Яко печать.. Град и Крест-10

                ГЛАВА  53.  СИМФОНИЯ  КАСПИЙСКИХ  БЕРЕГОВ

«2. Членом клуба может быть любой морально здоровый человек,
       а/ самозабвенно влюбленный в землю, воздух и воду;
       б/ бережно относящийся к фауне и флоре, населяющей планету, и способствующий разумному ее регулированию;
       в/ снедаемый благородной страстью к путешествиям и познанию природы во всех ее проявлениях;
       г/ свято исповедующий законы товарищества;
       д/ оказывающий материальное содействие клубу;
       е/ признающий цели клуба и выполняющий его устав.
Трусости, малодушию и пассивности нет места в клубе.

3.Вновь вступающий в члены клуба в течение года проходит испытательный кандидатский срок, имея при этом право только совещательного голоса. Право решающего голоса с переводом в действительные члены клуба присуждается общим собранием членов клуба по истечении года тем кандидатам, которые своей активной деятельностью и материальной поддержкой клуба сравняются с действительными членами клуба.
4. Кандидат в действительные члены клуба несет материальную нагрузку наравне со всеми членами клуба и в течение испытательного срока выплачивает свою долю в уже приобретенных клубом материальных ценностях.

5. Каждый член клуба должен уметь:
      а/ отлично плавать,
      б/ ходить на лыжах,
      в/ ездить верхом на лошади,
      г/ управлять автомобилем, мотоциклом, парусом, моторной лодкой,
      д/ хорошо стрелять из ружья, винтовки, пистолета,
      е/ свободно ориентироваться на местности,
      ж/ уметь развести костер и обеспечить нормальную  ночевку и жизнеобеспечение в
      любых природных условиях.

6. Деятельность клуба основывается на принципах полного демократизма. Все члены и кандидаты клуба, независимо от их общественного и должностного положения имеют одинаковые права и обязанности.
7. Для организации и проведения всех клубных мероприятий создается коллегия клуба в составе президента клуба, его заместителя и секретаря-казначея.
8. Состав коллегии избирается сроком на один год общим собранием членов клуба.
10. Каждый член клуба имеет один решающий голос, ветеран – два, член коллегии – три, президент – четыре.

13. Денежный фонд клуба создается путем взимания членских взносов в размере 5 рублей в месяц. Вступительный взнос составляет 1% от оклада члена клуба.
14, Для приобретения инвентаря и укрепления материальной базы клуба по решению общего собрания членов клуба могут взиматься дополнительные суммы, одинаковые для всех членов и кандидатов клуба.
16, За нарушение дисциплины и неподчинение уставу клуба предусматриваются следующие меры наказания: предупреждение, выговор, перевод в кандидаты, увеличение кандидатского срока, исключение из клуба; меры поощрения: благодарность, внеочередная экспедиция, перевод в ветераны.

17, Ветеранами клуба являются:
               Будзинский Ю.А.
               Гончаров А.С.
               Казинцев Е.А.
               Клименко А.И.
               Масуренков Ю.П.
               Солопов Г.С.
               Стрепетов В.П.
               Цвиркун И.С.
Усилиями и энтузиазмом ветеранов создан и успешно действует наш клуб. Их имена навсегда внесены в устав клуба, и в течение первых пяти лет (начиная с 1960 года) коллегия клуба избирается только из их числа.
18. Днем создания клуба считать 30 декабря 1959 года. Перевыборные собрания назначаются на 30 декабря каждого следующего года. Юбилейные торжества символически сливаются с праздником встречи Нового Года».

Этот забавный текст  представляет собой выдержки из устава клуба любителей «костра и солнца», возникшего и некоторое время действовавшего в Ставрополе при описываемом Отделении Лаборатории гидрогеологических проблем Академии наук СССР.
Я уже имел возможность описать выше некоторые моменты внерабочей жизни некоторых сотрудников Отделения, моменты, связанные с их приверженностью костру, солнцу и охоте. Для удовлетворения этой своей потребности они довольно быстро нашли друг друга, и, предаваясь своим первобытным страстям, часто странствовали по степным просторам  и горам Предкавказья и Кавказа. Вот что писал, например, Юрий своим родителям в конце 59 года.

«Дважды совершали охотничьи поездки. Были на Каспийском море и на Черных землях. Охотились на сайгаков, зайцев и даже лебедей. Сейчас добыча в доме не переводится (то сайгаки, то зайцы), собираю сайгачьи шкуры на пальто. В суровой простоте охотничьей жизни нахожу непочатый разлив радостей и утех. Для людей, утомленных сложностью современных человеческих отношений, ничего не может быть лучше, как вернуться на время в мир праотцев, где все ясно и определенно. Окружение еще не тронутой людьми природы, пробуждение инстинктов добытчика буквально обновляют душу и мысли. Ночевка под звездами, костер, усталость выслеживания добычи, удачный выстрел и, наконец, веселое пиршество – все это великолепно.

 Может быть, я опоздал родиться? Но нет, ведь мне не чужды и наши нынешние дела. Я люблю свою работу, люблю весь этот большой и несуразный, но все-таки прекрасный мир, где мучений совсем не больше, чем радостей. Только надо уметь ощущать их. И только потому, что иногда нам не хватает этого умения, только тогда, когда мы даем обстоятельствам возможность захлестнуть нас потоком мелких дрязг, погружаешься в мрачность. За это время мне очень часто приходилось испытывать на себе это состояние».

Из этого послания следует, что вела Юрия « в пампасы» не только охотничья страсть, но и неурядицы в его обыденной ежедневной жизни. Чем горше были погружения в ее душевный неуют, тем сладостнее было бегство в первозданный бесхитростный мир. Главным и узаконенным прибежищем была работа, особенно во время полевого  сезона. Дополнительным средством, раскрепощающим от конфликтов не только домашних, но и служебных (война с начальством)  стали выезды с приятелями на охоту. Эти выезды осуществлялись от случая к случаю, непредсказуемо и из-за своей непредвиденной внезапности не всегда хорошо организованно. В воздухе витала потребность придать этому системный характер. И началось это так.

Собрав однажды энтузиастов костра и солнца и разложив перед ними истрепанный листок тетрадной бумаги с каким-то чертежом, Иван Степанович Цвиркун, их новый замдиректора, безапелляционно заявил:
- Начинаем строить лодку!

И, как это ни странно, - начали. Только сначала долго разбирали бесконечно запутанный клубок проблем: средства, материалы, водоемы, транспорт, цели, конструкция, время, верфь, люди и т.д. и т.п. Долго витавшие среди них идеи, волновавшие кажущейся невыполнимостью, все-таки были извлечены из фантастических сфер и закоулков скептицизма и оформлены в некую вполне реальную определенность с конкретными контурами. Стало понятно, что все не только возможно, но и выполнимо. Даже сомнительного чертежа, разложенного перед ними, оказалось достаточно, чтобы внести в их мятущиеся и неоформленные желания конструкторски четкую ясность. Безграничная убежденность Ивана Степановича и такая очень вещественно конкретная деталь как чертежик на листке школьной тетрадки (мечта уже полуосуществленная в материи!) сыграли роль пресловутой искры. От которой возгорелось пламя. Слава Богу – не пожар, не революция, не еще что-нибудь бедственное, пламя созидания – не Бог весть чего – лодки.

Действия развивались со скоростью кадров, стремительно прокручиваемой пленки. Здесь же на первом собрании были собраны первые 80 рублей на пиломатериалы. На следующий день был совершен выход на городской пруд с целью ознакомления с конструкциями зимующих там лодок. Через неделю обозначились контуры клуба, разработан устав и избраны президент (Юрий Масуренков), заместитель (Иван Цвиркун) и казначей (Толя Гончаров). К тому же времени были готовы рабочие чертежи лодки. Еще через три дня был приобретен в рассрочку подвесной мотор «Москва», для чего пришлось занять (у президента) требуемую сумму денег. На девятый день после первого заседания с первой доски была снята первая золотистая стружка, пахнущая смолой, солнцем и неведомыми просторами. Верфью стал огромный ангар – помещение для производственного обучения соседней школы. Иван Степанович договорился с директором школы о длительной и бесплатной аренде.

 Почти каждый вечер после работы члены клуба либо все вместе, либо поочередно собирались здесь и вдохновенно трудились над своим вожделенным детищем, осваивая незнакомые им профессии столяров, плотников, кораблестроителей. Очень замечательное и радостное было это время в их жизни.

Когда строительство лодки завершилось (это случилось по ранней весне), оттранспортировали ее на Сенгилеевское озеро – гигантское водохранилище в десяти километрах от города, и торжественно спустили ее на воду, подвесили мотор, завели и отправились в первое плавание. Оно было полно суеты, хлопот, страха от своей неловкости и малости построенной ими посудины, но  прежде всего восторга и наслаждения – теперь им доступны водные просторы, теперь их странствия обретают масштабы и разнообразие на  все прихоти и вкусы. Ура!

Но тут же возникла новая проблема: а как, на чем они будут доставлять свое детище к ожидающим их озерам и водохранилищам Ставрополья! Ведь использовать производственную государственную машину для этого не удобно, да и не всегда возможно.
Через несколько дней Иван Степанович, собрав энтузиастов, возгласил:
- Машина есть, но требует серьезного ремонта.
- Как так, откуда, что за машина? – посыпалось отовсюду.
- Купил по дешевке, Газ-47, наш «Виллис». Правда, не на ходу, потому и продали. По дешевке. Ремонт предстоит большой. Но место для работы удобное – в соседнем автохозяйстве. Разрешают каждый день после работы. Есть желающие?

Желающие, конечно, нашлись. И работа снова закипела. И снова овладение новыми специальностями, и снова вдали от рабочих и домашних забот, от жен и обязанностей. Но в блаженном предвкушении странствий.Ах, эти странствия, странствия!

Еще до обретения своей лодки и Цвиркунова Газика они в разном составе, но при неизменном участии Ивана и Юрия исколесили на отделенческой машине немало охотничьих угодий Предкавказья, а уж при обладании собственным транспортом и лодкой почти все Ставрополье. Разумеется, главные их устремления были направлены на восток, через степи к Каспийскому морю. Чего стоили одни названия на этом пути:  Летняя Ставка, Зимняя Ставка, Арзгир, Турксад, Ачикулак, Прасковея, Дивное, Элиста. Яшкуль, Кугульта, Артезиан. Боже, какой букет географии, истории, фонетики, топонимики! Россыпь загадок, эхо времен, следы поколений. И за бесстрастным ликом первобытных степей скрывается таинственная жизнь ее современных насельников, на которую молча взирает со сфинксовым бесстрастием вечное небо.
Как-то группа в составе И.Цвиркуна, А.Гончарова, Е.Казинцева и Ю.Масуренкова выехала на охоту из Ставрополя, и добрались до Каспийского моря. Места восхитительные. Степь беспредельна и разнообразна, как сама жизнь. А море здесь совсем пресное. Пили прямо из него. Берега отлоги до крайности. Безбрежные разливы камышей и чакана.
 
Ночью на засидке на кабана слушали симфонию каспийских берегов. Главная тема – море. Оно несло на безмолвие степей рокочущую песнь о себе. Ей вторили разноголосые звуки камышовых джунглей. Камыш пел чище, виртуознее, но зато не так величаво, как море. Но громче и дружнее всего пели комары. Их было так много, а песня их была так назойлива и сопровождалась таким истязанием кровососов, что охота не состоялась: охотники непрерывно поливали себя демитилфтолатом или еще каким-то снадобьем, чесались, ерзали, словом, вели себя крайне неосторожно. Кабаны на выстрел не явились.

Зато утром любовались восходом солнца из моря и самой прекрасной птицей здесь – лебедем. Они покрыли все морское пространство, розово трепетали в лучах восходящего светила и оглашали окрестности лебединой песней. Это было незабываемо. Конечно, охотиться на них рука не поднималась. Впрочем, даже в мыслях такого не могло быть. Но кто-то другой со стороны пальнул в пролетающую стаю, и одна из птиц упала в камыши. Днем они случайно набрели на поверженную царственную птицу и с сожалением рассматривали то, что было так прекрасно в полете и колыхании на мягкой морской волне. А упоминание в письме родителям охоты на лебедей это просто пустое бахвальство, основанное на том обстоятельстве, что охотники подобрали убитого браконьерами лебедя и, налюбовавшись им, решили все же отведать некогда царское блюдо. Впечатления на них оно никакого не произвело – очень жесткое. В общем, охота не состоялась, но от этой неудачи родились строки:

На рассвете здесь не увидишь людей -
Только розовых лебедей
В перламутровом море.
И увидишь, как снег, лебединый полёт,
И как медленно алое солнце встает
В синюю-синюю волю.
Камыши по воде в этот мир забрели
И блаженство навек обрели,
Как мы не могли бы.
Их колышет, ласкает нагая волна,
Что свободна, упруга, длинна и томна,
А внутри её - рыбы.
В золотисто-прозрачной и лёгкой тиши
(Даже смолкли вдруг камыши) -
Лебединые клики.
Это быль небывалых дремучих годов
У каспийских песчано-пустых берегов,
Первобытных и диких.

Первая поездка на охоту и рыбалку в собственной машине и при собственной  лодке состоялась в сентябре 60 года. Выехали в 19 часов. Весь город смотрел на них миллионами любопытных, завистливых и презрительных глаз. Насмешка и презрение тонули в разливах зависти. Пузатые, заплывшие жиром и самодовольством обладатели презрительных взглядов, медленно и величаво проплывали по улицам города. Они полагали, что мир принадлежит им, а эти в дремучей машине и с лодкой на прицепе, скорее всего, напоминали им слова из классики: «Зеленый ящик с четырьмя жуликами скачками несся по дороге». Наверное, это действительно было похоже на героев бессмертного «Золотого теленка».

Из старенького кузовка Газ-47 с откинутым тентом торчали четыре тыквы-головы с подозрительными физиономиями, обросшими неопрятной щетиной и перепачканными автомобильной смазкой – не успели в суете предвыездного ремонта привести себя в порядок, пренебрегли этим ради сбережения времени для столь вожделенной и так нетерпеливо ожидаемой поездки! Машина лязгала старыми, невесть откуда собранными взамен своих износившихся, деталями. Тыквы-головки дружно раскачивались из стороны в сторону, словно колыхаемые ветром сорняки. Но  в четырех парах голубых, серых, карих и черных глаз светился восторг, светился подкупающе и кристально чисто. Светился так ярко, что им можно было освещать ночную дорогу и слепить встречных автомобилистов. Этот восторг не оставлял никаких сомнений, видя его, порядочные люди немедленно понимали свою ошибку и сознавали, что перед ними не жулики, а энтузиасты чистой воды. Таким можно только завидовать, потому что именно им принадлежал мир. И расстилался только перед ними.

Огни города потонули на западе в отблесках зари. Впереди висела мгла. Где-то далеко за нею начнется завтрашний день, начнутся многие другие дни их путешествия. Что эти дни принесут им?
Древнее небо Скифии расстилалось над ними…Перед его равнодушным оком прошли поколения, народы, цивилизации, монархии, республики, бесконечные вереницы чудовищных разрушительных войн и короткие мгновения непрочного человеческого благоденствия. Под этим небом человек совершал все, что он способен совершить. Под ним он родился, любил, мечтал, ненавидел, тянулся к бессмертию и все-таки неуклонно умирал. Под ним он принимал от матерей и отцов наследие знаний, опыта, сомнений,  суеверий и веры, чтобы передать эту эстафету сыновьям. Под ним расцветала и крепла банальность бытия и человеческих коловращений.

Это небо знает все: тайну возникновения человека, оно видело, как начиналась жизнь на Земле, как из хаоса  мироздания возникала сама планета. Оно знает все, что было, что есть и что будет! Но знает ли оно смысл человеческих поступков и побуждений?
Древнее небо Земли безмолвно распростерлось над ними. Звездная россыпь блистала ярко и четко. Ветер гудел в ушах и нес им навстречу запахи удивительных стран, таинственных приключений и счастья бесконечных дорог в будущее.

И через пару часов езда принесла первое приключение. Впереди в свете фар и все еще не угасшего сияния их глаз, обгоняя машину, по дороге пронеслось что-то круглое и темное. При этом они резко ощутили рывок и торможение, дружно качнувшее их к лобовому стеклу. Что это еще такое, - дружно пронеслось в их коллективном сознании. Это оказалось колесо. Колесо от их прицепа, на котором возлежала лодка. Двухколесный прицеп, раздобытый в каком-то хозяйстве Иваном Степановичем, был очень стар и непригоден для использования. Они этому не поверили, потому что другого прицепа не было, а ехать на рыбалку-охоту без новенькой и в деле еще не использованной лодки было невозможно. Ремонту этого прицепа и были посвящены последние перед отъездом часы, из-за чего они и остались неумытыми. Но, как показал этот прискорбный случай, такой жертвы оказалось недостаточно – ремонт получился недоброкачественным. Пришлось снова потратить несколько теперь уже ночных часов для того, чтобы продолжить так досадно прерванную поездку. Досадно, но не так уж и трагически. Со смехом и неиссякаемым энтузиазмом  проделали это и на рассвете продолжили путь в блаженное царство отпуска.

Для этого выбрали Состинские озера. До чего же хорошо им там было! На берегу самого большого водоема поставили палатки, оборудовали кострище, поставили над ним  таган, подвесили посуду для непременного чая и. какого-нибудь варева. А главное, - растянули в озере сети, и уже через три-четыре часа извлекли из них первую рыбу. Потом – безмятежные дни неспешной рыбалки, стрельбы по суетящимся уткам, приготовление ухи, утиных супов и снова рыбалка, охота, профилактический ремонт транспорта, костровые посиделки и коллективные беседы о волнующем – охоте, рыбалке,  дальнейшем пути.

Где-то в верховьях Кумы в одну из следующих поездок испытали радость другой охоты: стрельбы по лесным голубям-витютням из глубины и темноты леса. Голуби носились над густыми кронами высоких деревьев (забылось – то ли гигантских ив, то ли еще более могучих тополей) и мгновенно мелькали в просветах между ними. Надо было поймать момент появления птицы в голубом пятнышке высоко над головой и успеть прицельно выстрелить. Охота очень азартная из-за множества стремительно мелькающих птиц, частой возбуждающей стрельбы, постоянных промахов и неослабевающей надежды попасть в голубя. И это все-таки удавалось. Потому и азарт почти не иссякал. А какой божественный суп получался из добытых голубей. Ум отъешь, как говорил впоследствии в подобных случаях Юрин камчатский друг Володя Космачевский, актер, драматург,  рыбак и охотник, личность колоритнейшая и почти историческая.

Но действительно «отъедали ум» при пиршествах над супами из чибисов, черно-белых куличков, в изобилии встречавшихся при перелетах у степных болотен и дорожных лужиц после дождей. Они были сравнительно легкой добычей, и по созвучию со священными египетскими птицами ибисами и по необыкновенным вкусовым качествам получили от наших охотников прозвище фараонских птиц. 
В этих же местах случалась и охота на фазана. Не в пример голубиной она была высоко продуктивной – почти каждый выстрел приносил успех. Только вот количество выстрелов было сравнительно ничтожным – выгнать осторожную птицу из кустов и поднять ее на крыло без собак было очень редким случаем.

Однажды здесь же на Куме возле впоследствии печально знаменитого Буденновска  Иван Степанович завез свою команду к своим приятелям на винный завод, прекрасно знаменитый своими Прасковейскими винами. Друзья-виноделы  не отпустили своего друга и его соратников без того, чтобы не угостить ритуалом дегустации. Ни до, ни после Юрию не приходилось испытать ничего подобного как эта  «дегустация». Беру слово в кавычки, потому что  только по разнообразию и высочайшему качеству диагностируемых напитков, а также по торжественности и священнодействию сие мероприятие напоминало, да и то только внешне, эту процедуру. Все дегустируемое отправлялось внутрь неофитов, они не были в состоянии расстаться с нектаром, попадающим им в рот, и блаженно заглатывали все,  что должны были только оценить по вкусу и запаху. Они оценили это и по крепости и последствиям. Оценка была очень высокой.

Посещали они и другие места щедрого природными дарами Ставрополья, в частности, заехали как-то в городок Каспийский, промышляющий икрой и рыбой отнюдь не только в интересах государства, и опять же благодаря знакомствам Ивана Степановича им удалось отовариться черной икрой, разумеется, из-под полы. Тогда это, как, наверное, и всегда, тоже «имело место быть», как говаривал впоследствии все тот же незабвенный Володя Космачевский.

В порядке вещей, но в весьма скромных масштабах и по вполне доступной простым гражданам цене. Тогда на этом деле миллиардные состояния не создавали и не убивали друг друга.
Именно тогда происходили и описанные выше сайгачьи забавы. И опять же при неисчислимых массах этих животных число браконьеров было ничтожно мало. Даже при мало-мальски незначительных затратах на охрану поголовья можно было легко сохранить этот вид прекрасных животных в прежнем или близком количестве. И только вмешательство самого государства в массовое истребление их или полное отключение государственных механизмов их сбережения может привести и приводит к печальному концу. Как это случилось с уникальным богатством Каспийского моря, с осетровыми.

Самым глубоким впечатлением от этих поездок стало Каспийское море и его удивительные поэтические берега. Юрий забредил повестью о нем. Стал собирать материалы о пульсирующем его поведении и о пагубной деятельности людей, об их бездумной хищности и жадности. Вот запись из его дневника тех времен: «Симфония Каспийских берегов…Фауна человеческая, попав на очень выигрышный путь эволюции, бурно размножается, пожирая весь мир и самое себя… Умирание мира и путь его  спасения».

И созрела еще одна идея духовного и физического погружения в  мир Природы. Стал обдумывать план путешествия по Каспийскому морю на плоту с обследованием его берегов. Этот план все более и более захватывал его воображение. В нем уже ощутимо и властно звучала действительная симфония Каспийских берегов.
               
                FLORA SAPIENS

Мир здесь во всем подобен привычному, только мы, люди, здесь не животные, а растения. И это даже лучше, чем  то, к чему мы привыкли. Вернее, не привыкли, в чем мы обречены существовать. В нашем обычном мире нам дана возможность свободно передвигаться в пространстве, свободно образовывать разнообразные сообщества, легко изменять им, переходя в другие, распространяться в виде великих и малых переселений народов, в виде военных агрессий и незаконных миграций и т.д. Эта способность к движению привела к тому, что люди стали основной разрушающей фауной на Земле, уничтожающей флору, другую фауну и даже угрожающей существованию самой Земле.

Ну, кому это может понравиться? Думаю, что это не нравится не только планете, другой фауне и флоре, но самому Господу Богу. Не напрасно же Он замыслил Апокалипсис, изначально зная о такой неизбывной способности своего детища.

Так вот, здесь я увидел мир в совершенно другом обличии. Мне кажется, что в нем не полностью, конечно, а в основном, решена проблема, о которой сказано:
                Самая извечная загадка:
                Почему мы поступаем гадко?!
                Фауне, наверно, только флора
                Может дать по нравственности фору.
Флора, конечно, тоже распространяется, но, заметьте, не сама, а с помощью  представителей фауны,  ветра и воды. И распространение это скорее благодатно, чем вредоносно. Даже распространение сорняков среди человеческих насаждений не является однозначно вредным для всего сообщества живых и планеты. Вредя человеку, оно лишь способствует укрощению его агрессивности по отношению к другим проявлениям жизни, чем только приносит интегральную пользу жизни.

 Но самым главным достоинством флоры является  четкая однозначная специализация ее видов, занимающих свободные ниши в пространственно-временном континууме и в сообществе других разновидностей флоры. И это создает всеобщую гармонию. Вспомните, как прекрасна была  зеленая цветущая Земля до нашего ее безумного преобразования, обернувшегося искоренением и загрязнением. Где цветущие бескрайние степи с их неисчислимыми стадами бизонов, туров, сайгаков, джейранов, куланов и прочей живности? Где безграничные леса земных равнин от севера до тропиков, наполняющие атмосферу живительным кислородом? Увы, почти ничего этого уже нет, и скоро совсем не будет.

 А здесь в блаженном мире Flora sapiens все по-прежнему гармонично. Народы-деревья образуют прекрасные леса-государства, специализированные по виду деревьев не вследствие агрессии, а по природному географическому признаку – какому дереву, в каком климате, и на какой почве, лучше всего живется. Как и в том реальном мире людей: Сибирская сосна – в Сибири, ливанский кедр – в Ливане, береза – в России, клен – в Канаде, баобаб – в Африке и т.д. Конечно, возможны и взаимные перемещения при сходстве условий существования, но они не разрушают принципа: «каждому – свое». Народы-кустарники гармонично вписываются в них или образуют свои сообщества. Скажем, как кедровые и ольховые стланики, к примеру, на Камчатке с большим удовольствием выходят из-под опеки лесов и образуют свои непроходимые сообщества на склонах сопок, то есть там, где лесам не больно-то и хотелось быть. Народы-травы столь разнообразны и так не воинственны, что вполне мирно уживаются и друг с другом, и с другими представителями флоры, образуя чудесные луговые и альпийские разнотравья.

 Среди них и те, которых в нашем человеческом мире презрительно называют сорняками или бурьяном, и те, кого с любовью и трепетом величают полевыми или обожаемыми садовыми цветами. Здесь все они равны, и не знают несправедливого к себе отношения. Народы-мхи и народы-лишайники тоже знают свое место, и не полезут устраивать свою жизнь там, где прекрасно устроены другие. Они отлично обустроились там, где других нет, где другим – не комфорт.  Правда, здесь есть и народы-лианы, и живоедящие народы-цветы, подобные таковым в нашем человеческом обществе, но, что поделаешь – в семье не без урода! И среди этого всего растительного мира людей-растений я человек-былинка чувствую себя так хорошо, как почти никогда не чувствовал в зверином мире людей-животных. Как бы мне хотелось остаться здесь навсегда!