Привет, Свет 5

                9
         Дома меня ждала картина Репина «Приплыли». Все мои домочадцы, включая шестилетнюю сестрёнку, с изумлением уставились на мою разбитую физиономию и испачканную одежду.
         -   Надо же! – только и сказала мать, всплеснув руками.
         -   Ты чего, жиган, - открыл за ней рот отец, - подрался?
         -   Пришлось, - ответил я, разуваясь.
         -   Сашка, а чего у тебя глаз такой чёрный? - подбежала ко мне Танюха, указывая пальцем на синяк.
         -   Он его покрасил, - ответил за меня Серёга.
         Он был уже одет и собрался идти на тренировку.
         -    Зачем? – не поняла она.
         -   В клоунов играл.
         -   В клоунов? – удивилась Танюха и обратилась ко мне за подтверждением. – Правда, Сашка?  Ты в клоунов играл, да?
         -    Ага, - соврал я  и осторожно, не делая резких движений, снял с себя курточку.
         Мать забрала её и понесла на кухню отмывать. А я прошёл в детскую. Танюха увязалась за мной следом:
         -   Сашка, а что это за игра такая?
         Братела же, ни слова не говоря, обулся, взял сумку с формой и банными принадлежностями и вышел.
         -    Сашка, ну, расскажи что эта за игра в клоунов? – продолжала приставать ко мне сестрёнка.
         -    Отвали, - грубо отмахнулся я от неё.
         -   Пап, а Сашка не хочет мне про игру рассказать, - сразу побежала она ябедничать отцу.
         -   Не мешай ему, пусть отдохнёт, - сказал он ей на это, - иди лучше поиграй с Мишкой.
         Мишка или Михал Потапыч, как в основном все его у нас называли, был большим плюшевым медведем. Ей его подарили на второй день Рождения, и с тех пор это была её любимая игрушка.
         -   Пап, ну, скажи ему, - стала канючить Танюха.
         -   Когда-нибудь он сам тебе расскажет, - пообещал он ей, - а сейчас не мешай. Дай ему отдохнуть, хорошо? - затем повернулся ко мне. – Есть-то будешь, жиган?
         -   Нет, - буркнул я.
         Какая тут еда, когда зубы шатаются. Как ими жевать-то? Ещё вывалятся, не дай бог. Что тогда делать?
         Когда Танюха убежала в зал играть со своим Михал Потапычем, отец подошёл ко мне и осторожно разлепил веки распухшего глаза.
         -   Вроде, целый, - констатировал он, осмотрев глаз, и облегчённо вздохнул.
         Тут в комнату вошла мать и, причитая, стала крутиться вокруг   меня.
         -   Да не переживай ты так, жен, - успокоил её отец. – Подумаешь, синяк. Заживёт. Лучше приготовь холодную воду и тряпки - компрессы делать.
         Часа три спустя, когда я сидел за столом в детской комнате и, приложив к глазу холодную тряпку, читал книгу, в окно тихо постучали. Отодвинув штору и тюль, я разглядел в темноте брателу.
         -   Выйди, - сказал он.
         Я кивнул, дав понять, что услышал его, и пошёл в коридор одеваться.
         -   Ты это куда? – с тревогой спросила меня мать, корпевшая в зале над своими поурочными планами.
         -   В туалет, - ответил я и, обувшись, выскочил в подъезд.
         На крыльце меня ждали Серёга с Сенькой.
         -   Ну, рассказывай - кто, - без всяких предисловий приказал мне брат.
         И я рассказал, как побил Локтю, заступившись за девчонок, и как тот со своими дружками расправился со мной.
         -   Ничего, Санёк, завтра мы с ними разберёмся, - заверил меня Сенька.
         -   Завтра я не смогу, - сказал ему Серёга. – Много дел накопилось, придётся в общаге ночевать. Давай послезавтра.
         -   Да мы и без тебя справимся, не волнуйся, - успокоил его Сенька. – Такие вещи нельзя затягивать. Это надо делать сразу, чтобы они не успели возомнить себе, что им всё позволено. Так что завтра я с ребятами загляну в школу.
         Он мог позволить себе «заглянуть» безбоязненно в школу, хотя и жил на Карла Маркса. Его брат Вовка был намного его старше и давно уже пришёл с армии. Невысокого, как их мать, роста, широкоплечий и довольно здоровый парень. В своё время он немало покуролесил и на Дальних Горах, и на Северном посёлке, и у школы, поэтому в этих районах  его до сих пор помнили, уважали и боялись. Так что, что было проблематично для простого смертного «карламарксовца», для Сеньки не составляло труда.
         -   Только Локтю не трогай, - попросил я его. – Я с ним сам разберусь.
         -   Ух, ты! – удивился он и, хлопнув меня по плечу, отчего я присел от пронзившей меня под лопаткой боли, добавил. – Молодец, Санёк! Это по-пацански. Одобряю!
         На этом мы и разошлись.
         Когда пришла пора укладываться спать, братела, чтобы не мешать мне, ушёл спать в зал, к Танюхе на диван. Поначалу, когда я лёг в кровать, было ничего, терпимо. Прохладное одеяло и простынь остудили разгорячённое тело и притупили боль. Но позже, когда я расслабился,  побои дали о себе знать бесконечно ноющей болью. Вряд ли я бы уснул этой ночью, если бы отец не вспомнил о таблетках. Он сунул мне две таблетки анальгина и одну аспирина и дал запить тёплой водой. Это, конечно, не снотворное, но,  когда боль утихла, я уснул моментально.
        А утром к нам примчалась Люся. Каким-то образом она уже узнала о моём мордобитии. Пришла не одна, с подругой-терапевтом, чтобы та меня обследовала. Благодаря холодным компрессам, опухоль на глазу немного спала, и я даже смог чуть-чуть приоткрыть веки. Губы тоже уже не пугали своими размерами. Но врачиха всё равно цокнула от удивления, когда меня увидела.
        -   Н-да, - резюмировала она, обеими руками раскрыв веки, - не повезло глазу.
        Она была права, этому глазу почему-то постоянно не везло. Первый раз ему досталось, когда я был ещё дошкольником.
        Однажды меня попросту забыли забрать из детсада. Вернее, родитель-то помнили, но они уехали на день рождения к дяде Васе, двоюродному брату отца, и наказали сделать это Серёге. Ну, а тот заигрался и забыл.
        На улице было тепло – то ли начало сентября, то ли конец весны, - и воспитательница выпустила нашу группу погулять. И вот всех разобрали, я один остался. Бегаю по двору, сам с собой играю. А во дворе этом между берёз были посажены яблоньки, и росли на них ранетки. Мелкие, мелкие, с горошину величиной. Даже когда они были красными и, казалось бы, спелыми, на вкус они были такими кислыми, что от этой кислятины само по себе перекашивалось не только лицо, но и всё тело.
        Шло время. Воспитательница моя уже начала проявлять беспокойство. Ей же тоже хотелось домой. А вдруг за мной вообще никто не придёт? Что тогда делать-то? Не ночевать же здесь? Она уже начала помаленьку на меня ворчать недовольно, будто я виноват в этом, когда перед нами предстал запыхавшийся Серёга. Вспомнил всё-таки, злодей!
         Я, разумеется, обрадовался и счастливый побежал к нему навстречу. И с разбегу ткнулся правым глазом в ветку склонившейся яблоньки. Боль была сильная. Конечно, были и рёв, и слёзы и сопли, и охи с ахами. Хорошо, братела не растерялся и сразу утащил меня в шахтовый здравпункт, где работала наша тётка Люся и где нас все знали как облупленных. Люсина подружка, спец по глазам, осмотрела мой пострадавший глаз, почистила его, затем закапала, а после наложила мазь, сверху тампон и перебинтовала. С лёгкой руки Серёги ко мне тут же приклеилось прозвище Одноглазый Джо. И хотя повязку мне сняли уже на следующий день, это прозвище преследовало меня ещё недели две.
         Второй раз ему не повезло в классе третьем. Не помню с чего это мы вдруг решили камнями в друг друга кидаться. Никогда раньше этим не увлекались. А тут что нашло? Затеяли перестрелку. Кинут в тебя камень, ну, а ты стараешься от него  увернуться. Не смог – сам виноват. Потом берёшь камень и кидаешь в противника. Попал – молодец, промазал – значит, мазила. Ну, и в таком духе. И тут Витька Боин, самый старший тогда из нас, как запульнёт в меня камнем. Я даже среагировать не успел, как этот камень угодил мне в глаз.
         Опять слёзы, сопли. Прибежали мои родители, так как дело происходило около нашего барака. Снова охи, ахи, ругань. Снова Люськин здравпункт. Слава богу, оказалось, ничего страшного. Камень попал куда-то в верхнее веко. В общем, я отделался синяком.
         И вот теперь я получил по глазу в третий раз…
         -   Думаю, ничего серьёзного, - сделала из увиденного вывод доктор и посмотрела на отца. – Но когда заживёт, всё же лучше показать его окулисту.
         -   Хорошо, - сказал отец.
         -   На всякий случай, - пояснила она.
         -   Я понял.
         Потом она внимательно осмотрела моё лицо, покрытое синяками тело, ощупала рёбра и после заставила покрутить руками и сделать приседание. Последнее я исполнил с трудом, так как ноги не желали гнуться.
         -   Ну, что ж, - констатировала она, снова обращаясь к отцу, - множество ушибов мягких тканей, но не смертельных. Заживут за неделю. Рёбра не сломаны, руки и ноги – тоже.
         Затем она взяла в руки мою голову и потрясла  её, прямо как я свою копилку, чтобы услышать звон монет.
         -   Ну, в глазах двоится? – поинтересовалась она у меня, прекратив трясти.
         -   Да, - признался я, но о том, что в голове шумит, говорить не стал. Не знаю почему.
         -   Так, Николай, - объявила она отцу, - жить он будет. Но у него лёгкое сотрясение. Надо будет  полежать ему пару деньков.  Я дам таблетки, пусть попьёт. Люся, - обратилась она к моей тётке, - ты взяла бодягу?
         -   Конечно,  - ответила та.
         -   А капли в глаз?
         -  Даже пипетку, - засмеялась та. – А то у Чебышевых сроду ничего нет.
         -   Так уж и ничего? – улыбаясь, возразил отец.
         -   В прошлый раз у меня голова разболелась, так я у них даже цитрамона не нашла, представляешь? - пожаловалась Люся подруге, вытаскивая из сумки медикаменты.
         -   Не там искала, - парировал отец.
         -   Сама виновата, - заявила ей тётка. – Ты же медик, могла бы и принести родственникам чего-нибудь.
         -   Точно, - согласилась с ней Люся, - надо принести.
         -   В общем, так, Николай, - доктор поднялась со стула, забрала у Люси лекарства и протянула их отцу, - вот это капать в глаз три раза в день, а бодягу на синяк.
         Прежде чем уйти, она показала ему, как надо закапывать в глаз и что делать с бодягой. Для губ она дала мне другую мазь.
         -   Мажь каждый час, - сказала она мне, – быстрее заживут.
         Вечером после школы меня навестила Светка. В дом она войти не решилась, а постучала в окно. Увидев её, я и удивился и обрадовался одновременно. Ответив на извечный вопрос матери: «Ты куда?» «Сейчас приду», я выскочил на улицу.
         -   Привет, Свет! – поздоровался я, подходя к ней.
         -  Привет, пострадавший, - ответила она, внимательно всматриваясь в моё лицо. – Как твоё драгоценное?
         -   Твоими молитвами. А ты как?
         -   Нормально, - Светка пожала плечами. – Со мной-то чего будет? Били-то тебя… Ой, Сашка! - спохватилась вдруг она. – Что я сейчас тебе расскажу! Сегодня в школу приходили какие-то парни. С ними был тот, что вчера нас у колонки встретил…
         -   Это - Сенька, друг моего брата, - пояснил я ей.
         -   Так вот, этот Сенька и ещё двое на перемене зашли прямо к нам в класс и забрали с собой Гафоню. Представляешь?
         -   Ну? – буркнул я неопределённо, стремясь тем самым подтолкнуть её, к дальнейшему рассказу.
         -   Мальчишки потом сказали, что его утащили за школу и там жутко избили. И тех двоих из параллельного класса – тоже.
         -   А Локтю?
         -   Его они почему-то не тронули. Сенька только один раз ему по морде съездил и всё.
         -    Это хорошо, - удовлетворённо заметил я, а про себя подумал: «С этим ушлёпком я сам разберусь».
         -   Чего хорошего-то? – не поняла Светка. – Он всё это затеял и вышел сухим из воды.
         -    Не переживай, он своё ещё получит, - пообещал я.
         -   Ты так думаешь?
         -    Не сомневайся.
         -   Ах, да, чуть не забыла! - спохватилась она и вытащила из кармана пальто большое зелёное яблоко. – Я же тебе гостинец принесла. Витамины, чтобы ты быстрей поправился.
         -   Тоже мне, - фыркнул я, - догадалась, что принести. Что забыла? Мне же вчера по зубам настучали. И сейчас они у меня шатаются и болят. Я теперь кроме бульона и манной каши больше ничего не ем. Так что ешь свой гостинец сама.
         -   Ой! А я и не подумала об этом. Правда, - она подошла ко мне, взяла за руку и, заглянув в глаза, спросила. – Ты не обиделся?
         -   Нет, конечно, - ответил я. – Так что ешь на здоровье. Витамины и тебе не помешают.
         -   Может, прогуляемся? - предложила вдруг она, пряча яблоко назад в карман. - Или твои родители ругаться будут?
         -    А мы не долго, - сказал я, не желая с ней расставаться. – Я тебя до дома провожу и назад.
         -   Не надо меня провожать, - сразу запротестовала Светка.
         -   А кого ты испугалась? -  завёлся я. Иногда Светкино упрямство меня просто бесило. - Меня, что ли? Я понимаю, что  сейчас плохо выгляжу, но не до такой же степени, чтобы меня бояться.
         -   Да ну тебя, дурачок! – отмахнулась она. – Я просто хочу с тобой прогуляться. А до дома я и одна дойду.
         -   А мы с тобой и прогуляемся, только до твоего дома, - заметив, что она собралась возразить, я торопливо добавил. – Так сказать, совместим приятное с полезным.
         Светка искоса посмотрела на меня.
         -   И не забывай, - добивал я её, - я же вышел к тебе всего на одну минуту.
         -   Ну, хорошо, пошли,  - сдалась она. – А то, действительно, твои родители хватятся, у нас тогда и это не получится.
         Мы взялись за руки и направились к лазейке в заборе гаража.
         Когда мы остановились у калитки её дома, я набрался решительности и сказал ей:
         -   Свет, ты больше ко мне не приходи.
         -   Это почему? – сразу набычилась она.
         -   Ну, потому что я не хочу, чтобы ты видела меня таким красивым…
         -   Стесняешься, что ли? – усмехнулась Светка.
         -   Это, во-первых, - строго сказал я, - а во-вторых, после этой моей выходки, родители могут не выпустить меня на улицу. И ты будешь стоять под моим окном, мёрзнуть и дуться на меня за то, что я к тебе не вышел. В-третьих, как видишь, сейчас довольно-таки поздно и темно. И я не хочу, чтобы в это время ты ходила одна. Понимаешь, я буду переживать, совесть меня будет мучить за то, что я отпустил тебя одну в такую темень…
         Светка хотела что-то сказать на это, но я и рта не дал ей открыть.
         -   А ты знаешь, - продолжал я в том же духе, - что переживания не способствуют скорейшему выздоровлению и восстановлению организма?
         -    Ты смотри, какой умный, а! – вместо ответа съёрничала Светка.
         -   А ты думала! – с гордостью ответил я, а затем взял её руки в свои и умоляюще попросил. – Свет, ну, дай ты мне, пострадавшему, возможность выздороветь. Потерпи маленько. Это займёт дня два-три, не больше. Мы потом с тобой это наверстаем. А?
         -   Ладно, уж, потерплю, - согласилась она, немного подумав, но по голосу я понял, что она расстроена.
         -   Не переживай, Свет, вот увидишь, я мигом поправлюсь, - заверил я её. – На мне как на собаке заживает.
         -   Выздоравливай, давай, пострадавший, я буду ждать, - сказала она и улыбнулась. Затем вошла во двор и, закрыв за собой калитку, попрощалась:
         -   Пока!
         -   Пока! – ответил я ей и поспешил домой, в надежде, что родители меня ещё не хватились.
         Но родители хватились. Не успел я закрыть за собой дверь и накинуть крючок, как мать накинулась на меня.
         -   Ты куда пропал?
         -   С Костей Беловым был, - соврал я.
         -   Не ври, - не поверила мать. – Отец выходил и никого не видел.
         -   А мы у него были. Он похвастался, что новую марку достал, вот я и сходил к нему посмотреть.
         Родители знали, что я коллекционировал спичечные этикетки. Сначала этим занимался братела, но потом он «повзрослел» и забросил «детские увлечения». Тогда я продолжил его дело и увлёк этим своих друзей Костю и Васька. Даже Кеша и то одно время сподобился. Но, чтобы найти  и насобирать побольше марок, надо было лазить по мусорным свалкам и курилкам, где в основном находились пустые спичечные коробки. А затем замачивать, чтобы этикетка отклеилась, высушить её, уж потом наклеить себе в альбом и после похвастаться перед ребятами какую интересную марку ты нашёл. Кеша полазил немного и бросил, не понравилось ему ковыряться в мусоре. Но если что попадалось по дороге, обязательно поднимал и отдавал мне. А так как Костя жил в соседнем бараке, выше по улице, то получалось,  что я не так уж и далеко отошёл от дома. Мать поверила и успокоилась.
         Я пролечился четыре дня, выходя из дома только в туалет. Благодаря лекарствам Люсиной подружки, я быстро восстановился. Губы зажили, дёсна – тоже. Зубы перестали  шататься, и теперь я снова мог жевать любимые хлебные корочки. Опухоль и синяк прошли полностью. Только яркое кроваво красное пятно в уголке глаза напоминало о недавнем избиении. Но это была уже мелочь, хотя и сразу бросавшаяся  всем в глаза.
         В воскресение мне разрешили поиграть на улице, а в понедельник я пошёл в школу.
         Светка, по обыкновению зашедшая в класс самой последней, увидев меня, так обрадовалась, что забыла произнести своё извечное: «Здрасьте!» и поспешила к парте.
         -   Сашка, привет! – бросила она, усаживаясь рядом.
         -   Привет, Свет! – как эхо отозвался я.
         -    Как дела? – она внимательно осмотрела моё лицо и с удовольствием констатировала. – А ведь и впрямь всё зажило!
         -   А я что говорил?
         Тут в класс вошла учительница, а за нею следом в открытую дверь ворвался звонок, и наш разговор прервался. Начался урок.
         Во время урока я заметил, что Гафоня отсутствовал, а Локтя сидел притихший, как примерный ученик. Елена Григорьевна даже ни разу не сделала ему замечания, чего на уроке географии сроду не бывало.
         На большой перемене, когда мы перебрались на третий этаж в кабинет химии, я подошёл к Локте. Тот сразу напрягся и с опаской посмотрел на меня.
         -   Не дрейфь, - сказал я ему, -  сейчас я тебя трогать не буду. Но после уроков  жду тебя за школой у кочегарки.
         -   Ага, - ощерился тот, - со своим братом, да?
         -   Если бы я этого захотел, ты, подонок, давно бы уже схлопотал своё, как твои дружки. Понял? Будем драться по-честному: только ты и я. И Костя Белов за этим проследит. А если ты не придёшь, то тогда уже мой брат тобой займётся.
         И, не дожидаясь ответа, я ушёл на свою парту. Всё, вызов брошен. Осталось только победить в этом поединке и доказать, что я сильнее. Что, если разобраться, было не так-то легко. Локтя был крупнее меня, выше, а, значит, и тяжелее, что для него являлось большим преимуществом. И фактор неожиданности здесь уже не применишь, потому что он будет готов к драке. Зато я был шустрым и занимался боксом, а это было уже очко в мою пользу. И вот, что из этого кого перевесит, мы и выясним после уроков.
        На последней перемене я сказал Светке, чтобы она меня не ждала и шла домой одна.
        -   Ты чего, Сашка? – сразу вскинулась она. – Я так долго ждала этого дня, когда ты, наконец, появишься, и вот – на тебе! Ты хочешь меня обидеть, да?
        У Светки на глазах заблестели слёзы. От жалости к ней у меня ёкнуло сердце. Но сейчас я должен был быть твёрдым и решительным. Не отменять же из-за неё драку! И чтобы она присутствовала, я тоже не мог допустить. Мало ли чего там со мной может случиться. Поэтому я собрался духом и стал её убеждать.
        -   Я обещал тебя не обижать, и этого никогда не будет, - заверил я её. – Но понимаешь, чтобы этого не повторилось, - при этом я указал на пострадавший глаз, - я должен до конца разобраться с Локтей. Сегодня после уроков мы с ним встречаемся.
        Светка внимательно посмотрела на меня: вру я или нет?
        -  У тебя же только всё зажило, - печально сказала она.
        -   Ерунда! – заявил я. – Заживёт ещё! Главное, чтобы Локтя понял, что связываться с нами – с тобой и со мной, - ему дороже. И это я должен сделать именно сегодня, а не завтра или через неделю, а то он ещё, чего доброго, возомнит, что я его испуга…
        Звонок на урок не дал мне договорить, а Светке - возможность высказать своё мнение по этому поводу. Надо отдать Светке должное, до конца урока она просидела спокойно, не то, что я, весь взбудораженный предстоящей махаловкой. Но только после урока я сорвался с места, как она, молча, увязалась за мной. Но этот шаг я предвидел, и попросил Кешу с Санькой Маликовым отвлечь её, чтобы дать мне возможность улизнуть. Я специально подождал, чтобы они вышли из класса, так как в коридоре, где вечная толчея, Светку было проще задержать, а мне легче затеряться в толпе, а уж потом только поспешил сам.
         Был конец марта. В воздухе уже вовсю пахло весной. Кто-то уже сказал, что видел скворцов. Значит, весна будет тёплой, раз они так рано прилетели. Ярким солнечным днём снег таял буквально на глазах, превращаясь во множество бесконечных ручейков. Местами и земля оттаяла, став грязью, из-за чего нас заставили носить в школу сменную обувь. Но были ещё и такие места, куда солнце не могло проникнуть, а если и проникало, то не надолго, и там до сих пор ещё лежал снег. И таких мест было не мало, особенно, на обвалах. Словно зима говорила нам, что ещё не всё потеряно, и она может вернуться.
         Котельная размещалась в правом крыле с торца школы. Я специально выбрал это место, потому что оно всегда было укрыто от палящих лучей набиравшего силу весеннего солнца. Сначала на него отбрасывал тень частный дом, построенный рядом со школой, а потом, когда солнце поднималось в зенит, сама школа накрывала это место плотной тенью. А потому снег там даже не начинал ещё таять, и, следовательно, замараться, если придётся бороться, было просто не возможно. Был и ещё один плюс у этого места. Там редко кто ходил. Истопники ругались, когда кто-то вторгался в их владения, и их старались не тревожить и обходили школу через левое крыло. Так что это было уединённое и чистое место, самое подходящее для разборки.
         Когда мы с Костей подошли к кочегарке, Локтя был уже там. Не теряя времени, я отложил портфель в сторону, и после бросил на него курточку.
         -   Ну, что, ушлёпок, начали? – решил я поторопить события, чувствуя, как меня всё сильнее охватывает мандраж.
         -   Начинайте! – скомандовал Костя и отошёл в сторону.
         Локтя тут же сорвался с места и, сходу налетев на меня, сбил с ног. Правильно всё рассчитал, сволочь. Ведь он был тяжелее. Уложив меня на лопатки, он мог просто придавить меня своим весом, и я оказался бы беспомощным, как младенец. Но он не учёл одну вещь, о которой, собственно, и не знал. Я любил спорт. С самого детства я любил играть в футбол, хоккей, волейбол и баскетбол. Причём, не плохо и пацаны постарше всегда старались заполучить меня в свою команду. Я подтягивался на перекладине больше всех своих сверстников, легко крутил «солнышко» на турнике, занимался с гантелями и охотно служил манекеном для Витьки Берникова и Лёвки Зуина, когда они хотели отработать приёмы борьбы. Я запоминал эти приёмы, а потом отрабатывал их на шпане и друзьях.
         Был даже такой случай. Иногда, чтобы воспрепятствовать хождению местных жителей по территории гаража и, следовательно, попаданию их под колёса самосвалов, лазейки в заборах забивали. Правда, дня через два-три кто-то эти доски срывал, и хождения возобновлялись.  Вот и в тот день, проводив Светку, я отправился домой и упёрся в заколоченный забор.  Вдобавок, его измазали солидолом, чтобы отбить охотку через него перелезть. Пришлось обходить автобазу через проулок. Вот в этом-то проулке меня и встретили двое: Генка Бобчин и Серёга Поповичев. Это были наши ребята, мои одногодки. Они жили на верхней улице нашего посёлка и почему-то ходили учиться на Северный посёлок. До сих пор не пойму, кому взбрело в голову с одного посёлка отправить детей учиться в разные школы? Возможно, поэтому мы были не так с ними дружны, хотя, конечно, неплохо друг друга знали. Всегда здоровались, когда встречались, иногда даже играли вместе, но очень редко. А тут что-то им взбрендилось, и они решили показать мне, какие они ушлые ребята. На их удивление я завалил их сразу обоих.
         -   Ни фига себе! – обалдел Серёга, поднимаясь. – Ну, ты даёшь, Санёк! Не ожидал.
         -   А ты оказывается жилистый, - не скрывая досады, резюмировал Генка. – Спортом, поди, занимаешься, да?
         -   Стараюсь, - улыбнулся  я им в ответ. – Ладно, ребята, пока. Вы же видите, я из школы. Жрать хочу – умираю.
         Конечно, хорошо, когда у тебя есть старший брат, который всегда заступится, если кто-то надумает тебя обидеть. Но собственный авторитет, я считаю, штука тоже немаловажная. А он у меня был. И среди сверстников, и среди шпаны, и среди пацанов постарше. Уверен, что только благодаря этому та встреча  закончилась благополучно.
         Так что Локтя зря надеялся, что сбив меня с ног, он достигнет лёгкой победы: я, ещё не коснувшись земли, уже вывернулся из-под него. А когда мы упали, заскочил ему на живот и успел несколько  раз ударить его по морде, прежде чем он, благодаря своей силе,  скинул меня с себя.
         Мы вскочили на ноги, и теперь уже я ринулся в атаку, не давая возможности опомниться своему противнику. Я махал кулаками без передыха, вкладывая в удары всю свою злость, и мне было без разницы, куда они попадают. Локтя отбивался от них, отступая, и время от времени отвечал ударом на удар.  Один раз он так врезал мне по уху, что у меня в голове зазвенело. Но мне было уже до фонаря. Понимая, что если прекращу атаку, то мне придёт конец, я бил, бил и бил, не останавливаясь. И наступал. Наступал и бил. А тот, стараясь увернуться от моих ударов, отступал. И тут совпали две случайности: Локтя оступился, и один из моих ударов достал его челюсть.
          Он упал на спину. Я тут же снова уселся на него верхом и с яростью стал лупить по ненавистной харе. И так вошёл в раж, что даже не заметил, что мой противник не сопротивляется, а просто лежит, раскинув конечности. Зато это увидел Костя. Он понял, что я его вырубил и теперь луплю по невменяемому телу. Подбежав сзади, он схватил меня под мышки.
          -   Всё, Санёк, ты победил, - сказал он, стаскивая меня с него. – Всё, успокойся.
          Я перестал размахивать руками и, ещё не придя в себя, посмотрел на друга.
          -   Ты победил, - повторил тот. – Всё, бой закончен.
          Я обернулся и посмотрел на распростёртого Локтю с окровавленной мордой. Здорово же я отдубасил этого козла! Я выпустил из себя воздух, вместе с ним освобождая себя от злости.
          -   Всё, отпусти, - сказал я Косте, - я спокоен…
          Он отпустил меня, и пока я отряхивал себя от налипшего снега и надевал курточку, он привёл в чувство моего соперника. Сначала протёр снегом его лицо и пошлёпал по щекам, но тот не шелохнулся. Тогда Костя запихал снег ему за пазуху. Это сразу помогло. Локтя очнулся и зашевелился. Костя помог ему встать и одеть куртку. Сунув ему в руки сумку, он развернул Локтю в ту сторону, куда тот должен был идти, и, толкнув ногой в зад, напутствовал на дорожку.
          -   Шагай, недоносок. Да не заблудись, смотри.
          -   Как себя чувствуешь, ушлёпок? – с сарказмом спросил я его. – Это тебе, падла, не сзади из-под тишка бить!
          Локтя не ответил и, шатаясь, побрёл прочь.
          Когда мы вышли из-за школы, я увидел одинокую фигуру, стоявшую на нашем заветном месте, и сразу понял, кто это. Костя тоже.
          -   Надо же, - сказал он изумлённо, - ну и настырная же девчонка.
          -   Ты даже не знаешь – на сколько, - не стал я возражать и тут же предложил ему. – Может, ты проследишь, чтобы Локтя пошёл в нужную сторону?
          -   Я могу просто пройти мимо и сделать вид, что не заметил её, - предложил тот свой вариант.
          -   Зато она тебя заметит и подумает, что мы с тобой вдвоём с ним расправились.
          -   Тебе это так важно?
          -   Разумеется! Ты что не понял, что ли, до сих пор?
          -   Вообще-то, я Андрюху Иванкова попросил, чтобы тот проводил Локтю до дома. Они же рядом там живут. Он должен был ждать его за линией.
          -   Ты бы проверил, а? – попросил я. – А то вдруг Андрюха не дождался и ушёл. А этот ушлёпок чего-нибудь вытворит, потом не отбрехаешься.
          -    А если бы её не было? – хитро улыбаясь, Костя кивнул в сторону Светки.
          -   Тогда бы ничего и не было.
          -   Хорошо, - сдался он, - ради тебя я сделаю крюк, но в последний раз.
          -   Ты так сказал, как будто делаешь это каждый день, - сказал я ему с укоризной.
          -   А что, нет, что ли?
          -   Да брось ты, - отмахнулся я и побежал к маячившей одинокой фигуре.
          Костя вздохнул. Ему, конечно, не хотелось делать крюк, чтобы попасть домой, но он был настоящим другом, а потому развернулся и пошёл назад к котельной.
          Было морозно. Лужицы, образовавшиеся за день, даже затянуло тонким льдом. Светка озябла и стояла, пританцовывая, глядя куда-то вверх.
          -   Ты чего? – спросил я её, подходя к ней. – Я же сказал тебе, меня не ждать.
          -   Чтобы я бросила тебя? – возмутилась она. – Да лучше расстреляй!
          За такие слова я готов был зацеловать её до смерти. Господи, да когда же, наконец, мне будет позволено это?
          -   Ты, наверное, уже замерзла? – участливо поинтересовался я, беря её за руку и увлекая за собой. – Пойдём.
          Но она не сдвинулась  с места, а стала с интересом осматривать меня.
          -   Не поняла,  ты Локтю победил или нет?  - спросила она, не скрывая любопытства.
          -   А ты как думаешь?
          -   Да что-то по твоему лицу не видать, чтобы ты дрался, - засомневалась она.
          -   А тебе что нужно, чтобы мне подбили ещё один глаз? – съехидничал я и снова потянул её за собой. – Пошли.
          Она опять не подчинилась и снова осмотрела моё лицо.
          -   Да у тебя даже ссадины ни одной нет, - заявила она. - Неужели он тебя ни разу не ударил?
          -   Ну,  почему же? – возразил я. – По уху.
          -   Больно? – сочувственно спросила она.
          -   Ещё как!
          Ухо у меня действительно болело.
          -   Какое? Давай, я его поцелую.
          -   Светка, - укоризненно сказал я ей.
          -   Говорят, если поцеловать больное место, то оно перестанет болеть, - сказала она улыбнувшись. – Ты что, против?
          -   Ну, если только в медицинских целях, - сдался я и подставил ей левое ухо.
          Она чмокнула его в мочку и вопросительно посмотрела на меня.
          -   Ну, как, перестало болеть?
          -   Ты смотри, и в самом деле, - подыграл я ей, хотя ухо, как пылало и ныло, так и продолжало это делать. Но всё равно приятно, когда тебя целует твоя девчонка. – Ну, а теперь всё, пошли, а то ты уже замерзла вся.
          -   Сашка, ну расскажи как ты там с Локтей, - попросила она. – Мне просто жутко любопытно.
          -    Нашла, что любопытничать, - отбрыкнулся я. – Лучше расскажи, что в классе творилось за время моего отсутствия.
          -   Ой! – сразу оживилась Светка. – Тут Маринка Адронова недавно такое отчебучила! Слушай.
          Слушая её, я потихоньку, незаметно ускорял шаг. Ведь мне нужно было ещё успеть на тренировку. У  меня не было часов, но я чувствовал, что из-за задержки с Локтей времени у меня было в обрез. Поэтому, распрощавшись со Светкой, домой я уже бежал. 


                10
          Но, как оказалось, торопился я зря. Я успел не только поесть, но и отдохнуть минут двадцать.
          На тренировке, прежде чем начать разминку, тренер построил нас по ранжиру. Затем назвал какую-то фамилию. Из строя вышел парень. Последние две недели он куда-то запропал.
          -   Где был? – спросил у него Владимир Леонтьевич.
          Тот промолчал.
          -   Болел?
          -   Нет.
          -   Понятно, - сказал тренер, - тогда свободен. Можешь идти домой.
          Затем он назвал ещё одну фамилию. Тот вместе с родителями уезжал куда-то на похороны. Удовлетворившись ответом, тренер оставил его и назвал меня.
          -   А с тобой что? – спросил он, когда я вышел из строя.
          -   Болел,- ответил я.
          -   Чем? -  иронично полюбопытствовал он, но тут обратил внимание на мой правый глаз. – Демонстрировал свои боксёрские навыки?
          -    Не успел, - сказал я. – Их было четверо.
          -   Понятно. Вернись в строй, - отстал он от меня и крикнул впередистоящему. – Всё, Толя, побежали…
          Тренер частенько устраивал такие разборки. С теми, кто посещал занятия шаляй-валяй, хочу - приду, хочу – не приду, или отсутствовал долго без всякой причины, он расставался без сожаления. Ну, а те, кто оставался, продолжали развивать своё мастерство. И я, разумеется, тоже.
          Помню, на одной из тренировок во время спарринга я сбил Вовку Баженова с ног. Вовка учился в параллельном классе вместе с Волчком и Гутей, поэтому я неплохо его знал. Был он тихим и каким-то незаметным, вот, наверное, и решил заняться боксом, чтобы стать настоящим парнем. Занимался он, как и я, третий месяц, но спарринговался с другими ребятами. А тут в последнее время тренер стал ставить меня с ним в пару.
          В первом же тренировочном бою я разбил ему нос. Во время атаки он открылся, и мой прямой правой достал его носопырку. Из неё тут же хлынула кровь такого тёмного, неприятного цвета. Я остановился, не зная, что делать дальше. Вовка тоже. Но подошёл Владимир Леонтьевич и велел нам продолжать спарринг.
          -   У него же кровь бежит, - засопротивлялся я.
          -   Ничего, продолжайте, - настаивал тот.
          Пришлось подчиниться и продолжить. Только теперь я старался соперника по лицу не бить, только по корпусу. Но как можно контролировать себя в пылу боя? Вовка пошёл в атаку, и я, увернувшись от его кулака, нанёс ответный удар в голову и угодил в нос. Кровь, переставшая, было бежать, потекла с новой силой, но уже светлая, алая.
          К нам снова подошёл тренер.
          -   Я не хотел! – сразу заявил я. – У меня это машинально получилось!
          -   Не переживай, - успокоил он.
          Вовку он отправил в душевую мыться, а мне велел заняться боем с тенью. Замечательная альтернатива спаррингу. Представляешь себе противника и колотишь его что есть мочи, при этом эффективно уклоняясь от его невидимых ударов. Замечательная штука! Можешь представить себе кого угодно – хоть Мохаммеда Али, хоть самого тренера, - и колоти его на здоровье. И как бы ты не был плох, победа всё равно будет твоей.
          А тут я сбил Вовку с ног. Он даже сам не понял, как очутился на полу. Сев, он недоумённо осмотрелся, наверное, подумал, что кто-то поставил ему подножку.
          Владимир Леонтьевич тут же подскочил к нему.
          -   Ты как?
          -   Нормально, - ответил тот, но как-то неуверенно.
          -   Палец видишь?
          Тренер показал ему свой указательный палец и поводил им влево-впарво. Вовка сделал тоже самое глазами и сказал:
          -   Вижу.
          -   В голове шумит?
          -   Нет.
          -   Тогда вставай.
          Вовка встал.
          -   Попрыгай, - приказал тренер.
          Тот попрыгал.
          -   Ну, как? – продолжал он допытываться.
          -   Нормально, - пожал тот плечами, не понимая беспокойства тренера.
          А тот успокоился и, велев нам продолжать бой, ушёл к другой паре.
          А как тут продолжать? Вдруг Вовка снова чего-нибудь отчебучит, упадёт там опять или кровь носом пойдёт? Видимо, тренер тоже об этом подумал, потому что на следующей тренировке он поставил мне в пару другого бойца. Вот на нём я уже отыгрался. А тогда я только оборонялся, предоставив нападать Вовке. Ведь защите тоже надо было учиться.
          А после тренировки меня ждал сюрприз. Когда тренер объявил, что занятие закончено, все побежали в душ. Я, естественно, тоже, но тут меня окликнули. Знакомый до боли голос. Я обернулся и увидел улыбающуюся Светку.
          У нас в зале нередко бывали посетители. Кто-то приходил поглазеть, как мы тренируемся, кто-то приходил за кем-то и терпеливо его ждал, а кто-то просто забегал погреться. Немало среди них было девчонок, которым было интересно смотреть на то, как мальчишки дерутся в спарринге. Поэтому я никогда не обращал на них, сидящих на скамьях, расставленных вдоль стен, внимания. И вот – на тебе, проворонил Светку!
         Удивлению моему не было предела. И радости тоже. Я подскочил к ней.
         -   Ты чего здесь делаешь? – нахмурив брови, шутливо спросил я её.
         -   Да вот пришла убедиться, - ответила та, и бесята запрыгали в её зелёных глазах.
         -   В чём?
         -   А действительно ли ты ходишь на бокс или, может, куда налево после того, как меня проводишь.
         -   Ну, и как, убедилась?
         -   Убедилась, - сказала она и тут же сменила тему. – А здорово ты Вовке из шестого «Г» врезал!
         -   Ты с кем сюда пришла? – я тоже решил сменить тему.
         -   Ни с кем. Одна.
         Припереться сюда одной, по темноте да в такую даль!
         -   Ты что, дура, что ли? – вырвалось у меня.
         -   А чего? – не поняла та.
         -   Ничего.
         Я остыл так же быстро, как и вскипел. Она не побоялась придти на стадион одна в такую пору – это для меня, конечно, много значило. Я успокоился и предложил ей, подождать меня на скамейке, пока я переоденусь.
         -   Хорошо, - согласилась она.
         В раздевалке я столкнулся с братом  и Сенькой. Они уже помылись и теперь обтирались полотенцами.
         -   Меня не ждите, - сказал я им.
         -   Это почему? – поинтересовался Серёга.
         -   Светка пришла, - пояснил я, раздеваясь. – Я с ней пойду, - и побежал в душ мыться.
         -   Светка? – братела удивлённо посмотрел на меня, затем на друга – может, тот что знает?
         -   Вот такая девчонка! – ответил Сеньки, и краем глаза я увидел, как он поднял вверх большой палец.
         -    Ты её знаешь? – ещё больше удивился Серёга.
         -    Видел один раз.
         Насухо обтеревшись после душа, я по-быстрому оделся и выскочил из раздевалки. Увидев меня, Светка встала и пошла на встречу.
         Когда мы вышли со стадиона, я осмотрелся. Серёги с Сенькой нигде не было видно. Тогда я взял Светку за руку, и мы пошли домой.
         -   Я так поняла, - начала Светка стальным тоном, что означало, что она сердится, - ты не рад тому, что я пришла?
         -   Я всегда рад тебя видеть, - сказал я ей, - только с твоей стороны было очень опрометчиво придти сюда одной.
         -   А с кем, по-твоему, я должна была придти?
         -   Да хотя бы с подружкой.
         -   Ну, да, я что, дура, что ли? – отозвалась она. – Чтобы потом она тебя у меня отбила?
         -   Вот дура-то! – бросил я в сердцах.
         -   А что? – продолжила Светка, уже подначивая меня. – Она красивая.
         -   Да вас, красивых, знаешь сколько? – вскипел опять я. - На всех глазеть – зрение потеряешь.
         -   А ты не глазей.
         -   А я и не глазею. Зачем мне ерундой заниматься? Мне, кроме тебя, никого и не надо.
         Опять я в запальчивости проболтался.  Но слово – не воробей, выпустил – не поймаешь. Я прикусил язык, чтобы ещё чего-нибудь не взболтнуть лишнего.
         Светка остановилась и, счастливо улыбаясь, заглянула мне в глаза.
         -   Врёшь! – вдруг заявила она и рассмеялась.
         -   Сама ты врёшь! – парировал я и, чтобы как-то уйти с её поля зрения, зашагал вперёд, потащив Светку за собой, как буксир.
         Мы перешли железнодорожный переезд и вступили на территорию Северного посёлка, весьма опасную для «карламарксовских» пацанов. Особенно, в такое время суток. Мы не пошли по тротуару. По темноте там редко кто ходил, даже сами местные, потому что там всегда можно было нарваться на неприятности. В такую темень свои могли и не признать, а после мордобоя разбираться уже поздно. А выбрали дорогу. В это время машины по ней практически не ездили, и, главное, она, хоть и местами, но всё же была освещена фонарями.
         Светка молчала, я тоже, исходя из того, что разговор может привлечь к себе чьё-нибудь внимание. А так, в тихушку, можно было и проскочить незаметно, что, обычно, получалось, когда я ходил на тренировки один или с Костей. Но сейчас это не пролезло. Нас заметили. Нам оставалось-то пройти всего метров тридцать до Мебельной фабрики. После мы бы обогнули её и, спустившись по обвалам вниз, минут через тридцать были бы около Светкиного дома. Но нам не повезло. Через дорогу наискосок от фабрики стоял поселковый магазин, возле которого я увидел кучкующуюся толпу. Они тоже нас увидели. От толпы тут же отделились трое, и направились нам навстречу.
         Понятное дело, эта встреча ничего хорошего не сулила. Хотя и существовало среди братии негласное правило, что парня, идущего с девчонкой, не трогать, но исключения из него были не редкость. Хорошо, если они поверят, что мы с Дальних Гор и отпустят. А если среди них находятся «дальнегоровские», что нередко бывало? Тогда хана. За попытку обмануть, можно схлопотать по полной программе.
         Я остановился, ожидая приближения «северных». Светка тоже и с тревогой сжала мне кисть.
         -   Не бойся, Санёк, - услышал я вдруг сзади Сенькин голос,- сейчас разберёмся.
         Мы оглянулись. Нас догоняли Серёга с Сенькой. Не останавливаясь, они вырвались вперёд и пошли наперерез троице. Завидев такое, толпа у магазина заволновалась и поспешила на помощь своим.
         -   Всё в порядке, парни, мы с Дальних Гор,- сказал им Сенька.
         Днём можно было и так разглядеть, кто идёт. А ночью это звучало как пароль.
         -   Белого знаете? – продолжил он. – Это мой карифан. Передайте ему привет от Сеньки Горбаша.
         -   Сенька, это ты, что ли? – окликнул вдруг его из подошедшей толпы невысокий коренастый парень.
         -   О, Олег? – удивился тот. – А ты разве не в Ленинске?
         -   Да вот на похороны приехал, - ответил парень. – Привет. Здорово, Серёга, - он пожал им руки.
         -   А что случилось? – поинтересовался братела.
         -   Толяна Капусту замочили.
         -   Да ты что? – удивился Сенька. – Когда? Я же его вот, на той неделе видел.
         -   Три дня назад. Бухали они с Кузей  у Седого. Чего там Толян с Седым не поделил – не понятно. Только тот схватил нож и пырнул  его шесть раз. Сегодня и похоронили. Вот с парнями поминаем.
         -   Да, жаль, конечно, Толяна, - сказал Сенька сокрушённо, - но теперь уже ничего не поделаешь.
         -    Это верно, - согласился Олег и вдруг спросил. – Что, помяните?
         -    Конечно, - чуть ли неодновременно  ответили Серёга с Сенькой.
         Им тут же подали стаканы с водкой. Они выпили, пожелав покойнику всего хорошего на том свете.
         -    Ладно, Олег, - сказал Сенька, занюхивая корочкой хлеба, - ты извини, но нам некогда.
         -     Не обижайся, Олег, - добавил Серёга, - нам надо ещё в одно место обязательно попасть.
         -   Да всё нормально, парни, - ответил тот, - спасибо, что помянули.
         -   Белому от нас привет передай, а то что-то давненько его не видел, - сказал на прощание Сенька, и они разошлись.
         -   Вас ждать? – поинтересовался у нас братела, пытаясь в темноте рассмотреть Светку.
         -   Сами дойдут, - ответил за нас Сенька, – не мешай.
         -   Дойдём, - поддакнул я.
         -   Вот, что я имел в виду, говоря об опрометчивости, - сказал я Светке, когда мы остались одни.
         -   Девчонок они не трогают, - парировала она.
         -   А кто знает, что взбредёт им в голову? – резонно заметил я. – Мало, что ли, вас насилуют?
         Светка промолчала. Не дождавшись ответа, я продолжил:
         -   Так что, Свет, будь добра, не делай этого больше. А то, чего бодрого, ты меня так и до инфаркта доведёшь.
         -   У детей не бывают инфаркты, - заявила она.
         -   А у меня будет, - не сдавался я. – Своими выходками ты не только меня, но и мёртвого до инфаркта доведёшь.
         -   Да ну тебя! – обиделась Светка и отвернулась.
         -   Не обижайся, Свет, - я слегка дёрнул её за руку, - я же о тебе забочусь.
         -   Ага! – ответила та. – О себе ты заботишься!
         -   Ну, и о себе тоже, - не стал я отрицать. – Мне же хочется дожить до того времени, когда я смогу свободно, никого не боясь, тебя обнять и поцеловать.
         -    Ты и сейчас можешь свободно это сделать, - недовольно буркнула она.
         -   Сейчас – это не то, - возразил я. – Мы ещё не доросли до этого и не сможем понять глубину тех чувств, которые охватят нас в эту минуту. Когда-нибудь, годы спустя, ты поймёшь это и вспомнишь сегодняшний день.
         -   Да ладно тебе, разошёлся, - сказала Светка дружелюбным тоном, при этом стиснув мою ладонь в знак примирения. Прижавшись к моему бицепсу, она, улыбаясь, добавила. – Хорошо, для того, чтобы ты дожил до того времени, когда сможешь меня спокойно, не терзаясь угрызениями совести, обнять и поцеловать, а я при этом смогла понять глубину чувства, которое в этот момент меня захватит, я готова собой пожертвовать, и не делать впредь опрометчивых поступков.
         -   Ура! – обрадовался я.
         -   Вот, дурачок, - среагировала на это она, - ну, совсем, как ребёнок.
         -   Почему «как»? – ответил я, улыбаясь. – Мы и есть с тобой ещё дети. Не спеши взрослеть, девочка, ещё успеешь намаяться. Наслаждайся детством, пока оно  не ушло.
         -    Действительно, дурачок, - вздохнула Светка и замолчала.
         О чём-то думая, она молчала так до самого своего дома.
         Я её не тревожил, размышляя о своём. Например, о том, что могу прямо сейчас остановиться, обнять  Светку и поцеловать её в губы. И она не станет сопротивляться, не обидится на мою выходку, а, наоборот, обрадуется. Но это будет всего лишь действие, слепое подражание взрослым. А как же чувства? Конечно, чувства к Светке у меня есть. Только вот, что это за чувство? Если это любовь, то почему тогда, когда я с друзьями, я напрочь о ней забываю? А если нет, то как тогда назвать то чувство, которое всегда вспыхивает во мне как только я её вижу, тот трепет, что охватывает меня, когда  беру её ладошку в свою руку? Почему мне  хочется держать её за руку, смотреть на неё, не отрываясь, очаровываться её улыбкой и слушать, слушать её до бесконечности? Наверное, это всё-таки любовь. Но любовь детская, наивная, зачаток того большого и глубокого чувства, которое со временем из него должен вырасти.
         К этому выводу я пришёл уже дома, в кровати и, удовлетворенный им, спокойно уснул.
         А через день, когда мы пошли на тренировку, Сенька меня подкулупнул:
         -   А чего это вы со Светкой ходите, взявшись за руки, как пионеры?
         -   А они и есть пионеры, - фыркнув, сказал  ему братела. – Забыл, что ли?
         -  Вот именно, - поддержал я его, нисколько не обидевшись. - Придёт время, будем ходить под ручку.
         -   Хм, а ты, однако, смышлёный парень, Санёк, - изумлённо резюмировал Сенька.
         -   А кто сомневался? – с гордостью отозвался я.
         -   Весь в старшего брата! – заметил Серёга, показывая этим, что он всё же смышлёней.
         -   Кстати, - спохватился вдруг Сенька, - у меня же подарок тебе от Волчка.
         Я с недоумением посмотрел на него: о чём это он?
         -   Сразу не отдал, а потом забыл, - он что-то вытащил из курточки и протянул мне. – На, вот, держи!
         Я протянул руку и забрал у него вещицу, оказавшуюся тяжеловатой штукой.
         -   Это тебе сувенир на память. Забрал у Волчка.
         Сувенир оказался обыкновенной свинчаткой, которую любители впятером на одного использовали для усиления удара. Так вот почему у меня зашатались зубы! Я поблагодарил Сеньку и спрятал свинчатку в карман. Надо сохранить, вдруг пригодиться.
         На тренировке нас ждал сюрприз. Перед разминкой мы все прошли процедуру взвешивания. Оказалось, я весил сорок семь с половиной килограммов. Кто-то из ребят шутливо заметил, что это бараний вес.
         -   Надо бы сбавить немного, - сказал мне тренер.
         -   Это как? – не понял я.
         -  Скакалка дома есть?
         -   Нет.
         -   Скажи родителям, пусть купят. И прыгай целыми днями. Хорошо?
         -   Ладно.
         А после разминки Владимир Леонтьевич не стал разбивать нас на пары, как обычно, а велел старшим ребятам собрать ринг. Те, кто долго занимался, почему-то этому обрадовались. Из подсобки быстро притащили все атрибуты, и минут через двадцать посреди зала возник настоящий ринг со столбами на растяжках и натянутыми канатами. Прямо как по телевизору.
         -   Скоро будут соревнования, - объявил нам тренер, когда всё было готово, - многие из вас примут в них участие. Мы собрали этот ринг, чтобы новички поняли, что это такое, привыкли к нему, прочувствовали его. А опытные бойцы просто вспомнили, как он выглядит.
         Первым на ринг он вызвал меня и своего сына Андрея.  Тот был значительнее меня крупнее. Не понимаю, с чего это тренер взял, что мы с ним одной весовой категории? Но деваться было некуда, я вышел на ринг и приготовился к бою.
         Судил сам тренер. Сначала он позвал нас в центр, велел пожать друг другу руки, а потом развёл по сторонам.
         -  Помните, - назидательно произнёс он напоследок, - по голове и ниже пояса не бить. Понятно?
         -   Понятно, - одновременно ответили мы.
         -   Тогда, всё, сосредоточились, - он махнул рукой и скомандовал. – Бокс!
         Бой длился два раунда по две минуты и, по моему разумению, получился ни шатко, ни валко. Я никогда не чувствовал себя так дискомфортно. Вроде бы то же самое, что и спарринг, но канаты, ограничивающие пространство передвижения, исподволь сковывали меня, лишали подвижности и инициативы.
         Хотя  было несколько интересных моментов. В начале первого раунда я, не ожидавший, что мой противник сходу начнёт атаку, получил в лоб прямой правой. Если бы он был нанесён всем корпусом, как учил нас тренер, я бы, наверное, очутился на полу. А так просто получил по лбу и всё. После этого я не пропустил ни одного удара. В конце раунда я уже знал слабую сторону соперника.     Когда у него ничего не получалось или когда он пропускал удар, он начинал злиться и бросался в атаку, как в драке, не заботясь о защите. Во втором раунде я трижды воспользовался этим, нанеся ему два удара прямой левой и свой коронный боковой левой после нырка под бьющую руку. Удары, правда, получились не ахти какие, но это всё, на что я сподобился, чувствуя себя не в своей тарелке в этом небольшом замкнутом пространстве.
         Бой этот выиграл я. Когда Владимир Леонтьевич поднял мне руку, Андрей с психу сдёрнул перчатку и, швырнув её на пол, выскочил с ринга. Тренер поднял перчатку и назвал вторую пару.
         Через две недели состоялись соревнования. Вернее, это была дружеская встреча с боксёрами из другого города. До этого мы ещё три раза собирали ринг. После второго боя я  к нему уже привык настолько, что в третьем легко одержал победу над своим бывшим напарником по спаррингу – Чемпионом. Четвёртый бой я тоже провёл уверенно и выиграл. Тренер остался доволен моими результатами и моим весом, который, благодаря занятиям со скакалкой, мне удалось сбросить.
         На последней тренировке Владимир Леонтьевич назвал тех, кто будет принимать участие в соревнованиях. Меня, к моей радости, он тоже назвал, а вот братела с Сенькой в этот список не попали.
         Это произошло на Пасху, в воскресенье. Стоял апрель. Вернее, середина апреля, но было уже тепло и ярко светило солнце.
         В зале было полно народу, словно это был чемпионат мира по боксу. В центре зала возвышался ринг. Перед началом соревнований нас всех снова тщательно взвесили, а потом развели по комнатам. Мы расположились в своей раздевалке, а гости – в женской.
         Первым на ринг вышел Чемпион и проиграл. Вторым вызвали меня. Мой соперник оказался чем-то похожим на Андрея, сына тренера. Такой же упитанный и выше меня на полголовы. Даже поединок начался так же, как когда-то у нас с Андреем.
         Рефери в чёрных брюках и в белой рубашке с бабочкой проверил, как завязаны наши перчатки  и объяснил нам правила боя. После того, как мы пожали друг другу руки и встали в стойки, он махнул рукой и резко бросил:
         -   Бокс!
         Мы стали сближаться. Мой противник сразу сделал выпад и врезал мне по носу. На этом сравнение с Андреем кончились. У этого удар получился что надо. И хотя я его выдержал,  в голове у меня зашумело, а перед глазами пошли круги. Хорошо ещё ребята перед боем натёрли мне до красна уши и нос, чтобы не так больно было, если по ним попадут. Так что боли я не почувствовал и кровь, слава богу, не пошла.
         Рефери остановил бой и, глядя мне в глаза, стал отсчитывать, при этом откидывая пальцы:
         -   Раз… два…
         «Вот это да!» – подумал я. – «Бой не успел начаться, а меня уже вырубили. Неужели проиграл?»
         -   Три… - услышал я рядом с собой счёт, а потом вопрос. – Ты как?
         -   Нормально, - тут же ответил я и в доказательство попрыгал и встал в стойку.
         Круги исчезли и больше меня уже ничего не интересовало.
         Рефери отошёл в сторону и объявил: «Бокс!»
         И я пошёл в атаку. Наседая на него, я всё время твердил себе: «Только не злись, только не злись». Отбиваясь от меня, он провёл контратакующий удар правой. Но я нырнул под неё и показал ему свой коронный приём, боковой левой. Думаю, он бы упал, если бы не канаты, к которым я его прижал во время атаки. А так он зацепился за них и устоял.
         Рефери тут же остановил бой, жестом приказал мне отойти и стал считать. При счёте «восемь» мой противник встряхнул головой и встал в стойку.
         Второй стоящий удар я схлопотал во втором раунде. На ринге был постелен войлок, чтобы никто не ушибся при падении. На подготовительных занятиях его у нас не было, и потому трудно и тяжело было с непривычки на нём прыгать и перемещаться. Так что к середине второго раунда я уже порядком устал. Вернее, я устал ещё в конце первого, а к тому времени можно сказать выдохся, ослабил оборону, и этим сразу воспользовался противник. Так я получил по уху. Удар был настолько сильным, что я даже отшатнулся и сделал шаг правой ногой в сторону, чтобы устоять.
         Но шум в ухе, это не круги перед глазами. Я тут же поднял руки и ринулся в бой. У меня словно второе дыхание открылось или что-то на подобие,  но я уже не чувствовал усталости. Вернее, у меня появилась откуда-то сила преодолеть её. Защищаясь и атакуя, я стал наносить удары, и один из них прямой левой, достал его нос. Мой соперник сделал несколько шажков назад, чтобы сохранить равновесие, и это ему удалось.
         Бой был остановлен, и рефери опять принялся считать. На это раз он досчитал до шести и скомандовал: «Бокс!»
         Когда прозвучал финальный гонг, и мы разошлись по углам, я был уже никакущий. Как только рефери прекратил бой, я расслабился, и на меня навалилась такая усталость, что я с трудом добрался до своего угла. Мокрый от пота и дыша как загнанная лошадь, я чувствовал себя старой развалиной.
         -    Молодец, - только и сказал мне тренер и сунул в руки полотенце.
         Вытирая с лица пот, я следил за тем, как боковые судьи протянули главному судье свои листочки, где они отмечали наши удары.
         И вот настал торжественный момент. Рефери встал в центре ринга и подозвал нас. К тому времени я уже отдышался и чувствовал себя боле менее сносно. Когда мы подошли, он взял нас за руки и стал ждать, когда объявят победителя.
         Но пауза почему-то затягивалась, и я стал проявлять нетерпение, переминаясь с ноги на ногу. Я так был занят ответом на вопрос, кто же из нас победил, что даже не услышал, как главный судья произнёс мою фамилию. Только когда рефери поднял мою руку вверх, я понял, что победил. Я победил! Ура! Каждая клеточка моего уставшего тела ликовала: я победил!
         Пожав сопернику руки, я поспешил покинуть ринг. Выйдя за его пределы, я стал зубами развязывать узлы на перчатках и тут услышал знакомый голос:
         -   Сашка, привет! Ты прямо молодец!
         Между телами болельщиков, толпившихся около ринга, прошмыгнула Светка и сходу чмокнула меня в нос.
         -   Ну, ты даёшь! – продолжала она тараторить в восхищении. – А как ты ему по челюсти врезал! Да он бы упал, если бы не канаты. А когда он тебе врезал по уху, я подумала, что ты упадёшь, и даже глаза от страха закрыла. А потом открыла, а ты уже дерёшься…
         -   Да подожди ты, трындычиха, - остановил я её, глядя на её счастливое  лицо. – Лучше скажи, что ты здесь делаешь?
         -   Как что? – опешила она. – Пришла за тебя поболеть. Ты не рад?
         -   Рад, даже очень. Но мы же с тобой договорились.
         -   Во-первых, сейчас светло. А во-вторых, я пришла не одна.
         -   Да ну? - не поверил я, а рот мой предательски растянулся в счастливой улыбке. Как говорится, «до самых ушей, хоть завязочки пришей».
         -    Да, с подружкой, как ты наказывал, - похвасталась она. - У её парня, с которым она дружит, брат тоже боксом занимается. Лёнька Головизин.
         -   Знаю такого,  - подтвердил я.
         -   Он-то и сказал им, что у них сегодня соревнования. Вот Васька Ленку и позвал поболеть за брата, а та – меня. Я ей как-то рассказала, что ты боксом занимаешься. Вот она и позвала. Вдруг, говорит, твой ухажёр тоже на этих соревнованиях будет выступать. Поболеешь за него. Вот я и пошла. Думаю, а вдруг. Ты-то ведь сроду не догадаешься меня пригласить.
         -   Это, чтобы ты не волновалась, - попытался я оправдаться.
         -   Да, брось ты! – осадила меня Светка. – Я же знаю, что у тебя даже мысли такой не возникало.
         И действительно, я даже не думал об этом. Откуда она это узнала?
         -   Но я рада, что пришла. Смотрю, а ты и вправду выступаешь. Перед тобой парнишку побили, так мне его даже жалко стало. А потом ты вышел. Я так за тебя переживала, когда он тебе по носу врезал.
         -   Ладно, Свет, успокойся, - сказал я ей, сам не свой от радости  и от  победы и от того, что Светка пришла и видела, как я победил, и от того что она на меня не обиделась за то, что я не пригласил её на соревнования. – А знаешь что, - осенила меня вдруг идея, - давай, сейчас я переоденусь, и мы с тобой куда-нибудь сходим. Ты не против?
         -   Конечно, нет, - согласилась она, а потом спохватилась. – А куда?
         -   Да хотя бы в город. Походим, поболтаем.
         -  Давай! – у Светки аж глаза засветились от предвкушения. Ведь это были уже не проводы домой, а гуляния по городу. То есть, вроде бы как свидание.
         -    Саш! – услышал я тут голос и, обернувшись, увидел приближающегося отца.
         -    Привет, жиган, - сказал он, удивлённо смотря на меня. – Ты что уже выступил?
         -   Да, я победил! – похвастался я.
         -   Молодец! – похвалил меня отец и потрепал чуб. – Тогда пошли. Там мать на улице ждёт. По дороге торт возьмём, твою победу отметим.
         Я вздохнул. Свидание со Светкой отменялось. Родители – это не старший брат. Им не скажешь: вы идите, а я с девчонкой погуляю. Какая на фиг девчонка в тринадцать лет? И всё же я сделал робкую попытку отвязаться от родителей.
         -   Понимаешь, пап, я здесь не один…
         -   Ну, и хорошо, пусть идут с нами, - сказал на это отец. – А кто это? Васёк, Костя или Санька Маликов?
         Я посмотрел по сторонам в поисках Светки, но она уже испарилась.
         -   Да уже никто, - понуро ответил я.
         -   Что ушли уже? – удивился отец, даже не заметил во мне перемены.
         -   Ага.
         -   Ну, иди, переодевайся. Мы тебя с матерью на улице подождём.
         Так сорвалось моё первое со Светкой свидание.
         А бой тогда Лёнька Головизин, выступавший в среднем весе, проиграл. Это было второе и последнее поражение в нашей команде в этом соревновании.
         После должна была состояться ещё одна дружеская встреча. Обещались приехать ребята из Ленинска. Было последнее  воскресение  мая. Уже закончилась учёба и, наконец-то, наступили долгожданные летние каникулы. Мы прождали гостей до трёх часов, но никто так и не появился, и тренер распустил нас по домам.