в снег. И идет пар обильный от тел наших. И видишь перед собой друзей своих, как в дни молодости. И по глазам понимаем: дарована нам дружба свыше –  без нее неполноценна жизнь на земле.
 9. И пылает огонь в камине, и стоят на столе и питье и закуска. Садимся мы вокруг в одеждах чистых, и наполняем стаканы доверху. Первый тост пьем в молчании – наша память о тех, кого уже нет с нами. И не страшно нам покидать землю - встретят они, и будем мы неодиноки в неведомом еще мире.
     Каждая наша беседа в спор переходит. В споре не рождается истина, а проясняется отношение человека к ней – и обогащается каждый.
10. Ярко горят звезды, и сияет луна, словно лик Божий. Очищенные и духом и телом –  как младенцы мы перед Ним.
11. Мудрость беседы в молчании.
      Но вот заводит человек речь об уже известном тебе, ты слушаешь и головой киваешь в знак согласия - и вдруг ловишь себя на том, что оборачивается мысль его иной стороной. И осознаешь: известен тебе лишь факт из жизни друга твоего, а смысл только сейчас проясняется. Отчего так? Видно не такой чуткой была душа твоя в откровенной беседе с ним, или замкнулась под гнетом мыслей своих и сомнений? Понимание, как и любовь, приходит, когда обнажены чувства твои навстречу другой душе. И горько и стыдно становится смотреть в глаза друга.
12. Но прежде чем осознаю, о чем говорит Гавриил, вижу его крутой лоб в крупных морщинах в сполохе огня из камина, и жилистый кулак с темными венами, который обрушивается на стол при законченной мысли - и отголосками отзывается посуда.
13. И единой вспышкой проносится вся жизнь его.
      Крестьянский сын из многодетной белорусской семьи десять лет отшагал в школу пешком за семь верст, закончил с отличием и поступил в столичный университет. Еще студентом объездил всю страну, опубликовал с десяток научных работ по топографии. Увлекся историей своей любимой Белоруси, был одним из авторов учебника белорусского языка, ратовал за возрождение родной истории и культуры. А его после защиты докторской диссертации в 25 лет арестовали и приговорили к расстрелу «за национализм». Сам «вождь всех народов», подписывая расстрельный список, удивился научным познаниям его и великодушно обронил: «Этот пусть пока живет». И сидел он в тюрьмах, и работал ссыльным рабочим в геологических экспедициях, где написал монографию о четвертичном периоде на земле. Брата его, талантливого белорусского писателя, за тот же «национальный уклон» расстреляли сразу после ареста. А вся их многодетная семья погибла во время войны в партизанах, защищая землю свою.
14. «Как схожи судьбы наших родов, Гавриил, пусть мы и разных вероисповедований, - мелькнуло озарение во мне. – Значит, трагедия моего народа не в том, что мы евреи…»
15. И сказал Гавриил словом апостола Павла: «Какое преимущество быть иудеем? Великое преимущество во всех отношениях, а иначе в том, что им вверено слово Божие. Имеем ли мы преимущество? Нисколько: ибо мы уже доказали, что как эллины, так и иудеи, все под грехом. Как написано: «Нет праведного ни одного, нет разумевающего: никто не ищет Бога. Все совратились с пути, до одного негодны! Нет делающего добро, нет ни одного». (Рим 3:1,2,9-12).               
16. И смотрел я на лица друзей своих – и вспышками вставали передо мной судьбы их, и трудно мне было признать правду эту.
17. В чем грех Вениамина? В том ли, что предки его мусульмане когда-то прошлись мечом и огнем по христианской Руси? Сделали они народ ее рабами своими, как когда-то Египтяне иудеев, и триста лет брали дань с него.
      Но Египтяне сами пустили иудеев на землю свою, когда спас Иосиф их от великого голода. «И сказал фараон слугам своим: найдем ли мы такого, как он, человека, в котором был бы Дух Божий? И сказал фараон Иосифу: так, как Бог открыл тебе все сие, то нет столь разумного и мудрого, как ты. Ты будешь над домом моим, и твоего слова будет держаться весь народ мой; только престолом я буду больше тебя. Вот я поставлю тебя над всей землею Египетской. Возьми семейство твое, и придите ко мне. Я дам лучшее место в земле Египетской, и вы будете есть тук земли». (Бытие 41:38, 39-41, 45:18). А когда расплодились иудеи – вдруг страх обуял их. Забыли потомки щедрость предков своих. «И восстал в Египте новый царь, который не знал Иосифа, и сказал народу своему: вот народ Израилев многочислен и сильнее нас, перехитрим его, чтобы он не размножался. И поставим над ними начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами» (Исход 1: 8 -11).
18. И что, Вениамин, десятое колено, расплачивается за грехи предков своих? Чисто сердце и откровенна душа Вениамина. Отец и мать его трудом рук своих добывали хлеб свой, рожали детей и наставляли по заповедям. И когда «вождь народов» повелел разрушить храмы религий всех, чтобы стать богом коммунистического рая на земле, не покинули они Бога своего. Но отчего-то среди народов вер разных всегда находится Иуда. Донес он начальникам, и нагрянули стражи ночью темной в дом их, арестовали всех и погнали по тюрьмам и лагерям. А родителей Вениамина расстреляли без суда и следствия. Из шестерых детей по дороге в ссылку сибирскую выжил он один, Вениамин. Приютили его в тех дальних краях люди добрые, хотя и были веры иной. И рос сирота с душой навечно израненной. А в десять лет чудо свершилось с ним: сами собой из него стали исходить слова искренности - поэтом стал. Слушали люди, дивились, и одно твердили в страхе ему: «Не открывай души человеку чужому – не те времена теперь». Но кричала молодая душа, и донесся его голос из глуши лесной, и погнали его по лагерям и тюрьмам. А когда рухнула империя зла, выпустили на свободу его правители новые, дабы доказать народу своему, что все теперь будет при царстве их по вере и правде. И остался он один, бобылем, свой век доживать. Прозвали в народе Блаженным его, и жалеют, как может жалеть простой человек юродивого. А он отвечает:  «И это обо мне вам сказано сурово: он будет бос и наг, и разумом убог. Но это на него сойдет святое слово и горестным перстом его пометит Бог».
19. Отчего же, Боже, не бережешь Ты сынов своих, для которых святы  заповеди Твои: «Господь, Бог наш, есть Господь единый. И возлюби Господа твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостью твоею: вот первая заповедь. Вторая, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной, большей сих, заповеди нет». (Марк 12:29-31)   
20. И сказал Гавриил слово апостола Павла: «Ибо не законом даровано Аврааму, или семени его, обетование – быть наследником мира, но праведностью веры его. Если утверждающиеся на законе есть наследники, то тщетна вера, бездейственно обетование. Ибо закон производит гнев, потому что, где нет закона, нет и преступления. И так по вере, чтобы было по милости, дабы откровение было непреложно для всех, не только по закону, но и по вере потомков Авраама, который есть отец всем нам». (Рим. 4:13-16).
21. И добавил Вениамин: «Мы вероисповедания разного, но Бог Един. И пока не поймут этого люди, не быть миру на земле». И прочитал: «Вот и стали мы оба с тобой, мой Господь, стариками. Мы познали судьбу, мы в гробу побывали не раз. И устало садимся на тот же пастушеский камень, и с тебя не свожу я, как прежде, восторженных глаз».   

                РОД    ПРОХОДИТ

                1. Лестница Иакова
               
1. И шли дни, и сменяли их ночи, и возникало видение: лестница, стоящая на земле, и верх ее уходит в небеса. И плывут по небу облака, малые и большие. Я выхватываю взором своим одно из них - и трепещет оно, как лист на ветру, и меняет форму свою - и  видится  мне в нем лик человека живого. И тянется он ко мне, и срывается с небес, и спускается по лестнице навстречу мне.
     И слышу я голос с небес: «Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его, и не буду больше поражать всего живущего, как я сделал. Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию. Я поставлю завет мой с вами и с потомством вашим после вас. Я полагаю радугу Мою в облаке, чтобы она была знамением (вечного) завета между Мною и землею. И между всякою душою живою во всякой плоти, которая на земле. Которая с вами в роды навсегда». (Бытие 8:21, 9:6,9,13,16)
 
        2.   Ной

1. Был день солнечный, и веселился я на густой траве пастбища среди стада родного. Много нас было у Ноя, хозяина нашего, человека праведного и непорочного в роде своем. Пасли нас три сына его, Сим, Хам и Иафет. И когда начало заходить солнце за гору Сефара, заиграл Сим в трубочку свою. Собралось все стадо с луга зеленого и отправилось за ним в селение наше, на места свои. А я залюбовался вечерним закатом: покрывалась гора малиновым цветом, и тень от нее вытягивалась по лугу, скрывая под собой травы, кусты и цветы, накрыла воду ручья, и в темной глубине его отражалось небо безоблачное.  Радовалась душа моя красоте, и не спешил я догнать стадо свое. Хоть и млад я был, но узнал уже дорогу к дому за дни наших походов на пастбище.
   Когда зашло солнце, и тьма ночи сошла на землю, скрывая травы, кусты и камни, и гору Сефара, бросился я в обратный путь, улавливая чутьем своим следы стада моего. И вот вижу огни костров, различаю хижины, слышу голоса людей и узнаю голос Сима: «Мама, где отец наш Ной?» Отвечает жена Ноя: «На винограднике он».
2. Свернул я с дороги на тропу к винограднику и побежал, чтобы встретить Ноя, доброго хозяина своего, и в темноте помочь ему домой дойти. И различаю фигуру его средь кустов, обвисших под тяжестью плодов своих. И вдруг разверзлось небо светом луча до земли, и явился муж в сиянии божественном, и раздался голос силы несказанной: «Ной, ты избранник мой среди народов всех, ибо ходишь по земле моей праведником передо мной. Слушай и исполни, как я тебе повелю. Раскаялся я, что создал человека на земле и воскорбел в сердце своем, ибо увидел, как велико развращение человеков на земле, все мысли и помышления сердца их зло во всякое время. Я истреблю их с земли. А ты сделай себе ковчег из дерева гофер, возьми лишь семью свою и всякого скота, гадов, животных и птиц – от всякой плоти по паре, мужского и женского рода, и возьми пищи на всех. И войдите в ковчег. А через семь дней я буду изливать дождь на землю сорок дней – истреблю все существующее, что я создал, с лица земли».
3. И сделал Ной все, что повелел ему Господь. Отобрал он из всех тварей земных от всякой плоти по паре, самых сильных и выносливых, чтобы роды их размножались и не иссякли на земле, и впустил в ковчег. И не нашлось места среди них мне, козленку малому. Подбежал я к Ною, прижался к коленям его и смотрел с мольбою в глаза его добрые и скорбные. И понял он просьбу мою. Гладил нежно меня по проклюнувшимся рожкам моим, за ухом чесал и так мне сказал: «Прости ты меня, малыш мой дорогой. Не властен я взять тебя в ковчег – должен  исполнить без изъяна все наставления Бога своего. Это воля Его». И в глазах такие слезы стояли, что видел я в них отражение свое.
4.  Когда взошел я на гору Сефара и лег на вершине ее, видел, как вошел последним в ковчег Ной, «и затворил Господь (Бог) за ними (ковчег)».
    «И разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились, и лился на землю дождь» (Бытие 6:11,12). И поднялся ковчег и возвышался над водою бескрайнею по всей земле. А дождь все шел и шел, и поднималась вода, и начала покрывать все горы высокие. И видел я, как лишалась жизни всякая плоть, движущаяся по земле. И когда подняла меня вода с вершины горы, поплыл я, не видя нигде суши средь вод. И вскоре иссякли силы мои. И последним взглядом своим успел увидеть я, как над гладью безбрежной возвышался один лишь ковчег. Все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло. И заглотила меня пучина водная, и возопил я последним дыханием жизни своей угасшей: «За что, Господи?!»
5. Проснулся я мокрый, словно из потопа вырвался, шевелились губы мои последним дыханием козленка малого: «За что, Господи?»
   Но не было ответа мне. А за окном стоял день солнечный, и веселился на густой траве козленок малый. Вышел я, и он ко мне подбежал, ластится к ногам моим и глазами молящими мне в душу заглядывает. Глажу я его по проклюнувшимся рожкам и шепчу ему, успокаивая: «Сказал Бог в сердце своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его, и не буду я больше поражать всего живущего, как я сделал». (Бытие 8:21)
               
3. Авраам

1. Жил Ной после потопа 350 лет. Всех же дней Ноевых было 950. Была богатой земля после потопа для пищи людей, и разрастался род Ноя и разделился на племена. И был у них один язык и одно наречие.
     Но тесно стало им жить вместе в долине Сеннаарской, спорили пастухи между собой, начались зависть и ссора между племенами. И решили разойтись они по всей земле. Но прежде задумали построить город Вавилон и башню высотой до небес, чтобы служила она центром для всех племен и знаком равенства между ними, и сделать себе имя, чтобы не растеряться им по лицу всей земли. И приступили они к строительству, и была так высока эта башня, что не хватило им камней на долине Сеннаарской, и начали они делать кирпичи из обожженной глины и вместо извести употреблять земляную смолу.
     И сошел Господь посмотреть, что делают сыны человеческие, и сказал в гневе своем: «Вот один народ, и один у всех язык – вот что они начали делать!» И сокрушил он их башню Вавилонскую, рассеял народ по всей земле, а язык их смешал, чтобы один не понимал другого.
2. И от племени сынов Ноевых распространились народы по всей земле. В одном из них спустя 992 года после потопа родился мой дед Авраам, десятый потомок Ноя, сын Фара. И взял Фара Авраама, сына своего, и Лота, сына Аронова, внука своего, и Сарру, невестку свою, жену Авраама, и пошли они в землю Ханаанскую, но дошли до Харрана и остановились там.
3. Был Авраам среди племени своего труженик и праведник, и стал он богат на серебро и золото. Увидел Господь дела его и сказал: «Потомству твоему отдам эту землю, а от тебя произведу великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое» (Бытие 12:2) И создал Авраам жертвенник Господу и призвал имя Господа. Увидел Господь благодарность Авраама и заключил завет с ним: «Произойдет от него род великий и сильный. И благословлю в нем все народы земли, ибо ходит Авраам путем Господним, творя правду и суд» (Б. 18:19)
4. А в местах тех, в города Содоме и Гоморре жили племена иные: погрязли они в грехах мирских, ибо забыли Бога своего. И стоял вопль на них до небес. И сказал Господь Аврааму: «Истреблю их всех». И вопросил Авраам от чистоты сердца своего и сострадания за душу  человека: «Может, там есть 50 праведников. Судия всей земли поступит так неправосудно?» И ответил Господь: «Если найду 50 – то ради них пощажу всех. Но нет их там!» - «А если найдется там десять?» - вопросил Авраам. И ответил Господь: «Не истреблю ради десяти». И пошел он, и перестал говорить с Авраамом. И не сказал Авраам, что живет у него в Содоме его любимый племянник Лот: верил он в справедливость суда Бога своего – сам Господь разберется, кто праведник.
     «И было так: когда Бог истреблял город и окрестности его, вспомнил Бог об Аврааме и выслал Лота из среды истребления, когда ниспровергал город» (Быт. 19:29)
5. И жил Авраам, и не было детей у него, и думал тайно в сердце своем: как же это произойдет от меня народ великий и многочисленный? Но не просил у Бога об этом и в часы молитв своих. А было ему уже сто лет, а жене его Сарре девяносто.
    И вскоре зачала Сарра, и родила ему сына Исаака. Сделал Авраам на радости пир большой, и не было у него счастливей дней за всю жизнь его. И учил он сына своего всей премудрости на путях жизни, в которой он под Богом ходил: и по звездам путь находить, и виноград выращивать, и поля засаживать ячменем, смоковницей и финиковыми пальмами, и стада пасти,  из лука стрелять, и разбивать черные шатры из козьих шкур в тени ветвистых деревьев, теревинф, и укрепления строить от набегов кочевников из Иордана.  И молится Богу своему. 
6.  И внимал молитвам Авраама Бог, и решил искусить его в вере его. Сказал ему: «Возьми сына своего Исаака и принеси его в жертву мне». Молча выслушал его Авраам, наколол дров для всесожжения, взял сына своего Исаака и пошел на место, которое указал ему Господь, Бог его. И когда взошел он на гору, понял сын его Исаак, что отец сделает из него агнца для всесожжения, но покорно принял судьбу свою.
    «И вознес Авраам нож над сыном своим, но Ангел Господень воззвал к нему: «Не поднимай руки своей на отрока! Теперь я знаю, что ты любишь Бога, и не пожалел сына своего единственного. Я благословлю тебя и умножу семья твое, как звезды небесные, и благословляемы в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа моего» (Б. 22:10, 17,18).
7. И жил Авраам, дед мой, и умер в старости доброй, насыщенный жизнью, и приложился к народу своему.
     И явился Господь к Исааку, сыну его, отцу моему, и сказал: «Я буду с тобой, и благословлю тебя, умножу потомство твое по всей земле, за то, что Авраам послушался гласа моего и соблюдал все заповеди мои. Только не ходи в Египет, ибо будете вы рабами народам всем» (Быт. 25:8)      
8. Но наступил голод в земле Ханаанской, и я, внук Авраама, сын Исаака Иаков (Бог дал мне имя Израиль) вспомнил о плодородной земле Египетской, где жил уже сын мой младший Иосиф; был он сначала рабом там, но возвысился умом своим и стал первым сановником при фараоне. И спросил я у Бога своего, можно ли мне покинуть землю свою и идти в землю другую. И ответил мне Бог: «Идите. Ибо там я произведу от вас народ великий. Я войду с тобой в Египет и выведу тебя обратно».
     И пришли мы в Египет, я, Иаков, и весь род мой, и было нас шестьдесят шесть душ, кроме жен сынов моих. И стало нас в Египте вместе с семьей сына моего младшего Иосифа семьдесят душ. И фараон, в благодарность Иосифу, который спас народ египетский от голода, принял всю семью мою, дал земли лучшие, овец, одежды и колесниц.
     И разрослось племя Израиля на земле этой благодатной. И дал мне Бог богатство, двенадцать сыновей и дочь любимую Дину. И больше жизни своей любил я Бога своего, каялся я и молился…и если не простил Он меня – велик мой грех, и расплодится он по всей земле деяниями потомков моих.
9. И смолк голос Иакова, и взлетело к небесам белое облако. Всматривался я и искал среди них предков своих, но тщетны были усилия мои – двенадцать колен Израилевых пошло от него.

           4. Иаков

1. И воззвал я: «О, духи предков моих! Если есть я живой на земле – значит, есть ветвь рода моего». 
2. И спустилось с небес серое облако, и откликнулся голос: «Праотцы наши избраны Богом среди всех народов земли, чтобы жить по заветам Его. Авраам за веру Богу своему жертвовал единственным сыном своим, Исаак, когда приносили его в жертву, не терял надежду, что Бог не оставит его, Иаков больше жизни своей ставил любовь к Богу и ближнему своему – оттого и даровал ему Господь имя Израиль - боровшийся с Богом, и стало оно именем народа, всех двенадцать колен его. Иаков не только превосходил своим богатством всех жителей своей страны, но и был предметом зависти за прекрасные качества сыновей своих… Послушай один из подвигов их.
3. Прибыл Иаков в город Сихем Ханаанской, где жители справляли праздник. Дочь его Дина пошла посмотреть на наряды жителей. Увидел ее Сихем, сын царя Еммора, похитил  и изнасиловал, а затем просил отца своего взять эту девушку в жены. Отец отправился и просил Иакова выдать замуж Дину за его сына Сихема. Иаков вначале засомневался, можно ли выдать свою дочь за иноземца, и затем уверил его, что поступит сообразно с его желанием. Но когда братья Симеон и Левий узнали про эту историю, они, воспользовавшись тем, что жители Сихема предавались развлечениям и торжествам праздника своего, ночью напали и перерезали всех мужчин, царя и царского сына. И привели сестру. Иаков был крайне поражен и очень разгневался на сыновей своих. Но явился ему Бог и повелел успокоиться…»
4. «Не бери грех на душу! – раздался голос, и возникло белое облако, и узнал я в нем Иакова. – Кто ты есть, чтоб судить?» И вздрогнуло серое облако и ответило: «Я Иосиф Флавий, историк народа нашего, слава о котором пошла по всем временам и народам». – «Если ты человек – люби правду. Она - соль жизни нашей. Поступок сыновей моих, Симеона и Левия – позор рода моего».
     Коснулось меня белое облако, и почуял я на лице своем животворное дыхание его, и сказало мне: «А ты, человек, выслушал одну сторону, выслушай и другую». Потемнело серое облако и застыло как каменный столб. Вытянулось белое облако вершиной своей к небу, и был голос его: «Дина, дочь моя, я жду тебя!» И тут же скатилось с небес облачко серебряное, прижалось к облаку белому и отозвалось: «Слушаю тебя, отец мой». – «Расскажи о горе сердца твоего». – «Кто эти люди?» - «Они из рода нашего». И задрожал  серебряный звон, и становился он речью.
5. Когда мы всей семьей переехали жить во владения князя Еммора Евеянина, жители его благосклонно приняли нас, и продали нам часть поля своего за сто монет. Пошла я в город Сихем посмотреть на дочерей земли той. Подошел ко мне молодой красавец, и начал говорить речи по сердцу мне, и признался, что полюбил меня с первого взгляда. И увлек он меня в покои свои, и спала я с ним. И просил он моего согласия стать женой ему. И ответила я: «Я твоя, Сихем». Радостный бросился он к отцу своему Еммору и начал просить, чтобы он поговорил с отцом моим Иаковом. Пришел Еммора к отцу моему и сказал ему: «Сын мой Сихем прилепился к дочери твоей Дине. Я готов дать самое большое вено и дары, только отдайте девицу в жены. Давай породнимся, и будем жить  на земле одной. Живите и промышляйте на ней, и приобретайте ее во владение». А стояли рядом братья мои, Симеон и Левий, и сказали они с лукавством ему: «Только на том условии мы согласимся с вами, если весь ваш мужской род будет обрезан, как все мы. И тогда мы будем жить с вами и составим один народ». Понравились слова эти Еммору и Сихеме, собрали они народ свой, и сказали ему: «Это жители мирные. Пусть они селятся на земле нашей и промышляют на ней. Будем жить вместе. Только надо всем нам сделать обрезание». Послушались люди Сихема, ибо был он более всех уважаем из дома отца своего. А на третий день, когда были все они в болезни, Симеон и Левий взяли мечи, смело напали на город и умертвили весь мужской пол. Убили Сихема и отца его, весь город разграбили, а детей и жен взяли в плен.
6. И скатилось два черных облака по лестнице, и крикнули грозно в голос один: «А разве можно поступать с сестрою нашею, как с блудницей!» И сказало им белое облако: «Вы возмутили меня, сделавши меня ненавистным для жителей сей земли». Вздрогнуло серое облако и заявило: «Правы сыновья твои, Иаков. Они заступились за честь сестры своей, дочери твоей. Это я тебе говорю, как историк». – «История – блудница в руках тех, кто берется пересказать её. Никому не дано проникнуть в глубину чувств и мыслей человека. Так я говорю, Дина, единственная дочь моя?» Прижалось серебреное облако к белому и откликнулось: «Сихем – первая и последняя любовь моя?» И загустели черные облака, слились в одно и прошипели: «Для нас честь дороже всего!» И сказало белое облако голосом кротким: «Жизнь человека – не имеет ценности. Ибо она от Господа. Учил я этому вас всех, сыновей моих, но видно, не каждому из вас даровал Бог понять это, как вашему младшему брату Иосифу. В обиде своей покушались вы на жизнь его, но уберег его Господь, ибо всю жизнь ходил он по стезям его. И простил брат вам грех ваш. Но вижу, что не вняли вы и предсмертным наставлениям моим: «Симеон и Левий, орудия жестокости мечи ваши. Ибо вы в гневе своем убили мужа, и по прихоти своей перерезали жилы тельца. Проклят гнев ваш, ибо жесток, и ярость ваша, ибо свирепа».
      И наступила такая тишина, что услышал я дыхание белого облака, и вошло оно в меня всем жаром своим, и распознал я в нем голос сердца Иакова: «Грешен и я. Грешен перед братом своим». 
     «В чем грех твой?» - рвался крик из меня, но замкнул я уста свои. Ибо есть священное право человека открывать душу свою. И обволокло меня белое облако дыханием своим. 
7. Было нас два сына у матери нашей Ревекки от отца нашего Исаака. Началась наша вражда с братом моим Исавом еще в утробе матери нашей. Был он сильный и волосатый, а я кроткий и слабый. И тесно нам было вдвоем, и толкались мы – каждый стремился первым выйти на свет. И доставляли мы боль матери такую, что пожаловалась она Богу. И ответил ей Бог: «Два племени в чреве твоем, и два различных народа произойдут из утробы твоей. Один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему». И когда настало время родиться нам, оттолкнул меня брат мой Исав, и вышел я за ним, держась за ногу его. Когда мы выросли, стал Исав искусным в звероловстве, человеком полей, а я был кротким и стал пастухом при шатрах наших.
     Отец наш Исаак любил Исава, потому что дичь его была по вкусу его. А мать любила меня и очень переживала, что на первородство отец благословит Исава. Было мне жалко ее. И однажды, когда Исав вернулся с охоты усталый, он попросил меня накормить его. И сказал я ему: «Продай мне свое первородство». Он усмехнулся мне и ответил: «Вот я умираю от голода – что мне в этом первородстве». И тогда я сказал ему: «Поклянись». И он весело поклялся, поел и ушел.
     Прошло много лет, состарился наш отец Исаак, был он уже слеп, призвал Исава и сказал ему: «Сходи на охоту, приготовь мне кушанье, какое я люблю, чтобы благословила тебя душа моя прежде, нежели я умру». Услыхала это мать моя Ревекка, призвала меня и сказала: «Отец умирает. Надо, чтобы он сделал главным тебя». Ответил я: «Исав старший. И стыдно мне перед братом своим». Но сказала мне мать: «Так повелел мне Бог, когда вы были в утробе моей». Ответил я: «Если обнаружит обман отец – проклянет он меня». Сказала она: «На мне пусть будет проклятие твое». Приготовила она еды из двух козленков. А поскольку брат мой был волосатый, завернула меня в шкуры их.
      И вошел я на дрожащих ногах к отцу своему, но, видно, подсказало сердце ему, и спросил он: «Кто ты?» И ответил я пересохшими губами: «Исав я». Он пощупал меня и сказал: «Голос Иакова, а руки Исава». И, благословив, спросил еще  раз: «Ты ли сын мой Исав?» - и опять солгал я. Он поел, обнял меня, поцеловал и, ощутив запах от одежды, сказал: «Вот запах от сына моего, как запах от поля, которое благословил  Господь».
    Только я вышел от отца, вернулся Исав, приготовил еду и вошел к нему. Отец спросил: «Кто ты?» - «Я старший сын твой Исав», – ответил Исав. И возроптал отец Исаак весьма великим трепетом, рассказал Исаву про обман мой, и сказал ему: «Брат твой пришел с хитростью и взял благословение твое». Начал упрашивать его Исав благословить его, но ответил отец: «Ты будешь жить мечом твоим и будешь служить брату твоему. Будет же время, когда воспротивишься и свергнешь его с выи твоей». И возненавидел меня Исав и сказал в сердце своем: «Он обманул меня два раза: взял первородство мое и взял благословение мое. Убью я брата моего Иакова!» 
    И бежал я из дома родительского, и вся жизнь моя прошла в скитаниях. И было много наказаний мне. В расцвете лет забрал от меня Господь любимую жену мою Рахиль, за которую был я рабом у дяди своего Лавана Арамеянина двадцать лет. Чуть не убили сыновья мои брата своего, любимого сына моего Иосифа. Но прозрел в час казни мой старший сын Рувим, не захотел уподобиться Каину. И продали братья его в рабство в страну Египетскую. Но Бог хранил его – стал он первым человеком при фараоне, ибо спас от голодной смерти весь народ его и род наш.
      Всю жизнь молился я Богу своему, и простил он меня: живы все дети мои, и дожил я до старости без нужды и забот, и сказал мне Бог, что произойдут от меня двенадцать колен Израилевых. Вот имена родоначальников их: жена Лия родила Рувима, Симеона, Левия, Иуду, Иссахара, Завулона; Рахиль родила Иосифа и Вениамина, служанка Рахиль Валлу родила Дана и Нефоалима; служанка Лиина Зелфа родила Гада и Асира. Место рождения их Месопотамия. И исполнили сыновья завещание мое: вынесли из земли Египетской, где прожил я семнадцать лет, и отнесли в землю Ханаанскую и похоронили в пещере на поле Махпела, которую купил мой дед Авраам в собственность для погребения. Все сделали сыновья мои, как я заповедовал им.
    И была великая радость в жизни моей – простил меня брат мой Исав при жизни нашей, и отдал роду моему лучшие земли свои в вечное пользование.   
8. «Нет на тебе греха, брат!» - раздался задорный голос с небес, и скатилось по лестнице облако перистое. Огромно и упруго было оно, и заколебались и расступились все облака пред ним. И подплыло оно к белому облаку, и соединились, как две половинки сердца. «Ты простил меня, брат мой утробный Исав – и очистилась душа моя», - кротким голосом отозвалось белое облако. «Бог нам судья», - ответило перистое облако. «Ты принял Бога?» - спросил Иаков. «На старости лет все к Богу приходят», - весело ответил Исав. «Бог дарует нам жизнь», - сказал Иаков, но порывисто перебил его Исав: «Жизнь даруют нам родители. Разве входил Он к Ревекке, матери нашей!» - «Что говоришь ты, брат?! – воскликнул Иаков, и задрожало белое облако и отпрянуло от перистого. - Не гневи Бога!» И ответил Исав: «Если дал мне Бог прожить всю жизнь свою по сроку моему в достатке, без бедности – значит, принимает меня». – «Прошу, брат, не гневи Бога!» - взмолился Иаков. «Земная жизнь моя прошла, - с веселой рассудительностью заговорил Исав. - Ты, родивший тринадцать детей, разве не сам входил в лоно жен своих. Бог сказал праматери нашей Еве: «Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей, и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобой». Отец наш Исаак излил семя свое в утробу матери нашей, и питала она нас туком тела своего». - «Вспомни: ты всегда у меня отбирал самые лакомые доли ее», - с обидой в голосе вставил Иаков.  «Кроток ты был по природе своей, и обидно мне стало, что Бог избирает тебя, а меня, сильного, отдает в подчинение тебе. И когда выходили мы из чрева матери нашей, оттолкнул я тебя, чтобы быть первым. Так бы и случилось оно – сам отец наш Исаак хотел благословить меня, а ты хитростью дважды обманул меня». – «Но ты ведь простил меня», - растерянно проговорил Иаков. «Бог нас рассудил, - ответил Исав. – Ибо судьба человека – дело Божие».
 
         
5.  Лот

1. И был вечер. Сидел Лот у ворот шатра своего, а я, как всегда, прикорнул у ног его. Был Лот, хозяин мой, великий труженик на полях нив своих, человек праведный. Много лет жизни нашей вместе прошло, во всех делах сопровождал я его, и научились говорить мы с ним на языке одном, и любил он в часы отдыха беседовать со мной. Потер он шрам от раны на ноге своей и обронил: «Уже пять лет прошло, а не иссякает боль моя, - погладил меня за ухом правым и добавил: - Если бы не ты, не любоваться бы мне сегодня закатом, не видеть блеска воды под светом его». Лизнул я добрую руку его, и вспомнилось мне.
2. Был Лот племянник Аврааму,  вместе работали и вели хозяйство они. Но вскоре стало мало земли для них, и порешили они разойтись по обе стороны ее. Лот выбрал себе окрестность Иорданскую, вся она, как сад Господень, до города Сигора орошалась водой. И поселился он в городе Содоме. А жители его были злы и весьма грешны перед Богом. Но он ладил с ними. 
     Однажды напали враги на город, пошли они против царя Содомского Беры, разбили войско его, а царь, убегая от них, упал и утонул в смоляной яме. Разграбили враги город, взяли имущество, а всех жителей его, вместе с Лотом, в плен увели. Побежал я к Аврааму, который жил в дубраве Митре, и понял мой голос Авраам. Собрал он войско, вооружил рабов своих, триста восемнадцать было их, догнал неприятеля у Дана. Разбил он его, освободил всех людей содомских и Лота, племянника своего. А когда начали благодарить люди и предложили, чтобы он забрал себе все отбитое у врага имущество, Авраам, поднимая руку к Господу, отказался от даров их. И вернулись все в город свой, и с тех пор был неразлучен Лот со мной, и я охотно сопровождал его во всех делах  и на путях его.
3. Сидим мы с Лотом, смотрим на солнце закатное, и видим проходящих мимо шатра нашего двух Ангелов. Поднялся Лот и сказал им: «Государи мои! Зайдите в дом раба вашего, и переночуете у меня». И вошли они в дом наш. Лот сделал им угощения, испек пресные хлеба, и они ели. И еще не легли спать гости, Лот и две дочери его, вдруг раздался грозный стук по стенам дома его. Вышли мы с Лотом и видим: теснятся вокруг разгневанные жители Содома и требуют, чтобы он выдал пришельцев им. Но Лот сказал: «Братья мои, не делайте зла. Вот у меня две дочери, девственницы они еще, лучше я выведу их к вам, делайте с ними что угодно. Не отдам вам гостей, которые пришли под кров дома моего». Но не послушали они Лота и стали ломать двери. Бросился я на жителей с громким лаем и начал рвать им ноги, и побили они меня палками. Лег я обессиленный под кустом, кровью истекая.
4. Вышли пришельцы из дому, простерли руки свои, словно лучи – и ослепли все люди вокруг, и побежали с ужасом, друг друга подминая под себя. И сказали пришельцы Лоту: «Возьми все семейство свое и вывези из этого места, ибо мы истребим его, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить их». Лот побежал к будущим зятьям своим и начал уговаривать их бежать с ним, но они смеялись над ним. А уже взошла заря, и Ангелы начали торопить Лота. Взяли за руку его, жену его и двух дочерей их, и повели за город. И услыхал я голос Лота, зовущий меня, но не было у меня сил ни встать, ни подать голос в ответ. А Лот все бежит и оглядывается. И сказал ему один из Ангелов: «Спасай душу свою, не оглядывайся, чтобы самому не погибнуть». И когда взошло солнце, видел я еще, как спешат они все по дороге в город Сигор.
 5. И пролился с небес над Содомом дождь из серы и огня, разливаясь по всей окрестности земли, сжигая на пути своем кусты и травы, зверей и птиц, дома и людей. И дым поднимался с земли, как дым от печи. Но не было у меня сил сдвинутся с места, ни голоса прощального подать, и в один миг вылетел из вспыхнувшего огнем тела моего последний крик души моей: «За что, Господи?!»
     И сегодня долетел он до души твоей. Ибо в одиночестве своем бережешь ты душу свою от грехов суеты мирской, и принимает она бесприютную душу каждой твари на земле.
6. И опустилась моя рука с ложа моего, и почувствовала ладонь моя лизания языка шершавого. Оглянулся я и вижу: стоит пес белый предо мной и дрожит всем телом своим.
     «Кто ты?» - спросил я. И ответил он: «Лотов я, из города Содома».

          


5.  Суббота   

1. И был день субботний. Отошла зима холодная, и обнажилась земля от снега – все в мире, от мураша до человека, тянулась к теплу солнца весеннего. Вставало новое утро, открывая взору окрестный мир: дома с оттаявшими крышами, обнаженные ветви деревьев, впитывающих от земли проснувшейся соки животворящие, жухлые травы прошлогодние, истоптанные мною по осени грядки с истлевшей ботвой, оживающие кусты крыжовника, почерневшие трещины столбов электропередач, и обвисшие провода в серебряных каплях росы. А в тишине безлюдной все громче и радостней раздавались голоса птиц лесных.
2. Пережил я еще одну зиму суровую, стужами отягощающую старость мою. По два раза в день приходилось мне печь топить, чтобы не остыла кровь в плоти моей. И истощился запас дров моих, и не стало в день этот ни тепла в доме моем, ни огня завтрак сварить.
     Вскинул я топор на плечо, и в лес отправился. Шел привычной тропой, мной годами исхоженной, в чащу, где лежали навзничь на земле деревья упавшие, отжившие век свой. У деревьев, как у людей: в тесном пространстве выживают самые сильные. Тут не спасет ни красота, ни порода, ни возраст: кто крепче в землю корнями проник и больше жизненных соков впитал в себя - тот и победитель в вечной борьбе всего живого за выживание на земле.
3. Нарубил я дров и вязанку за плечи забросил. И вдруг послышались  голоса гневные: «Преступник ты!»  Поднял я голову и вижу: тьма народа вокруг с лицами, криками искореженными. Тычут в меня пальцами и хором вопиют: «Осквернитель!» Не успел я слова сказать ответного, повалили меня, связали и потянули за ноги, головой по земле. Подняли и на колени поставили пред мужем красивым и сильным, с взором горящим и седою бородою до пояса. И спросил он голосом громоподобным: «В чем грех его?» И возопила толпа: «Он день субботний осквернил. Суди его, Моисей, вождь наш, карой последней». Ответил им муж, сдерживая гнев свой: «Суд – дело Божие. - Возвел он взор свой к небесам и вопросил: - Бог наш единый, Всемогущий, судья всем нам! Что делать с ним?» И раздался с небес голос силы такой, что закачались деревья и попадали все люди наземь: «Должен умереть человек сей. Пусть побьют его камнями все общество» (Числа 15:35).
    И полетели камни в меня.  И закричал я: «За что, Господи?» И был в ответ голос мне: «Чтобы вы помнили и исполняли все заповеди мои, и были святы пред Богом вашим». (Числа 15:40).
4. И опять эти сны, нет ночи без них. Являются ко мне души тех, к кому обращается мысль моя, когда я проникаю разумом в историю рода моего. И понимаю: велик род мой числом своим, и корень его Адам и Ева, а Авраам праотец мой.  И все, что есть в мире, от травы луговой и букашки земной до птицы, в небе парящей, повязаны жизнью единой, данной всем нам Богом при сотворении мира нашего.


7. Моисей

 1.  И грянула новая ночь, и взывал я к  роду своему. И ответил мне голос: «Я Дан из семейства Иакова. Всех же душ, произошедших от чресла Иакова, было семьдесят пять, когда они вошли в Египет. И разросся род наш, и зажил жизнью сытой средь народа египетского. Шло время, и менялись цари, которые не знали Иосифа, спасшего народ их от смерти голодной. И восстал новый царь, и сказал он народу своему: «Сыны Израиля стали многочисленны, и сильнее нас. Перехитрим их». И поставил он над нами начальников работ, чтобы они изнуряли нас тяжким трудом – каждый израильтянин со дня рождения рабом стал у фараона. Сгоняли нас силком на работы изнурительные: строили мы города, дворцы и пирамиды, носили камни на спинах и страдали от тяжести ударов бича надсмотрщиков. Процветала страна, а мы погибали от непосильности труда тяжкого. Вглядываюсь я в годы эти – и душа моя изнывает. И отвожу я взор свой, болью залитый.  Прости, нет сил про это рассказывать…»
     И сгас голос. И забрежил рассвет.
2. И явился день, и сменил его вечер, и окутала мир ночная мгла. И смотрели с небес звезды, и каждая звезда притягивала взор мой, и нарастал гул бессловесный. И воззвал я: «Говори, внимает душа моя!», и отозвался голос: «Я, Рувим из колена Израилева, явился на крик души твоей».   
3. И прошло четыреста лет. «И стенали сыны  Израилевы от работы и вопияли, и вопль их от  работы восшел к Богу. И услышал Бог стенание их, и вспомнил Бог завет Свой с Авраамом, Исааком и Иаковом. И увидел Бог сынов Израилевых, и призрел их Бог» (Исход 2:23-25).
      Взывал Бог к народу своему и не слышал ответа – иссыхает в рабстве душа человека. Только свободный человек  живет под Богом.
      И нашел его Господь. Имя ему было Моисей. Родился он в Египте. По указу фараона начали убивать младенцев мужского рода, чтобы не расплодился и не возвысился род иудейский. И мать, спасая сына своего, положила его в корзину промасленную и опустила в реку. Увидела мальчика дочь фараона и, упоенная красотой его, взяла к себе и воспитала - и восхищались все придворные умом и силой его.
      Однажды увидел Моисей, как избивает человека из племени его надсмотрщик, не выдержал и убил его, и убежал из страны в каменистые земли Синая. Стал он пастухом и женился на дочери священника Мадиамского Итро (Иофора)  Циппоре. И родила она ему двух сыновей.
4.  В тот день святой пас Моисей овец в скалистых горах Синая. Вдруг вспыхнул перед ним куст купины Неопалимой, и раздался голос: «Спаси народ твой. Я, Бог  твой, буду с тобой и дам вам землю, которую обещал отцам вашим Аврааму, Исааку и Иакову».
      И пришел Моисей в Египет и просит фараона отпустить народ его. Но в ответ жестоко рассмеялся над ним фараон. Тогда призвал Моисей Бога своего, и напустил Господь казни на народ египетский. Но не внял фараон Господу. Разгневался Господь и напустил десятую казнь на народ его: стали умирать все младенцы египетские – и отпустил фараон  народ израильский, все двенадцать колен его. Было нас шестьсот тысяч  мужчин,  и жены и сыновья их.
      Не осталось рабов у фараона, и некому было города строить и землю под урожай возделывать. Послал фараон армию свою, чтобы вернуть нас, и догнали нас у берега моря. И возопили мы от страха, что полонят нас и вернут к себе рабами. Но вдруг расступилось море, и когда прошли мы по дну его на берег второй, обрушилась вода  – и погибла вся армия.
    И, воодушевленные спасеньем своим и чудом Божьим, радостно двинулся народ за вождем нашим Моисеем. Шли мы среди источников и оазисов пустыни Синайской, вышли к земле Ханаанской, и расположились на ней лагерем. На востоке было Мертвое море, и серебрилась река Иордан, на севере вздымалась гора Хермон, на вершине ее снег блистал, а на западе отражалось в небе море Средиземное.
  5. И призвал Господь Моисея на гору Синай. Не было его между нами сорок дней и сорок ночей. Сидели мы у костров своих под звездами, ждали вождя своего Моисея и вспоминали горькую жизнь рабства в стране Египетской.
      Вернулся Моисей, принес две Скрижали каменные, и были на них написаны Богом заповеди, Книга Завета. И сказал Моисей нам: «Будем свято исполнять их, чтобы народ наш жил с Богом в сердце своем». И поклялся весь народ  верности Богу своему. Построили мы Храм Господень, Скинию, и избрали брата Моисея Аарона и сыновей его священниками Бога.
6. И призвал Бог Моисея, чтобы указать ему путь и план захвата дарованной им земли Ханаанской. Но долго не было Моисея. Собрался народ и начал роптать. И сделал золотого тельца и начал поклоняться ему. Узрел это Господь, разгневался и сказал Моисею: «Вы – народ жестоковыйный. Истреблю вас!» И стал умолять Моисей Бога и сказал ему: «Не гневайся, Господи, на народ твой. Ибо они не ведают, что творят. Четыреста лет жили они в рабстве – и ожесточились души их». Но не мог остановить Бог свой гнев Господень и сказал он: «Истреблю! И произведу новый народ от тебя». И сказал ему Моисей: «Господь, праведен гнев твой. Но если истребишь ты его, скажут египтяне: «Вот вывел он народ, обещая им землю, а сам убил их в горах и истребил с лица земли. Вспомни клятву свою, которую ты дал рабам своим, отцам нашим, Аврааму, Исааку и Иакову. Клялся ты собой, говоря: умножая умножу семье ваше, как звезды небесные, и дам вам землю и будете вечно владеть ею».
     И отменил Господь зло.
7. Вернулся Моисей к народу своему необузданному, собрал всех сынов Левиных, Священников Скинии, и сказал им: «Возложите каждый меч на бедро свое, пройдите по  стану, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего и каждый ближнего своего».
     И сделали сыны Левины по слову Моисея: пало в тот день народу нашего около трех тысяч человек. Взошел на гору Синай Моисей к Богу и доложил. Сам вытесал новые Скрижали каменные, и написал на них слова завета, Десятисловие. И был Моисей у Бога сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил.
     Возвратился Моисей к народу своему и повел в бой за землю Ханаанскую. Приблизились мы к границам обещанной нам земли и послали разведчиков своих во главе с Иисусом Навиным. Вернулись те спустя семь дней и рассказали о плодородности той земли и об огромной армии и мощи крепостей на земле этой. И зароптали люди. А многие кричали: «Чем погибнуть нам, лучше вернемся в страну Египетскую!»
     И оборотился Моисей к Богу своему. И возмутился Бог и одно сказал: «Истреблю вас под корень рабов плоти своей!» Но опять напомнил ему Моисей про клятву его. И сказал Бог: «Сыны ваши будут кочевать в пустыне 40 лет, и будут нести наказание, доколе не погибнут все тела ваши в пустыне, чтобы вы знали, что значит быть оставленным Мною».
8. И водил Моисей народ наш по пустыне и в жажду и в холод. Учил он нас охотиться, одежду шить, и отражать нападения кочевников. Шли за ним люди, и нарастал ропот среди многих, а пуще всех семья Корея. Обвинили они Моисея, что ставит он себя выше Бога. И ответил им Моисей: «Неужели вам мало того, что Бог поставил вас, чтобы вы исполняли службу при Скинии? Завтра я соберу весь народ перед лицом Господа, и он разрешит этот спор».
    Собрал он весь народ, и обратился к Господу. И ответил ему Господь: «Отступите со всех сторон от жилищ Корея, Дафана и Авирона». Когда отошел весь народ от их жилища, «разверзла земля уста свои, и поглотила их, и погибли они из среды общества» (Числа 16:32). На другой день все общество возроптала на Моисея. И воззвал Моисей к Господу, и сказал Господь: «Отсторонитесь от общества сего, и я погублю их в мгновение» (Числа 16:45). И сказал Моисей брату своему Аарону: «Возьми кадильницу, положи в нее огня с жертвенника и заступись за общество, ибо вышел гнев от Господа». «И стал Аарон между мертвыми и живыми, и поражение прекратилось. И умерло от поражения четырнадцать тысяч семьсот человек, кроме умерших по делу Кореева» (Числа 16:49).
    И назначил Моисей судей, и судили они народ весь, невзирая на лица, по заповедям Бога на Скрижелях завета, которые носили с собой в Скинии.
    И ели мы Ману небесную сорок  лет. 
9. И когда узрел Моисей, что вымерли все с рабской душой среди народа его, выбрал он самого достойного среди начальников Иисуса Навина, привел весь народ к границам земли Ханаанской, которую завещал нам Господь, и сказал: «Слушай Израиль, ты теперь идешь за Иордан, чтобы пойти овладеть народами, которые больше и сильнее тебя, городами большими с укреплениями до небес. Знай же ныне, что Господь идет пред тобою, как огнь поядающий, он будет истреблять их и низлагать пред тобою, и ты изгонишь их и погубишь скоро, так говорил тебе Господь. Не за праведность твою и не за правоту сердца твоего идешь ты наследовать землю их, но за нечестие (и беззаконие) народов сих Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего, и дабы исполнить слово, которым клялся отцам твоим Аврааму, Исааку и Иакову. Посему знай: вы народ жестоковыйный. Вы были непокорны Господу с того дня, как я стал знать вас. Бог прогневался на вас и хотел погубить вас». И молился я Господу и просил за вас сорок дней и сорок ночей (Второзаконие 9: 1,3,5,6,24,25). И поверил мне Господь».
    И читал Моисей заповеди на Скрижелях Завета, и весь народ повторял за ним в один голос. И сказал Моисей: «Овладеете землей отцов своих только с верой в Бога своего и соблюдением всех законов Его. Господа Бога твоего бойся и одному Ему служи, к нему прилепись и Его именем клянись. Если ты забудешь Бога твоего, и пойдешь вслед богов других, вы погибнете, как народы, которые Господь, Бог ваш, истребит от лица вашего. И помни весь путь, которым вел тебя Господь по пустыне сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли ты хранить заповеди Его. Не одним хлебом живет человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа живет человек» (Вт.10:20, 8:19,20, 8:2,3).   
    Отошел от нас  Моисей, прилег отдохнуть на горе Нево, и умер.
    

8.  Земля обетованная

1. И проходили дни в молчании безотзывном на крик души моей.
    И когда потерял я счет им, донесся голос: «Я Левий, сын Рувима. Прислал отец меня, чтобы я отозвался на зов души твоей. Стар стал мой отец, когда подошли мы к земле Ханаанской, и вместе с Моисеем, вождем нашим, отошла и его душа. Я свидетель продолжения истории нашей. Взывай – есть отвечающий тебе». И взывал я, и заговорил  Рувим.    
2.  Когда ушел от нас Моисей, призвал Господь Иисуса Навина и сказал ему: «Будь тверд и мужественен, ибо ты народу сему передашь во владение землю, которую я клялся отцам их отдать. Всякий, кто воспротивится повелению твоему – будет предан смерти» (Иисус Навин 1:6). Исполняй законы, которые завещал Моисей, тогда будешь успешен в путях твоих, ибо с тобою Господь Бог, куда не пойдешь. Только сначала сделайте обрезание». Ответил Ему Иисус: «Когда мы вышли из Египта, весь народ наш обрезан был». И сказал Господь: «Народ, родившийся в Египте, не был обрезан, ибо вы сорок лет ходили, доколе не вымер весь народ, способный к войне. Обрезанием снимаю Я с вас посрамление Египетское».
      И был обрезан весь народ наш, и оставались мы на одном месте, пока не выздоровели, и совершили Пасху в четырнадцатый день месяца  вечером на равнинах Иерихонских.
3. И повел нас Иисус Навин на брань, и было в нашем вооруженном войске сорок тысяч воинов. Подошли мы к реке Иордан, и по велению Бога вода текущая остановилась и стала стеною на большое расстояние, до города Адама, который подле Цартана. Когда перешли мы по суше, приказал нам Иисус: «Возьмите со дна реки 12 камней и возложите на втором берегу». – «Для чего?» - спросили мы. Ответил Иисус: «Это для знамения. Когда спросят вас, к чему эти камни, скажите: в память того, что вода Иордан разделилась перед Ковчегом завета Господа». Сделали мы так, как приказал он. И в тот день прославил Господь Иисуса Навина перед очами всего Израиля, и стали бояться его, как боялись Моисея во все дни жизни его. 
4.  Подошли мы к крепости Иерихон, где стены высоки были, и послал Иисус меня и брата моего Семиона в разведку. Перебрались мы через стену крепости и разузнали все. А когда возвращались, увидели нас люди из Иерихона, но спрятала нас у себя женщина – блудница Раав в снопах льна, расположенных у нее на кровле. А гнавшихся за нами людей царя Иерихона направила по пути ложному. Пришла она к нам и сказала: «Я знаю, что Господь отдал эту землю вам, и вы навели на нас ужас и все пришли в робость – и не стало у всех духу против вас. Ибо Господь Бог ваш на небе наверху и на земле внизу. Я спасла вас, и вы не забудьте обо мне и семье моей – избавьте души наши от смерти». Ответили мы: «Обещаем, когда Господь отдаст нам землю, мы окажем тебе милость и истину. Когда мы будем брать город ваш, навяжи червленую веревку к окну. Клянемся, что спасем вас».
      Вернулись мы к Иисусу, доложили обо всем, и сказали о Раав, которая спасла нас. И когда пошли мы на штурм города, рухнули стены крепости в одночасье. Истребили мы все мечом, мужей и жен, молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом. А блудницу Раав и семью ее оставили в живых, и она осталась жить среди нас. 
     Воодушевленные  первой победой своей, бросились мы на город Гай. Отправились на штурм его всего три тысячи воинов, но жители гайские обратили нас в бегство и убили тридцать шесть человек. И я погиб в том бою.
      И смолк голос.
 5. Когда наступило утро, не было сил у меня подняться и встретить день: колотилось сердце мое, и болела душа. Господи, за что столько народу погублено, молодых и старых? А безвинных животных - за что? И осталась в живых из города всего одна Раав, блудница, которая предала народ свой. И поселили ее среди народа твоего – чему научит она его?  В чем же истина твоя, Господи?
6.  И был голос мне.
    Верил я в Господа. Но уже перед самой смертью была убита вера моя. И я был в тех боях, и не жалел жизни своей. Но попутал меня бес…А было так. От позора за поражение разодрал Иисус одежды свои, пал на землю перед ковчегом Господним, а старейшины наши посыпали голову пеплом. И раздался голос Господа: «Встань! Израиль согрешил и переступил завет мой. Взял из заклятого, украл и утаил. Не буду больше с вами,  если не истребите следы вашего заклятого».
     Встал Иисус поутру и начал обходить все колена Израилевы. И в нашем колене Иудовом указал на меня, и сказал он мне: «Сын мой, воздай славу Господу, и признайся в грехе своем и сделай перед ним исповедование». Честно признался я, что согрешил: между добычей увидел прекрасную сеннаарскую одежду, золото и серебро, и спрятал в землю под шатром своим. Хотел я иметь вено для сыновей своих, которые полюбили невест богатых. И просил я простить меня. Но Иисус и все израильтяне, были среди них и друзья, взяли меня, сыновей и дочерей моих, и все хозяйство мое, ослов и овец, и шатер, вывели на долину Ахор – и побили нас камнями, сожгли огнем и набросали на нас большую глыбу камней.
     И замолчал голос. Вопросил я: «Кто говорит со мной?» Ответил  голос: «Я Ахан, сын Хурмия. Ты слышишь меня?». Сказал я: «Говори, твоя душа в мою душу вошла». И ответил Ахан: «Да, грешен я. Но в чем грех семьи моей? Ведь сам Господь учит нас, что сын за отца не отвечает? Сказал Господь: «Сын блудницы не может войти в общество Господне по десятое колено» (Втор. 23:3) Ее, предавшую народ свой, приняли, а меня, воина, раз отступившего, убили и всю семью мою».
    И сгас голос - наши души стали одной душой.
7. Шли дни и наступали ночи, и взывал я, но не отзывался мне более голос Ахана. И понял я: живет человек лишь в плоти своей, а душа -  память жизни. Что накопил за жизнь свою, тем и пребудешь в вечности - все в ней: и радости и беды, и грехи твои, и нет никому прощения. И будет мучаться душа твоя среди душ других в выси поднебесной. Одно есть спасение: не греши - и светел будет путь жизни твоей, и обретет душа покой.
      «Путь праведных – уклонение от зла: тот бережет душу свою, кто хранит путь свой» (Соломон 16:17).
8. И пришла еще одна ночь, и был голос в ней: «Я явился к тебе, ибо открылась твоя душа, и дошел до меня зов ее». – «Кто ты?» - отозвался я.  «Я предок твой Ефрем, воин Иисуса Навина. Взывай – и буду говорить с тобой». – «Так взяли вы город Гай?» - спросил я. «Внимай рассказу моему» - был ответ мне. 
9.  После казни семьи Ахана утихла ярость Господня. И сказал Господь Иисусу: «Теперь не бойся. Иди на Гай. И сделай тоже, что сделал с Иерихоном. Бог твой от лица твоего истребит народы, к которым ты идешь, чтобы взять их во владение: разрушьте жертвенники, сожгите огнем рощи, истребите имя их от места сего» (Вт.12:29.3).
     И напали мы на Гай, перебили всех жителей, преследовали убежавших до последнего, и пали они от острого меча. Падших всех было двенадцать тысяч. Город мы сожгли и превратили в вечные развалины. А царя Гайского повесили на дереве, и висел он до вечера, и потом сняли и труп забросали камнями.
     И услышав про это, собрались все цари близ Ливана, Хаттеи, Аморреи, Ханаане, Фередеи, Евеи, Иевусеи, дабы единодушно сразиться с Иисусом и Израилем. А жители Гаваона употребили хитрость: взяли с собой еды, пришли к Иисусу и просили пощадить их. И поступили мы с ними так – не умертвили их, а сделали рабами своими.
10. И повел дальше Иисус народ Израилев. Поразили мы землю нагорную и полуденную, и низменные места и землю, лежащую у гор, и всех царей: никого не оставили, кто уцелел бы. А все дышащее предали заклятью, как повелел Господь, Бог Израилев.
      Не было ни одного города, который заключил бы мир с сынами Израилевыми, кроме Евсеев – все мы взяли войною. Ибо от Господа было то, что они ожесточили сердце свое и войною встречали Израиль. Для того, чтобы преданы были заклятию, и чтобы не было им помилования, но чтобы были истреблены так, как повелел Господь.
       Таким образом, взяли мы всю землю, и собрал Иисус старейшин и отдал в удел Израильтянам по разделению колен его.
       И успокоилась земля от войны.
11. И пришло время умереть Иисусу Навину. Воззвал он к Господу в последней молитве своей, и дал ему наставления Господь. Созвал Иисус весь народ Израилев, все двенадцать колен, встал у Скинии завета и обратился к народу своему, и сказал он:
      «Сорок дней и ночей молился я за вас перед Господом нашим, и просил за вас, чтобы жизни всех колен наших были, как в Саду Едемском. И дал мне Господь священный наказ. Слушайте все колены Израилева, внимайте голосу моему, от мала до велика, и передавайте наставление Бога нашего потомкам своим.
12.  И сказал Господь: «Я дал вам землю, над которой вы не трудились, и города, которые вы не строили – и так, бойтесь Господа и служите ему в чистоте и искренности, и отвергнете Богов, которым служили отцы ваши в Египте. Не делайте себе кумиров.
      Не оскверняйте землю, на которой вы будете жить, и земля не иначе очищается от пролитой крови, как кровью пролившего ее.
      Если вы развратитесь, сделаете зло перед Господом – скоро потеряете землю, и рассеет вас Господь по всем народам, и останетесь вы в малом числе между народами. 
     И будешь ужасом, притчею и посмешищем у всех народов, от края до края земли, к которым отведет тебя Господь, и будешь там служить иным богам. 
     Но и между этими народами не успокоишься. Господь даст тебе трепещущее сердце, истаивание очей и изнывание души. Жизнь твоя будет висеть пред тобою, и будешь трепетать ночью и днем, и не будешь уверен в жизни твоей.
     Но когда ты взыщешь Господа, Бога твоего, всем сердцем своим и душою твоею, Господь, Бог твой милосердный, не оставит тебя, и не погубит тебя, и не забудет завета с отцами твоими, которые он клятвою утвердил им. (Числа 35:33, Вт. 4:25,28:37,34,65,66, 4:29,31)».
13. После сего умер Иисус, сын Навин, раб Господень, будучи ста десяти лет. Похоронили мы его на горе Ефремовой, на север от горы Гааша, и положили с ним в гроб каменные ножи, которыми Иисус обрезал сынов Израилевых, как повелел Господь. А кости Иосифа, которые вынесли из Египта, схоронили в Сихеме, на участке поля, который купил Иаков у сынов Еммора, отца Сихемова, за сто монет.
     После всего сыны Израилевы пошли каждый в свое место и в свой  город. 

               
9. Книга  судей
      
 1. И были дни тихие, и ночи без снов и видений.  Но не могла  успокоиться душа моя от голосов звучащих во мне. Прислушивался я к ним и взывал - и отозвался голос: «Хочешь знать, что было дальше с родом твоим – внимай рассказу моему». – «Кто ты?» - «Я Симеон из рода Иуды, правнук Ефрема». – «Говори, внимаю словам твоим».
2. После смерти Иисуса Навина вопросили сыны Израилевы к Богу нашему: «Кто поведет нас на Хананеев?» И сказал Господь: «Я предаю землю в руки Иуды». И сказал мне Иуда, брат мой: «Войди со мною в жребий».
3. И пошли мы войной на Хананнеев и Ферезеев под защитой Бога своего: побили мы их в Везеке десять тысяч человек. Вождь их Адони – Везек побежал, но поймали мы его и отсекли большие пальцы на руках и ногах. И возопил Адони – Везек: «Воздал мне Бог за то, что семьдесят царей  с отсеченными пальцами собирали крохи под столом моим».
4. Пошли мы на Иерусалим, поразили его мечом, а город предали огню. Потом взяли Газу с пределами его, Аскалон, Екрон и Азот. И шли мы с победами по земле, дарованной нам в битвах Богом, и покоряли все города на пути своем – и все предавали огню.
     И, завоевав землю себе, разошлись мы по коленам своим. Не изгнали мы оставшихся в живых, и платили они нам дань. И пришел к нам Ангел Господень и сказал нам: «Я вывел вас из Египта, дал землю вам, а вы не вступайте в союз с жителями земли этой. Я не буду изгонять их. Будут они вам петлею, бог их будет для вас сетью. Они даны вам для испытания веры вашей в Бога вашего».
    Но, уставшие от войны, не вняли мы голосу Его. Наслаждались жизнью мирной. И умер я в кругу семьи своей….   
5.  «Но с  той поры не было мира на земле обетованной, - донесся мне новый голос, - пока жило каждое колено по своим законам». – «Кто ты?» - спросил я. «Моисей». – «Из какого роду – племени?» - «Трудно уже сказать. Такие распри пошли между племенами и войны, что смешалось все средь людей». – «Откуда ты?» – «Я человек первого нашего царя  Саула. Двести лет прошло с той поры, как умер Семион, предок наш с тобой. Стал я летописцем при дворе царя Саула». – «Говори, – сказал я. - Есть внимающий тебе». – «Кто ты и откуда?» - «Сам не знаю. Дожил до старости – и вот решил узнать: откуда есть и пошел род мой». – «Слушай…»
6. Когда весь народ отошел к отцам своим, и восстал другой род, который не знал Господа и дел его – тогда сыны Израилевы стали делать зло: оставили Бога своего и обратились к другим богам, Ваалу и Астартему. И воспылал гнев Господень на Израиль, и предал он их в руки грабителей и врагов. Куда они не пойдут – везде им зло и тесно. Воздвиг им Господь судей – но и их они не слушались.
7.  И сказал Господь: «Не стану я изгонять от них народов вокруг, как делал при Иисусе Навине, чтобы искушать Израиль, будет ли он держаться путей Господних!»
     И жили Израильтяне среди других народов, и брали дочерей их себе в жены, и делали злое пред очами Господа, и забыли Бога своего. И пуще воспылал гнев Господень, и предал он их в руки царя Хусарсафема, царя Месопотамского, и стали они рабами его. И возопили они к Господу. И тогда дал Господь народу Израилеву Гофониила, сына Кениза. На нем был дух Господень – и спас он их. И покоилась земля сорок лет.
8.  Умер Гофониил, сын Кениза – и сыны Израиля опять стали делать злое пред очами Господа. И побили их враги, и служили они Еглону, царю Моавитскому восемнадцать лет. И опять возопили сыны Израилевы к Господу – и опять воздвигнул им Господь спасителя Аода, сына Геры. Взял он меч короткий, пришел с дарами к Еглону и, уединившись с ним, заколол его. Собрал народ Израилев, и побили они войско Моавитан около десяти тысяч человек.  И покоилась земля после этого восемьдесят лет.
9. После него был Самегар, сын Анафов. Воловьим рожком побил он шестьсот человек  филистимлян, и спас народ наш.
    Когда умер судья Аод, сыны Израилевы опять начали делать злое пред очами Господа – и опять предал их Господь в руки врагов. И стоял их стон по всей земле двадцать лет.
10. В то время стала судьей Израиля Девора, пророчица, жена Лепидофова. Призвала она Варака, сына Авиноамова из Кедаса, и сказала ему: «Господь повелевает тебе идти войною против врагов наших. И ты победишь». Но Варак ответил ей: «Пойду, если ты пойдешь со мной». И пошли они к горе Фавор, и выехал навстречу к ним Сисара, военачальник царя Ханаанского на девятьсот железных колесницах. Тогда Господь привел в замешательство Сисару и все колесницы его – и погибли все они от меча Варакова. И усилилась рука сынов Израилевых. И воспели Девора и Варака: «Израиль отомщен! Народа показал рвение! Прославьте Господа!»
      И покоилась земля после этого сорок лет.
11. Но опять сыны Израилевы начали делать злое пред очами Господа, и предал их Господь в руки Мадианитян на сорок лет. Тяжела была рука их над Израилем – и опять возопили они.                И пришел пророк от Господа к Гедеону, который выколачивал пшеницу в точиле. Спросил у него Гедеон: «Отчего нас постигло бедствие?» Ответил Ангел: «Господь, Бог ваш, предупреждал вас: не чтите богов чужих. Но вы не слушаете гласа Его. Он вывел вас из Египта и дал вам землю. Услышал Господь вопли ваши и послал меня. Сказал он: «Иди к Гедеону, пусть соберет он народ мой и сразится с Мадианитянами». Вопросил Гедеон: «Как я спасу народ мой – я самый бедный?» И ответил Ангел: «Иди, Господь будет с тобой».
     Пошел ночью Гедеон и разрушил жертвенник Ваалов. Поутру говорили люди: «Кто сделал это?», и узнали, что это дело рук Гедеона.  И сказали жители города Иоасу, отцу Гедеона: «Выведи сына своего – он должен умереть!» Ответил Иоса: «Кто будет защищать Ваала – умрет. Пусть Ваал сам накажет Гедеона». И отступили жители.
      Дух Господень объял Гедеона – и вострубил он трубою, и послал послов – и собрались люди со всех мест, тридцать тысяч. Повел их Гедеон к воде и сказал им пить воду. И было число лакавших воду ртом своим с руки – триста человек. Все остальные наклонялись на колени пить воду. И сказал ему Господь: «Возьми этих триста». И повел их Гедеон на Мадианетян и Амалакитян, которые расположились в долине как саранча, и верблюдам их не было места. И сказал Гедеон воинам своим: «Смотрите и делайте то же, что и я». И затрубили все три отряда  трубами, в левой руке держали светильники и кричали: «Меч Господа и Гедеона!» И обратились их враги в бегство, и бежали они до предела Авелмехолы, близ Табафы. И побили всех.
    Так смирились Мадианетяне пред сынами Израилевыми. И покоилась земля сорок лет во дни Гедеона.
12. А когда умер Гедеон, сыны Израилевы опять начали блудно ходить вслед Ваалов. И не вспомнили они Господа Бога своего, и не сделали милость за все его благодеяния.
     В те дни не было царя у Израиля: каждый делал то, что ему казалось справедливым. Особенно колено Дана, которое имело мало тело земли. И многие из них начали разбойничать, и каждый сам себя назначал судьей.
13. «Да, разбойничье это было племя!» – раздался голос. - «Кто ты, перебивающий рассказа мой?» - вопросил Моисей. «Я Миха, одна из жертв его». – «Не ведом мне такой». - «Тьма человеков в мире, судьбы которых не записаны в Книгу жизни», - ответил голос. «Когда забывают люди Бога своего – грядет лихое время вражды», - сказал Моисей. «И первые виновники в этом те, кому доверил народ власть над собой». – «О ком говоришь ты?» - «О Гедеоне, которому ты хвалу воспел». – «В чем же грех его? Расскажи».
14. Когда при владении его наступило время мира на нашей земле, народ предложил ему стать царем. Но отказался он и попросил, чтобы выделили ему все воины из своих военных добыч золотые сережки. Сделал он своей столицей родной город Орфа, и приказал отлить из золота изображение Ваала. Устроил себе гарем с семьюдесятью женами и прижил семьдесят сыновей. А когда умер он в почестях, сыновья его начали управлять совместно страной. Но не допустили к управлению брата своего Авимелеха, поскольку был он не из гарема, а сыном наложницы Гедеона. И восстал Авимелех, нанял за деньги наемников – и убил всех братьев своих. Узнали об этом жители многих городов и восстали против него. Но он со своим войском начал покорять их. И когда пошла они на город Тевец, одна женщина бросила на него обломок жернова. Умирая, подозвал он своего оруженосца и приказал ему: «Обнажи меч свой и умертви меня, чтобы не сказали обо мне: женщина убила его».
     И в те дни не было царя у Израиля, и каждый делал то, что ему казалось справедливым.
     Мы с матерью моей жили на горе Ефремовой. Было у нее большое наследство от отца ее, погибшего в одном из сражений. И грех попутал меня: захотелось мне стать царем, и украл я деньги ее. Ведь где деньги – там и власть. Обнаружила мать пропажу и прокляла вора. И тогда признался я в грехе своем, и на радостях сказала она: «Благословен сын мой у Господа». Взяла она двести сиклей серебра, отдала их плавильщику, и сделал он из него истукана. И устроили мы свой Дом Божий, а одного из сыновей моих я поставил священником. И начал замаливать я грех свой. Но чувствовал: не отпускает мне Бог грех. Однажды встретил я юношу левита из Вифлеема Иудейского и пригласил его быть моим отцом и священником. И стал он мне, как один из сыновей моих. С того часа стал Бог благотворить мне, потому что левит стал у меня священником: так нарек этому племени сам Господь.
      А жил я в те времена у Лаиса, города с народом покойным, тихим и беспечным. Все жители его уважали друг друга. Земля у них была хорошая, и не знали места те ни в чем недостатка. Пришли в наши края люди из колена Данова в шестьсот мужчин при мечах и стали станом. Прослышали они, что у меня Дом Божий. Вошли пять мужчин вооруженных в дом мой и взяли истукана. Сказал им  священник мой: «Что вы делаете?» Пригрозили они ему: «Молчи! Лучше тебе быть священником в колене племени Израилева, чем одному человеку!» И увели они его. Вернулся я с полей моих, узнал про беду свою и погнался за ними с людьми своими. Но пригрозили они нам мечами и сказали, что уничтожат все дома наши и погубят все семейства наши. И возвратились мы домой.
      А разбойники эти из племена Дана пошли в Лаис против народа спокойного и беспечного, и побили их мечом, и город сожгли огнем. Построили они на месте этом свой город и нарекли ему имя Дан. И поставили моего истукана в доме своем. И неспокойно стало жить мне при соседях таких,  собрался я с семейством своим и съехал в края близ Вифлеема. Но и там не было мира: ссорились племена Израилевы между собой – каждый себя избранным считал у Бога нашего. Так и умер я, не видя спокойных дней в жизни своей.
15. И продолжил свой рассказ Моисей.
      Шли годы, и прошло сто пятьдесят лет после смерти Иисуса Навина в войнах кровопролитных, и гибли люди целыми племенами.
      И вот как сложилась жизнь родов наших за эти годы безвременья.
      Гофониил победил месопотамского царя Хусарсафема – и не было сорок лет войны. Аод зарезал царя моаветян Еглона – и настал мир на восемнадцать лет. Самегар воловьим рожком побил шестьсот филистимлян. Девора пророчица разгромила сильную армию Ханаанского царя Иавина. Гедион разбил Мадианитян. Авималах устроил резню, и убил своих семьдесят братьев, спасся только младший Иофам, и началась гражданская война, и Авималах был убит. Фола был судьей двадцать три года, Иаир – двадцать два года, сын блудницы Иеффай – шесть лет, Есевон – семь лет, Елон – десять лет, Авдон – восемь лет. О жизни и деяниях их не дошли вести до нас.
      А вот о Самсоне много говорят, хотя избрали его не за ум, а за силу. Был он назареем, значит, посвященный Богу. Его часто посещали видения. Был он силы такой, что голыми руками льва душил. И был охоч он до женщин. И сколько не уговаривали его родители, искал их для себя среди других народов. В очередной раз влюбился он в филистимлянскую блудницу Далиду. Она ублажала его ласками и узнала, в чем сила его. Оказалось, в длинных волосах. Усыпила его Далида, остригли ему волосы, заковали в цепи, выкололи глаза и заставили работать на мукомольне рабом, и издевались над ним. Однажды привели его в большой дом на потеху, где пировало много людей. А у Самсона к тому времени уже отросли волосы, и вернулась былая сила. Напрягся он, сломал колоны дома, к которым был прикован – и рухнула крыша и погребла всех под собой.
16.  И выживали люди, каждый был сам по себе, спасался, кто как мог. И сократился срок жизни человека. И не было конца их мучениям. И вот, так всегда бывает, когда переполнится чаша терпения, наступает повод для противоборства.

                10. Книга царей

1. Саул

 1. Однажды в городе Гиве схватили молодые мужчины наложницу Левита, насиловали и измывались над ней до смерти. Обнаружил Левит труп своей любимой, разрезал на двенадцать частей и разослал во все пределы Израиля. И собрались старейшины всех колен Израилевых в Массифе. И восстал весь Израиль, и Гиву сожгли. Был тогда верховным судьей Самуил. Просил народ поставить над ними царя, но сказал Самуил: «Над Израилем есть один правитель – Бог всемогущий. Зачем вам царь? Он сделает вас своими рабами». Но израильтяне потребовали царя. И ответил Самуил: «Будет вам царь».
     И было ночью у Самуила видение: на земле Вениаминовой живет человек по имени Кис, сыновья которого славятся смелостью, красотой и огромным ростом. Занимаются они земледелием и скотоводством, живут вольной жизнью своей и сохраняют верность Богу своему. Среди них особенно выделяется Саул, человек умный и сдержанный. Призвал его к себе Самуил в город Рамафаим, в глубокой тайне совершил обряд помазания и собрал народ на собрание в Массифе. Когда предстал могучий Саул перед народом, на голову выше всех, воскликнули израильтяне: «Да живет царь!». И разошлись по домам своим.
      И каждое племя вновь зажило жизнью своей, по обычаям своим. Через несколько лет царь Аммонитян Наас напал на город израильтян Иавис, к востоку от реки Иордан, в горах Галаада. И послали жители его гонца к царю Саулу, чтобы он помог им отстоять город свой и жизнь свою. Приказал Саул собрать армию от всех колен Израилевых, но многие начали отказываться. Тогда рассек Саул двух волов на куски и послал их в разные концы страны, и кричали глашатаи: «Так будет с каждым, кто не присоединится к царскому войску!»
     Собрал Саул войско в триста тысяч воинов со всех колен Израилевых, и повел их на другие народы, и всех победил. И кричал народ: «Саул – избранник Божий». Сплотил Саул весь народ вокруг себя и царствовал двадцать лет. Но филистимляне были еще сильны, напали они на Саула и разгромили войско его. А раненный Саул, чтобы избежать плена и пыток, покончил жизнь самоубийством. С ним погибли и три сына его.
      И смолк голос Моисея.
2. И тянулась ночь, и во тьме ее проносились картины услышанного. 
     И спросил я: «А что дальше было?» И был ответ мне: «Погиб и я в том бою. Всегда я был при Сауле. Наставлял меня старейший среди судей наших Самуил: «Смотри и записывай. Не жилец тот народ, который не знает истории своей и не исполняет заповеди Бога своего». От того и погиб Саул. Когда разбили мы злейших врагов своих язычников амаликитян, пощадил Саул царя их Амалика. И сказал ему Самуил: «Убей его, так повелел Господь». Но отказался Саул, ибо не было в нем несокрушимой крепости веры, и съязвил он: «Твой Бог!» Тогда сам Самуил убил царя Амалика и навсегда разругался с Саулом.
      Ушел он в Вифлеем и тайно помазал на царство молодого Давида, младшего сына Иессея из колена Иудина. Прошла о нем слава по всей стране, как сильном, умном и прекрасном музыканте. А Саула после ссоры с Самуилом часто начала одолевать тоска. И призывали молодого Давида, и он игрой своей излечивал его. И стал Давид скоро царским оруженосцем. А все свободное время пас он отцовских овец.
     «Ты знал Давида? - спросил я. – Ты видел его бой с Голиафом?»
     Но молчал голос. «Что же ты? Я жду рассказа твоего», - вопросил я. «Извини, наступает утро…»
 
2. Давид

 1.  И наступило утро, и  принесло с собой день. Светило солнце,  и тварь земная и небесная радовалась теплу его. Тянулись облака парящие строем поднебесным, и виделись мне среди  них лики знакомые, и призывал я их криком души своей.
 2. И пришла ночь, и услышал я голос: «Жди гостей. Оживает душа усопшего, если есть на земле зовущий ее. Много душ кануло в Лету, ибо зыбка людская память о предках своих». – «Кто ты?» - спросил я. «Урия Хеттеянин, начальник царской стражи Давида». – «Ты знал самого Давида?» - «Слава о нем прошла по всему миру, он победил самого Голиафа и создал государство Израиль». – «Весь мир читает его псалмы в молитвах своих», - сказал я. «Чем больше грех – тем выше раскаяние, - перебил меня сухо голос. – Никакая слава не снимет грех с человека. Сказал Господь наш: «Верь Богу своему и люби ближнего как самого себя. Ибо за грех одного человека будет страдать весь народ его». Мало праведников на земле подобных Аврааму и Лоту. А люди судят человека не по жизни его, а по славе его. Сказано нам в завете: «Не убий, не прелюбодействуй, не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть…» (Исход 20:13, 14,17. 21:14).
3. Восстало все в душе моей против хулы на кумира народа нашего Давида, и сказал я в сердце своем: «Говорит в тебе сейчас не воин, а обида мужа обманутого».
     Долго не было ответа, и воззвал я: «Где ты?». И ответил мне Урия: «Владеет тобой теперь не сердце, а тщеславие разума - слеп он без откровений души. Познавая историю рода своего, потомки ищут не правду жизни его, а повод воспеть гимны ему. Если хочешь, чтобы открылась тебе души предков, призывай их всей болью сердца своего: здесь, в поднебесной, парят их души, очищенные от тщеславия суеты мирской». – «Извини, ты прав, - сказал я. – Как-то беседовал я с Иосифом Флавием, историком нашим, о судьбе Раав и Ахана, и скрыл он от меня правду, чтобы возвеличить деяния Иисуса Навина. Раав была блудницей, предала народ своей, и ее помиловали. А Ахан, воин, согрешил ради детей своих – и его убили со всей семьей». И ответил мне Урия: «Ты понял меня …»
4. Когда начал народ просить, чтобы поставили царя над ним, предупредил судья Самуил: «Никому из смертных не дано стать царем, ибо есть один верховный правитель – всемогущий Бог». Но роптал народ. И сказал Самуил: «Хотите добровольно стать рабами? Царь будет обирать вас во всем, вы будете работать на него, он заберет ваши лучшие поля  и виноградники, десятую часть всего, что есть у вас. Он будет брать ваших дочерей и жен себе в усладу». Но народ настаивал: «Да, царь сделает нас своими рабами, но он и защитит нас!» И сказал Самуил: «Царь не защищает своих подданных – это они умирают за царей. Горе тому народу, который меняет свободу на безопасность».
    И окропил он елеем голову Саула, и  народ беспрекословно согласился  подчиняться ему.
5. Когда победил Давид Голиафа, Саул поставил его командовать войском, и Давид всегда возвращался из битв победителем. А народ, встречая его, кричал: «Саул победил тысячи, а Давид десятки тысяч». И убоялся Саул Давида, и несколько раз, когда играл ему Давид на гуслях, чуть не убил его копьем. 
    Давид подружился с его сыном и начал ухаживать за дочерью его Меровой и попросил ее в жены себе. Но Саул пошел на хитрость и сказал,  что отдаст ему другую дочь Мелхолу, но надо заслужить ее доблестью: убить сто филистимлян, отрезать у них крайнюю плоть и принести свои трофеи. Он был уверен, что погибнет Давид. Но Давид, убивающий голыми руками медведя или льва, отправился и вскоре принес ему трофеи: двести членов от убитых им филистимлян. Саул отдал ему дочь в жены, но, боясь за престол свой, затевает против него заговор. Ионафан, сын Саула и друг Давида, сообщает ему об этом. Давид убегает из дворца, бродит по стране, сколачивает шайку из должников и преступников в четыреста головорезов, и без разбору предлагает свои услуги в качестве наемника разным царям, принося им прибыль. Он безжалостен ко всем, грабит, не жалея ни женщин ни детей. Однажды он чуть не стал телохранителем царя филистимлян Анхуса, который отправился на битву с Израильтянами и победил их. Там и погиб царь Саул со своими сыновьями.
      И тогда, оставшись без царя, народ призвал на трон Давида.
6. И начал править Давид. Первым делом он создал армию и навел в ней железную  дисциплину. Из лучших воинов сформировал полки пехоты и лучников, которые побеждали даже самые сильные кавалерии и колесницы филистимлян. Всем воинам хорошо платил, не жалея ни золота ни серебра - и в войско его стекались лучшие воины и из других племен. Меня он высмотрел в одном из боев с сирийцами и назначил начальником царской стражи. И  я верно служил ему десять лет. Мы победили моаветян, аммонитян, сирийцев, идумеян. Росли богатство в стране и слава государства. Граница царства нашего расширились с юга на север от Египта до Лива, с востока на запад от Евфрата до Средиземного моря. Кругом создавались поселения, размещались гарнизоны, и ставил он в них наместников своих.
7. Однажды осаждали мы Раввы. Вызывает меня срочно Давид и расспрашивает о делах на фронте и о моем главнокомандующем Иоаве. Я отвечаю ему и чувствую, как отводит он глаза от меня. И потом сказал он: «Иди домой, омой ноги и отдохни с женой своей. Не спеши возвращаться на войну». Я ушел, но не пошел домой, а остался с товарищами своими: стыдно мне было отдыхать с женой в то время, когда мои товарищи войну ведут. Утром сказал я об этом Давиду и увидел, как зловеще сверкнули глаза его. Посадил он меня за стол и начал поить вином, потом сказал мне: «Иди спать со своей женой!» Но отказался я, сказал ему: «Не могу наслаждаться телом жены моей, когда товарищи мои ведут смертельный бой с врагами нашими». Зло посмотрел он на меня и через час вручил приказ с печатью и велел срочно отвести его Иоаве. А мы с Иоавом были друзья. Раскрыл он пакет и прочитал: «Поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтобы был он поражен и умер». Сказал мне друг Иоав: «Слышал я, что Давид соблазнил жену твою Вирсавию. Что делать будем?» - «Пусть нас Бог рассудит», - сказал я: не хотел подводить друга. И когда назавтра осаждали мы Раввы, выступил я впереди отряда своего. И стрелы врага остановили сердце мое.
8. «И ты простил его?» - спросил я. «Прощение – право Бога», - ответил Урия. - «Но Давид предал тебя». - «Предавая человека – ты предаешь Бога, ибо все мы дети его». - «А жену свою Вирсавию? Ведь и она…» - «Не касайся имени ее! - осадил меня Урия. – Я любил ее… Все в жизни произошло, как предрек судия Самуил: изберете себе царя земного – станете рабами ему. А цари даже с верными друзьями поступают в угоду страстям своим. Царь над человеком един – Бог его». – «В законе Бога сказано: «Кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть», - сказал я. – Но остался царствовать Давид, и взял в жены Вирсавию твою, и родил с ней четверо детей, и благостно жил до старости». – «Мертвому этого не дано знать,  -  ответил Урия. – И душа уже не болит». И сказал я: «А Иосиф Флавий распустил слух на весь белый свет, что ты провинился и поэтому заслужил наказание». Ответил Урия: «Этот грех на его совести».
9. Наступила такая тишина, что услыхал я божественный перезвон в поднебесной,  и знал я: это слетаются души на зов души моей, и каждая из них жаждет высказаться. И позвал я: «Вирсавия».
      И откликнулся мне голос серебряный: «Ты говорил с Урием?» - «Да, – сказал я и спросил: - Ты видела его?» - «Незряча душа умершего. И не откликается его душа на зов мой». – «Ты сама повинна», - сказал я. «Не суди, и судим не будешь». – «Прости…»
      И после долгого молчания ответил голос: «Тогда слушай».
10. Под вечер молилась я Господу, просила уберечь жизнь мужа моего Урия на той страшной войне. Много войн вел Давид – собирал он земли вокруг под владычество свое. Но видно не услышал меня в тот раз Господь. Вышла я под звездное небо в купальню свою, омылась перед сном и, набросив покрывало, в спальню вошла. И тут вбегает ко мне посланник Давида и говорит: «Царь срочно зовет к себе». Вышла я из дому, а фаэтон уж у крыльца моего стоит. Вошла я в покой царский, а там стол накрыт и два бокала полных вина в них.  Бросился царь ко мне, глаза так горят, что обжигаюсь я от лучей их. И сказал он мне: «Хочешь сохранить жизнь мужу своему – полюби меня в эту ночь». И поняла я, отчего не отозвался Бог в молитве моей. И спала я с царем. А вскоре почувствовала тяжесть в животе своем, и призналась Давиду. А через три дня пришла горькая весть о смерти в бою Урия. И плакала я дни и ночи по мужу своему. А когда прошло время плача, предложил мне Давид стать женой ему. И что было делать мне: носила я под сердцем семя его. Мать ради дитя своего на все пойдет.
     «И было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа» (2 КЦ 11:27).
     Явился от Господа пророк Нафан к Давиду и рассказал ему: «В одном городе жили два человека, богатый и бедный. У богатого было много скота, крупного и мелкого, а у бедного только одна овечка, которую он купил и выкормил, и была она для него, как ребенок родной, с руки его ела и на груди его спала. И пришел к богатому человеку странник, и надо было накормить его. Пожалел богатый овец своих для обеда, а взял овечку бедняка». И разгневался Давид и воскликнул: «Достоин смерти такой человек!» И сказал Нафан: «Ты тот человек, который это сделал. Тебе все дал Господь: и спас от смерти от Саула, и помазал на царство, и дал тебе жен, сколько пожелаешь на лоно твое. А ты украл у лучшего и преданного воина своего Урия любимую жену его Вирсавию,  и по приказу твоему убили его. Ты все это сделал тайно, и Господь наш накажет тебя перед всем Израилем и пред солнцем».
      И начала каяться пред Господом Давид в грехе своем. И тогда сказал Нафан: «Господь снял с тебя грех: ты не умрешь. Но так, как ты грехом своим дал повод врагам Господа хулить его – жди много бед!»
11. Так оно и свершилось. И семи дней не прошло после рождения сыночка нашего, прибрал его Господь. И плакал Давид, и постился, и каялся, лежа на земле, и изливал душу в псалмах своих: «Помилуй меня, Боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною. Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем» (Псалом 50).
     Наконец, встал с земли, умылся и помазался, переменил одежды свои, зашел в дом Господень, помолился и сказал: «Умерло дите мое – разве могу возвратить я его?» И вошел он ко мне, и уважил меня, и спал со мной – и вновь зачала я. А он отошел от меня и на войну собрался. Чуяла я, что не отошло от ожесточения сердце его.
     Уже много лет не мог взять главнокомандующий Иоава город Равви Аммонитский, где погиб мой Урия. И пришло сообщение от него Давиду: «Царь мой! Я овладел водою города – и теперь мы возьмем его. Но если я войду первым в город – то мое имя будет наречено ему. Стань во главе войска – и будет сиять над ним имя твое». И собрал Давид весь народ свой, и воевал против него, и взял его. Вынес он из города много добычи, а народ его положил под пилы, под железные молотилки и топоры и бросил их в обжигательные печи. Так поступил он со всеми городами Аммонитянскими. И все не стихала ярость  в сердце его. И все это он сотворил, как повелел ему Господь.
      Но не прощал ему Господь. Навалились новые беды.         
12. Аман, сын Давида, изнасиловал сестру свою красавицу Фаметь. Тогда другой его сын Авессалом убил брата своего Амана, убежал, собрал войско и начал воевать с отцом своим Давидом. И долго воевали они. Печалился Давид за Авессалома, и просил воинов своих не убивать его в битвах. Но однажды во время сражения Авессалом запутался своими длинными волосами в ветвях дуба. Приказал Иоава своим людям убить его, но не посмели они убить царского сына. Тогда сам Иоава взял в руки три стрелы и вонзил в сердце Авессалома. Прибежал посланец Хусей и сказал царю: «Господь избавил тебя от повстанцев». Но спросил Давид: «А где Авессалом, сын мой?» - «Да будет со всеми врагами моего господина тоже, что постигло отрока», - ответил Хусей. Заплакал Давид и возопил: «О, Авессалом, сын мой, кто дал бы мне умереть вместо тебя!» И обратилась победа в плачь для всего народа.             
13. От многих жен у Давида было много сыновей, и начался раздор между ними за власть. И раскалывалось государство на Израильтян и Иудеев: роптал народ, что колено Иудино унижает всех остальных. А уже перед самой смертью Давида сын его Адоний хотел совершить дворцовый переворот. И тогда сказала я Давиду: «Поставь на престол сына нашего Соломона, он будет достойным преемником твоим – сам Бог благословит твой выбор».
       И помазал Соломона на царство священник Садок.
14. Во сне явился Соломону Господь и спросил: «Что дать тебе?» И ответил сын мой Соломон: «Я – раб твой среди народа Твоего. А народ твой многочисленный. Даруй мне сердце разумное, чтобы судить народ твой и различать, что добро и что зло». И благоугодно это было Господу, и сказал Он: «За то, что не просил ты себе долгой жизни, ни богатства, ни душ врагов своих, но просил разум, чтобы уметь судить – я даю тебе сердце мудрое и разумное, и подобных тебе не будет в мире. И то, что ты не просил, даю тебе: богатство и славу».
       А материнскому сердцу одно надо – был бы жив и здоров ребенок ее.
15. «Был бы жив и здоров ребенок мой», - повторил эхом другой голос. «Кто ты?» - спросил я. И ответил мне голос: «Я – Рахиль, мать сына своего, которого спас Соломон».
 
    3. Соломон

1. Работали мы уборщиками на конюшнях Соломона, и все работники жили в бараке одном. Родила я ребенка, а через три дня и моя соседка по комнате Дора родила. Все жители наши по утрам на работу уходили, а мы оставались кормить и смотреть чад своих. Раз ночью заспала Дора ребенка своего, и он умер. Встала она и украдкой забрала сына моего, а своего ко мне подложила. Утром взялась я кормить ребенка своего, а он мертвый. Всмотрелась я и вижу: это не сын мой. И сказала я Доре: «Зачем ты это сделала?» А она так на меня закричала, что заплакал сыночек мой. Сказала я ей: «Не бери грех на душу. Я за своего ребенка до царя дойду». Она захохотала на меня: «Иди, блудница! Царю больше нечем заниматься, как судить, чей ребенок у раба его!» Пошла я к Соломону, и он принял  меня. Пала я на колени и рассказала про беду свою. Призвал он нас на суд, и просил каждую рассказать о споре нашем. А Дора все кричит: «Твой сын мертвый, а мой живой!» Поднял руку Соломон, остановил крик ее и приказал: «Дайте мне меч и принесите ребенка». Принесли дитя мое, и сказал Соломон: «Рассеките дитя надвое, и отдайте по половинке каждой из них». Оборотилась ко мне Дора злым лицом и крикнула: «Пусть же не будет ни мне, ни тебе!» И ужас обуял меня. Кинулась я к мечу в руках палача, заслонила сыночка своего и возопила царю: «О, Господин мой! Отдайте ей ребенка живого. Не умерщвляйте его!» Взял Соломон ребенка моего в руки, положил мне на грудь и объявил суд свой: «Отдайте ей ребенка. Она – его мать». Когда услышал весь народ, как рассудил царь, стали бояться его, ибо увидели они, что мудрость Божья в нем, чтобы производить суд.
2. Да, много славных дел сделал в начале царствования своего брат мой Соломон: судил справедливо, государство укрепил, города начал строить и Храм Господень возводить. А чтобы жить в мире с самым сильным соседом своим, взял себе в жены дочь Египетского фараона. И за приставниками строго следил, было их три тысячи шестьсот, чтобы справедливо управляли народом. Все исполнял, что завещал ему наш отец Давид…
      Прости, не представился, я дух Адония, сын Давида. Осознал я грех свой пред отцом своим: хотел свершить переворот дворцовый, чтобы на его место стать. Увидел я, что начал отец наш делить весь народ по прихоти своей: так всегда бывает, когда один царь вершит судьбы народов всех. Когда состарился он – стал сам себя за Бога считать, хотя не мог он уже согреться и одеждами своими. И привели к нему мою любимую девицу Ависагу Сунамитянку, на которой хотел жениться я. Грела она его телом своим молодым, а он уже был так слаб, что не смог познать ее. И возгорелось сердце мое, и собрал я всех братьев своих, кроме Соломона, и сказал им: «Я старший среди вас, и мне время царем быть». А пророк наш Нафан выдал наш заговор Вирсавии. Пошла она к Давиду и сказала ему, что я собрал всех братьев своих, чтобы убить их,  и потребовала, как самая любимая жена его, чтобы он поскорее поставил царем ее сына Соломона. А пророк Нафан подтвердил слова ее. И назначил Давид царем Соломона.
      Убежал я и спрятался в жертвеннике, боясь расплаты от нового царя Соломона. Но вызвал меня Соломон и сказал мне: «Если будешь человеком честным – я прощу тебя». Поклялся я ему в верности, и он отпустил меня в дом мой. А дому жена нужна. И когда умер отец наш Давид, попросил я у Вирсавии, чтобы Соломон позволил мне жениться на Ависаге – все еще любил я ее. Но ответил гневно Соломон матери своей Вирсавии: «Зачем ты просишь за него? Проси так же царства ему! Ибо он старший брат. Ныне Господь укрепил меня на престол, и Адоний должен умереть». И послал Соломон Ванею, сына Иодаева, и он убил меня.
3. Нарушил он завещание Давида, которое тот дал перед смертью своей сыну своему Соломону. Просил он его ходить путями Господними, и если сыны  его будут наблюдать за путями своими и ходить в истине, то не прекратятся они на престоле Израилевым. И не проклял Давид сына своего Адония. Проклял он меня, главнокомандующего своего Иоава, сына Сируна. Восстал я против Давида, когда велел он убить из-за бабы друга моего Урию. И когда поднял бунт Авессалом против отца своего Давида – убил я сына его, как воин воина – в сражении. Призвал меня Давид и обрушился на меня, сказал в гневе своем: «Я просил сохранить жизнь сыну моему». Ответил я ему: «Ты царь, и жизнь народа твоего должна быть для тебя  превыше распрей семейных». Поднял он на меня глаза заслезенные, и ответил: «Ты прав, грешен я. Возвратись в войско и оставайся главнокомандующим его». И служил я верой и правдой ему. А когда передал он царство Соломону, завещал ему убить меня. Но мудр был Соломон и в хитрости: долго искал повод выполнить наказ отца своего. И когда узнал он, что порицаю я его за убийство брата своего Адония, отдал приказ убить меня. Погнались за мной стражи его, и вбежал я в жертвенник, в Скинию Господню: по закону не место это для убийства. Но по приказу Соломона вошел ко мне Ванея, сын Иодаев, и убил меня в этом месте святом.      
4. А Соломон за убийства эти поставил Ванея на место твое главнокомандующим войск всех своих, а Садока, священника, поставил на место Авиафара, который спас Давида от Саула и тот сделал его первосвященником своим.
    Неведом был мне голос новый, и спросил я: «Кто ты?»
    И ответил мне голос: Я Семей, сын Геры из рода Саулов, Вениамитянин. Ванея убил и меня. Грех мой был в том, что однажды злословил я, когда бежал Давид от Саула. Но когда стал Давид царем, пал я перед ним на колени и просил прощения за грех свой. И ответил мне Давид: «Ты не умрешь». Жил я и славил Давида, ибо видел победные труды его для страны своей. И когда стал я стар, не убил меня Соломон, а сказал мне: «Живи в одном месте, в Иерусалиме, и не переходи потока Кедронского». И жил я там три года. Но однажды сбежали двое слуг моих, погнался я за ними, ловил их, и нарушил границу жизни своей. И выдали меня. Призвал меня Соломон к себе и сказал: «Ты знаешь, и знает сердце твое все зло, какое ты сделал отцу моему, Давиду. Да обратит же Господь злобу твою на голову твою!» И Ванея, сын Иодаев, убил меня.   
5. Любил Соломон много чужестранных женщин из тех народов, о которых Господь сказал сынам Израилевым: не входите к ним, чтобы не склоняли сердце ваше к чужим богам. А было у Соломона семьсот жен и триста наложниц -  и развратили они сердце его, и начал он прилипать сердцем своим к другим богам. И делал Соломон неугодное перед очами Господа: построил он капища для чужестранных жен, которые приносили жертвы своим богам. И разгневался Господь на Соломона и сказал ему: «За то, что ты не сохранил завета моего, отторгну от тебя царство твое и отдам рабу твоему. Но в дни жизни твоей, ради Давида, отца твоего, не сделаю этого. Исторгну его из рук сына твоего. Оставлю только одно колено ради Давида, и ради Иерусалима, который я избрал».
    И избрал он противником Соломону меня, Адера Идумеянина, из царского рода Идумейского. Когда я был маленький, пришли к нам войска Давида и избили весь мужской пол в Идумее. Я убежал в Египет со слугами своими. Фараон дал мне дом и землю и назначил содержание. Когда вырос я, дал он мне в жены сестру своей жены царицы Тахленесы. И жили мы в благости на земле этой.
    Когда умер царь Давид – решил я вернуться на родину свою. Не хотел меня отпускать фараон, даже обиделся он. Но неистребима была во мне тяга к родине. Явился я к Соломону, а он не принял меня. И тогда я покорил Сирию, стал царем и оттуда воевал с Соломоном: так повелел мне Господь за отступничество его от Бога своего.
6. Слушай меня, я говорить буду, Иеровоам, сын Навата Ефремлянина из города Цереды.
    Работал я у Соломона на строительстве Милло, городе Давида. Увидел Соломон работу мою, похвалил и назначил смотрителем над оброчными из дома Иосифа. Однажды вышел я из Иерусалима и встретил на дороге пророка Ахия Силомлянина. Разорвал он одежды свои передо мной на десять частей и сказал мне: «За то, что отступил Соломон от Бога, я исторгну царство из рук его и даю тебе десять колен. Одно колено оставлю только ради Давида. И ты будешь владычествовать над всеми, соблюдая уставы мои».
     Много возмущался я перед Соломоном за тяжесть непомерную работ для людей на стройках его, и решил убить меня Соломон. Но я убежал в Египет. А когда умер Соломон, и на престол взошел сын его Ровоам, народ вызвал меня из Египта, и просил  облегчить тяжкий труд его, который наложил на него Соломон. Пришел я к царю Ровоаму и передал просьбу народа, а он разозлился и ответил нам: «Если отец мой обременил вас тяжким игом, то я увеличу иго выше! Отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами». Несколько дней мы просили его пожалеть народ свой, но не послушал он нас. Ибо так суждено было Господом, чтобы исполнилось слово Его, которое он произнес через Ахию Силомлянина мне, Иеровоаму. 
     И увидели все Израильтяне, что царь не послушал их, и сказали в сердце своем: «Какая нам часть в Давиде? Нет нам доли! По шатрам своим, Израиль! Теперь знай свой дом, Давид!»
     И восстал народ, и воцарил меня  над всеми Израильтянами. За домом Давида осталось только одно колено Иудово.
     Тогда собрал Ровоам сто восемьдесят тысяч отборных воинов, чтобы воевать с домом Израилевым. Но было слово ему от Господа: «Не ходите и не начинайте войны с братьями вашими, сыновьями Израилевыми». Послушались они и вернулись. И разделился народ Израиля надвое, начал жить каждый сам по себе, Иудеи и Израильтяне.
     И тут грех попутал меня. Чтобы не ходил народ мой на жертвоприношение к Дому Господню на чужую теперь для нас землю, приказал я поставить в Дане и Вефеиле золотых тельцов. И сказал народу своему: «Вот боги твои, Израиль, которые вывели тебя из Египта». И наказал меня Бог. Вскоре заболел и умер наследник мой, сын Авия. И начал воевать наш народ между собой. И сошел я в гроб, пораженный рукой Божию.
7. «Утучнел Израиль, и стал упрям, утучнел, отолстел и разжирел, и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего». (Втор. 32:15)
     «И оставили народы все заповеди Господа своего, и сделали себе литые изображения двух тельцов, и служили Ваалу. И прогневался Господь сильно на израильтян, и отверг их от лица своего. И отвратился Господь от всех потомков Израиля, и смирил их, и отдавал их в руки грабителей, и наконец отверг их от лица Своего» (4 КЦ 17:16-20).
     «Многие дни Израиль будет без Бога истинного и без священника учащего и без закона. В те времена не будет мира ни выходящему, ни входящему, ибо великие волнения будут у всех жителей земель. Народ будет сражаться с народом,  и город с городом, потому что Бог приведет их в смятение всякими бедствиями. Есть возмездие за дела ваши» (2 Пар. 15:3,5,6) 


       11.   Рассеяние

               
1.  И был мне голос Навуфея из Самарии.
     Жил я на земле отцов своих и выращивал виноградники. Была земля моя на обширном холме и окружена равниною с множеством хлебных, фиговых и сливковых деревьев. А за границей земли моей были земли Ахава, царя Самарийского. Пришел ко мне Ахава и сказал: «Отдай мне свои виноградники, ибо они близко к дому моему. А я тебе дам лучшие свои земли или серебра». Но ответил я царю Ахаве: «Сохрани меня Господь, чтобы отдал я тебе наследство отцов своих!» Ушел он опечаленный домой и рассказал жене своей Иезавель. И сказала она ему: «Ты царь – и волен делать, что пожелаешь». И тайно, от его имени, написала письмо старейшинам, что хулил я Бога и царя – и надо меня убить. Собрали они суд, и выставили против меня двух негодных человек и лжесвидетельствовали они против меня. И вывели меня за город и побили камнями. За что, Господи! Ведь был я верен обету Твоему: свято хранить землю отцов своих…
 2. И наступило молчание. Что мог сказать я в утешение человеку праведному?
     И когда отлетел от меня дух Навуфея из Самарии, было мне слово Господне через посланца его Илия Фесвитянина. И рассказал он.
 3. Когда вошел Ахава во владения Навуфея, чтобы взять его, явился я ему и сказал слова Господа: «Ты убил, и еще вступаешь в наследство! То место, где псы лизали кровь Навуфея, псы будет лизать и твою кровь!» Испугался Ахава, послушался и разодрал одежды свои, и всю жизнь печалился. Смирился Ахава перед Господам, и сказал ему Господь: «Не будешь больше знать бед ты. Но во дни сына  твоего наведу беды на дом его».
4. И до смерти своей молился Ахава и просил у Господа за детей своих: «Когда они согрешат перед Тобою, - ибо нет человека, который не согрешил бы, - и ты прогневаешься на них, и предашь их врагу, и отведут их пленившие их в землю далекую или близкую, и когда они в земле, в которую будет пленены, войдут в себя и обратятся, и будут молиться Тебе в земле пленения своего, говоря: «Мы согрешили, сделали беззаконие, мы виновны», и обратятся к Тебе всем сердцем своим и всею душою своею, тогда услышь с неба, с места обитания Твоего, молитву их и прошение их, и прости народу Твоему, в чем он согрешил пред Тобою» (2 Пар. 6:36-39).   

2.

1. Я, Товия, сын Товита из колена Нефеолимова жил в земле изгнания у ассирийского царя Енемессара, в Ниневии. И явился ко мне ангел Господень и сказал мне: «Из-за вражды между Израильтянами началась война на земле, дарованной вам Богом вашим. По всей земле льется кровь: только за последние пятьдесят лет истреблены две семьи царские, и десять колен, взбунтовавшихся против дома Давида, растворились на всем пространстве земли. Народ, потерявший землю свою, лишается корней своих и теряет род свой. Потому и рассеял вас Господь по чужим землям, как и говорил он вам, забывшим Его. И лишь тот, кто в несчастье будет верен Богу своему – сохранит его Господь. Твой отец Товит во все дни жизни своей ходил путями истины и правды. Напиши все бывшее с ним в книгу, чтобы была вечной в памяти народа твоего жизнь его, праведника. Ибо где нет памяти  о предках своих – там нет и народа».         
2.  Я, Товия, исполняю волю Его. Слушайте дети мои. Предок ваш, отец мой Товит, взят был в плен из Фасвы, что в Галилее. Когда он жил в Израиле, стране рождения своего, будучи еще юношей, оказался после вражды между народом Израиля под царем Иеровамом. А Божий храм остался в Иерусалиме, под  началом царя Роваома. И все жители Израиля начали молиться Ваалу. Лишь мой отец тайно ходил в Иерусалим и молился Богу своему, ибо помнил Его всей душою своею. И только женился он на Анне, матери моей, опять началась война, и угнали их в плен, и все пленники стали рабами царя Ассирийского и перешли в язычество. Один Товит, отец мой, остался верен Богу своему. И даровал ему Всевышний милость – стал он поставщиком. Много делал он благодеяний братьям своим: алчущим давал хлеб свой, нагим одежды, и когда видел труп раба, соплеменника своего, выброшенный за стены Ниневии, погребал его сам. Убегали люди из рабства, но настигали его прислужники царя и убивали в ярости. И донесли  царю на отца моего, что хоронит он трупы, и хотели убить его. Но успел скрыться Товит, отец мой, и расхитили все имущество его. И остались у него лишь жена его Анна, мать моя, и я, сын его Товия.
     А через 50 дней два сына царя убили отца своего, и взошел на престол новый царь Сахердан. И случилось послабление, и возвратились мы в Ниневию. Решили мы отпраздновать, и сели за стол. И сказал мне отец Товит: «Иди и приведи к столу нищего из братьев наших – так повелевает Господь наш». Вышел я и увидел труп человека из племени нашего: удавили его и бросили на площади. Пришел я и рассказал отцу своему. Вышел отец, спрятал труп да захода солнца, чтобы похоронить его по обычаю нашему. Сел за стол и ел хлеб свой в скорби. А соседи начали надсмехаться над отцом: «Не боится он быть убитым за это дело». Когда зашло солнце, вышел отец, похоронил труп и, будучи нечистым, лег спать за стеною двора. А на стене сидели воробьи, испустили они помет на него – и сделались на глазах его бельма. Опечалился отец и молился со скорбью: «Праведен ты, Господи, и все дела твои. Не наказывай меня за грехи мои. Не послушали мы заповеди Твои – и предал Ты нас расхищению и пленению. И стал народ наш притчею поношения пред всеми народами, между которыми мы рассеяны. И прав ты поистине в своих наказаниях за грехи отцов наших». А когда сказал я отцу, что Господь несправедлив к нему, ответил он: «Во все дни, при любой беде помни Господа своего, не греши и не преступай Заповедей Его».
      И однажды явился ко мне Ангел Господень, дал мне желчь рыбы и сказал: «Приложи к глазам отца твоего». И снялись с краев глаз его бельма. И сказал отец мой Товит: «Благословен ты, Боже. Наказал Ты и помиловал меня». И в радости своей написал отец мой молитву, в которой учил людей благословлять Бога.  Верил мой отец и учил других людей, что заберет нас всех Господь из плена на землю свою, и будет отстроен Иерусалим, и все мы будем молиться Богу своему. Когда умирал отец мой, были последними словами его: «Итак, дети, знайте, что делает милостыня и как спасает справедливость».
     Похоронил я отца своего Товита и мать свою Анну по обычаю народа своего. А сам с семьей своей отправился в Екбатаны к Рагулу, тестю своему, чтобы помогать ему в старости лет его. Там похоронил прилично тестя и тещу своих, получил в наследство имение их.
      И пришла весть радостная: Навуходоносор, царь Вавилонский, разбил жестокого царя Ассирийского и взял Ниневию под себя. С боями взял он все земли, и усмирил вражду между царями, поставил начальников своих и сказал  всем народам подневольным: «Будете жить в дружбе – будете иметь пищу и одежды во все дни жизнь своей». И все народы Ассирии, Финикии, Палестины и Египта преклонились перед ним. И стал столицей для всех Вавилон, и все чужестранные пленники трудились на него. И на каждом кирпиче домов и храмов выбито: «Навуходоносор, сын Навополассара, царь Вавилонский».
 3. Опечалившись, я заплакал и молился со скорбию: «Праведен ты, Господи, и все дела Твои и пути твои – милость и истина,  и судом истинным и правым судишь Ты вовек!  Ибо они не послушали заповедей Твоих, и Ты предал нас на расхищение и пленение и смерть, и в притчу поношения пред всеми народами, между которыми мы рассеяны».

12. Книга Пророков

1. И видел я в потоке ветра от севера великие облака, и клубился огонь, и было сияние вокруг них, а из середины каждого облака как бы пламень, и было оно словно лицо человека, а над ним подобие свода кристального, как нимб над ликом святого.
     И раздались голоса: «Сын человеческий! Взывал ты, и мы явились к тебе. Открыл ты душу свою для познания истории рода своего - и боль утраты памяти о нем стала сущностью дней твоих. Взывай – и мы откроем тебе сердца свои исстрадавшиеся за судьбу и прегрешения народа нашего». И сказал я: «Государи мои! Зайдите в дом раба вашего и ночуйте, и умойте ноги ваши, и накормлю я вас, и утром пойдете в путь свой». И ответил они мне: «Спасибо, человек добрый. Плоть наша давно стала прахом. Это души наши отозвались на зов души твоей». – «Располагайтесь у камина, - сказал я. - Я подброшу дрова в огонь затухающий».
     И видел я, как задвигались кресла, приближаясь к разгорающемуся пламени, и свет его сливался со светом гостей моих. И невольно насчитал я их пять. Но невидимы мне были обличья их – лишь сиянием радуги возникал образ человека, и незримые лики озарялись сполохами, и в глубине каждого горели глаза, как бы камни из сапфира.
     Сказал я: «Должен я поступать по обычаю, встречая дорогих гостей. - Поставил на стол бутылку водки и шесть стаканов граненых, наполнил их до краёв и тост провозгласил: - За долгожданную встречу!» И видел я, как поднялись стаканы со стола и потянулись навстречу моему – и раздались стуки в тишине обители моей. А за открытым окном пылало над садом небо звездное, и месяц сверкающий, гость наш желанный, запрокидывался вместе с головой моей, словно пил из ковша Большой Медведицы. И вслед за моим стаканом опустились на стол все стаканы – и  были они порожние.
2. И вопросил я: «Государи мои! Чем глубже проникаю я в жизнь рода своего – тем невыносимей боль души моей. И уже нет мне мочи выдержать ее. Но по-другому уже жить не могу, да и не смею: на исходе жизнь моя. Открыл я душу свою – и наполнилась она до краёв, но так и не смог познать я причины беды народа нашего. Избрал его Господь народом своим, но и через все века до дня настоящего, в коем пребываю я сейчас, нет ему ни покоя, ни радости. Со дня рассеяния по земле всей удел его один: ассимилиция и вымирание. Но нет народа без земли своей, которая питает корни его».
3.   И раздался голос: «Во все времена гибельные избирает Господь пророка, чтобы наставить народ свой на путь к праведности. Слушай».
4.  Я, Амос, сын народа нашего, из колена Иудово, пас овец своих на холмах пустыни близ Вифлеема, а по весне спускался в долину и нанимался работать в садах. Всегда открытое небо было надо мной, смотрел я в него, изучал и понимал мощь и мудрость Творца Вселенной. Однажды властный зов, похожий на звук трубы, позвал меня. Было это слово Господа: «Встань и иди! Развратился народ мой, погряз в войне, пошел брат на брата – потому и спрошу Я с него по самой высокой мере. Не потому, что вы лучше других народов, а потому, что я доверился вам и вывел вас из рабства. Только вас признал я из всех племен земли, потому и взыщу с вас за все беззакония ваши».
     И пришел я в святилище Бет-Эль (Вефиль). Там пировал народ весь, и преклонялись они идолам, отступив от Завета и заповедей Бога нашего. И сказал я им: «Ходите вы и грешите, и умножаете грехи свои. Слушайте слово Бога: «Упала, не встает больше дева Израилева, повержена на земле своей, и некому поднять её». Но с криками и боем изгнали меня старейшины и написали донос царю Израильскому Иеровиму, будто произвожу я возмущение против царя среди дома Израилева, и что царь умрет от меня, а Израиль будет пленен из земли своей. Тогда я написал пророчества Бога в свиток и разослал по городам: «За отступление от Бога своего пойдете во главе изгнанников, и прекратится пир развращенных.  Наступят дни, когда я пошлю на землю голод, не голод на хлеб, не жажду воды, но жажду слышания слов моих». Но не внял народ голосу Господа, а меня изгнали. Ибо нет пророка в своем отечестве.
5. Есть и будут пророки в своем отечестве, Учитель мой. Это я говорю, Осия, ученик твой, последний из Северного царства. Погибло оно после смерти моей. Жил я в Самарии, был священником. И был я свидетелем последних дней жизни Израиля после гражданской войны. От скорби за содеянное народом моим разрывалось сердце мое, ибо сильно блудодействовала земля сия, отступившая от Господа. И воззвал я к Богу, и сказал он мне: «Иди и говори. Когда Израиль был юн, я любил его и из Египта вызвал сына моего. Звал я их, но они уходили от меня. Приносили жертвы Ваалам и кадили истуканам. Узами человеческими влек я их, узами любви. А народ мой сомневается, возвращаться ли ко мне. Возвратись, Израиль, к Господу, Богу твоему, ибо споткнулся ты о вину свою».
     Но глух остался народ к слову Бога своего. И побили меня, и изгнали меня. И был я последним из рода нашего погребен в земле своей.
6. Я, Исаия, сын Амоца, родился в Иерусалиме, в городе, построенном Давидом, царем нашим, который собрал все колена Израилевы и сделал нас народом великим. При сыне его Соломоне наступил и кончился золотой век могущества нашего среди народов земли. Сам он повинен в распаде государства нашего, ибо единовластие и роскошь развратили сердце его. В угоду любовницам своим иноземным стал он созидать и возводить идолов по стране – и начал отходить народ от Бога своего, Бога Всемогущего, единого для всех людей земли. Стали люди с самого утра искать сикеры и до позднего вечера разгорячали себя вином: цитра, гусли, тимпан, свирель и вино на пиршествах их. А на дела Господа они не взирают, и о деяниях рук Его не помышляют. И полнилась душа моя предчувствием вины сокрушительной. Говорил я царям и первосвященникам, но глух был слух их к словам моим. И молился я перед Господом за спасение народа своего.
     А в год смерти царя Уэзии увидел я Господа, сидящего на престоле высоком и величественном. Шестикрылые серафимы возглашали святость Бога, и колебались косяки Храма, и все пространство наполнилось облаком курений. И ужас обуял меня, ибо и я человек с нечистыми устами живущий среди народа с нечистыми устами позволил себе увидеть Царя, Господа Саваофа. И приблизился ко мне шестикрылый серафим с раскаленным углем в руке, коснулся уст моих и сказал: «Беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен». И услышал я голос Господа: «Кого мне послать, чтобы спасти народ мой от греха забвения Бога своего?» И сказал я: «Вот я. Пошли меня».
     И ходил я и говорил народу слова Господа нашего: «К чему Мне множество жертв ваших? Новомесячия и праздники ваши ненавидит душа Моя; они бремя для Меня; Мне тяжело нести их».
       Говорил я, и кричал я, и видел я: огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы я исцелил их. Не внимали голосу моему и самые великие мужи страны моей, и не видели они, что разрушается наше царство Северное. И говорил я им о возмездии за беззакония их: «Горе тем, кто устанавливает несправедливые законы, тем, кто пишет неправедные приговоры, кто лишает бедных правосудия и похищает право у неимущих народа Моего, чтобы сделать вдов добычею и ограбить сирот. Но что вы будете делать в тот день воздаяния, когда придет гибель издалека?» Но не услышали меня цари. И нагрянули новые враги, и царь их Саргон - 2 разрушил до тла Северное царство.
     И тогда вдруг вспомнили люди о Боге своем, и начали молиться ему. А в это время ассирийцы разгромили Египет, и пошли на Иерусалим. И тогда был голос Бога мне: «Не войдет он в этот город, и не бросит туда стрелы. Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего». Так и вышло, как сказал Господь: появился Ангел Господень и поразил в стане ассирийцев сто восемьдесят пять тысяч человек. Встали мы поутру, и вот, все тела мертвые.
    А было это предзнамением тому, что спасутся народы все, когда наступит царство Божье для всех. И тогда потекут многие народы к Единому Богу и скажут: «Взойдем на гору Господню, в дом Бога Иакова, и научит он нас путям своим, и будем ходить по стезям его, и из Иерусалима – слово Господне. И будет он судить народы, научит многие племена, и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы. Племя на племя не поднимет меч, больше не будут учиться воевать. И земля будет наполнена знанием Господа, как воды наполняют море».
7. Но не услышали народы тебя, говорящего от именно Господа нашего. Ушел ты из жизни, так и не докричавшись до народа своего. И продолжали сыны Израилевы делать злое перед очами Господа: поставили мерзости свои в доме, чтобы осквернять ими Господа. И устроили они высоты Тофета в долине сыновей Енномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей своих в огне, чего не повелевал Господь, чего ему на сердце не приходило. И стали трупы народа пищею птицам небесным и зверям земным, и некому стало отгонять их.
     Наблюдал я и слышал: не говорят они правды, никто не раскаивается в своем бесчестии, никто не говорит: «Что я сделал!?» Каждый обращается на свой путь, как конь, бросающийся в сражение. Посрамились мудрецы, смутились и запустились в сеть: отвергли слово Господне. В чем же мудрость их?
      Шли годы жатвы – и мы не были спасены. Как лук, напрягали люди язык свой до лжи, и усиливалась земля неправдою. И зло переходило одно к другому – и забыли все Бога своего.
     Я, Иеремия, сын Халкии, из жреческой династии Эвьятара, родился и жил в левитском городке Анатот, в семи километрах от Иерусалима. Все мы были священники уже несколько столетий. Когда отцы мои указали царю Соломону, что начинает он отступать от Бога своего, разозлился он и устранил нас от служения в Храме. И мы возделывали землю и разводили овец. С детства отцы мои приучили меня изучать священные тексты Торы и писания пророков. И однажды, было мне двадцать лет, услышал я голос, что предназначено мне стать пророком для народов. И ответил я Господу: «О, Господи, мой Боже! Я не владею словом, потому что я юн». И ответил мне Он: «Я пошлю тебя - ты пойдешь, Я повелю – ты скажешь. Я с тобой». Простер Господь руку Свою, коснулся уст моих и сказал: «Я вложил слова мои в уста твои. Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать. Встань и иди».
      И пошел я в Иерусалим, встал у ворот Храма и начал говорить народу своему от имени Бога нашего: «Ты, народ, живешь среди коварства, и по коварству отрекаешься от меня. Потому расплавляю и испытаю тебя, ибо как иначе Мне поступить со дщерями народа Моего. Не отомстит ли душа Моя такому народу как этот? Я накормлю вас полынью и напою водою с желчью, и рассею между народами, которых не знали ни вы, ни отцы ваши, и пошлю вослед меч, пока не истреблю вас. Я – Господь, творящий милость, суд и правду на земле. Ибо только это благоугодно Мне. Пройдут дни, я посещу всех обрезанных и необрезанных, Египет и Иудею, и Едом, и сыновей Аммоновых и Моава, и всех стригущих волосы на висках, обитающих в пустыне, ибо все эти народы необрезанных, а весь дом Израилев с необрезанным сердцем».
     И возмутился народ, и начал кричать мне: «В Храме нашем и обряды наши – залог спасения страны!» И сказал я им: «Спасение – очищение от грехов ваших, так сказал Господь. Смой злое с сердца твоего, Иерусалим, чтобы спастись тебе. Доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли?»
    Но никто не слышал меня, и орали зло на меня. И видел я: не с кем говорить мне, некого увещевать. И в ярости своей бездуховной побили меня камнями, и изгнали из моего родного города Анатота.
     И вышло все так, как пророчествовал я словами Бога. Вавилон покорил Ассирию, и вступил на престол царь Навуходоносор – оружие Божьей кары для Израиля. Покорил он Иерусалим и разрушил Храм - и началось рассеяние и пленение народа нашего.
     Проклял я тот день, когда родился, и сказал я в сердцах себе: «День, когда родила меня мать моя, да не будет благословен! Зачем вышел я из утробы? Чтобы видеть муки и скорбь, чтобы закончились дела мои в позоре?» И ушел я с беженцами в Египет, горько мне было видеть, как иудейская община на Элефонтине начала поклоняться богам языческим.
    В заточении своем написал я «Книгу утешения». Ибо и в  самый горький час народа своего верил я, что справедлив Бог к народу своему, наказывающий его за грехи, ибо нарушил он Завет с Господом. И когда кончится срок наказания, Бог заключит с Израилем новый завет, который будет начертан не на Скрижелях Завета, а в сердцах людей. Ибо так сказал Господь: «Если можете разрушить завет мой о дне и завет мой о ночи, чтобы день и ночь не приходили в свое время, то может быть разрушен и завет мой с рабом моим Давидом».
      И верю я: все народы придут к Богу Единому, и во главе всеобщего царства мира и добра будет стоять возрожденный Иерусалим. Так говорит Господь: «Как Я навел на народ сей все это великое зло, так и наведу на них благо, какое я изрёк для них».
     Но так и не услышали меня люди. И погибло слово мое.
8. Живо слово твое, Учитель. Я, Иезекииля, понес его к народу нашему. Слушал  проповеди твои в Храме Иерусалимском в царствовании Иосии, шестнадцатым царем Иудейским, был я молодым священником. Внял царь Иосия проповедям твоим и пришел в ужас, услыхав, каким страшным наказанием угрожает Господь тем, кто нарушает законы Его. Собрал он старейшин и приказал им читать вслух перед народом книгу Завета. И сам заключил завет перед Богом хранить заветы Его. Приказал он истребить по стране всех идолов и храмы языческие, а по исполнению совершил праздник Пасхи. И ликовал народ, возвращаясь к Богу своему. А через несколько лет, когда было царствованию Иосии тридцать один год, собрался фараон Нехао на войну с царем Ассирийским, и потребовал пропустить его войско через землю Иудейскую. Но царь Иосия воспротивился его требованию, и вышел против него со своим войском на равнину Мегиддона. И погиб в бою наш благословенный царь Иосия. И весь народ горько плакала по лучшему из царей своих. И погнали нас враги в плен вавилонский.
      Красив был Вавилон, покоривший все народы вокруг себя, и много в нем было храмов языческих и статуй богов чужих. И сделали нас рабами, и работали мы на своих победителей.
      И начал наш народ молиться чужим богам. Жил я тогда в поселке Тель-Авив в окрестностях Ниптура. Создал я там синагогу, и ходили люди ко мне, не потерявшие веру в Бога нашего. И читал я им проповеди, которые диктовал мне Бог наш. Говорил я людям, что все несчастья народа нашего от нарушения Завета с Богом своим. И говорил я: «Если допускаешь в сердце свое идолов – поступаешь хуже язычников, ведь те не заключали Завета с Богом. Правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается. Покайтесь и обратитесь от всех преступлений ваших, чтобы несчастье не было вам преткновением». И повторял я им слова твои, Иеремия, которые Бог заповедовал через тебя передать народу своему: «Хотя я удалил их к народам и рассеял их по стране, но я буду для них Святилищем Малым в странах, куда пришли они. И созову Я вас из народов, и соберу вас из стран, в которых вы были рассеяны, и дам вам землю Израилеву, и дам им сердце единое и дух новый вложу в них. Я сам отыщу своих овец, и буду пасти их. Потерявшегося отыщу, и угнанного возвращу, и пораненную перевяжу, и больную укреплю».            
     Но шли годы рабства нашего мучительного, и были неисчислимы страдания каждого, и сомнения начали посещать душу мою. И страдал я и плакал за участь народа моего.
     И однажды сошла на меня рука Господа, и увидел я: вот подобие мужа как бы огненное, и от чресел его и ниже огонь, и от чресел его и выше – как бы сияние, свет пламени. И огненный вестник поднял меня за волосы и перенес меня в Иерусалим, к воротам Храма. Все вокруг было усыпано сухими костями. И закричал я: «Господи! Неужели ты хочешь до конца истребить остаток Израиля?» И вдруг все кости эти начали покрываться плотью и кожей. И сказал мне Голос: «Сын человеческий! Кости сии – весь дом Израилев. Они говорят: иссохли кости наши, и погибла надежда наша – мы оторвались от корня. Посему изреки пророчество и скажи им от имени Моего: Я открою гробы ваши и выведу вас, народ мой, из гробов ваших, и выведу вас в землю Израилеву. И говори им слова мои: будут ли они меня слушать, или не будут, ибо они упрямы – они мятежный дом. Но пусть знают, что был пророк среди них».
      И ходил я все дни жизни своей средь пленных сородичей моих, и говорил, и вселял надежду в слабых и обличал отступивших от Бога нашего.
      И однажды, когда разоблачал я князей Иувейских в идолопоклонстве,  убили они меня.
9.  «Восходит солнце», - был голос Амоса. «Род проходит», - сказал Осия. «Род приходит», - сказал Исая. «Земля пребывает во веки», - сказал Иеремия. «Все возвращается на круги свое», - сказал Иезекииля.
      И был голос свыше: «Всему свое время. Время любить, и время ненавидеть, время войне, и время миру. И нет ничего лучшего, чем наслаждаться человеку трудами своими – потому что это доля его».
     «Выпьем за жизнь, дарованную нам Богом!» - сказал я, и разлил водку по стаканам, и звенели струи ее в тишине согласия между нами. Вознеслись наши стаканы над столом, и зазвучали меж собой звонами,  утяжеленными жидкостью. Видел я, как проявлялись тела пророков предо мной, словно облака, сгущающиеся перед бурей. Опустились стаканы на стол, а облака тел сгрудились, вовлекая меня в свою середину -  тепло и хорошо стало мне в объятьии их. И раздался звук арфы с небес, и взлетела песня от дыханий наших к встающему солнцу - лику Божьему:   
На реках Вавилонских – там сидели мы и плакали, вспоминая о Сионе.
Среди верб повесили мы наши арфы.
Ибо там пленившие нас требовали от нас слов песни, И притеснители наши – веселея:
«Спойте нам из песней Сионских!»
Как нам петь песню Господню на земле чужой?
Если я забуду тебя Иерусалим,
да забудет моя правая рука искусство свое.
Да прильнет язык мой к гортани, если не вспомню тебя,
Если не поставлю Иерусалим выше веселея моего.
 (Псалом 137)

         
13. Кровавая река истории

1. И было видение мне. Ночь, лес, дорога меж ним вся костями сухими усыпана. И возопил я от страха: «Господи, неужели Ты хочешь до конца истребить нас?!» И вдруг кости начали покрываться плотью и кожей, и являлись дети и женщины, и брели они во тьме словно призраки, и сквозь каждый был виден идущий впереди него.
      И возопили ввысь голоса детские: «Мама, хлеба!» И катились слезы из глаз их, и в каждой капле отражался весь лик поднебесный, и стекали они ручьями под ноги, и становились все выше и выше, и утопали тела людей в них. И подхватывали матери детей своих на руки, и неслись в небеса крики их: «За что, Господи?!»
      И я, младенец, на руках у матери своей, греюсь в тепле тела ее, а взгляд мой стремится к небу, усыпанному крошками хлеба. И протягиваю я мизинец свой согнутый и шепчу голосом, обессиленным от голода: «Мама, вот такой кусочек хлеба!» - «Спи, сыночек, спи, - бормочет она. - Ночью человек должен спать». А я плачу и показываю ей ноготок на мизинце: «Ну, хоть такой вот…» И отвечает она мне: «Бог даст день – даст и пищу. Вот дойдем до людей, и подадут они нам, беженцам, милостыню». – «Вон как много хлеба!» – кричу я и тянусь руками к небу. «Глупенький ты мой, - отвечает она. – Это звезды небесные. Сколько звезд на небе, столько людей на земле. Вон, смотри, твоя звезда, а рядом моя». – «А где папина звезда?» - вопрошаю я. Но молчит она, и глаза ее слезами полнятся. «Значит, нет его на земле?» - спрашиваю я. «Это одному Богу известно». - «Боже! – кричу я. – Где отец мой?» Но только эхо отзывается мне. «Ты злой, нехороший, плохой!» - кричу я. «Не смей! Замолчи! – кричит мать на меня. – Не бери грех на душу!» - «Бог, я не буду любить тебя!» - кричу я. И рука матери закрывает мне рот, до удушья в груди моей, и возносится голос ее к куполу небесному: «Прости, Господи, несмышленого младенца моего! Ибо не ведает он что творит». И тогда я вырываю рот свой из ладони матери моей и кричу: «Боже, отчего ты жадный такой? Стряхни хоть несколько крох со скатерти стола твоего!»
      И раскололось небо на востоке, и вспыхнули лучи огненные, и загорелся лес от края и до края, и пламя его опалило все дыхание жизни на все четыре стороны. И заголосили птицы, и заревели звери, и ужас закипел от земли до небес. «За что, Господи?!» - закричала мать моя и к реке побежала. Вошла со мной по грудь в воду ее, и возносит меня над ней на руках своих. И вдруг пало облако на воду и стало челном. «Спасибо, Господи! - прошептала мать моя, положила меня в челн, оттолкнула на середину реки от пламени со всех берегов ее и взмолилась: - Спаси сыночка моего!»
       Поднял я голову – и нет матери моей, одни красные волны по реке бегут. А по обоим берегам полыхает пламя огня, от мелкой травинки до вершины деревьев. Несутся со всех сторон проклятья и вопли детские, поднимаются к небу, и накаляется оно, как металл в кузнечном горне деда моего Израиля. И гремит гром, и сверкают молнии, но не падает с неба ни капли дождя.
       А челн мой плывет посреди реки, и горит все вокруг, не сгорая, и несутся к небесам красным вопли и стоны, и не различишь, человека он или зверя: «За что, Господи?»
      И плыл челн, и шло время, и не было в нем ни дней, ни ночей. И полыхала земля огнем, и сгущалась кровь в водах реки, и расплавлялось солнце и топило собой небеса. И чувствовал я, как челн становится тесным мне, а тело дряблым, и выросла борода на лице моем до пояса.
      И возопил я из тесноты и холода челна моего: «За что, Господи?» И отозвался мне голос с небес, чистый и властный, заглушая все звуки вокруг: «Ты хотел узнать прошлое – зри!» - «Где же оно?» - «Затопили его народы кровью своей, и все пожирает гиенна огненная». – «А кто виноват?» - «Сам человек». – «Но Ты создал его по образу и подобию своему». – «Создал я его из праха земного, и вдунул в него дыхание жизни. И поселил в саду Едемском, чтобы возделывал он его, и дал законы, чтобы хранил он этот рай на земле. А человеку захотелось узнать, что такое Добро и Зло. И каждый стремится доказать правду свою. Но нет между ними границ. Сколько людей, столько и правд на земле. Хочешь жить - принимай все проявления жизни живой, так задумано. Учись и умей терпеть другого человека, как я терплю все народы свои на земле. Но дал Я клятву, что не буду вас искоренять, как однажды уже сделал. Не остановитесь в злобе своей – уничтожите сами себя. Побеждай зло добром».
      И плыл мой челн по кровавой реке, и багровые небеса стыли надо мной. А вдоль берегов дыбились к небу разрушенные столпы, и на каждом из них читал я имена царей: Саул, Давид, Соломон...
      И был голос: «Все они доказывали правду свою ценой жизни народов своих».
     «С того времени, как поставлен человек на земле, веселье беззаконных кратковременно, и радость лицемера мгновенна, хотя бы возросло до небес величие его, и  голова его касалась облаков. Память о нем исчезнет с земли, и имени его не будет на площади. Изгонят его из света во тьму и сотрут его с лица земли. Ни сына его, ни внука не будет в народе его, и никого не останется в жилищах его. О дне его ужаснутся потомки, и современники будут объяты трепетом. Таково жилища беззаконного, и такого место его, кто не знает Бога». (Книга Иова 20:4-6, 18:17-21)
     И вопросил я: «Где же человек, созданный по образу и подобию Твоему, Господи?»
     Ответил голос: «Презревшие мудрость, не только повредили себе тем, что не познали добра, но и оставили живущим память о своем безумии, дабы не могли скрыть того, в чем заблудили».  (Прем. Соломона 10:8).
    
         ЗЕМЛЯ ПРЕБЫВАЕТ ВО ВЕКИ

     1. Боль   

1. И грянула еще одна ночь. Разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились, и затопило землю вокруг дома моего.
     Вопросил я из одиночества своего во тьму, исходящую проливным дождем: «Господь, Бог наш, отчего Ты слово нарушил? Обозрев землю после потопа, Сам сказал в сердце своем: «Не буду больше поражать живущего впредь во все дни земли, потому что помышления сердца человеческого – зло от юности его!» 
2. И отозвался мне голос:
    Я боль человека со времени Каина. Предупреждал Господь Каина, когда сильно огорчился он, и поникло лицо его оттого, что призрел Господь на Авеля и на дары его. И сказал ему Бог: «Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит, он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним». (Бытие 4:7)
     Сказал я: но не услышал Каин Бога, и убил брата своего. А когда спросил Бог у Каина: «Где, Авель, брат твой?», тот ответил: «Разве я сторож брату моему?» И проклял его Бог и сделал изгнанником и скитальцем на земле. Но не раскаялся Каин в грехе своем, а возопил в страхе: «Наказание мое больше, чем снести можно! Всякий теперь убьет меня!» И ответил ему Бог: «Всякому, кто убьет Каина, отмстится ему всемеро».
      Ответила Боль: Проклятье Каину – это знак роду человеческому. Наказал его Господь за грех бессмертием. Все в мире удел смерти, лишь боль неподвластна тлению. Переходит боль от отца к сыну, от сына к внуку – от греха одного человека грешен весь народ на земле. Где истина  – там и боль.
      Спросил я: Если Бог всевидящий – отчего не отвел он поднятую руку на брата своего Каина? Значит – нужна ему было эта смерть.
      Возопила Боль: Не греши!
      И сказал я в сердце своем: крик души – разве может быть грехом? Переполнилась она болью за человека, когда познал я историю рода человеческого. Что в ней есть со времен Каина - смерть человека от человека, брата своего…
      Ответила Боль: Господь предупреждал Ноя: «Я взыщу и вашу кровь, в которой и жизнь ваша. Взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его. Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукой человека».
       Сказал я: Сам Господь наказывал: убивайте и врагов своих и братьев своих за грехи их – «око за око». Не оттого ли так зыбко Добро в нашем мире?
       Ответила Боль: Для Бога все живое в природе – материал, из которого он созидал гармонию мира. Так скульптор крошит камень, чтобы создать скульптуру, так портной режет материал, чтобы скроить наряд, так столяр отсекает лишние куски дерева, чтобы сделать стол.
       Сказал я: Ради великой цели Бог уничтожает тысячами даже свой избранный народ – все строится на страхе и смерти. Захват земель – не Богом ли освященное убийство? Но так же поступают и тираны: цель всегда звучит красиво. Значит, нравственно уничтожать ради великой цели? Но ведь каждый человек, вошедший в мир, и сам есть этот мир: в нем дух Божий. 
      Ответила Боль: Чем губительней власть – тем яснее проявляется истинный дух народа. Зло – испытание: кто выстоит - обретет Добро. И потому, человек, блюди, первую и главную заповедь: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим. Ибо я Господь, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня. И творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои». (Исход 20:3,5,6)
3. И взмолился я: «Спаси, Господи, ибо не стало праведного, ибо нет верных между сынами человеческими. Повсюду ходят нечестивые, когда ничтожные из сынов человеческих возвысились…Зачем мятутся народы,  и племена  замышляют тщетное? Восстают цари, и князья совещаются вместе против Господа и против  Помазанника Его». (Пс. 11:2,9. 2:1,2)
4. И помутилось сознание мое, и стал мир зыбким передо мной, как река в тумане. Как хочется остановить хоть миг один и познать его, но все проносится в едином потоке обнаженных чувств моих. Смятение и противоборство во мне. Это сон? Явь? Бред? И понимаю: все, что живо во мне – слагаемые судьбы моей.
 5. И услышал я голос Боли: Бог создал прекрасным этот мир и «вдунул в лицо его (человека) дыхание жизни». Если человек проклинает мир за то, что жизнь его не состоялась – он слеп в судьбе своей.
    Когда человек мужественно принимает жизнь от мировых катаклизмов до взгляда случайного прохожего,  тогда есть надежда быть зрячим в судьбе своей.
6. «А если ты болен и немощен?» - спросила обессиленная плоть моя.
7. И сказала Боль: Жизнь – противоборство между добром и злом. Болезни и несчастья для того и даны человеку, чтобы осознал он себя в жизни земной. И пусть не дано тебе изменить мир, но если ты погрузился  в глубь явлений его – ты выстоишь и обогатишь себя и мир. И не сетуй, что мир все равно остается таким, каким застал ты его. Если ты жил и действовал – ты становишься больше этого мира. Это и есть судьба и  предназначение человека. Вини не время, не правителей, не врагов, а тем паче Бога твоего – загляни в душу свою - и поймешь, кто виновник бед твоих.
8. И отвечаю я: Бог Творец мира нашего – и не есть ли горькая судьбы народа моего плоды трудов Его?
     Он вывел народ мой из рабства египетского, но прежде «ожесточил сердце фараона, и не пустил сынов Израилевых». И навел десять казней на страну – и тогда  «понуждали  Египтяне, чтобы скорее выслать его из земли той; ибо говорили они: мы все помрем». «Времени же, в которые сыны Израилевы (и отцы) их обитали в Египте (и в земле Ханаанской), было четыреста тридцать лет» (Исход 12:36, 40) Но опять ожесточил Господь сердце Египтян и они погнались на колесницах за народом Израиля, но Господь потопил их среди моря, «не осталось ни одного из них» (Исход14:28) «И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа, и поверил Господу и Моисею, рабу его». Тогда Моисей передал наказ Бога сынам Израиля: «Бог дал народу устав и закон…И сказал: если ты будешь слушаться гласа Господа, Бога твоего, и делать угодное пред очами Его, и внимать заповедям Его, и соблюдать все уставы Его, то не наведу на тебя ни одной из болезней, которые навел я на Египет; ибо я Господь (Бог твой), целитель твой». (Исход 15:25,26) 
     Одна из главных заповедей Бога – не убивай!
     Но вот законы Его: «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исход 21:23-25) «И соблюдайте субботу, ибо она свята для вас: кто осквернит ее, тот да будет предан смерти; кто станет в оную делать дело, та душа должна быть истреблена из среды народа своего» (Исход 31:14)   
      Когда Бог призвал к себе Моисея и задержал его, расстеряный народ попросил Аарона, чтобы он сделал им бога, золотого тельца - и поклонились ему за спасение, сказал Бог Моисею: «Я вижу народ сей  - жестоковыйный. Да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их и произведу многочисленный народ от тебя». (Исход 31:9,10) И стал умолять Бога Моисей, говоря: «Да не воспламенится, Господи, гнев Твой на народ Твой…чтобы Египтяне не говорили: на погибель он вывел их, чтобы убить их в горах и истребить их с лица земли». И послушал Бог Моисея – остановил гнев свой. Вернулся Моисей к народу и исполнил указ Бога: «Возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левины по слову Моисея: и пало в тот день из нарада около трех тысяч человек» (Исход 32:27,28).  И доложил Моисей Богу о содеянном и просил снять грех, и ответил Бог «Того, кто согрешит передо мной, изглажу из книги Моей… И поразил Господь народ за сделанного тельца, которого сделал Аарон» (Исход 32:33,35).
       И наказал Бог Моисею: «Кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между Израильтянами, даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти: народ земли да побьет его камнями…Кто будет злословить отца своего или мать свою, тот будет предан смерти…Кто будет прелюбодействовать с женою замужнею – да будут преданы смерти и прелюбодей и прелюбодейка…Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиной, то оба они сделали мерзость: да будут оба они преданы смерти…Если дочь священника осквернит себя блудодеянием – огнем должно сжечь» (Левит 20:2, 4, 9,10,13. 21:9)
    Когда сыны Аарона Недав и Авиуд не верно исполнили наставление Бога – сжег Он их и сказал: «В приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь» (Левит (10:3)  - и промолчал Аарон, не оттого ли, что Бог не наказал его, когда он сделал золотого тельца.
       И отправил Бог народ свой завоевывать земли, и послал перед ним Ангела. Огнем и мечом брали они города, «долгое время вели войну со всеми царями, и не было города, который заключил бы мир с сынами Израилевыми, кроме Евеев – все взяли они войной. Ибо от Господа было то, что они ожесточили сердце свое и войною встречали Израиль – для того, чтобы преданы были заклятию и чтобы не было им помилования, но чтобы истреблены были так, как повелел Господь Моисею» (Навин 11:18-20).  Таким образом, по наставлению Господа разделили ее между коленами их. «И успокоилась земля от войны» (Навин 11:23) И сказал Иисус Навин от Имени Бога: «Дал я вам землю, над которой вы не трудились, и города, которых вы не строили, и вы живете в них; из виноградных и масличных садов, которых вы не насаждали, вы едите плоды» (Навин 24:13)
     Каждый, кто противился убивать по воле Бога – и погибал по воле Его. Бог негодует и повторяет одно в гневе своем: «Не оставляйте ничего живого, ни женщин, ни детей. Убивайте все дышащее на земле». И все это делается руками избранного Им народа. Но ведь все народы братья, они сотворены Богом Единым от одного корня, от Адама и Евы. 
      И молвил Господь: «Когда вывел я народ мой из рабства, я сказал ему: Слушай Израиль, ты теперь идешь за Иордан, чтобы пойти овладеть народами, которые больше и сильнее тебя, с укреплениями до небес, с народами многочисленными и высокорслыми…Когда будет изгонять их Господь, Бог твой, от лицо твоего, не говори в сердце твоем, что за праведность мою привел меня Господь овладеть сею (доброю) землею…Не за праведность твою и не за правоту сердца твоего идешь ты наследовать земли их, но за нечестие (и беззакония) народов сих Господь, Бог твой, изгоняет их от лицо твоего, и дабы исполнить слово, которым клялся Господь отцам твоим Аврааму, Исааку и Иакову. Помни и не забудь, сколько ты раздражал Господа». (Второзаконие 9:1-7) Так будет и с вами, если вы будете нарушать мои законы и наставления».
    И мучит меня боль неуёмная: после всех этих жестокостей – откуда быть Добру? Не потому ли, завоевав землю в смертельных сражениях и оставшись одни на земле обетованной, решают они все жизненные проблемы среди племен своих убийствами? Не так ли поступают все диктаторы в истории человеческой: пишут нравственные законы, а наказание одно – смерть?
9. Ответила Боль: Господь избрал этот народ, вывел его из рабства, дал свободу и землю, и законы на Скрижалях завета. И отделил от народов и отличил от всех племен, потому и взыскивается с вас за все беззакония ваши.
10. Сказал я: В мире много дорог. Лишь одна из них ведет к Истине. Сквозь все сомнения и страхи иду я по ней и рождаюся мысли во мне. И не властен я: через меня говорят души рода моего.
      Молчать, унести с собой  – грех перед Тобой, Господи.
11. И усилилась буря, и разорвались тучи в небесах, и испепеляющим огнем ударило солнце, и покрыл Голос все звуки земли: «Кто сей, омрачающий Провидения словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, а ты объясни мне: где ты был, когда я полагал основания земли? Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ея, или кто положил краеугольный камень ея, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божие восклицали от радости? Кто вложил мудрость в сердце, или кто дал смысл разуму? Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя?» (Иова 38:2-7,36. 40:3)
        И отвечал я Господу и сказал: «Вот я ничтожен, что буду я отвечать тебе? Руку мою полагаю на уста мои. Однажды я говорил – теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не буду. Я слышал о Тебе слухом уха, теперь же мои глаза видят Тебя. Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле».  (Иова 39:34-35. 42:5-6)
        
 2. Явление Авраама
 
1. Идут дни и собираются в годы, и перестал я вести счет им. Одна  мысль терзает: отчего Бог держит меня на земле? Уже нет сил в руках моих, чтобы обихаживать немощную плоть свою, которая покоится на ложе своем в казнях боли телесной. И скудной становится память. А душа витает в неведомых далях. 
      На исходе дней своих человек жаждет тишины и покоя. И ищет он Собеседника, Которого забывал в суете мирской, чтобы наедине с Ним осмыслить жизнь свою. Начинает монолог свой - и является вера, что  Бог услышал его исповедь. И человек торопится и говорит, говорит, говорит…Спешит оправдаться.
      А многие ли слышат Слово Его? Оно, единственное и неповторимое, и  человек сотворяет его жизнью своей, праведной и греховной.
      Ответ Бога тих и ясен: «Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его» (Пс. 10:5)
2.  Еще одна ночь. Тишина. Ход часов, звук собственного дыхания, запах печи натопленной, футляр от очков на столе, тень руки на листе бумаги, россыпь букв на ней и шорох пера моего. Далекий шум электрички, прохлада пола и стук о стол чашки  пустой.
3. И открылась дверь в ночь, и в проеме небо звездное. Но нет сил встать и закрыть ее. Застыл я на ложе своем один перед всем человечеством, ибо звезда – это мир человека, рожденного по воле твоей, Господи. И несть числа им.
4.  И скатилась звезда, упала на вершину дерева, и согнулись ветви ее до земли, росой умытые. И возросла звезда на глазах моих и оборотилась телом мужа. Отряс он с одежд своих влагу искристую, и вспыхнул лик его улыбкой приветственной - и неведомым светом озарилось жилье мое.
 5.   - Кто ты есть, человек? - вопросил я.
       - Кровь моя в тебе течет, - отозвался он.
       - Одна кровь в человеках от праотцев наших Адама и Евы.
       - Так было создано Богом нашим. Но забыли люди Бога Единого – и пошла вражда между народами.
      - Вся история человечества кровью омыта, - сказал я.
      - Создал Господь, Бог наш, человека из праха земного и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою. А когда человек вкусил запретный плод, стала душа его полем битвы между Добром и Злом. И противоборство это терзает плоть: живет она по законам естества всех тварей земных, и смертна она.
6. - Святы слова твои. Кто же ты?
    - Ты звал – и явился я.
    - Не узнаю.
    - Знать, не встречались мы с тобой в жизни земной. Но отыщет душа душу родную. Авраам я.
    - Авраам из Глуска?
    - Это место рождения и смерти моей.
    - Авраам – Файер?
    - Так прозвали меня люди, когда привез я в поселок первую керосиновую лампу.
    -  Израиль – младший сын твой?
    -  Ты откуда знаешь?
    -  Я - четвертое колено из рода твоего.
    -  Значит, не иссяк род наш.
    -  От меня уже третье колено пошло.
    -  Простил мне Господь  грехи мои.
    -  В чем грехи твои?
    - У каждого человека свой грех. А начало его у всех одно…
    - Извини, - сказал я и приподнял голову от подушки, - не могу принять тебя достойно, как гостя дорогого. Обессилила плоть моя.
    - Лежи, лежи, - сказал Авраам. – Сейчас поставлю тебя на ноги.
    Приблизился муж, склонился надо мной, и встретились глаза наши, словно я в зеркало смотрел. Протянул он на ладони зерна искристые и сказал:
    - Глотай.
    - Мне б запить.
    - Это зерна небесные.
      Открыл я рот – и сами зерна влетели в меня. Растеклось тепло по телу, и вернулись силы ко мне: сами руки в кулаки сжались, и согнулись ноги в коленях, и прохлада пола остудила пятки мои. Встал я и пошел, как в молодости. И сказал я гостю моему:
    - Прошу за стол. Тяжка и постна трапеза в одиночестве.
    - Где же потомки твои? – спросил Авраам.
    - Живы, слава Богу, и сыны и внуки. И счастливы они.
    - Слова твои тешат душу мою.
    - Но в чем грех твой?
    - Выслушай сначала рассказ отца моего, Менделя – Иосифа.
7. Жизнь наша в России стала особенно несносной, когда взошел на престол в 1825 году Николай Первый. Задумал он обратить евреев на «путь истины»: по его повелению решили нас отлучить от Бога нашего. В его «указании о наказаниях» было сказано: еврейское исповедование – наравне с исламом и язычеством – есть лжеучение. И надо срочно всех обратить в христианство. Так поступил фараон с евреями, когда начал разрастаться род их: приказал убивать младенцев мальчиков. Для вернейшего исполнения указа его учредили для евреев рекрутский набор…«ибо не имеют они другой убыли, кроме обыкновенной смерти».
      И начали призывать евреев на службу войсковую с двенадцати лет: направляли их в батальоны и школы кантонистов для приготовления к службе военной. Находились они там до восемнадцати лет, а потом служили еще двадцать пять. И многие родители, чтобы спасти своих сыновей от солдатчины, срочно женили их. И пели в народе песню: «Льются по улицам потоки слез, льются потоки детской крови. Младенцев отрывают от хедера и одевают в солдатские шинели». А если не поставляла община вовремя рекрутов своих – брали тогда сверху нормы трех: окружат поселок войском и устроят облаву. И многие родители, чтобы спасти детей своих от рекрутства, выкалывали им по одному глазу или отрубали пальцы на руке.
     В такую облаву попал и я в двенадцать лет. Забрали меня силком у родителей, позднего единственного ребенка их. И когда увезли меня, с горя побежали они в реку нашу Птичь и бросились в прорубь.
    Почти год гнали нас по этапу в губернию сибирскую, туда, где нет еврейских селений. Страдали мы от холода, вшей, лихорадки, и многие умирали в пути. Умирающему от голода ребенку, если украл он кусочек хлеба – давали двадцать пять розг. Даже в русском народе называли наши батальоны и школы «живодернями».

 «Пермь. На этапе. Привели малюток и построили в правильный фронт. Это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видел – бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще кое-как держались, но малютки восьми, десяти лет…Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях со стоячими воротниками, обращая какой-то беспомощный, жалостливый взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами – показывали лихорадку и озноб. И эти больные дети без ухода, без ласки, обдуваемые ветрами, которые беспрепятственно дуют с Ледовитого моря, шли в могилу…» Герцен «Былое и думы».

     Я шел и вспоминал последние слова матери, когда вырывали солдаты меня из рук ее: «Менделе, сыночек, не променяй родную рубашку – и тогда Бог спасет тебя!»
     С первого дня пути унтеры силой заставляли нас принять православие – за это получали они вознаграждение. Нам запрещали молиться по вере своей, срывали с нас тфилин и сжигали его. Отнимали молитвенники, не разрешали общаться на родном языке, заставляли нас ходить в церковь на службу. Многих отправляли в дальние деревни, где до восемнадцати лет были они бесплатными работниками, жили в сенях и ели из собачьих плошек объедки хозяйские.
     Однажды застал ефрейтор меня за молитвой, вырвал молитвенник, бросил в огонь, схватил за волосы, подтащил к бочке с водой, начал окунать лицом в нее и кричать: «Крестись – освобожу!» Били нас с самого утра по любому поводу – умирало от жизни такой до пятидесяти кантонистов в месяц. И многих закапывали в одной могиле. За то, что упорствовал я в вере своей, часто лишали меня еды, и тогда я ел червей и пек в казарменной печи лягушек. Раз среди дня знойного загнали нас в баню, жарко натопленную, ворвались с розгами и приказали креститься.
       Не выдержав испытания, многие кончали самоубийством, но не отказывались от веры своей.
       Я все упорствовал, и часто перед обедом меня клали на скамейку и секли розгами до крови. А командиры наши хохотали и сами себя называли «истребителями жидов». Удерживало меня в вере моей прощальные слова матери.
       Слышал я от людей. Приехал в Казань царь Николай 1 на крещение нескольких сотен еврейских кантонистов, и приказали им войти в Волгу. Прыгнули они с берега - и ни один из них не вынырнул на поверхность: все договорились покончить с жизнью, освящая имя Бога своего.
       Но не успокоился царь в прихоти своей, и ежемесячно ждал рапортов о количестве обращенных в православие. Хвалил и награждал орденами, но все чаще кричал: «Очень мало! Весьма неуспешно!»
       Прошел я все круги ада кантониста, и отправили меня на службу в действующую армию. Был это год 1830 - восстала Польша против угнетения России. И чуть унес ноги главнокомандующий русской армии великий князь Константин Павлович, брат Николая 1. И послали нас, стотысячную армию Ивана Дибича, на подавление восстания. Разбили мы под Гроховом их войско в тридцать тысяч человек. И, словно в наказание, началась холера, и умер Дибич. Но все равно погнали нас дальше к Варшаве. Была большая битва под Остроленкой, и убили в бою нашего командира батальона – и пошла паника средь солдат. Тогда я снял с командира мундир, облачился в него, бросился к траншеям вражеским и закричал: «Шма, Исраэль!» И все солдаты подхватили крик мой, бросились вслед за мной - и победили мы в том бою. И хотя не назначали еврея даже денщиками, особым указом произвели меня в унтер-офицеры «за отличие в сражении против неприятеля». Сказал тогда мне мой командир с укоризной: «Был бы ты крещеным – дали б тебе офицера».
       В 1832 году покорили мы Польшу, и начались репрессии и конфискация имущества, а самых строптивых людей отправляли в ссылку.
      Однажды шел я мимо дома с выбитыми окнами и слышу девичий крик на идиш. Вбежал я в дом, лежат в крови мужчина и женщина, а в другой комнате офицер нашего полка сорвал одежды с девушки и заваливает ее на кровать. Схватил я офицера сзади, вынес из дому и с крыльца бросил головой вниз. А девушка говорит мне: «Убьют тебя за это свои же!» Это я и без нее знал по уставу, который мне с детства в мозги вколачивали. Достала она из шкафа одежду отца убитого, как раз мне впору пришлась, взяла из тайника серебро и золото, мне протягивает и говорит: «Сиротой я теперь осталась».
      Дождались мы ночи. А куда идти? По всей Польше убийство и мародерство. И сказал я Мариам: «Пошли на родину мою…»
      Полгода мы добирались до Глуска. Вышли ранней весной – лишь зимой пришли. Весна была холодная и дождливая, а лето знойное и засушливое. Осенью рано наступила стужа, и пошел снег. И был год голодный. Брели по дорогам люди на заработки, и свирепствовали холера, цинга и «злая корча».
      Узнал я издали дом свой. Стоял он целехонький, словно все эти годы ждал меня. Пошел я к ребе нашему Израилю и исповедовался перед ним. И сказал мне ребе: «Договоримся так: ты - родственник твоих усопших родителей. Бежали вы из Гродненской губернии: был указ царский о выселении евреев из всех деревень западных в местечки – места оседлости. Фамилия твоя останется, ты будешь сыном брата отца твоего.  И имя будет тебе Иосиф. А Мариам - жена твоя». 
 8. И стали земледельцами мои родители, Иосиф и Мариам, на земле предков наших, и жили плодами рук своих. Вскоре родились у них дети – погодки: я – Авраам и брат мой Арон. И молились мы все вместе Богу своему за дни жизни, которые даровал он нам. Но недолгими были мирные дни наши …   
9. И смолк Авраам. Поредело небо звездами, и потускнела луна на западе. Потянуло прохладой утренней в жилище мое. Поднялся Авраам, сложил руки перед собой, и увидел я, как растворяется в воздухе влажный облик его. Вытянулся серебряный луч сквозь дверь отворившуюся и взметнулся ввысь к небесам, и застыла одинокая звезда среди неба беззвездного. И крикнул я: «Буду ждать тебя!» Но не было ответа мне.
10. И тянулся новый день, и ночь подступила. Стоял я один во тьме мира, смотрел в небеса, звездами усыпанные, и искал среди них звезду Авраама.
       Но внезапно затянулось небо тучами грозовыми – и грянул ливень, словно слезы небесные застили глаза мои. Ни зги не видно. И думал я: не только потом и кровью орошается земля наша, но и слезами человеческими. Сколько же горя знает человек за жизнь свою, что не может выплакаться и через века душа его истерзанная. Возникали передо мной лики тех, кто являлся мне в моем одиночестве, и не было сил выдержать эти видения и вместить в себя все боли их.
       Быть может, потому человек и жив в этом мире, что не оборачивается и не вникает в прошлое – ибо все оно кровь и смерть. А каждому поколению достается их с лихвой и в своем времени и веке.
       И рвалась душа моя кричать: «За что Господи?!» Но замкнул я уста свои. И раскатами грома отзывалось небо.
11. И лил дождь с неба сорок дней и сорок ночей, и умножалась вода, и поднялся мой дом над землей. И навел Бог ветер на землю, и вода остановилась. Закрылись источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба. Вода постепенно начала убывать, и установился мой дом на земле. И увидел я голубя, сухой лист подорожника нес он в клюве своем – ибо земля высохла. И полыхало  небо звездное.
      И узнал я звезду Авраама. Вытянулся луч от звезды, озарил комнату светом небесным, и услышал я, как задвигался стул у камина.
      И раздался голос знакомый: Извини, задержался. Ливень шел.
      Сказал я: Когда зовет душа душу  – явится званая.
      Сказал Авраам: Всю жизнь свою звал я отца своего Менделя – Иосифа, но не откликается он на зов души моей. Еще при жизни живой убили душу его…
      Сказал я: Судим каждый по делам своим.
      Сказал Авраам: Но в чем же грех отца моего? И в самые тяжкие дни жизни своей при рекрутчине, будучи малым ребенком - кантонистом, и под угрозой смерти верен он был первой заповеди: не отказался от Бога своего. Поклялся Господь после потопа, что не будет больше проклинать землю за человека, и не будет поражать всего живущего.
      Сказал я: Но глухи остались люди к завету Его: убивает человек человека, племя – племя, народ – народ. А первыми среди убийц – правители.
      Сказал Авраам: Истинный правитель над людьми не наследник по закону, а человек по вере – ибо не законом даровано обетование быть наследником мира, но праведностью веры его: закон производит гнев, вера – милость.
      Сказал я: Нет святости в той вере, которая не уважает веру другого.
12. Сказал Авраам: Таким был царь Николай 1. С маниакальной настойчивостью во все царствование лет своих занимался он «обезвреживанием» евреев: пытался силой обратить их в православие. Он один издал столько указов, сколько не было их издано за всю историю существования евреев в России. Евреев выселяли с насиженных мест, чтобы «преградить чрезмерное размножение этих людей, более вредных, чем полезных для государства». Запрещали одеваться в национальную одежду: только за ношение ермолки брали налог пять рублей серебром в год. Женщине – еврейке запрещали брить голову перед вступлением в брак. Даже раввину запрещено было появляться в ритуальной одежде на улице. Видел я, еще ребенком, как полицейский остановил старого еврея, схватил за шиворот и ножницами обрезал ему полы длинного кафтана, а потом под ржанье толпы остриг ему пейсы.
     Но оставались евреи верны своим обычаям, своему кагалу. И тогда царь уничтожил выборность кагалов и передал народ наш под власть полицейских учреждений.
     Неистов был царь в своем намерении извести наш народ. В 1851 году, было мне тогда пятнадцать лет, утвердил он «временные правила о разборе евреев» на «полезных и бесполезных». Всех разделили на пять разрядов: купцы, цеховые ремесленники, земледельцы, мещане оседлые и неоседлые. «Неоседлых» признали бесполезными – а таковых было большинство – и обязали в кратчайший срок заняться земледелием или ремесленничеством.
 
«Новороссийский генерал – губернатор назвал эту меру «кровавой операцией над целым народом», которые обречены на гибель без всякой пользы для страны, и написал в Петербург: «Само название «бесполезных» для несколько сотен тысяч людей, по воле Всевышнего издревле живущих в империи, и круто и несправедливо… Многочисленные торговцы считаются бесполезными и, следовательно, вредными, тогда как они мелкими, хотя и оклеветанными промыслами помогают с одной стороны промышленности сельской, а с другой – торговой». Ф. Кандель «Очерки времен и событий».
 
      И по всей стране, где жили евреи, разъехались проверяющие и составляли описи этих разрядов.
      Приехали и к нам, в Глуск. Начальником этой комиссии оказался тот офицер, от которого отец мой спас Мариам. Он узнал своего обидчика. Отца и мать арестовали, заковали в кандалы и угнали на каторгу. И больше не было от них вестей.
       Так мы с братом моим Ароном остались сиротами. Вряд ли бы мы выжили. Но в 1855 году помер император Николай – Палкин, вроде от насморка…настигла его Божья кара.

«Узнав о смерти Николая 1 - Россия вздохнула свободнее. Это была одна из тех смертей, которые расширяют простор жизни». В.Ключевский.

13. От нового императора Александра Второго началось в стране послабление: он отменил крепостное право – бич всего народа российского, учредил земское самоуправление и независимые суды с присяжными заседателями, запретил телесные наказания, установил всеобщую воинскую повинность взамен рекрутчины. Созданный «Комитет по устройству евреев» предложил дать российским евреям равные права со всеми народами России, позволить им жить по всей стране,  разрешить им учреждать торговые и банкирские дома. И когда один магнат в Западном крае повелел вымазать дегтем еврея и вывалять в перьях – он был наказан, наказали так же и богатых горожан, которые выгнали из театра нескольких евреев – зрителей. Об этом я сам читал в  газете «Рассвет», которую разрешили издавать нам, евреям. Александр приказал пересмотреть все «Постановления о евреях» для слияния их со всеми остальными коренными жителями, «поскольку нравственное состояние евреев может сие дозволить». Разрешили евреям не только поступать в учебные заведения, но ввели для них стипендии. А когда через несколько лет оказалось, что на многих факультетах, особенно на медицинском и юридическом, чуть ли не половину студентов составляют евреи – тут же ввели пятипроцентную норму. А черту оседлости для большинства бедных евреев так и не сняли, «доколе не совершится нравственное их преобразование».
14. И тогда мы с братом моим Ароном открыли у себя дома лавку по скупке у крестьян их продукции, а взамен они покупали у нас все товары, необходимые им в хозяйстве: топоры и лампы, замки и утюги, одежду и обувь – и вскоре со всей округи приходили и приезжали к нам сотни покупателей.
      Быстро мы стали на ноги. Теперь и еврею можно было разъезжать по большим городам и даже жить там некоторое время, конечно, предварительно отметившись в полицейском участке. Побывал я первым из моего местечка в Москве и Петербурге. Перестроили мы отцовский дом и рядом построили нашу лавку по продаже товаров. В это время вышло постановление правительства, что для привлечения еврейского капитала разрешается евреям – купцам первой гильдии переселяться в города. Потом  разрешали переселение евреям с высшим образованием, фармацевтам, фельдшерам и дантистам, ремесленникам и механикам, которые обязаны были представить свидетельства о знании ремесла и полицейский отзыв о своем благонамеренном поведении.
      Мечтали мы с братом переехать в Минск, жениться и жить в большом городе, чтобы  была возможность учить детей наших. И тут согрешил я…
15. - Нарушил день субботний, - сказал я.
      - Откуда ты знаешь?
      - До сих пор живет в Глуске этот миф.
      - Так устроена память людская: зло властвует в мифах. Ибо исходит зло от человека. Всю жизнь я замаливал грех свой…
      - Простил Он тебя?
      - То, что выжил род мой – и есть прощение.
      И наступило молчание.
  16. И виделось мне, сколько нагрешил я в жизни своей, потому что не мог отыскать пути праведного от нетерпения юности: шел напролом, вслушиваясь в удары сердца оскорбленного и не слыша укора совести своей. И каждый миг молчания безответного сжимал душу мою сомнениями – все сгущалось в ней и восставало против жизни прожитой. И чувствовал я обессиленным телом своим: и малый мой грех стал огромным. И осознавал я: коль вовремя не замолишь и малого греха – не покаешься – растворяется он по океану души твоей, и никогда уж ей не очистится. И пусть я не находил причины вины своей, но зловонием своим охватил грех всю память о делах моих.
17.  И произнес я голосом покаянным:
       - Грешен я…
       - Что в тебе сейчас говорит: страх или боль? - вопросил Авраам.
       - Боль.
       - Там где боль – там и истина. Дана боль человеку, чтобы шел он путем праведным. Боль – посох наш. Не боль плоти, а боль души мерило жизни праведной и спаситель наш.
       - Грешен, - повторил я.
       - В чем грех твой?
       - Грешил и не каялся, и молчал пред грехом жизни людской.
       - Покорно принимай наказание, как отец мой Мендель - Иосиф. Без покаяния не будешь записан в Книгу жизни.   
        - Нет больше сил моих…
        - Значит, не достоин будет род наш продолжения жизни на земле. Переходит грех от человека к роду его, от рода к племени, от племени к народу – и заполняет всю землю вокруг. И истребит этот потоп все живое, и будет безвидна и пуста земля и тьма над бездною, как в первый день творения.
18. И грянул гром средь звездного неба, и возникло облако, и явилось радуга в облаке. И раздался голос: «Я полагаю радугу мою в облаке, чтобы было оно знамением вечного завета между мною и между землею, и между всякою душою живою во всякой плоти, которая с вами, в роды навсегда».
19. И тьма окружила меня.
      - Авраам! - воззвал я.
       Но не было ответа.
20. А ночью Сон. Звучит орган. Вокруг музыка, и я свободно парю. Ни земли, ни неба – лишь голубое эфирное свечение. И вдруг музыка превращается в купол невидимый, но ощущаемый мной. Он полнится сиянием и уходит ввысь сужающейся бездонной голубизной. И над ним голубая точка, как продолжение глаз моих. Купол ширится, густеет – и каменеет тело мое, а душа превращается в звуки, и к голубой точке уходит сознание мое. И в одно мгновенье оставшимся разумом осознаю я: нельзя отдаваться этой музыке – душа покинет тело и улетит сквозь голубую точку в бесконечность. Я кричу, чтобы разбить музыку, за которой устремилась душа моя. Но слаб мой голос. От бессилья я прокусываю себе губу – ни боли, ни крови. А музыка раскалывается, как разбитое стекло, и рушится небосвод. И все возвращатся в меня, в тело мое – и я властен над ним. И легко открываются глаза.
      Ранний рассвет за окном. И какое счастья ощутить собственное тело…
 

       3. На круги своя

1. Какой сегодня день, год, век? Как же коротка история человечества, если она умещается во мне одном. Или так велика душа человека, что, и измученная, она открыто вбирает в себя боль других душ, откликнувшихся на зов ее, и бьется, как в клетке, в одряхлевшей плоти своей, покоящейся на ложе?
     Так что же такое душа, если способна она выдержать и не разорваться от всемирной боли, которую приняла в себя при жизни земной? И где будет витать она после смерти плоти своей? И чем больше вобрала она в себя чужой боли, тем мучительней будет судьба ее?
     Не оттого ли при жизни земной человек отворачивается от беды ближнего своего?
2. Солнце… Почему ночью солнце? Быть может, душа моя уже покинула плоть мою, и подвластно ей видеть единовременно день и ночь? Растворилась она в пространстве и опоясала шар земной. Так! Так оно!  Оттого вижу ясно и шумящие под луной деревья сада моего и детей и внуков своих в свете дня на той стороне планеты нашей. Идут они, освещенные солнцем, по поляне возле дома своего. И счастливые улыбки на лицах их тешат душу мою.
      И разносится на всю округу голос младшей внучки Ханочки: «Деда? Почему тебя так долго нет?! Я хочу поскорее вырасти, чтобы приехать и увести тебя к нам. И мы будем все вместе!»
      И пелена облачная скрывает от меня это видение, тьма застилает глаза, и жгучие слезы стекают по лицу моему, заполняя все морщины на нем, и соленый вкус на губах моих. Но звенит и звенит голос в пространстве: «Деда!» И откликается счастьем в душе моей… 
3.   - Иду, иду, внучек!» - вдруг отзывается голос рядом.
      И, озаренное улыбкой, склоняется надо мной лицо с седой бородой, и радостью светятся голубые глаза, а большие темные руки устремляются ко мне.
      Но доносится окрик укоризненный:
      - Израиль, помой грязные руки после работы!
      - Моя дорогая Рахиль! От работы руки не бывают грязными, - весело откликается Израиль и, озорно подмигнув мне, говорит: - Внучек, будем слушаться бабушку.
      - Позови детей. Мойте руки – и к столу! - командует Рахиль и убирает со лба ладонью свои черные кудри, усыпанные серебром.
      Я хватаюсь за перегородку моей колыбели и зову:
      - Ба-ба! Ба!
      И с доброй улыбкой отзывается бабушка Рахиль:
      - Будь умницей, внучек, мне надо накормить семью, - подбегает она и, склонившись, целует меня - и успокаивающее тепло разливается по телу моему. - Вот и хорошо! Солнышко мое!
4. Я молча лежу и смотрю, как Рахиль берет из буфета тарелки, расставляет их по всему столу и кладет возле каждой ложку и вилку. Большим сверкающим ножом режет черный хлеб на доске, подхватывает отслаивающиеся куски его и кладет в широкую миску. Открывает заслонку в печи и ухватом достает большой чугун прокопченный. Как быстро и ловко мелькают ее руки под закатанными рукавами розовой кофточки.
     Большая комната залита солнцем, и свет его играет на ложках и тарелках, на помидорах и огурцах, на солонке и перечнице, искрится в стеклянном графине с квасом, высвечивает темные пятна на длинных скамейках с растопыренными ножками, и четкой линией разделяет деревянный некрашеный пол на тень и свет. На стене между окнами мирно тикают часы, почему-то без стрелок, и под ними в большой деревянной рамке за стеклом фотографии, и с каждой смотрят на меня родные глаза, веселые и грустные. Швейная машинка накрыта холстом, и на нем несколько наволочек с протертыми дырками. Справа от двери вешалка с металлическими крючками и обвисшими куртками и плащами, под ней полка в три ряда, вся заставленная обувью, и толстый самотканый половик, с задранным у порога углом.   
 5. Все ближе веселые голоса со двора. Открывается дверь, входит Израиль, и за ним все его сыновья. Рослые, сильные, красивые.
     - Ой, совсем забыла! – восклицает Рахиль, прижимая к груди искрящийся на солнце половник. - Ильюшка и Барух, быстренько за луком. Да помыть не забудьте.
     Две кучерявые головы мгновенно скрываются за дверью.
     - Мамочка, чем помочь? – спрашивает Давид и протягивает к ней широкие ладони.
     - Давид, ты опять мыл руки без мыла, - отвечает она.
     - Это он сегодня горн чистил, - вступается за него Израиль.
     - Я сама разберусь, - бросает она.
     - Мама, - глухим смущенным басом говорит Давид, - я давно уже не ребенок.
     - Для меня ты всегда будешь ребенком, - с добродушным ворчанием отвечает Рахиль. - Соломон, убери книгу со стола.
     Но даже тень от склоненной головы Соломона не шевельнулась на странице книги. 
     - Соломон, мать кому сказала! – строгим голосом вставил Израиль.
     - А? Что? – отозвался Соломон, и солнечный свет озарил вспыхнувший румянец на щеке.
     - Сол, - сказал Моисей, садясь с ним рядом, – не надо волновать маму.
     - Да, да, извини, мамочка, - смущенно бормочет Соломон, закладывая обрывком газеты страницу. 
     Моисей берет книгу, кладет ее на подоконник и весело отвечает на  обиженный взгляд брата:
     - Опять супом зальешь.
     - Моисей, напомни Илье, что надо починить наволочки, - говорит Рахиль. -  Я там, на машинку положила.
     - Чьи? – лукаво спрашивает Моисей.
     - А тебе не все равно?
     - Знаю, знаю… Это Соломона.
     - Ты откуда знаешь?
     - Отец говорит, что у него от ночного чтения мысли колючие.
     - Брат, ну зачем ты так? – укоризненно смотрит на него Давид, ставя на стол большой противень с дранниками.
     - Папа прав, - говорит Соломон. - Порой чувствую, словно мою голову колючей проволокой обмотали.
     - Зунуле, - звучит трепетный голос Рахиль, - зачем ты своими книжками на себя беду накликаешь?  Мало нам в жизни ее?
     - Не хлебом единым сыт человек, - говорит Израиль.
     - А ты сам…
     - В его возрасте у меня одна забота была – выжить.
     - Прости, Израиль…
     - Ты меня прости, Рахиль… Ладно, дорогие мои, словами сыт не будешь. Мать, ты сегодня нас кормить собираешься? – улыбнулся Израиль.
     - Ой, и правда! Чего ж это я? – засуетилась Рахиль и, подхватив тарелку Израиля, наливает половником борщ в нее.
     И открывается дверь, и вбегают Барух и Илья, и в руках у них  длинные перья зеленого лука.
     - Помыли? – спрашивает Рахиль.
     - Облизали! – весело отзываются оба в один голос.
     И ставит Рахиль на стол тарелки с красным борщом, и запах его заполняет комнату. И в наступившей тишине доносятся с улицы шаги человека, мяуканье кошки, вздох коровы и гогот гусей на лужайке у пруда.
6. И вглядываюсь я в лица, которые видел живыми в год рождения своего. И, словно не было века нашей разлуки, узнаю и наполненные любовью карие глаза Рахиль, и шрам от раскаленного металла на мудром лице Израиля, и мужественный профиль под белокурыми волосами Давида, и ясное лицо Моисея с голубыми раскосыми глазами, и задумчивый взгляд Соломона под огромным лбом, и гордую посадку головы на крепкой шее Баруха, и нежное обличье с застенчивым румянцем Ильи.
     Строги и торжественны лики их.
 7. И слышится голос Израиля: «О Боже, который готовит пропитание всякому существу и доставляет одежду всему сотворенному, и посылает им средства к жизни! Дай и мне средства к жизни, прокорми меня и обеспечь меня – меня и всех моих домашних, и всех сынов Израиля – заработком хорошим, в довольстве, а не в печали, с дозволения, а не нарушая запрет, таким заработком, в котором нет ни стыда, ни позора; таким заработком, чтобы мне не зависеть от подарков человеческих, а только от Твоей полной и щедрой руки; таким заработком, чтобы я мог заниматься святой и чистой и всецелостной Торой Твоей и исполнять заповеди ее без помехи. И сидеть мне за столом моим в мире и почете со всеми домашними моими, и да не будет надо мною никакого ига человеческого, а только бремя царства Твоего, чтобы служить Тебе всем сердцем. И удостоюсь я принимать гостей, творить милость всем людям и благотворить тем, кто заслуживает этого, и не буду введен в заблуждение людьми недостойными. Амен». (Молитва о ежедневном пропитании. с.73.)
     И все повторяют за ним:
     - Аминь.
     Я тянусь к ним детскими руками, зову и силюсь выкричать им привет от их любимой Ханочки, и от потомков их, последних двух веточек рода нашего. Всех тех, кого дано было мне счастливой судьбой знать в жизни земной.
     И возвратил Господь потерю мою…
                1996 -  2006 г.

    PS.  Ты, прочитавший книгу мою, услышал меня – и мы не сироты в этом мире. Слившись, души придут к потомкам нашим – и никто не будет одиноким.   
     «Твоя душа, моя душа – одна душа», - говорил отец Моисей.
     Сегодня за ним говорю я:  «В единении душ – бессмертие  человека».             
     И спокойно уступаю место тебе на земле, потомок мой.
     «День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, нет и наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов Вселенной слова их...       Да будут слова уст моих и помышления сердца моего благоугодно перед Тобою, Господи, твердыня моя и избавитель мой». (Псалтырь 18:3-5, 15)




  ОГЛАВЛЕНИЕ:

Призвание …………………………………………  1
Книга рода моего …………………………………  4
Книга  Израиля  …………………………………    17
Книга  Давида  ……………………………………  31
Пятикнижие Моисея  ……………………………   41
Книга  Соломона  ………………………………… 84
Книга  Баруха  …………………………………….  93
Книга  Ильи  ……………………………………… 100
Книга  Ханы ………………………………………  110
Книга  Завета ……………………………………..   146